2
Утром Рой приготовил завтрак: напек оладий, поджарил яичницу с салом. Джок и сам Рой позавтракали в довольном молчании. Джин Эндрюс ела со своим обычным безразличием к пище. Она еще была полна пережитым и так пристально смотрела на Роя, что ему становилось неловко перед ее сыном. Когда Джок ушел в школу, ей пришлось особенно бороться с собой. Ею еще владела смутная тяга к творению, тогда как Рой ощущал здоровое чувство завершенности и не замечал ничего, кроме чудесного утра.
— Так как же, возьмете деньги? — заставила она себя спросить Роя, когда он уходил.
— Да не знаю, Джинни, — сказал он.
— И останетесь на зиму?
— И этого не знаю, — сказал он. — Посмотрим, я еще вернусь.
На мгновение она предположила, что Рой раздумал давать деньги Сэму и, может быть, все-таки останется на зиму помогать ему. Она и радовалась и внутренне протестовала против такого решения и долго стояла у двери, следя, как он переходил поле и перелезал через ограду, направляясь к ферме Сэма.
Рой собрал оставшиеся меха в своей спальне и, уходя, попытался избежать оскорбительно откровенного взгляда невестки. Но она застигла его на лестнице.
— Тебе не следовало бы возвращаться к нам, если уж ты проводишь там время до утра, — сказала она. — Это не годится!
Он не ответил, он даже не глядел ей в глаза. Он молча ушел, возмущенный и униженный, и только удовольствие пройтись средь бела дня по Сент-Эллену несколько успокоило его.
По мере того как лес и пашни уступали место городу, природное бесплодие земли становилось все явственней. С окраин города и до самого озера Гурон небольшие ровные площадки были вздыблены и сдавлены мощными гранитными скалами, голыми, дикими; и редкие ели среди них насмешливо торчали, словно надгробья над жалкими клочками расчищенной земли. Это царство камня простиралось до самого озера, и скалы повсюду господствовали, величественные и недоступные, но всюду среди них извивались узкие немощеные дороги и заборы, сложенные из валунов; лепились лавки, виднелись телеграфные столбы и даже железная дорога — ветка Канадской Тихоокеанской, которая обрывалась в Сент-Эллене, не обременив поселок ни станцией, ни товарной платформой. Захудалый, но цепкий городишко, продуваемый насквозь осенними ветрами, которые вгоняли его в дрожь. Рой опять улыбнулся ему, уже выйдя на плотно утрамбованную ногами дорожку к лавке Пита Дюкэна.
По пути все приветливо здоровались с ним. Встречных постарше он знал по имени, но было много новичков, которые приходили каждый год или подрастали в его отсутствие, и тех он не знал. На дощатом тротуаре перед маленьким бревенчатым зданием лавки Рой на мгновение задержался, разглядывая новую вывеску.
— «П.Дюкэн», — читал он вслух. — «Мясо и Бакалея. Мука и Фураж». — Он перечитал надпись и стал искать на вывеске что-нибудь получше. — «Нет ароматнее чая Салада! Курите сигареты „Консульские“!» «Пейте апельсиновый сок!» «П.Дюкэн. Мясо и Бакалея». Последний, сокращенный вариант украшал стекло входной двери. Он отворил ее и вошел.
— Привет лучшему жениху во всем Муск-о-ги! — закричал он молодому брюнету, стоявшему за опрятным прилавком. — Или, может, ты уже не жених, Пит?
— Ей-богу, да это Рой. Сватай меня, Рой, сватай! Я ждал тебя не раньше, чем через два-три дня. А ты видел, что инспектор только что прошел по дороге встречать тебя? — Рой невольно оглянулся, а вдруг Дюкэн и вправду не шутит, но француз захохотал. — Что, попался?
— А я не прочь повидать инспектора, — вежливо сказал Рой. — У меня хорошие меха.
— Хорошие и законные, — сказал Пит Дюкэн. Он снял чистый белый передник и протянул его какой-то толстушке, которая улыбнулась Рою, когда он попытался разглядеть, какая же это из сестер Филлипс.
Дюкэн провел его через жарко натопленную лавку в заднюю комнату, которая служила ему конторой. Это была продолговатая комната с письменным столом, протертой кушеткой, чистыми занавесками. Дюкэн сел за стол и стал принимать у Роя меха, тщательно их разглядывая.
— А какие сейчас цены? — спросил его Рой.
— Неважные, — сказал Дюкэн. — Военный бум спадает. Скоро трудно будет сбывать меха. Цены падают, Рой.
— А цены на продукты растут, — подхватил Рой. Это было сказано не в адрес Дюкэна, но о странной особенности цен, не дававшей человеку прокормиться на заработок. — Все цены растут, но как только случится тебе что-нибудь продавать, они сейчас же падают.
— Денег становится мало, Рой.
— А как у фермеров?
— Опять о кредите просят.
— Это я знаю, — сказал Рой, думая о Сэме.
Они больше ни о чем не говорили, пока не сторговались о цене за меха. Рой не знал городских цен, но свою цену он у Пита выторговал, как тот ни упирался. Это было нелегко, но выручка оправдала его ожидания и Рой был доволен. Дюкэн записал цену каждой шкурки, подвел итог и спросил Роя, пустить ли эту сумму, как обычно, на оплату зимнего заказа.
— Подожди немного, Пит, — сказал Рой. — Я дам тебе знать.
— Если тебе нужны сейчас деньги, а зимний провиант в кредит, ты скажи, Рой, тебе я всегда поверю.
Дюкэн предлагал это по-дружески, и по-своему он был другом и Рою и всем трапперам Сент-Эллена. Для первого раза он снабжал в кредит любого траппера под улов, некоторых он ссужал на два и даже на три сезона, но на большее не шел ни для кого. Дюкэн на опыте убедился, что кредит вовсе не означает безнадежного долга: при надлежащем контроле это просто выгодное помещение денег. В операциях с трапперами ему был обеспечен возврат ссуды в виде мехов. Он гарантировал себя от риска, став представителем пушной компании, к которому трапперы все равно вынуждены были нести свои меха в уплату за долги. Иначе им не получить никаких продуктов из лавки Пита Дюкэна, да и от других лавочников городка. Но эта система распространялась только на трапперов, а не на фермеров. Дюкэн редко кредитовал фермера, хотя известны были исключения. С мелкими фермерами и издольщиками он практиковал обмен своих товаров на их продукты. Меновая торговля отжила свой век еще при его дедушке, уже отец торговал на наличные. Но Пит унаследовал лавку, когда у нее не было ни оборота, ни наличных, словом ничего. Его отец — прижимистый французский буржуа — славился своей чисто бретонской, копеечной расчетливостью. К тому времени, когда он умер, даже репутация Дюкэнов пошатнулась. Но его сын вернулся со второй мировой войны с маленькими черными усиками, трезвой коммерческой оценкой ближнего и деловой сметкой, которую быстро развила в нем должность сержанта по хозяйственной части. Он стал торговать всем и со всеми, беря на себя как можно больше представительств и завязывая как можно больше новых связей; торгуя честно, когда приходилось быть честным; торгуя нечестно, когда это сулило доход и не грозило ничем, даже потерей честного имени. Он был хороший лавочник, и его маленький магазин стал своего рода теплым, чистым, хорошо снабженным клубом для всего Сент-Эллена, двери которого были раскрыты и для сравнительно богатого и для сравнительно бедного клиента, чьи нужды здесь обслуживались Питом тем охотнее, что это приносило ему хороший доход и привольное житье. Пит был самым удачливым человеком во всем Сент-Эллене.
— Что, Сэм должен тебе что-нибудь? — спросил его Рой.
— Всего несколько долларов, которые он занял в августе, — ответил Пит. — Мне очень неприятна вся эта история с продажей свиньи, но если бы не я, ее купил бы кто-нибудь другой, а я дал ему хорошую цену.
Рой понимал это.
— Возьми то, что он тебе должен, из пушных денег, но больше ему взаймы не давай.
— Ладно, Рой, — лицо Дюкэна стало озабоченным. — Скажи, Рой, ты ведь не думаешь остаться с ним в городе? Он говорил, что будет тебя просить об этом.
— Я еще не знаю, — сказал Рой, — но ты все-таки отложи мне все необходимое на зиму. Если провиант мне не понадобится, я дам тебе знать.
— А ты слышал, что Энди Эндрюс бродит где-то поблизости? — сказал Дюкэн. В сущности, это был не вопрос, а предупреждение.
Рой никак не отозвался на это, он составил список того, что ему нужно на зиму, на обороте рекламного проспекта универмага в Торонто и отдал его Дюкэну. Потом они вместе прошли по лавке, отмечая те лакомства и роскошества, о которых не вспомнил Рой. Тут он добавил к заказу сушеных фруктов, консервированной вишни, паштета, еще несколько банок джема и два пакета мятных леденцов как самых выгодных конфет. Рой примерил пару коротких резиновых сапог. Для леса они вовсе не подходили, но он купил их и положил на самое дно своего мешка. Мешок он оставил продавщице, выполнявшей заказ, напомнив ей, что шесть десятков яиц надо положить вместе с хлебом непременно сверху, а масло в жестянках — в самый низ, вместе с сапогами.
Они вернулись в заднюю комнату, где Пит Дюкэн налил Рою большой стакан Блэк-энд-Блю, хлебной водки шотландского рецепта, девяностоградусной, как стояло на бутылке. Этот стакан, подносимый Дюкэном, был всегда первым после возвращения Роя из леса. За ним следовали другие, но ни один не бывал так вкусен, даже второй, который следовал непосредственно за первым.
— Да, всего тебя как плугом вспахивает, — сказал Рой. Его сразу забрало, он побагровел, и глаза у него заблестели.
— Хочешь парочку бутылок в твой мешок?
— Нет, — сказал Рой. Трудно было ему отказываться. Но пока он еще был трезв, не хотелось брать водки с собой в лес, хотя у большинства трапперов это считалось обычным. — Впрочем, одну бутылочку положи на дорогу, — попросил он.
— Я и сам думаю поохотиться поближе к рождеству. В верховьях реки Уип-о-Уилл, — сказал Дюкэн. — Поеду на собаках. — Как и каждый обитатель Сент-Эллена, Дюкэн при первой возможности отправлялся на охоту, но Рою всегда казалось, что он немного хвастается своей упряжкой лаек, раскормленных псов, которые грызлись и выли где-то за лавкой. Собаки — это хорошо. Рой сам на них ездил, но хорошо для серьезной охоты, а не для прогулки вдвоем на какие-нибудь две недели. Пит просто отдыхал в лесу от своей жизни наследственного лавочника, лавочника в третьем поколении.
— Налить еще? — Дюкэн взялся за бутылку.
Рой мотнул головой и одним рывком оторвал свое крепко сбитое тело от стола.
— Пойду потолкую с инспектором, — сказал он, и, прежде чем Дюкэн успел возразить, его уже и след простыл.
Инспектор жил в казенном доме, построенном в казенном стиле, квадратном двухэтажном деревянном доме без всякого намека на архитектурные украшения. Единственной уступкой эстетике было маленькое крылечко, которое вместе с доской для объявлений и определяло лицо дома. Рой, проходя, поглядел на плакаты, мотавшиеся на доске. «Охраняйте природные богатству и красоты ваших лесов», — прочитал он вслух, смакуя поэтичность официального языка. «Сто лет надо растить его, а погубить можно в минуту. УХОДЯ, ТУШИТЕ КОСТРЫ». И это ему понравилось.
— Хэлло, Мак-Нэйр, — приветствовал его инспектор, едва он открыл сетчатую дверь. — Я только что собирался уходить.
— В обход, инспектор? — спросил Рой.
— Обход я делал вчера, — ответил инспектор.
— Как же это вы меня не встретили? — сказал Рой.
— Придет время, встречу, — утешил его инспектор.
Рой засмеялся:
— Если вы уходите, я зайду в другой раз.
— Нет. Входите. Позднее вы будете слишком пьяны, чтобы добраться до меня. — Инспектор ударил по самому больному месту, и Рой подумал, что инспектор нечестно играет.
Они вошли в маленькую квадратную комнату, стены которой были увешаны объявлениями, плакатами, календарями, пачками наколотых бумаг и картами. На сосновом столе были навалены еще карты, несколько шкурок норки и одна бобровая, капканы, коробка патронов, компас, бинокль, а под столом стояло два лисьих чучела. Инспектор уселся по-официальному, за конторку, повернув свой плетеный стул так, чтобы можно было наблюдать за Роем. Рой уже притих. Это были владения инспектора, его подавляла масса бумаг, конторка с откидной крышкой, четыре или пять толстых квитанционных книг, кипы бланков охотничьих свидетельств, ящички стола, полные писем, циркуляров, извещений, постановлений, бюллетеней, приказов, выговоров, отчетов. Только здесь, в конторе, Рой по-настоящему ощущал огромную административную машину, которую представлял инспектор своей объемистой персоной.
Рой внес инспектору пять долларов за охотничье разрешение на год.
— Ну, как охотились в этот сезон? — спросил инспектор, подписав квитанцию и протягивая ее Рою вместе с жетоном и маленькой зеленой книжечкой, экземпляром «Добавлений к закону об Охоте и Рыбной Ловле 1946 года».
— Норму выловил.
— А кому продали?
— Питу Дюкэну.
— Меха первосортные?
Рой кивнул.
— Есть что-нибудь исключительное?
— Нет.
Инспектор задал еще несколько вопросов о звере: много ли его, или мало, беспокоен он или доверчив, нет ли следов волка, рыси, медведя и других хищников, мышей, лемминга, а также зайца и другой дичи. У Роя на все был готовый ответ. Инспектор слушал его внимательно и вслушивался не только в сведения, но и в оценки самого Роя. Рой видел в лесу то, чего не замечали другие звероловы, и умел рассказать о виденном с увлечением подлинного охотника. Сам того не ведая, Рой стал лучшим источником информации о всех сезонных изменениях в жизни фауны Муск-о-ги. А так как инспектор по-настоящему интересовался естественной историей своего района, то всю информацию Роя он передавал в Торонто тщательно и точно.
— Похоже, что зверей в лесу убывает, Рой, — сказал он. — Я все жду, что департамент предпримет по отношению к вашему брату — охотникам какие-нибудь решительные действия — наложит запрет на бобра или ондатру, а то и на всякого пушного зверя. Что-то нужно делать.
— Вы стараетесь прогнать нас на север, инспектор, — сказал Рой, издеваясь над собственной бедой. — А что там делается, на тех территориях?
— Это ведь не мой район, — ответил инспектор, — но из департамента с месяц назад был циркуляр о том, что все желающие получить новые участки севернее Серебряной реки должны подать заявки не позднее мая. Хотите, я включу и вас?
Инспектор откинулся в кресле. Его большое брюхо заставляло усомниться в том, что он когда-нибудь покидает это кресло. Лицо у него было румяное, затылок жирный, руки пухлые, но, когда он вставал и двигался, видно было, что это человек неукротимой энергии, человек, выполняющий свои обязанности с безжалостным упорством. Роя не обманывал его внешний облик толстяка; он знал о пристрастии инспектора к жирной свинине и хорошему пиву. Нет, Рой понимал, что недооценить этого человека — значит совершить большую ошибку. Инспектор был так подвижен, что Рой, забравшись в самую гущу леса, часто оглядывался через плечо, нет ли его где-нибудь поблизости.
— Я мог бы вам подобрать хороший участок, — предложил ему инспектор.
— А можно отложить это до моего возвращения весной?
— В любое время до мая месяца, — повторил инспектор, — но чем раньше вы решите, тем больше выбор.
— Я скажу вам, когда вернусь в марте, — сказал Рой.
Инспектор пожал плечами. Он был доволен, что Рой останется здесь еще на один сезон. Он так и сказал ему:
— Рой, я не хочу, чтобы вы уходили на север, прежде чем я вас поймаю с незаконной добычей. Тогда вам все равно придется уйти, потому что я отберу у вас здешний участок.
— Поймать меня? — сказал Рой. — А зачем вам меня ловить?
— Да уж не знаю, — сказал инспектор, — но из всех охотников моего района именно вас я решил изловить с поличным. Вы водите меня за нос уже двадцать лет, но я до вас добираюсь. Предупреждаю вас, добираюсь. Теперь уж недолго.
Рой откинулся от конторки:
— Но если вы хотите поймать меня, почему вы не прогуляетесь за мной в лес? Там-то вы вернее словили бы меня.
Инспектор бывал в лесу не раз — и в охотничьих хижинах Роя и по всей цепи его ловушек, исходил его участок вдоль и поперек и не нашел ничего. Когда-то давно он убедительно доказал Рою по числу его капканов, распялок для меха, использованных патронов и по десятку других признаков, что Рой отстреливает и ловит зверя больше нормы. Это обвинение было им брошено Рою в лицо в его хижине, когда оба они были значительно моложе. Рой весь вспыхнул от гнева, но сдержался и промолчал: молчал он и дальше в ответ на все обвинения инспектора. Взвесив эту тактику Роя, инспектор скоро пришел к выводу, что словами от него ничего не добьешься. Рой спокойно отмалчивался и предоставлял инспектору обнаружить мех или поймать его на месте преступления.
— В этом году, может быть, и соберусь, — сказал инспектор.
— Что ж, гостем будете.
— Вы и не узнаете, когда я явлюсь и откуда.
— А не опасно ли путешествовать по лесу тайком? Может приключиться несчастный случай.
— Опасно для тех, кто окажется с незаконным мехом.
— А куда его девать, незаконный мех?
— Я прекрасно знаю, что вам не прожить на вашу норму, Рой, — сказал инспектор. — И не хочется мне ловить вас. Рой, а все равно придется. Так что в этом году глядите в оба.
— Я всегда гляжу в оба. Гляжу на каждую ловушку.
— А я буду не там, — сказал инспектор. — Я буду у вас за спиной.
Рой рассмеялся, будто только и ждал случая, а инспектор улыбнулся:
— Знаете, на ваш участок многие зарятся.
Рой кивнул:
— Ну и пусть берут. Он выловлен дочиста.
— А как же вы ухитряетесь брать с него добычу?
Рой потер руки и с довольным видом стал покачиваться в своем кресле:
— Пойдемте, выпьем со мной, инспектор. Может быть, вам удастся напоить меня и выведать все мои секреты.
— А они мне и так известны. Опасные секреты. Они втянут вас в беду. Вы когда-нибудь платили подоходный налог, Рой?
Рою показалось, что страннее вопроса он от инспектора никогда не слышал.
— А я не припомню, чтобы мне кто-нибудь предлагал платить его, — сказал он.
— Это не отговорка, — заметил инспектор.
Рой чувствовал, что тут какая-то ловушка, вырваться из которой ему не под силу.
— Мне кажется, что я зарабатываю недостаточно, чтобы меня обложили подоходным налогом, — осторожно сказал он.
— Вполне достаточно! — настаивал инспектор. Он плотнее уселся в кресло. Вот как легко припереть Роя к стене, чего ему хотелось уже двадцать лет! Он прекрасно понимал, что Рой чувствует себя выслеженным, пойманным и приговоренным. Но не этого он добивался. Инспектор захохотал при мысли о козырях, которые были у него в руках, но которыми он не хотел пользоваться. — Не беспокойтесь, Мак-Нэйр, — сказал он официальным тоном. — Мне дела нет до подоходного и прочих налогов. Мне другое надо: поймать вас врасплох с незаконными мехами. Подумаешь, подоходный налог! — он захохотал, хлопнул Роя по коленке и снова захохотал, наблюдая, как тот приходит в себя.
А Рой был сыт по горло. Он встал, собираясь идти.
— Только не попадайтесь мне вместе с Мэрреем или с Зелом Сен-Клэром, — добавил инспектор. — Я знаю, они пользовались вашей хижиной, и если я захвачу их там, так и вас в придачу.
Рой еще не простил инспектору его странной шутки с подоходным налогом.
— Только если соберетесь в эту зиму, — сказал он, — остерегайтесь. У меня вокруг хижины расставлено несколько медвежьих капканов. Ко мне туда повадился какой-то черный медведь. Так что будьте осторожны, инспектор.
— Медвежьи капканы и нечаянная пуля! Ладно, буду осторожен, Рой. Вот, возьмите. Сберег специально для вас. — Он протянул Рою пачку противопожарных плакатов, зная, как ему нравится их броский драматизм. — Когда собираетесь обратно в лес?
— Еще не знаю.
— Я думаю, это зависит от того, насколько вы напьетесь.
Это зависело от Сэма, но Рой не собирался докладывать об этом инспектору. При мысли о Сэме Рою действительно захотелось еще выпить, но он знал, что сначала надо уладить дело с Сэмом. Не поддаваясь искушению, он прямо из конторы инспектора пересек улицу и железнодорожное полотно, прошел мимо церкви и, перевалив несколько гранитных гряд, добрался до фермы Джека Бэртона.
— Миссис Бэртон! — позвал он с порога. Внутрь он не входил. Ему трудно было вот просто так войти в дом, даже в дом Джека. Он только просунул голову в дверь. — Где Джек, миссис Бэртон?
Вышла миссис Бэртон, робкая, неряшливо одетая женщина с незначительным лицом; маленькое, доброе существо.
— Здравствуйте, Рой, — сказала она. — Джек где-то возле сарая. Как поживаете?
— Прекрасно. А как ваша семья?
Она вспыхнула, видимо потому, что было ясно предстоящее вскоре увеличение ее семьи.
— Джек чинит сарай, — снова перевела она разговор на своего мужа.
Рой сдвинул на затылок свою суконную кепку и отправился искать Джека.
Тот, взгромоздившись на лестницу, выравнивал и закреплял дранку на крыше сарая. Сарай был ветхий, дощатый, на сосновых столбах. На месте некоторых истлевших столбов зияли дыры, оставшиеся столбы едва поддерживали крышу. Дом был тоже крыт дранкой, а стены слеплены из гладкой и твердой глины. Дом, высокий сарай с коровником, приземистый свинарник — все теснилось на голом, открытом ветрам клочке земли. Единственное дерево, молодая сосна, одиноко росло у проволочной изгороди, уходившей по склону к дороге. Хозяйство выглядело дряхлым и запущенным, но вблизи его оживлял гомон жилья — детский плач, лай собаки, визг поросенка, мычанье коровы — все эти звуки и запахи фермы.
— Смотри, не свались и не развали эту кривулю, — закричал Рой Джеку. — Слезай, пока не подул ветер и не унес тебя вместе с твоим сараем.
Джек Бэртон не двинулся с крыши, он закреплял гвоздем дранку и выругался, когда она расщепилась. Тогда он слез на землю, засунул молоток в задний карман, а плоскогубцы — за пояс, придав этим объемность своей гибкой, тощей фигуре.
— Ну, этот сарай не сдует, — сказал Бэртон. — Я нарочно оставляю наверху прорехи, чтобы ветер свободно проходил, только поэтому он и держится.
Рой поглядел на прорехи.
— А ловкий ты фермер, Джек, — сказал он в раздумье. — Жаль, что мой Сэм никак не справится с фермой.
— Он просил тебя остаться на зиму?
Рой кивнул.
— Он уже недели две назад говорил, что собирается просить тебя. Но я думал, что он не решится. Так ты останешься?
Они зашли в сарай, чтобы укрыться от ветра. Там было темно и пусто и стоял едкий запах перепревшего навоза. В стойле слышалось только мычанье годовалой телки, гулко отдававшееся от высокой крыши. Несколько свиней копались в загоне возле двери, но больше в сарае ничего не было. Позднее, ближе к снегу, сарай заполнится скотиной — свидетельством фермерских успехов Джека Бэртона: пять коров, шесть свиней, две лошади, две козы и пять клеток ангорских кроликов. Все это втиснется в сарай и будет отогреваться собственным теплом и дыханием.
— Ума не приложу, что будет с фермой, если я не останусь, — медленно проговорил Рой. Чтобы на что-то решиться, он ждал помощи от Джека, но знал, что Джек не может ему ничего присоветовать: ни да, ни нет. — Беда еще вот в чем, — продолжал Рой. — Сэму взбрело в голову, что на всей Гуронской полосе надо поставить крест и что для мелкого фермера здесь все кончено. — Он подождал, надеясь, что Джек будет отрицать это, отрицать, что вся их округа умерла.
— А он прав, Рой, — сказал Джек, и оба они посмотрели через узкую полоску пашни на лес, который простирался на север к полярным снеговым пустыням. — Мелкие фермы отжили свой век, ими теперь не проживешь.
— А как же ты?
— Перебиваюсь, потому что сейчас есть спрос на все даже на кроличий пух и свиную щетину. Но разве это настоящее фермерство, Рой? У фермеров здесь одна надежда — большая ферма, много разных посевов, много скота, инвентаря и машин. Но на мелкой ферме для нас все это недостижимо, да, может быть, и на большой тоже. Никто не в силах приобрести все оборудование, какого требует эта земля. Единственный способ — это организовать общий фонд, где можно было бы нанять трактор, конные грабли, жатку, а то и просто работать на них сообща, переезжая с фермы на ферму. Только так и можно поддержать наши фермы. Но правительство пальцем для этого не пошевельнет, так что, может быть, эти фермы и действительно отжили свой век. Вот разве только если наладить взаимопомощь и общий сбыт…
Роя удивило, что у Джека тоже свои заботы и тревожные мысли.
— Тебя послушать, так ты тоже не прочь прикрыть лавочку и сдаться, — сказал он Бэртону.
— И не подумаю! Я ни за что не сдамся!
Тонкие губы его сжались, на обтянутых скулах проступили два белых желвака. Рой засмеялся.
— Тебе бы следовало заняться политикой, — сказал он. — Например, в Фермерском объединении.
— Что объединения? Там только и знают, что подсиживать друг друга и рвать чужой кусок изо рта. Нам надо восстановить прогрессивную партию. Протереть все с песочком. Никаких посредников и ростовщиков, ни спекулянтов, ни процентной кабалы, никаких особых привилегий для церкви, железных дорог и лесных компаний. Снизить взносы по закладным, снять проценты, никаких подачек дельцам из общественной казны.
— И среднее образование!
— Да, и среднее образование!
— Эх ты, фермер Джек! — выразительно промолвил Рой.
— Так что ж, останешься здесь на зиму? — помолчав, спросил Джек.
— Ну как же я могу? — Рой глубоко засунул руки в карманы своей брезентовой куртки. — Вот что, Джек, не найдешь ты кого-нибудь, кто согласился бы поработать с Сэмом эту зиму? Денег Сэму давать не стоит. Все равно потратит их зря. Я хотел оставить их тебе и просить, чтобы ты платил работнику каждую неделю. Может быть, с помощником Сэм как-нибудь справится. Ты как думаешь?
— Так как же, возьмете деньги? — заставила она себя спросить Роя, когда он уходил.
— Да не знаю, Джинни, — сказал он.
— И останетесь на зиму?
— И этого не знаю, — сказал он. — Посмотрим, я еще вернусь.
На мгновение она предположила, что Рой раздумал давать деньги Сэму и, может быть, все-таки останется на зиму помогать ему. Она и радовалась и внутренне протестовала против такого решения и долго стояла у двери, следя, как он переходил поле и перелезал через ограду, направляясь к ферме Сэма.
Рой собрал оставшиеся меха в своей спальне и, уходя, попытался избежать оскорбительно откровенного взгляда невестки. Но она застигла его на лестнице.
— Тебе не следовало бы возвращаться к нам, если уж ты проводишь там время до утра, — сказала она. — Это не годится!
Он не ответил, он даже не глядел ей в глаза. Он молча ушел, возмущенный и униженный, и только удовольствие пройтись средь бела дня по Сент-Эллену несколько успокоило его.
По мере того как лес и пашни уступали место городу, природное бесплодие земли становилось все явственней. С окраин города и до самого озера Гурон небольшие ровные площадки были вздыблены и сдавлены мощными гранитными скалами, голыми, дикими; и редкие ели среди них насмешливо торчали, словно надгробья над жалкими клочками расчищенной земли. Это царство камня простиралось до самого озера, и скалы повсюду господствовали, величественные и недоступные, но всюду среди них извивались узкие немощеные дороги и заборы, сложенные из валунов; лепились лавки, виднелись телеграфные столбы и даже железная дорога — ветка Канадской Тихоокеанской, которая обрывалась в Сент-Эллене, не обременив поселок ни станцией, ни товарной платформой. Захудалый, но цепкий городишко, продуваемый насквозь осенними ветрами, которые вгоняли его в дрожь. Рой опять улыбнулся ему, уже выйдя на плотно утрамбованную ногами дорожку к лавке Пита Дюкэна.
По пути все приветливо здоровались с ним. Встречных постарше он знал по имени, но было много новичков, которые приходили каждый год или подрастали в его отсутствие, и тех он не знал. На дощатом тротуаре перед маленьким бревенчатым зданием лавки Рой на мгновение задержался, разглядывая новую вывеску.
— «П.Дюкэн», — читал он вслух. — «Мясо и Бакалея. Мука и Фураж». — Он перечитал надпись и стал искать на вывеске что-нибудь получше. — «Нет ароматнее чая Салада! Курите сигареты „Консульские“!» «Пейте апельсиновый сок!» «П.Дюкэн. Мясо и Бакалея». Последний, сокращенный вариант украшал стекло входной двери. Он отворил ее и вошел.
— Привет лучшему жениху во всем Муск-о-ги! — закричал он молодому брюнету, стоявшему за опрятным прилавком. — Или, может, ты уже не жених, Пит?
— Ей-богу, да это Рой. Сватай меня, Рой, сватай! Я ждал тебя не раньше, чем через два-три дня. А ты видел, что инспектор только что прошел по дороге встречать тебя? — Рой невольно оглянулся, а вдруг Дюкэн и вправду не шутит, но француз захохотал. — Что, попался?
— А я не прочь повидать инспектора, — вежливо сказал Рой. — У меня хорошие меха.
— Хорошие и законные, — сказал Пит Дюкэн. Он снял чистый белый передник и протянул его какой-то толстушке, которая улыбнулась Рою, когда он попытался разглядеть, какая же это из сестер Филлипс.
Дюкэн провел его через жарко натопленную лавку в заднюю комнату, которая служила ему конторой. Это была продолговатая комната с письменным столом, протертой кушеткой, чистыми занавесками. Дюкэн сел за стол и стал принимать у Роя меха, тщательно их разглядывая.
— А какие сейчас цены? — спросил его Рой.
— Неважные, — сказал Дюкэн. — Военный бум спадает. Скоро трудно будет сбывать меха. Цены падают, Рой.
— А цены на продукты растут, — подхватил Рой. Это было сказано не в адрес Дюкэна, но о странной особенности цен, не дававшей человеку прокормиться на заработок. — Все цены растут, но как только случится тебе что-нибудь продавать, они сейчас же падают.
— Денег становится мало, Рой.
— А как у фермеров?
— Опять о кредите просят.
— Это я знаю, — сказал Рой, думая о Сэме.
Они больше ни о чем не говорили, пока не сторговались о цене за меха. Рой не знал городских цен, но свою цену он у Пита выторговал, как тот ни упирался. Это было нелегко, но выручка оправдала его ожидания и Рой был доволен. Дюкэн записал цену каждой шкурки, подвел итог и спросил Роя, пустить ли эту сумму, как обычно, на оплату зимнего заказа.
— Подожди немного, Пит, — сказал Рой. — Я дам тебе знать.
— Если тебе нужны сейчас деньги, а зимний провиант в кредит, ты скажи, Рой, тебе я всегда поверю.
Дюкэн предлагал это по-дружески, и по-своему он был другом и Рою и всем трапперам Сент-Эллена. Для первого раза он снабжал в кредит любого траппера под улов, некоторых он ссужал на два и даже на три сезона, но на большее не шел ни для кого. Дюкэн на опыте убедился, что кредит вовсе не означает безнадежного долга: при надлежащем контроле это просто выгодное помещение денег. В операциях с трапперами ему был обеспечен возврат ссуды в виде мехов. Он гарантировал себя от риска, став представителем пушной компании, к которому трапперы все равно вынуждены были нести свои меха в уплату за долги. Иначе им не получить никаких продуктов из лавки Пита Дюкэна, да и от других лавочников городка. Но эта система распространялась только на трапперов, а не на фермеров. Дюкэн редко кредитовал фермера, хотя известны были исключения. С мелкими фермерами и издольщиками он практиковал обмен своих товаров на их продукты. Меновая торговля отжила свой век еще при его дедушке, уже отец торговал на наличные. Но Пит унаследовал лавку, когда у нее не было ни оборота, ни наличных, словом ничего. Его отец — прижимистый французский буржуа — славился своей чисто бретонской, копеечной расчетливостью. К тому времени, когда он умер, даже репутация Дюкэнов пошатнулась. Но его сын вернулся со второй мировой войны с маленькими черными усиками, трезвой коммерческой оценкой ближнего и деловой сметкой, которую быстро развила в нем должность сержанта по хозяйственной части. Он стал торговать всем и со всеми, беря на себя как можно больше представительств и завязывая как можно больше новых связей; торгуя честно, когда приходилось быть честным; торгуя нечестно, когда это сулило доход и не грозило ничем, даже потерей честного имени. Он был хороший лавочник, и его маленький магазин стал своего рода теплым, чистым, хорошо снабженным клубом для всего Сент-Эллена, двери которого были раскрыты и для сравнительно богатого и для сравнительно бедного клиента, чьи нужды здесь обслуживались Питом тем охотнее, что это приносило ему хороший доход и привольное житье. Пит был самым удачливым человеком во всем Сент-Эллене.
— Что, Сэм должен тебе что-нибудь? — спросил его Рой.
— Всего несколько долларов, которые он занял в августе, — ответил Пит. — Мне очень неприятна вся эта история с продажей свиньи, но если бы не я, ее купил бы кто-нибудь другой, а я дал ему хорошую цену.
Рой понимал это.
— Возьми то, что он тебе должен, из пушных денег, но больше ему взаймы не давай.
— Ладно, Рой, — лицо Дюкэна стало озабоченным. — Скажи, Рой, ты ведь не думаешь остаться с ним в городе? Он говорил, что будет тебя просить об этом.
— Я еще не знаю, — сказал Рой, — но ты все-таки отложи мне все необходимое на зиму. Если провиант мне не понадобится, я дам тебе знать.
— А ты слышал, что Энди Эндрюс бродит где-то поблизости? — сказал Дюкэн. В сущности, это был не вопрос, а предупреждение.
Рой никак не отозвался на это, он составил список того, что ему нужно на зиму, на обороте рекламного проспекта универмага в Торонто и отдал его Дюкэну. Потом они вместе прошли по лавке, отмечая те лакомства и роскошества, о которых не вспомнил Рой. Тут он добавил к заказу сушеных фруктов, консервированной вишни, паштета, еще несколько банок джема и два пакета мятных леденцов как самых выгодных конфет. Рой примерил пару коротких резиновых сапог. Для леса они вовсе не подходили, но он купил их и положил на самое дно своего мешка. Мешок он оставил продавщице, выполнявшей заказ, напомнив ей, что шесть десятков яиц надо положить вместе с хлебом непременно сверху, а масло в жестянках — в самый низ, вместе с сапогами.
Они вернулись в заднюю комнату, где Пит Дюкэн налил Рою большой стакан Блэк-энд-Блю, хлебной водки шотландского рецепта, девяностоградусной, как стояло на бутылке. Этот стакан, подносимый Дюкэном, был всегда первым после возвращения Роя из леса. За ним следовали другие, но ни один не бывал так вкусен, даже второй, который следовал непосредственно за первым.
— Да, всего тебя как плугом вспахивает, — сказал Рой. Его сразу забрало, он побагровел, и глаза у него заблестели.
— Хочешь парочку бутылок в твой мешок?
— Нет, — сказал Рой. Трудно было ему отказываться. Но пока он еще был трезв, не хотелось брать водки с собой в лес, хотя у большинства трапперов это считалось обычным. — Впрочем, одну бутылочку положи на дорогу, — попросил он.
— Я и сам думаю поохотиться поближе к рождеству. В верховьях реки Уип-о-Уилл, — сказал Дюкэн. — Поеду на собаках. — Как и каждый обитатель Сент-Эллена, Дюкэн при первой возможности отправлялся на охоту, но Рою всегда казалось, что он немного хвастается своей упряжкой лаек, раскормленных псов, которые грызлись и выли где-то за лавкой. Собаки — это хорошо. Рой сам на них ездил, но хорошо для серьезной охоты, а не для прогулки вдвоем на какие-нибудь две недели. Пит просто отдыхал в лесу от своей жизни наследственного лавочника, лавочника в третьем поколении.
— Налить еще? — Дюкэн взялся за бутылку.
Рой мотнул головой и одним рывком оторвал свое крепко сбитое тело от стола.
— Пойду потолкую с инспектором, — сказал он, и, прежде чем Дюкэн успел возразить, его уже и след простыл.
Инспектор жил в казенном доме, построенном в казенном стиле, квадратном двухэтажном деревянном доме без всякого намека на архитектурные украшения. Единственной уступкой эстетике было маленькое крылечко, которое вместе с доской для объявлений и определяло лицо дома. Рой, проходя, поглядел на плакаты, мотавшиеся на доске. «Охраняйте природные богатству и красоты ваших лесов», — прочитал он вслух, смакуя поэтичность официального языка. «Сто лет надо растить его, а погубить можно в минуту. УХОДЯ, ТУШИТЕ КОСТРЫ». И это ему понравилось.
— Хэлло, Мак-Нэйр, — приветствовал его инспектор, едва он открыл сетчатую дверь. — Я только что собирался уходить.
— В обход, инспектор? — спросил Рой.
— Обход я делал вчера, — ответил инспектор.
— Как же это вы меня не встретили? — сказал Рой.
— Придет время, встречу, — утешил его инспектор.
Рой засмеялся:
— Если вы уходите, я зайду в другой раз.
— Нет. Входите. Позднее вы будете слишком пьяны, чтобы добраться до меня. — Инспектор ударил по самому больному месту, и Рой подумал, что инспектор нечестно играет.
Они вошли в маленькую квадратную комнату, стены которой были увешаны объявлениями, плакатами, календарями, пачками наколотых бумаг и картами. На сосновом столе были навалены еще карты, несколько шкурок норки и одна бобровая, капканы, коробка патронов, компас, бинокль, а под столом стояло два лисьих чучела. Инспектор уселся по-официальному, за конторку, повернув свой плетеный стул так, чтобы можно было наблюдать за Роем. Рой уже притих. Это были владения инспектора, его подавляла масса бумаг, конторка с откидной крышкой, четыре или пять толстых квитанционных книг, кипы бланков охотничьих свидетельств, ящички стола, полные писем, циркуляров, извещений, постановлений, бюллетеней, приказов, выговоров, отчетов. Только здесь, в конторе, Рой по-настоящему ощущал огромную административную машину, которую представлял инспектор своей объемистой персоной.
Рой внес инспектору пять долларов за охотничье разрешение на год.
— Ну, как охотились в этот сезон? — спросил инспектор, подписав квитанцию и протягивая ее Рою вместе с жетоном и маленькой зеленой книжечкой, экземпляром «Добавлений к закону об Охоте и Рыбной Ловле 1946 года».
— Норму выловил.
— А кому продали?
— Питу Дюкэну.
— Меха первосортные?
Рой кивнул.
— Есть что-нибудь исключительное?
— Нет.
Инспектор задал еще несколько вопросов о звере: много ли его, или мало, беспокоен он или доверчив, нет ли следов волка, рыси, медведя и других хищников, мышей, лемминга, а также зайца и другой дичи. У Роя на все был готовый ответ. Инспектор слушал его внимательно и вслушивался не только в сведения, но и в оценки самого Роя. Рой видел в лесу то, чего не замечали другие звероловы, и умел рассказать о виденном с увлечением подлинного охотника. Сам того не ведая, Рой стал лучшим источником информации о всех сезонных изменениях в жизни фауны Муск-о-ги. А так как инспектор по-настоящему интересовался естественной историей своего района, то всю информацию Роя он передавал в Торонто тщательно и точно.
— Похоже, что зверей в лесу убывает, Рой, — сказал он. — Я все жду, что департамент предпримет по отношению к вашему брату — охотникам какие-нибудь решительные действия — наложит запрет на бобра или ондатру, а то и на всякого пушного зверя. Что-то нужно делать.
— Вы стараетесь прогнать нас на север, инспектор, — сказал Рой, издеваясь над собственной бедой. — А что там делается, на тех территориях?
— Это ведь не мой район, — ответил инспектор, — но из департамента с месяц назад был циркуляр о том, что все желающие получить новые участки севернее Серебряной реки должны подать заявки не позднее мая. Хотите, я включу и вас?
Инспектор откинулся в кресле. Его большое брюхо заставляло усомниться в том, что он когда-нибудь покидает это кресло. Лицо у него было румяное, затылок жирный, руки пухлые, но, когда он вставал и двигался, видно было, что это человек неукротимой энергии, человек, выполняющий свои обязанности с безжалостным упорством. Роя не обманывал его внешний облик толстяка; он знал о пристрастии инспектора к жирной свинине и хорошему пиву. Нет, Рой понимал, что недооценить этого человека — значит совершить большую ошибку. Инспектор был так подвижен, что Рой, забравшись в самую гущу леса, часто оглядывался через плечо, нет ли его где-нибудь поблизости.
— Я мог бы вам подобрать хороший участок, — предложил ему инспектор.
— А можно отложить это до моего возвращения весной?
— В любое время до мая месяца, — повторил инспектор, — но чем раньше вы решите, тем больше выбор.
— Я скажу вам, когда вернусь в марте, — сказал Рой.
Инспектор пожал плечами. Он был доволен, что Рой останется здесь еще на один сезон. Он так и сказал ему:
— Рой, я не хочу, чтобы вы уходили на север, прежде чем я вас поймаю с незаконной добычей. Тогда вам все равно придется уйти, потому что я отберу у вас здешний участок.
— Поймать меня? — сказал Рой. — А зачем вам меня ловить?
— Да уж не знаю, — сказал инспектор, — но из всех охотников моего района именно вас я решил изловить с поличным. Вы водите меня за нос уже двадцать лет, но я до вас добираюсь. Предупреждаю вас, добираюсь. Теперь уж недолго.
Рой откинулся от конторки:
— Но если вы хотите поймать меня, почему вы не прогуляетесь за мной в лес? Там-то вы вернее словили бы меня.
Инспектор бывал в лесу не раз — и в охотничьих хижинах Роя и по всей цепи его ловушек, исходил его участок вдоль и поперек и не нашел ничего. Когда-то давно он убедительно доказал Рою по числу его капканов, распялок для меха, использованных патронов и по десятку других признаков, что Рой отстреливает и ловит зверя больше нормы. Это обвинение было им брошено Рою в лицо в его хижине, когда оба они были значительно моложе. Рой весь вспыхнул от гнева, но сдержался и промолчал: молчал он и дальше в ответ на все обвинения инспектора. Взвесив эту тактику Роя, инспектор скоро пришел к выводу, что словами от него ничего не добьешься. Рой спокойно отмалчивался и предоставлял инспектору обнаружить мех или поймать его на месте преступления.
— В этом году, может быть, и соберусь, — сказал инспектор.
— Что ж, гостем будете.
— Вы и не узнаете, когда я явлюсь и откуда.
— А не опасно ли путешествовать по лесу тайком? Может приключиться несчастный случай.
— Опасно для тех, кто окажется с незаконным мехом.
— А куда его девать, незаконный мех?
— Я прекрасно знаю, что вам не прожить на вашу норму, Рой, — сказал инспектор. — И не хочется мне ловить вас. Рой, а все равно придется. Так что в этом году глядите в оба.
— Я всегда гляжу в оба. Гляжу на каждую ловушку.
— А я буду не там, — сказал инспектор. — Я буду у вас за спиной.
Рой рассмеялся, будто только и ждал случая, а инспектор улыбнулся:
— Знаете, на ваш участок многие зарятся.
Рой кивнул:
— Ну и пусть берут. Он выловлен дочиста.
— А как же вы ухитряетесь брать с него добычу?
Рой потер руки и с довольным видом стал покачиваться в своем кресле:
— Пойдемте, выпьем со мной, инспектор. Может быть, вам удастся напоить меня и выведать все мои секреты.
— А они мне и так известны. Опасные секреты. Они втянут вас в беду. Вы когда-нибудь платили подоходный налог, Рой?
Рою показалось, что страннее вопроса он от инспектора никогда не слышал.
— А я не припомню, чтобы мне кто-нибудь предлагал платить его, — сказал он.
— Это не отговорка, — заметил инспектор.
Рой чувствовал, что тут какая-то ловушка, вырваться из которой ему не под силу.
— Мне кажется, что я зарабатываю недостаточно, чтобы меня обложили подоходным налогом, — осторожно сказал он.
— Вполне достаточно! — настаивал инспектор. Он плотнее уселся в кресло. Вот как легко припереть Роя к стене, чего ему хотелось уже двадцать лет! Он прекрасно понимал, что Рой чувствует себя выслеженным, пойманным и приговоренным. Но не этого он добивался. Инспектор захохотал при мысли о козырях, которые были у него в руках, но которыми он не хотел пользоваться. — Не беспокойтесь, Мак-Нэйр, — сказал он официальным тоном. — Мне дела нет до подоходного и прочих налогов. Мне другое надо: поймать вас врасплох с незаконными мехами. Подумаешь, подоходный налог! — он захохотал, хлопнул Роя по коленке и снова захохотал, наблюдая, как тот приходит в себя.
А Рой был сыт по горло. Он встал, собираясь идти.
— Только не попадайтесь мне вместе с Мэрреем или с Зелом Сен-Клэром, — добавил инспектор. — Я знаю, они пользовались вашей хижиной, и если я захвачу их там, так и вас в придачу.
Рой еще не простил инспектору его странной шутки с подоходным налогом.
— Только если соберетесь в эту зиму, — сказал он, — остерегайтесь. У меня вокруг хижины расставлено несколько медвежьих капканов. Ко мне туда повадился какой-то черный медведь. Так что будьте осторожны, инспектор.
— Медвежьи капканы и нечаянная пуля! Ладно, буду осторожен, Рой. Вот, возьмите. Сберег специально для вас. — Он протянул Рою пачку противопожарных плакатов, зная, как ему нравится их броский драматизм. — Когда собираетесь обратно в лес?
— Еще не знаю.
— Я думаю, это зависит от того, насколько вы напьетесь.
Это зависело от Сэма, но Рой не собирался докладывать об этом инспектору. При мысли о Сэме Рою действительно захотелось еще выпить, но он знал, что сначала надо уладить дело с Сэмом. Не поддаваясь искушению, он прямо из конторы инспектора пересек улицу и железнодорожное полотно, прошел мимо церкви и, перевалив несколько гранитных гряд, добрался до фермы Джека Бэртона.
— Миссис Бэртон! — позвал он с порога. Внутрь он не входил. Ему трудно было вот просто так войти в дом, даже в дом Джека. Он только просунул голову в дверь. — Где Джек, миссис Бэртон?
Вышла миссис Бэртон, робкая, неряшливо одетая женщина с незначительным лицом; маленькое, доброе существо.
— Здравствуйте, Рой, — сказала она. — Джек где-то возле сарая. Как поживаете?
— Прекрасно. А как ваша семья?
Она вспыхнула, видимо потому, что было ясно предстоящее вскоре увеличение ее семьи.
— Джек чинит сарай, — снова перевела она разговор на своего мужа.
Рой сдвинул на затылок свою суконную кепку и отправился искать Джека.
Тот, взгромоздившись на лестницу, выравнивал и закреплял дранку на крыше сарая. Сарай был ветхий, дощатый, на сосновых столбах. На месте некоторых истлевших столбов зияли дыры, оставшиеся столбы едва поддерживали крышу. Дом был тоже крыт дранкой, а стены слеплены из гладкой и твердой глины. Дом, высокий сарай с коровником, приземистый свинарник — все теснилось на голом, открытом ветрам клочке земли. Единственное дерево, молодая сосна, одиноко росло у проволочной изгороди, уходившей по склону к дороге. Хозяйство выглядело дряхлым и запущенным, но вблизи его оживлял гомон жилья — детский плач, лай собаки, визг поросенка, мычанье коровы — все эти звуки и запахи фермы.
— Смотри, не свались и не развали эту кривулю, — закричал Рой Джеку. — Слезай, пока не подул ветер и не унес тебя вместе с твоим сараем.
Джек Бэртон не двинулся с крыши, он закреплял гвоздем дранку и выругался, когда она расщепилась. Тогда он слез на землю, засунул молоток в задний карман, а плоскогубцы — за пояс, придав этим объемность своей гибкой, тощей фигуре.
— Ну, этот сарай не сдует, — сказал Бэртон. — Я нарочно оставляю наверху прорехи, чтобы ветер свободно проходил, только поэтому он и держится.
Рой поглядел на прорехи.
— А ловкий ты фермер, Джек, — сказал он в раздумье. — Жаль, что мой Сэм никак не справится с фермой.
— Он просил тебя остаться на зиму?
Рой кивнул.
— Он уже недели две назад говорил, что собирается просить тебя. Но я думал, что он не решится. Так ты останешься?
Они зашли в сарай, чтобы укрыться от ветра. Там было темно и пусто и стоял едкий запах перепревшего навоза. В стойле слышалось только мычанье годовалой телки, гулко отдававшееся от высокой крыши. Несколько свиней копались в загоне возле двери, но больше в сарае ничего не было. Позднее, ближе к снегу, сарай заполнится скотиной — свидетельством фермерских успехов Джека Бэртона: пять коров, шесть свиней, две лошади, две козы и пять клеток ангорских кроликов. Все это втиснется в сарай и будет отогреваться собственным теплом и дыханием.
— Ума не приложу, что будет с фермой, если я не останусь, — медленно проговорил Рой. Чтобы на что-то решиться, он ждал помощи от Джека, но знал, что Джек не может ему ничего присоветовать: ни да, ни нет. — Беда еще вот в чем, — продолжал Рой. — Сэму взбрело в голову, что на всей Гуронской полосе надо поставить крест и что для мелкого фермера здесь все кончено. — Он подождал, надеясь, что Джек будет отрицать это, отрицать, что вся их округа умерла.
— А он прав, Рой, — сказал Джек, и оба они посмотрели через узкую полоску пашни на лес, который простирался на север к полярным снеговым пустыням. — Мелкие фермы отжили свой век, ими теперь не проживешь.
— А как же ты?
— Перебиваюсь, потому что сейчас есть спрос на все даже на кроличий пух и свиную щетину. Но разве это настоящее фермерство, Рой? У фермеров здесь одна надежда — большая ферма, много разных посевов, много скота, инвентаря и машин. Но на мелкой ферме для нас все это недостижимо, да, может быть, и на большой тоже. Никто не в силах приобрести все оборудование, какого требует эта земля. Единственный способ — это организовать общий фонд, где можно было бы нанять трактор, конные грабли, жатку, а то и просто работать на них сообща, переезжая с фермы на ферму. Только так и можно поддержать наши фермы. Но правительство пальцем для этого не пошевельнет, так что, может быть, эти фермы и действительно отжили свой век. Вот разве только если наладить взаимопомощь и общий сбыт…
Роя удивило, что у Джека тоже свои заботы и тревожные мысли.
— Тебя послушать, так ты тоже не прочь прикрыть лавочку и сдаться, — сказал он Бэртону.
— И не подумаю! Я ни за что не сдамся!
Тонкие губы его сжались, на обтянутых скулах проступили два белых желвака. Рой засмеялся.
— Тебе бы следовало заняться политикой, — сказал он. — Например, в Фермерском объединении.
— Что объединения? Там только и знают, что подсиживать друг друга и рвать чужой кусок изо рта. Нам надо восстановить прогрессивную партию. Протереть все с песочком. Никаких посредников и ростовщиков, ни спекулянтов, ни процентной кабалы, никаких особых привилегий для церкви, железных дорог и лесных компаний. Снизить взносы по закладным, снять проценты, никаких подачек дельцам из общественной казны.
— И среднее образование!
— Да, и среднее образование!
— Эх ты, фермер Джек! — выразительно промолвил Рой.
— Так что ж, останешься здесь на зиму? — помолчав, спросил Джек.
— Ну как же я могу? — Рой глубоко засунул руки в карманы своей брезентовой куртки. — Вот что, Джек, не найдешь ты кого-нибудь, кто согласился бы поработать с Сэмом эту зиму? Денег Сэму давать не стоит. Все равно потратит их зря. Я хотел оставить их тебе и просить, чтобы ты платил работнику каждую неделю. Может быть, с помощником Сэм как-нибудь справится. Ты как думаешь?