— Теперь трудно нанять работника.
   — Я знаю.
   — А много ты можешь оставить?
   — Около трех сотен. Выйдет по сотне в месяц.
   — Это хорошая плата, но только теперь никто не хочет работать на ферме.
   Рой прислонился к свиной загородке, большим и указательным пальцем он приподнял кепку за козырек, а остальными почесал темя, потом снова нахлобучил кепку:
   — Вот все, что я могу придумать. Или оставаться самому.
   — Нет, тебе оставаться не к чему, Рой, — сказал Джек Бэртон. — Я кого-нибудь найду. Когда, ты считаешь, он ему понадобится?
   — Да с того месяца.
   — А ты уверен, что Сэм захочет кого-нибудь, кроме тебя?
   Рой покачал головой. Этого он не знает. К тому же он не уверен, что скажет Руфь Мак-Нэйр.
   Джек знал, о чем он думает.
   — Надеюсь, ты застанешь Сэма, когда вернешься с зимней охоты. Конечно, работник — это помощь, но я все-таки не стал бы на это рассчитывать.
   — Кто купил упряжку? — вдруг спросил Рой.
   — Билли Эдварде, с того берега.
   — А откуда у него деньги?
   — Занял под урожай. Хорошие были кони. Рой. Он их откормил как следует и, я думаю, уже оправдал свои деньги, сдавая их в наем.
   — Бедняга Сэм, — сказал Рой, и они оба вышли из сарая.
   Джек повел Роя показывать ему остальное хозяйство: свинарник и курятник, а затем и самый дом, где куча светлоголовых ребятишек копошилась на полу вокруг задерганной матери.
   Они спустились в погреб, где Джек показал свое воздушное отопление: вокруг старой железной печи он выложил кирпичную нагревательную камеру, и, когда печь топилась, горячий воздух поступал в дом через систему отдушин в полу. Теперь печь еще не топилась и в погребе было холодно, но сухо. Джек оштукатурил стены и замазал щели. На полу, на полках и на скамьях были разложены овощи летнего и осеннего сбора: тыквы, свекла, кукуруза, картофель, даже зеленые помидоры, яблоки, огурцы и несколько банок сушеного горошка. Запасено было на всю зиму. Поднявшись наверх, они уселись в кухне, уставленной бутылками и банками с заготовками миссис Бэртон. Рой наслаждался теплом и уютом этой кухни. Даже обшарпанные стены — и те выглядели надежно. На одной из них красовалась недовязанная салфетка, на которой вышито было: «Маме». Над ней висела скрипка без струн.
   — Вот кончил погреб, теперь зимой примусь за верх, — сказал Джек, видя, что Рой осматривается по сторонам.
   «Вот она, постоянная очередь ремонта, — подумал Рой, — сначала сарай, свинарник и курятник, потом погреб, кухня, а там уж и все остальное».
   — Мэй, — сказал Джек жене, — у тебя ничего не найдется дать Рою в дорогу?
   Миссис Бэртон уже выставила перед Роем две банки: одну — красной смородины, другую — красной капусты. Неизвестно, кто смущался больше — гость или хозяйка, но Рой сгладил неловкость, он засунул в каждый карман по банке, а ребятишкам достал свои леденцы. Он купил их для себя, но у него был еще пакет в мешке у Дюкэна.
   — Пойду навещу Сен-Клэра, — сказал он Джеку и быстро поднялся.
   — Смотри только, чтобы при тебе не было денег, — предостерег Джек, провожая Роя. — Если собираешься с ним выпить, считай, что денег не будет.
   — И откуда в тебе этот закон и порядок, Джек? — сказал Рой. Они постояли молча. — Так я тебе пришлю три сотни. А увидимся, должно быть, еще до рождества — на озере.
   — Должно быть, Рой.
   — Так, значит, месяца через полтора.
   — Да. До скорого, Рой. До скорого.
   Рой уже катился вниз по склону к дороге, ноги его поднимали клубы пыли, и ветер уносил ее. Пыли было не очень много, но, по мере того как Рой удалялся, маленькое подвижное облачко все сгущалось, и скоро Джек видел только пыль, а потом и облачко скрылось среди деревьев.


3


   Зел Сен-Клэр был небольшой человечек, ростом меньше Роя, и тощий. Французы Сент-Эллена утверждали, что он похож на маленького высохшего французского кюре своими впалыми щеками, пронзительным взглядом, синевой на подбородке и хилым, таким хилым телом. Но Рою дела не было до этой клерикальной видимости, он видел в Зеле нечто более понятное, скажем — носильщика, ненавидящего свою работу.
   Рой отыскал его по звонким ударам топора, в дальнем конце лесной расчистки Джека Бэртона. Зел подрубал большую березу, и все его тело следовало за круговыми взмахами топора.
   — Нелегкая работа для лесного бродяги! — окликнул его Рой.
   Зел оперся на березу и перевел дух.
   — Это все чертов инспектор, — сказал он.
   Рой засмеялся:
   — Чем плох инспектор? Блюдет закон и порядок.
   — Дай срок и угомонится. Уж я об этом позабочусь.
   — Ты лучше о себе заботься. Если он увидит тебя в лесу, тут тебе и крышка.
   — И ему будет крышка! — сказал Зел, проводя Роя через заросли, которые он расчищал.
   Четырехугольная вырубка, сдавленная скалами и лесом, уже частично заросла липой, можжевельником и густой порослью берез. Ей было всего четыре или пять лет, но через год-два она станет настоящим лесом, который придется вырубать как следует, топором. Сейчас Зел Сен-Клэр еще мог свести большую часть березы палом или большим садовым ножом, и к топору ему приходилось прибегать, только встречая сосну или подросшую березу. Джек Бэртон вовремя объявил войну наступающему лесу, купив эту вырубку летом и расчищая ее к зиме. Рой отдавал должное Джеку, он был уверен, что со временем Джек будет видным человеком в Сент-Эллене, если только Сент-Эллен и мелкие фермы вообще уцелеют. Теперь, после разговора с Джеком, Роя это особенно беспокоило.
   — Выпей! — Зел Сен-Клэр протянул ему бутылку с каким-то пойлом, подозрительно прозрачным и бесцветным. Зел достал ее из дупла, где у него лежали куртка и нож. — Раздобыл у Оле Андерсона. Живая вода!
   Рой выпил и почувствовал на небе слабый привкус аниса, но когда это пойло обожгло гортань, он понял, что пьет почти голый спирт. Они снова выпили.
   — Эта штука доконает тебя, Зел, — сказал Рой.
   — Не одно, так другое, — с горечью отозвался Зел, и его скрюченное тощее тело не обнаруживало первого условия жизни — желания жить.
   Это угнетало Роя. В Зеле он увидел судьбу всех звероловов, лишенных права охоты. Он предложил французу еще выпить и сам выпил глоток.
   — Может быть, инспектор еще вернет тебе твой участок? — сказал ему Рой.
   — Отнимет его у Брэка Гарта и вернет мне? Как бы не так!
   — А почему ты не уйдешь на север, на новые территории? Здесь нам все равно делать нечего, ты же знаешь. Почему ты не подашься на север, Зел?
   — А жену и ребят бросить здесь?
   — Проживут, пока ты там не укрепишься.
   Зел покачал головой, и Рой понял, что все это он не раз обдумывал и отверг все варианты как безнадежные, еще ничего не предпринимая.
   — Инспектор прикончил меня здесь, — сказал Сен-Клэр, — и он натравит на меня всех инспекторов к северу от Муск-о-ги. Но все равно инспектору не выжить меня из Сент-Эллена. Я пойду в лес и все равно буду охотиться, хочет этого инспектор или не хочет, а если повстречаемся — тем хуже для него.
   Трапперы обычно расточали по адресу инспектора самые страшные угрозы, и слушатели привыкли не принимать их всерьез или принимать с большой скидкой. Но в двух случаях Рой склонен был верить в серьезность угрозы: со стороны Зела Сен-Клэра — из-за его озлобленности и Мэррея — из-за его безразличия; тот не питал к инспектору ни расположения, ни ненависти, но, встретившись лицом к лицу, знал бы, что исход один — убить или быть убитым. До сих пор Рой всегда считал, что Мэррей для инспектора опаснее, но озлобление Зела было так яростно, что это начинало беспокоить Роя, и он снова предложил выпить.
   — Я на озере буду следом за тобой, — сказал ему Зел. — Вот кончу эту расчистку, и у меня хватит тогда на провиант.
   — Разве Джек Бэртон платит тебе за эту расчистку?
   — А как же.
   Так, значит, Джек постыдился признаться в своем великодушии! Рой засмеялся.
   — По моим расчетам, я буду там в половине ноября, — сказал Зел.
   — Ну, горячий будет сезон, — сказал Рой. — Похоже, что полгорода собирается в лес, в том числе и сам инспектор. Слишком там становится людно, Зел, слишком людно. — Рой так и не мог решить, что ему нравится больше: общение с людьми, когда их много набиралось в лесу, или изумительное одиночество охоты вдали от людей. Сейчас, разогретый водкой, он был за компанию. — Разумеется, — сказал он Зелу. — Приходи в любое время. Пользуйся любой из моих хижин — и к черту инспектора. А что слышно о Мэррее? Где он? Я не видел его с весны.
   Сен-Клэр пристально посмотрел на Роя, а потом понизил свой слабый голос так, что его было еле слышно.
   — Рой, — сказал он. — Мэррей этой осенью не возвращался. Он отправился в заповедник Серебряных Долларов, чтобы выбрать и устроить там зимовку.
   — В пушной заповедник?
   — Да. В заповедник. Раз его там уже изловили, но другой раз не поймают. Заповедник площадью в тысячу квадратных миль, и он знает там озера, и реки и болота, о которых сами обходчики понятия не имеют. Он и сейчас там, разведывает зверя. А зверя там за двадцать лет, должно быть, развелось без счета, кишмя кишит. Особенно бобра, Рой. Там, должно быть, этого бобра столько, что шкурок на тракторе не вывезешь. Вот мы за ними и двинемся. Хочешь с нами? В декабре.
   Дважды, когда выдавалась плохая охота, Рой ставил капканы в заповеднике Болд-Ривер, примыкавшем с запада к Муск-о-ги. Он не чувствовал тогда угрызений совести, но позднее, поразмыслив, он дважды решал никогда больше этого не делать: из-за нескольких шкурок не стоило попадать в тюрьму и терять право на охоту. И теперь, если бы он не выпил столько этой отравы, он начисто отказал бы Зелу решительным «нет». Но сейчас в нем заговорила водка.
   — Да, это было бы дело! — воскликнул он. — Брать бобров в заповеднике! Вот всполошился бы наш инспектор! — он захохотал.
   — Что ж тут мудреного, Рой, особенно если нас будет трое.
   — А я-то вам зачем? — резко спросил Рой.
   Зел знал, что Роя не проведешь.
   — Слушай, Рой, — сказал он. — Ты лучший зверолов во всем Муск-о-ги. Ты один можешь наловить больше бобров, чем половина трапперов всей территории, было бы только что ловить. Ну, а в заповеднике — там бобров видимо-невидимо. Там на болотах так много хаток, что бобрам не хватает пропитания. Что тебе еще надо? И весь этот мех в одном месте: не надо мерять десятки миль на обходах капканов, разыскивать следы. Весь зверь в одном месте, только ждет хорошего зверолова. Тебя, Рой! Право же, все это очень просто. За один раз ты с нами наловишь столько, что хватит снарядиться на север, да еще останется. Бобер всегда в цене, ты сам это знаешь. Дело верное.
   — Не слишком ли, Зел?
   — Вот подожди, повидаешься с Мэрреем, поговоришь с ним. Втроем мы можем договориться. Ну, как?
   Картина была такая заманчивая, что Рой поколебался, прежде чем отказать.
   — Так пойдешь?
   Рой вздохнул. В нем заговорили остатки осторожности.
   — Нет. Орудуйте вы вдвоем с Мэрреем. Вы вольные бродяги, Зел. А я работяга-траппер.
   — Недолго тебе работать. Зверя-то нет.
   Они допили водку, и это сделало их закадычными друзьями и неразлучными компаньонами. Сен-Клэр сложил в дупло инструмент, надел куртку, и они пошли в единственный бар Сент-Эллена. Это было двухэтажное дощатое строение в шесть комнат; когда-то здесь помещался процветавший магазин. Там, где раньше был мясной прилавок, теперь устроена стойка, а на полках вместо всяких товаров — стаканы и бутылки с различными напитками. Рой и Зел Сен-Клэр ввалились в бар словно два загнанных мула, что вот-вот ткнутся носом в землю под тяжестью непосильной ноши.
   — Клем, — закричал Рой бармену-янки, — я собрался в ад, так выставь мне какое-нибудь медвежье пойло, чтобы мне туда скорее добраться. Давай мне этого Блэк-энд-Блю. Тащи бутылку!
   Рой еще помнил, как он налил себе, Зелу; помнил, что Клем налил по стакану для себя и для Джекки Пратта, единственного сент-элленского дурачка. А потом все поплыло, смешалось — и что он чувствовал и особенно что делал. Смутно помнились все новые порции выпивки, то, как он валился с ног, и снова подымался, и как его кто-то бил; мальчишки, которые дразнили его на улице: «Ты пьян, Рой, ты буянишь, Рой». Но он уже не помнил, как убеждал их: «Ну что вы, ребята. Да разве я пьян?» — и как швырял в них камнями, когда они не унимались.
   А после мальчишек был в памяти полный провал до того самого мгновения, как он проснулся в совершенной темноте, весь разбитый и больной. Голова у него разламывалась, ему было плохо. Он лежал без движения, стараясь сообразить, где он. Долго это ему не удавалось, он слегка пошевелился и вдруг сразу понял.
   — Джинни, — сказал он тихо.
   Лежавшая рядом с ним не пошевелилась.
   Рой, не двигаясь, долго прислушивался, как она дышит в глубоком сне. Потом он осторожно слез с кровати и едва удержался, так его шатнуло назад. Он знал, где должно быть его платье, но долго нащупывал его. Сидя на полу, он натянул носки и сапоги и тут заметил, что в окне чуть брезжит рассвет:
   Одевшись, он прошептал еще раз: «Джинни!»
   Она не ответила, и он не подошел к ней.
   Рой больше не стал дожидаться, он как можно скорее выбрался из комнаты. В кухне он тяжело перевел дух и стал искать свою брезентовую куртку и пакет. Они лежали под окном на ларе. Натянув куртку, он стал искать кепку и нащупал ее в кармане вместе с четырьмя кусками мыла «Люкс». В пакете были две банки — подарок миссис Бэртон и две другие, еще теплые, положенные туда Джин Эндрюс. Он не стал смотреть, что она еще туда положила, но ему пришлось зажечь лампу, чтобы написать Джинни записку с просьбой передать триста долларов Джеку Бэртону.
   Ему опять стало так плохо, что он сел на ларь и схватился за голову. Его уже одолевал стыд, и он постарался поскорее вывести себя из этого оцепенения, чтобы уйти, не встретив Джинни. Собственно, он знал, что хотел уйти не только от Джинни, но от себя. Всего страшнее и позорней для него были часы пьяного забытья. Раньше Джинни Эндрюс рассказывала ему, какие гадости он вытворял в пьяном виде, неповторимые гадости. Это его всегда угнетало, он всегда боялся поступить нехорошо, даже просто невежливо. Со временем она перестала стыдить его, поняв, что ему самому невыносимо стыдно. Наоборот, она старалась утешить его, говоря, каким он может быть нежным и жалким. Но Рой не знал, чему же верить, и чем больше она его ободряла, тем больше он сомневался. Раскаянье было неизбежно, и он предпочитал покинуть ее вот так, среди ночи, — только бы не оказаться днем лицом к лицу с ней и с самим собой.
   Он тихонько прикрыл входную дверь и на минуту остановился на пороге, почувствовав чудесный холодный воздух. Когда он проходил мимо окна спальной, Джинни услыхала его тяжелое дыхание и сама тяжело перевела дыхание, которое задерживала с тех пор, как услышала, что Рой проснулся. Вот он и ушел, и между ними опять зима, еще одна долгая канадская зима.
   На ферме ни Сэм, ни Руфь еще не вставали, ведь едва начинало рассветать. Рой постарался их не разбудить, потому что знал: Сэм снова станет добиваться от него ответа на вопрос, который Рой хотел считать разрешенным. Если бы он дождался Сэма и сказал ему, что Джек наймет и оплатит работника, Сэм мог не согласиться, и Рою пришлось бы начинать все сначала. Предоставляя самому Джеку прийти и рассказать все Сэму, Рой надеялся избежать отказа Сэма, даже сделать этот отказ невозможным. Сэм примет работника. Сэм не уедет, не бросит ферму. Джек Бэртон уладит все это с Сэмом. Дело теперь за Джеком.
   Рой переоделся и почти бегом направился к городу.
   У Дюкэна он прошел через заднюю дверь. Заплечный мешок его был готов, весь заказ уложен, и Рой еще раз с благодарностью оценил быстроту и деловитость Пита Дюкэна. Даже новые капканы были распакованы и прикреплены как следует — поверх мешка. А под капканы была засунута бутылка Блэк-энд-Блю.
   Рой нуждался в ней как никогда.
   — Молодчина Пит, — сказал он и раскупорил бутылку, чтобы сейчас же выпить.
   Его одурманенную голову и обожженный язык ошеломило новым ударом.
   — Ух! Это и быка свалит! — сказал он вслух.
   Рой вскинул мешок за плечи, сдвинул с раскалывающегося лба головной ремень, сунул бутылку в карман и зашагал по дороге.
   Каждый раз, когда ему хотелось глотнуть, приходилось опираться на дерево, чтобы мешок не перетянул, когда он запрокидывал голову. Было неудобно, и холодный спирт стекал по подбородку на затылок.
   — Это и быка свалит! — твердил он при каждом глотке.
   Он пил теперь, чтобы забыть, что был пьян, и чтобы изгладить из памяти все то неблагополучие, которое оставалось позади. Во-первых, как он добрался до дома Джин Эндрюс вчера вечером? Это всегда было первой его мыслью. Ему всегда удавалось добрести туда, но как — он ни разу не мог вспомнить. Потом Сэм. Сэм хочет бросить ферму. Рой знал, что ему следовало бы остаться и до конца уладить все это дело. Надо было остаться и самому предложить Сэму нанять работника, а не предоставлять решение Сэму. Сэм может отказаться. Эта полумера Роя может только подтолкнуть его на что-нибудь отчаянное. Сэм может сейчас же собраться и уехать. Но Рой знал, что Джек Бэртон не допустит этого. Джек уговорит его остаться. Джек найдет ему работника, Джек поддержит его. Теперь дело за Джеком. Даже Сент-Эллен — и тот теперь держится только на Джеке. Джек, который не сдается, который не даст себя выжить с фермы ни земельным банкам, ни процентам по закладной, ни хищникам и рвачам, ни налогам, ни нехватке инвентаря, земли, помощи, осушения, денег и предусмотрительности. Сент-Эллен будет существовать, пока здесь есть Джек, а пока они оба на месте, не забыт, не потерян и Рой, там, в самой глубине леса. «Ни за что не сдамся!» Он все еще видел и слышал, как Джек Бэртон произнес эти слова, и они поддерживали его.
   Он снова выпил. Теперь уже за себя: он покидал Сент-Эллен, оставляя там слишком мало себя; оставляя там призрак Энди, которого там, может, и нет, хотя, кто знает; оставляя все нерешенным. Рой в последний раз шел охотиться в эти леса, он это знал; он предчувствовал это и в прошлые годы, но в этом году знал наверно. Участок опустошен. Это он тоже знал и в прошлые годы, но сейчас предстоит окончательная проверка, так это или не так. Тогда-то все и начнется. Уйти на север и покинуть Сент-Эллен. А потом что? — безнадежно спрашивал он себя. Будет ли здесь Сэм и старая ферма, будет ли здесь Джинни и он сам или лес окончательно поглотит его, оторвет его от людей и наложит на него свою лапу? Нет! Он не животное. Чем больше он наблюдал зверей, тем острее чувствовал, что он человек и нуждается в людях. Лес и пустыня не поглотят его, но Сент-Эллен должен помочь ему в этом. Сент-Эллен, и Сэм, и Джинни, и Джек Бэртон, и сама эта дикая, скупая земля.
   Рой уже одолел подъем до того места, где старая лесовозная дорога взбиралась на голый гранитный гребень. Чтобы увериться, что существует Сент-Эллен, ему надо было обернуться и взглянуть назад. Вот он, на месте, еще не проснувшийся, озаренный жутким заревом восхода. Рой постоял, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, не покажется ли дымок, маленькая черная фигурка, грузовик, хоть какой-нибудь признак жизни. Все было пусто, и Сент-Эллен выглядел так, словно проиграл свое сражение с лесом и скоро исчезнет. Таким Рой и унес его с собой в леса, когда свернул с дороги в подлесок, с пьяной головой, пьяный под тяжелым грузом, с пьяными глазами и пьяным распухшим ртом, весь пьяный, опорожнив белую бутылку и швырнув ее перед собой так, что она вдребезги разбилась о камни, весь мертвецки пьяный, кроме шагающих ног и инстинкта направления. Они-то и вели Роя в глубь леса еще долго после того, как сознание вовсе оставило его.


4


   Стоя одной ногой в челноке, Рой другой оттолкнулся и вывел его из маленькой скалистой бухточки. Сейчас же, став на одно колено, он начал подгребать, используя разгон от толчка. Острое весло быстро погнало суденышко по тихой воде. Его крепкие руки так расчетливо прилагали свою силу, что не было ни рывков, ни задержек, а только упорное и ровное скольжение твердого брезентового корпуса, прорезавшего воду.
   Он плыл по Мускусной заводи, которая вела к его главному озеру и главной из его хижин и была одним из основных участков его охоты. Это был искусственный водоем, извилистый и заросший, образованный старой бобровой запрудой, которая так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с крутыми, густо заросшими лесом берегами. Идеальное обиталище для мускусной крысы — ондатры. Не слишком глубоко, дно и берега густо покрыты осокой, рогозом, стрелолистом и тростником и усеяны старыми дуплистыми пнями — немаловажное условие для ондатры. На серо-коричневой поверхности воды повсюду виднелись травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы ондатры, на тех, что поменьше, крысы спокойно кормились, недостижимые для хищных врагов. Рой направил челнок к одному из таких островков. Некоторыми из них он пользовался как укрытием, приманивая уток, и сейчас, когда челнок его вышел на открытое зеркало, с них поднялась туча чирков и крохалей, красноголовых и чернокрылых диких уток и свистух. Они вспорхнули небольшими шумными стайками и скрылись.
   Возле одного из островков Рой подобрал двух уток, которых утром подстрелил с берега. Он бросил их на дно лодки и опять свернул к берегу, чтобы начать осмотр капканов.
   Рою до сих пор было плохо, но это была слабость выздоровления. Он не помнил, как добрался до болота, не помнил даже, как покинул Сент-Эллен. Знал только, что очнулся сегодня утром в своей хижине на болоте, что его сильно рвало и что каким-то образом он сберег свой мешок в целости — даже яйца. Худшее миновало, но и теперь, гребя, он с трудом мог сосредоточиться на том, что делает. Ему приходилось напрягать память, чтобы не пропустить капкан. Он знал, что в этот раз, больше чем когда-нибудь, нельзя пропускать ни одного. Обловом на этом болоте всегда открывался у него зимний сезон, и это всегда бывало показателем, какой можно ждать охоты. Он уже приближался к первому капкану, как вдруг услышал, что его окликают с отмели перед хижиной:
   — Рой! Рой Мак-Нэйр!
   Челнок уткнулся в большой ком слипшихся водорослей.
   — Кто там? — крикнул Рой. — Это ты, Джек?
   Он подумал, что это Джек нагнал его, чтобы сказать, что Сэм все бросает, или, может быть, что вернулся Энди Эндрюс.
   — Это я, Скотти Малькольм.
   — Скотти? Здорово, Скотти, сейчас причалю. — Голос Роя прозвучал глухо и тускло, теряясь в болотных зарослях. Несколькими ударами весла он повернул челнок к хижине: — Ты что, в Сент-Эллен?
   — Нет. Я в лес с тобой, — сказал Скотти.
   — Ну, так ты избавился от длинной прогулки. Еще полчаса — и ты бы меня здесь не застал.
   Скотти Малькольм охотился вместе с траппером, которого все звали Самсоном. У каждого был свой участок, но охотились они сообща. Участки их находились к северо-западу от Роя, и, проехав на челноке Роя по озеру, Скотти выгадывал двадцатимильный переход по высоким хребтам, которые вели к его владениям.
   — Вчера я узнал, что ты ушел из Сент-Эллена, — сказал Скотти, нагибаясь, чтобы ухватить челнок за нос. — Ну и шагал же ты! Я шел полночи, чтобы тебя нагнать.
   Скотти Малькольм уселся на камень, чтобы снять мешок, и протянул Рою ружье. Это был худощавый, подвижной, жизнерадостный кельт, ростом не выше Роя, лет на десять моложе его годами и лет на двадцать, — сложением. Он был одет как настоящий охотник и траппер, не то что Рой, который выглядел скорее как рабочий-литейщик по дороге на завод. У Скотти была хоть и поношенная, но настоящая охотничья шапка. Его шерстяная куртка была спортивного покроя, его сапоги были охотничьи сапоги, с резиновыми головками и высокими голенищами мягкой кожи.
   — Смотри, не замочи свои сапожки, — сказал Рой, когда Скотти, перегнувшись, опустил свой тяжелый мешок на дно челнока. Сапоги Скотти и в лесу всегда были до блеска начищены, и каждый год кто-нибудь дразнил Скотти, что они распугают дичь, отравят воду, собьют все следы и подпалят лес.
   — Смотри, не потопи лодку, — не остался в долгу Скотти.
   Усевшись, он взялся было за второе весло, закрепленное кожаной лямкой, но тут же ему пришлось отпустить его и ухватиться за борт, потому что Рой откинулся назад и сильно накренил челнок.
   — В чем дело, Рой? — крикнул Скотти через плечо. — Ты что, устарел для увеселительных прогулок?
   — Это все твой вес пера: никак не уравновесишь.
   — Это все ты, бездонная бочка, ишь накачался.
   — А давно ли ты стал трезвенником?
   Скотти не ответил. Скотти не был трезвенником, это он должен был признать, но он всегда четко различал добро и зло, даже в самом себе, а особенно в Рое, который часто не оправдывал его ожиданий.
   Они оттолкнулись от берега и поплыли к первому из капканов Роя.
   — Как это ты начисто не выловил это болото уже много лет назад? — сказал Скотти.
   — Ондатра в этом болоте никогда не переведется, Скотти. Не было еще зимнего сезона, когда я не брал бы здесь хоть сколько-нибудь.
   — Может быть. Но что ты называешь сколько-нибудь?
   — Три, иногда четыре крысы на десять ловушек. Иногда весной дело доходит до недомерков, но тогда я снимаю капканы и даю им подрасти. Странное дело, Скотти, но я всегда вылавливаю сначала самых старых и самых больших крыс, а потом они идут все мельче.