Страница:
Его провели на кухню, где уже стояли две кружки горячего дымящегося чая. Митник сел. Обхватив кружку ладонями, понял, что продрог до костей, пробираясь через лужи. В дверь кухни заглядывали любопытствующие детские головы. Слышался сдавленный смех и громкий, возбужденный шепот.
– Здорово, Митник! – Хозяин появился через минуту. Присел напротив и принялся помешивать чай ложечкой. Та мелодично звенела, и Митник почувствовал, что устал. Мерное позвякивание убаюкивало. Чтобы проснуться, Митник снял руки со стола, выпрямился на табуретке. – Что-то ты рано. Мы ждали тебя в конце месяца. Принес что-нибудь интересное?
– Нет, – ответил Митник, делая глоток. – Учебники по маркетингу, но такого дерьма везде навалом. Я пришел взять заказ. Ты говорил, у тебя есть что-то для меня.
Хозяин прекратил звенеть ложкой. Склонился навстречу, положив ладонь на плечо.
– У тебя проблемы, Митник? Что-то… с семьей?
– Я хочу серьезного дела, – ответил Митник.
Хозяин снял ладонь с плеча. Откинулся на табуретке, опершись о стену.
– Не берись за серьезное дело, Митник, если только действительно не хочешь этого. Если тебе нужны деньги, я могу ссудить в разумных пределах. Без процентов и обязательств, Митник, мы не в банке.
– Нет, – ответил Митник, зная, что этот беспроцентный кредит может стать ему очень дорого. – Я хочу настоящего дела.
Работа затянулась до позднего вечера. Хозяин обрадовался, услышав, что ничто не мешает Митнику приступить к делу немедленно. Работать пришлось с чужой машины. Это было даже хорошо. Ему заплатили тут же. Пачка денег, перекочевавшая в карман Митника, была гораздо внушительнее той, что он заработал утром, но ее все равно не хватило бы ни на погашение долга, ни на оплату всех факультативов за оставшиеся годы учебы сестры.
Он думал об этом, когда шел обратно.
Ночное небо над его головой сияло отраженными огнями города. Лучи прожекторов плясали на низко бегущих тучах. Чуть выше, за гребнем крутого холма, начинался так называемый «Новый город». Конгломерат домов, отелей, парков, госучреждений, представляющий собой по сути одно огромное здание, чьи части, соединенные линиями скоростного трамвая, были закрыты для посещения нерезидентами. Митник работал там сразу по окончании школы. Его не хватило надолго. Низкоквалифицированный труд, штрафные санкции за малейшее нарушение дисциплины и постоянная угроза увольнения не беспокоили Митника. Он умел работать хорошо и хорошо себя контролировал.
Но ежедневно наблюдать бессмысленную трату ресурсов, так необходимых его семье, он не мог. Он влюбился бы в этот город будущего, такой чистый и сверкающий, ультрасовременный и созданный для комфорта, если б не столкнулся сперва с его изнанкой. Митник видел, чем обеспечено изобилие. Продукты лежали на полках до истечения срока годности. Но, даже купив что-то, люди не съедали и половины того, чем был забит их холодильник. Новые вещи приобретались не взамен отслуживших свое, а лишь затем, чтобы их владелец соответствовал неким принятым в этом обществе стандартам. Наверное, Митник мог бы вписаться в этот мир и стать там своим. Он был достаточно умен, чтобы понять, для этого ему не нужно высшее образование, о котором всегда так переживала мать. Он видел, что его знания, даже не подкрепленные вузовской корочкой, ценились высоко, и люди платили назначаемую им цену. Нужно было лишь понять и принять законы этого мира. Подстроиться под него. Стать другим человеком. Бросить семью.
Митник не смог.
За те три месяца, что он проработал в «Новом городе», он почти не видел ни мать, ни Аньку. Ему хватило бы времени на ежедневные поездки домой, в пригород, но его работодатель был недоволен частыми отлучками за периметр «Нового города». Выходные были заняты корпоративными мероприятиями. Долгие разговоры в скайпе не могли заменить ему живого общения с родными. За время его отсутствия Анька чаще стала прогуливать школу, ее оценки медленно поползли вниз. Митник пытался контролировать ситуацию. Звонил Анькиным учителям, разговаривал с одноклассниками. Он делал это в свободное от работы время. Но когда на очередном корпоративном тренинге психолог мягко предложил ему пересмотреть свои жизненные приоритеты, прозрачно намекнув на возможное продвижение при определенных условиях, Митник написал заявление об уходе по собственному желанию. Он надеялся, ему удастся выкрутиться, продержаться как-то до Анькиного совершеннолетия. Тогда они вместе могли бы помочь матери. До сего дня он твердо верил в это.
Выбравшись из балки, он присел на каменный блок, составлявший когда-то фундамент полуразрушенного дома. Посмотрел с пригорка вниз. Там помаргивали огонечками окна другого мира. Мира, в который Митник готовился окунуться с головой.
Он достал пачку дешевых сигарет, вызывающих рак легких, желудка, гортани и черт его знает, чего еще, и закурил, задумчиво глядя прямо перед собой. Взгляд упирался в противоположный склон балки. Слишком крутой, чтобы хоть один домишко смог прилепиться там. Затемненный, он казался границей, разделявшей играющее яркими огнями «Нового города» небо и сонно помаргивающую землю под его ногами.
Наконец он бросил окурок и, вынув из кармана куртки пистолет, вновь спрятал его в глубокий простенок. В другом кармане лежал телефон. Митник включил его. Резкая трель, разорвавшая глубокую тишину поздней ночи, заставила его вздрогнуть.
– Да? – спросил он, поднося трубку к уху.
– Митя! – Мать рыдала. – Аня в больнице!
Через час Митник сидел в районном отделении полиции.
Когда ему с трудом удалось пробиться сквозь истерику матери и узнать, наконец, что же сталось с сестрой, чувство вины упало на плечи свинцовым грузом. Анька бросилась его догонять. Мать, рыдавшая на кухне после его ухода, услышала лишь, как хлопнула, закрывшись, входная дверь. Мать метнулась к телефону, но Анька сбросила вызов точно так, как это сделал до нее Митник. Потом был корвалол и тщетные попытки дозвониться хоть до кого-то, томительные часы беспокойного ожидания, звонок с Анькиного телефона и незнакомый женский голос в трубке.
Ее нашли на территории заброшенного завода. Митник ходил туда, когда хотел побыть один. Ее жестоко избили и бросили умирать. Случайный свидетель, бездомная старуха, не побоялась вызвать полицию.
Когда Митник прибыл в участок, чтобы подать заявление, его встретил немолодой уже человек, представившийся адвокатом. Им отвели отдельную комнату.
Мужчина занял стол, разложив на нем какие-то свои бумаги и развернув планшетник. Митник сел на табуретку напротив и вдруг почувствовал себя подследственным.
– Вы, как я понимаю, брат потерпевшей? – Пальцы адвоката порхнули над клавиатурой.
– Да, – ответил Митник.
– Позвольте вашу карту? – Адвокат, не глядя, протянул ладонь, и Митник, привстав, вложил в нее документ. Быстро проведя единой электронной картой по окошку считывающего устройства, адвокат вернул ее обратно. Митник спрятал документ во внутренний карман куртки. – Господин Калюжный, – адвокат говорил, не отрывая взгляда от монитора, – прежде чем вы подадите заявление, я хочу предупредить вас, что судебный процесс – это долгое и муторное дело. Я представляю интересы вашей сестры и прежде всего забочусь о ее благополучии. – Все это было произнесено на одном дыхании, ровным, невыразительным тоном. – Ваши шансы невысоки.
– Что? – спросил Митник.
– Да-да, – ответил адвокат, подняв, наконец, взгляд от экрана. – Ваш свидетель не имеет удостоверения личности. Ее могут подкупить или даже запугать, и тогда вы останетесь ни с чем. Впрочем, это не важно. Оставив дочь себе, ваша мать не сумела обеспечить ее безопасность. У вас огромные долги по ипотеке и неуплаченный налог на ребенка. При этом ни вы, ни ваша мать не имеете постоянного места работы, а у вас, как я вижу, еще и проблемы со службой занятости…
Митник сидел молча. В голове не осталось ни одной мысли.
– Я рад, что вы воспринимаете все так спокойно, – продолжил адвокат, внимательно на него посмотрев. – Я предлагаю воспользоваться ситуацией, и пока противная сторона несколько дезориентирована предъявленными обвинениями, предложить им мировую.
– Что? – снова спросил Митник.
– Лечение девочки будет оплачено социальной страховкой, но определенная сумма денег, частная клиника, хороший уход… Все это поможет ей быстрее… – Адвокат запнулся на последнем слове. Потер вдруг переносицу и произнес, не открывая глаз: – Реабилитироваться. Иначе вам придется отдать ее на попечение государства, ваша мать будет лишена родительских прав, и скорее всего вас привлекут к административной ответственности.
Митник молчал.
– Решайте скорее, – адвокат занервничал, принялся перекладывать разложенные по столу бумажки. – Пока инициатива исходит от нас.
– Моя сестра до сих пор не пришла в сознание, – сказал Митник. – И вы хотите, чтобы мы забрали заявление?
– Я сочувствую вам, – быстро ответил адвокат, – и хочу, чтобы девочке была оказана самая квалифицированная медицинская помощь… Как можно скорей, – закончил тот, сделав ударение на последнем слове.
Митник прикрыл глаза. Он помнил государственную больницу, в которой лежал его отец. И никакая социальная страховка не смогла спасти его от смерти. Чтобы произнести следующие слова, ему пришлось совершить над собой усилие.
– Квалифицированное лечение и оплата полной школьной программы.
– Может быть, гарантированное поступление в любой вуз по выбору? – быстро спросил адвокат.
Митник открыл глаза, чтоб убедиться, что над ним не издеваются.
– Нет. – Ответил он после минутного раздумья. – Она поступит сама.
Потом были еще два часа телефонных переговоров, видеоконференция с представителями тех ублюдков, подписание документов, звонки матери и долгий разговор с ней.
Когда Митник покинул участок, на улице уже занимался рассвет. Еще скрытое стенами домов солнце алыми всполохами играло в окнах верхних этажей. Митник сел на холодные, мокрые ступени и закурил последнюю сигарету из полной еще вчера пачки. В руках его была пухлая подшивка документов. Их электронные копии хранились в депозитарии городского муниципалитета.
В кармане куртки вновь зазвонил телефон.
– Да, – сказал Митник, поднимая трубку.
– Анечка очнулась, – прошептала мать, плача.
– Хорошо, – ответил Митник.
Леонид Каганов
Вечерний воздух дачного поселка казался густым и насыщенным, как кофе. Пахло землей, сыростью, старым деревом, свежим сеном, костром, цветами и настоящим зрелым летом в самом разгаре. Улица Садовая действительно напоминала сад – узкая асфальтовая тропинка под одну машину, где с обеих сторон тянулись нарядные заборы, обсаженные деревьями, а над головой смыкалась их зеленая листва. Вот только коттеджа с номером 11 почему-то не получалось найти. Впереди путь перегораживала куча щебня, над которой темнела чугунная ладонь экскаватора, задранная к небу, словно эта могучая железная машина просила милостыню. Данила растерянно оглянулся, но тут зазвонил смартфон.
– Даня, ты к нам все-таки доедешь сегодня? – послышался бодрый голос Арсения.
– Брожу по вашему поселку уже полчаса. Дошел до экскаватора.
– Ого! Разворачивайся и… Хотя нет, стой у экскаватора, я сам сейчас выйду!
Арсений появился через пару минут, издалека раскрывая руки для объятия. За эти годы он сильно изменился – чуть располнел и обзавелся узенькой бородкой. Но это по-прежнему был тот самый весельчак Сеня по кличке Комп.
– Даня, а ты не изменился! – воскликнул Арсений, хлопая друга по спине. – Только еще более худой стал. Но мужественный! А глаза уставшие. Долго ехал-то? Мы тебя с полудня ждем, Верочка гуся испекла, все остывает.
– Верочка?
– Жена моя, – объяснил Арсений. – Мы уже пять лет в браке.
– Ну ты даешь, – удивился Данила. – Прямо как в старину, вдвоем год за годом? Я думал, браки уже не регистрируют.
– А мы на Кипре регистрировались, – улыбнулся Арсений.
– Ну, поздравляю… – кивнул Данила. – Что ж не предупредил, я бы цветов купил для приличия…
Арсений не успел ответить, как Данила рванулся к ближайшему забору, присел, просунул руку между планками и выдернул с чужого участка большую белую хризантему.
– Для Верочки! – твердо сказал Данила, обрывая корневище.
– Ну ты как всегда, сумасшедший искатель приключений, – выдохнул Арсений и покрутил пальцем у виска. – Это дача генерала Максимова! Вся в камерах наблюдения! Вот только мне кражи цветов не хватало… Он у нас сумасшедший, даже на Верочку в суд подавал.
– За что? – изумился Данила.
– За рояль. Он его называет «шум».
– У тебя Верочка тоже музыкант?
– Конечно, – кивнул Арсений. – А вот мы и пришли.
Он приложил к калитке магнитный ключ, и замок щелкнул. Данила замер, разглядывая резную деревянную табличку на калитке: «Unter den Linden, Musikerdorf, Blumen StraЯe 11».
– На немецком, – пояснил Арсений. – Цветочная 11, Музпоселок, Подлипки. Знакомый вырезал, для красоты.
За калиткой открылась сырая роща из кустов сирени, яблонь и рябины. В сумерках среди листвы мерцали садовые фонарики, а с ветки на ветку с жужжанием перелетали красные огоньки – электрические воробьи ловили комаров. Здесь пахло еще ярче: цветами, росой и свежескошенной травой. Друзья сделали пару шагов по дорожке, и деревья расступились. За ними открылась аккуратная лужайка с шезлонгами и фуршетным столиком. Уютно светился добротный каменный коттедж, а перед ним в самом центре лужайки стоял огромный дуб – выше дома, выше яблонь и рябины. В распахнутых окнах второго этажа колыхалась старомодная тюлевая занавеска, и оттуда тихо плыли звуки рояля – Данила мог поклясться, что это не синтезатор и не пианино, а настоящий старинный рояль.
– Нравится? – спросил Арсений, наслаждаясь эффектом.
Рояль смолк, и вскоре на крыльцо вышла миловидная девушка – чуть полноватая, глазастенькая, с немного нескладной фигуркой и птичьим лицом.
– Верочка, знакомься: вот это и есть Данила Винокуров, мой старинный друг и одногруппник.
– Вера, – просто улыбнулась она. – А мы вас ждем!
Данила церемонно шаркнул ботинком по гравию, наклонился, бережно взял ее ладонь и поцеловал. А затем вручил свою хризантему, которую прятал все это время за спиной. Верочка просияла.
– Сеня, в доме будем ужинать или я во дворе накрою? – деловито спросила она мужа.
– Во дворе, конечно, – кивнул Арсений. – Такая погода! А дом гостю еще показать успеем. Ты же сегодня у нас останешься, домой не поедешь?
– Могу остаться… – пожал плечами Данила. – Могу домой пойти. Мой дом в двух шагах стоит.
Остатки гуся серебрились на блюде и выглядели уже не так аппетитно. Арсений успел в лицах рассказать, как они с Верочкой познакомились в самолете – как он догадался, что она тоже музыкант. И хотя история была довольно обычной, Арсений очень смешно изображал незнакомку в соседнем кресле, которая принялась на взлете машинально отстукивать пальцами по подлокотнику «Полет валькирий» Вагнера, и как он опознал ритм, принялся ей дирижировать, и как они потом смеялись. Было ясно, что эту историю он рассказывает не первый раз. Данила лежал в шезлонге, смотрел, прищурясь, через стекло бокала на фонарь, бьющий откуда-то сверху через ветви дуба, и впервые за много лет чувствовал себя по-настоящему дома.
– А почему у тебя табличка на немецком? – спросил он. – Из-за нее я мимо прошел.
– У нас как-то гостил мой учитель, скрипач-немец, – объяснила Верочка с улыбкой, – он увлекается резьбой по дереву.
– Скрипач? – изумился Данила. – И руки ему не жалко портить?
Арсений пожал плечами:
– Руки портятся только без работы. Мой прадед на этом самом участке и лопатой махал, и дрова пилил, и деревья сажал. Видишь дуб столетний? Это его дуб. Он посадил.
– Прадед твой тоже музыкант? – спросил Данила. И удивился внезапно наступившей паузе.
Верочка обернулась. Арсений тоже посмотрел недоверчиво.
– Вообще-то, – тактично заметила Верочка, – Герасим Васильевич Никосовский. Автор «Морской сонаты» и «Олимпийского марша».
Данила замер.
– Так это твой прадед?! – воскликнул он. – Композитор Никосовский?
– А вы, Данила, думали, они просто однофамильцы? – засмеялась Верочка.
– Но… – Данила растерялся. – Так мне сам Арсений сказал еще на первом курсе!
Арсений улыбался во всю физиономию.
– Сенечка у нас скромный, – объяснила Вера. – Или веселый.
– А что ж таблички памятной нет? – спохватился Данила. – Вот же идея для таблички на калитку: «В этом доме жил и работал выдающийся советский композитор Герасим Никосовский»!
– Нет, – Арсений серьезно помотал головой. – Работал он не здесь. И никакого дома тогда еще не было – был сарайчик с лопатами, деревянный сортир и теплицы. Дед здесь огурцы сажал. Обожал в земле возиться, он же из крестьян родом.
Все уважительно помолчали.
– Слушай, а про наших ты что-нибудь знаешь? – спросил Данила.
– Не много, – откликнулся Арсений. – Я ведь и тебя-то случайно нашел – увидел фамилию в сетях и решил написать, вдруг и впрямь ты. А ты легок на подъем оказался – взял и приехал в гости.
– Я вообще легок стал, – улыбнулся Данила. – Работа такая. Так, значит, ни с кем из наших не общаешься? Жаль. Хороший курс был у нас.
– Про некоторых знаю, – кивнул Арсений. – Ленку помнишь? Сейчас она где-то в Австралии, танцевальные фестивали организует. Кулебякин музыку бросил, он теперь фермер. Арбузы выращивает, у него бахча в Краснодаре.
– Митька Кулебякин? Фермер в Краснодаре? – изумился Данила. – Обалдеть! Кому нужны выращенные арбузы, если сейчас все из синтезаторов идет?
Арсений пожал плечами.
– Ну, в синтезатор надо сперва образец положить, – резонно заметил он, – а потом уж дублируй, сколько хочешь. Вот он эти эталонные арбузы каждый год и выращивает.
– Обалдеть, – повторил Данила. – Чушь какая-то. Арбузы. Краснодар. Вот уж не предполагал, что Митька музыку забросит. Он же бредил музыкой, чуть ли не спал на клавишах!
Арсений вздохнул и поморщился.
– Там не так просто, – объяснил он неохотно. – Митька руку потерял… Ну, не всю руку – большой палец. Арбузы выращивать не мешает, а вот для пианиста, сам понимаешь…
– Как же это?! – расстроился Данила. – Почему? Что случилось?
– Да… – Арсений снова поморщился. – Там совсем глупая история. Он на море поехал, в Тунис. И там руку поцарапал ракушкой. Чем-то перевязал, пластырем заклеил, забыл… Короче, когда вернулся в Москву, уже заражение крови шло. Ну и палец ампутировали.
– Надо же… – только и вымолвил Данила. – Я думал, в наш век такого быть не может.
– Я же говорю, дурацкая история, – согласился Арсений. – Он сам поверить не мог.
– Врачи идиоты! – с чувством произнес Данила. – Неужели нельзя было сохранить руку?
Арсений пожал плечами:
– Они жизнь сохранили… – Помолчал и неохотно продолжил: – А Михальчук Валерка – совсем спился. Где-то под Серпуховом в бараках живет, я боюсь к нему ехать, если честно… Аркадия – два года назад хоронили. Отыграл концерт, и вдруг сердце. А вот Зондер у нас теперь строитель. Удивлен?
– Не очень. Он ведь и так с третьего курса ушел. Что, реально на стройке работает?
– Почти. У него своя строительная фирма – домики собирают. Материал копеечный, из синтезатора, но качественно поставить дом – это толковая бригада нужна. Вот они и ставят. Зарабатывает прекрасно, на «Гринвере» ездит, с турбинами.
– Выходит, в музыке из наших совсем никто не остался? – подытожил Данила.
– Илюха Козлов остался – в каких-то клубах играет на бас-гитаре. И еще Перепелкина – директор консерватории в Рязани. Хотя сама не играет. Вот вроде и все. – Арсений повернулся в шезлонге: – Кстати, вот Верочка преподает студентам три раза в неделю. Так что тоже, считай, по специальности. Хотя она не у нас училась, в Германии.
– Ну а ты-то сам? – спросил Данила.
За него ответила Вера.
– Сенечка у нас музыку сочиняет! – сообщила она с гордостью.
– Вера у нас считает музыкой ерундовые аранжировки, темы к сериалам и рекламные джинглы… – отшутился Арсений.
– Нет, правда? – оживился Данила. – Сочиняешь музыку? И за это сегодня платят?
– Платят, – кивнул Арсений, – даже неплохо. Вот только заказывают редко. Но нам много и не надо, верно?
– Сенечка не просто музыкант, а талантливый композитор, – сообщила Вера.
– Ну я-то в курсе, – улыбнулся Данила. – У него кличка в училище была – Комп. Композитор.
Арсений хохотнул и указал пальцем на Данилу, повернувшись к Верочке:
– А Даньку мы называли Старателем. Был самый старательный на курсе – если чего захотел, горы свернет, а добьется! Ну ладно, рассказывай теперь, как сам живешь?
Данила вздохнул и снова посмотрел на фонарь, только уже через пустой бокал.
– Как все живу. Город, суета, разъезды.
– Вы один живете? – спросила Верочка.
– Почему один? Как все. Заходишь в сеть встреч-знакомств, выбираешь партнершу на вечер.
– А если она вам не понравится? – удивилась Верочка.
– Утром зайду в сеть, поставлю оценку – ноль из пяти. – Данила пожал плечами. – Но так редко бывает, чтоб не понравилось. Сейчас хорошие алгоритмы учета предпочтений. Просто ставишь оценку, и тебе выпадет новый список: «оценившим этого человека также понравились…» – и выбирай пару на следующий вечер.
– Я бы так не смогла… – вздохнула Верочка.
– Но так все живут, – возразил Данила. – Это интересно и удобно.
Арсений схватил с блюдца виноградину, подкинул ее и ловко поймал ртом. Верочка засмеялась.
– Ну ладно, – сказал Арсений, – что мы все о бабах да мужиках. Сам-то чем занимаешься?
– Не музыкой… – покачал головой Данила. – Совсем не музыкой. Это долгая история, но интересная…
– Так мы никуда не торопимся! – уверил Арсений и потер руки. – Верочка, а у нас еще вино осталось? Налей гостю.
Данила устроился поудобнее в шезлонге и начал рассказ. Он рассказал, как собрал группу, как записали альбом. Как распалась группа и начал выступать по клубам один. Рассказал с некоторым стеснением, как устроился играть в ресторан – обычно он рассказывал об этом легко, но перед Арсением почему-то было стыдно. Рассказал, как подружился там с бандитами, хотя поначалу не знал, кто они. Как ввязался в биржевые игры, проигрался и попал в долги. Как прятался полгода, а его искали. И как отделался чудом благодаря юристу Филу – удивительному проныре. Арсений слушал, не перебивая, только сочувственно качал головой.
– Данила, – произнес он, наконец, – если тебе вдруг нужна какая-то помощь или деньги… Или жить негде… Тебе, надеюсь, квартиру продать не пришлось?
– Пришлось, – кивнул Данила. – Но это уже совсем другая история – я ее продал ради новой профессии.
– И где же ты живешь?
Данила хитро улыбнулся.
– Я бомж, – сказал он. – Нигде не живу, брожу по свету последние десять лет.
Верочка тихо всплеснула руками.
– Шучу, – объяснил Данила, наслаждаясь эффектом. – У меня все в порядке. У меня обалденный трейлер – дом на колесах, амфибия на воздушной подушке. Продал квартиру, купил трейлер и оборудование. Живу и катаюсь по всему миру.
– Ты и сюда на нем приехал? – недоверчиво спросил Арсений.
Данила кивнул:
– Пришлось оставить за воротами поселка – они у вас низкие, а у меня антенный комплекс на крыше. Сворачивать его – долгая история.
– Антенный кто? – переспросил Арсений.
– Комплекс. У меня профессия такая – я искатель. Ищу случайные числа. Слышал про такое?
Арсений от удивления сел в шезлонге, с изумлением разглядывая Данилу.
– Так ты из этих? Которые проводками в землю тычут?
Данила фыркнул.
– Как тебе не стыдно? Ты прямо как неграмотный. Знаешь вообще, что такое случайные числа и зачем они?
– Для синтезаторов вроде, – подсказала Верочка.
– Именно! Для синтеза материи нужны потоки чистейших случайных чисел. И это сегодня – самая большая проблема. Потому что они нужны в количестве, сравнимом с числом атомов каждого изделия. А в таком количестве их взять просто неоткуда. И хороший поток стоит нереальных денег!
– Смотри, как наш гость-то оживился! – улыбнулась Верочка. – И уже не грустный! И уже не тощий! Глаза горят…
– А вот я никогда не понимал, в чем проблема, – Арсений пожал плечами. – Они же случайные числа! Бери с потолка!
Данила азартно потер ладони и хищно улыбнулся.
– Уверен? О’кей. Придумай мне десять случайных чисел?
– Да пожалуйста: десять, двенадцать, сто…
– Уже плохо, – заметил Данила. – Все четные. И возрастают. Ну, продолжай…
– Да сколько угодно! Семь! Три! Сто! Э-э-э… Тридцать пять! Э-э-э… Два! Сто два! Э-э-э… Ну, тридцать один… Э-э-э… Сейчас…
Данила наблюдал с улыбкой.
– Ты уже понял, да? – спросил он, наслаждаясь эффектом. – А чисел нужно не десять, не сто и не миллиард – а столько, сколько атомов в арбузе. Или в этой бутылке вина. Или в оконном стеклопакете. А если поток будет грязным, ограниченным, повторяющимся – то появится муар. По-русски говоря – атомная рябь.
– Здорово, Митник! – Хозяин появился через минуту. Присел напротив и принялся помешивать чай ложечкой. Та мелодично звенела, и Митник почувствовал, что устал. Мерное позвякивание убаюкивало. Чтобы проснуться, Митник снял руки со стола, выпрямился на табуретке. – Что-то ты рано. Мы ждали тебя в конце месяца. Принес что-нибудь интересное?
– Нет, – ответил Митник, делая глоток. – Учебники по маркетингу, но такого дерьма везде навалом. Я пришел взять заказ. Ты говорил, у тебя есть что-то для меня.
Хозяин прекратил звенеть ложкой. Склонился навстречу, положив ладонь на плечо.
– У тебя проблемы, Митник? Что-то… с семьей?
– Я хочу серьезного дела, – ответил Митник.
Хозяин снял ладонь с плеча. Откинулся на табуретке, опершись о стену.
– Не берись за серьезное дело, Митник, если только действительно не хочешь этого. Если тебе нужны деньги, я могу ссудить в разумных пределах. Без процентов и обязательств, Митник, мы не в банке.
– Нет, – ответил Митник, зная, что этот беспроцентный кредит может стать ему очень дорого. – Я хочу настоящего дела.
Работа затянулась до позднего вечера. Хозяин обрадовался, услышав, что ничто не мешает Митнику приступить к делу немедленно. Работать пришлось с чужой машины. Это было даже хорошо. Ему заплатили тут же. Пачка денег, перекочевавшая в карман Митника, была гораздо внушительнее той, что он заработал утром, но ее все равно не хватило бы ни на погашение долга, ни на оплату всех факультативов за оставшиеся годы учебы сестры.
Он думал об этом, когда шел обратно.
Ночное небо над его головой сияло отраженными огнями города. Лучи прожекторов плясали на низко бегущих тучах. Чуть выше, за гребнем крутого холма, начинался так называемый «Новый город». Конгломерат домов, отелей, парков, госучреждений, представляющий собой по сути одно огромное здание, чьи части, соединенные линиями скоростного трамвая, были закрыты для посещения нерезидентами. Митник работал там сразу по окончании школы. Его не хватило надолго. Низкоквалифицированный труд, штрафные санкции за малейшее нарушение дисциплины и постоянная угроза увольнения не беспокоили Митника. Он умел работать хорошо и хорошо себя контролировал.
Но ежедневно наблюдать бессмысленную трату ресурсов, так необходимых его семье, он не мог. Он влюбился бы в этот город будущего, такой чистый и сверкающий, ультрасовременный и созданный для комфорта, если б не столкнулся сперва с его изнанкой. Митник видел, чем обеспечено изобилие. Продукты лежали на полках до истечения срока годности. Но, даже купив что-то, люди не съедали и половины того, чем был забит их холодильник. Новые вещи приобретались не взамен отслуживших свое, а лишь затем, чтобы их владелец соответствовал неким принятым в этом обществе стандартам. Наверное, Митник мог бы вписаться в этот мир и стать там своим. Он был достаточно умен, чтобы понять, для этого ему не нужно высшее образование, о котором всегда так переживала мать. Он видел, что его знания, даже не подкрепленные вузовской корочкой, ценились высоко, и люди платили назначаемую им цену. Нужно было лишь понять и принять законы этого мира. Подстроиться под него. Стать другим человеком. Бросить семью.
Митник не смог.
За те три месяца, что он проработал в «Новом городе», он почти не видел ни мать, ни Аньку. Ему хватило бы времени на ежедневные поездки домой, в пригород, но его работодатель был недоволен частыми отлучками за периметр «Нового города». Выходные были заняты корпоративными мероприятиями. Долгие разговоры в скайпе не могли заменить ему живого общения с родными. За время его отсутствия Анька чаще стала прогуливать школу, ее оценки медленно поползли вниз. Митник пытался контролировать ситуацию. Звонил Анькиным учителям, разговаривал с одноклассниками. Он делал это в свободное от работы время. Но когда на очередном корпоративном тренинге психолог мягко предложил ему пересмотреть свои жизненные приоритеты, прозрачно намекнув на возможное продвижение при определенных условиях, Митник написал заявление об уходе по собственному желанию. Он надеялся, ему удастся выкрутиться, продержаться как-то до Анькиного совершеннолетия. Тогда они вместе могли бы помочь матери. До сего дня он твердо верил в это.
Выбравшись из балки, он присел на каменный блок, составлявший когда-то фундамент полуразрушенного дома. Посмотрел с пригорка вниз. Там помаргивали огонечками окна другого мира. Мира, в который Митник готовился окунуться с головой.
Он достал пачку дешевых сигарет, вызывающих рак легких, желудка, гортани и черт его знает, чего еще, и закурил, задумчиво глядя прямо перед собой. Взгляд упирался в противоположный склон балки. Слишком крутой, чтобы хоть один домишко смог прилепиться там. Затемненный, он казался границей, разделявшей играющее яркими огнями «Нового города» небо и сонно помаргивающую землю под его ногами.
Наконец он бросил окурок и, вынув из кармана куртки пистолет, вновь спрятал его в глубокий простенок. В другом кармане лежал телефон. Митник включил его. Резкая трель, разорвавшая глубокую тишину поздней ночи, заставила его вздрогнуть.
– Да? – спросил он, поднося трубку к уху.
– Митя! – Мать рыдала. – Аня в больнице!
Через час Митник сидел в районном отделении полиции.
Когда ему с трудом удалось пробиться сквозь истерику матери и узнать, наконец, что же сталось с сестрой, чувство вины упало на плечи свинцовым грузом. Анька бросилась его догонять. Мать, рыдавшая на кухне после его ухода, услышала лишь, как хлопнула, закрывшись, входная дверь. Мать метнулась к телефону, но Анька сбросила вызов точно так, как это сделал до нее Митник. Потом был корвалол и тщетные попытки дозвониться хоть до кого-то, томительные часы беспокойного ожидания, звонок с Анькиного телефона и незнакомый женский голос в трубке.
Ее нашли на территории заброшенного завода. Митник ходил туда, когда хотел побыть один. Ее жестоко избили и бросили умирать. Случайный свидетель, бездомная старуха, не побоялась вызвать полицию.
Когда Митник прибыл в участок, чтобы подать заявление, его встретил немолодой уже человек, представившийся адвокатом. Им отвели отдельную комнату.
Мужчина занял стол, разложив на нем какие-то свои бумаги и развернув планшетник. Митник сел на табуретку напротив и вдруг почувствовал себя подследственным.
– Вы, как я понимаю, брат потерпевшей? – Пальцы адвоката порхнули над клавиатурой.
– Да, – ответил Митник.
– Позвольте вашу карту? – Адвокат, не глядя, протянул ладонь, и Митник, привстав, вложил в нее документ. Быстро проведя единой электронной картой по окошку считывающего устройства, адвокат вернул ее обратно. Митник спрятал документ во внутренний карман куртки. – Господин Калюжный, – адвокат говорил, не отрывая взгляда от монитора, – прежде чем вы подадите заявление, я хочу предупредить вас, что судебный процесс – это долгое и муторное дело. Я представляю интересы вашей сестры и прежде всего забочусь о ее благополучии. – Все это было произнесено на одном дыхании, ровным, невыразительным тоном. – Ваши шансы невысоки.
– Что? – спросил Митник.
– Да-да, – ответил адвокат, подняв, наконец, взгляд от экрана. – Ваш свидетель не имеет удостоверения личности. Ее могут подкупить или даже запугать, и тогда вы останетесь ни с чем. Впрочем, это не важно. Оставив дочь себе, ваша мать не сумела обеспечить ее безопасность. У вас огромные долги по ипотеке и неуплаченный налог на ребенка. При этом ни вы, ни ваша мать не имеете постоянного места работы, а у вас, как я вижу, еще и проблемы со службой занятости…
Митник сидел молча. В голове не осталось ни одной мысли.
– Я рад, что вы воспринимаете все так спокойно, – продолжил адвокат, внимательно на него посмотрев. – Я предлагаю воспользоваться ситуацией, и пока противная сторона несколько дезориентирована предъявленными обвинениями, предложить им мировую.
– Что? – снова спросил Митник.
– Лечение девочки будет оплачено социальной страховкой, но определенная сумма денег, частная клиника, хороший уход… Все это поможет ей быстрее… – Адвокат запнулся на последнем слове. Потер вдруг переносицу и произнес, не открывая глаз: – Реабилитироваться. Иначе вам придется отдать ее на попечение государства, ваша мать будет лишена родительских прав, и скорее всего вас привлекут к административной ответственности.
Митник молчал.
– Решайте скорее, – адвокат занервничал, принялся перекладывать разложенные по столу бумажки. – Пока инициатива исходит от нас.
– Моя сестра до сих пор не пришла в сознание, – сказал Митник. – И вы хотите, чтобы мы забрали заявление?
– Я сочувствую вам, – быстро ответил адвокат, – и хочу, чтобы девочке была оказана самая квалифицированная медицинская помощь… Как можно скорей, – закончил тот, сделав ударение на последнем слове.
Митник прикрыл глаза. Он помнил государственную больницу, в которой лежал его отец. И никакая социальная страховка не смогла спасти его от смерти. Чтобы произнести следующие слова, ему пришлось совершить над собой усилие.
– Квалифицированное лечение и оплата полной школьной программы.
– Может быть, гарантированное поступление в любой вуз по выбору? – быстро спросил адвокат.
Митник открыл глаза, чтоб убедиться, что над ним не издеваются.
– Нет. – Ответил он после минутного раздумья. – Она поступит сама.
Потом были еще два часа телефонных переговоров, видеоконференция с представителями тех ублюдков, подписание документов, звонки матери и долгий разговор с ней.
Когда Митник покинул участок, на улице уже занимался рассвет. Еще скрытое стенами домов солнце алыми всполохами играло в окнах верхних этажей. Митник сел на холодные, мокрые ступени и закурил последнюю сигарету из полной еще вчера пачки. В руках его была пухлая подшивка документов. Их электронные копии хранились в депозитарии городского муниципалитета.
В кармане куртки вновь зазвонил телефон.
– Да, – сказал Митник, поднимая трубку.
– Анечка очнулась, – прошептала мать, плача.
– Хорошо, – ответил Митник.
Леонид Каганов
Продавец случайных чисел
Всякий, кто питает слабость к арифметическим методам получения случайных чисел, грешен вне всяких сомнений.
Джон фон Нейман
Вечерний воздух дачного поселка казался густым и насыщенным, как кофе. Пахло землей, сыростью, старым деревом, свежим сеном, костром, цветами и настоящим зрелым летом в самом разгаре. Улица Садовая действительно напоминала сад – узкая асфальтовая тропинка под одну машину, где с обеих сторон тянулись нарядные заборы, обсаженные деревьями, а над головой смыкалась их зеленая листва. Вот только коттеджа с номером 11 почему-то не получалось найти. Впереди путь перегораживала куча щебня, над которой темнела чугунная ладонь экскаватора, задранная к небу, словно эта могучая железная машина просила милостыню. Данила растерянно оглянулся, но тут зазвонил смартфон.
– Даня, ты к нам все-таки доедешь сегодня? – послышался бодрый голос Арсения.
– Брожу по вашему поселку уже полчаса. Дошел до экскаватора.
– Ого! Разворачивайся и… Хотя нет, стой у экскаватора, я сам сейчас выйду!
Арсений появился через пару минут, издалека раскрывая руки для объятия. За эти годы он сильно изменился – чуть располнел и обзавелся узенькой бородкой. Но это по-прежнему был тот самый весельчак Сеня по кличке Комп.
– Даня, а ты не изменился! – воскликнул Арсений, хлопая друга по спине. – Только еще более худой стал. Но мужественный! А глаза уставшие. Долго ехал-то? Мы тебя с полудня ждем, Верочка гуся испекла, все остывает.
– Верочка?
– Жена моя, – объяснил Арсений. – Мы уже пять лет в браке.
– Ну ты даешь, – удивился Данила. – Прямо как в старину, вдвоем год за годом? Я думал, браки уже не регистрируют.
– А мы на Кипре регистрировались, – улыбнулся Арсений.
– Ну, поздравляю… – кивнул Данила. – Что ж не предупредил, я бы цветов купил для приличия…
Арсений не успел ответить, как Данила рванулся к ближайшему забору, присел, просунул руку между планками и выдернул с чужого участка большую белую хризантему.
– Для Верочки! – твердо сказал Данила, обрывая корневище.
– Ну ты как всегда, сумасшедший искатель приключений, – выдохнул Арсений и покрутил пальцем у виска. – Это дача генерала Максимова! Вся в камерах наблюдения! Вот только мне кражи цветов не хватало… Он у нас сумасшедший, даже на Верочку в суд подавал.
– За что? – изумился Данила.
– За рояль. Он его называет «шум».
– У тебя Верочка тоже музыкант?
– Конечно, – кивнул Арсений. – А вот мы и пришли.
Он приложил к калитке магнитный ключ, и замок щелкнул. Данила замер, разглядывая резную деревянную табличку на калитке: «Unter den Linden, Musikerdorf, Blumen StraЯe 11».
– На немецком, – пояснил Арсений. – Цветочная 11, Музпоселок, Подлипки. Знакомый вырезал, для красоты.
За калиткой открылась сырая роща из кустов сирени, яблонь и рябины. В сумерках среди листвы мерцали садовые фонарики, а с ветки на ветку с жужжанием перелетали красные огоньки – электрические воробьи ловили комаров. Здесь пахло еще ярче: цветами, росой и свежескошенной травой. Друзья сделали пару шагов по дорожке, и деревья расступились. За ними открылась аккуратная лужайка с шезлонгами и фуршетным столиком. Уютно светился добротный каменный коттедж, а перед ним в самом центре лужайки стоял огромный дуб – выше дома, выше яблонь и рябины. В распахнутых окнах второго этажа колыхалась старомодная тюлевая занавеска, и оттуда тихо плыли звуки рояля – Данила мог поклясться, что это не синтезатор и не пианино, а настоящий старинный рояль.
– Нравится? – спросил Арсений, наслаждаясь эффектом.
Рояль смолк, и вскоре на крыльцо вышла миловидная девушка – чуть полноватая, глазастенькая, с немного нескладной фигуркой и птичьим лицом.
– Верочка, знакомься: вот это и есть Данила Винокуров, мой старинный друг и одногруппник.
– Вера, – просто улыбнулась она. – А мы вас ждем!
Данила церемонно шаркнул ботинком по гравию, наклонился, бережно взял ее ладонь и поцеловал. А затем вручил свою хризантему, которую прятал все это время за спиной. Верочка просияла.
– Сеня, в доме будем ужинать или я во дворе накрою? – деловито спросила она мужа.
– Во дворе, конечно, – кивнул Арсений. – Такая погода! А дом гостю еще показать успеем. Ты же сегодня у нас останешься, домой не поедешь?
– Могу остаться… – пожал плечами Данила. – Могу домой пойти. Мой дом в двух шагах стоит.
Остатки гуся серебрились на блюде и выглядели уже не так аппетитно. Арсений успел в лицах рассказать, как они с Верочкой познакомились в самолете – как он догадался, что она тоже музыкант. И хотя история была довольно обычной, Арсений очень смешно изображал незнакомку в соседнем кресле, которая принялась на взлете машинально отстукивать пальцами по подлокотнику «Полет валькирий» Вагнера, и как он опознал ритм, принялся ей дирижировать, и как они потом смеялись. Было ясно, что эту историю он рассказывает не первый раз. Данила лежал в шезлонге, смотрел, прищурясь, через стекло бокала на фонарь, бьющий откуда-то сверху через ветви дуба, и впервые за много лет чувствовал себя по-настоящему дома.
– А почему у тебя табличка на немецком? – спросил он. – Из-за нее я мимо прошел.
– У нас как-то гостил мой учитель, скрипач-немец, – объяснила Верочка с улыбкой, – он увлекается резьбой по дереву.
– Скрипач? – изумился Данила. – И руки ему не жалко портить?
Арсений пожал плечами:
– Руки портятся только без работы. Мой прадед на этом самом участке и лопатой махал, и дрова пилил, и деревья сажал. Видишь дуб столетний? Это его дуб. Он посадил.
– Прадед твой тоже музыкант? – спросил Данила. И удивился внезапно наступившей паузе.
Верочка обернулась. Арсений тоже посмотрел недоверчиво.
– Вообще-то, – тактично заметила Верочка, – Герасим Васильевич Никосовский. Автор «Морской сонаты» и «Олимпийского марша».
Данила замер.
– Так это твой прадед?! – воскликнул он. – Композитор Никосовский?
– А вы, Данила, думали, они просто однофамильцы? – засмеялась Верочка.
– Но… – Данила растерялся. – Так мне сам Арсений сказал еще на первом курсе!
Арсений улыбался во всю физиономию.
– Сенечка у нас скромный, – объяснила Вера. – Или веселый.
– А что ж таблички памятной нет? – спохватился Данила. – Вот же идея для таблички на калитку: «В этом доме жил и работал выдающийся советский композитор Герасим Никосовский»!
– Нет, – Арсений серьезно помотал головой. – Работал он не здесь. И никакого дома тогда еще не было – был сарайчик с лопатами, деревянный сортир и теплицы. Дед здесь огурцы сажал. Обожал в земле возиться, он же из крестьян родом.
Все уважительно помолчали.
– Слушай, а про наших ты что-нибудь знаешь? – спросил Данила.
– Не много, – откликнулся Арсений. – Я ведь и тебя-то случайно нашел – увидел фамилию в сетях и решил написать, вдруг и впрямь ты. А ты легок на подъем оказался – взял и приехал в гости.
– Я вообще легок стал, – улыбнулся Данила. – Работа такая. Так, значит, ни с кем из наших не общаешься? Жаль. Хороший курс был у нас.
– Про некоторых знаю, – кивнул Арсений. – Ленку помнишь? Сейчас она где-то в Австралии, танцевальные фестивали организует. Кулебякин музыку бросил, он теперь фермер. Арбузы выращивает, у него бахча в Краснодаре.
– Митька Кулебякин? Фермер в Краснодаре? – изумился Данила. – Обалдеть! Кому нужны выращенные арбузы, если сейчас все из синтезаторов идет?
Арсений пожал плечами.
– Ну, в синтезатор надо сперва образец положить, – резонно заметил он, – а потом уж дублируй, сколько хочешь. Вот он эти эталонные арбузы каждый год и выращивает.
– Обалдеть, – повторил Данила. – Чушь какая-то. Арбузы. Краснодар. Вот уж не предполагал, что Митька музыку забросит. Он же бредил музыкой, чуть ли не спал на клавишах!
Арсений вздохнул и поморщился.
– Там не так просто, – объяснил он неохотно. – Митька руку потерял… Ну, не всю руку – большой палец. Арбузы выращивать не мешает, а вот для пианиста, сам понимаешь…
– Как же это?! – расстроился Данила. – Почему? Что случилось?
– Да… – Арсений снова поморщился. – Там совсем глупая история. Он на море поехал, в Тунис. И там руку поцарапал ракушкой. Чем-то перевязал, пластырем заклеил, забыл… Короче, когда вернулся в Москву, уже заражение крови шло. Ну и палец ампутировали.
– Надо же… – только и вымолвил Данила. – Я думал, в наш век такого быть не может.
– Я же говорю, дурацкая история, – согласился Арсений. – Он сам поверить не мог.
– Врачи идиоты! – с чувством произнес Данила. – Неужели нельзя было сохранить руку?
Арсений пожал плечами:
– Они жизнь сохранили… – Помолчал и неохотно продолжил: – А Михальчук Валерка – совсем спился. Где-то под Серпуховом в бараках живет, я боюсь к нему ехать, если честно… Аркадия – два года назад хоронили. Отыграл концерт, и вдруг сердце. А вот Зондер у нас теперь строитель. Удивлен?
– Не очень. Он ведь и так с третьего курса ушел. Что, реально на стройке работает?
– Почти. У него своя строительная фирма – домики собирают. Материал копеечный, из синтезатора, но качественно поставить дом – это толковая бригада нужна. Вот они и ставят. Зарабатывает прекрасно, на «Гринвере» ездит, с турбинами.
– Выходит, в музыке из наших совсем никто не остался? – подытожил Данила.
– Илюха Козлов остался – в каких-то клубах играет на бас-гитаре. И еще Перепелкина – директор консерватории в Рязани. Хотя сама не играет. Вот вроде и все. – Арсений повернулся в шезлонге: – Кстати, вот Верочка преподает студентам три раза в неделю. Так что тоже, считай, по специальности. Хотя она не у нас училась, в Германии.
– Ну а ты-то сам? – спросил Данила.
За него ответила Вера.
– Сенечка у нас музыку сочиняет! – сообщила она с гордостью.
– Вера у нас считает музыкой ерундовые аранжировки, темы к сериалам и рекламные джинглы… – отшутился Арсений.
– Нет, правда? – оживился Данила. – Сочиняешь музыку? И за это сегодня платят?
– Платят, – кивнул Арсений, – даже неплохо. Вот только заказывают редко. Но нам много и не надо, верно?
– Сенечка не просто музыкант, а талантливый композитор, – сообщила Вера.
– Ну я-то в курсе, – улыбнулся Данила. – У него кличка в училище была – Комп. Композитор.
Арсений хохотнул и указал пальцем на Данилу, повернувшись к Верочке:
– А Даньку мы называли Старателем. Был самый старательный на курсе – если чего захотел, горы свернет, а добьется! Ну ладно, рассказывай теперь, как сам живешь?
Данила вздохнул и снова посмотрел на фонарь, только уже через пустой бокал.
– Как все живу. Город, суета, разъезды.
– Вы один живете? – спросила Верочка.
– Почему один? Как все. Заходишь в сеть встреч-знакомств, выбираешь партнершу на вечер.
– А если она вам не понравится? – удивилась Верочка.
– Утром зайду в сеть, поставлю оценку – ноль из пяти. – Данила пожал плечами. – Но так редко бывает, чтоб не понравилось. Сейчас хорошие алгоритмы учета предпочтений. Просто ставишь оценку, и тебе выпадет новый список: «оценившим этого человека также понравились…» – и выбирай пару на следующий вечер.
– Я бы так не смогла… – вздохнула Верочка.
– Но так все живут, – возразил Данила. – Это интересно и удобно.
Арсений схватил с блюдца виноградину, подкинул ее и ловко поймал ртом. Верочка засмеялась.
– Ну ладно, – сказал Арсений, – что мы все о бабах да мужиках. Сам-то чем занимаешься?
– Не музыкой… – покачал головой Данила. – Совсем не музыкой. Это долгая история, но интересная…
– Так мы никуда не торопимся! – уверил Арсений и потер руки. – Верочка, а у нас еще вино осталось? Налей гостю.
Данила устроился поудобнее в шезлонге и начал рассказ. Он рассказал, как собрал группу, как записали альбом. Как распалась группа и начал выступать по клубам один. Рассказал с некоторым стеснением, как устроился играть в ресторан – обычно он рассказывал об этом легко, но перед Арсением почему-то было стыдно. Рассказал, как подружился там с бандитами, хотя поначалу не знал, кто они. Как ввязался в биржевые игры, проигрался и попал в долги. Как прятался полгода, а его искали. И как отделался чудом благодаря юристу Филу – удивительному проныре. Арсений слушал, не перебивая, только сочувственно качал головой.
– Данила, – произнес он, наконец, – если тебе вдруг нужна какая-то помощь или деньги… Или жить негде… Тебе, надеюсь, квартиру продать не пришлось?
– Пришлось, – кивнул Данила. – Но это уже совсем другая история – я ее продал ради новой профессии.
– И где же ты живешь?
Данила хитро улыбнулся.
– Я бомж, – сказал он. – Нигде не живу, брожу по свету последние десять лет.
Верочка тихо всплеснула руками.
– Шучу, – объяснил Данила, наслаждаясь эффектом. – У меня все в порядке. У меня обалденный трейлер – дом на колесах, амфибия на воздушной подушке. Продал квартиру, купил трейлер и оборудование. Живу и катаюсь по всему миру.
– Ты и сюда на нем приехал? – недоверчиво спросил Арсений.
Данила кивнул:
– Пришлось оставить за воротами поселка – они у вас низкие, а у меня антенный комплекс на крыше. Сворачивать его – долгая история.
– Антенный кто? – переспросил Арсений.
– Комплекс. У меня профессия такая – я искатель. Ищу случайные числа. Слышал про такое?
Арсений от удивления сел в шезлонге, с изумлением разглядывая Данилу.
– Так ты из этих? Которые проводками в землю тычут?
Данила фыркнул.
– Как тебе не стыдно? Ты прямо как неграмотный. Знаешь вообще, что такое случайные числа и зачем они?
– Для синтезаторов вроде, – подсказала Верочка.
– Именно! Для синтеза материи нужны потоки чистейших случайных чисел. И это сегодня – самая большая проблема. Потому что они нужны в количестве, сравнимом с числом атомов каждого изделия. А в таком количестве их взять просто неоткуда. И хороший поток стоит нереальных денег!
– Смотри, как наш гость-то оживился! – улыбнулась Верочка. – И уже не грустный! И уже не тощий! Глаза горят…
– А вот я никогда не понимал, в чем проблема, – Арсений пожал плечами. – Они же случайные числа! Бери с потолка!
Данила азартно потер ладони и хищно улыбнулся.
– Уверен? О’кей. Придумай мне десять случайных чисел?
– Да пожалуйста: десять, двенадцать, сто…
– Уже плохо, – заметил Данила. – Все четные. И возрастают. Ну, продолжай…
– Да сколько угодно! Семь! Три! Сто! Э-э-э… Тридцать пять! Э-э-э… Два! Сто два! Э-э-э… Ну, тридцать один… Э-э-э… Сейчас…
Данила наблюдал с улыбкой.
– Ты уже понял, да? – спросил он, наслаждаясь эффектом. – А чисел нужно не десять, не сто и не миллиард – а столько, сколько атомов в арбузе. Или в этой бутылке вина. Или в оконном стеклопакете. А если поток будет грязным, ограниченным, повторяющимся – то появится муар. По-русски говоря – атомная рябь.