Олег Дивов. Семьи.net (сборник)

   Они никому не стараются навязаться, потому что без них все равно никуда. Глисты с Сириуса не поймут глистов с Альдебарана – и на всякий случай шарахнут по ним каким-нибудь разрыхлителем пространства-времени. Оружия массового поражения как такового ни у одной цивилизации нет, за этим следят пристально и строго, но тяжелого инструмента полно на любом задрипанном кораблике, и разрыхлители мигом превращаются в рассекатели. Поэтому, во избежание непоняток, на каждом дозорном глистовозе сидит пара «мишек». Очень удобно. Неудобно только нашим мыслящим глистам, которые не умеют вести переговоры без камня за пазухой и всегда первым делом прикидывают, как бы чего пограбить. Сам факт присутствия «мишек» на Земле и их популярность в народе – нож острый для властей. Дай им волю, они бы этих мохнатых близко к людям не подпускали. А то мало ли чего люди придумают. Захотят, например, чтобы все чиновники были честные и говорили только правду. Это же с ума сойти, что начнется.
   Короче говоря, я балбеса Бенни отчасти даже оправдать готов – исключительно в той небольшой части, что касается обхода бюрократических рогаток.
   И полностью одобряю Дика, который чего-то Урсуле на ухо шепчет и даже вроде бы хочет здоровой рукой ее приобнять, но сдерживается. Она ведь на ощупь должна быть как дорогая шуба. Я бы с ней и сам пообнимался.
   – А мы-то тут с какого боку? – спрашиваю. – Зачем ей дед понадобился?
   – Урсула – моя коллега, – объясняет Бенни. – Мы третий год работаем в паре, я изучаю их, она изучает нас. Ее интересует феномен серийной семьи, а я возьми и проболтайся, что сам в такой состою, да еще в одной из наиболее успешных. И у нас скоро юбилей патриарха, на который все съедутся… Ну и… А Урсулу в следующий раз пустят на Землю только через три месяца. И как я ее сюда протащу, если до юбилея – неделя?
   Врет и не краснеет. Все очень убедительно и совершенно в духе Бенни, но почему я ему не верю? Наверное, не хочу смириться с мыслью, что этот добрый и славный в принципе парень – не наш. Чужой. И всегда я в нем чувствовал некую внутреннюю отчужденность. Он еще пешком под стол ходил, и уже мне не нравился.
   М-да… Манга оглядывается по сторонам, кого-то выискивая. Стол большой, на сто персон, одним краем в стену уперся, и некогда просторное бунгало Дика теперь кажется очень тесным – не было рассчитано на то, что нас так быстро станет так много. Ничего, в тесноте да не в обиде. И многим здесь сегодня отдельно за праздник – возможность по-человечески посидеть, чувствуя, так сказать, дружеский локоть. Поскольку в обыденной жизни вокруг них слишком много свободного места, ибо не всякому положено к таким людям приближаться вплотную без предварительной записи. Нет, богатеев-олигархов и больших начальников среди нас отродясь не бывало, зато каждый – профессионал и, естественно, человек востребованный, занятой. Чтобы съехаться на юбилей, за год договоривались, и то не все смогли.
   Не соврал Бенни, семья успешная.
   – Бенни, видишь Феликса? – Манга спрашивает. – Вон, носом к салату прицеливается, его уже жена под локоть держит. Тебе достаточно было написать ему два слова. А видишь Акима, который из принципа трезвый сидит? Он всегда трезвый и готов помочь в любое время суток. Если стесняешься дергать занятых людей, которые намного старше тебя, – дерни нас с Гришкой. А мы дернем кого угодно. И через два рукопожатия получим выход на президента любой страны. Только это слишком высоко, тут хватило бы уровня МИДа… Погоди-погоди… Да вот же! Вон хлещет виски сэр Алан Макмиллан. У тебя должен быть его прямой номер. Ты забыл про Алана? Эй, ты нарочно забыл про Алана?..
   Бенни пожимает плечами, но в глазах у него что-то проскакивает. Может, очень даже может, что нарочно забыл, то есть, не захотел.
   – Ты какой-то феерический рохля, – Манга уже почти рычит. – Когда надо для твоих дурацких исследований, ты готов всех затрахать. А если надо для себя – будто не родной. Алан с твоим отцом были не разлей вода друзья, когда мы с Гришкой ползали в подгузниках, а о тебе вообще никто даже не думал! Какого черта, Бенни?! Ладно, если тебя так страшно клинит, если такой стеснительный – для этого есть мы! Только свистни! И это тебя ни к чему не обяжет. Нам незачем требовать, доказывать, биться головой о стену, и уж тем более обивать пороги. Мы можем просто вежливо попросить, чтобы в порядке исключения твою коллегу пропустили через дипломатический коридор. Сэр Алан мило улыбается, делает один звонок – и нет проблем. И Урсула уже на Земле безо всех этих глупостей. А потом мы устраиваем ей встречу с дедом, и с кем еще захочет… Нет, ты должен вломиться, как слон в посудную лавку! Можно было все уладить по-человечески, Бенни. Зачем еще нужна семья? А? Чтобы ты всегда мог шепнуть пару слов человеку, который рад тебе помочь. И поможет он вовсе не потому, что ты родственник, а потому что ты хороший парень, иначе тебя бы с нами не было… Вот зачем семья.
   – Да черта с два она для этого, – бурчу я. – Ладно, ладно, сугубо личное мнение…
   – А я согласен, она не для этого, – говорит Бенни. – А ты, Манга, словно забыла, о чем моя диссертация. Я все понимаю не хуже некоторых.
   – Так какого же хрена?..
   – Сам хотел, – Бенни расправляет плечи. – Без рукопожатий. Без просьб. Без дипломатических коридоров в обход закона.
   – Это я слышу от человека, который дал взятку государственному чиновнику?
   Все-таки Манга редкая зануда.
   – Хватит, – говорю. – В общем, Бенни, диссертация о серийной семье – штука хорошая, только ничего ты в этой семье не понял, на чем и остановимся. А то сейчас Манга тебе в бороду вцепится. Она сегодня добрая, уже меня обещала пристукнуть…
   А сам гляжу на сэра Алана и вдруг понимаю, что Бенни-то здорово на него смахивает, и чем дальше, тем заметнее это становится. Интересно, он в курсе, кто его биологический отец? Или сторонится Алана чисто инстинктивно? Надо бы заглянуть в семейную хронику – кажется, Алан Макмиллан и Торвальд Нордин как-то очень резво поменялись местами. Там сложился классический любовный треугольник, вполне мелодраматичный, типа «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Нордин был в семье изначально, где-то нам с Мангой троюродный или вроде того, а Макмиллан – пришлый, его тетя Лена привела, и он сразу всем понравился. И с Тором они хорошо дружили, а потом вдруг года через три ка-ак настучали друг другу по мордасам, и Тор говорит: извините, теперь я Ленкин муж, ну что поделаешь – любовь. С Аланом они еще лет пять не разговаривали. Считается, что их Дик помирил, на самом деле и без него справились, перегорела обида, а симпатия осталась. Проклятье, какой же я старый, если помню столько интересного. А ведь у нас с Бенни не наберется и двадцати лет разницы… Да, точно, сами помирились. В полном согласии с кодексом семьи, прямо хоть бери их историю за эталон. Хороших людей на свете полным-полно, а вот таких, к которым у тебя, что называется, «душа лежит», очень мало, контакты с ними надо беречь, холить и лелеять. На этом и держится серийная семья. В ней отношения не рвутся, они надстраиваются и достраиваются. Из нее, бывает, уходят – обычно в сердцах, по ссоре, – пропадают надолго, но рано или поздно возвращаются. И еще с собой приводят новых душевных людей. Это родство на каком-то экстрасенсорном уровне. Кто сам не чувствовал, тому трудно объяснить.
   И вводят новых членов в семью осторожно, плавно, чтобы все успели присмотреться, и сам человек к нам принюхался и понял: ух ты, как мне с вами хорошо. А жениться можешь, повторю, хоть на курице. К семейным отношениям не имеет отношения. Например, мой папуля свою первую любовь даже не думал сюда привести – хотя был молодой, втрескался по уши, да еще у кровных родичей иногда ум за разум заходит, будто они равнее других и их куриц тут будут терпеть… Не-а, не будут, даже если курица с золотыми яйцами. Семья в этом смысле довольно жестока.
   Отчасти жестокость вынужденная: редкий человек с нами уживется, потому что внутри семьи принципиально не лукавят и не тянут одеяло на себя. Вне семьи, в общем, тоже. Быть честным и открытым трудно, судьба такого человека на планете Земля зачастую складывается как у «мишек»: народ тебя любит, а начальники гнобят. Иногда – к счастью, редко, – семье приходится выстраиваться клином и переть в атаку, защищая своего. Но в целом семья, конечно, не для этого, что бы там Манга ни думала. Мы создали мафию не ради выживания, а чтобы нормально жить.
   – Мне за девчонку обидно, – говорит Манга. – Все должно быть по правилам, а тут профанация какая-то… Бенни ничего про семью не понял, так он всегда был остолопом, и Урсула ничего не поймет, хотя умненькая, ей просто не дадут… Никто не будет с ней серьезно разговаривать. И я не буду, чисто из принципа!
   И в полном расстройстве присасывается к своему шампанскому.
   А над столом гул, все уже сидят, откровенно развалясь, на веранде кто-то пробует гитару, сейчас начнется спонтанный джем-сейшен с разудалыми плясками. Здесь нет скучных людей, здесь умеют веселиться. А Дик все никак от Урсулы не отлипнет. Ну, ему виднее.
   А я крепкого хлопнул – и меня осенило:
   – Чего обижаться, да у нее все прекрасно! Мы Бенни выпрем из семьи к такой-то матери, а Урсулу себе оставим. В команде замена. Вместо выбывшего из игры социолога Нордина на площадку выходит социолог… Кстати, как ее фамилия? Естественно, Нордин. Посмотри, она ведь намного лучше Бенни, правда? Ее можно гладить. Можно использовать как коврик с подогревом…
   – Да ну тебя! – отмахивается Бенни, но отчего-то вдруг потеет.
   – Хватит водку жрать, Григорий, – говорит Манга строго. – Просохни малость.
   – А когда мне еще жрать-то? У меня, знаешь, какой график? Послезавтра на старт – и в Рио. И далее везде, по самым жарким точкам. По всей Латинской Америке чешем, я даже теперь знаю, что такое Гондурас.
   Чувствую, Бенни напрягся. Ага, не просто так ты именно к нам подсел, социолог хренов.
   – Да я в общей сложности два месяца стакана не увижу!
   – Это в Латине-то? Да там квасят даже в промежутках между выпивками – те, кто не курит и не нюхает!
   – Пускай квасят, веселее будут. Я туда не пьянствовать, а работать еду. На работе мне просто нельзя. Ты меня пожалей, сестренка!
   – Ты несешь радость людям, дубина, – сообщает Манга пафосно. – Это твоя миссия. Нашел, чего жалеть – стакана. Печенку бы пожалел!
   Только я собираюсь в ответ тонко пошутить, тут у меня в левом ухе щелкает – вызов от деда. Гляжу через стол – а Дик смылся куда-то, вместо него с Урсулой баба Варя сидит. Прислал старик надежную замену, чтобы поддатые родичи не обидели мохнатую невестку. Баба Варя имитирует учтивую беседу, а сама, очень заметно, мыслями далеко-далеко. Ну да, ей сейчас приходится вокруг стола десять роботов гонять. Одно слово, что роботы, а дураки те еще. Поэтому и молодежь на подхвате, да и старшие не гнушаются пробежаться до кухни с грязными тарелками и пустыми бутылками – вон Виктор, отчим мой, самолично за добавкой поскакал…
   – Гриша, будь другом, – говорит дед в левом ухе. – Прогуляйся со мной до площадки. Вот прямо сейчас вставай – и дуй. Есть дело по твоему профилю.
   – Клоунаду учинить? – спрашиваю. – Или трагедию?
   – Маленькую комедию.
   Ладно, раз надо, значит, надо. Сейчас приду. Налью-ка себе, чтобы, как говорится, рука не дрогнула…
   – Слушай, Гриш, – Бенни встревает. – Я помню, у тебя есть несколько скетчей, в которых участвует «мишка». Ты их еще играешь? А кто у тебя там в медвежьей шкуре?
   – Его зовут, допустим, Вася. Заслуженный артист малоизвестных театров. Дальше что?
   – Дальше – что скажешь, если сыграет настоящий «мишка»?
   – Весь комический эффект потеряется, – отвечаю мгновенно.
   – А ты подумай. Вдруг только усилится?
   У меня глоток застрял, я аж закашлялся. Отдышался кое-как, горло прополоскал соком и говорю хрипло:
   – Бенни, дорогой мой младший братец, если тебе позарез надо сплавить Урсулу в турне по Гондурасу – найди смелость это сказать прямо, как положено между братьями. А раз кишка тонка – позволь торжественно послать тебя в задницу! Нашелся, блин, импресарио…
   – Мальчик сегодня явно не в себе, – поддакивает Манга. – Надо провести с ним воспитательную работу.
   – Да идите вы… – бормочет Бенни и затравленно озирается.
   Встаю, прошу ребят не убивать друг друга, пока не вернусь – я ненадолго. Уворачиваясь от желающих пропустить со мной стаканчик, выхожу на веранду. Тут же спотыкаюсь о толстенный кабель – это наша доморощенная рок-группа так одаренно подтянула себе питание.
   – Хотите, чтоб убился кто-нибудь?
   – Дед сказал – кидайте здесь.
   – Своих мозгов нет?
   – Ты чего злой такой?
   – Техника безопасности, елки-палки. Если мне за сценой бросят кабель на проход и это менеджер заметит, человека уволят.
   – Ну дед сказал…
   – Ты ногу у деда видел?.. Нашел, кого слушать. Он инженер-испытатель, ему этой ТБ всю жизнь мозги полоскали. Естественно, он как вырвался на пенсию – сразу перестал ее соблюдать!
   Воха, первая скрипка большого симфонического оркестра, лауреат международных конкурсов и так далее, чешет в затылке и говорит:
   – А между прочим, у нас провода вечно лежат черт-те как, и не только за сценой. Некоторые спотыкаются. Очень странно, потому что ТБ для всех концертных площадок должна быть в принципе одна. Надо будет заняться этим. Ты прав, Гриша, учту на будущее.
   Он берется за кабель и дергает его вверх, чтобы переложить удобнее. В следующее мгновение через кабель летит кубарем сэр Алан Макмиллан, но я успеваю его поймать.
   – Грег, нам нужно идти, – говорит Алан как ни в чем не бывало. – Нас ожидают.
   Мы спускаемся с крыльца и идем вдоль рядов машин к посадочной площадке. Я полной грудью вдыхаю запахи лета – и кружится голова. Что это за кусты такие? Жасмин, кажется. Господи, как тут хорошо. Дик купил дом в заброшенной деревне лет восемьдесят назад – и потихоньку начал подтягивать наших. Зазывал в гости, показывал местные красоты и агитировал здесь строиться. Теперь не деревенька, а загляденье, и почти на километр во все стороны своя земля. А дальше фермеры орудуют, в которых семья вложилась с одной только целью: чтобы хорошим людям было чем заняться, а плохие сюда не лезли… Почему я редко бываю здесь? Только из-за профессии. Шебутная она, не засидишься.
   Дик – на краю площадки, его коляска нервно переступает с ноги на ногу.
   – Как ты это делаешь? – спрашиваю.
   – Задницей, – просто объясняет Дик. – Алан, ты ему сказал?..
   – К сожалению, не успел. Я упал, – произносит Алан с достоинством. – Мне надо было восстановить равновесие.
   И прячет в карман фляжку.
   Дик качает головой. Легкий по жизни человек, ироничный и добродушный, он сейчас выглядит непривычно серьезным.
   – Ерунда, – говорит ему Алан. – Не напрягайся из-за ерунды. Это все несерьезно. Когда серьезно, они действуют на другом уровне. Присылают эмиссара с особыми полномочиями.
   Дик оглядевается: на горизонте возникает маленькая черная точка.
   – На что и надеюсь, – говорит он. – Уровень – так себе… Гриша, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие – к нам едет ревизор, хе-хе… То есть, главный местный полицай, с ним чиновник миграционной службы. Полицай, я так понимаю, чтобы проявить уважение, ну и в надежде на выпивку – мы с ним давно и прочно знакомы. А вот чего ради сюда намылился мигрант, даже думать лень. Сейчас узнаем. У меня к тебе просьба: надо так их встретить, чтобы сразу поняли, куда попали. Чтобы на них снизошло неописуемое счастье – и максимальная неловкость одновременно. Лучшего человека, чем ты, для этого просто не придумаешь. А досточтимый сэр Алан прикроет наши тылы юридически. Он разбирается во всякой фигне. Если что, он еще и неприкосновенная персона.
   – Если что, всегда можно спрятаться в моей машине, – говорит Алан.
   И глупо хихикает.
   Дик глядит на него пристально.
   – Я просто вспомнил: у меня там много чего есть, – Алан снова лезет в карман за фляжкой. – Ричард, умоляю, ну перестань ты нервничать. Такой замечательный день. Наконец можно расслабиться. А ты напрягся, будто к тебе летит батальон морской пехоты.
   – Для морской пехоты я нашел бы дело, – говорит Дик. – Надо пруд вычистить, и это сугубо ручная работа, технику не подгонишь к нему. Что я, в армии не служил? Добрая беседа с офицерами, пара бутылок, а солдатики пускай копают…
   – Ты не поверишь, у нас была та же фигня, только это надо делать очень тихо, а то полно стукачей, – говорит Алан, завинчивая крышечку. – Обычно использовали новобранцев.
   Черная точка уже превратилась в полицейский вертолет. Он идет в режиме глушения и вместо обычного стрекота – негромко чпокает. Уважает, значит. Обычно в сельской местности они не церемонятся: глушилка быстро выжирает ресурс лопастей. Машина заходит на посадку, ветер треплет мои волосы. Я закрываю глаза, контролирую дыхание…
   Я на работе. Я очаровательный. Я несу радость людям. Вот прям щас и принесу.
   И вместо простого русского парня Гриши Грачева, заметно поддатого и слегка расхристанного, перед официальными лицами возникает знаменитый на всю планету комик, любимец публики Грег Гир.
   Надо видеть эти лица.
   Кажется, их миссия провалена, толком не начавшись. Все-таки неплохой я артист. Не зря пошел в профессию.
   Внешне не стушевался только мужчина в штатском, о визите которого нас не предупредили, но я-то вижу, каких усилий ему стоит сдержать радостное изумление.
   – Вот это да! – полицай даже руками всплеснул. – Как же я… Ну разумеется! Вы же внук!.. Вот это да!
   Миграционный чиновник просто растерян. У него в руках папка, и он, похоже, думает, а не сунуть ли ее мне для автографа. Это все, что его занимает сейчас; остальное, как верно заметил досточтимый сэр Алан, – ерунда.
   Тем временем мужчина в штатском просовывается к сэру Алану и крепко жмет ему руку, как старому знакомому. Вот он и пожаловал, тот самый эмиссар с особыми полномочиями…
   Полицай обнимается с Диком, путанно и многословно поздравляя его со стодвадцатилетием. Инвалидная коляска тут же сует полицаю выпивку под нос. Немая сцена.
   – Послушайте, господа хорошие, – говорит штатский. – Раз уж так получается, давайте я, ага?
   – Нет-нет, – возражает полицай, – я же обязан.
   – Да у вас стакан в руке, чего вы обязаны…
   Полицай удивляется. Рефлекторно схватил, не иначе.
   – Дипломатический советник Русаков, – представляет штатского Алан. – Переводя на человеческий язык, офицер по особым поручениям вашего МИДа. Мы знакомы. Он тут неофициально, для информации, и это все упрощает. Давайте и правда по-домашнему. А потом выпьем! Вон там, в беседке, можно отлично сесть.
   Дипломатический советник глядит на часы.
   – Можно и сесть, – говорит он.
   – Нет, но я обязан, – встревает полицай. – Это чисто протокольное. Буквально пара минут. Уважаемый Ричард Викторович. Находится ли сейчас на вашей территории некто Бенджамен Нордин?
   – А почему вы спрашиваете? А не позвать ли мне адвоката? Вон в том доме их человек десять на любой вкус, есть красивые женщины, – заявляет Дик. – И все очень недовольны тем, что им портят праздник.
   – Так и запишем: от ответа уклонился…
   – Нет-нет. Будучи по случаю праздника в состоянии алкогольного обвинения… Тьфу, опьянения!.. Отвечать членораздельно не смог.
   – Ну, причина уважительная, – говорит полицай. – Находится ли сейчас на вашей территории урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин?
   – Будучи в состоянии алкогольного опьянения, мне что урсуноид, что гнидогадоид – не различаю лиц!
   – А провести осмотр территории и опрос свидетелей я без ордера не могу, – заключает полицай. – Значит, официальная часть закончена. Твое здоровье, Дик! Поправляйся и живи еще сто лет как минимум.
   И немедленно пьет.
   – А я?! – обиженно спрашивает миграционный чиновник.
   – А жалоб и заявлений не было, – говорит ему полицай, берет у Дика новый стакан и сует его чиновнику. – И депортации не предвидится.
   – Не было, – подтверждает Дик. – И не предвидится.
   – Они своих не сдают, – объясняет полицай «мигранту». – Это же семья. Никто закон не нарушал, а если против понятий набедокурил – они внутри разберутся и накажут.
   – Ваше здоровье! – говорит «мигрант» и почему-то кланяется, прежде чем выпить. От уважения, вероятно.
   – Ваш ход, советник, – Алан кивает Русакову.
   – Да, сэр. Мне поручено сообщить вам, Ричард Викторович, чисто в порядке информации, что урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин, объявлен у себя на родине вне закона.
   Несколько секунд мы стоим в молчании, переваривая услышанное.
   Мне хочется глупо пошутить, чтобы разрядить обстановку, но я не умею импровизировать. Все мои блистательные импровизации, от которых публика стонет, это домашние заготовки. Хороший экспромт тем и отличается от плохого, что его надо тщательно готовить.
   Дик просто молчит – собранно и деловито, если только можно «деловито молчать». У него даже коляска больше не приплясывает.
   – Дерьмо собачье, – бросает Алан. – Вне закона, какая сильная формулировка, аж страшно. А девку выгнали из стаи, вот и все. Просто выгнали из стаи. Предлагаю всем расслабить промежность и сделать вдох-выдох. Чего она натворила?
   – Мы не имеем никаких даных и вряд ли сможем их получить в обозримом будущем. Нас только поставили в известность о факте наказания.
   – Поскольку не было заявления… – начинает полицай.
   – Понятно, понятно, – цедит Дик.
   Понятнее некуда. Нет заявления – нет преступления. Значит, на территории, подпадающей под земную юрисдикцию, Урсула ни в чем не виновата.
   – Что мы знаем на сегодня… Это молодая особь, ей около тридцати лет в нашем эквиваленте, – говорит Русаков. – Дальше все очень условно, потому что мы подгоняем данные под земные понятия и определения. Если я говорю «ученый», это не значит, что она ученый. И если говорю «социолог»… Это самое близкое, что у нас есть. Так или иначе, она работала на Земле наездами в общей сложности около двух лет. Полугодичными циклами – «мишкам» не дают тут засиживаться по причинам, которые я не уполномочен обсуждать…
   – Тоже мне секрет – вы их гоняете, чтобы беременные самки не рожали на Земле. А то придется дать «мишке» наше гражданство – и понеслось…
   Зря я все-таки перед выходом стопку хлопнул – она лишняя была. Русаков косится на меня неодобрительно, никак не комментирует мою реплику – и продолжает:
   – Три месяца назад эта особь в очередной раз вернулась домой, и вместе с ней уехал работать Бенджамен Нордин. В его задачу входили так называемые полевые исследования, а урсуноид консультировал обработку результатов. Ничего, в общем, необычного. Что случилось дальше, никто понятия не имеет. Так или иначе, Нордин поступил в некотором смысле остроумно, использовав лазейку в законодательстве. Жениться-то сейчас можно хоть на корове! Мы просто этот момент прошляпили. Никому и в голову не приходило…
   Русаков удрученно качает головой и косится на бутылку.
   – Он ее как медведя, что ли, оформил? – спрашивает Дик.
   – Совершенно верно. Это его ручная медведица! Урсула, мля. Она даже на четыре лапы встала ради такого случая. И господин Нордин через посольский терминал преспокойно оформил все документы. Только ветеринарный паспорт ему сляпал на коленке тамошний врач, но сляпал убедительно. Собственно, это единственный в посольстве, кто видел Урсулу живьем. Все остальное Нордин провернул удаленно – а что взять с компьютера, он железный и знает два ответа: «да», «нет»… После чего Урсула опять встала на две ноги – и пошла садиться на земной рейс как законная супруга, вписанная в гражданский паспорт мужа, поскольку свой гражданский паспорт медведю, трам-тарарам, не положен. И не подкопаешься. Ловко сделано, признаю. Ваш внук зарывает талант в землю, ему бы в разведке служить.
   – Надеюсь, врача уже расстреляли?
   – Вам шуточки, Ричард Викторович, а с доктором будем разбираться, это же служебный подлог, уголовная статья. Ишь, гуманист нашелся. Сейчас летит домой, посмотрим, чего расскажет.
   Дик с Аланом переглядываются, Алан едва заметно кивает. Русаков слегка морщится.
   – К сожалению, по сути дела врач не знает ничего. Он просто «мишку» пожалел. Крутят они нами как хотят… Манипуляторы.
   Русаков снова косится на бутылку, и я его понимаю – бутылка хорошая.
   Дик ловит этот взгляд и никак не реагирует. Не хочет угощать дипломатического советника.
   – Когда «мишку» выгоняют из стаи, он покойник, – говорю я. – Без семьи он никто, у него статус добычи. Миллион лет назад изгнанник мог прибиться к другой стае. При известном везении был такой шанс. У молодой самки или очень сильного самца – чуть больше шансов. Но чаще одиночка погибал. Его просто убивали другие «мишки». Потому что мордой не вышел или им кушать захотелось. Изгоя можно задрать и слопать, закон такой. А теперь вся их цивилизация – единая стая. Закон остался прежним, изгнанник – легитимная добыча для любого «мишки». А вот другой стаи ему уже не найти. То есть, шансов ноль. Абсолютный. Вы это знали, советник?