А мышь все не появлялся.
   Сначала я за него боялась. Потом ругала, потом тихо и твердо ненавидела, прочно похоронив в душе, и даже с полчаса развлекала себя тем, что придумывала фасон надгробия и надпись на его могилке. Фасон получился почти сразу, а вот с надписью было труднее: учитывая, что она вся сплошь состояла из ругательств и неприличных слов, вряд ли мне дадут ее нацарапать на камешке после молитвы о его душе. Хотя о чем это я? Он же не относится к видам существ, которых отпевают в храме и хоронят на кладбище, а значит, хоронить буду, как захочу, и напишу, что захочу.
   Я мечтательно закатила глаза. Вот придушу Пыха, зарою, напишу последние пожелания о загробной жизни и…
   Бум. Я схватилась за голову, чувствуя, как все плывет перед глазами. У моих ног по грязи прокатился грязный, но все еще сверкающий кубок, а прямо передо мной сидел злой нахохлившийся мышь.
   Я покачнулась и начала медленно заваливаться набок…
   – Эй, эй, ты чего? Кэт, вставай! Не вздумай отключаться. Я тебя до дому не дотащу!
   Лежу в луже, неподалеку валяется самый дорогой стакан в королевстве, а у меня на груди, накрывшись краем насквозь промокшего плаща, дрожит от холода Пых, умоляя не придуриваться и срочно идти домой, на худой конец – ползти.
   Надо встать…
   И я отключилась.
 
   Как я добиралась до дому – не помню, может, и ползком. По крайней мере, иногда – это точно. Но я дошла! И даже донесла кубок и мыша. Хотя куда он-то (в смысле мышь) денется?
   Уже дома, кое-как придя в себя и выпив аж три настойки из неприкосновенного запаса (мне и впрямь было плохо – то бил озноб, то бросало в жар, а отдавать добычу надо уже сегодня), я налила горячую ванну и со стоном наслаждения погрузилась в слегка рыжеватую воду. Мышь уселся на краю и изучающе касался воды то одной лапой, то второй, размышляя: нырять сейчас или подождать, когда вода немного остынет?
   Мне же было хорошо. И в итоге я просто уснула, не дожидаясь – чего там решит Пых.
 
   – Буль. Буль. Плюх. Бульк… плюх. А-а-а, мама!
   Я с трудом приоткрыла правый глаз и увидела Пыха, сидящего на моем колене и с ужасом изучающего свою правую ногу.
   – Чего там? – сонно поинтересовалась я.
   – Заноза! Но я ее уже почти выдернул, – буркнул, не поворачиваясь ко мне мордочкой.
   – А-а-а.
   – Вот, все. Вытащил, смотри, какая огромная!
   Я изучила что-то мелкое и черное и, уже закрывая глаз, отметила, что Пых зачем-то еще раз потряс этой гадостью у меня перед носом, но я уже вновь засыпала, с недовольством ощущая, как слишком быстро остывающая вода неприятно холодит тело.
   Мышь тем временем встал на моей коленке, высовывающейся из воды, с силой оттолкнулся и радостно прыгнул в воду. Плюх.
   Я сообразила, что «бульк» – это когда без брызг, а «плюх» – это наоборот, смахивая капли воды с ресниц.
   – Кстати, а который час?
   – Понятия не имею! – Мышь опять забирался на мое колено, ему явно нравилась эта забава. Повернув голову и посмотрев в окно, я поняла, что пора собираться, ибо я слегка опаздываю. А потому коленка нырнула под воду, а с нею и зазевавшийся Пых.
   Бульк.
   Он тут же вынырнул, отплевываясь и ругаясь. Я покаянно улыбнулась, вытащив его за ногу из ванны и аккуратно посадив на бортик. Правда, благодарности так и не дождалась, зато опять узнала о себе много чего нового и интересного.
 
   Быстро одевшись в раскиданную по всей комнате одежду и схватив с тумбочки еще мокрого мыша, вытиравшегося краем полотенца, я в спешке выбежала из дома в направлении таверны.
   – Потом зайдем на рынок за продуктами, – пискнул мышь, забираясь мне за пазуху и уютно сворачиваясь там клубочком, а заодно попросив не скакать как ненормальная коза. А то его, видите ли, трясет. Пришлось идти быстрым шагом.
   И все же я успела.
 
   Меняла обрадовался мне как родной. Крикнул трактирщика, заявив тому (о чудо), что он готов заплатить за обед для меня. Я мудро не стала возражать, а мышь по такому случаю лично полетел на кухню: раздавать указания и следить за процессом. (Здесь его все знали, так же, как и меня.) А потому я была уверена – никто его не тронет.
   Процесс обмена товара на деньги до боли напоминал вчерашний. Только теперь не было мыша, уж он-то пересчитал бы все монетки с превеликим усердием. Что я сама и сделала, ничуть не стесняясь менялы.
   Но не деньги в данный момент занимали все мои мысли, а невзрачный браслет из тусклого серебра, отданный как часть оплаты, который я тут же надела на правую руку и, затаив дыхание, уставилась на украшение.
   Браслет сначала просто свисал с запястья, будучи слегка великоват. Но вскоре поверхность его дрогнула. И вот уже его диаметр сокращается, плотно обхватывая руку, и, на взгляд, – совершенно не изменив толщину.
   – Это он, – почему-то шепотом сказала я и посмотрела туда, где только что сидел меняла.
   Но того уже не было в таверне – он спешил. Ведь, в отличие от кубка, способного подчиниться каждому, в котором тоже заключена великая сила артефакта, браслет на девяносто девять процентов не должен был сработать. И откуда же меняле было знать, что я как раз и есть тот самый последний процент, которого браслет признает и активируется. Лунное серебро неизвестно откуда пришло в наш мир и почти полностью исчезло через непродолжительное время на многие сотни лет. Я почувствовала себя почти счастливой. Наконец-то он… мой.
   – Эй, ты чего застыла? Я проследил – все самое свежее. Смотри! – И мышь радостно плюхнулся на стол, который тут же начал заполняться расставляемыми разносчицей блюдами.
   Я улыбнулась и показала ему украшение. Мышь округлил глаза и потребовал дать потрогать.
   – Слушай, а это и вправду он?
   – Да.
   – А что он умеет?
   – Увидишь.
   – Покажи!
   – Не сейчас.
   – Ну, Кэ-эт! – заканючил мышь, по уши вымазанный клубничным вареньем – начинки только что надкушенной им булки.
   Я только отрицательно замычала, старательно набивая рот принесенной едой и стараясь не показывать, что и сама-то еще до конца не уверена, что браслет будет мне служить. А впрочем, он уже принял меня, как… друга, а значит, будет защищать… надеюсь. Кстати, салат и булочки – превосходные.

Глава 1

   Вы когда-нибудь видели, как приезжают купцы на ярмарку? Нет? Зря! Это незабываемое зрелище. Куча повозок, кибиток, ругань стражников, огромные заторы у ворот. Но самое главное это то, что, выйдя из города, можно вдоволь бродить между кибитками, разговаривать со степенными торговцами, выспрашивая про привезенный товар, и даже посмотреть на него, а то и купить по пока еще не очень высоким ценам. Продадут, да и просто покажут, конечно, далеко не каждому. Тут уж как под настроение попадешь, да и как разговор начнешь.
   Мы с мышом уже с раннего утра находились тут, выглядывая знакомые лица и знакомясь с новыми торговцами. Мыша тут помнили и уважали гораздо больше меня, хотя бы потому, что он всегда лез торговаться – даже тогда, когда я лишь приценивалась, совершенно не собираясь ничего покупать.
   – Привет, дядя Гриша, – радостно машу восседающему на зеленой травке в стороне от всего этого шума и гама купцу. Ему бегать уже ни возраст, ни достоинство не позволяли. За него пошумят другие. А два высоких и сильных парня – его сыновья – за всем присмотрят.
   – А, это ты? Присаживайся, – степенно кивнул он, и я тут же представила, что нахожусь не на открытом пространстве, отмахиваясь от приставучих мошек, а где-нибудь в гостиной, например в княжеских палатах, отчего тут же полезли комплексы, и захотелось куда-нибудь сбежать и переодеться в бальное платье для начала.
   Мотнув головой, я согнала наваждение и тут же плюхнулась на расстеленный цветастый ковер, спуская мыша с головы на дыню и беря с блюда богатую ветвь сочного винограда. Мышь скатился с этой дыни и тут же смешно поковылял к другой тарелке, на которой чинно покоились дольки уже разрезанной спелой дыньки.
   – Умнь, мням, чавк, глм.
   Дядя Гриша с улыбкой следил за нами. Это ведь именно он когда-то привез меня, еще совсем кроху, в этот город и сдал с рук на руки приемному отцу, после того как я убежала в лес, узнав, что я не родная дочь своей матери. Причем еще и не просто приемыш, а подкидыш неизвестной расы и племени. Тетка Роза после провела со мной воспитательную беседу, растолковав, кем и чем я являюсь для несчастной, выплакавшей все глаза мамки и для нее лично. Я поверила. Слишком уж были весомые аргументы: ремнем по мягкому месту и куча конфет с тортом после.
   – Ну и чего ты теперь удумала, постреленок? Зачем искала дядю Гришу?
   Я попыталась сделать оскорбленное лицо, но так как уже и сама испачкалась виноградным соком – вышло как-то не очень.
   – А разве не могу я просто так прийти повидаться с другом?
   По глазам поняла – не верят. Обидно.
   Со вздохом отложив виноград, я принялась выкладывать свою страшную тайну и заодно проблему мирового масштаба, параллельно пытаясь оттащить Пыха от дыни, опасаясь, что он лопнет, если продолжит поглощать ее такими темпами. Мышь сопротивлялся и кусал то дыню, то мои пальцы. Отчего рассказ приобрел живость и глубину трагедии.
   – Дядя Гриша, ты понимаешь… Ай, больно же! Все дело в том, что я решила выйти в свет и найти себе подходящую… партию… – Мышь в шоке повис вверх ногами (я держала его за заднюю лапку), переваривая услышанное. Но потом опомнился и снова вонзил свои острые зубки в мою ладонь. От неожиданности я его выпустила, пушистик рухнул обратно в тарелку – он теперь уже был весь вымазан в сладком соке, из-за чего ничуть не расстроился, а продолжил поедать дыню с утроенной скоростью.
   – И ради этого мне нужно платье, а вот его-то у меня как раз и нету. Ну, Пых, ну, обжора, больно же! Так, о чем это я?
   Я мотала рукой, на которой повис этот вредитель. Мышь угрожающе пищал, показывая всем своим видом и писком, чтобы его оставили в покое, а потом разжал зубы и снова оказался в тарелке… с виноградом.
   – И что же ты хочешь от старого друга?
   Я немного приободрилась и отвлеклась от созерцания того, как несчастный Пых сидит между виноградом и дыней, не в силах выбрать: что есть дальше?
   – От старого друга я хочу помощи в подборе наряда, и… – я подняла глаза на старое, но такое живое и знакомое с детства лицо, – совета.
   – Ну что ж, – он задумчиво огладил свою роскошную бороду, – так и быть, есть у меня для тебя обновка. Как знал.
   Я радостно взвизгнула и буквально бросилась ему на шею. Мышь вопил, что его придавили. А дядя Гриша только усмехался да гладил меня по спине.
   Немного успокоившись, я снова села на место и постаралась не хихикать при виде мокрого, всклокоченного пушистика с половиной виноградинки, надетой на макушку.
   – Эй, Карьян, иди сюда. – Дядя призывно махнул рукой, и тут же от скопища повозок отделился высокий рыжеволосый парень и побежал к нам. Он как был в моих воспоминаниях, так и остался очень симпатичным парнем. Впрочем, как и его брат-близнец.
   – Что такое, отец? Почти все прошли, осталась последняя повозка, можно уже собираться. О, привет, Кэт. Как жизнь?
   Я улыбнулась ему, а дядя быстро ввел сына в курс дела.
   – Ты принеси мне платье, что я отдельно от остальных положил, в кованом сундучке.
   – С зелеными листьями? – нахмурился Карьян, вспоминая.
   – Да, да. Оно самое.
   – Ясно, сейчас принесу.
   И он побежал обратно к повозкам, искать требуемое.
   – Да, кстати, а сколько оно мне будет стоить? Только не говори, что это подарок. Я уже взрослая девочка и могу заработать себе на одежку. – Пыху я заранее заткнула рот, чтобы он не начал свою обычную речь о пользе подарков и наличия средств. Меня опять покусали, пришлось вместо руки сунуть ему в пасть кусочек дыни. Теперь какое-то время он и впрямь ничего сказать не мог.
   – Ну что ты, девочка, какой уж тут подарок, не для тебя ведь вез, а на продажу. Так что и цена будет довольно высока. Да и платье не какое-нибудь, а эльфийское.
   Я серьезно кивнула, готовая ко всему. Мышь давился дыней, спеша ее прожевать, но раздутое от недавнего обжорства брюхо не позволяло это сделать быстро.
   – Пять золотых, – озвучил цену купец. – Уж извини, а меньше я взять никак не могу.
   Я сначала нахмурилась, но потом, вспомнив о полученном гонораре за кубок, просияла улыбкой.
   Да-а… если бы не последний заказ, не видать бы мне эльфийского платья как своих ушей.
   Мышь давился дыней, пытаясь что-то крикнуть, я сунула ему в рот еще один кусочек. Пых упал на спину, тоскливо глядя в голубое небо и не в силах прожевать или выплюнуть свой кляп.
   – Согласна. Конечно, при условии, что платье мне подойдет.
   – А уж на этот счет ты не сомневайся: подойдет, да еще как. У меня-то глаз наметанный. А вон и Карьян бежит с ларцом. Сейчас сама все и увидишь.
   Я согласно кивнула.
 
   Платье действительно было великолепным. Даже не примеряя, я видела, что мне оно будет впору. И с трудом отогнала мысли о влюбляющемся в меня на балу принце. Ведь каждую девушку, считающую себя если и не красавицей, но точно не дурнушкой, хоть раз в жизни посещала мысль о чуде, которое бы превратило ее в жестокой реальности зеркала из обычной серой мышки в прекрасную принцессу.
   Вот это платье и было именно тем самым чудом, которое сделает из меня принцессу. И мне совершенно не было жалко отданных за него пять золотых монет.
   А вот мышу было плохо – и от обжорства, и от суммы потраченных на платье денег. И теперь, когда я, тепло распрощавшись с дядей Гришей и Карьяном, насвистывая, шагала обратно в город, он не переставая бурчал о моем транжирстве и безголовости, икая в перерывах между репликами и старательно придерживая сильно разбухший живот. Мне же было все равно: я счастлива, как ребенок, нашедший в сочельник подарок под разлапистой елкой, растущей во дворе.
   – Слушай, ну не бурчи ты так, сейчас пойдем на рынок и тебе там чего-нибудь подыщем.
   – Завтра.
   – Что – завтра?
   – Завтра пойдем. Сегодня купцы только к вечеру все войдут и закончат располагаться. Вот завтра и пойдем. А то вдруг упустим чего-нибудь важное!
   Я пожала плечами: завтра так завтра, я не против, но за продуктами зайти все же придется. А то дома шаром покати.

Глава 2

   Я стояла перед большим старинным зеркалом, с интересом разглядывая в нем свое отражение. Зеркало было с ветвистой трещиной, идущей через всю зеркальную поверхность. Я, помнится, подобрала его на свалке и притащила домой, решив, что нечего пропадать хорошей вещи.
   Платье уже было на мне, и его нежно-зеленые переливы великолепно подчеркивали и выделяли красоту моих мерцающих сейчас, словно драгоценные камни, глаз. Высокие скулы, тонкий, слегка длинноватый нос, густые брови в тон темно-русым волосам… Ничего особенного. Но сейчас, в этом наряде, с этой прической и макияжем, я выглядела чуть ли не королевой, сошедшей с небес и рискнувшей посетить мир смертных.
   Мышь сидел на раме и упоенно принимал участие в каждой из стадий превращения гусеницы в бабочку.
   – Класс, мне нравится! Но чего-то не хватает.
   Я нахмурилась:
   – Чего?
   Мышь довольно неуклюже взлетел и плюхнулся черной кляксой на плечо.
   – Не чего, а кого! Меня, конечно.
   Гордость и величие так и светились во всей его позе. Задумчиво изучаю новое дополнение к наряду… Цвет глаз тут же потускнел, платье поблекло, и его срочно захотелось постирать (особенно там, где сидела «клякса»).
   – Нет, Пых, я не согласна. Тогда уж мне нужна сумочка, как у герцогини, и ты бы в ней сидел…
   – Ну, вот еще – я и в чьей-то тесной сумке. Ничего не вижу, ничего не слышу.
   – Слушай, ну ты же знаешь, как важен этот бал. Финансы почти на нуле, да и заказ на картину выполнить надо. Помнишь тот заказ, который месяц назад дал седой монах? Он еще пропал куда-то, и мы решили не браться. А теперь я подумала… за картину он предлагал немало – авось найдем другого покупателя. И деньги сразу появятся.
   Пых тут же встрепенулся:
   – Да, кстати, а как мы ее вынесем? Она же большая.
   – А мы вырежем холст и свернем в трубочку. Я засуну ее за край чулка и спокойно выйду с ней, не привлекая лишнего внимания.
   – А я что буду делать? – тут же надулся мышь.
   – А ты подстрахуешь в случае появления нежелательных свидетелей, отвлечешь их там. Ну и конечно меня предупредишь, если появится кто. Хорошо?
   – А это очень опасно?
   – Необычайно, картина тянет на двадцать золотых.
   Мышь проникся суммой и осознал всю важность операции, а потому без лишних слов полез мне в вырез лифа, или как он там называется?
   – Мышь!
   – Ну ладно, ладно. Придется лететь следом. Незримо и невидимо для всех.
   Я вздохнула с облегчением. Мышь с тоской посмотрел на мою прическу.
   – Даже и не думай об этом.
   Он только фыркнул и отвернулся. А после и вовсе вылетел в распахнутое окно.
   – Карета подана, мисс!
 
   Карета и впрямь уже стояла около моего крыльца, и кучер с удивленным лицом разглядывал руины дома, уже раз пять сверившись со своей бумажкой. Но тут из проема выплыла я, и парень облегченно вздохнул, пряча бумажку с адресом в нагрудный карман и спрыгивая вниз, чтобы успеть открыть моей персоне дверь и даже, если повезет, поддержать под локоток, пока «мадмуазель» будет забираться в карету, стараясь не потерять достоинство и не рухнуть обратно вниз.
   Уже почти исчезнув в теплом и темном нутре, заметила на крыше несчастный съежившийся комочек, при ближайшем рассмотрении оказавшийся мышом.
   Мне стало его страшно жалко, и я полезла на крышу.
   – Госпожа, куда же вы? – удивленно спросил кучер. Пытаясь стащить меня вниз, он схватился за мою лодыжку. – Вам не сюда!
   Отпихивая его, я случайно врезала ему второй ногой по лбу и все-таки дотянулась до несчастного Пыха, который с большим интересом наблюдал за происходящим.
   Сграбастав свой трофей, я нащупала ногой край двери и кое-как вползла внутрь. Парень сидел на мостовой, потирая уже начинающую набухать на лбу шишку. Я ему старательно улыбнулась, пытаясь замять конфликт.
   – Понимаешь, очень люблю летучих мышей, – на всякий случай тыкая пальцем в мыша.
   Брови парня поползли вверх, встретились с шишкой и тут же вернулись на место. Он задумчиво кивнул и, уже не обращая никакого внимания на странную пассажирку, залез обратно на козлы и хлестнул вожжами.
   Карета тронулась с места и плавно поехала вперед.
   Я сидела в карете и вертела перед глазами красивую золотую карточку с выбитыми буквами приглашения. Приглашалась некая баронесса фон Йо’гурт, и мне оставалось только догадываться, как меняла умудрился его достать. А впрочем, какое это имеет значение? На празднике будет около сотни гостей, и вряд ли они все друг с другом знакомы.
   Мышь сидел у меня на коленях, щурясь от удовольствия: я почесывала его за ушком, сглаживая недавнюю ссору. Мне уже все простили и объявили мир, дружбу и шоколад. (Мы оба его обожаем.)
 
   Карета остановилась у довольно-таки пышного ковра ярко-алого цвета, расшитого по краям золотыми узорами. Я шепотом велела мышу вылететь после меня, как можно менее заметно. Пых кивнул ушастой головой, и тут как раз кучер соизволил открыть дверцу кареты. Я вежливо ему улыбнулась и протянула руку для опоры. Паренек долго не хотел ее брать, старательно игнорируя растопыренные перед его носом пальцы. Но я была настойчива. Короче, руку мою он взял, и я, садистски опершись на нее всем своим весом, выпорхнула наружу.
   Красная ковровая дорожка, вежливо кланяющиеся у входа лакеи, молчаливые слуги, мелькающие в толпе прибывавших гостей и разносящие бесплатные напитки.
   Я довольно улыбнулась, тряхнула головой и… разжала руку уже поскуливающего от боли кучера. Ой! Все время забываю, что силу надо соизмерять. Парень шарахнулся от меня, как от чумной, и тут же вскочил на козлы, стегнул кнутом по спинам лошадей. Карета с грохотом рванула с места, а из окна вывалился и заметался по сторонам Пых. Я помахала ему рукой. Пых кое-как сориентировался и тут же рванул в сторону замка, стараясь быть как можно менее заметным. Кто-то сзади удивленно вскрикнул, и я с тяжелым вздохом пошла в сторону распахнутых дверей шикарного замка, расположенного в самом сердце этого дивного сада.
   Поднявшись по ступенькам, я столкнулась с улыбчивым лакеем, который вежливо попросил мое приглашение. Пожав плечами, я вручила ему свое приглашение и была тут же пропущена внутрь.
   Оказавшись на широкой лестнице, ведущей вниз в огромный зал, я ненадолго замерла, с любопытством оглядываясь по сторонам и изучая присутствующих тут гостей. Но тут кто-то громко крикнул прямо мне в ухо:
   – Баронесса фон Йо’гурт!!!
   Не разбираясь, действуя на одних лишь рефлексах, я развернулась, схватила этого кого-то и тут же швырнула его прямо в зал, помогая себе ногой для придания нужного ускорения. Кто-то заорал, народ расступился, и по ступеням, вереща и ойкая, скатился мажордом.
   Я замерла, испуганно оглядываясь и нервничая от заполнившей зал тишины. Гости тоже, открыв рты, изучали новоявленную баронессу. Мажордом, как назло, не подавал признаков жизни, живописно раскинувшись на ступенях.
   В оглушительной тишине раздался шелест крыльев, и на плечо опустился мышь – последний штрих к создавшейся ситуации.
   Пора сваливать?
   И вдруг… рука. Кто-то взял меня под руку. Повернув голову, я увидела высокого, худощавого телосложения человека с мраморно-белой кожей, ежиком белых волос и неестественно черными бровями. Мужчина, держа меня под руку, демонстрировал ослепительно-белоснежную улыбку и впечатляюще острые клыки, – нет, он явно не человек.
   – Я прошу прощения за мою гостью, – начал он красивым бархатистым голосом, словно теплая волна прокатившимся по нервам и заставившим меня трепетать. – Мой слуга имел неосторожность напугать вас и был совершенно справедливо наказан.
   Я перевела взгляд на все еще находящегося в бессознательном состоянии слугу.
   – Но эта маленькая неприятность никоим образом не должна повлиять на празднование моего дня рождения. А посему я прошу вас – продолжайте веселиться.
   Толпа радостно загомонила, а мимо меня промелькнули две смазанные тени, бросились к мажордому и, подняв его, тут же утащили куда-то.
   – Итак. – Я отвлеклась от теней и повернулась к нему.
   И тут же вздрогнула, едва сдерживая рвущееся ругательство. Васильковые глаза, яркие, как небо в солнечную погоду. Ну почему из всех аристократов мира мне предстоит ограбить именно василиска?!
   – Как вас зовут, прекрасная незнакомка?
   Мышь, открыв рот, смотрел на моего невольного спутника, который и не думал отпускать меня даже теперь, когда все было улажено.
   – Только не врите мне, что вы баронесса фон Йо’гурт. Я знаком с ней лично.
   Сжала зубы и мысленно дала себе хорошего пинка. Помогло. По крайней мере, я уже не пялилась на него, как кролик на удава.
   – Гм, многие дамы теряют речь при виде меня, но вы первая, кто молчит уже столь долго. Может, вы – немая?
   – Да, – брякнул мышь.
   Я вздрогнула и удивленно на него уставилась. А этот охламон уже пришел в себя и продолжил нагло врать:
   – Ее в детстве часто роняли головой, так что она прикусила себе язык. А я – телепат и могу читать ее мысли.
   – Да? – Мужчина выразительно заломил правую бровь, изучая нахальную мордочку мыша. Я же усиленно соображала: придушить Пыха сейчас или временно отложить столь блестящую идею до лучших времен.
   – И о чем же она сейчас думает?
   Мышь состроил сосредоточенную мордочку. Мы с василиском с любопытством на него уставились.
   – О, она думает, что вам следует отпустить ее руку.
   Нет, все-таки отложу идею его придушить до лучших времен.
   – И… – Мышь выдержал длинную паузу и, с гордостью оглядевшись, медленно закончил (мне уже и самой было интересно, о чем же это я думаю?): – Вы самый красивый мужчина в этом зале.
   Василиск с интересом перевел взгляд на мое покрасневшее лицо. В мыслях я уже поджаривала мыша на медленном огне.
   – Приятно слышать это от столь прекрасной девушки.
   Я отвлеклась от процесса поджаривания мыша, минуты на две. Обдумывая сказанное василиском, пока граф тащил меня за собой в зал.
   Он что, назвал меня прекрасной? Так, мне срочно нужно зеркало.
   – Может, бокал вина? Игристое вино, недавно привезенное с эльфийских островов.
   Беру протянутый мне бокал и осторожно из него отпиваю. Напиток растаял во рту, оставив после себя приятное послевкусие, прокатился по пищеводу и осчастливил своим присутствием желудок, сражая наповал буйством букета и крепостью. Меня шатнуло. Он тут же обнял меня за талию, поддерживая.
   Мышь громко и активно упрашивал поделиться напитком. Я ему показала аристократический кукиш, куда-то шагая вслед за василиском.
   Но тут зазвучала музыка, люди вокруг расступились, и я наконец-то поняла, куда именно меня привели. В бальную залу! Кошмар! Я же не умею танцевать. Это провал, любая аристократка изящна и грациозна с детства.
   – Надеюсь, вы не откажете мне в одном танце? – жарко прошептал он мне на ушко.
   И все, что я смогла, это мычать, закатывая глаза и дергая тем плечиком, на котором сидел мышь.
   Василиск, следя за моими конвульсиями, вопросительно посмотрел на Пыха.