— Вполне возможно, — согласился Амброзио.
— Во всяком случае о ее характере это говорит гораздо больше, чем мы могли узнать из бесед с нею.
Они продолжали разговор в патрульной машине, пока медленно проезжали мимо остановки автобусов, идущих на Порта Тичинезе. Комиссар решил осмотреть дискотеку на Верфях, куда по субботам и воскресеньям приезжали Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто.
В дискотеке еще было малолюдно. Она напоминала конный цирк после представления. Обшарпанный пол, облезлые стены. Остро пахло ацетоном и табаком.
— Это как искать черную кошку в темной комнате, — сказал хозяин, которому они показали фотографии. — Каких подонков здесь только не бывает! — Он выразительно пожал плечами. Худенький человек с лошадиными зубами и лигурийским акцентом; тонкие усики подчеркивали оттопыренную нижнюю губу.
— И все же, — настаивал Амброзио, — эти двое, по нашим сведениям, бывали здесь каждую субботу и воскресенье. Не может быть, чтобы их никто не запомнил. Он покачал головой: только не я.
— Покажите их своим сотрудникам.
— В это время они еще не все здесь.
— Покажите тем, кто есть.
Паренек в серой форме, который толкал тележку с напитками, едва оросив взгляд на фотографии, сказал:
— Этого я видел.
— Аддамьяно?
— Это фамилия. Фамилии я не знаю. А звали его…
— Гаспаре?
— Гаспаре, да. Гаспаре. Но в последнее время он тут не бывает.
— Давно?
— Давно. По крайней мере… — он шумно высморкался, — по крайней мере пять или шесть недель.
— Больше ты его не увидишь. Он умер.
— Умер? — паренек равнодушно почесал за ухом.
— Его убили. Ты помнишь, у него еще был друг. Хлипкий такой паренек. Его звали Монашек. Альдо Торресанто.
— Монашка я знал хорошо. Однажды он подарил мне иконку Санта Риты. Хотите покажу?
Он достал из бумажника, толстого как пирожок, бумажную иконку.
— Монашек сказал, что она принесет мне счастье, он уверен. Второй, Гаспаре, сделал знак, что у него не все дома, ну, короче, что он чокнутый. Альдино обиделся. «Увидишь, соломенная башка, кто был прав. Санта Рита делает невозможное». Гаспаре засмеялся и толкнул его под бок.
— Ты их часто видел?
— По субботам, иногда по воскресеньям вечером. Гаспаре танцевал, а Монашек обычно сидел около бара и листал какой-нибудь журнал. Или пил лимонад. — А девочки? Были с этими двумя девочки? , — К Гаспаре некоторые клеились, к Альдино нет. В один из последних вечеров, когда я его видел… Дайте подумать, может, как раз в последний вечер, — он засунул бумажник в задний карман брюк, — Гаспаре был с женщиной. Крашеная блондинка. На ней была черная юбка с разрезом на боку. Ничего телка, только старовата. Хотя косметики она на себя извела, наверно, кило три.
Комиссар почувствовал, что ему наконец-то улыбнулась удача.
— Гаспаре танцевал с блондинкой?
— Да. Но мне показалось, что она предпочитает Альдино. Они долго разговаривали там, в глубине, где стоят столы.
— Ты узнал бы ее?
— Я видел ее только один раз, — покачал головой парнишка. — Да, только один раз.
— У тебя не создалось впечатление, что она из тех…
— Ну, чтобы шлюха — нет, на шлюху она не похожа. Не знаю, что ее к нам занесло. Может, захотелось побалдеть?..
Комиссар был доволен поездкой, хотя она дала не очень много. Но все-таки появилась еще одна ниточка: женщина в юбке с разрезом.
— Когда ищешь, обязательно открываешь что-нибудь новое. Иконка Санта Риты. Кто бы мог подозревать? Альдино ходил по танцплощадкам и раздавал иконки.
Надя сняла шарф и положила на колени.
— Комиссар, и что теперь?
— Черт его знает. Начальство недовольно. Не можем же мы до бесконечности затягивать расследование, даже если жертвы — далеко не самые образцовые граждане.
— Вы собирались попросить ордер на обыск в домах Капитана и синьора Прандини.
— Я блефовал. Если кто-то из них захотел спрятать пистолет, найти его будет невозможно. Хотя когда-то я нашел один в цветочной вазе на кладбище.
— Если вы разрешите, я продолжу наблюдение у вазы с розочками. Я подумала: их ведь могут, уносить не только голодные бродяги, но и тот, кому эти цветы колют глаза. Кто считает эту зону своей. Как это говорится: подопечная территория. Тогда он воспринимает цветы как своеобразные сигналы, и это его беспокоит. Не знаю, понятно ли я объясняю.
— Вполне понятно. Ну что ж, в нашем положении пренебрегать не следует даже самой малостью.
День прошел, как многие другие. Было совещание у начальника полиции, и Амброзио вышел оттуда угнетенный. Одно дело — чувства, которые испытываешь в ходе расследования, с подозрениями, что витают вокруг и могут дать толчок, приводящий к ценнейшим результатам. И совсем другое — накачка у начальника, который вынужден требовать конкретных результатов как можно скорее.
Всегда так получалось: необходимость действовать спокойно, осмотрительно сталкивалась со срочностью, с требованием немедленных и неоспоримых доказательств. Не говоря уже об остальном: магистрате, репортерах, экспертах-свидетелях. Амброзио приходилось не только вести расследование, но и следить, чтобы среди сотрудников не возникали споры, зависть, подсиживания. Люди так чувствительны. «Я тоже похож на них, — говорил он себе, — почему они не могут быть такими же…"
Амброзио вызвал Де Лука, чтобы поручить наблюдение за Капитаном.
— А если он заметит, что за ним следят?
— Станет нервничать. Может, сделает ошибочный шаг. Джулиани он поручил не спускать глаз с Марко Прандини.
— Будь около дома на улице Капуччини. Если увидит тебя, тем лучше. Если уедет в деревню на По, оставь его в покое. Вечером доложишь. Наде посоветовал;
— Постарайся заставить Ренату Орландо рассказать о ее поездках на мотоцикле. Вытяни из нее все, что возможно.
— Я бы с удовольствием расспросила ее о дискотеке на Верфях.
— Смотри сама. Если в ближайшее время ничего не случится, вся моя прекрасная версия полетит прахом.
— Однако, если мы его не задержим, наш мститель скоро снова даст о себе знать. Я уверена. Только бы он не сменил оружие.
— Да, это внесло бы в наши построения изрядную путаницу. Калибр патронов — главное, на чем держится расследование. Если бы наша четверка погибла от разного оружия, это воспринялось бы как отдельные эпизоды: двоих подстрелили около кладбища, одного на улице Таджура, еще одного на Острове. А сейчас они связаны вместе, газеты пишут об этом постоянно. Организованная преступность — вот что опасно, твердят они. Не маньяк-одиночка — а организованная банда. Хотя есть ли там банда, я очень сомневаюсь. Все-таки скорее это дело рук одиночки, и именно оружие заставляет меня держаться первоначальной версии.
После полудня небо снова покрылось тучами. К вечеру в квесторию вернулась Надя. Амброзио читал рапорт о таксисте, которого избил хозяин стоянки на улице Ферранте Апорти, о торговке наркотиками, прятавшей героин в пеленках новорожденного младенца. В конце рапорта было замечание, которое комиссар подчеркнул зеленым карандашом: «Расследование неполное, поскольку с утра были закрыты магазины». Это началась забастовка торговцев в знак протеста против постоянных налетов магрибинцев, турков, нигерийцев и цыган. Как будто итальянских бандитов не существует, как будто все они превратились в ангелов с крылышками…
— Я говорила с Ренатой Орландо, — сказала Надя. — В этом году она пользовалась мотоциклом всего один раз, в начале месяца. Точно день назвать не смогла. Начался дождь, она оставила его во дворе, под навесом, показала где.
— Красивая женщина, ты заметила?
— Да. Выглядит куда моложе своих лет.
— Больше она ничего тебе не сказала?
Он был уверен, что у Нади есть сюрприз, маленький сюрприз для него.
— Она ходила на могилу Этторе Ринальди.
— Одна?
— С Капитаном. Могила вся в цветах. Украшена, как рождественская елка, сказала она. Кстати, я была также на Центральном вокзале.
— Мог бы поклясться в этом.
— Не смогла удержаться.
— Из-за цветов? Она кивнула.
— Что в них особенного?
— Розочки и анемоны. Как на кладбище, так и на вокзале.
— Рената знает дискотеку на Верфях?
— Когда я спросила, она посмотрела на меня как-то странно. Как будто обалдела. «Почему вы так на меня смотрите?» — спросила я. Знаете, что она ответила: «Вам кажется, что я похожа на девицу из дискотеки?"
— Могла спросить, есть ли у нее в гардеробе юбка с разрезом. — Амброзио потер колючий подбородок.
— Вы бы ее об этом спросили?
— Не знаю. Я никогда не знаю заранее, что спрошу, смотрю по обстоятельствам. Де Лука вернулся около семи.
— Капитан до пяти часов просидел на работе, в Милано-Сан-Феличе. Потом пошел к своей подруге на Лорентеджо.
— Он заметил, что ты следишь за ним?
— Думаю, что да.
— Почему ты так думаешь?
— Он сделал мне знак рукой, как будто приветствовал. Он возвращался от Ренаты Орландо к бульвару Форланики, и я решил оставить его. — Де Лука казался обеспокоенным. — Нужно было продолжать слежку?
Вышли на улицу вместе, все трое. Шел мелкий дождь, асфальт отражал зеленый свет светофоров, потом окрасился в красный. Они вошли в бар.
— Завтра снова следить за ним? — спросил Де Лука.
— — Пока не знаю.
— Я иду домой, комиссар.
Амброзио остался с Надей, чтобы выпить по рюмке мартини.
— У тебя есть машина?
— Есть.
— Едешь ужинать?
— Нет, не хочется.
Она стояла, засунув руки в карманы пальто, с желтым шарфом вокруг шеи, с сумкой на плече.
— Чао.
Комиссар поднял воротник плаща — давал о себе знать старый шейный артрит. Пропустил автобус и направился к подъезду квестуры. Надя окликнула его.
— Я думала… Может, съездим на вокзал, посмотрим на эти цветы. — Она опустила глаза:
— Неважно, извините. — Казалось, Надя жалела, что не ушла.
— Что тебя беспокоит? — В машине Амброзио расслабился, откинул голову на подголовник сиденья.
— Сама не пойму. У столба с вазочкой стояли два араба. Мне показалось, они ругаются, один размахивал руками.
— В этом районе полно африканцев.
— Ринальди ограбили и убили возле вокзала. Проклятое место. Вчера там же, на скамейке, нашли двух мертвых наркоманов.
— Ну и что? Кроме них, вчера подобрали девчонку, умершую в туалете на бензоколонке. Рядом с трупом валялись шприц и пузырек дистиллированной воды. Один парень поднялся на восьмой этаж, перевалился через перила балкончика и бросился вниз, в пустоту. Тоже был наркоман, его много раз арестовывали за кражи. За год количество смертей от наркотиков удвоилось. В морге мне рассказали, что уже не подсчитывают трупы умерших от гепатита и мгновенного воспаления легких — двух болезней, связанных с употреблением героина.
Он слушал свой голос, тусклый, монотонный, словно речь шла не о людях, а об изношенной обуви, и к горлу начинала подступать тошнота. Но это была не настоящая тошнота — скорее тоска, какая-то обессиливающая боль. Как укол в сердце. Такое у нега у же бывало.
— Дождь кончился, — сказала Надя.
Небоскреб возвышался над площадью.
Ряды освещенных окон на разных этажах вдруг напомнили ему серый дом на улице Винкельман, светлые волосы Ренаты, любовницы Капитана, тяжелый блестящий мотоцикл. Они были в сотне метров от запасного входа Центрального вокзала, с западной стороны.
— Подъезжай медленно к фонарю, как будто ищешь, где припарковаться.
Движение возле вокзала выглядело менее хаотичным, потоки идущих сплошными колоннами машин, такси и автобусов подчинялись какому-то единому ритму.
Все места на стоянке были заняты. Они медленно два раза объехали вокруг сквериков. Проезжая мимо злополучного фонаря, Надя кивнула в сторону вазочки, полной цветов.
Они постояли на бульваре Дория, потом вернулись. Минут через десять нашли место напротив фонаря, на другой стороне улицы.
— Тут можно наблюдать, как в лямочную скважину, — заметил Амброзио.
Несколько капель дождя упало на стекло машины. Комиссар потер затылок, потушил в пепельнице сигарету и поднял стекло.
— В какое время приходят поезда из Турина?
— Один скорый, в двадцать три, другой в двадцать три пятнадцать. У Ринальди был билет первого класса, без доплаты, значит, он прибыл со вторым, который опоздал в ту ночь на десять минут. Комиссар… — девушка тронула Амброзио за локоть и наклонилась к приборному щитку, — мне кажется, что там кто-то движется… их двое, смотрите.
Над машинами на стоянке двигались головы. Надя повернула ключ зажигания, прочистила щетками стекло.
В дымке дождя худощавый человек в вязаной шапочке, темном плаще и со свертком в руке вышел из-за стоящих автомашин, в то время как другой, его товарищ, шел на несколько метров сзади. У него тоже была на голове вязаная шапочка.
Подъехало еще одно такси. Кое-кто проходил с чемоданами и зонтиками.
Амброзио удержался, чтобы не выйти сразу же из машины, он бормотал самому себе: «Спокойно, сначала посмотрим».
Человек в длинном плаще подошел к фонарю, повернулся к товарищу. Потом быстро нагнулся к вазочке с цветами.
Почти в то же мгновение перед ними возник мотоцикл, появившийся невесть откуда.
Амброзио открыл локтем дверцу, вынимая пистолет.
Черный мотоцикл с ревом затормозил, и фара осветила человека в черном плаще, держащего в руке букетик цветов.
Кентавр в каске, расставив ноги над мотоциклом, вскинул пистолет на похитителя анемонов.
Амброзио что есть силы закричал:
— Стой! Полиция!
Ствол пистолета вздрогнул и повернулся к нему.
— Не стрелять! Не стрелять, стой!
Он спрашивал потом и будет спрашивать всю жизнь, сколько секунд прошло от слова «Стой!» до выстрела, до взрыва, сухого, как удар кнута, до того, как фигура в черной куртке выронила пистолет и схватилась рукой в черной перчатке за грудь. Казалось, это какая-то искусственная рука, когтистая лапа.
Мотоциклист рухнул на землю вместе со своей «судзуки». Фара осталась включенной, лезвие белого света разрезало мокрый асфальт.
— Если бы я не выстрелила, он убил бы вас.
Она побежала к двум арабам, которые стояли с поднятыми руками.
Стали подходить прохожие, сначала осторожно, потом повалили валом, как бы подталкиваемые неодолимой силой. Амброзио взял за вороненый ствол упавший на землю Р-38.
Подъехала, поблескивая голубыми огоньками, синяя «альфа» карабинеров.
— Скорую, скорей! — закричал Амброзио. Потом Надя, передав карабинерам двух арабов, помогла ему снять шлем с головы Анжелы. Она была так бледна, что казалась мертвой.
Эпилог
— Во всяком случае о ее характере это говорит гораздо больше, чем мы могли узнать из бесед с нею.
Они продолжали разговор в патрульной машине, пока медленно проезжали мимо остановки автобусов, идущих на Порта Тичинезе. Комиссар решил осмотреть дискотеку на Верфях, куда по субботам и воскресеньям приезжали Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто.
В дискотеке еще было малолюдно. Она напоминала конный цирк после представления. Обшарпанный пол, облезлые стены. Остро пахло ацетоном и табаком.
— Это как искать черную кошку в темной комнате, — сказал хозяин, которому они показали фотографии. — Каких подонков здесь только не бывает! — Он выразительно пожал плечами. Худенький человек с лошадиными зубами и лигурийским акцентом; тонкие усики подчеркивали оттопыренную нижнюю губу.
— И все же, — настаивал Амброзио, — эти двое, по нашим сведениям, бывали здесь каждую субботу и воскресенье. Не может быть, чтобы их никто не запомнил. Он покачал головой: только не я.
— Покажите их своим сотрудникам.
— В это время они еще не все здесь.
— Покажите тем, кто есть.
Паренек в серой форме, который толкал тележку с напитками, едва оросив взгляд на фотографии, сказал:
— Этого я видел.
— Аддамьяно?
— Это фамилия. Фамилии я не знаю. А звали его…
— Гаспаре?
— Гаспаре, да. Гаспаре. Но в последнее время он тут не бывает.
— Давно?
— Давно. По крайней мере… — он шумно высморкался, — по крайней мере пять или шесть недель.
— Больше ты его не увидишь. Он умер.
— Умер? — паренек равнодушно почесал за ухом.
— Его убили. Ты помнишь, у него еще был друг. Хлипкий такой паренек. Его звали Монашек. Альдо Торресанто.
— Монашка я знал хорошо. Однажды он подарил мне иконку Санта Риты. Хотите покажу?
Он достал из бумажника, толстого как пирожок, бумажную иконку.
— Монашек сказал, что она принесет мне счастье, он уверен. Второй, Гаспаре, сделал знак, что у него не все дома, ну, короче, что он чокнутый. Альдино обиделся. «Увидишь, соломенная башка, кто был прав. Санта Рита делает невозможное». Гаспаре засмеялся и толкнул его под бок.
— Ты их часто видел?
— По субботам, иногда по воскресеньям вечером. Гаспаре танцевал, а Монашек обычно сидел около бара и листал какой-нибудь журнал. Или пил лимонад. — А девочки? Были с этими двумя девочки? , — К Гаспаре некоторые клеились, к Альдино нет. В один из последних вечеров, когда я его видел… Дайте подумать, может, как раз в последний вечер, — он засунул бумажник в задний карман брюк, — Гаспаре был с женщиной. Крашеная блондинка. На ней была черная юбка с разрезом на боку. Ничего телка, только старовата. Хотя косметики она на себя извела, наверно, кило три.
Комиссар почувствовал, что ему наконец-то улыбнулась удача.
— Гаспаре танцевал с блондинкой?
— Да. Но мне показалось, что она предпочитает Альдино. Они долго разговаривали там, в глубине, где стоят столы.
— Ты узнал бы ее?
— Я видел ее только один раз, — покачал головой парнишка. — Да, только один раз.
— У тебя не создалось впечатление, что она из тех…
— Ну, чтобы шлюха — нет, на шлюху она не похожа. Не знаю, что ее к нам занесло. Может, захотелось побалдеть?..
Комиссар был доволен поездкой, хотя она дала не очень много. Но все-таки появилась еще одна ниточка: женщина в юбке с разрезом.
— Когда ищешь, обязательно открываешь что-нибудь новое. Иконка Санта Риты. Кто бы мог подозревать? Альдино ходил по танцплощадкам и раздавал иконки.
Надя сняла шарф и положила на колени.
— Комиссар, и что теперь?
— Черт его знает. Начальство недовольно. Не можем же мы до бесконечности затягивать расследование, даже если жертвы — далеко не самые образцовые граждане.
— Вы собирались попросить ордер на обыск в домах Капитана и синьора Прандини.
— Я блефовал. Если кто-то из них захотел спрятать пистолет, найти его будет невозможно. Хотя когда-то я нашел один в цветочной вазе на кладбище.
— Если вы разрешите, я продолжу наблюдение у вазы с розочками. Я подумала: их ведь могут, уносить не только голодные бродяги, но и тот, кому эти цветы колют глаза. Кто считает эту зону своей. Как это говорится: подопечная территория. Тогда он воспринимает цветы как своеобразные сигналы, и это его беспокоит. Не знаю, понятно ли я объясняю.
— Вполне понятно. Ну что ж, в нашем положении пренебрегать не следует даже самой малостью.
День прошел, как многие другие. Было совещание у начальника полиции, и Амброзио вышел оттуда угнетенный. Одно дело — чувства, которые испытываешь в ходе расследования, с подозрениями, что витают вокруг и могут дать толчок, приводящий к ценнейшим результатам. И совсем другое — накачка у начальника, который вынужден требовать конкретных результатов как можно скорее.
Всегда так получалось: необходимость действовать спокойно, осмотрительно сталкивалась со срочностью, с требованием немедленных и неоспоримых доказательств. Не говоря уже об остальном: магистрате, репортерах, экспертах-свидетелях. Амброзио приходилось не только вести расследование, но и следить, чтобы среди сотрудников не возникали споры, зависть, подсиживания. Люди так чувствительны. «Я тоже похож на них, — говорил он себе, — почему они не могут быть такими же…"
Амброзио вызвал Де Лука, чтобы поручить наблюдение за Капитаном.
— А если он заметит, что за ним следят?
— Станет нервничать. Может, сделает ошибочный шаг. Джулиани он поручил не спускать глаз с Марко Прандини.
— Будь около дома на улице Капуччини. Если увидит тебя, тем лучше. Если уедет в деревню на По, оставь его в покое. Вечером доложишь. Наде посоветовал;
— Постарайся заставить Ренату Орландо рассказать о ее поездках на мотоцикле. Вытяни из нее все, что возможно.
— Я бы с удовольствием расспросила ее о дискотеке на Верфях.
— Смотри сама. Если в ближайшее время ничего не случится, вся моя прекрасная версия полетит прахом.
— Однако, если мы его не задержим, наш мститель скоро снова даст о себе знать. Я уверена. Только бы он не сменил оружие.
— Да, это внесло бы в наши построения изрядную путаницу. Калибр патронов — главное, на чем держится расследование. Если бы наша четверка погибла от разного оружия, это воспринялось бы как отдельные эпизоды: двоих подстрелили около кладбища, одного на улице Таджура, еще одного на Острове. А сейчас они связаны вместе, газеты пишут об этом постоянно. Организованная преступность — вот что опасно, твердят они. Не маньяк-одиночка — а организованная банда. Хотя есть ли там банда, я очень сомневаюсь. Все-таки скорее это дело рук одиночки, и именно оружие заставляет меня держаться первоначальной версии.
После полудня небо снова покрылось тучами. К вечеру в квесторию вернулась Надя. Амброзио читал рапорт о таксисте, которого избил хозяин стоянки на улице Ферранте Апорти, о торговке наркотиками, прятавшей героин в пеленках новорожденного младенца. В конце рапорта было замечание, которое комиссар подчеркнул зеленым карандашом: «Расследование неполное, поскольку с утра были закрыты магазины». Это началась забастовка торговцев в знак протеста против постоянных налетов магрибинцев, турков, нигерийцев и цыган. Как будто итальянских бандитов не существует, как будто все они превратились в ангелов с крылышками…
— Я говорила с Ренатой Орландо, — сказала Надя. — В этом году она пользовалась мотоциклом всего один раз, в начале месяца. Точно день назвать не смогла. Начался дождь, она оставила его во дворе, под навесом, показала где.
— Красивая женщина, ты заметила?
— Да. Выглядит куда моложе своих лет.
— Больше она ничего тебе не сказала?
Он был уверен, что у Нади есть сюрприз, маленький сюрприз для него.
— Она ходила на могилу Этторе Ринальди.
— Одна?
— С Капитаном. Могила вся в цветах. Украшена, как рождественская елка, сказала она. Кстати, я была также на Центральном вокзале.
— Мог бы поклясться в этом.
— Не смогла удержаться.
— Из-за цветов? Она кивнула.
— Что в них особенного?
— Розочки и анемоны. Как на кладбище, так и на вокзале.
— Рената знает дискотеку на Верфях?
— Когда я спросила, она посмотрела на меня как-то странно. Как будто обалдела. «Почему вы так на меня смотрите?» — спросила я. Знаете, что она ответила: «Вам кажется, что я похожа на девицу из дискотеки?"
— Могла спросить, есть ли у нее в гардеробе юбка с разрезом. — Амброзио потер колючий подбородок.
— Вы бы ее об этом спросили?
— Не знаю. Я никогда не знаю заранее, что спрошу, смотрю по обстоятельствам. Де Лука вернулся около семи.
— Капитан до пяти часов просидел на работе, в Милано-Сан-Феличе. Потом пошел к своей подруге на Лорентеджо.
— Он заметил, что ты следишь за ним?
— Думаю, что да.
— Почему ты так думаешь?
— Он сделал мне знак рукой, как будто приветствовал. Он возвращался от Ренаты Орландо к бульвару Форланики, и я решил оставить его. — Де Лука казался обеспокоенным. — Нужно было продолжать слежку?
Вышли на улицу вместе, все трое. Шел мелкий дождь, асфальт отражал зеленый свет светофоров, потом окрасился в красный. Они вошли в бар.
— Завтра снова следить за ним? — спросил Де Лука.
— — Пока не знаю.
— Я иду домой, комиссар.
Амброзио остался с Надей, чтобы выпить по рюмке мартини.
— У тебя есть машина?
— Есть.
— Едешь ужинать?
— Нет, не хочется.
Она стояла, засунув руки в карманы пальто, с желтым шарфом вокруг шеи, с сумкой на плече.
— Чао.
Комиссар поднял воротник плаща — давал о себе знать старый шейный артрит. Пропустил автобус и направился к подъезду квестуры. Надя окликнула его.
— Я думала… Может, съездим на вокзал, посмотрим на эти цветы. — Она опустила глаза:
— Неважно, извините. — Казалось, Надя жалела, что не ушла.
— Что тебя беспокоит? — В машине Амброзио расслабился, откинул голову на подголовник сиденья.
— Сама не пойму. У столба с вазочкой стояли два араба. Мне показалось, они ругаются, один размахивал руками.
— В этом районе полно африканцев.
— Ринальди ограбили и убили возле вокзала. Проклятое место. Вчера там же, на скамейке, нашли двух мертвых наркоманов.
— Ну и что? Кроме них, вчера подобрали девчонку, умершую в туалете на бензоколонке. Рядом с трупом валялись шприц и пузырек дистиллированной воды. Один парень поднялся на восьмой этаж, перевалился через перила балкончика и бросился вниз, в пустоту. Тоже был наркоман, его много раз арестовывали за кражи. За год количество смертей от наркотиков удвоилось. В морге мне рассказали, что уже не подсчитывают трупы умерших от гепатита и мгновенного воспаления легких — двух болезней, связанных с употреблением героина.
Он слушал свой голос, тусклый, монотонный, словно речь шла не о людях, а об изношенной обуви, и к горлу начинала подступать тошнота. Но это была не настоящая тошнота — скорее тоска, какая-то обессиливающая боль. Как укол в сердце. Такое у нега у же бывало.
— Дождь кончился, — сказала Надя.
Небоскреб возвышался над площадью.
Ряды освещенных окон на разных этажах вдруг напомнили ему серый дом на улице Винкельман, светлые волосы Ренаты, любовницы Капитана, тяжелый блестящий мотоцикл. Они были в сотне метров от запасного входа Центрального вокзала, с западной стороны.
— Подъезжай медленно к фонарю, как будто ищешь, где припарковаться.
Движение возле вокзала выглядело менее хаотичным, потоки идущих сплошными колоннами машин, такси и автобусов подчинялись какому-то единому ритму.
Все места на стоянке были заняты. Они медленно два раза объехали вокруг сквериков. Проезжая мимо злополучного фонаря, Надя кивнула в сторону вазочки, полной цветов.
Они постояли на бульваре Дория, потом вернулись. Минут через десять нашли место напротив фонаря, на другой стороне улицы.
— Тут можно наблюдать, как в лямочную скважину, — заметил Амброзио.
Несколько капель дождя упало на стекло машины. Комиссар потер затылок, потушил в пепельнице сигарету и поднял стекло.
— В какое время приходят поезда из Турина?
— Один скорый, в двадцать три, другой в двадцать три пятнадцать. У Ринальди был билет первого класса, без доплаты, значит, он прибыл со вторым, который опоздал в ту ночь на десять минут. Комиссар… — девушка тронула Амброзио за локоть и наклонилась к приборному щитку, — мне кажется, что там кто-то движется… их двое, смотрите.
Над машинами на стоянке двигались головы. Надя повернула ключ зажигания, прочистила щетками стекло.
В дымке дождя худощавый человек в вязаной шапочке, темном плаще и со свертком в руке вышел из-за стоящих автомашин, в то время как другой, его товарищ, шел на несколько метров сзади. У него тоже была на голове вязаная шапочка.
Подъехало еще одно такси. Кое-кто проходил с чемоданами и зонтиками.
Амброзио удержался, чтобы не выйти сразу же из машины, он бормотал самому себе: «Спокойно, сначала посмотрим».
Человек в длинном плаще подошел к фонарю, повернулся к товарищу. Потом быстро нагнулся к вазочке с цветами.
Почти в то же мгновение перед ними возник мотоцикл, появившийся невесть откуда.
Амброзио открыл локтем дверцу, вынимая пистолет.
Черный мотоцикл с ревом затормозил, и фара осветила человека в черном плаще, держащего в руке букетик цветов.
Кентавр в каске, расставив ноги над мотоциклом, вскинул пистолет на похитителя анемонов.
Амброзио что есть силы закричал:
— Стой! Полиция!
Ствол пистолета вздрогнул и повернулся к нему.
— Не стрелять! Не стрелять, стой!
Он спрашивал потом и будет спрашивать всю жизнь, сколько секунд прошло от слова «Стой!» до выстрела, до взрыва, сухого, как удар кнута, до того, как фигура в черной куртке выронила пистолет и схватилась рукой в черной перчатке за грудь. Казалось, это какая-то искусственная рука, когтистая лапа.
Мотоциклист рухнул на землю вместе со своей «судзуки». Фара осталась включенной, лезвие белого света разрезало мокрый асфальт.
— Если бы я не выстрелила, он убил бы вас.
Она побежала к двум арабам, которые стояли с поднятыми руками.
Стали подходить прохожие, сначала осторожно, потом повалили валом, как бы подталкиваемые неодолимой силой. Амброзио взял за вороненый ствол упавший на землю Р-38.
Подъехала, поблескивая голубыми огоньками, синяя «альфа» карабинеров.
— Скорую, скорей! — закричал Амброзио. Потом Надя, передав карабинерам двух арабов, помогла ему снять шлем с головы Анжелы. Она была так бледна, что казалась мертвой.
Эпилог
Через два дня вечером Эмануэла сказала ему:
— Джулио, бесполезно спорить, ты устал. Давай бросим все и поедем на несколько дней в отпуск, на Капри. Ты же обещал…
— Пуля пробила ей правое легкое.
— Сегодня ты останешься у меня. Она налила ему немного коньяку.
— Пистолет, вероятно, тот же, из которого убиты все четверо. Знаешь, где она его держала?
— В корзинке для бумаги.
— Почти угадала. В черной полотняной сумке, вместе с нитками для вязанья и спицами.
— А мотоцикл?
— В гараже недалеко от дома Капитана, на площади Бернини, за церковью.
— Кажется невероятным, чтобы такая впечатлительная, эмоциональная натура…
Амброзио молчал, думая о блондинке в компании двух парней в дискотеке на Верфях.
— Кроме запасной обоймы в той сумке мы нашли еще светлый парик.
— Значит, Анжела знала Гаспаре и Монашка?
— Она рассказала мне только часть правды. У Гаспаре были ключи Этторе Ринальди. Некоторое время спустя после убийства он стал следить за квартирой на улице Баццини. Узнал, что убитый жил на втором этаже и что в квартире никого не бывает, и решил поживиться.
— В тот вечер его ждал неприятный сюрприз?
— Да, Анжела успела сменить замки. И сама неожиданно пришла туда.
— По-твоему, она ждала его визита? Следила за подъездом?
— Пожалуй. Она заметила, что на улице парня ждал фургончик. На дверках фургона было название гаража.
— Она ходила в тот гараж на Лорентеджо?
— Не думаю. Кто-то ей помогал. Конечно же, друзья Этторе. А когда она установила, кто его убил, созрел план мести.
— А наркоман? А грабители? Ей-то зачем было в них стрелять?
— Молодец! Ты почти как инспектор Широ.
— Она спасла тебе жизнь.
— Возможно, Анжела и не выстрелила бы в меня.
— Ты уверен?
Когда комиссар увидел Анжелу на больничной койке, ему показалось, что она постарела на несколько лет. Проступающие вены на руках, бескровное лицо, очерченное иссиня-черными волосами с редкой проседью, опущенные веки. Он попробовал поговорить с нею, но из этого ничего не вышло. Она не шевелилась, веки оставались прикрытыми. Как будто не слышала вопросов.
— Вы стреляли в тех двоих, да или нет? Узнали, что убийцы Этторе, по крайней мере один из них, работает в том гараже… Проходя по стоянке, Ринальди заметил, как эти двое возились с дверцей машины, явно хотели ее угнать. Он, конечно, вмешался, стал кричать, звать полицию. И тогда они размозжили ему голову разводным ключом, забрали деньги, вещи и скрылись.
Анжела наконец открыла глаза и чуть заметно покачала головой.
— Нет? Не разводным ключом? Чем же тогда? Домкратом? У Гаспаре был домкрат?
— Да.
Это было первое слово, которое она смогла прошептать.
Час спустя, в квестуре, Де Пальма посмотрел на него с упреком.
— Зачем вы мучаете бедную женщину, комиссар? Оставьте ее в покое, ради Бога!
— Она действовала не одна, это очевидно. Ей помогали вы, вы или Прандини. Если хотите, чтобы я ее оставил в покое, говорите вы.
Слова Де Лука как будто взорвали запал.
— Как вам не стыдно, Капитан. Вы прячетесь за спину женщины, — сказал инспектор.
— Вы с ума сошли. Я прячусь?! Я никогда этого не делал.
— Это ведь вы отыскали в Лорентеджо убийц Этторе.
Убежден, что это были вы, — резко бросил Амброзио.
У Де Пальма сразу погасла ярость в глазах, словно унесенная ветром туча.
— Два балбеса поехали на улицу Баццини с ключами Этторе и названием гаража на дверцах фургона. Это было нетрудно.
— В последнюю субботу перед убийством Гаспаре Анжела пошла в дискотеку. Ее сопровождали вы? И показали парней?
— Убитый наркоман часто наведывался в район Мемориального кладбища. В ту ночь, возможно, он сидел в одной из брошенных машин, кто знает. И все видел. А может, околачивался поблизости. Опасный свидетель. Вас видел Антонио Армадио, Капитан? Не отвечаете? Вполне резонно предположить, что его убили из боязни, что он заговорит. Знаете, как бывает? Таких обычно задерживают и отпускают. Они дают какую-то маленькую информацию. Тогда их отпускают раньше. Вы слышали об этом?
— Как мне кажется, в ту ночь Антонио удачно отделался.
— Его видели. Вы или Анжела. Он спешно сорвал с головы и выбросил ленточку, чтобы не узнали, и убежал. Потом кто-то разыскал его. Вы, Капитан? Антонио не изменял своим привычкам, бывал в одних и тех же местах: на площади Вентра, в парке Ровицца, площади Неаполя, Аспромонте… Как вы его поймали? Следовали за ним на машине или на мотоцикле? Одним словом, той ночью в этой тупиковой улочке, возле заброшенного «ситроена» вы всадили ему две пули в голову — и до свидания. Как убивают бычка.
— Нет, свинью.
— Синьор Де Пальма, я объявляю о вашем аресте.
— Вы ошибаетесь, вам будет нелегко доказать, что убил этих негодяев я.
— Ничего, постараюсь.
— У меня куча алиби.
— Не имеет значения.
— Я имею право на адвоката. С этого времени я буду говорить только в присутствии адвоката.
Это были трудные часы, когда истина казалась совсем рядом, но тем не менее выскальзывала между пальцами, как только что вытянутая из воды рыба.
После обеда в кабинет Амброзио привели Марко Прандини, только что прилетевшего самолетом из Рима.
— Анжела Бьянкарди и Джорджио Де Пальма обвиняются в убийстве, — сказал комиссар. — Вам тоже, синьор Прандини, будет предъявлено обвинение, если только вы не сумеете дать мне убедительные объяснения.
Он взглянул на настенный календарь: был первый день весны.
— Я хотел бы попасть домой, — сказал Прандини. — Мне не нравится сидеть здесь, когда на улице греет солнце. Хочу вам что-то показать. Там, у меня дома. Только сначала зажжем камин. Вы нашли пистолет?
— Да.Р-38.
— Это не тот. Я вам дам настоящий.
— Де Лука, позови Надю, — сказал Амброзио.
— Я устал, — Прандини тяжело поднялся со стула.
— Да, я устал, — повторил он, сидя у горящего камина, куда бросал апельсиновые корки. — Вы увидели наконец Р-38, принадлежащий Этторе? Да? Я вам говорил — прекрасное оружие. Когда-то он был моим. Я оставил его Ринальди перед тем, как исчезнуть из Италии. С двумя обоймами. Он прятал его долгие годы в чехле, в своем гараже.
— Вы убили двух бездельников на Мемориальном?
— Это была игра. Я отстрелялся и вернулся домой на мотоцикле.
— На каком мотоцикле?
— Не имеет значения.
— Мотоцикл Капитана или Анжелы?
— Я расправился и с любителем наркотиков. Он меня видел. Хоть и без того не заслуживал жизни.
— А воришка с улицы Де Кастилья?
— Мишень для дилетантов, с его гипсовой рукой. Это было — как раздавить таракана.
Он встал, взял с кресла кожаную куртку.
— Я хотел бы показать место, где храню другое оружие, оружие моей молодости. Идемте к реке.
Вдоль реки тянулись покрытые галькой отмели, издалека было видно, как струится серая вода.
— Видите внизу ту лодку? — сказал он. — Так вот, под ней…
— Из вашей тетради для записей выходит, что в ночь, когда был убит наркоман, вы находились в Риме.
— Этот фактик я добавил сам, когда вы уехали отсюда. — Он обернулся к Наде. — Я ведь говорил вам…
Криво усмехнувшись, Прандини вдруг сорвался с места и побежал к реке. За ним с лаем бросилась его собака.
— Остановитесь! — закричал Амброзио. — Не делайте глупостей, остановитесь!
Прандини продолжал убегать не оглядываясь.
Полные недоумения — ну, куда он мог убежать? — все на всякий случай выхватили оружие.
Наконец Прандини остановился рядом со своей собакой, достал из кармана куртки пистолет и направил на них.
Пораженный в грудь и голову, он рухнул на белую гальку, рядом с лодкой, раскинув руки.
Галька под ним окрасилась кровью. Овчарка скулила и обнюхивала его подбородок.
Пистолет, который Прандини держал в руке, был пластмассовый.
— Джулио, бесполезно спорить, ты устал. Давай бросим все и поедем на несколько дней в отпуск, на Капри. Ты же обещал…
— Пуля пробила ей правое легкое.
— Сегодня ты останешься у меня. Она налила ему немного коньяку.
— Пистолет, вероятно, тот же, из которого убиты все четверо. Знаешь, где она его держала?
— В корзинке для бумаги.
— Почти угадала. В черной полотняной сумке, вместе с нитками для вязанья и спицами.
— А мотоцикл?
— В гараже недалеко от дома Капитана, на площади Бернини, за церковью.
— Кажется невероятным, чтобы такая впечатлительная, эмоциональная натура…
Амброзио молчал, думая о блондинке в компании двух парней в дискотеке на Верфях.
— Кроме запасной обоймы в той сумке мы нашли еще светлый парик.
— Значит, Анжела знала Гаспаре и Монашка?
— Она рассказала мне только часть правды. У Гаспаре были ключи Этторе Ринальди. Некоторое время спустя после убийства он стал следить за квартирой на улице Баццини. Узнал, что убитый жил на втором этаже и что в квартире никого не бывает, и решил поживиться.
— В тот вечер его ждал неприятный сюрприз?
— Да, Анжела успела сменить замки. И сама неожиданно пришла туда.
— По-твоему, она ждала его визита? Следила за подъездом?
— Пожалуй. Она заметила, что на улице парня ждал фургончик. На дверках фургона было название гаража.
— Она ходила в тот гараж на Лорентеджо?
— Не думаю. Кто-то ей помогал. Конечно же, друзья Этторе. А когда она установила, кто его убил, созрел план мести.
— А наркоман? А грабители? Ей-то зачем было в них стрелять?
— Молодец! Ты почти как инспектор Широ.
— Она спасла тебе жизнь.
— Возможно, Анжела и не выстрелила бы в меня.
— Ты уверен?
Когда комиссар увидел Анжелу на больничной койке, ему показалось, что она постарела на несколько лет. Проступающие вены на руках, бескровное лицо, очерченное иссиня-черными волосами с редкой проседью, опущенные веки. Он попробовал поговорить с нею, но из этого ничего не вышло. Она не шевелилась, веки оставались прикрытыми. Как будто не слышала вопросов.
— Вы стреляли в тех двоих, да или нет? Узнали, что убийцы Этторе, по крайней мере один из них, работает в том гараже… Проходя по стоянке, Ринальди заметил, как эти двое возились с дверцей машины, явно хотели ее угнать. Он, конечно, вмешался, стал кричать, звать полицию. И тогда они размозжили ему голову разводным ключом, забрали деньги, вещи и скрылись.
Анжела наконец открыла глаза и чуть заметно покачала головой.
— Нет? Не разводным ключом? Чем же тогда? Домкратом? У Гаспаре был домкрат?
— Да.
Это было первое слово, которое она смогла прошептать.
Час спустя, в квестуре, Де Пальма посмотрел на него с упреком.
— Зачем вы мучаете бедную женщину, комиссар? Оставьте ее в покое, ради Бога!
— Она действовала не одна, это очевидно. Ей помогали вы, вы или Прандини. Если хотите, чтобы я ее оставил в покое, говорите вы.
Слова Де Лука как будто взорвали запал.
— Как вам не стыдно, Капитан. Вы прячетесь за спину женщины, — сказал инспектор.
— Вы с ума сошли. Я прячусь?! Я никогда этого не делал.
— Это ведь вы отыскали в Лорентеджо убийц Этторе.
Убежден, что это были вы, — резко бросил Амброзио.
У Де Пальма сразу погасла ярость в глазах, словно унесенная ветром туча.
— Два балбеса поехали на улицу Баццини с ключами Этторе и названием гаража на дверцах фургона. Это было нетрудно.
— В последнюю субботу перед убийством Гаспаре Анжела пошла в дискотеку. Ее сопровождали вы? И показали парней?
— Убитый наркоман часто наведывался в район Мемориального кладбища. В ту ночь, возможно, он сидел в одной из брошенных машин, кто знает. И все видел. А может, околачивался поблизости. Опасный свидетель. Вас видел Антонио Армадио, Капитан? Не отвечаете? Вполне резонно предположить, что его убили из боязни, что он заговорит. Знаете, как бывает? Таких обычно задерживают и отпускают. Они дают какую-то маленькую информацию. Тогда их отпускают раньше. Вы слышали об этом?
— Как мне кажется, в ту ночь Антонио удачно отделался.
— Его видели. Вы или Анжела. Он спешно сорвал с головы и выбросил ленточку, чтобы не узнали, и убежал. Потом кто-то разыскал его. Вы, Капитан? Антонио не изменял своим привычкам, бывал в одних и тех же местах: на площади Вентра, в парке Ровицца, площади Неаполя, Аспромонте… Как вы его поймали? Следовали за ним на машине или на мотоцикле? Одним словом, той ночью в этой тупиковой улочке, возле заброшенного «ситроена» вы всадили ему две пули в голову — и до свидания. Как убивают бычка.
— Нет, свинью.
— Синьор Де Пальма, я объявляю о вашем аресте.
— Вы ошибаетесь, вам будет нелегко доказать, что убил этих негодяев я.
— Ничего, постараюсь.
— У меня куча алиби.
— Не имеет значения.
— Я имею право на адвоката. С этого времени я буду говорить только в присутствии адвоката.
Это были трудные часы, когда истина казалась совсем рядом, но тем не менее выскальзывала между пальцами, как только что вытянутая из воды рыба.
После обеда в кабинет Амброзио привели Марко Прандини, только что прилетевшего самолетом из Рима.
— Анжела Бьянкарди и Джорджио Де Пальма обвиняются в убийстве, — сказал комиссар. — Вам тоже, синьор Прандини, будет предъявлено обвинение, если только вы не сумеете дать мне убедительные объяснения.
Он взглянул на настенный календарь: был первый день весны.
— Я хотел бы попасть домой, — сказал Прандини. — Мне не нравится сидеть здесь, когда на улице греет солнце. Хочу вам что-то показать. Там, у меня дома. Только сначала зажжем камин. Вы нашли пистолет?
— Да.Р-38.
— Это не тот. Я вам дам настоящий.
— Де Лука, позови Надю, — сказал Амброзио.
— Я устал, — Прандини тяжело поднялся со стула.
— Да, я устал, — повторил он, сидя у горящего камина, куда бросал апельсиновые корки. — Вы увидели наконец Р-38, принадлежащий Этторе? Да? Я вам говорил — прекрасное оружие. Когда-то он был моим. Я оставил его Ринальди перед тем, как исчезнуть из Италии. С двумя обоймами. Он прятал его долгие годы в чехле, в своем гараже.
— Вы убили двух бездельников на Мемориальном?
— Это была игра. Я отстрелялся и вернулся домой на мотоцикле.
— На каком мотоцикле?
— Не имеет значения.
— Мотоцикл Капитана или Анжелы?
— Я расправился и с любителем наркотиков. Он меня видел. Хоть и без того не заслуживал жизни.
— А воришка с улицы Де Кастилья?
— Мишень для дилетантов, с его гипсовой рукой. Это было — как раздавить таракана.
Он встал, взял с кресла кожаную куртку.
— Я хотел бы показать место, где храню другое оружие, оружие моей молодости. Идемте к реке.
Вдоль реки тянулись покрытые галькой отмели, издалека было видно, как струится серая вода.
— Видите внизу ту лодку? — сказал он. — Так вот, под ней…
— Из вашей тетради для записей выходит, что в ночь, когда был убит наркоман, вы находились в Риме.
— Этот фактик я добавил сам, когда вы уехали отсюда. — Он обернулся к Наде. — Я ведь говорил вам…
Криво усмехнувшись, Прандини вдруг сорвался с места и побежал к реке. За ним с лаем бросилась его собака.
— Остановитесь! — закричал Амброзио. — Не делайте глупостей, остановитесь!
Прандини продолжал убегать не оглядываясь.
Полные недоумения — ну, куда он мог убежать? — все на всякий случай выхватили оружие.
Наконец Прандини остановился рядом со своей собакой, достал из кармана куртки пистолет и направил на них.
Пораженный в грудь и голову, он рухнул на белую гальку, рядом с лодкой, раскинув руки.
Галька под ним окрасилась кровью. Овчарка скулила и обнюхивала его подбородок.
Пистолет, который Прандини держал в руке, был пластмассовый.