На другой день доктор, который лечил Сережу, прислал своему пациенту записку. Не соблаговолит ли молодой человек в этот раз не дожидаться визита врача дома, по обыкновению, а самому навестить доктора. Тем более что рана уже совершенно зажила, а пешие прогулки пациенту только на пользу. Видите ли, говорилось далее в письме, на сей раз у доктора сложились непредвиденные домашние обстоятельства, и он не сможет посетить пациента, как уговаривались ранее. Сережа прочитал послание, сложил его и с веселым видом стал собираться.
– Я мигом. Я быстро, – он нежно прикоснулся к руке Розалии, – не скучай без меня, мой нежный цветок.
– Я, мамочка, одна нога здесь, другая – там, – Сережа чмокнул мать в щеку. – Прикажите нынче что-нибудь повкусней, да вина к обеду. Важную новость вам скажу. И что это такое стряслось у доктора?
С этими словами он весело, почти впри-прыжку поскакал к калитке.
– Сережа, осторожней, рука! – простонала вслед мать.
Да чего уж там! Бедная Александра Матвеевна не видела, как ловко он обнимал Розалию этой самой рукой! Сережа засмеялся и помахал матери.
Желтовская еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом её точно толкнуло что-то изнутри. Она быстро пошла из палисадника в дом и направилась прямо в комнату Розалии.
– Розалия Марковна!
Выражение лица Желтовской, интонации голоса были столь жестки и ей не свойственны, что Киреева вздрогнула.
– Розалия Марковна! Я хочу воспользоваться случайным отсутствием моего сына, и также хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Правильно и однозначно. Я уважаю вас как самостоятельную, яркую натуру. Ваш ум, ваша красота, несомненно, притягательны. Но я очень, очень прошу вас, оставьте нас, оставьте моего сына. Идите своей дорогой. Знаю, что вы сочтете меня сейчас жестокой. Но ведь вы уже поправились, совершенно поправились. Вы можете вернуться в Петербург хоть сейчас! И денег у вас предостаточно. Боровицкая вам заплатила сполна. И я от себя добавлю.
Последние слова дались Желтовской с трудом, не от того, что денег было жалко, а от неловкости и гадливости, которую она испытывала к себе в этот миг. Но она решила во что бы то ни стало пересилить себя и воспользоваться моментом. Быть может, уже сегодня, по возвращении сына, такой возможности уже не представится.
– Вы предлагаете мне деньги? – изумилась Розалия. – За что? Это что, нечто вроде отступного, чтобы я, не дай бог, не позарилась на родство с вами?
– Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли… – Желтовская стала путаться в словах. Её первоначальный запал стремительно угасал под горящим от негодования взором собеседницы. – Ведь я едва не потеряла сына, ведь он стрелялся из-за вас! – почти выкрикнула Александра Матвеевна. – Он рисковал жизнью, когда тащил вас из воды! Не много ли чести? Сережа мой единственный сын, смысл моей жизни, и я не позволю вам вертеть им по своему усмотрению. Я ведь вижу, что он без ума от ваших чар. Он молод, горяч. Долго ли до греха? Не знаю, что было меж вами и Анатолием Боровицким, но только семейство заплатило слишком дорогую цену за это. Я не очень богата, но я все вам отдам, что у меня есть, только покиньте наш дом и уйдите из жизни моего сына!
Она еще не закончила своей пламенной речи, как бедная гувернантка принялась кидать свои вещи на кровать, стремясь как можно быстрее их собрать и покинуть дом, который еще несколько минут назад мог стать родным. Поколебавшись мгновение, Александра Матвеевна тоже принялась собирать вещи Розалии. Обе понимали, что Розалия должна исчезнуть из дома до прихода Сергея. Иначе – никогда.
Когда все было собрано, послали горничную за извозчиком, чтобы отвезти девушку на железнодорожный вокзал. В страшной спешке погрузили поклажу. Александра Матвеевна вышла вместе с Розалией к дорожке, ведущей от калитки к дому. Лошадь перебирала ногами, возница удивленно оглядывался вокруг. И чего так спешить, времени еще полно? Он часто господ на вокзал возит, расписание уж наизусть выучил, успеется!
– Прощайте, не поминайте лихом. Бога за вас буду молить каждый день, – прошептала Александра Матвеевна и неловко сунула девушке серьги, подаренные Боровицкой. – Это вам на черный день, надолго хватит.
Но Розалия с бледным лицом, плотно сжатыми губами, не глядя, положила подарок в карман жакета, не взглянув и не оценив подаренное. Какая разница, чем от неё откупаются! Возница стеганул лошадь, колеса заскрипели о песок. Заскребло и на сердце у Желтовской.
– Простите меня, – хотела она выкрикнуть, но слова застряли в горле.
Извозчик уже почти исчез за поворотом, как Александра Матвеевна вдруг как прозрела, поняла, что натворила. Словно проснулась. Побежала было вслед, споткнулась, махнула в отчаянии рукой, да так и осталась стоять на дороге.
Глава девятнадцатая
Часть вторая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
– Я мигом. Я быстро, – он нежно прикоснулся к руке Розалии, – не скучай без меня, мой нежный цветок.
– Я, мамочка, одна нога здесь, другая – там, – Сережа чмокнул мать в щеку. – Прикажите нынче что-нибудь повкусней, да вина к обеду. Важную новость вам скажу. И что это такое стряслось у доктора?
С этими словами он весело, почти впри-прыжку поскакал к калитке.
– Сережа, осторожней, рука! – простонала вслед мать.
Да чего уж там! Бедная Александра Матвеевна не видела, как ловко он обнимал Розалию этой самой рукой! Сережа засмеялся и помахал матери.
Желтовская еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом её точно толкнуло что-то изнутри. Она быстро пошла из палисадника в дом и направилась прямо в комнату Розалии.
– Розалия Марковна!
Выражение лица Желтовской, интонации голоса были столь жестки и ей не свойственны, что Киреева вздрогнула.
– Розалия Марковна! Я хочу воспользоваться случайным отсутствием моего сына, и также хочу, чтобы вы правильно меня поняли. Правильно и однозначно. Я уважаю вас как самостоятельную, яркую натуру. Ваш ум, ваша красота, несомненно, притягательны. Но я очень, очень прошу вас, оставьте нас, оставьте моего сына. Идите своей дорогой. Знаю, что вы сочтете меня сейчас жестокой. Но ведь вы уже поправились, совершенно поправились. Вы можете вернуться в Петербург хоть сейчас! И денег у вас предостаточно. Боровицкая вам заплатила сполна. И я от себя добавлю.
Последние слова дались Желтовской с трудом, не от того, что денег было жалко, а от неловкости и гадливости, которую она испытывала к себе в этот миг. Но она решила во что бы то ни стало пересилить себя и воспользоваться моментом. Быть может, уже сегодня, по возвращении сына, такой возможности уже не представится.
– Вы предлагаете мне деньги? – изумилась Розалия. – За что? Это что, нечто вроде отступного, чтобы я, не дай бог, не позарилась на родство с вами?
– Я хочу, чтобы вы правильно меня поняли… – Желтовская стала путаться в словах. Её первоначальный запал стремительно угасал под горящим от негодования взором собеседницы. – Ведь я едва не потеряла сына, ведь он стрелялся из-за вас! – почти выкрикнула Александра Матвеевна. – Он рисковал жизнью, когда тащил вас из воды! Не много ли чести? Сережа мой единственный сын, смысл моей жизни, и я не позволю вам вертеть им по своему усмотрению. Я ведь вижу, что он без ума от ваших чар. Он молод, горяч. Долго ли до греха? Не знаю, что было меж вами и Анатолием Боровицким, но только семейство заплатило слишком дорогую цену за это. Я не очень богата, но я все вам отдам, что у меня есть, только покиньте наш дом и уйдите из жизни моего сына!
Она еще не закончила своей пламенной речи, как бедная гувернантка принялась кидать свои вещи на кровать, стремясь как можно быстрее их собрать и покинуть дом, который еще несколько минут назад мог стать родным. Поколебавшись мгновение, Александра Матвеевна тоже принялась собирать вещи Розалии. Обе понимали, что Розалия должна исчезнуть из дома до прихода Сергея. Иначе – никогда.
Когда все было собрано, послали горничную за извозчиком, чтобы отвезти девушку на железнодорожный вокзал. В страшной спешке погрузили поклажу. Александра Матвеевна вышла вместе с Розалией к дорожке, ведущей от калитки к дому. Лошадь перебирала ногами, возница удивленно оглядывался вокруг. И чего так спешить, времени еще полно? Он часто господ на вокзал возит, расписание уж наизусть выучил, успеется!
– Прощайте, не поминайте лихом. Бога за вас буду молить каждый день, – прошептала Александра Матвеевна и неловко сунула девушке серьги, подаренные Боровицкой. – Это вам на черный день, надолго хватит.
Но Розалия с бледным лицом, плотно сжатыми губами, не глядя, положила подарок в карман жакета, не взглянув и не оценив подаренное. Какая разница, чем от неё откупаются! Возница стеганул лошадь, колеса заскрипели о песок. Заскребло и на сердце у Желтовской.
– Простите меня, – хотела она выкрикнуть, но слова застряли в горле.
Извозчик уже почти исчез за поворотом, как Александра Матвеевна вдруг как прозрела, поняла, что натворила. Словно проснулась. Побежала было вслед, споткнулась, махнула в отчаянии рукой, да так и осталась стоять на дороге.
Глава девятнадцатая
– Как вкусно пахнет! Как славно! Я страшно проголодался! – Сережа с веселым видом вбежал в столовую и повел носом. – Будем обедать, мамочка?
Александра Матвеевна сидела у накрытого стола и перекладывала ложку с места на место. По дому растекались упоительные запахи обеда. Из-под крышки супницы вырывался ароматный пар.
– Да, все готово, – каким-то безжизненным голосом ответила мать.
– Я позову Розалию, – и Сережа хотел бежать.
– Она не придет, – все таким же странным голосом сообщила Желтовская.
– Как так не придет? Она не будет обедать? Она снова захворала? – испугался юноша.
– Нет, она не захворала. Она прекрасно себя чувствовала и поэтому… поэтому она уехала.
Последние слова Александра Матвеевна едва выдавила из себя. Сережа остолбенел.
– Как уехала? Мама! Не может быть! Куда? Зачем?
Александра Матвеевна слегка пожала плечами.
– Но ведь она не могла же у нас остаться навсегда?
– Вот именно что навсегда! – закричал Сережа.
И тут он догадался.
– Мама, это вы заставили её уехать? Вы?
– Я не заставляла, Розалия Марковна сама приняла такое решение.
Александра Матвеевна оставила в покое ложку и принялась теребить скатерть.
– Что вы ей сказали? – у молодого человека затряслись губы от волнения и ярости.
– Ничего особенного. Но она сама должна понимать, что не пара тебе. Ты, Сережа, не можешь испортить свою жизнь в самом начале, женившись на гувернантке!
– Да, я знаю, знаю, что именно так вы её и унизили. Что ж, сегодня вы не солгали. А лгать вы умеете! И что такое неудачный брак, вы знаете прекрасно! – Сережа от отчаяния бросал матери слова, которые никогда бы не посмел произнести. Но теперь он не владел собой.
Она посмотрела на него так, как будто он её ударил. Сережа не видел ничего. Пелена стояла перед его взором. Желтовская с отчаянием поняла, что в этот миг она потеряла сына, его искренность и доверие.
Юноша бросился вон из гостиной. Через мгновение он уже промчался под окнами.
Обед остывал нетронутым.
Лихач гнал как сумасшедший.
– Не успеем барин, ох, не успеем!
Сережа соскочил с извозчика у самого вокзала, и до его слуха донесся звук колокола. Первый звонок. Он бросил, не считая, деньги лихачу и устремился на перрон. Наталкиваясь на пассажиров, носильщиков, юноша метался по перрону как затравленный зверь.
Люди спешили занять свои места, носильщики с бляхами везли тяжелый багаж.
– Посторонись!
Пару раз его пребольно толкнули, он ударился раненой рукой. Рана напомнила о себе. Но она была несравнима с отчаянной болью души. Не может быть, что вот так просто все рухнет в один миг, и именно тогда, в тот день, когда он готовился назвать Розалию своей невестой.
– Куда несешься как угорелый! Смотреть надо! – зарычал на молодого человека какой-то господин. Сережа нечаянно толкнул его вместе с коробками, которые упали на перрон.
– Простите, – Желтовский нагнулся поднять коробку и тут увидел Розалию.
Она стояла у желтого вагона второго класса. Вероятно, вещи её уже занесли в вагон, потому что в руке у неё был только небольшой ридикюль. Она прижимала его к груди и смотрела в никуда. Её беззащитная фигурка, лицо, полное отчаяния и безысходной тоски, весь этот облик точно острым ножом впился в сердце Сережи.
– Розалия! – закричал он, снова бросив коробку, и устремился к девушке. За спиной чертыхнулись.
Она вздрогнула и с изумлением поглядела на него. В первую секунду безумная радость вспыхнула в глубине её глаз. Но и тотчас же погасла. Она поникла головой.
– Розалия! Как же так! Как ты могла уехать, оставить меня? Ничего не сказав, не предупредив? Разве я обидел тебя? Разве тебе плохо со мной? – Сережа схватил её за плечи.
– Нет, но именно потому, что мне очень хорошо с тобой, мы должны расстаться.
– Я не понимаю этого безумия! Я отказываюсь понимать! Ты не поедешь, ты останешься со мной. То, что тебе наговорила моя мать, не имеет никакого значения! Я люблю тебя! Останься!
Последние слова он выкрикнул еще громче, потому что девушка мягко освободилась из его объятий и хотела уже войти в вагон. Раздался второй звонок.
– Барышня, проходите, проходите! Отправляемся! – предупредил кондуктор.
– Нет, это не может так случиться! – Сережа держал Розалию за руку и не спускал с неё глаз.
– Молодой человек, поезд отправляется! – сердито возвестил кондуктор.
– Не покидай меня! – Сережа все еще цеплялся за край рукава Розалии.
По её щекам катились крупные слезы, она не могла говорить.
Третий звонок раздался как трубный глас и поезд тронулся. Кондуктор сердито захлопнул дверь вагона. Розалия отошла от двери и оказалась около окна вагона. Сережа не мог поверить, что все происходит наяву. Что поезд идет и уносит прочь его любовь, его мечту, его жизнь.
– Я приеду в Петербург, завтра же! Где тебя искать? – закричал он, что есть мочи.
Она что-то ответила.
– Где? – Сережа не замечал, что он уже бежит рядом с поездом, который неумолимо набирал скорость.
И вот уже промелькнула площадка последнего вагона, и растаял паровозный дым, затих гудок. Перрон постепенно опустел. А Сережа все стоял и смотрел вслед.
Почему он позволил ей просто войти в вагон? Почему не удержал, не вытащил за руку? Почему, почему он позволил ей уехать? Она решила, что сказанное ей Александрой Матвеевной правда? И освободила его от себя, от заботы о своей судьбе. Если все это случилось, значит, он сам слабая, жалкая, ничтожная личность и подлец, который в глубине души желал, чтобы она исчезла из его жизни. Значит, он ничем не лучше презренного Анатолия! О, нет!
Розалия! Вернись! Я буду искать тебя! Я люблю тебя, поверь, я никогда тебя не предам!
Александра Матвеевна сидела у накрытого стола и перекладывала ложку с места на место. По дому растекались упоительные запахи обеда. Из-под крышки супницы вырывался ароматный пар.
– Да, все готово, – каким-то безжизненным голосом ответила мать.
– Я позову Розалию, – и Сережа хотел бежать.
– Она не придет, – все таким же странным голосом сообщила Желтовская.
– Как так не придет? Она не будет обедать? Она снова захворала? – испугался юноша.
– Нет, она не захворала. Она прекрасно себя чувствовала и поэтому… поэтому она уехала.
Последние слова Александра Матвеевна едва выдавила из себя. Сережа остолбенел.
– Как уехала? Мама! Не может быть! Куда? Зачем?
Александра Матвеевна слегка пожала плечами.
– Но ведь она не могла же у нас остаться навсегда?
– Вот именно что навсегда! – закричал Сережа.
И тут он догадался.
– Мама, это вы заставили её уехать? Вы?
– Я не заставляла, Розалия Марковна сама приняла такое решение.
Александра Матвеевна оставила в покое ложку и принялась теребить скатерть.
– Что вы ей сказали? – у молодого человека затряслись губы от волнения и ярости.
– Ничего особенного. Но она сама должна понимать, что не пара тебе. Ты, Сережа, не можешь испортить свою жизнь в самом начале, женившись на гувернантке!
– Да, я знаю, знаю, что именно так вы её и унизили. Что ж, сегодня вы не солгали. А лгать вы умеете! И что такое неудачный брак, вы знаете прекрасно! – Сережа от отчаяния бросал матери слова, которые никогда бы не посмел произнести. Но теперь он не владел собой.
Она посмотрела на него так, как будто он её ударил. Сережа не видел ничего. Пелена стояла перед его взором. Желтовская с отчаянием поняла, что в этот миг она потеряла сына, его искренность и доверие.
Юноша бросился вон из гостиной. Через мгновение он уже промчался под окнами.
Обед остывал нетронутым.
Лихач гнал как сумасшедший.
– Не успеем барин, ох, не успеем!
Сережа соскочил с извозчика у самого вокзала, и до его слуха донесся звук колокола. Первый звонок. Он бросил, не считая, деньги лихачу и устремился на перрон. Наталкиваясь на пассажиров, носильщиков, юноша метался по перрону как затравленный зверь.
Люди спешили занять свои места, носильщики с бляхами везли тяжелый багаж.
– Посторонись!
Пару раз его пребольно толкнули, он ударился раненой рукой. Рана напомнила о себе. Но она была несравнима с отчаянной болью души. Не может быть, что вот так просто все рухнет в один миг, и именно тогда, в тот день, когда он готовился назвать Розалию своей невестой.
– Куда несешься как угорелый! Смотреть надо! – зарычал на молодого человека какой-то господин. Сережа нечаянно толкнул его вместе с коробками, которые упали на перрон.
– Простите, – Желтовский нагнулся поднять коробку и тут увидел Розалию.
Она стояла у желтого вагона второго класса. Вероятно, вещи её уже занесли в вагон, потому что в руке у неё был только небольшой ридикюль. Она прижимала его к груди и смотрела в никуда. Её беззащитная фигурка, лицо, полное отчаяния и безысходной тоски, весь этот облик точно острым ножом впился в сердце Сережи.
– Розалия! – закричал он, снова бросив коробку, и устремился к девушке. За спиной чертыхнулись.
Она вздрогнула и с изумлением поглядела на него. В первую секунду безумная радость вспыхнула в глубине её глаз. Но и тотчас же погасла. Она поникла головой.
– Розалия! Как же так! Как ты могла уехать, оставить меня? Ничего не сказав, не предупредив? Разве я обидел тебя? Разве тебе плохо со мной? – Сережа схватил её за плечи.
– Нет, но именно потому, что мне очень хорошо с тобой, мы должны расстаться.
– Я не понимаю этого безумия! Я отказываюсь понимать! Ты не поедешь, ты останешься со мной. То, что тебе наговорила моя мать, не имеет никакого значения! Я люблю тебя! Останься!
Последние слова он выкрикнул еще громче, потому что девушка мягко освободилась из его объятий и хотела уже войти в вагон. Раздался второй звонок.
– Барышня, проходите, проходите! Отправляемся! – предупредил кондуктор.
– Нет, это не может так случиться! – Сережа держал Розалию за руку и не спускал с неё глаз.
– Молодой человек, поезд отправляется! – сердито возвестил кондуктор.
– Не покидай меня! – Сережа все еще цеплялся за край рукава Розалии.
По её щекам катились крупные слезы, она не могла говорить.
Третий звонок раздался как трубный глас и поезд тронулся. Кондуктор сердито захлопнул дверь вагона. Розалия отошла от двери и оказалась около окна вагона. Сережа не мог поверить, что все происходит наяву. Что поезд идет и уносит прочь его любовь, его мечту, его жизнь.
– Я приеду в Петербург, завтра же! Где тебя искать? – закричал он, что есть мочи.
Она что-то ответила.
– Где? – Сережа не замечал, что он уже бежит рядом с поездом, который неумолимо набирал скорость.
И вот уже промелькнула площадка последнего вагона, и растаял паровозный дым, затих гудок. Перрон постепенно опустел. А Сережа все стоял и смотрел вслед.
Почему он позволил ей просто войти в вагон? Почему не удержал, не вытащил за руку? Почему, почему он позволил ей уехать? Она решила, что сказанное ей Александрой Матвеевной правда? И освободила его от себя, от заботы о своей судьбе. Если все это случилось, значит, он сам слабая, жалкая, ничтожная личность и подлец, который в глубине души желал, чтобы она исчезла из его жизни. Значит, он ничем не лучше презренного Анатолия! О, нет!
Розалия! Вернись! Я буду искать тебя! Я люблю тебя, поверь, я никогда тебя не предам!
Часть вторая
Глава двадцатая
Матильда Карловна Бархатова с утра пребывала в меланхолии. Она долго нежилась в широкой постели, потом бродила по комнатам как была, неубранная, в полупрозрачном пеньюаре, с распущенными волосами. Но ей было некого стыдиться. Матильда уже несколько лет наслаждалась приятным и удобным положением богатой вдовы. Как же долго задержался после свадьбы на грешной земле её покойный супруг банкир Бархатов! Она уж и не чаяла, что счастливый миг свободы настанет для неё. Однако же старичок благополучно переселился в мир иной, оставив молодой и прекрасной вдове весьма приличное состояние, на которое можно было спокойно жить, не утруждая себя скучными заботами о хлебе насущном. Нет, Матильде было совершенно не совестно желать скорой смерти своему супругу. Ведь в свое время её, юную и невинную девушку, папенька отдал Бархатову за долги и таким постыдным образом спас свое дело от разорения. Правда, все выглядело очень пристойно. Старик посватался, пышно венчались. Только как мерзко ей жилось, зная, что молодость и красота просто куплены у родного папаши!
Но теперь все позади. Она свободна и предоставлена сама себе. Одна забота – чем занять себя, как отогнать надоедливую скуку. Матильда развлекалась тем, что коллекционировала поклонников. С её пышной и манящей красотой менять поклонников как перчатки не составляло особого труда. В вечных соискателях любви молодой мачехи пребывал сын покойного супруга, Юрий, который был ненамного старше самой Матильды. Но ему не повезло. Ему дали чуть-чуть пригубить ароматного вина. А когда голова закружилась, послали прочь. Юрий Матильде быстро надоел. Появлялись иные ухажеры и так же быстро исчезали. Матильда уже было совсем загрустила, как вдруг перед её очами замаячила новая возможность, новая жертва. Правда, жертва еще не подозревала, что на неё ставят силки.
Бархатова лениво присела около зеркала. Ну, что там у нас?
Нет, еще нет поводов для тревоги. Ни морщин, ни усталости на лице. Хороша, чудо как хороша! Правда, чуть полновата, но это даже пикантно. Румяная булочка, пирожок аппетитный. Молодая женщина с удовольствием провела рукой по открытой шее, полной груди и улыбнулась своему отражению. Себя она любила больше всех на свете и этому чувству не изменяла никогда.
Так что же ей делать нынче? Конечно же, сегодня она опять пойдет в Окружной суд. Там снова будет блистать он. Его яркие речи в защиту обвиняемых привлекали толпы зрителей на заседания суда. Любое дело с его участием грозило всякий раз перерасти в захватывающую драму, полную страсти и подлинных переживаний. Да, она снова отправится его слушать и, может быть, именно сегодня перейдет к решительным действиям. Надо только тщательно продумать наряд и занять местечко как можно ближе к тому месту, откуда известный адвокат обычно призносит свою речь перед судом и публикой.
Сергей Вацлавович Желтовский появился в зале суда, как всегда, в безупречном черном сюртуке и решительными шагами с высоко поднятой головой направился к своему месту. Спокойно, без суеты разложил бумаги. Дело предстояло непростое, но оно не пугало его. Подсудимая из ревности убила своего мужа. Желтовский в основном и брался за такие дела, где обвиняемые являлись жертвами страстей, чувств, необузданных желаний. А уж если это была женщина, то чаще всего успех ему был обеспечен. Никто как он не мог так глубоко постичь таинства женской души, все перипетии страданий, приведших человека к преступлению. Придать им яркость, невероятную зримость перед судом и присяжными. Частенько в зале во время речи адвоката слышались всхлипывания и даже рыдания. И неудивительно, что присяжные выносили вердикт «не виновна» или «виновна, но подлежит снисхождению». По наиболее громким делам его речи печатали газеты. Однажды Желтовского посетил известный романист Извеков и выразил восхищение слогом адвоката, мастерскими психологическими портретами подсудимых и попросил дозволения воспользоваться материалами одного из широко известных дел для своего очередного романа. Когда шли дела с участием Желтовского, публика битком набивалась в зал суда. Многие дамы ходили «на Желтовского», как в театр, и долго потом делились впечатлениями и переживаниями. Все недоумевали, как такой молодой человек может так глубоко, так тонко чувствовать? Ведь, чтобы понять другого, надо и самому иметь большой жизненный опыт, опыт страдания. Поэтому многие дамы рисовали в своем воображении бог весть что о жизни своего кумира.
Некоторые искусительницы пробовали на нем свои чары, да все без толку. Желтовский никого не подпускал к себе близко, и это только еще больше подогревало интерес к его персоне. Нет, он не вел монашеского образа жизни, ему не чужды были плотские утехи. Но душа его оставалась безучастной. Потрясение, которое Сергей пережил в юности, оказалось столь сильным, что другому чувству уже не было места.
В то лето, когда он лишился Розалии, Сергей чуть не сошел с ума. Ему не хотелось жить. Весь мир вокруг стал серым, пресным, безвкусным, безликим, неинтересным. Большого труда ему стоило взять себя в руки и снова приняться за учебу. Отношения с матерью внешне оставались прежними, но и следа не осталось от нежной доверительности и теплоты. Александра Матвеевна надеялась, что Сереженька со временем отойдет от своих юношеских увлечений и потрясений, простит её, и все встанет на свои места. Но время шло, и холод между матерью и сыном нарастал.
Тогда она решилась на необычный шаг. Зимой пришло письмо из Варшавы от родни покойного супруга с приглашением навестить на Рождество. Такие письма приходили и раньше, да только Желтовская по известным причинам никогда не говорила о них Сереже. Теперь же она приняла приглашение и повезла сына с собой, надеясь, что эта поездка вновь вернет ей прежнее расположение сына. Случись подобное за год до того, Сережа был бы в не себя от восторга и счастья. Увидеть родину легендарного отца! Познакомиться с бабушкой! Но теперь, когда иллюзия развеялась и обман открылся, Сережа принял приглашение только чтобы сделать приятное матери. Однако Варшава оказалась необычайно красивой, город пленил Сережу своей изысканностью.
Польские родственники встретили Желтовских очень торжественно. Старая пани Желтовская, когда увидела Сережу, чуть не потеряла сознание.
– Дева Мария! Вацлав! Вылитый Вацлав! Благодарю тебя, Господи! – и она со слезами обняла молодого человека.
Сергей был тронут. Что ж, если он так похож на отца, то немудрено, что маменька была от него без ума. Ведь в последнее время Сережа все чаще и чаще замечал на себе внимательные взгляды барышень и молодых дам. В старом большом доме бабушки, на стене в гостиной, висела большая картина. Новобрачные Вацлав и Александра Желтовские. Сережа залюбовался прекрасной парой и подивился, как хороша была его мать в юности.
Однако Александра Матвеевна и с годами не утратила своей привлекательности. Вся родня и давние знакомые, съехавшиеся к Желтовским по этому случаю, в один голос ахали и охали. Как по-прежнему неотразима Александрина! Годы над ней совершенно не властны!
И Сережа понял, что мать в местном обществе слыла известной красавицей и умницей.
Александра Матвеевна вся преобразилась и расцвела на глазах. И даже присутствие рядом совершенно взрослого сына не умаляло её очарования. Сережа сопровождал мать на балы и званые вечера. Его французский был безукоризненным. Высокая статная стройная фигура, светлые волосы и выразительные, почему-то постоянно печальные глаза притягивали к себе внимание. Но ему не хотелось ни знакомств, ни романов. Хотя мать постоянно твердила сыну, что лучшее лекарство от любви – это новая любовь. Через три недели Сережа стал тяготиться праздничной атмосферой и затосковал. Его непреодолимо тянуло обратно в Петербург, к своим книгам, своим мыслям. Александра Матвеевна очень расстроилась, ей хотелось еще праздника жизни, от которого она так отвыкла. И тогда было найдено соломоново решение. Сережа вернется один, а она приедет позже. Так и поступили.
Сергей вернулся и полностью окунулся в ученье. Скоро экзамены, выпуск. Впереди поиск места, карьера. Александра Матвеевна не приехала через месяц. Не появилась она и потом. К весне она прислала длинное письмо сыну. Мучительно подбирая слова, она извещала его о том, что счастье повернулось лицом и к ней. Она встретила человека, с которым бы желала продолжить свой жизненный путь. Из русских чиновников, вдовец, достойный и состоятельный господин, который предложил ей руку и сердце. Сережа не знал, плакать ему или смеяться. Он долго думал, ехать ли ему на свадьбу собственной матери. И все же решил, что это будет неуместно, неловко, стыдно. Он послал роскошные подарки и длинное пышное поздравление новобрачным. В ответ Александра Матвеевна прислала сыну фотографию, где она была запечатлена с новым супругом. Сергей долго рассматривал её, а потом аккуратно вставил в рамку и поставил на трюмо в пустующей спальне матери. Перед глазами снова возникал портрет из варшавского дома.
С тех пор они больше не виделись. Каждый жил своей жизнью. Сергей поступил помощником присяжного поверенного, и его дела быстро пошли в гору. Через четыре года он уже встал на ноги, вел дела самостоятельно. А через десять лет превратился в преуспевающего столичного адвоката.
Желтовский закончил свою речь, и, как всегда, в ответ последовали бурные овации. Обвиняемая рыдала, уронив голову на перегородку, отделявшую её от зала суда. Но судебное заседание еще не завершилось. Предстояла еще одна битва, и Сергей, вздохнув полной грудью, бросил взгляд в зал. И тотчас же наткнулся на внимательные глаза, которые просто сверкали из-под вуали, чуть приспущенной с полей роскошной шляпы. Чувственные яркие губы слегка улыбнулись. Дрогнули и затрепетали в ушах бриллианты, висящие на тонких золотых стебельках. Желтовский на миг засомневался, а потом вдруг, сам того не желая, улыбнулся в ответ.
Но теперь все позади. Она свободна и предоставлена сама себе. Одна забота – чем занять себя, как отогнать надоедливую скуку. Матильда развлекалась тем, что коллекционировала поклонников. С её пышной и манящей красотой менять поклонников как перчатки не составляло особого труда. В вечных соискателях любви молодой мачехи пребывал сын покойного супруга, Юрий, который был ненамного старше самой Матильды. Но ему не повезло. Ему дали чуть-чуть пригубить ароматного вина. А когда голова закружилась, послали прочь. Юрий Матильде быстро надоел. Появлялись иные ухажеры и так же быстро исчезали. Матильда уже было совсем загрустила, как вдруг перед её очами замаячила новая возможность, новая жертва. Правда, жертва еще не подозревала, что на неё ставят силки.
Бархатова лениво присела около зеркала. Ну, что там у нас?
Нет, еще нет поводов для тревоги. Ни морщин, ни усталости на лице. Хороша, чудо как хороша! Правда, чуть полновата, но это даже пикантно. Румяная булочка, пирожок аппетитный. Молодая женщина с удовольствием провела рукой по открытой шее, полной груди и улыбнулась своему отражению. Себя она любила больше всех на свете и этому чувству не изменяла никогда.
Так что же ей делать нынче? Конечно же, сегодня она опять пойдет в Окружной суд. Там снова будет блистать он. Его яркие речи в защиту обвиняемых привлекали толпы зрителей на заседания суда. Любое дело с его участием грозило всякий раз перерасти в захватывающую драму, полную страсти и подлинных переживаний. Да, она снова отправится его слушать и, может быть, именно сегодня перейдет к решительным действиям. Надо только тщательно продумать наряд и занять местечко как можно ближе к тому месту, откуда известный адвокат обычно призносит свою речь перед судом и публикой.
Сергей Вацлавович Желтовский появился в зале суда, как всегда, в безупречном черном сюртуке и решительными шагами с высоко поднятой головой направился к своему месту. Спокойно, без суеты разложил бумаги. Дело предстояло непростое, но оно не пугало его. Подсудимая из ревности убила своего мужа. Желтовский в основном и брался за такие дела, где обвиняемые являлись жертвами страстей, чувств, необузданных желаний. А уж если это была женщина, то чаще всего успех ему был обеспечен. Никто как он не мог так глубоко постичь таинства женской души, все перипетии страданий, приведших человека к преступлению. Придать им яркость, невероятную зримость перед судом и присяжными. Частенько в зале во время речи адвоката слышались всхлипывания и даже рыдания. И неудивительно, что присяжные выносили вердикт «не виновна» или «виновна, но подлежит снисхождению». По наиболее громким делам его речи печатали газеты. Однажды Желтовского посетил известный романист Извеков и выразил восхищение слогом адвоката, мастерскими психологическими портретами подсудимых и попросил дозволения воспользоваться материалами одного из широко известных дел для своего очередного романа. Когда шли дела с участием Желтовского, публика битком набивалась в зал суда. Многие дамы ходили «на Желтовского», как в театр, и долго потом делились впечатлениями и переживаниями. Все недоумевали, как такой молодой человек может так глубоко, так тонко чувствовать? Ведь, чтобы понять другого, надо и самому иметь большой жизненный опыт, опыт страдания. Поэтому многие дамы рисовали в своем воображении бог весть что о жизни своего кумира.
Некоторые искусительницы пробовали на нем свои чары, да все без толку. Желтовский никого не подпускал к себе близко, и это только еще больше подогревало интерес к его персоне. Нет, он не вел монашеского образа жизни, ему не чужды были плотские утехи. Но душа его оставалась безучастной. Потрясение, которое Сергей пережил в юности, оказалось столь сильным, что другому чувству уже не было места.
В то лето, когда он лишился Розалии, Сергей чуть не сошел с ума. Ему не хотелось жить. Весь мир вокруг стал серым, пресным, безвкусным, безликим, неинтересным. Большого труда ему стоило взять себя в руки и снова приняться за учебу. Отношения с матерью внешне оставались прежними, но и следа не осталось от нежной доверительности и теплоты. Александра Матвеевна надеялась, что Сереженька со временем отойдет от своих юношеских увлечений и потрясений, простит её, и все встанет на свои места. Но время шло, и холод между матерью и сыном нарастал.
Тогда она решилась на необычный шаг. Зимой пришло письмо из Варшавы от родни покойного супруга с приглашением навестить на Рождество. Такие письма приходили и раньше, да только Желтовская по известным причинам никогда не говорила о них Сереже. Теперь же она приняла приглашение и повезла сына с собой, надеясь, что эта поездка вновь вернет ей прежнее расположение сына. Случись подобное за год до того, Сережа был бы в не себя от восторга и счастья. Увидеть родину легендарного отца! Познакомиться с бабушкой! Но теперь, когда иллюзия развеялась и обман открылся, Сережа принял приглашение только чтобы сделать приятное матери. Однако Варшава оказалась необычайно красивой, город пленил Сережу своей изысканностью.
Польские родственники встретили Желтовских очень торжественно. Старая пани Желтовская, когда увидела Сережу, чуть не потеряла сознание.
– Дева Мария! Вацлав! Вылитый Вацлав! Благодарю тебя, Господи! – и она со слезами обняла молодого человека.
Сергей был тронут. Что ж, если он так похож на отца, то немудрено, что маменька была от него без ума. Ведь в последнее время Сережа все чаще и чаще замечал на себе внимательные взгляды барышень и молодых дам. В старом большом доме бабушки, на стене в гостиной, висела большая картина. Новобрачные Вацлав и Александра Желтовские. Сережа залюбовался прекрасной парой и подивился, как хороша была его мать в юности.
Однако Александра Матвеевна и с годами не утратила своей привлекательности. Вся родня и давние знакомые, съехавшиеся к Желтовским по этому случаю, в один голос ахали и охали. Как по-прежнему неотразима Александрина! Годы над ней совершенно не властны!
И Сережа понял, что мать в местном обществе слыла известной красавицей и умницей.
Александра Матвеевна вся преобразилась и расцвела на глазах. И даже присутствие рядом совершенно взрослого сына не умаляло её очарования. Сережа сопровождал мать на балы и званые вечера. Его французский был безукоризненным. Высокая статная стройная фигура, светлые волосы и выразительные, почему-то постоянно печальные глаза притягивали к себе внимание. Но ему не хотелось ни знакомств, ни романов. Хотя мать постоянно твердила сыну, что лучшее лекарство от любви – это новая любовь. Через три недели Сережа стал тяготиться праздничной атмосферой и затосковал. Его непреодолимо тянуло обратно в Петербург, к своим книгам, своим мыслям. Александра Матвеевна очень расстроилась, ей хотелось еще праздника жизни, от которого она так отвыкла. И тогда было найдено соломоново решение. Сережа вернется один, а она приедет позже. Так и поступили.
Сергей вернулся и полностью окунулся в ученье. Скоро экзамены, выпуск. Впереди поиск места, карьера. Александра Матвеевна не приехала через месяц. Не появилась она и потом. К весне она прислала длинное письмо сыну. Мучительно подбирая слова, она извещала его о том, что счастье повернулось лицом и к ней. Она встретила человека, с которым бы желала продолжить свой жизненный путь. Из русских чиновников, вдовец, достойный и состоятельный господин, который предложил ей руку и сердце. Сережа не знал, плакать ему или смеяться. Он долго думал, ехать ли ему на свадьбу собственной матери. И все же решил, что это будет неуместно, неловко, стыдно. Он послал роскошные подарки и длинное пышное поздравление новобрачным. В ответ Александра Матвеевна прислала сыну фотографию, где она была запечатлена с новым супругом. Сергей долго рассматривал её, а потом аккуратно вставил в рамку и поставил на трюмо в пустующей спальне матери. Перед глазами снова возникал портрет из варшавского дома.
С тех пор они больше не виделись. Каждый жил своей жизнью. Сергей поступил помощником присяжного поверенного, и его дела быстро пошли в гору. Через четыре года он уже встал на ноги, вел дела самостоятельно. А через десять лет превратился в преуспевающего столичного адвоката.
Желтовский закончил свою речь, и, как всегда, в ответ последовали бурные овации. Обвиняемая рыдала, уронив голову на перегородку, отделявшую её от зала суда. Но судебное заседание еще не завершилось. Предстояла еще одна битва, и Сергей, вздохнув полной грудью, бросил взгляд в зал. И тотчас же наткнулся на внимательные глаза, которые просто сверкали из-под вуали, чуть приспущенной с полей роскошной шляпы. Чувственные яркие губы слегка улыбнулись. Дрогнули и затрепетали в ушах бриллианты, висящие на тонких золотых стебельках. Желтовский на миг засомневался, а потом вдруг, сам того не желая, улыбнулся в ответ.
Глава двадцать первая
Сергей долго потом не мог понять, почему именно теперь он вдруг с такой легкостью впустил в свою жизнь женщину. Ему надоело постоянное жужжание окружающих о том, что, мол, негоже в его возрасте и при его положении оставаться холостяком? От этой ханжеской морали он отмахивался, как от мухи. Его потрясли чувственные губы, обольстительные формы, низкий глуховатый голос новой знакомой? Может быть, весьма, весьма привлекательной. Впрочем, было еще одно обстоятельство, которое решило дело. Бархатова хотела завлечь Сергея, сделать своим любовником, показывать его как лакомую добычу в обществе. Но при этом она не претендовала на большее. Или ловко скрывала свои подлинные намерения. Она не требовала пылких объяснений в любви, клятв верности, не стремилась тотчас же повести его под венец. Она сразу сказала новому любовнику, что свобода далась ей дорогой ценой, и она не намерена пока с ней расставаться. Это вполне устраивало Сергея Вацлавовича. И он зажил на два дома. У Матильды он бывал ровно столько, сколько хотел или позволяли дела. Она не требовала от него отчета, где он пропадал или почему не приходил. В свою очередь, сам Желтовский предоставил любовнице возможность существовать по таким же правилам. Они наслаждались обществом друг друга в совершенной гармонии и понимании.
В свете поначалу много судачили о том, что коварная Бархатова ловко окрутила прежде недоступного Желтовского. И уж он, голубчик, теперь не вырвется из её коготков. Вот погодите, говорили опытные кумушки, пройдет полгода, и он сам, увидите сам, попросит её руки и поведет под венец. Да, да, кивали головами крупные знатоки амурного дела. Чудесно они будут смотреться перед алтарем. Она в фате, а он с рогами.
Однако прошел год, потом еще полгода, а любовники так и жили. Каждый сам по себе. Желтовский скоро оценил холодный, практичный ум Матильды. Она иногда давала ему недурные советы. Внимательно и с толком читала черновики речей, бурно и страстно переживала каждое его дело. Постепенно Сергей стал привязываться к ней душой, привыкать. Он стал думать не только о её теле, несущем невыразимое наслаждение, но и о том, что в этом теле есть душа, которой свойственны высокие порывы. Эта прекрасная головка создана не только для того, чтобы украшать её последними новинками парижских модисток, но иногда может порождать дельные мысли. Словом, он стал относиться к ней скорей как к другу. И поэтому начал подумывать, а может, и впрямь жениться?
Раздумывая таким образом, он написал письмо матери. Ответ его раздосадовал. Александра Матвеевна пеняла сыну за связь с падшей женщиной, у которой такая дурная репутация. Это, пожалуй, похуже гувернантки будет! Напоминание о Розалии больно резануло сердце. Удивительно, но по прошествии стольких лет он по-прежнему вспоминал её, иногда ловил себя на мысли о том, что ищет глазами в толпе прохожих. Где она была все эти годы? Иногда он смотрел в зал суда и думал, неужели, если она в столице, неужели она не придет его послушать хоть разок? Его чувство оказалось настолько сильным и болезненным, что он не предполагал возможности его повторения. Такое невозможно пережить дважды. Если только не вернуться вспять и не обрести вновь предмет своей страсти.
Матильда с её богатым опытом чувственных наслаждений интуитивно понимала, что внутри Сергея скрыт вулкан. Но почему-то не удается разбудить его душу. Она теребила его, ласкала самыми изысканными и изощренными способами. Но Желтовский по-прежнему не принадлежал ей. Однажды она набралась духу и прямо спросила его о том прошлом, которое его мучает и поныне. И он рассказал ей свою печальную историю так же захватывающе и страстно, как делал это в зале суда. Бархатова была потрясена. Вот где истинный Сергей, вот дно глубокого колодца!
Но ведь девушка пропала. И больше не давала о себе знать. И быть может, её уже и нет на свете. Зачем продолжать держать себя в узде, лишать возможности любви и не давать другим любить себя?
На это он только пожимал плечами. Они не сказали вслух главных слов. Но после откровений Сергея каждый стал думать о том дне, когда они назовут друг друга мужем и женой.
В свете поначалу много судачили о том, что коварная Бархатова ловко окрутила прежде недоступного Желтовского. И уж он, голубчик, теперь не вырвется из её коготков. Вот погодите, говорили опытные кумушки, пройдет полгода, и он сам, увидите сам, попросит её руки и поведет под венец. Да, да, кивали головами крупные знатоки амурного дела. Чудесно они будут смотреться перед алтарем. Она в фате, а он с рогами.
Однако прошел год, потом еще полгода, а любовники так и жили. Каждый сам по себе. Желтовский скоро оценил холодный, практичный ум Матильды. Она иногда давала ему недурные советы. Внимательно и с толком читала черновики речей, бурно и страстно переживала каждое его дело. Постепенно Сергей стал привязываться к ней душой, привыкать. Он стал думать не только о её теле, несущем невыразимое наслаждение, но и о том, что в этом теле есть душа, которой свойственны высокие порывы. Эта прекрасная головка создана не только для того, чтобы украшать её последними новинками парижских модисток, но иногда может порождать дельные мысли. Словом, он стал относиться к ней скорей как к другу. И поэтому начал подумывать, а может, и впрямь жениться?
Раздумывая таким образом, он написал письмо матери. Ответ его раздосадовал. Александра Матвеевна пеняла сыну за связь с падшей женщиной, у которой такая дурная репутация. Это, пожалуй, похуже гувернантки будет! Напоминание о Розалии больно резануло сердце. Удивительно, но по прошествии стольких лет он по-прежнему вспоминал её, иногда ловил себя на мысли о том, что ищет глазами в толпе прохожих. Где она была все эти годы? Иногда он смотрел в зал суда и думал, неужели, если она в столице, неужели она не придет его послушать хоть разок? Его чувство оказалось настолько сильным и болезненным, что он не предполагал возможности его повторения. Такое невозможно пережить дважды. Если только не вернуться вспять и не обрести вновь предмет своей страсти.
Матильда с её богатым опытом чувственных наслаждений интуитивно понимала, что внутри Сергея скрыт вулкан. Но почему-то не удается разбудить его душу. Она теребила его, ласкала самыми изысканными и изощренными способами. Но Желтовский по-прежнему не принадлежал ей. Однажды она набралась духу и прямо спросила его о том прошлом, которое его мучает и поныне. И он рассказал ей свою печальную историю так же захватывающе и страстно, как делал это в зале суда. Бархатова была потрясена. Вот где истинный Сергей, вот дно глубокого колодца!
Но ведь девушка пропала. И больше не давала о себе знать. И быть может, её уже и нет на свете. Зачем продолжать держать себя в узде, лишать возможности любви и не давать другим любить себя?
На это он только пожимал плечами. Они не сказали вслух главных слов. Но после откровений Сергея каждый стал думать о том дне, когда они назовут друг друга мужем и женой.