Орлов Алекс. Тютюнин против ЦРУ

   – И кто же?
   – Безумный дедушка с лопатой в руках! Вы не успели избавиться от свидетелей, гражданин Тютюнин, а поэтому – что? – понесете заслуженное наказание.
   Сказав все это, довольный собой Шароемов повернулся к рецидивисту Сивухину, однако вместо него обнаружил предполагаемую жертву – блондинку в коротеньком платье.
   – Опа-на! – произнес майор. – Что мы наблюдаем? Картину Репина – приплыли.
   – Это она, сучка! – обрадованно закричала Люба и бросилась вперед, горя желанием вцепиться разлучнице в космы, однако Шароемов ее придержал и вернул на место.
   – Отставить передвижения, иначе будут – что? – жертвы. Гражданин Тютюнин, убийство с вас снимается, но остается организация устойчивой бандгруппы, совращение малолетних и сводничество. Недурной наборчик, а?
   – Я знала, что этим все кончится! – снова торжественно произнесла Олимпиада Петровна. – Люба, я все знала!
   – Все знали и не докладывали, – тут же подвел статью Шароемов. – Укрывательство. Однозначно – укрывательство.
   Услышав позади себя подозрительный шорох, Шароемов обернулся, готовый ко всему, однако вместо подозрительных действий задержанных обнаружил еще одного Шароемова, такого же высокого и красивого, как он сам.
   – Опа-на! Приветствую, коллега! – Первый Шароемов пожал второму Шароемову руку. – А я не знал, что здесь уже кто-то работает.
   – Моя хотеть колбаски, – жалобно попросил майор-двойник.
   – Да. Все – работа. Я тоже пообедать не успел. Ну ладно, коллега, не буду вторгаться со своим, как говорится камнем, в чужой – что? – огород.
   С этими словами настоящий Шароемов улыбнулся всем временно задержанным и покинул квартиру Тютюниных.

23

   До половины седьмого вечера Сергей и Палыч сидели в большой комнате и тупо таращились в телевизор, ожидая прихода Лехи Окуркина.
   Женщины шушукались на кухне.
   Олимпиада Петровна, напуганная превращениями нового «Сережкиного собутыльника», больше не затевала с ним дуэль и, напротив, уговаривала дочь уехать к ней, однако Люба, зацикленная на возможной измене мужа, опасалась появления малолетней блондинки, тем более что два раза видела ее собственными глазами. Откуда та появлялась, Люба своими мозгами осилить не могла, однако была уверена, что угроза еще не миновала.
   Время от времени теща или супруга Тютюнина выбирались из кухни на разведку. Они проходили мимо Сереги и его гостя, украдкой заглядывали под кровати и проверяли ванную.
   Не обнаружив блондинки, они возвращались на кухню и снова принимались шептаться.
   Ровно в половине седьмого в дверь позвонил Леха Окуркин. Он еще не знал, зачем Сергей его так срочно искал, а потому выглядел вполне довольным.
   – Что за срочность, партнер? Ленка сказала, ты прям обрыдался весь в трубку.
   – Пойдем, сейчас и ты обрыдаешься, – мрачно пообещал Тютюнин и повел друга в комнату.
   – Здрасьте, – кивнул Леха незнакомцу, остававшемуся в личине рецидивиста Сивухина.
   – Моя хотеть колбаски, – неожиданно жалобным голосом отозвался тот, и Леха обмер – он вспомнил этот голос.
   Окуркин сел прямо на пол и молча посмотрел на Серегу, ожидая какого-то разъяснения.
   – Колбасу доставать надо, – с расстановкой произнес Тютюнин. – Колбасу…
   Окуркин медленно развел руками, как бы говоря: «Да где ж ее взять?»
   – Покупать придется, – вздохнул Серега. «Да откуда ж такие деньги взять?» – как бы сказал Окуркин, изображая на лице отчаяние.
   – Вот и думай. Ты ведь, кажется, «запорожец» ему отдавать собирался.
   – Ты «запорожец» не тронь! – крикнул Леха и моментально вскочил на ноги. Из кухни выглянула Люба.
   – Это ты здесь, Леш?
   – Я, Люба.
   Затем вылезла теща.
   – Это кто здесь? – спросила она.
   – Я – Алексей Окуркин, – представился новоприбывший.
   Женщины переглянулись и, не сказав ни слова, снова спрятались.
   – Что это с твоей тещей? – спросил Леха, позабыв про угрозу для своей машины.
   – Об дверь ударилась, – ответил Тютюнин. Вспомнив в подробностях это происшествие, он не сдержал довольной улыбки. – Башкой…
   По телевизору передавали футбол. Непонятно, кто и с кем там играл, однако народу на стадионе были многие тыщи, и Сергею подумалось, что, будь их бизнес на таком вот стадионе, они бы денег на колбаску нашли мигом.
   – У меня мысль появилась! – сказал Леха и, покосившись на Палыча, поманил Тютюнина пальцем.
   – Чего? – спросил тот, приблизившись.
   – К Сайду надо ехать, к братцу Азамата.
   – Я понял, к какому Сайду. А чем он может помочь?
   – Так он же торгует, и его земляки тоже торгуют. Сейчас лето, жарко, холодильников у них нет. Усекаешь?
   – Ты тухлую купить предлагаешь?
   – Не тухлую, а очень тухлую. Тухлую они покупателям впаривают.
   Леха снова покосился на гостя. Тот сосредоточенно смотрел рекламу.
   – Ты пока его займи чем-нибудь, а я Сайду на мобильник звякну. Прямо сейчас все и решим.

24

   Сайд поднял трубку сразу. Судя по многоголосому шуму, который служил фоном для разговора, он еще находился на овощном рынке, который располагался в старом авиационном ангаре.
   – А, это ты, Алеша! Привет.
   – Сайд, у нас к тебе дело есть!
   – Какие дела? Поздно уже. Я лоток убираю. Приходи завтра, яблоками угощу. Яблоки любишь?
   – А все люблю, Сайд, но у меня срочное дело – понимаешь?
   – Срочное? – Сайд сделал паузу, то ли обдумывая услышанное, то ли с кем-то советуясь. – Ладно, говори, что случилось.
   – Понимаешь… – Окуркин оглянулся, чтобы удостовериться, что его не слышат. – Понимаешь, Сайд, на нас наехали…
   – Э-э, денег нет, Алеша. Совсем нет денег.
   – Да ты не понял. Мне не деньги нужны.
   – Убить нада, да?
   – Да нет. – Леха прикрыл трубку ладонью и понизил голос. – Колбаса нужна. Вареная.
   – У меня яблоки, Алеша. Ты же знаешь. Немножко хурма есть, а колбасой я не торгую.
   – Сайд, очень нужно. На нас… – тут Леха снова оглянулся, – на нас страшный человек наехал…
   – Вах. И что ему нужно?
   – Я же сказал – колбаса вареная.
   – Ладно. Сколько надо?
   – Полтора центнера.
   – Ладно. Поищем, у меня земляк такую продает. Как платить будешь?
   – Договоримся, Сайд. Только одно условие. Колбаса нужная тухлая.
   – Э-э, у него вся тухлая. Как платить, спрашиваю, будешь?
   – Да подожди ты про оплату! Мне колбаса нужна не просто тухлая, а такая, чтобы твой земляк ее уже и продавать не мог.
   – Вах. Сложно это.
   – Что, нет такой колбасы?
   – Нет, колбаса есть, в склад зайти сложно. Противогаз нада.
   – С этим проблем не будет. Противогазы у нас есть. Кстати, можем и вам подкинуть, а за колбасу алюминием заплатим – все банки со следующего раза ваши. Договорились?
   – Ладно. Приезжайте на рынок, а я пока земляка предупрежу.
   Леха положил трубку и, довольный, повернулся к Сереге и гостю.
   – Ну все, твое дело решили, дружок, – обратился он к Палычу-Сивухину. – Сейчас мням-мням поедем. Колбаску кушать.
   – Моя колбаску кушать! – обрадовался тот.
   – Что, удалось договориться? – спросил Тютюнин.
   – Ну, раз за дело взялся Алексей Окуркин, какие могут быть вопросы! Прямо сейчас и поедем, только.., противогазов нужно захватить.
   – Понял, – кивнул Серега. – Сколько брать?
   – Бери штук десять. Лишние пойдут в счет оплаты.
   Тютюнин выволок из-под кровати ящик с противогазами и стал отбирать подходящие размеры. Жена его Люба работала на заводе гражданской обороны, а потому дома в изобилии водились не только противогазы, но и саперные лопатки, котелки и ременные пряжки с эмблемами Советской Армии.

25

   Спустя пять минут Сергей и Палыч уже сидели в «запорожце», а Леха торопливо доливал в бак бензин.
   Наконец все было готово и можно было ехать, однако неожиданно возле машины появилась Елена.
   – Моя начинает бояться, – признался Палыч, поглядывая на плечистую женщину.
   – Моя тоже, – признался Серега.
   – Я сейчас, – коротко бросил Окуркин и вышел на переговоры.
   – Ты куда это собрался ехать, стручок доморощенный? – для разогрева спросила Елена. По ней было видно, что она все для себя уже решила.
   – Сейчас не время для разговоров, Лен, – спокойно ответил ей муж. – Я должен ехать, и точка. И пока не могу сказать тебе, куда именно. Об этом ты узнаешь позже…
   – Ты чего мелешь, уже напился, что ли? – грозно уточнила Елена, нависая над малорослым супругом.
   – Моя продолжает бояться! – напомнил о себе Палыч.
   – Ты.., ты не знаешь, что за человека мы везем, – тихо произнес Окуркин и одним глазом показал на «запорожец».
   – Ну? – Лена посмотрела через голову Лехи на незнакомца. – А чего в сумке – небось пива набрали?
   – В сумке, Лена, противогазы… – глухо признался Окуркин. – А теперь отойди, мы должны ехать.
   – Кажется, понимаю, – кивнула жена и, как-то совсем иначе посмотрев на Алексея, покорно отошла в сторону.
   Хмурый Окуркин вернулся за руль, завел «запорожец» и резко тронул его с места.
   Вставленный в выхлопную трубу свисток призывно затилиликал, и экипаж выкатился на дорогу.
   – Лишь бы не было пробок, тогда я вас мигом домчу, – пообещал Окуркин и действительно помчал, трижды проскочив на красный свет, дважды угодив под желтый, а один раз – даже на зеленый.
   Вальяжные иномарки шарахались в сторону, едва услышав свист авиационного двигателя, а Леха радостно давил на газ, приговаривая: «Нет, вы еще не знаете Леху Окуркина… Вы еще не знаете…»
   К назначенному месту прибыли вовремя.
   Возле ангара, в котором располагался рынок, стояли Сайд и двое его земляков.
   Когда Леха заглушил двигатель, один из них подошел ближе и, восхищенно поцокав языком, спросил:
   – Слушай, это машина у тебя или самолет? Почему свистит так?
   – Лопатки на турбине менять пора, – невозмутимо ответил Леха, выбираясь из кабины.
   – Вах, там турбина? – Земляк Сайда приложился ухом к капоту. – Прадай, да? Харошие деньги дам!
   – Не могу, друг. Я его своими руками создал. Как Пушкин – Муму.
   Следом за Лехой выбрались Тютюнин и Палыч, на которого испытующими взглядами уставились Сайд и второй его земляк.
   – Противогазы? – напомнил Сайд.
   – Здесь, – сказал Серега, показывая сумку. – Размеры подходящие.
   – Хорошо. Отсюда пойдем пешком. Это недалеко – здесь, на пустыре, а потом я вам проводника дам. Сам не пойду – на мне брат, две жены и дети.
   – Не вопрос, Сайд, мы понимаем.
   – Ну, тогда пошли.
   Выстроившись цепочкой, они двинулись через заброшенный парк, затем миновали какую-то стройку и наконец, когда уже стало темнеть, выбрались на пустырь.
   Сайд крикнул несколько слов на своем языке, и из зарослей крапивы показался его человек.
   – Кого ты привел, Сайд? – спросил он по-русски.
   – Хорошие люди, Абдулла. Нужно провести их к колбасе…
   Проводник зажег фонарик и посветил в лица своим гостям.
   – Значит так, места здесь опасные, поэтому идти за мной – след в след. И не трогаться с места, пока я не скажу. Понятно?
   – Да, – кивнул Серега.
   – Тогда доставайте противогазы. Скоро подует восточный ветер и принесет запах… Нужно торопиться.

26

   Наученный горьким опытом со старушкой, Тютюнин лично проверил пробки на фильтрах, чтобы путешествие не окончилось, так и не начавшись.
   Исключение он сделал только для Палыча, поскольку ему противогаза не потребовалось.
   Когда Абдулла спросил почему, Сергей сказал, что Палыч – йог. Это было не совсем правдой, однако Тютюнин не знал, как объяснить особенности своего гостя.
   На всякий случай попрощавшись с Саидом и двумя его земляками, группа тронулась в неизвестность. Абдулла шел впереди и длинным посохом проверял перед собой дорогу. Если опасность казалось проводнику слишком очевидной, он бросал вперед гайку с привязанной к ней ленточкой и только после этого осмеливался идти дальше.
   Спустя час или даже больше среди высокой травы стали попадаться остовы военных автомобилей, тюки с полуистлевшим обмундированием, банки с окаменевшим солидолом и коробочки с военной лыжной мазью.
   Абдулла останавливался все чаще и подолгу готовился к броску очередной гайки с ленточкой.
   Потревоженные людьми сонные мухи поднимались из травы целыми стаями и, тревожно гудя, улетали на запад.
   Волнение проводника передавалось Сереге и Лехе, а вот Палыч становился все бодрее по мере того, как экспедиция приближалась к его заветной цели.
   Еще через четверть часа отряд преодолел поваленные временем столбы с колючей проволокой, а затем и предупреждающую надпись:
   «Внимание! Часовой стреляет без предупреждения!»
   «Да куда ж это мы идем?» – заволновался Тютюнин, однако надпись на следующем щите расставила все по своим местам:
   «Хранилище неприкосновенного запаса членов ЦК ВКП(б)».
   ВКП(б) было слегка закрашено, и по нему уже другой краской написали «КПСС».
   Когда до возвышавшихся впереди руин склада оставалось совсем немного, земля под группой неожиданно разверзлась, и они полетели вниз.
   «Вот и все», – подумал Сергей, пока летел до самого дна. Затем последовал удар, и падение прекратилось.
   «Нет, не все», – снова подумал он и услышал какие-то хрипы. В темноте скользнул луч принадлежавшего проводнику фонарика. Он уперся в бьющийся комок, и Тютюнин узнал Леху. Порванная маска противогаза уже его не защищала, и запах продуктового подземелья грозил ему смертью.
   Не растерявшись, Сергей выдернул из сумки запасной противогаз и в несколько секунд надел его на друга.
   Окуркин задышал ровнее, а затем поднялся на ноги.
   Чуть в стороне, перебирая от нетерпения ногами, стоял Палыч. Запах протухших складов ничуть его не беспокоил, а, казалось, наоборот, даже возбуждал. Гость чувствовал, что осталось совсем немного и колбаска уже где-то рядом.
   Когда выяснилось, что все живы, группа двинулась дальше. Им пришлось идти мимо бесконечных стеллажей, заставленных коробками с маслом, мешками с сухарями и ящиками с тушенкой «Ворошиловская 1936 г.».
   Минут через десять Абдулла остановился возле огромных запертых ворот. Серега с Лехой поняли, что это и есть то самое место.
   Палыч от перевозбуждения начал поскуливать.
   – С ним должен идти кто-то один, – глухо пробубнил сквозь маску проводник. – Остальные буду страховать.
   Он снял с плеча моток капроновой веревки и вопросительно посмотрел на Сергея и Леху.
   – Иду я, – сказал Тютюнин, – а ты будешь тянуть, если что.
   Окуркин кивнул. Абдулла привязал Сергея за лодыжку, а затем они вместе с Окуркиным отворили тяжелые ворота.
   – Возьми. – Проводник сунул Сереге фонарь. – Тебе он нужнее. И помни – ваши сто пятьдесят килограмм.
   – Чужого нам не надо, – ответил Тютюнин и, махнув Палычу рукой, скомандовал:
   – Пойдем.

27

   Пробираясь между высоких стеллажей и сдерживая не в меру ретивого Палыча, Серега светил подслеповатым фонариком, выискивая вареную колбасу.
   Ему попадались ящики с разными надписями, однако все это было не то. Тютюнин уже собирался вернуться и обратиться за помощью к Абдулле, когда ему наконец попалось то, что нужно.
   Отсчитав три пятидесятикилограммовых ящика, Серега стащил их на пол и, показав Палычу, сказал:
   – Они твои. Можешь начинать.
   И отбежал подальше, чтобы не видеть, как все будет происходить.
   Гость из другой реальности набросился на угощение так страстно, что Тютюнин слышал треск разгрызаемой тары. Впрочем, о кулинарных традициях Палыча он знал совсем немного, а потому терпеливо дожидался окончания мучительного для него процесса.
   Палыч справился быстро.
   Он подошел к Сереге и тронул его за рукав.
   – Моя доволен! – сказал он. Теперь это снова был тот толстый хитроватый китаец.
   – Я рад, – ответил ему Серега, и они двинулись в обратный путь.
   На выходе из зала Серегу обняли Леха и Абдулла. А потом все вместе они поднялись наверх по пыльной бетонной лестнице.
   Возвращаться назад было так же трудно, проводник снова бросал гайки с лентами, однако, поскольку договор был выполнен, Лехе и Сереге дышалось намного свободнее, даже в противогазе.
   Когда перебрались через поваленную изгородь, Абдулла пошел быстрее. Впереди замаячил огонек – Сайд и его земляки разожгли костер.
   Вскоре проводник уже сбросил противогаз и, обернувшись, улыбнулся Сереге и Лехе белозубой улыбкой. Однако она тотчас погасла, когда он увидел, как сильно изменился Палыч.
   Как только они подошли костру, проводник тихо посовещался с Сайдом и земляками, потом обернулся к Сереге.
   – Э, что с ним? Лицо распухло?
   – Об этом после, – ответил Серега.
   – Да, после, – поддержал его Леха. А Палыч постоял у костра еще немного, затем молча поклонился каждому из присутствовавших и исчез в зарослях высокой крапивы.
   Поняв, что теперь можно говорить, Сайд возобновил расспросы:
   – Алеша, кто он, э? Он что с колбасой делал?
   – Кушал он ее, Сайд, кушал.
   – На спор, что ли?
   Поняв, что объяснить все не получится, Окуркин утвердительно кивнул:
   – Да. На спор.

28

   Не в силах разобраться со своими проблемами, Люба по совету Олимпиады Петровны отправилась на консультацию к врачу, благо тот принимал по вторникам прямо в заводском медпункте.
   «К.м.н. Швец К. Ю» – значилось на жестяной табличке, которую доктор приносил с собой и вывешивал на двери.
   Пациентов к нему приходило немного, поскольку психические болезни заразными не считались. Другое дело – гинеколог и венеролог, эти трудились по семь дней в неделю, да еще брали работу на дом. Доктор Швец им очень завидовал, хотя и понимал, что это нехорошо.
   Появлению пациентки он очень обрадовался. Тем более что Люба была миловидна и вполне в теле.
   – Здравствуйте, доктор, – произнесла она.
   – Здравствуете.., э-э.., как вас зовут, дорогуша?
   – Любовь.
   – Что любовь?
   – Зовут меня так – Люба Тютюнина.
   – Очень хорошо, дорогуша. – Швец поднялся со стула и, нежно взяв пациентку за плечи, провел ее за ширму. – Раздевайтесь и прилягте. Сейчас начнем осмотр.
   – Да у меня ничего не болит, доктор. У меня другие вопросы…
   – Ну.., тогда садитесь напротив меня, – сказал Швец и разочарованно вздохнул.
   Люба села на узкий стул и замерла, не зная, с чего начать.
   – Ну так и что за проблемы, дорогуша? Муж пьет и бьет вас?
   – Да нет. Он меня не бьет. У меня случилось…
   – Не бойтесь, не бойтесь меня. – Швец игриво пошевелил бровями. – Мне можете рассказывать все. Ну, кто это был: лифтер, монтер, телевизионный мастер? В детстве я, знаете ли, хотел чинить телевизоры, утюги, носогрейки, но в результате – психиатрия стала моим э-э…
   – Видения у меня были, доктор, – призналась Люба.
   – Какие же, простите, видения? – Почувствовав профессиональный зуд, доктор Швец подался вперед.
   – Кошмарные.
   – Э-э, конечно сексуального плана? Может быть, карлики?
   – Да какие там карлики! – Люба высморкалась в платок. – Какой-то новый знакомый мужа.
   – Так-так-так. – Доктор пододвинулся к пациентке вместе со стулом. – Каков он из себя, этот знакомый мужа?
   – Да он… – Тютюнина замялась, припоминая подробности. – Он, знаете, доктор, такой разный был. То стриженым со шрамом, а потом – раз, и дед с лопатой…
   – О, какая изобретательность! Игры и прелюдии! Прямо по учебнику Рауля Пидро – один к одному. Что же было потом, сколько ролей вел этот новый знакомый мужа?
   – Потом он стал дядечкой в очках и с сачком – которым бабочек ловят.
   – Ага, роль Паганеля! Блестящая находка!
   – Но самое обидное, доктор, что потом там оказалась та самая сучка, с которой мой Сережка спутался.
   – То есть вас застали за этим занятием? Муж вернулся?
   – Да никто не возвращался, доктор. Сережа тоже был в квартире…
   – Так! – Доктор Швец вскочил со стула и, закурив сигарету, стал нервно расхаживать по кабинету. – Так-так-так! Значит, ваш муж в этом участвовал? Правильно я понял? Он видел, как вы все это проделывали с его новым знакомым?
   – Конечно видел. Я ведь хотела с него начать, с Сереги, чтоб ему побольше досталось, но он, паразит, такой шустрый стал… – Люба хлопнула себя по коленке. – В общем, доктор, он извернулся как-то.., и все досталось его знакомому…
   – Как интересно… – Швец замер на месте, совершенно по-другому глядя на эту полноватую работницу. – А что, Люба, эта, как вы изволили выразиться, сучка, она тоже присутствовала там?
   Люба подумала – минуты примерно две, – затем как-то неуверенно добавила:
   – Выходит, так.
   – М-да. А что же было потом, Люба? Чем все это закончилось?
   – У меня истерика началась, и муж увел меня в другую комнату, а потом я услышала шум и вернулась. Оказалось, этот новый знакомый Сергея напал на мою маму. Когда я вошла, она лежала на полу.
   – Могу себе представить… – Пораженный доктор Швец покачал головой. – Что же было потом?
   – Потом пришел милиционер, – честно призналась Люба.
   – Милиционер? Хм. Милитари-фактор в играх свингерских пар. И что, этот милиционер, он же не просто так зашел? Он ведь принимал во всем этом участие?
   – И еще какое! Он все к Сергею приставал.
   – Милиционер приставал к Сергею… Вон как все завязалось. Ничего, если я буду записывать, Люба? Уж очень интересный у вас случай.
   – Пишите, – пожала плечами Люба.
   – Пишу-пишу. – Схватив первую попавшуюся бумажку, доктор Швец быстро восстанавливал всю картину. Этот рассказ тянул на целую докторскую диссертацию. Да что там на докторскую! Эпизод с приходом милиционера вытягивал ее на уровень самостоятельного направления.
   – У мамы так ухо распухло – ужас, – между прочим обронила Люба.
   – Ухо? – Швец перестал писать и почесал нос. – Почему ухо?
   – Ну так этот знакомый мужа двинул ее дубовой скалкой. А потом доказывал, что просто поздороваться хотел. Придурок… Мама так упала, что в шкафу посуда побилась.
   – Постойте. Так он ее просто ударил и все?
   – Ничего себе – все! А этого мало, что ли? Знаете, какая у меня скалка тяжелая! Третья категория, три с половиной фунта.
   Швец отложил свои записи и, поискав в кармане сигареты, тут же забыл про них. Кажется, докторская диссертация от него уплывала.
   – Значит, Люба, знакомого вашего мужа вы всего лишь избили скалкой?
   – А я хотела, что ли, его бить?! – возмутилась Люба. – Сережка, он знаете какой юркий, паразит. Я его ловлю, лишь когда он пьяный, да и то на противоходе, с полуоборотом, а потом – туше… – Люба так убедительно взмахнула рукой, что Швец даже попятился.
   – И давно вы его.., скалкой? – В голосе доктора прозвучало сочувствие.
   – А пусть не пьет, паразит! И за бабами на таскается.
   – Ну ладно. А зачем же вы ко мне пришли?
   – Когда я колотила этого Серегиного знакомого, он превращался все время. Я ж вам рассказывала, доктор. Вы что, забыли?
   – Я все помню, дорогуша. Я все помню. С этими словами Швец достал из портфеля бланки рецептов и выписал Любе травяной чай.
   – Вот, дорогуша. Будете принимать это лекарство, и кошмары как рукой снимет.
   – Ой, правда? – обрадовалась Люба, вставая со стула. Швец еще раз взглянул на ее круглые коленки и вздохнул.
   – Конечно правда.
   – Ну я пойду?
   – Идите, Люба. Идите.
   Когда пациентка повернулась к нему спиной, доктор Швец еще раз оценил ее фигуру.
   «Хорошая баба, – пришла на ум доктору совершенно не академическая мысль. – Хорошая баба, но дура».
   За дверью послышался шум. Гинеколог и венеролог, пьяные, возвращались с обеда. В душе доктора Швеца снова зашевелилась зависть.

29

   Всю дорогу до посольства пенсионерка Живолупова совершала перебежки от магазина к магазину и через проезжую часть, заставляя водителей нервничать и орать в открытые окна.
   Пассажиры автобусов тыкали в ее сторону пальцами и смеялись, однако Гадючиха не обращала на них внимания, поскольку была занята важным делом.
   Спрятавшись за будкой с мороженым, она достала из потертого ридикюля бинокль и стала в упор разглядывать прохожих, старательно выискивая «хвост».
   Однако вокруг были чисто, а значит, следовало воспользоваться этой ситуацией.
   «Ну, раз не следят, значит, окончательно не уважают», – подумала Гадючиха, заранее оправдывая задуманное преступление.
   Убрав бинокль и сгорбившись, как среднестатистическая старушка, пенсионерка Живолупова двинулась вдоль исторических особняков, время от времени искоса поглядывая на дежуривших возле них милиционеров.
   Для собственного успокоения, а также в качестве меры предосторожности Живолупова зашла в недорогое заведение и заказала два пирожка с ливером.
   Мозги Гадюхичи работали ясно, как никогда, хотя она и замышляла такое, за что других когда-то собственноручно отправляла на смерть. А решилась она ни много ни мало продать родину и предоставить все имевшиеся у нее ценные сведения вероятному противнику.
   Пирожки попались так себе, но Гадючиха скушала их с аппетитом. Оставив в качестве чаевых двадцать копеек, она снова вышла на улицу.
   Солнце двигалось к зениту. Молодой смог поднимался над крышами, чтобы к вечеру, сгустившись, нависнуть на городом непроницаемым грибом.
   «А и чего я здесь потеряла?» – спросила себя Гадючиха, и ей тут же представилась большая изба в заграничной деревне, где куры неслись страусиными яйцами, а свиньи имели натуральный розовый цвет.
   «Надоело!» – сказала себе Гадючиха и еще решительнее зашагала навстречу измене родине.
   Возле большой раззолоченной вывески она невольно задержала шаг. «Посольство Соединенных Штатов Америки» – самая обыкновенная с виду надпись, однако теперь эти слова взволновали бабушку Живолупову не на шутку.
   Прошагав еще пару кварталов, Гадючиха остановилась возле телефона-автомата и, пропустив несколько подозрительных прохожих, метнулась в будку.
   Найденный в старых записях телефон еще работал, и на том конце сразу сняли трубку.
   – Посольство Соединенных Штатов. Секретарь Герц слушает…
   – Ты такой же Герц, как я Никита Хрущев, – ехидно заметила искушенная Живолупова молодому стажеру российской контрразведки. – Ну-ка переадресуй звонок в посольство и больше не хулигань…
   – А если не переадресую?
   – Тогда я скажу, что в посольстве бомба, и смену ты закончишь не в восемнадцать ноль-ноль, а часика на четыре попозже – после отчета. Тебе это надо, сынок?
   На том конце послышался тяжелый вздох, после чего возобновились гудки вызова.
   – Посольство Соединенных Штатов. Секретарь Герц слушает…
   На этот раз бабушка Живолупова не сомневалась, что говорит с настоящим американцем, польку тот извлекал слова откуда-то из желудка, если не сказать хуже.
   – Мне нужно поговорить с военным атташе.
   – Его сейчас нет. Могу соединить вас с мистером Джонсоном.
   – Ладно, давай Джонсона.
   – Джонсон слушает! – торопливо ответил другой голос.