Осборн Мэгги. Да! Да! Да!

   — Что нам делать?
   Старатели-одиночки любили рассказывать мрачные истории о людях, затерявшихся в снегах во время снежных бурь, трупы которых находили только весной, когда сходил снег. Не менее ужасны были рассказы об обмороженных и позже ампутированных конечностях. Она знала, что такое может случиться, потому что три дня назад видела человека, нос которого был обморожен и его пришлось ампутировать. Его вид ужаснул ее.
   Том сделал шаг вперед и обнял ее за плечи. Выражение его лица успокоило ее.
   — Не стану утверждать, что наше положение безопасно, но скажу тебе, что мы выживем и не пострадаем. Нам придется провести здесь всего одну ночь.
   Одну ночь на морозе! На открытом воздухе. Зоя вцепилась в отвороты его куртки. Сердце ее билось так сильно, что она никак не могла обрести дар речи.
   — Мы замерзнем. Они никогда нас не найдут.
   Том погладил ее по спине, и его прикосновение было полно нежности и ласки.
   — С нами все будет в порядке, дорогая, не волнуйся.
   Его уверенность и успокаивала, и раздражала ее. Потом она сумела взять себя в руки и попыталась напомнить себе, что это не первый случай, когда Том путешествовал по этим безлюдным и диким местам. Он должен был знать, что делать. Когда она подняла голову, их губы почти встретились, и его дыхание защекотало ее, потом она сделала шаг назад и похлопала одной варежкой о другую, стряхивая снег.
   — Ладно, — сказала она, сознавая, что он смотрит на нее, как если бы помнил их поцелуй, который обжег ее. Она надеялась, что ее голос звучит спокойнее, чем казалось ей самой. — Но что мы будем делать? И чем я могу тебе помочь?
   Эта ночь обещала быть холодной и несчастливой, худшей в ее жизни, но ведь она проведет ее с Томом, а она доверяла ему и думала, что он найдет выход.
   — Давай подумаем, что нам следует предпринять, — сказал он, развязывая веревки, которыми крепились к саням тюки и ящики. — Это одни из принадлежащих мне саней. Если нам повезет… О! Отлично! — В его руке оказался топор, потом он нашел тесак и передал его Зое. — Я сооружу опору, пока ты нарежешь сосновых веток. Не уходи далеко.
   Сначала Том нашел относительно сухое и защищенное от ветра место между двумя большими соснами, потом начал рубить деревья поменьше. Работая при свете фонаря, он построил некое странное сооружение и прикрыл это подобие шалаша сосновыми ветками. К тому времени, когда Зоя собрала достаточно сосновых веток, чтобы устлать ими пол импровизированного шалаша, Том разгреб снег, вырыл в мерзлой земле яму и соорудил в ней костер.
   — Погрейся, пока я поставлю печку.
   — У нас есть печка? — Какое счастье, что у них оказались сани!
   — И еда. Как только печка разогреется, я поджарю несколько бифштексов из мяса карибу.
   Том передал Зое охапку одеял и попросил ее расстелить их поверх сосновых веток, пока устанавливал походную печку у самого входа в шалаш.
   — Остальные будут о нас беспокоиться, — сказала Зоя, стараясь повесить одно из одеял так, чтобы закрыть им вход в шалаш. — Они будут нас искать?
   — До утра — нет. — Том копался среди вещей в поисках сковородки и тарелок и, найдя их, улыбнулся и с торжеством замахал ими. — Ты все еще беспокоишься насчет нашей ночевки в лесу?
   Она смущенно улыбнулась:
   — Немного волнуюсь. Но похоже, у нас есть все, что требуется для домашнего очага.
   Слово «очаг» напомнило ей о доме, вернув ее к прежним мыслям и угрызениям.
   — Ты помнишь наш разговор, когда мы устроили пикник возле ледника? — спросила она тихо, усаживаясь на бревно, которое он подтащил поближе к огню.
   — Я помню каждое слово и каждую минуту того дня.
   Том посмотрел на нее своими зелеными загадочными глазами — они пропутешествовали по всему ее лицу, задержавшись на губах, потом спустились ниже, к шее, потом Том снова посмотрел на ее рот. На несколько бесконечно долгих мгновений их взгляды встретились. Зоя забыла, о чем хотела ему сказать.
   — Я заблуждалась относительно многих вещей, — начала она.
   Том ждал, пока раскалится сковорода, чтобы положить на нее куски оленьего мяса, а она рассказывала ему о том, как относилась к жителям Ньюкасла и своей семье, не щадя и себя самое.
   — Мне очень жаль, что ты так остро все это воспринимаешь, — сказал он наконец, бросая куски оленины на сковородку.
   — Но теперь все изменилось. Больше я так не отношусь к ним. — Зоя рассказала Тому, как Джульетта раскрыла ей глаза на недостойность ее чувств и поведения.
   — Я просто раздавлена, что сама не понимала и не замечала этого. — Она заморгала, стараясь стряхнуть злые слезы. — Я говорила и делала много злых и жестоких вещей в течение многих лет. Я смотрела, какие огромные порции поедают мой отец и братья за ужином, и думала: «Утонченные люди так не едят». Отец поддразнивал меня насчет того, что я важничаю и задираю нос, но все они, должно быть, знали, что я стыжусь их. — Ей было трудно произнести эти слова. — Все мы жили в этом крошечном домишке и носили штопаные-перештопаные рубашки и нижние юбки. И невозможно было избавиться от чертовой угольной пыли. — Зоя смущенно склонила голову. — Я судила людей по тому, въелась ли угольная пыль в их руки и есть ли у них черная каемка под ногтями. И если это было так, то я не хотела иметь с ними ничего общего. Но если их ногти были чистыми, то это означало только одно: люди с чистыми руками — лжецы, воры и соблазнители, а я думала, что они принадлежат к благородному сословию, что они чище и лучше людей из Ньюкасла, — с горечью закончила Зоя свою речь.
   — Не надо проявлять к себе такую непримиримую жестокость, дорогая, — ответил Том, все еще сидевший на корточках и смотревший на нее сквозь падающий снег. — Я предполагаю, что почти все в Ньюкасле думали так же, как ты. И возможно, им потребовалось столько же времени, сколько и тебе, чтобы оценить все должным образом, — добавил он с улыбкой. — Но все ненавидят этот праздник владельцев шахт. Надо просто не обращать внимания на этих надутых хлыщей и радоваться празднику — даровому пиву и музыке и леденцам, которые бросают детям. Богатые люди живут в иной вселенной, в ином мире. Мы их не понимаем, а они, я уверен, не понимают нас. Они не могут осознать, что нам не нужна их благотворительность.
   — Я хотела стать одной из них, — сказала она тихо.
   — Кому не хочется проехать в затейливо украшенной карете, пощеголять в красивой одежде? Кому не хочется, чтобы тебе прислуживали за столом и делали за тебя всю черную работу? — Том пожал плечами, и снег посыпался с них. — В мечтах о лучшей жизни нет ничего дурного, пока мы понимаем, что хорошо, а что плохо, пока не теряем представление о том хорошем, что у нас есть.
   — Я так страстно стремилась быть среди них, что совершила одну ужасную глупость.
   Теперь наступил подходящий момент рассказать ему о Жан-Жаке. Это признание уже висело у нее на кончике языка, но она так и не решилась. Гордость сковала ей уста и остановила ее, и она не посмела рассказать ему, что вышла замуж за человека потому, что у него не было черной каймы под ногтями, и потому, что он был не из Ньюкасла. Она опасалась, что Том не простит ее, если она расскажет ему, как слепа была. Она смотрела, как ловко он управлялся с едой, как умело переворачивал мясо. Мясо оленя карибу нежное, и лучше всего его готовить на сильном огне и есть, когда внутри оно еще красное и не прожаренное до конца. Том разложил бифштексы по тарелкам и полил мясо выделившимся из него соком.
   — Мне кажется, я понимаю, что ты хотела сказать, — начал он, передав ей вилку и нож, — и почему ты рассказываешь мне об этом сейчас.
   — Понимаешь?
   — Ты хочешь дать мне понять, что изменила свое отношение к моему ухаживанию и принимаешь его.
   Она уставилась на него широко распахнутыми глазами.
   — А ты настойчивый человек!
   — Но я ведь прав. Верно? Ньюкасл больше не разделяет нас?
   Внезапная печаль изгнала смех из ее глаз. Об ухаживании не могло быть и речи. У нее был муж и не было будущего. И то и другое означало, что она не могла позволить себе строить планы. Но Джульетта и Клара были правы. Конечно, она могла позволить себе маленькую толику счастья в своей недолгой, как она полагала, жизни.
   Отодвинув тарелку с ужином, Зоя смотрела на свои сжатые на коленях руки.
   — Ухаживание обычно приводит к браку, но ты должен понять, что я не могу выйти за тебя замуж, Том.
   Ее заявление не обескуражило его. Он продолжал безмятежно улыбаться.
   — Давай не будем спешить. Не стоит ставить телегу впереди лошади. Я ведь пока не предлагаю тебе брака. Я только прошу разрешить мне ухаживать за тобой. Ухаживание означает, что обе стороны должны получше узнать друг друга и решить, хотят ли они продолжить свои отношения и обручиться.
   — Но мы уже знаем друг друга.
   Он встретил взгляд ее прищуренных глаз.
   — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенной, что ты не станешь начинать бессмысленного дела, не имеющего перспективы.
   Его глаза сузились от смеха, а рот растянулся в неудержимой улыбке.
   — А может быть, я не хочу тебя торопить, чтобы не испугать своим натиском?
   — Но у меня есть причины… — Зоя прикусила губу. — Есть вещи, о которых я не могу рассказать тебе…
   — Знаю. И надеюсь, что ты мне обо всем расскажешь, когда придет время.
   После того как она найдет и застрелит Жан-Жака, Тому станет известна вся ее история. Но пока еще она не хотела, чтобы между ними стоял Жан-Жак. Пока еще не хотела. Только не сегодня.
   — Пока ты будешь придерживаться моих правил и считать, что наше ухаживание — просто блеф и не приведет ни к чему…
   Том покачал головой:
   — Я не приму такого решения, ничего подобного. Посмотри, как далеко мы продвинулись, а ведь это только начало. — Его улыбка потускнела, ее сменила серьезность и такая напряженность взгляда, что у нее перехватило дыхание. — Мы с тобой, Зоя, предназначены друг для друга. Думаю, я всегда это знал. Если бы ты не приехала на Юкон, я бы сам отправился искать тебя.
   — О Том! — Джульетта снова оказалась права. Она могла полюбить этого человека, и очень сильно. — Не говори так!
   — Я буду твердить это снова и снова, Зоя, потому что люблю тебя.
   Они смотрели друг на друга через разделяющее их пламя костра, уже угасающего в яме. Радость, отчаяние, удивление, раскаяние — Зоя гадала, прочел ли он все эти сменяющие друг друга чувства на ее лице. И если так, то как поступит?
   — Мне надо так много сказать тебе, — прошептала она, чувствуя, что в горле у нее пересохло, — но сейчас я не могу.
   — Тебе холодно? — спросил он, когда молчание, повисшее между ними, затянулось.
   Она забыла о снеге и все снижающейся температуре.
   — Немного.
   — Я сейчас все уберу. Ты заползешь в шалаш и согреешься.
   — Дело пойдет скорее, если мы будем убирать вместе. — Зоя была рада, что для нее нашлось дело. Она вычистила свою тарелку снегом. — Не могу представить, что в этом шалаше будет теплее, чем снаружи.
   — Вот увидишь.
   После того как они убрали утварь в коробку на санях, Зоя залезла в пахнущий сосновой хвоей шалаш, а Том последовал за ней. Он поставил на пол фонарь и выглянул за «дверь». Щипцами с длинными ручками он поднял несколько еще горячих углей из ямы, в которой они тлели, и на сковородке внес их в шалаш. И тотчас же Зоя почувствовала теп-roe дуновение воздуха на своем лице.
   Теперь она заметила, что он по-иному уложил одеяла и подушки, сдвинув их ближе друг к другу.
   — Для тепла, — пояснил он, снимая шляпу и тяжелую куртку. — Ты почувствуешь себя лучше, если последуешь моему примеру. — Заметив ее нерешительность, он добавил с улыбкой: — Потом ты сможешь надеть их снова.
   Медленно она размотала шарф, повязанный поверх шляпы, вынула булавки, которыми прикалывала шляпу, и положила ее рядом с его вещами. Потом расстегнула куртку и стянула рукавицы. До этой минуты Зоя не позволяла себе думать о том, что ей придется спать в шалаше рядом с ним. Если Джульетта воображала, что ее нагота вызвала скандал, то что подумают они с Кларой, когда узнают, что Зоя и Том провели ночь вместе? При этой мысли она не смогла удержаться от улыбки.
   — Ты такая красивая, — сказал Том внезапно охрипшим голосом.
   — Я слишком тощая и жилистая. Я на ощупь как старый ботинок. Помнишь?
   — Но мне нравятся тощие и жилистые женщины. Помнишь? — Он улыбнулся и похлопал по одеялу рядом с собой.
   Внезапно Зое стало не по себе. В лагере золотоискателей было не больше свободы и права на уединение, чем в ее родной лачуге. Быть наедине с мужчиной, да еще с мужчиной, от близости которого по всему ее телу разливалось ощущение томления, — такой опыт был мучительным испытанием для нервов.
   — Боишься меня? — спросил он тихо, но в голосе его ей послышался вызов.
   Она облизнула губы и подумала, что сейчас не время для бравады.
   — Ты пугаешь меня до смерти.
   — Хорошо, это значит, что я въелся тебе в печенки.
   Так как она не сделала попытки придвинуться к нему, Том сам пересел ближе к ней. И внезапно ей показалось, что в шалаше стало жарче, чем могло быть от несчастной жаровни с горячими углями. Зоя расправила юбку, чтобы не было видно ни кусочка ее шерстяных чулок.
   — Пойдут разговоры о том, что мы провели ночь вместе.
   — А для тебя это имеет значение? — спросил он, заправляя локон темных волос ей за ухо.
   Зоя задержала дыхание, когда его пальцы погладили ее щеку. Эта ночь обещала быть очень долгой.
   — Ничего не произойдет, если ты этого не захочешь, — пробормотал он. поворачивая ее лицом к себе. Свет фонаря светил ему прямо в глаза, смягчая их цвет, и теперь они, казалось, приобрели оттенок весенней травы.
   — Тогда ты не станешь меня целовать.
   Их дыхание смешалось, и она почувствовала, что в горле у нее образовался комок. От него пахло снегом, древесным дымом, кожей и мылом.
   — Я не стал бы тебя целовать, даже если бы ты была последней женщиной на земле, — сказал он, и губы его легонько коснулись ее лба, когда он заключил ее в объятия.
   В этом мужчине не было ничего мягкого и нежного. Руки у него были как железные обручи, сомкнувшиеся вокруг ее талии, и он крепко прижал ее к груди. Он притянул ее к себе на колени, и сквозь свои несколько нижних юбок и верхнюю она чувствовала его мускулы, крепкие, как канаты.
   — О Том, — прошептала Зоя со стоном, закрывая глаза, — я не могу себе этого позволить.
   — А ты ничего и не делаешь, это я действую. — Его губы прикоснулись к ее вискам, потом к векам.
   — Ты сказал, что не станешь меня целовать. — Она не могла поверить этому. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она, прижавшись к нему, подставила ему губы.
   — Я не целую тебя. — Он покрывал легкими поцелуями ее лицо, уголки губ, кончик носа.
   — Целуешь.
   — Должно быть, тебе это снится.
   Если и так, то этот сон ей снился и прежде. Сжав ладонями его лицо, она пристально вглядывалась в его глаза. Его ресницы были еще влажными от попавшего на них и растаявшего снега. Потом ее губы раскрылись, и она позволила ему поцеловать себя.
   Она тотчас же ощутила его возбуждение и свой жаркий ответ на него. Ее руки еще крепче обвились вокруг его шеи, и она сама поцеловала его так, что этот поцелуй сначала можно было бы счесть целомудренным, но по мере того как он длился, в нем проявилось столько страсти, что это потрясло все ее существо до самой сердцевины. Никогда еще прежде не было так, чтобы поцелуй столь глубоко взволновал ее.
   Когда наконец они разомкнули уста и объятия, задыхаясь и все еще не выпуская друг друга, Том прошептал:
   — О Боже, Зоя! Ты не знаешь, что делаешь со мной.
   Он снова поцеловал ее, на этот раз страстно, не пытаясь держаться на расстоянии, но с такой пылкостью, будто в этом поцелуе для него сосредоточился весь смысл жизни, будто в нем были его рай и ад. И она прекрасно это поняла, потому что и для нее это значило то же самое. Когда его рука скользнула вверх и коснулась ее груди, у нее перехватило дыхание и она качнулась назад, будто подхваченная волной неизведанных чувств.
   — Прошу прощения, — прошептал он, отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза, — я хотел только поцеловать тебя. Я не имел намерения обидеть тебя или использовать то, что мы оказались здесь одни.
   Из ее горла, сжатого волнением, вырвался какой-то странный звук: то ли смех, то ли рыдание.
   — О Том! — Больше она не смогла произнести ничего.
   Вполне вероятно было, что им никогда больше не представится возможность побыть в полном уединении, как здесь. И весьма вероятно было и то, что сегодня была единственная ночь, которую она сможет провести в его объятиях. А он любил ее. В ее глазах засверкали слезы. Он всегда любил ее. Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы она не встретила этого мерзавца Жан-Жака Вилетта, она смогла бы ответить на его любовь всем сердцем, всей душой.
   И внезапно появился ответ на вопрос, мучивший ее давно, с того самого момента, с той самой минуты, как она поняла, что им предстоит спать под одним одеялом, на ложе из сосновых веток, прикрытых другим одеялом. Она приняла решение, глядя в его преданные, любящие глаза. Он ничего не должен был ей объяснять, не должен был просить у нее прощения. Она желала его. Он был ей нужен.
   Взяв его за руку, она повернула его руку ладонью к себе и поцеловала ее, потом нежно провела его пальцами по своей груди и услышала его судорожный отрывистый вздох. Потом ее дрожащие пальцы потянулись к ряду крошечных пуговичек, шедших от ее горла до талии, и она принялась расстегивать их одну за другой.
   — Зоя… — Его голос был хриплым от желания. — Ты не знаешь, что делаешь. — С трудом сглотнув, он опустил глаза на ее грудь, и слова, которые он собирался сказать, замерли у него на губах. — Я только поддразнивал тебя. Я не собирался заходить так далеко. Пожалуйста, Зоя! — Он схватил ее за руку и заглянул ей в глаза. — Я скорее принял бы пулю в сердце, чем обесчестил тебя.
   — Знаю, — прошептала она, и глаза ее были влажными от слез, — завтра мы оба пожалеем об этом, но сегодня… сегодня ты мне нужен, Том.
   Ей было необходимо узнать, какова любовь честного, порядочного человека, мужчины, чьи слова были правдивыми и чье тело принадлежало ей одной. Она жаждала узнать его прикосновения, его ласки, узнать так же, как знала его сердце.
   Его руки обвились вокруг нее, и он прижал ее к груди так сильно, что она услышала, как бьется его сердце в унисон с ее собственным, и от этого ее сердце забилось еще более сильно и бурно. Его рот был требователен, его поцелуи были полны желания обладать, полны страсти, и она отдалась этому затмению ума. Да, да! Охотно и по доброй воле.
   Дрожащими пальцами он расстегнул до конца ее сорочку и принялся за свою рубашку. Она испытала искушение рассмеяться, когда они оба оказались в бесформенных, длинных шерстяных панталонах. Но все, о чем она могла думать, — это о красоте его мужественного сухопарого тела, когда на нем не осталось ничего.
   — Как ты красив, — прошептала она, разглядывая его в свете фонаря. На его груди курчавились темные волосы, широкие плечи нисходили к узкой талии. Бедра были словно из канатов. Она никогда не задумывалась о мужской красоте, но сейчас подумала о том, как они непохожи и как подходят друг другу — ее нежность и мягкость и его мужественная жесткость. Он был несколько угловатым по сравнению с ее округлыми изгибами. Только совершенный скульптор мог сотворить такое чудо.
   Он помог ей снять ее длинные неуклюжие шерстяные панталоны и теперь смотрел на нее с таким же благоговением, как и она на него.
   — Ты совершенство!
   Она никогда в своей жизни не видела обнаженного мужчины при свете. Но теперь стояла перед Томом без смущения и не сделала даже попытки прикрыть свою наготу. Не может быть никакой неловкости, если глаза нагого мужчины, смотрящего на обнаженную женщину, полны любви, а женщина тоже смотрит на него с нежностью.
   Осторожно он заставил ее встать на колени на одеяла и медленно начал вынимать шпильки из ее волос, захватывая их длинные пряди и пропуская через пальцы по мере того, как они низвергались густой волной на ее спину и грудь.
   — Мне всегда хотелось вынуть шпильки из твоих волос. — Закрыв глаза, он поднес ее локон к лицу и потерся о него щекой, потом прижал его к губам.
   Опустившись на одеяла, Зоя протянула к нему руки, и он со стоном рванулся к ней и оказался лежащим поверх нее. Им предстояло пережить долгую холодную снежную ночь — поэтому они могли не спешить. Он целовал ее снова и снова, его огрубевшие руки, прикасавшиеся к ее нежному телу, только возбуждали ее, они ласкали, изучали, исследовали, доводя ее до состояния, когда она не могла уже больше удовлетворяться одними только поцелуями, а потом он оставлял ее дрожащей, задыхающейся и с трепетом произносящей его имя. Ее лоно увлажнилось и было готово принять его, когда наконец он овладел ею, заполнив собой бездонную пустоту, от которой она страдала, не сознавая этого.
   Она знала, что он с трудом преодолевал желание, равное по силе ее собственному. Она читала это в его глазах и видела, что он не спешит, чтобы не испугать ее, чтобы не смутить, не причинить ей боли, чтобы быть с ней нежным. Но их взаимный голод был настолько силен, что не допускал наслаждения медленного и спокойного. Они двигались вместе, ритмично, яростно, не переставая целоваться, и она ощущала сильные, мощные толчки его плоти, задыхалась от страсти, и шептала его имя, и сжимала его в своих объятиях.
   Потом, обессиленные, они лежали в объятиях друг друга, спокойные, счастливые и удовлетворенные. Том курил, а Зоя лежала, уютно угнездившись и положив голову ему на плечо, прислушиваясь к странной тишине снаружи и к легчайшему шороху падающего снега.
   — Сейчас нет другого такого места на свете, где я предпочла бы быть, — пробормотала она, прижимаясь губами к его обнаженной груди.
   Ей было тепло и уютно в этом шалаше. Она ощущала свежий аромат сосны, смешанный с ароматом их тел и их любви. Никогда теперь она не поднесет сосновую шишку к лицу, чтобы не вспомнить радость этой ночи. И всегда теперь, гуляя в лесу, она будет вспоминать о ней.
   — Я люблю тебя, Зоя. — Он гладил ее волосы. Его прикосновения были нежными и бережными. — А твоя тайна для меня не имеет значения.
   Она похолодела и сжалась. Меньше всего ей хотелось сейчас думать о Жан-Жаке.
   — Ты не прав. Это имеет значение. Кроме того, ты же не знаешь, в чем состоит моя тайна.
   — Я думаю, я кое о чем догадался. В Сиэтле ты встретила человека, к которому питала некоторые чувства. Что-то случилось, и ваш брак расстроился. Он отправился в Доусон, и ты последовала за ним, чтобы разыскать его.
   Зоя села на постели из одеял. Его догадка была так близка к истине, что ее обнаженное тело покрылось гусиной кожей.
   — Есть две вещи, которые я хочу сказать. — Его зеленые глаза были ясными и смотрели решительно и твердо. — Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять, что ты многое решила для себя, когда позволила любить себя сегодня. Ты решила, что я для тебя важнее, чем тот человек. И твои поиски его на этом закончатся.
   Зоя не могла вымолвить ни слова, не могла снова лгать ему. Она уже знала, что любит Тома, но ее поиски Жан-Жака не были окончены.
   — Что же касается твоей тайны, Зоя, для меня не имеет значения, что я не был первым. Люди часто впадают в заблуждения. Я знаю, ты порядочная женщина. Должно быть, ты верила ему и любила его. Я ничего не хочу знать о нем или о том, что произошло между вами. Но я хочу, чтобы ты поняла: все это не имеет для меня значения. Мы все начнем заново. Ты и я.
   Он воображал, что ее тайна состояла в том, что она не была девственницей. О Господи! И он верил, что она честная женщина. Потрясенная, она легла снова и прижалась лицом к его плечу, изо всех сил моргая, чтобы смахнуть набежавшие слезы. Она бы отдала десять лет жизни, чтобы Жан-Жака Вилетта не было вообще. И отдала бы еще десять, чтобы быть достойной Тома, считавшего ее честной и порядочной, каковой она себя не чувствовала.
   После долгого молчания Том поднял ее руку и перецеловал все пальцы один за другим. Потом принялся рассматривать ее обручальное кольцо.
   — Это необычное кольцо. Я заметил, что Клара и Джульетта носят такие же. Это что, означает принадлежность к одному клубу?
   — Что?
   Ее голос показался ему слабым и тусклым.
   — Я подумал, уж не принадлежите ли вы все к одному женскому клубу?
   — Можно было бы сказать и так, — ответила она с горечью, вырывая руку.
   Долго после того, как Том уснул, Зоя лежала без сна, нежась в тепле его рук и мысленно подвергая себя тысячам кар за то, что ее жизнь превратилась в сплошную неразбериху.
   Том поверил, что сегодня ночью они вступили в новые отношения, что они теперь связаны определенными обязательствами. И так и должно было быть. И так было бы, если бы она не была замужем. Они бы черпали восторг в объятиях друг друга, радость в том, что сказали друг другу о своей любви, они бы черпали наслаждение и радость в том, чтобы строить планы на будущее, и не сомневались бы в том, что обе их семьи одобрят их союз.
   Вместо этого она опозорила его, потому что (она была готова поручиться собственной жизнью) Том Прайс никогда не вступил бы в близкие отношения с замужней женщиной. Точно так же, как он поручился бы своей жизнью, что Зоя Уайлдер никогда не нарушит брачных обетов.
   А Том узнает об этом, как только они доберутся до Доусона и встретят Жан-Жака, будь он проклят.
   Ближе к утру Зоя потянулась к Тому и жадно поцеловала его, испытывая отчаянную потребность хоть на короткое время поддержать иллюзию их любви и обладания друг другом. Ее эгоизм напугал ее самое, но этот момент счастья был ей необходим. В темноте он дотронулся до се щеки: