Мэгги Осборн
Да! Да! Да!
Пролог
10 сентября 1896 года
Линда-Виста, штат Калифорния
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в жены Джульетту Марч согласно закону и обычаю?
— Да.
2 января 1897 года
Сэнди-Холлоу, штат Орегон
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в жены Клару Клаус?
— Да.
30 апреля 1897 года
Сиэтл, штат Вашингтон
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в законные жены Зою Уайлдер?
— Да.
Линда-Виста, штат Калифорния
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в жены Джульетту Марч согласно закону и обычаю?
— Да.
2 января 1897 года
Сэнди-Холлоу, штат Орегон
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в жены Клару Клаус?
— Да.
30 апреля 1897 года
Сиэтл, штат Вашингтон
— Берешь ли ты, Жан-Жак Вилетт, в законные жены Зою Уайлдер?
— Да.
Глава 1
— Я уверена, что Жан-Жак прислал бы весточку, если бы мог. Должно быть, произошло нечто непредвиденное и ужасное.
— Непредвиденное и ужасное заключается в том, что он соблазнил тебя, прикарманил твои деньги, а потом бросил. — Тетя Киббл опустила свои пяльцы с вышиванием на колени и потянулась за веером из пальмовых листьев, чтобы отогнать надоедливую мошкару. — Всей округе это ясно, ты же отказываешься признать очевидное.
Джульетта сложила руки на груди и прислонилась к столбу террасы, устремив взгляд на грязную дорогу, которая вилась за домом тети Киббл. Прошло девять долгих месяцев с тех пор, как Жан-Жак уехал верхом ровно в час дня. Это означало, что и вернется он ровно в час дня, если она будет преданно ждать его на пороге, если будет каждый раз, садясь за стол, ставить прибор и для него. Жан-Жак вернется, если на ней всегда будет тот самый голубой пояс с подвязками, который она надела в день их встречи. Да поможет ей Бог!
— Он мой муж, а не соблазнитель. Он ничего не украл. Я сама одолжила ему деньги. Жан-Жак не бросал меня, он отправился покупать для нас дом.
Тетя Киббл неистово замахала веером.
— Вот что получается, если выскакиваешь замуж в спешке. Знаю, что ты устала слушать, Джульетта, но ведь есть мужчины, которые женятся на женщинах ради денег.
— Да, все эти годы ты постоянно твердила мне об этом. — Джульетта все еще смотрела на дорогу. Проехал фургон, за ним двое всадников, но Жан-Жака не было. Значит, сегодня он не вернется домой.
— Но на этот раз ты потеряла голову. — Отложив веер, тетя Киббл нахмурилась и провела пальцем по розовым бутонам, украшающим наволочку. — Вилетт — привлекательный мужчина, одним своим видом внушающий доверие. Он так заморочил тебе голову, что ты перестала здраво рассуждать. Никогда бы не подумала, что ты польстишься на сладкие речи и смазливую физиономию.
— Неужели мужчина не может полюбить меня? — Джульетта вертела на пальце обручальное кольцо, когда-то принадлежавшее бабушке Жан-Жака, а позднее его матери. Он не отдал бы ей фамильную драгоценность, если бы не рассчитывал вернуться.
— О Джульетта! — Глаза тети Киббл широко раскрылись. — У тебя много прекрасных качеств, но мистеру Ви-летту некогда было их узнать и оценить. Поэтому его настойчивость и то, что он так спешил повести тебя к алтарю, были, увы, продиктованы причиной куда более прозаической.
Несмотря на решительное нежелание Джульетты прислушаться к мнению тетки, постоянно внушаемые ею сомнения делали свое дело. Неужели Жан-Жак польстился на деньги? Неужели она стала его жертвой, а не ангелом, как он ее называл?
Дело в том, что Жан-Жак не мог знать о полученном ею наследстве. Он пробыл в Линда-Виста всего два дня, Джульетта случайно столкнулась с ним в дверях почты. Допустим, Жан-Жак что-то пронюхал о самой богатой незамужней девице Линда-Виста, и, конечно, он мог поджидать ее у дверей почты специально, как утверждала тетя Киббл, но Джульетта ходила на почту в разное время. Более того, мистер Албертсон, почтмейстер, заметил бы ничем не занятого человека и велел бы ему убираться восвояси.
Нет, дело тут не в деньгах! Жан-Жак заявил, что влюбился в нее с первого взгляда. И Джульетта ему поверила.
Причесываясь к обеду, она принялась разглядывать отражение своего бледного лица в зеркале. Жан-Жак нашептывал ей на ушко, что ее серые глаза напоминают ему своим блеском хорошо начищенное олово. Он заставил ее почувствовать себя хорошенькой. Во время их краткого брака на ее губах, припухших от бесчисленных поцелуев, постоянно сияла улыбка. Он умел рассмешить ее. И, поддразнивая, высмеивал добровольные ограничения, которые Джульетта сама на себя налагала, чтобы всегда выглядеть безупречной леди. Он быстро излечил ее от ложной скромности и комплексов в постели, заставив забыть, что когда-то эта скромность, а точнее, жеманство, казалась очень важной. В постели с ним она была кем угодно, только не леди. Джульетта прижала руки к пылающим щекам. Нет, не может быть, что его интересовали только деньги!
После обеда тетя Киббл вернулась к их утреннему разговору:
— Долго еще ты собираешься обманывать себя и окружающих, утверждая, что мистер Вилетт вернется? Год? Пять лет? Всю оставшуюся жизнь?
Джульетта, сложив руки на коленях, вертела обручальное кольцо на пальце.
— Может быть, его ударили по голове. Я где-то читала, как нечто подобное случилось с одним человеком и он потерял память, никого не узнавал, в том числе и героиню романа.
— В реальной жизни, Джульетта, амнезия встречается крайне редко. И я сильно сомневаюсь, что мистер Вилетт растратил твои деньги, не помня, откуда они взялись.
— Но такое могло произойти, — горячо настаивала Джульетта.
— Он — мошенник, и только этим объясняется его отсутствие и молчание. — Тетя Киббл выждала, пока Говард подаст кофе и покинет столовую, потом продолжила свою речь: — Выбор небогатый: возможно, мистер Вилетт умер, возможно, он бродит по стране в беспамятстве, но скорее всего бросил тебя и теперь обхаживает новую жертву. — Она положила кусок сахара себе в кофе. — И что ты по этому поводу скажешь?
— Не знаю, — прошептала Джульетта, ломая руки.
Тетя Киббл откинулась на спинку стула.
— Ты почти ничего не знаешь об этом человеке.
— Нет, знаю! Он француз во втором поколении, — Джульетту бросало в дрожь, когда Жан-Жак шептал ее имя, мягкий акцент придавал его голосу особое очарование. — Он одинок, у него нет родных. И он владелец импортно-экспортной компании.
Когда брови тети Киббл недоверчиво взметнулись вверх, Джульетта раздраженно отмахнулась от нее:
— Большая часть его состояния вложена в дело.
— Ты это проверяла?
Джульетта предпочла проигнорировать иронию тетки.
— Жан-Жак владеет двумя компаниями. Одна из них в Сан-Франциско, а вторая в Сиэтле. Он считал, что нам стоит поселиться в Орегоне, между этими двумя важными для него пунктами.
— А как ты отнеслась к его предложению? Ты же никогда не покидала родных мест, однако согласилась собрать вещи и отправиться в Орегон?
Конечно, известие о том, что ей предстоит оставить свой уютный мирок, испугало и встревожило Джульетту. И Жан-Жаку пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть ее сопротивление. Но он обладал даром убеждения.
— Дорогая, вокруг раскинулся прекрасный мир, которого ты никогда не видела. Ты никогда не гуляла по пляжу и не чувствовала песка, струящегося между пальцами твоих ног. Ты ни разу не почувствовала, как снежинка тает у тебя на губах. Ты никогда не окуналась в жизнь большого города и не ездила по нему в омнибусе. — Жан-Жак положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. — Я хочу, чтобы ты испытала все это.
Для начала он собирался построить для нее дом с видом на океан. Пришла пора расстаться с тетей Киббл. Каждой семье нужен собственный дом, новобрачные должны начинать жизнь самостоятельно. Ему трудно заниматься своим делом, живя в таком городишке, как Линда-Виста. Он терпеливо убеждал ее, и наконец Джульетта согласилась переехать на побережье океана в штат Орегон. Затем она отправилась в банк, Жан-Жак настаивал, чтобы получение им денег было оформлено как заем. Вскоре он уехал.
— Я еще раз напоминаю тебе, что он ничем не подтвердил свои россказни! Ты поверила на слово мистеру Вилетту, что он богатый бизнесмен и что все его состояние вложено в дело. А может, он все это придумал?
Что деньги? Что компании? Джульетта знала о нем куда более важные вещи. Она знала, что Жан-Жак наслаждался каждой минутой жизни. Он жил так, будто каждый день был последним. Джульетта никогда не встречала человека, который бы получал такое удовольствие от мелочей. Он восхищался бликами солнца, играющими в ее волосах, он видел поэзию в очертаниях ее уха. Он любил стихи и читал ей их перед сном на двух языках. Он высмеивал ее пристрастие к этикету, но Джульетту это не раздражало. В брачную ночь она обнаружила, что ее муж необычайно терпелив и нежен. В последующие недели Жан-Жак старался доставить в первую очередь удовольствие ей, пренебрегая собственным. Но самое важное заключалось в том, что он позволил ей почувствовать себя любимой, желанной и оберегаемой, хорошенькой, незаурядной и намного моложе своих двадцати девяти лет.
И только это действительно имело для нее значение. Его происхождение и деньги, его банковский счет не могли бы сделать того, что осуществил он сам, а именно: превратил Джульетту из старой девы в женщину.
— Я хочу, чтобы он вернулся.
— Этого никогда не произойдет, дорогая. И чем скорее ты поймешь это, тем быстрее сможешь снова наладить свою жизнь.
Но Джульетта не могла продолжать жить так, будто ее брака никогда не существовало. Она должна была что-то предпринять. Это бесконечное ожидание сводило ее с ума.
— Пора начать бракоразводный процесс, — заметила тетя Киббл, наливая себе вторую чашку кофе.
Джульетта глубоко вздохнула и выпрямилась:
— Уважающие себя люди не разводятся. — Помолчав, она осмелилась продолжить: — Я собираюсь разыскать Жан-Жака. Возможно, он писал мне, но письмо затерялось. А возможно, он лежит в больнице, тяжело раненный, и удивляется, что я не спешу к нему на помощь.
Углы губ тети Киббл опустились, и она молча уставилась на племянницу. Потом спросила:
— Ты хочешь сказать, что намереваешься разыскивать его в Орегоне?
Джульетта старалась не думать о необходимости менять привычный образ жизни. Она не стремилась к новизне.
— Я последую за своим мужем, и если это приведет меня в Орегон, то там я и закончу свое путешествие.
— Не могу согласиться с такой глупостью, — заявила тетя Киббл после непродолжительного молчания. — Если бы твоя мать была жива, она бы не одобрила подобного решения.
— При всем моем уважении, тетя, мне не требуется твое разрешение, чтобы отправиться на поиски собственного мужа.
— Но тебе нужна спутница, — решительно напомнила ей тетя Киббл, — а я слишком стара, чтобы трястись по проселочным дорогам и искать ветра в поле. Я не поеду с тобой, Джульетта.
— Этого следовало ожидать, однако я не могу оставаться здесь и ничего не делать. Если потребуется, я и одна разыщу Жан-Жака.
Все в ней протестовало против подобного решения, но у нее не оставалось выбора. Джульетта должна была узнать, что же случилось с Вилеттом.
Тетушка Киббл, задыхаясь, прижала руку ко рту.
— Ты совершаешь еще одну ужасную ошибку. Вместо того чтобы уважать законы общества, ты обрекаешь себя на новое несчастье!
Но Джульетта не могла больше выносить неизвестность. Конечно, уважающая себя женщина не должна гоняться за мужчиной, даже если он ее муж. Она подозревала, что, будь ее мать жива, она посоветовала бы Джульетте высоко держать голову и доживать свои дни, притворяясь, что муж вот-вот вернется.
В течение последних девяти месяцев Джульетта так и поступала, но продолжать так жить и дальше она не могла.
По случаю отъезда Джульетты тетя Киббл надела свое лучшее домашнее платье и напудрила нос. Джульетта дотронулась кончиками пальцев, затянутых в перчатки, до щеки тетушки Киббл, пока та хлопотала вокруг дорожного костюма племянницы, поправляла воротник, шляпу, снимала воображаемые пушинки и нитки с ее рукава.
— Спасибо, что приютила меня.
Тетя Киббл спасла ее от желтой лихорадки — страшной болезни, унесшей родителей Джульетты.
— Ты говоришь так, будто не собираешься возвращаться.
— Не знаю, почему я так сказала. — Руки Джульетты дрожали от волнения. Только бы ей отыскать Жан-Жака, уж она постарается убедить его вернуться вместе с ней и никогда больше не покидать Линда-Виста.
— Знаешь, почему я не еду с тобой? Это вопрос принципа. — Тетя Киббл глубоко вздохнула. — Это так не похоже на тебя. Почему бы не послать вместо себя на розыски своего поверенного?
Однако Джульетта не хотела посвящать постороннего человека в свои тайны. Неизвестно, что она может узнать о Жан-Жаке, в конце концов, у нее есть гордость. Правда, она отказывалась верить в то, что Жан-Жак ее бросил. Но на всякий случай предпочитала встретиться с ним лично. Без свидетелей.
Тетя Киббл поднесла к глазам платок.
— Еще не поздно передумать, — сказала она, бросая полный негодования взгляд на кучера.
— Я должна это сделать, — настаивала Джульетта.
— Но ты ведь даже не знаешь, куда ехать!
Джульетта уже изучила карты и планы и представляла, куда мог отправиться ее Жан-Жак. Он часто говорил ей об океане, поэтому она решила, что не поедет поездом, а станет держаться поближе к воде.
— Я буду очень скучать по тебе!
Это признание только рассердило и озадачило тетю Киббл.
Джульетта внимательно вглядывалась в ее лицо, запоминая сурово сжатые губы, надменно выпяченный подбородок, тонкие морщинки, копну темных, посеребренных сединой волос. Потом она прильнула к ней, сжала ее в яростном объятии, бормоча слова прощания, как если бы они и в самом деле видели Друг друга в последний раз.
Кучеру пришлось кашлянуть трижды, прежде чем Джульетта вытерла слезы и забралась в экипаж.
— Это мой долг, — крикнула она, выглядывая из окошка, — я должна найти его!
— О Джульетта!
Тетя Киббл стояла на нижней ступеньке крыльца, теребя в руках платок и качая головой. Племянница махала ей из окошка, пока экипаж не завернул за угол и дом не скрылся из виду, потом она откинулась на подушки и крепко зажмурилась. Отъезд и прощание с теткой совсем измучили ее, так же как и неотступные мысли о том, что ей предстоит. Мистер Ральф довезет ее до побережья, где она остановится на ночь. Утром она отправится в наемном экипаже вдоль побережья до Орегона.
— Непредвиденное и ужасное заключается в том, что он соблазнил тебя, прикарманил твои деньги, а потом бросил. — Тетя Киббл опустила свои пяльцы с вышиванием на колени и потянулась за веером из пальмовых листьев, чтобы отогнать надоедливую мошкару. — Всей округе это ясно, ты же отказываешься признать очевидное.
Джульетта сложила руки на груди и прислонилась к столбу террасы, устремив взгляд на грязную дорогу, которая вилась за домом тети Киббл. Прошло девять долгих месяцев с тех пор, как Жан-Жак уехал верхом ровно в час дня. Это означало, что и вернется он ровно в час дня, если она будет преданно ждать его на пороге, если будет каждый раз, садясь за стол, ставить прибор и для него. Жан-Жак вернется, если на ней всегда будет тот самый голубой пояс с подвязками, который она надела в день их встречи. Да поможет ей Бог!
— Он мой муж, а не соблазнитель. Он ничего не украл. Я сама одолжила ему деньги. Жан-Жак не бросал меня, он отправился покупать для нас дом.
Тетя Киббл неистово замахала веером.
— Вот что получается, если выскакиваешь замуж в спешке. Знаю, что ты устала слушать, Джульетта, но ведь есть мужчины, которые женятся на женщинах ради денег.
— Да, все эти годы ты постоянно твердила мне об этом. — Джульетта все еще смотрела на дорогу. Проехал фургон, за ним двое всадников, но Жан-Жака не было. Значит, сегодня он не вернется домой.
— Но на этот раз ты потеряла голову. — Отложив веер, тетя Киббл нахмурилась и провела пальцем по розовым бутонам, украшающим наволочку. — Вилетт — привлекательный мужчина, одним своим видом внушающий доверие. Он так заморочил тебе голову, что ты перестала здраво рассуждать. Никогда бы не подумала, что ты польстишься на сладкие речи и смазливую физиономию.
— Неужели мужчина не может полюбить меня? — Джульетта вертела на пальце обручальное кольцо, когда-то принадлежавшее бабушке Жан-Жака, а позднее его матери. Он не отдал бы ей фамильную драгоценность, если бы не рассчитывал вернуться.
— О Джульетта! — Глаза тети Киббл широко раскрылись. — У тебя много прекрасных качеств, но мистеру Ви-летту некогда было их узнать и оценить. Поэтому его настойчивость и то, что он так спешил повести тебя к алтарю, были, увы, продиктованы причиной куда более прозаической.
Несмотря на решительное нежелание Джульетты прислушаться к мнению тетки, постоянно внушаемые ею сомнения делали свое дело. Неужели Жан-Жак польстился на деньги? Неужели она стала его жертвой, а не ангелом, как он ее называл?
Дело в том, что Жан-Жак не мог знать о полученном ею наследстве. Он пробыл в Линда-Виста всего два дня, Джульетта случайно столкнулась с ним в дверях почты. Допустим, Жан-Жак что-то пронюхал о самой богатой незамужней девице Линда-Виста, и, конечно, он мог поджидать ее у дверей почты специально, как утверждала тетя Киббл, но Джульетта ходила на почту в разное время. Более того, мистер Албертсон, почтмейстер, заметил бы ничем не занятого человека и велел бы ему убираться восвояси.
Нет, дело тут не в деньгах! Жан-Жак заявил, что влюбился в нее с первого взгляда. И Джульетта ему поверила.
Причесываясь к обеду, она принялась разглядывать отражение своего бледного лица в зеркале. Жан-Жак нашептывал ей на ушко, что ее серые глаза напоминают ему своим блеском хорошо начищенное олово. Он заставил ее почувствовать себя хорошенькой. Во время их краткого брака на ее губах, припухших от бесчисленных поцелуев, постоянно сияла улыбка. Он умел рассмешить ее. И, поддразнивая, высмеивал добровольные ограничения, которые Джульетта сама на себя налагала, чтобы всегда выглядеть безупречной леди. Он быстро излечил ее от ложной скромности и комплексов в постели, заставив забыть, что когда-то эта скромность, а точнее, жеманство, казалась очень важной. В постели с ним она была кем угодно, только не леди. Джульетта прижала руки к пылающим щекам. Нет, не может быть, что его интересовали только деньги!
После обеда тетя Киббл вернулась к их утреннему разговору:
— Долго еще ты собираешься обманывать себя и окружающих, утверждая, что мистер Вилетт вернется? Год? Пять лет? Всю оставшуюся жизнь?
Джульетта, сложив руки на коленях, вертела обручальное кольцо на пальце.
— Может быть, его ударили по голове. Я где-то читала, как нечто подобное случилось с одним человеком и он потерял память, никого не узнавал, в том числе и героиню романа.
— В реальной жизни, Джульетта, амнезия встречается крайне редко. И я сильно сомневаюсь, что мистер Вилетт растратил твои деньги, не помня, откуда они взялись.
— Но такое могло произойти, — горячо настаивала Джульетта.
— Он — мошенник, и только этим объясняется его отсутствие и молчание. — Тетя Киббл выждала, пока Говард подаст кофе и покинет столовую, потом продолжила свою речь: — Выбор небогатый: возможно, мистер Вилетт умер, возможно, он бродит по стране в беспамятстве, но скорее всего бросил тебя и теперь обхаживает новую жертву. — Она положила кусок сахара себе в кофе. — И что ты по этому поводу скажешь?
— Не знаю, — прошептала Джульетта, ломая руки.
Тетя Киббл откинулась на спинку стула.
— Ты почти ничего не знаешь об этом человеке.
— Нет, знаю! Он француз во втором поколении, — Джульетту бросало в дрожь, когда Жан-Жак шептал ее имя, мягкий акцент придавал его голосу особое очарование. — Он одинок, у него нет родных. И он владелец импортно-экспортной компании.
Когда брови тети Киббл недоверчиво взметнулись вверх, Джульетта раздраженно отмахнулась от нее:
— Большая часть его состояния вложена в дело.
— Ты это проверяла?
Джульетта предпочла проигнорировать иронию тетки.
— Жан-Жак владеет двумя компаниями. Одна из них в Сан-Франциско, а вторая в Сиэтле. Он считал, что нам стоит поселиться в Орегоне, между этими двумя важными для него пунктами.
— А как ты отнеслась к его предложению? Ты же никогда не покидала родных мест, однако согласилась собрать вещи и отправиться в Орегон?
Конечно, известие о том, что ей предстоит оставить свой уютный мирок, испугало и встревожило Джульетту. И Жан-Жаку пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть ее сопротивление. Но он обладал даром убеждения.
— Дорогая, вокруг раскинулся прекрасный мир, которого ты никогда не видела. Ты никогда не гуляла по пляжу и не чувствовала песка, струящегося между пальцами твоих ног. Ты ни разу не почувствовала, как снежинка тает у тебя на губах. Ты никогда не окуналась в жизнь большого города и не ездила по нему в омнибусе. — Жан-Жак положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. — Я хочу, чтобы ты испытала все это.
Для начала он собирался построить для нее дом с видом на океан. Пришла пора расстаться с тетей Киббл. Каждой семье нужен собственный дом, новобрачные должны начинать жизнь самостоятельно. Ему трудно заниматься своим делом, живя в таком городишке, как Линда-Виста. Он терпеливо убеждал ее, и наконец Джульетта согласилась переехать на побережье океана в штат Орегон. Затем она отправилась в банк, Жан-Жак настаивал, чтобы получение им денег было оформлено как заем. Вскоре он уехал.
— Я еще раз напоминаю тебе, что он ничем не подтвердил свои россказни! Ты поверила на слово мистеру Вилетту, что он богатый бизнесмен и что все его состояние вложено в дело. А может, он все это придумал?
Что деньги? Что компании? Джульетта знала о нем куда более важные вещи. Она знала, что Жан-Жак наслаждался каждой минутой жизни. Он жил так, будто каждый день был последним. Джульетта никогда не встречала человека, который бы получал такое удовольствие от мелочей. Он восхищался бликами солнца, играющими в ее волосах, он видел поэзию в очертаниях ее уха. Он любил стихи и читал ей их перед сном на двух языках. Он высмеивал ее пристрастие к этикету, но Джульетту это не раздражало. В брачную ночь она обнаружила, что ее муж необычайно терпелив и нежен. В последующие недели Жан-Жак старался доставить в первую очередь удовольствие ей, пренебрегая собственным. Но самое важное заключалось в том, что он позволил ей почувствовать себя любимой, желанной и оберегаемой, хорошенькой, незаурядной и намного моложе своих двадцати девяти лет.
И только это действительно имело для нее значение. Его происхождение и деньги, его банковский счет не могли бы сделать того, что осуществил он сам, а именно: превратил Джульетту из старой девы в женщину.
— Я хочу, чтобы он вернулся.
— Этого никогда не произойдет, дорогая. И чем скорее ты поймешь это, тем быстрее сможешь снова наладить свою жизнь.
Но Джульетта не могла продолжать жить так, будто ее брака никогда не существовало. Она должна была что-то предпринять. Это бесконечное ожидание сводило ее с ума.
— Пора начать бракоразводный процесс, — заметила тетя Киббл, наливая себе вторую чашку кофе.
Джульетта глубоко вздохнула и выпрямилась:
— Уважающие себя люди не разводятся. — Помолчав, она осмелилась продолжить: — Я собираюсь разыскать Жан-Жака. Возможно, он писал мне, но письмо затерялось. А возможно, он лежит в больнице, тяжело раненный, и удивляется, что я не спешу к нему на помощь.
Углы губ тети Киббл опустились, и она молча уставилась на племянницу. Потом спросила:
— Ты хочешь сказать, что намереваешься разыскивать его в Орегоне?
Джульетта старалась не думать о необходимости менять привычный образ жизни. Она не стремилась к новизне.
— Я последую за своим мужем, и если это приведет меня в Орегон, то там я и закончу свое путешествие.
— Не могу согласиться с такой глупостью, — заявила тетя Киббл после непродолжительного молчания. — Если бы твоя мать была жива, она бы не одобрила подобного решения.
— При всем моем уважении, тетя, мне не требуется твое разрешение, чтобы отправиться на поиски собственного мужа.
— Но тебе нужна спутница, — решительно напомнила ей тетя Киббл, — а я слишком стара, чтобы трястись по проселочным дорогам и искать ветра в поле. Я не поеду с тобой, Джульетта.
— Этого следовало ожидать, однако я не могу оставаться здесь и ничего не делать. Если потребуется, я и одна разыщу Жан-Жака.
Все в ней протестовало против подобного решения, но у нее не оставалось выбора. Джульетта должна была узнать, что же случилось с Вилеттом.
Тетушка Киббл, задыхаясь, прижала руку ко рту.
— Ты совершаешь еще одну ужасную ошибку. Вместо того чтобы уважать законы общества, ты обрекаешь себя на новое несчастье!
Но Джульетта не могла больше выносить неизвестность. Конечно, уважающая себя женщина не должна гоняться за мужчиной, даже если он ее муж. Она подозревала, что, будь ее мать жива, она посоветовала бы Джульетте высоко держать голову и доживать свои дни, притворяясь, что муж вот-вот вернется.
В течение последних девяти месяцев Джульетта так и поступала, но продолжать так жить и дальше она не могла.
По случаю отъезда Джульетты тетя Киббл надела свое лучшее домашнее платье и напудрила нос. Джульетта дотронулась кончиками пальцев, затянутых в перчатки, до щеки тетушки Киббл, пока та хлопотала вокруг дорожного костюма племянницы, поправляла воротник, шляпу, снимала воображаемые пушинки и нитки с ее рукава.
— Спасибо, что приютила меня.
Тетя Киббл спасла ее от желтой лихорадки — страшной болезни, унесшей родителей Джульетты.
— Ты говоришь так, будто не собираешься возвращаться.
— Не знаю, почему я так сказала. — Руки Джульетты дрожали от волнения. Только бы ей отыскать Жан-Жака, уж она постарается убедить его вернуться вместе с ней и никогда больше не покидать Линда-Виста.
— Знаешь, почему я не еду с тобой? Это вопрос принципа. — Тетя Киббл глубоко вздохнула. — Это так не похоже на тебя. Почему бы не послать вместо себя на розыски своего поверенного?
Однако Джульетта не хотела посвящать постороннего человека в свои тайны. Неизвестно, что она может узнать о Жан-Жаке, в конце концов, у нее есть гордость. Правда, она отказывалась верить в то, что Жан-Жак ее бросил. Но на всякий случай предпочитала встретиться с ним лично. Без свидетелей.
Тетя Киббл поднесла к глазам платок.
— Еще не поздно передумать, — сказала она, бросая полный негодования взгляд на кучера.
— Я должна это сделать, — настаивала Джульетта.
— Но ты ведь даже не знаешь, куда ехать!
Джульетта уже изучила карты и планы и представляла, куда мог отправиться ее Жан-Жак. Он часто говорил ей об океане, поэтому она решила, что не поедет поездом, а станет держаться поближе к воде.
— Я буду очень скучать по тебе!
Это признание только рассердило и озадачило тетю Киббл.
Джульетта внимательно вглядывалась в ее лицо, запоминая сурово сжатые губы, надменно выпяченный подбородок, тонкие морщинки, копну темных, посеребренных сединой волос. Потом она прильнула к ней, сжала ее в яростном объятии, бормоча слова прощания, как если бы они и в самом деле видели Друг друга в последний раз.
Кучеру пришлось кашлянуть трижды, прежде чем Джульетта вытерла слезы и забралась в экипаж.
— Это мой долг, — крикнула она, выглядывая из окошка, — я должна найти его!
— О Джульетта!
Тетя Киббл стояла на нижней ступеньке крыльца, теребя в руках платок и качая головой. Племянница махала ей из окошка, пока экипаж не завернул за угол и дом не скрылся из виду, потом она откинулась на подушки и крепко зажмурилась. Отъезд и прощание с теткой совсем измучили ее, так же как и неотступные мысли о том, что ей предстоит. Мистер Ральф довезет ее до побережья, где она остановится на ночь. Утром она отправится в наемном экипаже вдоль побережья до Орегона.
Глава 2
Дилижанс Петерсона сегодня запаздывал, поэтому Клара успела сбегать наверх и осмотреть номера. В четвертом возле кровати она нашла дамскую шпильку, в шестом занавески висели криво, а в седьмом плющ в горшке погибал от засухи.
Это было то, чего она больше всего опасалась. Новые владельцы погубят ее гостиницу! Миссис Кэллисон никогда бы не оставила шпильку на полу, не забыла бы расправить занавески и полить плющ. Нет, при ней такое было бы невозможно! Но новые владельцы настаивали на том, чтобы Клара перестада вмешиваться в дела управления, и наняли новых служащих, которые и распоряжались здесь до прибытия новых владельцев. Те желали иметь в своем распоряжении людей, преданных им, а не Кларе или ее покойному отцу.
Нанять хороших работников было нелегко. Клара успела поговорить с пятью претендентками, прежде чем выбрала из этого сброда наилучшую кандидатуру — мисс Ривз. Если бы гостиница по-прежнему принадлежала ей, если бы мисс Ривз была ее служащей, Клара набросилась бы на девушку, сунула бы ей под нос неубранную шпильку, а потом рассчитала бы, не дав рекомендации. Но новые владельцы желали, чтобы гостиница была полностью обеспечена персоналом к их прибытию. И потому неряшливая мисс Ривз станет их, а не се головной болью. Хотя, возможно, они не станут обращать внимания на такие мелочи. Прикусив губу и стараясь заглушить в себе угрызения совести от того, что она решила продать гостиницу, Клара поспешила вниз, на кухню, чтобы убедиться, что обед поспеет к прибытию дилижанса. Гостиница могла предложить самые удобные постели на свете, но, если еда окажется невкусной или будет подана с опозданием, люди уже не станут возвращаться сюда. Вот и приходилось вкладывать средства, но это окупалось.
— Вон из моей кухни! — заорал герр Бош, увидев Клару, мечущуюся в ароматном пару.
— Гутен таг, — бодро приветствовала его Клара. Она зачерпнула ложкой душистую мясную похлебку из котла, томившуюся на маленьком огне, чтобы решить, не пора ли добавить в нее печеночные клецки. — Отлично, — выдохнула она с облегчением.
Новые владельцы все-таки не были полными идиотами. Они оставили герра Гуго Боша, двух его помощников и мальчишку-поваренка. К сегодняшнему ужину был приготовлен венский шницель с гарниром из жареного картофеля, а также гарнир из красной капусты, тушившейся на маленьком огне вместе с яблоками и тмином. Пекущиеся в духовке хлеб и струдель распространяли по кухне божественные запахи.
Герр Бош отнял у Клары ложку и зашикал на нее:
— Вон, вон, вон! Мне невыносима мысль о том, что завтра ты уедешь, — добавил он, понизив голос, потому что эти слова предназначались только для ее ушей. С отсутствующим видом он похлопал себя по карманам накрахмаленного белого халата. На памяти Клары это был первый случай, когда герр Бош покидал кухню в ответственный момент перед самым ужином. — Я ждал тебя, давай-ка пройдемся.
Они вышли через заднюю дверь, обогнули огород и остановились в тени развесистого клена, откуда открывался вид на дорогу и можно было заметить приближающийся дилижанс.
Герр Бош закурил сигару и бросил спичку.
— Ты делаешь ошибку, Клара.
— Что сделано, то сделано, — ответила она, пожимая плечами. — Знаю, что папа не одобрил бы этого, но сейчас самое время продать гостиницу. Рядом с нашим домом пройдет железная дорога, и если ты спросишь меня, что я думаю по этому поводу, то я скажу: скоро бесконные экипажи, то есть поезда, вытеснят дилижансы. Откуда тогда возьмутся постояльцы?
— Ты знаешь, что я не это имел в виду, — сказал Гуго, попыхивая сигарой, — я имел в виду его. Глупо бросать все и мчаться вслед за этим твоим мужем. Он обходится с тобой неблагородно. Ведь ни одного письма не прислал с той минуты, как уехал! Разве так мужчина должен обращаться с молодой женой?
— Я не писала ему, — ответила Клара непринужденно.
— Никогда я не пойму, почему ты выбрала его. Мы с тобой вместе могли бы сделать из этой гостиницы настоящее чудо, мы привлекли бы столько постояльцев, что нам не помешала бы и железная дорога, не говоря уж о дилижансах.
Бош, как и многие другие претенденты на ее руку, на самом деле хотел жениться на гостинице, а не на ней. Клара же была неким приложением к предмету его вожделения, рабочей лошадкой. Она закрыла глаза и приблизила к нему лицо:
— Какого цвета у меня глаза?
— Что?
— Мои глаза, какого они цвета?
— Они… может, черные?
Клара знала, что его рассердил ее вопрос и он хмурился, пока она не открыла глаза и снова не взглянула на него.
— Светло-карие.
Ее муж ответил бы правильно и без малейшего колебания, потому что он был единственным мужчиной, смотревшим на нее и видевшим в ней женщину, а не владелицу процветающего постоялого двора. Первые слова, которые произнес Жан-Жак, приблизившись к регистрационной стойке, были:
— Бог мой! Никогда не видел такой ослепительной кожи!
Никто и никогда не говорил ей ничего даже отдаленно напоминающего о том, что и она, Клара Клаус, сама по себе представляет какую-то ценность. Этот комплимент был столь неожиданным, удивительным и волнующим, что ее ничуть не задело, что он был произнесен с французским акцентом. Втайне Клара всегда мечтала познакомиться с французом. Ее родители-немцы настолько презирали французов, что все исходящее из Франции казалось ей таинственным, греховным, экзотическим, волнующе-запретным. И вдруг перед ней появился красивый француз, расточавший ей комплименты. Он смотрел на нее так, будто она была самым удивительным Божьим созданием, которое он когда-либо удостоился лицезреть.
— Продать гостиницу было его идеей?
Клара попыталась вспомнить, когда ей пришло в голову продать гостиницу. Сейчас она уже не помнила, кто первым высказал эту мысль — Жан-Жак или она сама. Зато она очень хорошо помнила их долгие разговоры о кипящем жизнью городе Сиэтле в штате Вашингтон. Столько желающих хлынуло в эти места на пути к золотоносным полям Аляски, что не хватало отелей и пансионов, чтобы дать им приют. Жан-Жак рассказывал ей, что люди спали на голых досках и на газонах, накрываясь газетами вместо одеял. И не потому, что у них не было денег, чтобы заплатить за приличный ночлег, а потому, что не было приличного ночлега для всех желающих.
— Решение продать гостиницу мы приняли вместе, но избавиться от нее сейчас я надумала сама.
Вероятно, Жан-Жак будет недоволен, что она поспешила с продажей, не дождавшись его письма и сообщения о том, что он купил что-то взамен. А они договорились именно об этом. Но купить подходящий дом и участок при нем было столь хлопотным делом, что ее охватило нетерпение. Клара скучала по нему так, что и не рассказать, и мечтала снова оказаться в его объятиях.
Гуго Бош казался смущенным и шокированным.
— Ты же теперь замужняя женщина. Ты не должна была принимать такого решения и тем более приводить его в исполнение, не поставив об этом в известность своего мужа! Даже если он только наполовину мужчина, ему следует вздуть тебя за непослушание.
Ага! Теперь Клара знала, чего стоило ждать от Гуго Боша, выйди она за него замуж. Следующие пятьдесят лет они провели бы, строя планы, как извести друг друга.
— Сиэтл — большой город. Ты знаешь, где остановился Вилетт?
— А?
Ну конечно, нет, но Клара не сомневалась, что найдет его. Их с Жан-Жаком притягивало друг к другу как магнитом. Их брак был счастливым, радостным, спаявшим двоих людей в единое целое дикой, безумной и страстной любовью. У нее не возникало ни малейшего сомнения в том, что они обязательно найдут друг друга. Как большинство рыжих, Клара легко заливалась краской. Когда герр Бош уставился на нее, подняв брови, она отвела глаза.
— Ну, вот и дилижанс.
— Клара, прошу тебя! Разведись с этим французом!
— Развестись?
Она считала себя современной женщиной, но не настолько, чтобы признавать развод. Одна мысль о разводе приводила ее в ужас.
— Я мог бы сделать тебя счастливой. Я бы кормил тебя тортами и струделем, и лапшой с паприкой, и жарким в кисло-сладком соусе. — Глаза Гуго засверкали, когда он принялся перечислять ее любимые блюда и десерты.
Клара вздохнула. Она была крупной женщиной, но, должно быть, еще далека от идеала герра Боша. И представила, какой бы стала, если бы Гуго удалось убедить ее. Она была широкоплечей, высокогрудой и широкобедрой. У нее были крупные руки, но там, где женщине полагается иметь изгибы, они у нее были. Ее фигура обладала всеми выпуклостями и вогнутостями, какие должна иметь женщина. Однако она не была толстой. Ее отец любил говорить, что Клара — типичная немецкая девушка, ширококостная пышнотелая красавица Но насколько ей было известно, никто, кроме отца, красавицей ее не считал до тех пор.
— Мне надо встретить дилижанс, — сказала она мягко, дотронувшись до руки Гуго. Она верила, что у него были самые лучшие намерения. И кто знает? Если бы Жан-Жак не взял ее штурмом… может быть, в конце концов Гуго Бош со своим превосходным струделем женился бы на ее гостинице. Возможно, она смогла бы убедить себя, что не так уж важно, что он не помнит, какого цвета у нее глаза, или согласилась бы с тем, что, по его мнению, все жены заслуживают, чтобы время от времени их хорошенько вздули.
Она так и оставила его под кленом и поспешила в дом, чтобы снять передник, разгладить складки юбки и пригладить выбившиеся пряди волос. Потом Клара изобразила на своем лице гостеприимную улыбку и вышла на главную веранду приветствовать гостей. Из дилижанса высадилась только одна женщина, и это лишний раз убедило Клару, что она выбрала самый удачный момент для продажи гостиницы. Во времена ее отца дилижанс прибывал дважды в день и оставлял каждый раз у порога не менее дюжины постояльцев.
Подавив вздох, она оглядывала стройную женщину, любовавшуюся открывающимся видом. Женщина показалась Кларе взволнованной. Ее гостья была одета в хорошо сшитый дорожный костюм. Под маленькой изящной шляпкой каждый волосок прически был на своем месте, ее перчатки были в безукоризненном состоянии, и она не суетилась, а держала себя достойно, как и подобает леди.
— Что, она одна? — спросила Клара Оле Петерсона после того, как тот выгрузил и отнес на веранду дорожные сумки пассажирки.
— Остальные едут дальше, — ответил Оле.
Клара кивнула и пожелала ему доброго пути, потом, поколебавшись, перешла лужайку и присоединилась к гостье.
— Красиво, не правда ли? — спросила она любезно, кивком указывая на океан.
— Удивительное зрелище, восхитительное, великолепное! У меня не хватает слов, чтобы выразить свой восторг. — Она перевела взгляд на Клару, потом снова на океан. — Здесь, в Орегоне, краски такие яркие. Мой муж обещал мне, что я полюблю море, но я и представить не могла, что оно такое огромное, такое могучее и завораживающее.
Так как Тихий океан всегда был на месте, за задним двором Клары, то она принимала его как должное. Приезжая заставила Клару взглянуть на знакомый пейзаж.
— Должно быть, это ваше первое путешествие на побережье?
Клара почувствовала, как стройная фигура женщины напряглась. Она сложила руки, обтянутые перчатками, и устремила хмурый взгляд прямо перед собой. Кларе случалось видеть таких и прежде. Надутые маленькие гордячки, принимавшие дружелюбие за попытку проникнуть в их тайны, покопаться в грязном белье, потому что глупые книги по этикету сообщали им, что ни одна достойная особа не станет обсуждать личные проблемы с незнакомцами и, естественно, ничего не расскажет о себе.
Это было то, чего она больше всего опасалась. Новые владельцы погубят ее гостиницу! Миссис Кэллисон никогда бы не оставила шпильку на полу, не забыла бы расправить занавески и полить плющ. Нет, при ней такое было бы невозможно! Но новые владельцы настаивали на том, чтобы Клара перестада вмешиваться в дела управления, и наняли новых служащих, которые и распоряжались здесь до прибытия новых владельцев. Те желали иметь в своем распоряжении людей, преданных им, а не Кларе или ее покойному отцу.
Нанять хороших работников было нелегко. Клара успела поговорить с пятью претендентками, прежде чем выбрала из этого сброда наилучшую кандидатуру — мисс Ривз. Если бы гостиница по-прежнему принадлежала ей, если бы мисс Ривз была ее служащей, Клара набросилась бы на девушку, сунула бы ей под нос неубранную шпильку, а потом рассчитала бы, не дав рекомендации. Но новые владельцы желали, чтобы гостиница была полностью обеспечена персоналом к их прибытию. И потому неряшливая мисс Ривз станет их, а не се головной болью. Хотя, возможно, они не станут обращать внимания на такие мелочи. Прикусив губу и стараясь заглушить в себе угрызения совести от того, что она решила продать гостиницу, Клара поспешила вниз, на кухню, чтобы убедиться, что обед поспеет к прибытию дилижанса. Гостиница могла предложить самые удобные постели на свете, но, если еда окажется невкусной или будет подана с опозданием, люди уже не станут возвращаться сюда. Вот и приходилось вкладывать средства, но это окупалось.
— Вон из моей кухни! — заорал герр Бош, увидев Клару, мечущуюся в ароматном пару.
— Гутен таг, — бодро приветствовала его Клара. Она зачерпнула ложкой душистую мясную похлебку из котла, томившуюся на маленьком огне, чтобы решить, не пора ли добавить в нее печеночные клецки. — Отлично, — выдохнула она с облегчением.
Новые владельцы все-таки не были полными идиотами. Они оставили герра Гуго Боша, двух его помощников и мальчишку-поваренка. К сегодняшнему ужину был приготовлен венский шницель с гарниром из жареного картофеля, а также гарнир из красной капусты, тушившейся на маленьком огне вместе с яблоками и тмином. Пекущиеся в духовке хлеб и струдель распространяли по кухне божественные запахи.
Герр Бош отнял у Клары ложку и зашикал на нее:
— Вон, вон, вон! Мне невыносима мысль о том, что завтра ты уедешь, — добавил он, понизив голос, потому что эти слова предназначались только для ее ушей. С отсутствующим видом он похлопал себя по карманам накрахмаленного белого халата. На памяти Клары это был первый случай, когда герр Бош покидал кухню в ответственный момент перед самым ужином. — Я ждал тебя, давай-ка пройдемся.
Они вышли через заднюю дверь, обогнули огород и остановились в тени развесистого клена, откуда открывался вид на дорогу и можно было заметить приближающийся дилижанс.
Герр Бош закурил сигару и бросил спичку.
— Ты делаешь ошибку, Клара.
— Что сделано, то сделано, — ответила она, пожимая плечами. — Знаю, что папа не одобрил бы этого, но сейчас самое время продать гостиницу. Рядом с нашим домом пройдет железная дорога, и если ты спросишь меня, что я думаю по этому поводу, то я скажу: скоро бесконные экипажи, то есть поезда, вытеснят дилижансы. Откуда тогда возьмутся постояльцы?
— Ты знаешь, что я не это имел в виду, — сказал Гуго, попыхивая сигарой, — я имел в виду его. Глупо бросать все и мчаться вслед за этим твоим мужем. Он обходится с тобой неблагородно. Ведь ни одного письма не прислал с той минуты, как уехал! Разве так мужчина должен обращаться с молодой женой?
— Я не писала ему, — ответила Клара непринужденно.
— Никогда я не пойму, почему ты выбрала его. Мы с тобой вместе могли бы сделать из этой гостиницы настоящее чудо, мы привлекли бы столько постояльцев, что нам не помешала бы и железная дорога, не говоря уж о дилижансах.
Бош, как и многие другие претенденты на ее руку, на самом деле хотел жениться на гостинице, а не на ней. Клара же была неким приложением к предмету его вожделения, рабочей лошадкой. Она закрыла глаза и приблизила к нему лицо:
— Какого цвета у меня глаза?
— Что?
— Мои глаза, какого они цвета?
— Они… может, черные?
Клара знала, что его рассердил ее вопрос и он хмурился, пока она не открыла глаза и снова не взглянула на него.
— Светло-карие.
Ее муж ответил бы правильно и без малейшего колебания, потому что он был единственным мужчиной, смотревшим на нее и видевшим в ней женщину, а не владелицу процветающего постоялого двора. Первые слова, которые произнес Жан-Жак, приблизившись к регистрационной стойке, были:
— Бог мой! Никогда не видел такой ослепительной кожи!
Никто и никогда не говорил ей ничего даже отдаленно напоминающего о том, что и она, Клара Клаус, сама по себе представляет какую-то ценность. Этот комплимент был столь неожиданным, удивительным и волнующим, что ее ничуть не задело, что он был произнесен с французским акцентом. Втайне Клара всегда мечтала познакомиться с французом. Ее родители-немцы настолько презирали французов, что все исходящее из Франции казалось ей таинственным, греховным, экзотическим, волнующе-запретным. И вдруг перед ней появился красивый француз, расточавший ей комплименты. Он смотрел на нее так, будто она была самым удивительным Божьим созданием, которое он когда-либо удостоился лицезреть.
— Продать гостиницу было его идеей?
Клара попыталась вспомнить, когда ей пришло в голову продать гостиницу. Сейчас она уже не помнила, кто первым высказал эту мысль — Жан-Жак или она сама. Зато она очень хорошо помнила их долгие разговоры о кипящем жизнью городе Сиэтле в штате Вашингтон. Столько желающих хлынуло в эти места на пути к золотоносным полям Аляски, что не хватало отелей и пансионов, чтобы дать им приют. Жан-Жак рассказывал ей, что люди спали на голых досках и на газонах, накрываясь газетами вместо одеял. И не потому, что у них не было денег, чтобы заплатить за приличный ночлег, а потому, что не было приличного ночлега для всех желающих.
— Решение продать гостиницу мы приняли вместе, но избавиться от нее сейчас я надумала сама.
Вероятно, Жан-Жак будет недоволен, что она поспешила с продажей, не дождавшись его письма и сообщения о том, что он купил что-то взамен. А они договорились именно об этом. Но купить подходящий дом и участок при нем было столь хлопотным делом, что ее охватило нетерпение. Клара скучала по нему так, что и не рассказать, и мечтала снова оказаться в его объятиях.
Гуго Бош казался смущенным и шокированным.
— Ты же теперь замужняя женщина. Ты не должна была принимать такого решения и тем более приводить его в исполнение, не поставив об этом в известность своего мужа! Даже если он только наполовину мужчина, ему следует вздуть тебя за непослушание.
Ага! Теперь Клара знала, чего стоило ждать от Гуго Боша, выйди она за него замуж. Следующие пятьдесят лет они провели бы, строя планы, как извести друг друга.
— Сиэтл — большой город. Ты знаешь, где остановился Вилетт?
— А?
Ну конечно, нет, но Клара не сомневалась, что найдет его. Их с Жан-Жаком притягивало друг к другу как магнитом. Их брак был счастливым, радостным, спаявшим двоих людей в единое целое дикой, безумной и страстной любовью. У нее не возникало ни малейшего сомнения в том, что они обязательно найдут друг друга. Как большинство рыжих, Клара легко заливалась краской. Когда герр Бош уставился на нее, подняв брови, она отвела глаза.
— Ну, вот и дилижанс.
— Клара, прошу тебя! Разведись с этим французом!
— Развестись?
Она считала себя современной женщиной, но не настолько, чтобы признавать развод. Одна мысль о разводе приводила ее в ужас.
— Я мог бы сделать тебя счастливой. Я бы кормил тебя тортами и струделем, и лапшой с паприкой, и жарким в кисло-сладком соусе. — Глаза Гуго засверкали, когда он принялся перечислять ее любимые блюда и десерты.
Клара вздохнула. Она была крупной женщиной, но, должно быть, еще далека от идеала герра Боша. И представила, какой бы стала, если бы Гуго удалось убедить ее. Она была широкоплечей, высокогрудой и широкобедрой. У нее были крупные руки, но там, где женщине полагается иметь изгибы, они у нее были. Ее фигура обладала всеми выпуклостями и вогнутостями, какие должна иметь женщина. Однако она не была толстой. Ее отец любил говорить, что Клара — типичная немецкая девушка, ширококостная пышнотелая красавица Но насколько ей было известно, никто, кроме отца, красавицей ее не считал до тех пор.
— Мне надо встретить дилижанс, — сказала она мягко, дотронувшись до руки Гуго. Она верила, что у него были самые лучшие намерения. И кто знает? Если бы Жан-Жак не взял ее штурмом… может быть, в конце концов Гуго Бош со своим превосходным струделем женился бы на ее гостинице. Возможно, она смогла бы убедить себя, что не так уж важно, что он не помнит, какого цвета у нее глаза, или согласилась бы с тем, что, по его мнению, все жены заслуживают, чтобы время от времени их хорошенько вздули.
Она так и оставила его под кленом и поспешила в дом, чтобы снять передник, разгладить складки юбки и пригладить выбившиеся пряди волос. Потом Клара изобразила на своем лице гостеприимную улыбку и вышла на главную веранду приветствовать гостей. Из дилижанса высадилась только одна женщина, и это лишний раз убедило Клару, что она выбрала самый удачный момент для продажи гостиницы. Во времена ее отца дилижанс прибывал дважды в день и оставлял каждый раз у порога не менее дюжины постояльцев.
Подавив вздох, она оглядывала стройную женщину, любовавшуюся открывающимся видом. Женщина показалась Кларе взволнованной. Ее гостья была одета в хорошо сшитый дорожный костюм. Под маленькой изящной шляпкой каждый волосок прически был на своем месте, ее перчатки были в безукоризненном состоянии, и она не суетилась, а держала себя достойно, как и подобает леди.
— Что, она одна? — спросила Клара Оле Петерсона после того, как тот выгрузил и отнес на веранду дорожные сумки пассажирки.
— Остальные едут дальше, — ответил Оле.
Клара кивнула и пожелала ему доброго пути, потом, поколебавшись, перешла лужайку и присоединилась к гостье.
— Красиво, не правда ли? — спросила она любезно, кивком указывая на океан.
— Удивительное зрелище, восхитительное, великолепное! У меня не хватает слов, чтобы выразить свой восторг. — Она перевела взгляд на Клару, потом снова на океан. — Здесь, в Орегоне, краски такие яркие. Мой муж обещал мне, что я полюблю море, но я и представить не могла, что оно такое огромное, такое могучее и завораживающее.
Так как Тихий океан всегда был на месте, за задним двором Клары, то она принимала его как должное. Приезжая заставила Клару взглянуть на знакомый пейзаж.
— Должно быть, это ваше первое путешествие на побережье?
Клара почувствовала, как стройная фигура женщины напряглась. Она сложила руки, обтянутые перчатками, и устремила хмурый взгляд прямо перед собой. Кларе случалось видеть таких и прежде. Надутые маленькие гордячки, принимавшие дружелюбие за попытку проникнуть в их тайны, покопаться в грязном белье, потому что глупые книги по этикету сообщали им, что ни одна достойная особа не станет обсуждать личные проблемы с незнакомцами и, естественно, ничего не расскажет о себе.