Осборн Мэгги. Его прекрасные жены

   От напоминания о предстоящем собрании на душе у Сьюзен стало совсем скверно. Сердце опустилось, а к горлу подступила тошнота. Удрученная и встревоженная, она опасалась, что не сомкнет глаз на этой неделе.
   — Миссис Уинтерс прямо ничего не сказала, но я почти уверена, что мое будущее зависит от того, будет ли школа открыта летом, — тоскливо проговорила Сьюзен.
   Лишь усилием воли она подавила желание попросить Грэшема, чтобы он помог ей подготовиться к выступлению. Другим мужчинам, возможно, польстила бы подобная просьба, но Грэшем Харт счел бы это признаком слабости. Его восхищали женщины, умеющие полагаться только на себя.
   Он удивился бы, узнав, как часто Сьюзен вспоминала его слова о том, что она храбрая. Эти слова поддерживали ее, вселяли в Сьюзен мужество. Она дорожила мнением Грэшема Харта, более того, его вера в нее действительно придавала ей силы.
   Однако Сьюзен сомневалась, что реакция членов городского совета будет положительной. Более того, в глубине души знала, что не сможет убедить совет не закрывать школу на лето.
   Грэшем потрогал кармашек для часов, кашлянул и украдкой взглянул на нее.
   — Вы сегодня прекрасно выглядите. Особенно мне нравится ваша шляпка. Кстати, у вас щеки порозовели от солнца, — добавил он.
   Внезапно настроение Сьюзен улучшилось. Она посмотрела на него с радостным удивлением.
   — Грэшем Харт! Уж не ухаживаете ли вы за мной?
   От этого вопроса, невольно слетевшего с ее губ, оба побагровели, как перезрелые сливы. Руки Сьюзен в панике взметнулись ко рту, словно она готова была отдать полжизни, только бы вернуть назад свои слова.
   — Я просто отметил очевидный факт, — недовольно возразил Грэшем. — Сделал вам комплимент, как положено джентльмену в подобной ситуации. — Помолчав, он снова заговорил: — По-моему, мы постепенно становимся друзьями, и я ценю эту дружбу. Мне доставляет удовольствие общение с вами, и я восхищаюсь некоторыми вашими качествами. Надеюсь, я могу изредка сделать вам комплимент, не опасаясь, что вы меня неправильно поймете.
   Румянец горел на ее щеках.
   — Простите, что ошибочно истолковала ваши слова, — натянуто проговорила Сьюзен, благодаря Бога за то, что Нэйт спит и не видит ее разочарования.
   Надув щеки и шумно выдохнув пару раз, Грэшем пошевелил вожжами.
   — Я хотел бы услышать ваше мнение по поводу резюме, которое подготовил к диспуту по законотворчеству. Позволите рассказать вам об этом?
   — Прошу вас, — неуверенно вымолвила Сьюзен, но не услышала ни единого слова из его пространных объяснений.
   Почему она не может смириться раз и навсегда с тем, что Грэшем Харт не отвечает на ее привязанность и не бросается на помощь по первому зову? Как, впрочем, и никто другой. Ей и Нэйту придется прокладывать собственный путь, не полагаясь на то, что найдется мужчина, который направит и обеспечит их. Почему бы не принять это как должное?
   — Мы уже на моей земле, — сообщил Грэшем минут через тридцать и повернул фургон на изрезанную колеями дорогу. Пологие холмы окружали солнечную долину, круто взмывая вверх вдалеке. Высоко над ними поднимались величественные пики, все еще покрытые белыми шапками снега. Грэшема распирало от гордости, но голос его прозвучал так робко, будто он испытывал неуверенность.
   — Вам нравится?
   — О, мистер Харт, как здесь красиво! — Восторженно вздохнув, Сьюзен сцепила руки. Пораженная, она созерцала открывшуюся перед ней великолепную и величественную картину.
   Бурный поток несся с высоких гор вдоль левой стороны долины, извиваясь и сверкая на солнце бриллиантовыми брызгами. Сосны, ели и осины спускались к сочным лугам, поросшим дикими цветами. Лоси, пасшиеся в отдалении, подняли головы и через минуту скрылись в чаще деревьев.
   Грэшем натянул вожжи, и повозка остановилась.
   — Уже приехали? — Нэйт сел и протер глаза кулачками.
   Грэшем рассмеялся и помог Сьюзен и мальчику выбраться из фургона.
   — А вот и мой дом, уж какой есть.
   Он повел их к осиновой рощице, где виднелся фундамент дома, и показал, где будут располагаться печи, спальни, кухня и кладовая.
   — Отсюда прекрасный вид, — мечтательно проговорила Сьюзен, стоя перед будущими окнами фасада. При взгляде на заснеженные горные вершины и пышные луга у их подножия на душе у нее стало так легко, словно она вернулась домой.
   Наклонив зонтик и спрятав за ним лицо, Сьюзен вздохнула.
   — Ваш дом будет больше, чем я предполагала.
   Грэшем пошарил в кармашке для часов и посмотрел на камни, очерчивающие контуры стен.
   — Надеюсь, когда-нибудь у меня будет большая семья.
   Сьюзен поникла. Ей хотелось бы, чтобы Грэшем думал о ней, говоря о доме и семье. Она мечтала, чтобы в его будущем нашлось место для нее и Нэйта.
   Неловкое молчание прервал Нэйт. Он подбежал к Грэшему, размахивая удочками.
   — А где рыба?
   Грэшем рассмеялся и последовал за ним на берег ручья. Сьюзен, взяв корзинку с едой, присоединилась к ним.
   Расстелив одеяло на густой траве, она воткнула в землю зонтик и устроилась в его тени. Впервые за последние недели напряжение покинуло ее. Книга и сумка со швейными принадлежностями, предусмотрительно захваченные из дома, лежали на одеяле. Сьюзен даже не прикоснулась к ним.
   Вместо того чтобы читать или заняться делом, Сьюзен смотрела, как Грэшем учит Нэйта забрасывать удочку и вытаскивать ее из воды, как они оживленно беседуют о том, что интересно только мужчинам. Они говорили о ружьях и войнах с индейцами, о фургонах и поездах, об охоте и рыбалке, о школе и животных.
   — Так когда ты надеешься получить своего щенка? — спросил Грэшем, закинув удочку в воду. Он сбросил пиджак и жилет, закатал рукава и подвернул брюки. Сьюзен завороженно смотрела на его широкую сильную спину.
   — Мой день рождения будет… — Нэйт неуверенно оглянулся. Он уже потерял свою шляпу, и солнце бросало золотистые отблески на его взлохмаченные кудри.
   — В августе, — с улыбкой подсказала Сьюзен. Ее сердце пело. Она с удивлением и восторгом смотрела на мужчину и мальчика, самозабвенно занимавшихся рыбной ловлей на берегу ручья.
   — А август скоро наступит? — взволнованно обратился Нэйт к Грэшему.
   — По-моему, да. Расскажи мне подробнее о щенке, которого тебе подарят. Какой он и как ты собираешься его назвать?
   Тяжкий вздох вырвался из груди Сьюзен, и она уронила голову. До боли в сердце она желала быть такой женщиной, какая нужна Грэшему Харту.
   Как было бы замечательно провести с ним всю оставшуюся жизнь, жить на его земле, в доме, заполненном озорными мальчишками и веселыми девчушками, видеть улыбку в теплом взгляде мужа за семейным ужином! Как, должно быть, прекрасно, когда тебя любит такой человек, как Грэшем Харт!
   Слезы сверкнули на ее ресницах, и она подняла лицо к ласковому солнцу.
   Сьюзен следовало бы думать о предстоящем выступлении, а не о широких плечах, улыбающихся глазах, твердой линии рта и изящных руках. Грэшем Харт являлся ей даже по ночам, в удивительных, романтических сновидениях. И она пробуждалась, разгоряченная и охваченная трепетом. Некогда Сьюзен уже совершила роковую ошибку, полюбив человека, за которого надеялась выйти замуж, но так и не вышла.
 
   Сьюзен нервно ходила по крыльцу отеля миссис Алдер, с нарастающим смятением наблюдая, как люди заполняют городской холл, расположенный неподалеку. Предстоящее выступление перед городским советом уже само по себе приводило Сьюзен в состояние оцепенения, но при мысли, что слушать ее будет большая аудитория, ей становилось дурно.
   — Я не смогу, — прошептала она, заламывая руки.
   — Рада бы приободрить вас, но… — Выйдя на крыльцо, миссис Алдер расправила шаль с бахромой на плечах Сьюзен и тревожно вгляделась в ее побледневшее лицо. — Все же я хотела бы послушать вас. — Она сочувственно улыбнулась. — С вами все в порядке? Вы едва держитесь на ногах.
   — Мне проще съесть паука, чем войти в городской холл!
   Заприметив Грэшема Харта, направлявшегося к ней по Мейн-стрит, Сьюзен закрыла глаза и с облегчением вздохнула. Никому в жизни она еще так не радовалась. Интуиция подсказывала Сьюзен, что Грэшем на ее стороне. По крайней мере там будет хоть одно благосклонное к ней лицо.
   — Добрый вечер, дамы. — Приподняв шляпу, он протянул Сьюзен букетик полевых цветов. — На счастье.
   — Спасибо, — промолвила она, когда миссис Алдер приколола букетик на лацкан ее жакета. По случаю сегодняшнего ответственного события Сьюзен надела деловой костюм из серого льна — самое подходящее, что нашлось в ее гардеробе. Волосы, прикрытые сейчас плоской соломенной шляпкой, она перетянула светло-серой лентой. Серые ботинки были куплены Накануне отъезда из Вашингтона.
   — Готовы? — спросил Грэшем, предлагая руки дамам.
   Сьюзен бросила взволнованный взгляд на двери отеля и прикусила губу.
   — Может, мне следует…
   — Хетти прекрасно справится с Нэйтом, — возразила миссис Алдер, взяв Грэшема под руку.
   Сьюзен, приняв предложенную Грэшемом руку, нерешительно шагнула вперед. Пока они медленно шли по Мейн-стрит к ярко освещенным окнам городского холла, ей казалось, что она идет на собственную казнь.
   — Вы приготовили речь? — спросил Грэшем, прижимая ее руку к своей груди.
   — Да. — Свернутый листок она засунула за перчатку, чтобы случайно не потерять. Сьюзен перечитала речь десятки раз, но сомневалась в успехе своего выступления. Теперь она понимала: речь слишком коротка, чтобы привлечь внимание, и смиренна по духу. Страх поражения угадывался в каждом слове.
   Когда они добрались до холла, Сьюзен едва передвигала ноги. Из зала доносился шум голосов, напоминавший растревоженное осиное гнездо. Сердце Сьюзен колотилось так громко, что она ничего не слышала.
   — Удачи вам, — пожелала ей миссис Алдер, направившись к двери. Голос ее звучал бодро, но слова были просто обычной любезностью. Миссис Алдер хотела, чтобы Хетти помогала летом по дому, а не посещала школу.
   — Я едва дышу, — призналась Сьюзен, прижав руку к груди. Ей явно не стоило так затягиваться. — Кажется, мне сейчас станет дурно.
   Грэшем огляделся. Убедившись, что никто за ними не наблюдает, он взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.
   — Секрет публичных выступлений состоит в том, чтобы говорить от души. Если вы действительно считаете, что школа должна работать летом, заставьте поверить в это других. Говорите искренне, миссис Стоун, не по бумажке. Пусть они проникнутся вашей убежденностью!
   Сьюзен замерла, почувствовав на щеке его пальцы. Он стоял так близко, что она ощущала тепло его дыхания на своем лице. От этой неожиданной близости сердце Сьюзен забилось еще неистовее.
   Ей неудержимо захотелось броситься в объятия этого сильного человека. Слабая и нерешительная, она жаждала, чтобы Грэшем унес ее отсюда и спас от неминуемого позора.
   Опустив руку, он улыбнулся Сьюзен. В его теплом взгляде она видела спокойную, непонятно на чем основанную веру в нее. Грэшем делал вид, что не замечает кругов у нее под глазами и посеревшего лица.
   — Вы прелестно выглядите, речь готова, и вам известно, что правда на вашей стороне. Осталось только поверить в себя, — посоветовал он.
   — Никогда еще мне не было так трудно. Услышав смех Грэшема, Сьюзен нахмурилась и удивленно уставилась на него.
   — Миссис Стоун, вы утверждаете это каждый раз, когда собираетесь что-то сделать. — Выражение его лица стало серьезным. — Но в этом и состоит жизнь, не правда ли? В преодолении одной трудности за другой.
   Она сделала шаг назад.
   — Мне не нужны советы, как закалять характер. По крайней мере сейчас!
   Грэшем снова рассмеялся и повернул Сьюзен к двери городского холла.
   — Ну-ну, не сердитесь. Я лишь хотел напомнить вам о тех трудностях, которые вы уже преодолели. У вас все получится сегодня.
   Сьюзен судорожно сцепила перед собой руки.
   — Не говорите так, — тихо попросила она. — Я не хочу, чтобы вы разочаровались во мне.
   — Это важно? — спросил он, удивленно выгнув бровь.
   — Да. — Сьюзен подняла голову.
   Грэшем смотрел на нее с напряженным выражением, значения которого она не поняла. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент из дверей выглянула миссис Алдер.
   — Вас ждут, миссис Стоун.
   Волнуясь, Сьюзен расправила юбки, пригладила волосы и осторожно извлекла свою речь из перчатки. Обмирающая от страха Сьюзен заставила себя сделать шаг вперед.
   — Вы победите, — сказал ей вслед Грэшем.
   Помедлив минуту, она вошла в зал. Теперь все зависело только от нее.

Глава 14

   Округ Галливер, Канзас
   Любить мужчину было чем-то новым и не во всем приятным. Любовь меняет человека.
   Отчасти любовь дала Рози силы, сделав ее жизнь осмысленной и основательной. Дни стали заполненными и спокойными, будто она нашла ответы на многие свои вопросы, хотя и не подозревала об этом. Более всего Рози поражало, что она испытывает радость, находясь с Боуи в одной комнате или просто глядя на него. Звук его голоса умиротворял и успокаивал ее, а от его улыбки Рози охватывал трепет восторга.
   С другой стороны, ее раздражало то, что она стала слабой как никогда, мягкосердечной и ранимой. Устоявшийся образ Рози трещал по всем швам. По особым случаям она накручивала волосы, и у нее вошло в привычку щеголять по субботам в новых юбках и корсажах, которые сшила неутомимая Лодиша. Теперь Рози регулярно мылась, не забывая добавлять в воду розового масла. Время от времени она даже надевала корсет.
   Проблема состояла в том, что мужчина, ради которого Рози старалась, с удовольствием отмечал происходившие с ней изменения, делал комплименты… но больше не пытался заняться с Рози любовью.
   Она прервала работу и, выпрямив ноющую спину, вытерла пот, заливавший глаза. Опираясь на лопату, она устремила взгляд поверх рядов пшеницы — туда, где виднелась обнаженная спина Боуи. Пот стекал по нему ручьями, оставляя мокрые пятна на рабочих штанах. Глядя на гладкие мышцы, играющие под загорелой кожей, Рози чувствовала, как тает изнутри, превращаясь в теплый мед.
   Вздохнув, она промокнула шею и взглянула на раскаленное добела небо. Июльское солнце полыхало как огромная печь. Земля трескалась. Волны горячего воздуха колыхались над полями.
   Отлепив от тела мокрую рубаху, Рози взялась за мотыгу, хотя на ладонях вздулись волдыри. Борьба с чертополохом и сорняками на семи акрах земли была жестокой и бесконечной, но иного выхода не оставалось. Мучительнее всего было видеть, что сорняки пышно разрастаются там, где ростки пшеницы никнут и погибают от беспощадной, иссушающей жары.
   Нахмурившись, Рози смотрела на хилые стебли и недоумевала, почему Боуи больше не хочет ее. Она так упорно размышляла об этом и так тревожилась, что последние силы покидали ее.
   Произошло еще одно изменение. В ту волшебную ночь представления Рози о близости с мужчиной совершенно преобразились. Памятуя о своем прошлом, Рози считала чудом то, что ночь, проведенная с Боуи в амбаре, стала самым замечательным событием в ее жизни, даже более приятным, чем роль первой красавицы на балу.
   Несмотря на стыд и смущение, она жаждала повторить этот опыт. Рози заподозрила, что близость с мужчиной прекрасна всегда, и это интриговало ее и потрясало воображение. Но на беду, у Рози не хватало духа сказать Боуи, что она хотела бы заняться этим еще разок, а он не спешил проявлять инициативу.
   Самым скверным, что сопутствовало любви, была полная беспомощность. Она мечтала, чтобы Боуи снова занялся с ней любовью, но не знала, как его к этому побудить.
   Рози открыла флягу, висевшую на шее, и сделала глоток. Тепловатая вода не умерила жара солнца, обжигавшего кожу, и не облегчила изнурительного труда по прополке полей. Сквозь гул в голове Рози вообразила, как злорадно смеется Фрэнк Блевинз, видя ее пшеницу, погибающую от засухи.
   Согнувшись, Рози набросилась на жесткую поросль дикой горчицы. Ожесточенно размахивая мотыгой, она с каждой минутой чувствовала себя все более раздраженной и беспомощной.
   Какая несправедливость! Боуи, преодолев страх и отвращение Рози, показал, насколько восхитительна и волнующа близость, а теперь отвернулся от нее и держит на расстоянии вот уже несколько недель. Мог хотя бы сказать, что между ними произошло нечто действительно замечательное.
   Зачем все эти быстрые прикосновения, случайные объятия, комплименты, слова о том, какая она чистая и нарядная, если Боуи не намерен перейти к делу? Рози ждала этого напряженно и лихорадочно. Мысль о близости стала для нее такой же навязчивой идеей, как и о дожде.
   К тому времени, когда прозвучал гонг, возвещая о том, что Лодиша подает ужин на стол через час, Рози была озлоблена и раздражена, как голодная кошка. Отшвырнув мотыгу, она последовала за Джоном Хоукинзом к прибрежным тополям.
   Догнав ее, Боуи вытер шею и посмотрел на небо:
   — Если и дальше не будет дождя, урожай пропал.
   — Думаешь, я этого не знаю? — Рози нагнулась и скинула ботинки, собираясь войти в ручей. Окунувшись, она прислонилась спиной к каменной стенке запруды. Чистый поток омывал опаленные солнцем руки и босые ноги, избавляя от пота и обжигающей боли в мышцах.
   — Иногда мне жаль, что я отказался от жизни индейца, — со стоном признался Джон Хоукинз, тяжело опускаясь в воду рядом с Рози. Боуи погрузился с другой стороны. — Я предпочел бы быть охотником, а не фермером. Фермерство ломает хребет и выжигает душу.
   Упираясь спиной в каменистый берег, Боуи обмахивал лицо шляпой и смотрел на первые звезды в сумеречном небе.
   — Ни облачка.
   — Ночью будет дождь, — устало обронил Джон Хоукинз.
   — Дай Бог, чтобы ты был прав, но я в этом здорово сомневаюсь. — Рози окунула в воду волосы, почувствовала упоительную прохладу и через силу сказала вслух то, о чем думали все: — Боюсь, в этом году урожая нам не собрать. — Подобная перспектива убивала ее.
   Фрэнк Блевинз, гореть в огне его черной душе, опять победит. Грудь ее сдавило, руки сжались в кулаки. Паническая мысль об очередном потерянном урожае внушила Рози желание утопиться.
   Джон Хоукинз со стоном выбрался из воды, устало махнул рукой и побрел к амбару переодеться в сухое.
   Боуи пошевелился и коснулся в воде бедра Рози своим. Она подпрыгнула так, словно он поддел ее вилами.
   — Ладно, — вздохнул Боуи. — Давай поговорим. Ты уже несколько недель нервничаешь. Это из-за урожая?
   — Конечно, меня до смерти волнует урожай. Но не это стоит у меня поперек горла. — Рози не сводила глаз с темнеющего небосвода.
   — Хотя многие женщины думают, что мужчины умеют читать мысли, это не так. Если тебе есть что сказать — говори.
   Рози молчала так долго, что Боуи начал подниматься и поглядывать в сторону дома.
   — Дело в траханье, — выпалила она.
   Заметив, как вспыхнули ее смуглые щеки, Боуи снова погрузился в воду.
   — Так что там насчет траханья? — спросил он, не глядя на нее. На его скулах заиграли желваки.
   Несколько минут Рози подыскивала слова и набиралась решимости. Она тоже избегала его взгляда.
   — Я ничего не понимаю, — проговорила она. Лицо ее горело от стыда. — Я думала, ты понял, что мне понравилось, как у нас все получилось. Совсем не так, как раньше. Ты не сделал мне больно, и после этого я не чувствовала себя грязной. Мне было… так хорошо! Это было чудесно. — Боже! Она и не подозревала, что способна говорить о чем-то подобном. Проклиная себя за то, что затеяла этот разговор, Рози ринулась вперед очертя голову: — Так что если ты все еще считаешь, будто я боюсь, возражаю или что-нибудь еще в этом роде… Ну так знай, я не против.
   — Я рад, Рози.
   — Вот, решила тебе сказать. На случай, если, по твоему мнению, ничего не изменилось. — Украдкой взглянув на него, Рози с удивлением заметила, что он нахмурился и печален. Может, она плохо объяснила? — Раньше я говорила, что скорее перережу себе глотку, чем позволю себя трахнуть. Ну так вот, это не так. По крайней мере мне так кажется, хотя для полной уверенности не хватает опыта.
   Боуи снял шляпу и взъерошил волосы. Рози видела, что ему неловко, но не винила его. Кое-какие вещи непросто обсуждать. У нее самой пылали щеки. Наклонившись вперед, она уставилась на большие пальцы ног, которые торчали из воды. Поскольку Боуи молчал, Рози поняла, что он решил оставить все как есть. Проклятие!
   Она еще ниже склонила голову.
   — Я пытаюсь объяснить, что хочу заняться с тобой любовью. — Сказать такое мужчине было так унизительно, что ей хотелось умереть.
   — Мне очень жаль, Рози, — отозвался Боуи, — но мы больше не можем заниматься любовью.
   Внутри у нее все замерло, словно превратилось в камень. Причина казалась очевидной, но она должна была спросить. Ее голос прозвучал пронзительно и как будто издалека:
   — Тебе не понравилось, да? Ты больше не хочешь меня?
   Протянув руку, Боуи вцепился в ее подбородок и поднял ее лицо. Глаза его сверкали.
   — Я хочу тебя каждую проклятую минуту. Я не сплю, вспоминая, как ты двигалась и лежала подо мной. Я никогда не забуду ту ночь, Рози. — Его голос звучал глухо и напряженно. Он посмотрел ей в глаза. — Сколько бы ни прожил на свете.
   Рози перевела дух, и сердце ее воспарило от этого признания.
   — Почему же тогда мы не можем снова заняться этим?
   Боуи потер ладонью подбородок.
   — На то есть причины.
   — Какие? — Иногда он вот так замирал, словно обращая свой взор внутрь и глядя на что-то неведомое Рози. В такие моменты Боуи казался ей таким же чужим, как в тот день, когда она впервые увидела его. — Ответь, Боуи, я должна знать.
   — Я не могу сказать тебе всего.
   — Скажи что можешь.
   Он посмотрел на нее.
   — В ту ночь, в амбаре… ты была трезвой. Извини, но пьяная женщина не вызывает и тени желания.
   — Я почти не пью с тех пор! И трезвая сейчас.
   — Это правда, ты не валяешься теперь пьяная, и я рад этому. Но не проходит дня, чтобы ты не пропустила несколько стаканчиков.
   — Совсем маленьких!
   — Может, ты и не пьяная, но трезвой тебя тоже не назовешь.
   — Подожди. — Рози нахмурилась. — Ты хочешь сказать, что не можешь трахнуть женщину, от которой разит виски? Это что, ультиматум? — Не получив ответа, она села и уставилась на него.
   — Я не прошу тебя бросить пить. У меня нет на это права.
   — Как бы не так! Ты совершенно определенно заявляешь, что либо выпивка, либо траханье, но не то и другое вместе!
   — Ты предпочитаешь напиваться до бесчувствия, и я не собираюсь лишать тебя права выбора. — Боуи встал и зашлепал по воде к берегу.
   — Да я ни разу не отключалась вот уже больше месяца! — возмущенно закричала Рози. — Когда в последний раз ты был в городе и выкупал меня из тюрьмы?
   Выйдя из воды, Боуи нагнулся за ботинками, затем посмотрел на нее.
   — Если ты хочешь допиться до смерти, прекрасно. Это твой выбор. Если я хочу заниматься любовью с женщиной, которая будет помнить об этом утром, — это мой выбор.
   Кипя от негодования, Рози проводила его взглядом до кухонной двери, потом откинулась головой на камни и уставилась на звезды.
   Любить мужчину чертовски трудно, впрочем, еще тяжелее с ним жить. Любовь связывает женщину по рукам и ногам и толкает на несвойственные ей поступки. Любовь размывает ее принципы и делает беззащитной перед любой дурацкой прихотью мужчины.
   Муж или виски! Что за дьявольский и чертовски несправедливый выбор! Мысль о том, что ей никогда больше не придется лежать в объятиях Боуи, разрывала душу Рози ничуть не меньше, чем сознание необходимости навсегда отказаться от того единственного, что приносило облегчение и покой.
   На виски всегда можно положиться. Бутылка виски уносила Рози в неведомые дали, туда, где не было памяти, боли и тревоги. Она совершенно точно знала, что может спиртное, а что нет.
   . Но довериться мужчине? Поверить в призрак счастья? Это значило ступить на неизведанную территорию, почти как броситься в пропасть.
   По ее мнению, Боуи не имел никакого права выдвигать подобное требование. Рози встала и стряхнула воду с волос. Она подружилась с бутылкой намного раньше, чем встретила Боуи Стоуна.
   — Пропади ты пропадом! — Ее глаза сверкнули от ярости, но она точно не знала, клянет Боуи за ультиматум или за то, что он занимался с ней любовью.
   На пути домой Рози по обыкновению остановилась возле могилы Блевинза и пнула ногой гранитный памятник. Если бы ей удалось отомстить ублюдку при жизни, тогда, возможно, не пришлось бы утешаться бутылкой виски. Тогда, возможно, она не была бы отравлена страхом и безумной идеей превзойти его.
   — Я тебя больше не боюсь! — прошипела Рози сквозь зубы, почти веря в это, и плюнула на надгробный камень. — Ты провалился как фермер, провалился как муж, провалился как отчим! Ты был гнилой, подлый, насквозь трухлявый. Я не такая никчемная, как ты утверждал, и не уродливая. Есть мужчина, который желает меня!
   Однако муж не желал ее такой, какой она была. Он требовал, чтобы Рози изменилась, и самым коренным образом. Боуи хотел, чтобы она отказалась от единственного укрытия, за которым ей удавалось спрятаться от жестокости мира. Ему недостаточно, чтобы Рози пила меньше. Нет, он настаивал, чтобы она бросила пить вообще.
   Эта мысль испугала ее до полусмерти.
 
   Ее разбудил гром. Подскочив в постели, Рози заморгала и вздрогнула, когда вспышка молнии озарила комнату мерцающим светом и угасла. Послышались новые раскаты грома. Легкий стук по крыше сменился барабанной дробью проливного дождя.