Страница:
Герцог вновь улыбнулся.
– Откровенно говоря, я не припоминаю, чтобы хоть одна леди при мне упомянула эту часть тела, но полагаю, что вполне можно сказать «грудь».
Блу кивнула.
– О, огромное спасибо. Может быть, вы просветите меня и в том, как надлежит леди почесывать свои интимные места?
Месье и Моутон подошли ближе, чтобы услышать ответ. Чувствовалось, что вопрос занимает их не на шутку.
– Смотрите, что происходит, – принялась объяснять Блу, для наглядности сопровождая свои слова жестами. – Стоит протянуть руку к интимному месту и начать чесаться, как вся юбка, точно колокол, откидывается назад. – Блу весьма изящно справилась со своей задачей, объяснив Герцогу суть проблемы. Даже Месье раздулся от гордости за свою воспитанницу. – Кроме того, до нужного места так просто не доберешься, ведь на пути столько всего… И как же поступить, чтобы почесаться всласть и почувствовать наконец облегчение?
Герцог сделал вид, что задумался.
– И часто у вас возникает подобная проблема? – спросил он наконец.
Блу пожала плечами. По правде сказать, с тех пор как она начала мыться каждую субботу, она перестала чувствовать зуд. Месье утверждал, что между этими явлениями существует очевидная связь, но девушка не разделяла его уверенности.
– Нет, не часто, – ответила она. – В последнее время не часто. Но ведь проблема может возникнуть в любой момент. А если такое случится, должна же я знать, как правильно почесаться.
Месье и Моутон почтительно поглядывали на Герцога и ждали его веского слова. Томас строго взглянул на них и решительно заявил:
– Благородные леди и джентльмены никогда не чешутся на людях.
Блу искренне удивилась:
– Совсем никогда? Даже если их интимные места горят и зудят, будто их поджаривают на костре?
– Никогда.
– Даже если чешется так, что можно с ума сойти?
– Даже в этом случае.
– Что, и подмышки нельзя чесать?
– И подмышки.
– И в голове?
– В кругу близких друзей или родственников можно себе позволить почесать голову под париком или в высокой прическе специальной палочкой. Но на публике – никогда.
– А как же быть, если, скажем, у парня завелись блохи и пируют вовсю? Что, и тогда нельзя почесаться?
– Нет. Человек благородного происхождения может почесаться только тогда, когда его никто не видит. – Томас улыбнулся и добавил: – К тому же у людей из высшего общества не бывает блох.
Блу недоверчиво покачала головой. Месье и Моутон переглянулись и пожали плечами.
– Черт меня побери, далее не верится, – пробормотала Блу. Когда Герцог учтиво предложил ей руку, чтобы продолжить прогулку, Блу неожиданно спросила: – А это правда, что вы – самый настоящий герцог?
– Разве это имеет какое-то значение?
Они остановились у леера. Перед ними простиралась освещенная луной водная гладь, серебристая, как глаза Герцога. Месье и Моутон стояли чуть поодаль, рядом с мачтой.
– Еще какое, черт побери, если вы беретесь учить нас хорошим манерам. – Отвернувшись от фальшборта, Блу бросила на Герцога лукавый взгляд и улыбнулась. – Хотя Месье и довелось однажды увидеть короля…
– Да, кажется, он упоминал об этом вчера за ужином.
– И он был важным лицом при маркизе де Лавобере. Правда, с тех пор прошло много лет. – Понизив голос, чтобы маленький француз не смог ее услышать, Блу продолжала: – Вообще-то я сомневаюсь, что Месье приходилось часто видеть короля или маркиза, хотя утверждать не берусь. Во всяком случае, в некоторых вещах он совершенно не разбирается, его взгляды безнадежно устарели. Взять, например, эту историю с почесыванием. Если вы ив самом деле герцог, вы могли бы мне помочь.
В лунном свете лицо Томаса было таким пугающе прекрасным, что Блу поспешно отвела глаза.
– Уверен, ваша мать примет вас такой, какая вы есть.
А вот Блу совсем не была в этом уверена. Пристально взглянув на Герцога, она спросила:
– Вы не верите, что моя мать – настоящая леди, разве не так?
– Не сомневаюсь, что вы сами в это верите. Но я не думаю, что представления Бо Билли о том, что такое истинная леди, соответствуют моим.
– Поверьте, моя мать и в самом деле леди. Даже Месье это подтвердит. Он несколько раз приезжал в Лондон, чтобы незаметно понаблюдать за ней. Но она ужасно трусливая и лицемерная. Моутон ее знает и скажет вам, что она в жизни не держала в руках шпаги или кинжала. У нее нет ни воли, ни твердости духа. Какие вам еще нужны доказательства? – Блу подняла было руку, чтобы почесать шею, но замерла и нахмурила брови. – Что, шею тоже нельзя?
– И шею тоже.
Блу негромко выругалась и ограничилась тем, что дотронулась до шеи и сильно надавила.
– Когда вы в последний раз видели свою мать?
– Не желаю больше говорить о ней, – заявила Блу. Когда она думала о предстоящей встрече с матерью, ее охватывали странные чувства – одновременно страх, обида, любопытство и какая-то смутная тоска. – Давайте-ка лучше поговорим о вас. Что вы собираетесь делать в Лондоне?
Томас неопределенно пожал плечами.
– У меня есть кое-какие дела в Сити. И еще мне нужно побывать в моем загородном имении.
– Так вы не скоро отправитесь в море?
Герцог довольно долго молчал. Наконец со вздохом проговорил:
– Это мое последнее плавание. В начале будущего года я собираюсь жениться.
– Жениться? – Блу уставилась на него с удивлением. Ей не приходило в голову, что Герцог может быть помолвлен или женат. Конечно, ей было известно, что уважаемые люди на острове Сент-Джордж сочетаются браком, но она не была знакома ни с одной супружеской парой. Ее охватило любопытство и какое-то странное чувство, напоминающее ревность.
– А она – настоящая леди?
– Вне всяческих сомнений.
Ну конечно, его жена должна быть истинной леди и ее не нужно учить, как вести себя в обществе. Она отлично в этом разбирается. Ей с детства внушали, как правильно пользоваться вилкой, где можно почесываться и как называются те или иные части тела. Она утонченная и элегантная, как Герцог, а грубые и неотесанные особы вроде Блузетт Морган только забавляют ее. Будущая жена Герцога в точности такая же, как леди Кэтрин.
Глядя на точеный профиль Томаса, на его красивые сильные руки, Блу неожиданно почувствовала горечь, оттого что так и не сблизилась с ним, когда ей представилась такая возможность. А ей бы так хотелось увидеть его обнаженным, прикоснуться к нему, вдохнуть его запах. Облизнув пересохшие губы, она отвернулась. У нее было такое хорошее настроение, и вот теперь оно безнадежно испорчено. К чему бы это? Может, всему виной приближающиеся месячные?
– Нас объявили женихом и невестой, когда мы еще были детьми, – объяснил Герцог. Его голос доносился до Блу как будто издалека. – Свадьба состоится в тот день, когда моей будущей жене исполнится двадцать один год.
Три года назад миледи Ньюкасл посетила Сент-Джордж, и Блу вместе с толпой любопытных с Морганз-Маунд отправилась посмотреть на нее. Ей пришлось целый час ждать на улице, чтобы увидеть, как знатная леди выйдет из церкви. Как же ей потом было досадно… Зрелище страшно разочаровало Блу.
Хоть платье на ней и впрямь было богатое, лицо у благородной леди оказалось уродливое, как у жабы, а волосы – как рыбья чешуя. Да еще эти противные коричневые пятна на руках повыше перчаток… Но Блу навсегда запомнила горделивую осанку дамы и выражение ее лица.
Миледи Ньюкасл, видимо, и не догадывалась, что похожа на жабу, а может, ее это совсем не волновало. Она определенно знала себе цену и явно считала себя выше всех, кто собрался на площади, чтобы поглазеть на нее. Гордая и высокомерная, она с презрением покосилась на обступившую ее толпу. Казалось, она не замечает никого, кроме своего одетого в ливрею кучера, молча ожидавшего ее приказаний. Не глядя по сторонам, она с царственным величием спустилась по ступеням церкви, села в экипаж и уехала, надменно отворачивая свою жабью физиономию.
Примерно так, должно быть, и выглядит невеста Герцога. Спору нет, она гораздо красивее, чем миледи Ньюкасл, но все равно она такая же. О, Блу хорошо знает эту породу. Такие станут делать вид, что не замечают тебя, даже если ты будешь торчать прямо у них перед носом. Блу представила, как она стоит перед леди Кэтрин Паджет, а та холодно и презрительно смотрит сквозь нее…
– Блу! – Герцог отступил от леера и внимательно взглянул на свою спутницу. – Блу, вам дурно?
Кажется, ей действительно стало нехорошо. Блу покачнулась и чуть не упала, но успела выбросить вперед руку и уцепиться за плечо Герцога. Почувствовав жар его тела, она в смущении отдернула руку. В то же мгновение Моутон подскочил к ней, и девушка смогла на него опереться. Это было очень кстати, потому что Герцог стоял слишком близко, и его соблазнительные губы притягивали ее взгляд. Блу почувствовала, что во рту у нее пересохло, ноги налились тяжестью, а по телу снова разлился жар.
– Блу… – Снова услышав этот проникновенный голос, она забыла обо всем на свете.
– Томас, я чувствую… – Девушка в растерянности посмотрела на него. Ее колени внезапно подогнулись, а дыхание сделалось прерывистым. Если это болезнь, то болезнь очень странная, потому что единственное, чего ей сейчас страстно хотелось, – это прижаться к нему всем телом.
Томас схватил ее за плечи и внимательно посмотрел на нее.
– Может, вам что-нибудь принести?
Когда его руки прикоснулись к ее плечам, Блу почувствовала, что задыхается. Она тихонько вскрикнула, покачнулась и непременно упала бы, если бы Томас и Моутон не подхватили ее. В следующее мгновение Моутон подхватил девушку на руки, прижал к груди и понес в каюту.
– Ничего страшного, – заверила Блу свою «свиту», когда Моутон опустил ее на узкую койку. Девушка была слишком смущена и взволнована, чтобы сказать правду. – Должно быть, это месячные, – пробормотала она.
Блу никогда раньше не жаловалась на месячные, и ее слова никого не убедили. Месье и Моутон не на шутку испугались. Они бурно запротестовали, когда Изабелла стала выталкивать их из каюты, но в конце концов были вынуждены подчиниться. Изабелла же подошла к койке и заявила:
– Никакие это не месячные. Это что-то другое.
– Я сама не знаю, что это, – честно призналась Блу. Она перекатилась на живот и жестом попросила Изабеллу ослабить ей шнуровку. – Ох, Изабелла, – пробурчала она. – Герцог посмотрел на меня такими глазами, он прикоснулся ко мне, и… Мне показалось, что я сейчас умру, понимаешь?
Когда Блу освободилась наконец от ненавистного корсета и принялась избавляться от остальной одежды, Изабелла села на скамью и, нахмурившись, проговорила:
– Кажется, понимаю. Но думаю, что это очень плохо.
– Знаю, – сказала Блу, забравшись под одеяло. – Мне теперь только и остается, что умереть.
– Нет, я имела в виду совсем не это. Плохо, когда хочешь какого-то определенного мужчину. Так дела не делаются.
– Изабелла, о каких делах ты говоришь? Я не хочу другого мужчину. Мне нужен Герцог, и только он, понимаешь?
Изабелла сокрушенно покачала головой и зацокала языком:
– Ты едешь в Лондон, чтобы найти себе мужа, верно?
– Этого хотят все. Кроме меня.
– Значит, твое дело – найти мужа, – заявила Изабелла. – Но как же ты собираешься его искать, если вся горишь от страсти к этому мужчине?
– Не знаю, – прошептала Блу. Через два-три дня они должны были достигнуть Темзы. Плавание подходило к концу. Но стоило Блу только подумать о том, что придется попрощаться с Герцогом, как грудь сдавливало, словно на ней все еще был проклятый корсет, и становилось трудно дышать. – Он как будто околдовал меня.
– В таком случае тебе надо соблазнить этого Герцога, – сказала Изабелла. – Когда же твоя страсть пройдет, ты сможешь заняться делом.
Стоя в темноте, Томас курил ароматную сигару и смотрел в окно на пенную струю кильватера, отливавшую серебром в лунном свете. Что-то произошло, когда он прикоснулся к Блу. Это какая-то мистика… Господи, если бы Моутон вовремя не подоспел, то он, наверное, овладел бы Блузетт прямо на палубе. Никогда в жизни он не испытывал такого острого желания обладать женщиной, как в тот миг, когда стоял рядом с Блу Морган. Возможно, всему виной ее взгляд или внезапно вспыхнувшая страсть, которую он вдруг заметил в ее глазах. А может быть, так подействовали на него ее запах, ощущение ее близости.
Но ведь в его жизни были и другие женщины с прелестными глазами, были и другие мгновения страсти и близости, и все же он никогда не испытывал подобного чувства. Пригладив волосы, Герцог сел за стол и, не выпуская изо рта сигары, потянулся к графину с вином. Блу Морган обладала живостью, непосредственностью и поразительной наивностью и чистотой, и все это оказывало на него какое-то завораживающее действие. Она совершенно не походила на женщин, которых он знал прежде. Накануне вечером Блу появилась на палубе в бриджах и рубашке – ей хотелось вскарабкаться вверх по вантам до самого марса чтобы оттуда первой увидеть утесы Дувра. Такое не забывается. Ни у одной из его знакомых женщин не хватило бы храбрости на подобное безрассудство. А кому из них пришло бы в голову скинуть туфли и станцевать зажигательную джигу с матросами? Мет, никогда прежде он не встречал такой бесхитростной, открытой и искренней женщины.
Когда раздался осторожный стук в дверь, Томас сразу же понял, что это – она. И он безошибочно почувствовал, зачем она пришла. Уронив голову на руки, Томас тихо застонал. Когда он открыл дверь, Блу не сказала ни слова. Глядя в ее молящие глаза, он чувствовал, как тело его сковывает мучительная боль. Никогда прежде он не испытывал такого сильного желания, как сейчас. Томас коснулся подбородка Блу и сокрушенно покачал головой.
– Нет, Блу, – прошептал он. – Ведь ты сама не понимаешь, что делаешь. Я не могу позволить себе потерять голову. – Он тяжело вздохнул. – Я не стану виновником твоего бесчестья.
Из груди Блу вырвались рыдания. Она закрыла глаза и поникла, вцепившись в дверной косяк. Но все-таки Томас был мужчиной, а не святым, и страстное желание жгло его и туманило разум. Не прикоснуться к этой девушке было бы свыше его сил, поэтому он поцеловал ее. Он держал Блу в объятиях, чувствуя, как жар охватывает их обоих. Губы Блу были влажными и податливыми, и от них невозможно было оторваться.
Когда Томас заставил себя отступить от нее, на его лбу выступили капельки пота. Он испытывал почти физическую боль, отказываясь от того, чего желал сейчас больше всего на свете. Блу прижала к губам кончики пальцев и прошептала:
– О, теперь все стало еще хуже, Томас, ты не понимаешь. Мне нужно провести с тобой ночь, чтобы покончить с этим раз и навсегда.
Силы небесные! Томас смотрел на соблазнительные округлости ее груди, видел ее молящие глаза и искал в себе силы отказаться от нее. Он стиснул зубы и сжал кулаки.
– Я никогда не позволил бы себе разрушить твою жизнь, Блу, даже если бы не знал, что ты хочешь стать леди. Поверь, когда-нибудь ты будешь благодарить судьбу за то, что я нашел в себе силы сохранить твою честь.
Глаза девушки вспыхнули. Она расправила плечи и вскинула голову.
– Ты вонючий шелудивый пес! – Яростно сверкнув глазами, Блу отшатнулась от Томаса. – Дважды я предлагала тебе бесценный дар, и дважды ты отверг его! Без всяких причин! – Ее рука потянулась к эфесу шпаги, но схватила лишь воздух. На глазах у Блу показались слезы. – Бог свидетель, в один прекрасный день ты будешь валяться у меня в ногах, умирая от желания, а я плюну в твою надменную физиономию!
– Ты думаешь, что я не желаю тебя? Поверь, Блу…
Но девушка резко развернулась и исчезла в ночной темноте, словно клочок тумана. Послышалось шлепанье босых ног по палубе. Блу ушла. Томас хотел броситься за ней, но все же сдержался. Усилием воли он заставил себя закрыть дверь и снова усесться за стол. Только что он совершил благородный поступок. Он вел себя так, как подсказывала совесть, хотя это далось ему с величайшим трудом. Потянувшись к графину с вином, Томас налил себе полный бокал. Потом он наполнял бокал снова и снова, пока окончательно не захмелел. Незадолго до рассвета он вдруг вспомнил, что Бо Билли Морган назвал его «человеком чести». Томас с горечью усмехнулся. Сегодня ночью он предпочел бы не иметь ни чести, ни совести. Глядя на розовые отблески на воде, Герцог осушил последний бокал и с тоской подумал, что будет чертовски рад, когда это плавание наконец закончится.
Когда корабль вошел в лондонскую гавань и город во всем своем величии предстал перед глазами путешественников, все, кроме Месье, примолкли. Пока «Уильям Портер» прокладывал себе дорогу мимо целого леса мачт, Блу стояла, вцепившись в леер, и в изумлении смотрела по сторонам. Утром она была слишком взволнована, чтобы позавтракать, и сейчас могла лишь этому порадоваться: исходивший от реки смрад был так ужасен, что ее бы непременно стошнило, не будь желудок пуст. Вся вода была покрыта грязной пеной и мусором, а у самого борта в воде плавал труп лошади. Прижимая к носу надушенный платок, Блу стала всматриваться в открывающуюся перед ней панораму Лондона. Если мачты кораблей на реке напоминали лес, то город был похож на огромный муравейник, пребывающий в постоянном хаотичном движении. Поражало великое множество домов и церквей, высокие шпили которых, казалось, протыкали небо, словно иглы.
Хотя и Месье, и Герцог предупреждали Блу, что в Лондоне очень шумно, она и вообразить не могла, что шум бывает таким оглушительным. Удивительно! Как люди могли жить в таком месте? Как же им всем удавалось себя прокормить? Где тут обширные поля и огромные стада овец? Взгляду открывались лишь бесконечные ряды громоздящихся одно на другое строений. И все высокие, до самых облаков. Причем дома были везде, куда ни кинешь взгляд, даже на мосту через реку. Дома, люди и шум. Если бы этот гул хоть на минуту прекратился, она бы успела собраться с мыслями, но грохот не прерывался ни на мгновение.
Внезапно девушку охватил страх. Пораженная неожиданной догадкой, она замерла с широко раскрытыми глазами и бешено бьющимся сердцем. Они никогда не найдут леди Кэтрин. Разве тут можно кого-нибудь найти?
По спине Блу струился пот, а ногти судорожно впились в деревянную обшивку фальшборта. Впервые в жизни Блузетт Морган испытала настоящий ужас. Впервые в жизни почувствовала, что предстоящее испытание ей не по плечу и что она нуждается в защите. Но Моутон, кажется, был так же испуган, как и она. Ища утешения, Блу бросилась к Месье и прижалась к его тщедушной груди. Маленький француз обнял девушку и покровительственно похлопал по плечу.
– Взгляни-ка, дорогая Блузетт. Конечно, этот город не такой величественный, как Париж, – Месье взмахнул рукой, – но он довольно красивый, правда?
– Красивый? – изумилась Блу. Ей в жизни не приходилось нюхать такую вонь и слышать такой оглушающий грохот.
– А магазины, дорогая… Ты только посмотри, сколько магазинов! – Месье в восхищении прищелкнул языком.
– Сколько мужчин… – пробормотала Изабелла и тяжко вздохнула. Увы, теперь она превратилась в камеристку при леди Блу и больше не могла зарабатывать привычным ремеслом.
– Я смогу наконец купить себе новые очки и по крайней мере полдюжины париков, – продолжал Месье. – И книги. Множество книг. А самые последние спектакли и моды! О, моя дорогая, ты видишь перед собой настоящий цивилизованный мир!
Тут к ним присоединился Герцог. И тотчас же корабельный слуга принес кружки с ромовым пуншем.
– Как вам нравится Лондон? – спросил Томас с улыбкой.
– От него воняет, – поморщившись, ответила Блу.
Это были первые слова, которыми они успели обменяться после той самой ночи, когда Блу имела глупость явиться к Герцогу в каюту и подвергнуться очередному унижению. От постыдного воспоминания щеки девушки вспыхнули, а спина как будто окаменела. Ей ужасно захотелось стереть улыбку с соблазнительных губ Томаса.
– Что будет дальше? – спросила она.
– Мистер Пастор уже спускает на воду шлюпку. Он доставит вас и вашу свиту на берег. Я же с командой останусь на борту, нам еще предстоит встреча с таможней. Даже когда на судне нет товаров, это может занять целую неделю и даже больше.
– О, Блузетт, что с вами? Вам дурно? – Герцог заглянул ей в лицо.
Поскольку Блу скорее предпочла бы поединок с каким-нибудь мерзавцем вроде Моула, чем позволила бы Герцогу заметить ее испуг, и поскольку гнев был все же предпочтительнее страха, девушка изобразила раздражение и досаду.
– Отстань от меня, мерзавец, – прошипела она сквозь зубы, толкая Герцога локтем.
Томас пожал плечами и с улыбкой сказал:
– Рад слышать, что с вами все в порядке. Счастливого пути, мисс Морган. Желаю вам всяческих успехов и заранее выражаю сочувствие представителям лондонской аристократии, они еще не знают, что их ожидает.
Девушка молча проследила за тем, как матросы спускали в шлюпку ее багаж. Затем обернулась и, презрительно фыркнув, заявила:
– Ты еще пожалеешь, что так меня оскорбил. И ты еще увидишь, на что способна дочь Бо Билли!
Герцог с сожалением в голосе ответил:
– Поверьте, мисс Морган, я не хотел вас обидеть. И мне бы очень хотелось еще раз встретить вас и убедиться, что вы многого достигли.
– Когда мы встретимся в следующий раз, ты увидишь перед собой истинную леди. А когда ты смиренно склонишься к моим ногам, я с удовольствием пну тебя каблуком и послушаю, как затрещат твои кости! – В подтверждение своего обещания она лизнула большой палец и сплюнула прямо на сапоги Герцога.
К ее удивлению, Томас не повернулся к ней спиной. Он лишь широко улыбнулся и покачал головой:
– Моя дорогая отважная Блу, постарайтесь не слишком измениться.
Не находя достойного ответа, Блу лишь смерила Герцога пристальным взглядом. Откровенно говоря, она находилась в большом затруднении. Поскольку мать собиралась сделать из нее настоящую леди, Блу намеревалась сопротивляться этому изо всех сил. Но раз Герцог имел наглость заявить, что леди из нее ни за что не получится, она должна была во что бы то ни стало утереть ему нос. Неудивительно, что Блу растерялась и, как слепая собака, не знала, в какую сторону прыгнуть.
Герцог снова улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами.
– Прощайте, мисс Морган.
– Негодяй! – бросила Блу и отвернулась. Она милостиво позволила, чтобы матросы помогли ей спуститься по трапу и сесть в шлюпку. Устроившись рядом с Изабеллой, девушка принялась разглядывать Лондон.
Лишь однажды она обернулась, чтобы убедиться, что Томас стоит у фальшборта и смотрит ей вслед. На мгновение их взгляды встретились, и Блу тотчас отвернулась.
– Ох, Изабелла… – прошептала она, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
Глава 7
– Откровенно говоря, я не припоминаю, чтобы хоть одна леди при мне упомянула эту часть тела, но полагаю, что вполне можно сказать «грудь».
Блу кивнула.
– О, огромное спасибо. Может быть, вы просветите меня и в том, как надлежит леди почесывать свои интимные места?
Месье и Моутон подошли ближе, чтобы услышать ответ. Чувствовалось, что вопрос занимает их не на шутку.
– Смотрите, что происходит, – принялась объяснять Блу, для наглядности сопровождая свои слова жестами. – Стоит протянуть руку к интимному месту и начать чесаться, как вся юбка, точно колокол, откидывается назад. – Блу весьма изящно справилась со своей задачей, объяснив Герцогу суть проблемы. Даже Месье раздулся от гордости за свою воспитанницу. – Кроме того, до нужного места так просто не доберешься, ведь на пути столько всего… И как же поступить, чтобы почесаться всласть и почувствовать наконец облегчение?
Герцог сделал вид, что задумался.
– И часто у вас возникает подобная проблема? – спросил он наконец.
Блу пожала плечами. По правде сказать, с тех пор как она начала мыться каждую субботу, она перестала чувствовать зуд. Месье утверждал, что между этими явлениями существует очевидная связь, но девушка не разделяла его уверенности.
– Нет, не часто, – ответила она. – В последнее время не часто. Но ведь проблема может возникнуть в любой момент. А если такое случится, должна же я знать, как правильно почесаться.
Месье и Моутон почтительно поглядывали на Герцога и ждали его веского слова. Томас строго взглянул на них и решительно заявил:
– Благородные леди и джентльмены никогда не чешутся на людях.
Блу искренне удивилась:
– Совсем никогда? Даже если их интимные места горят и зудят, будто их поджаривают на костре?
– Никогда.
– Даже если чешется так, что можно с ума сойти?
– Даже в этом случае.
– Что, и подмышки нельзя чесать?
– И подмышки.
– И в голове?
– В кругу близких друзей или родственников можно себе позволить почесать голову под париком или в высокой прическе специальной палочкой. Но на публике – никогда.
– А как же быть, если, скажем, у парня завелись блохи и пируют вовсю? Что, и тогда нельзя почесаться?
– Нет. Человек благородного происхождения может почесаться только тогда, когда его никто не видит. – Томас улыбнулся и добавил: – К тому же у людей из высшего общества не бывает блох.
Блу недоверчиво покачала головой. Месье и Моутон переглянулись и пожали плечами.
– Черт меня побери, далее не верится, – пробормотала Блу. Когда Герцог учтиво предложил ей руку, чтобы продолжить прогулку, Блу неожиданно спросила: – А это правда, что вы – самый настоящий герцог?
– Разве это имеет какое-то значение?
Они остановились у леера. Перед ними простиралась освещенная луной водная гладь, серебристая, как глаза Герцога. Месье и Моутон стояли чуть поодаль, рядом с мачтой.
– Еще какое, черт побери, если вы беретесь учить нас хорошим манерам. – Отвернувшись от фальшборта, Блу бросила на Герцога лукавый взгляд и улыбнулась. – Хотя Месье и довелось однажды увидеть короля…
– Да, кажется, он упоминал об этом вчера за ужином.
– И он был важным лицом при маркизе де Лавобере. Правда, с тех пор прошло много лет. – Понизив голос, чтобы маленький француз не смог ее услышать, Блу продолжала: – Вообще-то я сомневаюсь, что Месье приходилось часто видеть короля или маркиза, хотя утверждать не берусь. Во всяком случае, в некоторых вещах он совершенно не разбирается, его взгляды безнадежно устарели. Взять, например, эту историю с почесыванием. Если вы ив самом деле герцог, вы могли бы мне помочь.
В лунном свете лицо Томаса было таким пугающе прекрасным, что Блу поспешно отвела глаза.
– Уверен, ваша мать примет вас такой, какая вы есть.
А вот Блу совсем не была в этом уверена. Пристально взглянув на Герцога, она спросила:
– Вы не верите, что моя мать – настоящая леди, разве не так?
– Не сомневаюсь, что вы сами в это верите. Но я не думаю, что представления Бо Билли о том, что такое истинная леди, соответствуют моим.
– Поверьте, моя мать и в самом деле леди. Даже Месье это подтвердит. Он несколько раз приезжал в Лондон, чтобы незаметно понаблюдать за ней. Но она ужасно трусливая и лицемерная. Моутон ее знает и скажет вам, что она в жизни не держала в руках шпаги или кинжала. У нее нет ни воли, ни твердости духа. Какие вам еще нужны доказательства? – Блу подняла было руку, чтобы почесать шею, но замерла и нахмурила брови. – Что, шею тоже нельзя?
– И шею тоже.
Блу негромко выругалась и ограничилась тем, что дотронулась до шеи и сильно надавила.
– Когда вы в последний раз видели свою мать?
– Не желаю больше говорить о ней, – заявила Блу. Когда она думала о предстоящей встрече с матерью, ее охватывали странные чувства – одновременно страх, обида, любопытство и какая-то смутная тоска. – Давайте-ка лучше поговорим о вас. Что вы собираетесь делать в Лондоне?
Томас неопределенно пожал плечами.
– У меня есть кое-какие дела в Сити. И еще мне нужно побывать в моем загородном имении.
– Так вы не скоро отправитесь в море?
Герцог довольно долго молчал. Наконец со вздохом проговорил:
– Это мое последнее плавание. В начале будущего года я собираюсь жениться.
– Жениться? – Блу уставилась на него с удивлением. Ей не приходило в голову, что Герцог может быть помолвлен или женат. Конечно, ей было известно, что уважаемые люди на острове Сент-Джордж сочетаются браком, но она не была знакома ни с одной супружеской парой. Ее охватило любопытство и какое-то странное чувство, напоминающее ревность.
– А она – настоящая леди?
– Вне всяческих сомнений.
Ну конечно, его жена должна быть истинной леди и ее не нужно учить, как вести себя в обществе. Она отлично в этом разбирается. Ей с детства внушали, как правильно пользоваться вилкой, где можно почесываться и как называются те или иные части тела. Она утонченная и элегантная, как Герцог, а грубые и неотесанные особы вроде Блузетт Морган только забавляют ее. Будущая жена Герцога в точности такая же, как леди Кэтрин.
Глядя на точеный профиль Томаса, на его красивые сильные руки, Блу неожиданно почувствовала горечь, оттого что так и не сблизилась с ним, когда ей представилась такая возможность. А ей бы так хотелось увидеть его обнаженным, прикоснуться к нему, вдохнуть его запах. Облизнув пересохшие губы, она отвернулась. У нее было такое хорошее настроение, и вот теперь оно безнадежно испорчено. К чему бы это? Может, всему виной приближающиеся месячные?
– Нас объявили женихом и невестой, когда мы еще были детьми, – объяснил Герцог. Его голос доносился до Блу как будто издалека. – Свадьба состоится в тот день, когда моей будущей жене исполнится двадцать один год.
Три года назад миледи Ньюкасл посетила Сент-Джордж, и Блу вместе с толпой любопытных с Морганз-Маунд отправилась посмотреть на нее. Ей пришлось целый час ждать на улице, чтобы увидеть, как знатная леди выйдет из церкви. Как же ей потом было досадно… Зрелище страшно разочаровало Блу.
Хоть платье на ней и впрямь было богатое, лицо у благородной леди оказалось уродливое, как у жабы, а волосы – как рыбья чешуя. Да еще эти противные коричневые пятна на руках повыше перчаток… Но Блу навсегда запомнила горделивую осанку дамы и выражение ее лица.
Миледи Ньюкасл, видимо, и не догадывалась, что похожа на жабу, а может, ее это совсем не волновало. Она определенно знала себе цену и явно считала себя выше всех, кто собрался на площади, чтобы поглазеть на нее. Гордая и высокомерная, она с презрением покосилась на обступившую ее толпу. Казалось, она не замечает никого, кроме своего одетого в ливрею кучера, молча ожидавшего ее приказаний. Не глядя по сторонам, она с царственным величием спустилась по ступеням церкви, села в экипаж и уехала, надменно отворачивая свою жабью физиономию.
Примерно так, должно быть, и выглядит невеста Герцога. Спору нет, она гораздо красивее, чем миледи Ньюкасл, но все равно она такая же. О, Блу хорошо знает эту породу. Такие станут делать вид, что не замечают тебя, даже если ты будешь торчать прямо у них перед носом. Блу представила, как она стоит перед леди Кэтрин Паджет, а та холодно и презрительно смотрит сквозь нее…
– Блу! – Герцог отступил от леера и внимательно взглянул на свою спутницу. – Блу, вам дурно?
Кажется, ей действительно стало нехорошо. Блу покачнулась и чуть не упала, но успела выбросить вперед руку и уцепиться за плечо Герцога. Почувствовав жар его тела, она в смущении отдернула руку. В то же мгновение Моутон подскочил к ней, и девушка смогла на него опереться. Это было очень кстати, потому что Герцог стоял слишком близко, и его соблазнительные губы притягивали ее взгляд. Блу почувствовала, что во рту у нее пересохло, ноги налились тяжестью, а по телу снова разлился жар.
– Блу… – Снова услышав этот проникновенный голос, она забыла обо всем на свете.
– Томас, я чувствую… – Девушка в растерянности посмотрела на него. Ее колени внезапно подогнулись, а дыхание сделалось прерывистым. Если это болезнь, то болезнь очень странная, потому что единственное, чего ей сейчас страстно хотелось, – это прижаться к нему всем телом.
Томас схватил ее за плечи и внимательно посмотрел на нее.
– Может, вам что-нибудь принести?
Когда его руки прикоснулись к ее плечам, Блу почувствовала, что задыхается. Она тихонько вскрикнула, покачнулась и непременно упала бы, если бы Томас и Моутон не подхватили ее. В следующее мгновение Моутон подхватил девушку на руки, прижал к груди и понес в каюту.
– Ничего страшного, – заверила Блу свою «свиту», когда Моутон опустил ее на узкую койку. Девушка была слишком смущена и взволнована, чтобы сказать правду. – Должно быть, это месячные, – пробормотала она.
Блу никогда раньше не жаловалась на месячные, и ее слова никого не убедили. Месье и Моутон не на шутку испугались. Они бурно запротестовали, когда Изабелла стала выталкивать их из каюты, но в конце концов были вынуждены подчиниться. Изабелла же подошла к койке и заявила:
– Никакие это не месячные. Это что-то другое.
– Я сама не знаю, что это, – честно призналась Блу. Она перекатилась на живот и жестом попросила Изабеллу ослабить ей шнуровку. – Ох, Изабелла, – пробурчала она. – Герцог посмотрел на меня такими глазами, он прикоснулся ко мне, и… Мне показалось, что я сейчас умру, понимаешь?
Когда Блу освободилась наконец от ненавистного корсета и принялась избавляться от остальной одежды, Изабелла села на скамью и, нахмурившись, проговорила:
– Кажется, понимаю. Но думаю, что это очень плохо.
– Знаю, – сказала Блу, забравшись под одеяло. – Мне теперь только и остается, что умереть.
– Нет, я имела в виду совсем не это. Плохо, когда хочешь какого-то определенного мужчину. Так дела не делаются.
– Изабелла, о каких делах ты говоришь? Я не хочу другого мужчину. Мне нужен Герцог, и только он, понимаешь?
Изабелла сокрушенно покачала головой и зацокала языком:
– Ты едешь в Лондон, чтобы найти себе мужа, верно?
– Этого хотят все. Кроме меня.
– Значит, твое дело – найти мужа, – заявила Изабелла. – Но как же ты собираешься его искать, если вся горишь от страсти к этому мужчине?
– Не знаю, – прошептала Блу. Через два-три дня они должны были достигнуть Темзы. Плавание подходило к концу. Но стоило Блу только подумать о том, что придется попрощаться с Герцогом, как грудь сдавливало, словно на ней все еще был проклятый корсет, и становилось трудно дышать. – Он как будто околдовал меня.
– В таком случае тебе надо соблазнить этого Герцога, – сказала Изабелла. – Когда же твоя страсть пройдет, ты сможешь заняться делом.
Стоя в темноте, Томас курил ароматную сигару и смотрел в окно на пенную струю кильватера, отливавшую серебром в лунном свете. Что-то произошло, когда он прикоснулся к Блу. Это какая-то мистика… Господи, если бы Моутон вовремя не подоспел, то он, наверное, овладел бы Блузетт прямо на палубе. Никогда в жизни он не испытывал такого острого желания обладать женщиной, как в тот миг, когда стоял рядом с Блу Морган. Возможно, всему виной ее взгляд или внезапно вспыхнувшая страсть, которую он вдруг заметил в ее глазах. А может быть, так подействовали на него ее запах, ощущение ее близости.
Но ведь в его жизни были и другие женщины с прелестными глазами, были и другие мгновения страсти и близости, и все же он никогда не испытывал подобного чувства. Пригладив волосы, Герцог сел за стол и, не выпуская изо рта сигары, потянулся к графину с вином. Блу Морган обладала живостью, непосредственностью и поразительной наивностью и чистотой, и все это оказывало на него какое-то завораживающее действие. Она совершенно не походила на женщин, которых он знал прежде. Накануне вечером Блу появилась на палубе в бриджах и рубашке – ей хотелось вскарабкаться вверх по вантам до самого марса чтобы оттуда первой увидеть утесы Дувра. Такое не забывается. Ни у одной из его знакомых женщин не хватило бы храбрости на подобное безрассудство. А кому из них пришло бы в голову скинуть туфли и станцевать зажигательную джигу с матросами? Мет, никогда прежде он не встречал такой бесхитростной, открытой и искренней женщины.
Когда раздался осторожный стук в дверь, Томас сразу же понял, что это – она. И он безошибочно почувствовал, зачем она пришла. Уронив голову на руки, Томас тихо застонал. Когда он открыл дверь, Блу не сказала ни слова. Глядя в ее молящие глаза, он чувствовал, как тело его сковывает мучительная боль. Никогда прежде он не испытывал такого сильного желания, как сейчас. Томас коснулся подбородка Блу и сокрушенно покачал головой.
– Нет, Блу, – прошептал он. – Ведь ты сама не понимаешь, что делаешь. Я не могу позволить себе потерять голову. – Он тяжело вздохнул. – Я не стану виновником твоего бесчестья.
Из груди Блу вырвались рыдания. Она закрыла глаза и поникла, вцепившись в дверной косяк. Но все-таки Томас был мужчиной, а не святым, и страстное желание жгло его и туманило разум. Не прикоснуться к этой девушке было бы свыше его сил, поэтому он поцеловал ее. Он держал Блу в объятиях, чувствуя, как жар охватывает их обоих. Губы Блу были влажными и податливыми, и от них невозможно было оторваться.
Когда Томас заставил себя отступить от нее, на его лбу выступили капельки пота. Он испытывал почти физическую боль, отказываясь от того, чего желал сейчас больше всего на свете. Блу прижала к губам кончики пальцев и прошептала:
– О, теперь все стало еще хуже, Томас, ты не понимаешь. Мне нужно провести с тобой ночь, чтобы покончить с этим раз и навсегда.
Силы небесные! Томас смотрел на соблазнительные округлости ее груди, видел ее молящие глаза и искал в себе силы отказаться от нее. Он стиснул зубы и сжал кулаки.
– Я никогда не позволил бы себе разрушить твою жизнь, Блу, даже если бы не знал, что ты хочешь стать леди. Поверь, когда-нибудь ты будешь благодарить судьбу за то, что я нашел в себе силы сохранить твою честь.
Глаза девушки вспыхнули. Она расправила плечи и вскинула голову.
– Ты вонючий шелудивый пес! – Яростно сверкнув глазами, Блу отшатнулась от Томаса. – Дважды я предлагала тебе бесценный дар, и дважды ты отверг его! Без всяких причин! – Ее рука потянулась к эфесу шпаги, но схватила лишь воздух. На глазах у Блу показались слезы. – Бог свидетель, в один прекрасный день ты будешь валяться у меня в ногах, умирая от желания, а я плюну в твою надменную физиономию!
– Ты думаешь, что я не желаю тебя? Поверь, Блу…
Но девушка резко развернулась и исчезла в ночной темноте, словно клочок тумана. Послышалось шлепанье босых ног по палубе. Блу ушла. Томас хотел броситься за ней, но все же сдержался. Усилием воли он заставил себя закрыть дверь и снова усесться за стол. Только что он совершил благородный поступок. Он вел себя так, как подсказывала совесть, хотя это далось ему с величайшим трудом. Потянувшись к графину с вином, Томас налил себе полный бокал. Потом он наполнял бокал снова и снова, пока окончательно не захмелел. Незадолго до рассвета он вдруг вспомнил, что Бо Билли Морган назвал его «человеком чести». Томас с горечью усмехнулся. Сегодня ночью он предпочел бы не иметь ни чести, ни совести. Глядя на розовые отблески на воде, Герцог осушил последний бокал и с тоской подумал, что будет чертовски рад, когда это плавание наконец закончится.
Когда корабль вошел в лондонскую гавань и город во всем своем величии предстал перед глазами путешественников, все, кроме Месье, примолкли. Пока «Уильям Портер» прокладывал себе дорогу мимо целого леса мачт, Блу стояла, вцепившись в леер, и в изумлении смотрела по сторонам. Утром она была слишком взволнована, чтобы позавтракать, и сейчас могла лишь этому порадоваться: исходивший от реки смрад был так ужасен, что ее бы непременно стошнило, не будь желудок пуст. Вся вода была покрыта грязной пеной и мусором, а у самого борта в воде плавал труп лошади. Прижимая к носу надушенный платок, Блу стала всматриваться в открывающуюся перед ней панораму Лондона. Если мачты кораблей на реке напоминали лес, то город был похож на огромный муравейник, пребывающий в постоянном хаотичном движении. Поражало великое множество домов и церквей, высокие шпили которых, казалось, протыкали небо, словно иглы.
Хотя и Месье, и Герцог предупреждали Блу, что в Лондоне очень шумно, она и вообразить не могла, что шум бывает таким оглушительным. Удивительно! Как люди могли жить в таком месте? Как же им всем удавалось себя прокормить? Где тут обширные поля и огромные стада овец? Взгляду открывались лишь бесконечные ряды громоздящихся одно на другое строений. И все высокие, до самых облаков. Причем дома были везде, куда ни кинешь взгляд, даже на мосту через реку. Дома, люди и шум. Если бы этот гул хоть на минуту прекратился, она бы успела собраться с мыслями, но грохот не прерывался ни на мгновение.
Внезапно девушку охватил страх. Пораженная неожиданной догадкой, она замерла с широко раскрытыми глазами и бешено бьющимся сердцем. Они никогда не найдут леди Кэтрин. Разве тут можно кого-нибудь найти?
По спине Блу струился пот, а ногти судорожно впились в деревянную обшивку фальшборта. Впервые в жизни Блузетт Морган испытала настоящий ужас. Впервые в жизни почувствовала, что предстоящее испытание ей не по плечу и что она нуждается в защите. Но Моутон, кажется, был так же испуган, как и она. Ища утешения, Блу бросилась к Месье и прижалась к его тщедушной груди. Маленький француз обнял девушку и покровительственно похлопал по плечу.
– Взгляни-ка, дорогая Блузетт. Конечно, этот город не такой величественный, как Париж, – Месье взмахнул рукой, – но он довольно красивый, правда?
– Красивый? – изумилась Блу. Ей в жизни не приходилось нюхать такую вонь и слышать такой оглушающий грохот.
– А магазины, дорогая… Ты только посмотри, сколько магазинов! – Месье в восхищении прищелкнул языком.
– Сколько мужчин… – пробормотала Изабелла и тяжко вздохнула. Увы, теперь она превратилась в камеристку при леди Блу и больше не могла зарабатывать привычным ремеслом.
– Я смогу наконец купить себе новые очки и по крайней мере полдюжины париков, – продолжал Месье. – И книги. Множество книг. А самые последние спектакли и моды! О, моя дорогая, ты видишь перед собой настоящий цивилизованный мир!
Тут к ним присоединился Герцог. И тотчас же корабельный слуга принес кружки с ромовым пуншем.
– Как вам нравится Лондон? – спросил Томас с улыбкой.
– От него воняет, – поморщившись, ответила Блу.
Это были первые слова, которыми они успели обменяться после той самой ночи, когда Блу имела глупость явиться к Герцогу в каюту и подвергнуться очередному унижению. От постыдного воспоминания щеки девушки вспыхнули, а спина как будто окаменела. Ей ужасно захотелось стереть улыбку с соблазнительных губ Томаса.
– Что будет дальше? – спросила она.
– Мистер Пастор уже спускает на воду шлюпку. Он доставит вас и вашу свиту на берег. Я же с командой останусь на борту, нам еще предстоит встреча с таможней. Даже когда на судне нет товаров, это может занять целую неделю и даже больше.
– О, Блузетт, что с вами? Вам дурно? – Герцог заглянул ей в лицо.
Поскольку Блу скорее предпочла бы поединок с каким-нибудь мерзавцем вроде Моула, чем позволила бы Герцогу заметить ее испуг, и поскольку гнев был все же предпочтительнее страха, девушка изобразила раздражение и досаду.
– Отстань от меня, мерзавец, – прошипела она сквозь зубы, толкая Герцога локтем.
Томас пожал плечами и с улыбкой сказал:
– Рад слышать, что с вами все в порядке. Счастливого пути, мисс Морган. Желаю вам всяческих успехов и заранее выражаю сочувствие представителям лондонской аристократии, они еще не знают, что их ожидает.
Девушка молча проследила за тем, как матросы спускали в шлюпку ее багаж. Затем обернулась и, презрительно фыркнув, заявила:
– Ты еще пожалеешь, что так меня оскорбил. И ты еще увидишь, на что способна дочь Бо Билли!
Герцог с сожалением в голосе ответил:
– Поверьте, мисс Морган, я не хотел вас обидеть. И мне бы очень хотелось еще раз встретить вас и убедиться, что вы многого достигли.
– Когда мы встретимся в следующий раз, ты увидишь перед собой истинную леди. А когда ты смиренно склонишься к моим ногам, я с удовольствием пну тебя каблуком и послушаю, как затрещат твои кости! – В подтверждение своего обещания она лизнула большой палец и сплюнула прямо на сапоги Герцога.
К ее удивлению, Томас не повернулся к ней спиной. Он лишь широко улыбнулся и покачал головой:
– Моя дорогая отважная Блу, постарайтесь не слишком измениться.
Не находя достойного ответа, Блу лишь смерила Герцога пристальным взглядом. Откровенно говоря, она находилась в большом затруднении. Поскольку мать собиралась сделать из нее настоящую леди, Блу намеревалась сопротивляться этому изо всех сил. Но раз Герцог имел наглость заявить, что леди из нее ни за что не получится, она должна была во что бы то ни стало утереть ему нос. Неудивительно, что Блу растерялась и, как слепая собака, не знала, в какую сторону прыгнуть.
Герцог снова улыбнулся, сверкнув ослепительно белыми зубами.
– Прощайте, мисс Морган.
– Негодяй! – бросила Блу и отвернулась. Она милостиво позволила, чтобы матросы помогли ей спуститься по трапу и сесть в шлюпку. Устроившись рядом с Изабеллой, девушка принялась разглядывать Лондон.
Лишь однажды она обернулась, чтобы убедиться, что Томас стоит у фальшборта и смотрит ей вслед. На мгновение их взгляды встретились, и Блу тотчас отвернулась.
– Ох, Изабелла… – прошептала она, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
Глава 7
Как им удалось добраться от причала до комнат на площади Ковент-Гарден, они и сами не смогли бы сказать. Впечатлений было так много, что в памяти Блу остались лишь разрозненные обрывки событий.
Никогда в жизни Блу не доводилось видеть сразу столько лошадей, а также всевозможных повозок и экипажей. Тяжелые тряские фургоны, которые можно сдвинуть с места лишь с помощью шестерки лошадей, легкие изящные кабриолеты, громыхающие по мостовой телеги с бочками эля или с углем, одинокие фигуры всадников, портшезы и многое-многое другое. У Блу закружилась голова от резких запахов и бесконечного мелькания картин за окном их кареты. И повсюду были люди, везде люди… Люди в окнах домов, в магазинах, в экипажах. Люди, гуляющие по улочкам и переулкам, люди на каждом углу. Блу не могла даже представить такого их количества. Причем все они были разодеты, как принцы и принцессы.
Вскоре Блу, смущенная и измученная, забилась в угол кареты и просидела там до самого конца поездки, пока экипаж не доставил их на площадь Ковент-Гарден, где их ожидала крыша над головой и постель.
– Женщина!.. – радостно выдохнула Изабелла, когда они ступили на тротуар и остановились, в растерянности разглядывая толпу, запрудившую площадь.
– Что? – Блу осмотрелась и вдруг увидела то, что вызвало улыбку Изабеллы. На втором этаже дома напротив было распахнуто окно, из которого высовывалась полуголая женщина, яростно размахивавшая веером и жеманно улыбавшаяся Моутону и Месье. Ее лицо было густо размалевано и покрыто мушками, что не оставляло сомнений в роде ее занятий. Изабелла приветливо кивнула женщине, и та, ответив ей улыбкой, кокетливо повела плечом.
Наконец они вошли в трактир, где пахло джином, ромом и жареным мясом, и, немного помедлив, поднялись по скрипучим ступеням в комнаты. Эти жалкие каморки скорее подошли бы козам, нежели людям, но, учитывая нынешние особые обстоятельства, Блу решила не проявлять особой разборчивости, тем более что им предстояло провести здесь всего одну ночь.
Из всего, что Блу довелось увидеть с начала их злополучного путешествия, это место больше всего напоминало ее родной дом. Девушка подошла к окну и открыла створки. Наверняка ее примут здесь за шлюху, но это ее нисколько не волновало. Высунувшись из окна, Блу обвела глазами площадь и невольно улыбнулась. Обернувшись к Месье, сказала:
– Они здесь по-другому одеваются, но сдается мне, Лондон не слишком-то отличается от дома.
– О, моя дорогая, ты глубоко ошибаешься.
Взяв девушку за руку, Месье подвел ее к продавленному дивану и сел рядом с ней.
Никогда в жизни Блу не доводилось видеть сразу столько лошадей, а также всевозможных повозок и экипажей. Тяжелые тряские фургоны, которые можно сдвинуть с места лишь с помощью шестерки лошадей, легкие изящные кабриолеты, громыхающие по мостовой телеги с бочками эля или с углем, одинокие фигуры всадников, портшезы и многое-многое другое. У Блу закружилась голова от резких запахов и бесконечного мелькания картин за окном их кареты. И повсюду были люди, везде люди… Люди в окнах домов, в магазинах, в экипажах. Люди, гуляющие по улочкам и переулкам, люди на каждом углу. Блу не могла даже представить такого их количества. Причем все они были разодеты, как принцы и принцессы.
Вскоре Блу, смущенная и измученная, забилась в угол кареты и просидела там до самого конца поездки, пока экипаж не доставил их на площадь Ковент-Гарден, где их ожидала крыша над головой и постель.
– Женщина!.. – радостно выдохнула Изабелла, когда они ступили на тротуар и остановились, в растерянности разглядывая толпу, запрудившую площадь.
– Что? – Блу осмотрелась и вдруг увидела то, что вызвало улыбку Изабеллы. На втором этаже дома напротив было распахнуто окно, из которого высовывалась полуголая женщина, яростно размахивавшая веером и жеманно улыбавшаяся Моутону и Месье. Ее лицо было густо размалевано и покрыто мушками, что не оставляло сомнений в роде ее занятий. Изабелла приветливо кивнула женщине, и та, ответив ей улыбкой, кокетливо повела плечом.
Наконец они вошли в трактир, где пахло джином, ромом и жареным мясом, и, немного помедлив, поднялись по скрипучим ступеням в комнаты. Эти жалкие каморки скорее подошли бы козам, нежели людям, но, учитывая нынешние особые обстоятельства, Блу решила не проявлять особой разборчивости, тем более что им предстояло провести здесь всего одну ночь.
Из всего, что Блу довелось увидеть с начала их злополучного путешествия, это место больше всего напоминало ее родной дом. Девушка подошла к окну и открыла створки. Наверняка ее примут здесь за шлюху, но это ее нисколько не волновало. Высунувшись из окна, Блу обвела глазами площадь и невольно улыбнулась. Обернувшись к Месье, сказала:
– Они здесь по-другому одеваются, но сдается мне, Лондон не слишком-то отличается от дома.
– О, моя дорогая, ты глубоко ошибаешься.
Взяв девушку за руку, Месье подвел ее к продавленному дивану и сел рядом с ней.