Оськин Дмитрий. Записки прапорщика

   В это время в комнату вошел прапорщик Завертяев. Сидевший на табуретке Опарин вскочил.
   - Ничего, ничего, не пугайся, - успокоил я Опарина. - Можешь идти к Ларкину, там с ним потолкуй, а если что надо, заходи. А пока до свидания, протянул я ему руку.
   Ушли Опарин и Ларкин. Завертяев возмущенно обратился ко мне:
   - Как вы можете, прапорщик, быть фамильярным с солдатом?
   - То есть как - фамильярным?
   - Подавать руку.
   - Разве он не человек?
   - Я вас не понимаю. Солдат есть солдат, он не должен рассуждать. Фамильярничанье, подача руки их развращает.
   - Знаете, прапорщик Завертяев, не знаю, какого вы происхождения, но я того же, как и эти солдаты. Когда мне говорят, что солдаты - серая скотина, я отношу это на свой личный счет.
   - Вы офицер!
   - А вы, по-моему, мальчишка, если не понимаете простых человеческих отношений. Завертяев вскочил:
   - Я доложу командиру полка!
   - Хоть самому Господу Богу или черту!
   На следующий день меня вызывает командир полка.
   - Что у вас за столкновение вышло с прапорщиком Завертяевым? - сухо обратился он ко мне.
   - Ничего особенного не было, господин полковник, просто мне не понравилось его вмешательство в чужие дела.
   - Он был обязан вам напомнить, что офицер должен с солдатами и на службе, и в неслужебное время держать себя как подобает офицеру.
   - Может быть, вы и правы, господин полковник, но когда я встречаю своего товарища, друга детства, то не могу к нему подходить иначе как к моему бывшему товарищу.
   - Значит, у вас в комнате ваш товарищ был?
   - Это мой односельчанин, друг детства.
   - Ну, это другое дело. Я полагал, что к вам вообще заходят солдаты.
   В тот же день при встрече с отцом Николаем я завел разговор о происхождении Завертяева.
   - О, это отличный молодой человек, прекрасный офицер. Из хорошей семьи, в нем сразу воспитание чувствуется, - говорил поп. - Его отец директор крупного предприятия в Средней Азии, в чине действительного статского советника.
   Теперь понятно, почему Завертяев сидит делопроизводителем полкового суда.
   К моему удивлению, вскоре Завертяев снова появился в моей комнате.
   - Простите, прапорщик, я допустил у вас неуместную выходку. Я насторожился.
   - Считаю, что вы совершенно правы, когда, встречаясь со своими старыми знакомыми, в каком бы они звании ни были, принимаете их в дружественной форме. Я поступил бы точно так же, если бы встретился с каким-нибудь школьным товарищем, хотя бы и в солдатском платье.
   - Я вам тогда же сказал, Александр Исаич, что это мой земляк. Поступил по-мальчишески, просто не подумал, прошу извинить.
   - Ничего особенного не произошло. Если я сказал вам грубость, прошу в свою очередь извинить меня.
   * * *
   Кириллов предложил мне пойти на следующий день вместе с людьми моей команды, а по возможности и с офицерами 12-й роты в Сапанов.
   - Почему завтра? - спросил я.
   - Сегодня заканчиваем мост, и с завтрашнего дня ход сообщения будет так же безопасен от пуль австрийца, как обоз второго разряда.
   Пригласил Ханчева, Моросанова. Пошли. Увидели прекрасный надземный ход сообщения, широкий, устланный тонкими досками, чтобы ноги не утопали в грязи. Построен зигзагообразно и с учетом направлений летящих от противника пуль. Корзины в один метр, наполненные землей, представляли собой непроницаемую для пуль броню. Особенное восхищение Моросанова, Ханчева и других вызвал устроенный мост. Широкий, на крепких сваях, глубоко забитых в дно реки, по краям моста мешки с землей. По выражению Ханчева - Сапановский проспект.
   - Прямо хоть с сестрами прогуливаться!
   С этого дня связь с Сапановом наладилась.
   Приехал прапорщик Ущиповский. Передав ему саперную команду, я отправился к командиру за получением дальнейших распоряжений.
   - Сегодня должен уехать прапорщик Боров, - сказал Радцевич. - Прошу вас на время его отпуска принять на себя заведование газовой командой.
   - Слушаюсь, господин полковник.
   Газовая команда помещалась рядом с саперной. Солдат было в четыре раза меньше, всего тридцать человек. Но для меня это дело представляло интерес, хотелось поближе познакомиться с газовой обороной. Нашел прапорщика Борова. Молодой добродушный украинец, ускоренного выпуска Алексеевского военного училища.
   - А, Оленин, душа моя! - приветствовал он меня. - Я так и думал, что тебе придется газовой обороной ведать. Пойдем, познакомлю с "химическим арсеналом".
   Построив команду, Боров объявил, что он уезжает на три недели в отпуск - плюс дорога, хитро добавил он, - и на время его отсутствия по распоряжению командира полка начальником команды будет прапорщик Оленин.
   - Смотрите! Если я лодырничал и вас мало гонял, то уж прапорщик Оленин этого не допустит.
   Отношение прапорщика Борова к солдатам показалось мне товарищеским. Вгляделся в лица солдат. Заметно, что они не считали меня хуже Борова.
   - Будем работать, ваше благородие! - закричали солдаты в ответ на слова Борова.
   После этого прапорщик Боров повел меня в химический склад.
   По сути дела, никаких химических принадлежностей в этом складе не было, если не считать нескольких десятков сваленных в кучу противогазов Куманта-Зелинского, являвшихся учебным материалом для газовой команды. Тут же была сложена и сухая древесина, вернее, крупная щепа.
   - Для чего противогазы, я знаю, а вот для чего щепа?
   - Хэ! - хитро прищурился Боров. - Химическое дело - тонкая штука. Щепа-а... - протянул он. - А ежели газовая атака, как газ будешь отгонять?
   - Не щепой, надеюсь.
   - Погоди, слушай до конца. Солдаты, конечно, противогазы наденут, но в противогазе просидишь недолго. Надо газ выкурить. А как?
   - Щепу надо зажигать?
   - Хэ, смекалистый ты парень, из тебя химик будет. Теперь погляди вот это.
   Боров подвел меня к большой мачте, на которой болтался флюгер.
   - Это, друг мой, метеорологическая станция.
   - Какая же это "метеорологическая станция"? Просто флюгер, у нас такие в деревне на мельницы вешают.
   - На мельницы!.. А для чего вешают?
   - Для определения направления ветра.
   - Хэ!.. Ну и здесь для того же. Вот ежели, скажем, ветер идет с нашей стороны в сторону австрийца, как сейчас флюгер показывает, то можно спать спокойно, газ против тебя не пустят. Если же ветер в нашу сторону, держи ухо востро.
   - Мудреная штука! - рассмеялся я. - Покажи, что еще есть.
   - Пойдем.
   Вошли в большую землянку, специально вырытую для размещения газовой команды. На земляных нарах лежали два солдата.
   - Вы тут чего валяетесь? - набросился на них Боров.
   - Живот болит, ваше благородие.
   - Опять, наверное, по деревне шлялись, нажрались чего...
   - Никак нет, ваше благородие, чечевица вечор была, так от ей и несет.
   - Знаем мы эту чечевицу! Так вот смотри, - обратился Боров ко мне, проводив в угол землянки, где было свалено несколько небольших колоколов и здоровых толстых литровых бутылок.
   - Это тоже химия? - рассмеялся я.
   - Хэ!..
   - Я тут ничего химического не вижу.
   - Эх, какой ты дурень! Ты вперед послушай, что я тебе скажу, а потом делай вывод. Ну вот, скажем, мой метеорологический пункт показывает, что ветер в нашу сторону.
   - Допустим.
   - Вообрази, что австриец выпустил газ.
   - Воображаю.
   - Как создать тревогу, чтобы люди надели противогазы?
   - Да просто-напросто крикнуть.
   - Крикнуть... А если в это время стрельба, услышат ли?
   - По цепочке передать.
   - Пока передавать будешь, перетравятся все. Так вот, чтобы люди вовремя узнали о газе, надо им дать сигнал, который далеко был бы слышен, для чего у каждого наблюдательного пункта повесить колокола, а так как на все пункты колоколов не хватит, то можно повесить бутылки. Услышат звон значит, газ, надевай противогазы.
   - Очень хорошо ты придумал, - расхохотался я. - Только боюсь, что звон твоих бутылок слышен еще меньше, чем голос.
   - Пойдем попробуем.
   Взяв бутылку, Боров вышел из землянки, привязал ее к стоящему против землянки столбу и со всего размаха ударил лопаткой. Бутылка издала действительно сильный звук.
   - Может быть, хочешь посостязаться? Ты кричи, а я буду бить по бутылке. Узнаем, чей звук сильней.
   - Верю, верю, бутылка будет звенеть сильнее.
   - Теперь я тебя проинструктирую, что в ротах должны делать. Наблюдатель, заметив пущенный газ, дает установленный сигнал. Люди надевают противогазы и тотчас же зажигают костры из щепы, заранее приготовленной и находящейся в окопах...
   - Вся беда в том, - сказал Боров, когда закончили осмотр его имущества, - что люди в полку обращаться с противогазами не умеют. Не тренируются. Наденет солдат на свою физиономию эту резиновую штуку и через полминуты уже задыхается. Если пустить газ, то никаких колоколов не надо, все равно добрая половина солдат сорвет с себя противогазы, а если и не сорвет, то задохнется в масках.
   - Чего же ты смотришь? Должен настаивать, чтобы тренировались.
   - Я уйду в отпуск, а ты этим и займись. Чтобы полк по два часа в масках ходить мог.
   - За три недели это сделать трудно, но попытаюсь.
   - Свечку поставлю, если удастся. Кроме того, сильно портят противогазы... Знаешь, кто портит?
   Боров осмотрелся кругом и, приблизив лицо ко мне, шепотом произнес:
   - Командный состав армии портит.
   - Что ты чушь мелешь?
   - Не чушь, а факт. По армии издан приказ: замечено, что солдаты во многих частях используют противогазы для очистки через активированный уголь, в них содержащийся, денатурата, лака и других спиртовых суррогатов. Предлагается командному составу установить наблюдение и не использовать противогазов для очистки спиртовых суррогатов.
   - Ну что ж, приказ вполне законный.
   - Эх, какой ты дурень! Сразу видно - кацап. У нас в полку никто этим не занимался, так как никто не знал, что противогаз может служить хорошим фильтром для очистки денатурата, а как прочли приказ, теперь все, кто достает денатурат, очищают его через противогаз. Понял?
   Апрель, май
   Перед Пасхой Радцевич-Плотницкий уехал в отпуск. Его замещает вернувшийся из тыла после длительного лечения полковник Хохлов.
   Хохлов зимой заболел холерой. Считали его положение безнадежным, но, к удивлению всех, он выздоровел и вернулся на фронт без всяких следов перенесенной болезни. Радцевич-Плотницкий оставил Хохлова при штабе как бы в качестве своего помощника.
   В мирное время полковник Хохлов был командиром Усть-Двинской крепости и во 2-й полк получил назначение уже во время войны.
   Хохлов терпеть не может прапорщиков. Хотя у нас в полку уже много поручиков, произведенных из прапорщиков на основании приказа о льготах офицерскому составу, тем не менее Хохлов при встречах с такими поручиками продолжает упорно называть их прапорщиками. В сопровождении попа, с которым Хохлов оказался приятелем, он часто обходит тыловые команды, делая резкие замечания офицерам из прапорщиков. Был у меня в газовой команде. Я объяснил Хохлову назначение команды, проводимую работу по инструктированию рот, какие меры надо принимать в случае газовой атаки. Он иронически меня выслушал, заставил команду продемонстрировать стрелковые упражнения в масках, произвел несколько походных движений также в масках и напоследок заставил бежать на месте на протяжении почти десяти минут. Люди команды, хотя и натренированные за последнее время, обливались потом и буквально задыхались к концу упражнения. Тогда Хохлов сделал мне замечание: если, мол, люди команды плохо выдерживают какой-нибудь час занятий в масках, то чего же требовать от рот?
   - В ротах совсем не упражняются, господин полковник, - доложил я.
   - Почему же вы их не заставите?
   - Мною об этом доложено командиру полка.
   - А почему мне об этом неизвестно?
   - Не могу знать.
   - Вы должны были тотчас же после моего вступления в обязанность командира полка доложить.
   - Я считал, господин полковник, что командир полка сделал соответствующие распоряжения.
   Раздраженность Хохлова действует не только на мои нервы, но также на людей команды.
   Скоро вернулся из отпуска Боров.
   Теперь моя очередь ехать на три недели в отпуск. В несколько мгновений мы с Ларкиным уложили чемодан. Ларкин едет со мной. Доволен до чрезвычайности.
   Радости стариков не было предела!.. Три недели промелькнули незаметно...
   За время отпуска в полку произошли перемены. Штаб переведен из Бело-Кернеца в Судовичи, ближе к Дубно, по соседству с 8-й дивизией. Бело-Кернец занял другой полк. Самую опасную и наиболее скверную сапановскую позицию продолжал занимать один из батальонов нашего полка.
   Перевод в Судовичи объясняли тем, что высшее командование делает перегруппировку частей, выводя ближе к позиции резервные полки, находившиеся в непосредственном распоряжении армейского командования. В половине мая, рассказывали мне в полку, ожидается общее наступление по всему фронту. Главный удар намечается на Западном фронте, которым командует Эверт. Наш же, Юго-Западный, возглавляемый генералом Брусиловым, должен вести лишь демонстративные атаки с целью отвлечения неприятельских сил от места основного удара.
   Представившись по приезде в полк командиру полка Радцевичу-Плотницкому, я ждал нового назначения.
   - Побудьте несколько дней при штабе полка, - сказал Плотницкий. - На этих днях должен уехать в отпуск штабс-капитан Мокеев, и на время его отсутствия я предложу вам исполнять его должность - командира нестроевой роты.
   - Слушаюсь, господин полковник.
   Съездил к Мокееву для предварительного ознакомления с обязанностями командира нестроевой роты. Сейчас ее задача образовать запасы зернового фуража, консервов, сухарей на случай быстрого движения вперед, если предполагаемое наступление окажется удачным. - Вам особенно беспокоиться нечего, - говорит Мокеев. - Рота имеет прекрасного фельдфебеля, отлично знающего свое дело. Вам лишь останется иметь общее наблюдение.
   Нестроевая рота помещалась в небольшом лесочке, расположенном позади Рижских казарм. От командира полка поступило распоряжение тяжелую часть обоза первого разряда и все запасы перебросить ближе к Судовичам, в деревню Переросли. На месте же стоянки нестроевой роты остается лишь обоз, имеющий непосредственное боевое значение, как-то: патронные двуколки и походные кухни.
   Переехал в Переросли. Занял отличную хату. В деревне, кроме моей нестроевой роты, других частей нет. Ежедневно после двенадцати часов ездил в Судовичи разузнавать о предстоящих действиях полка. День офицеров в Судовичах тот же, что и в Бело-Кернеце. С утра до ночи преферанс или шмэн-де-фер, а в перерыве между игрой выпивка, добываемая или в Кременце, или через Шарова, который наладил связь с киевскими виноторговцами и систематически получал для нужд офицерского собрания вино и водку.
   Интересно, что в то время как в тылу, например в Москве, Туле, продажа спиртных напитков запрещена, в ближайшем к фронту столичном городе - Киеве - идет открытая торговля винами.
   Наиболее интересные фигуры из офицеров, которых я раньше не знал, поручик Казаринов и штабс-капитан Вишневский. Казаринов - болезненного вида еще молодой офицер, чрезвычайно мистически настроенный. Он в Судовичах открыл гадалку и чуть ли не каждый день ходит к ней угадывать свою судьбу по линиям руки, по картам и даже по кофейной гуще.
   Вишневский, в противоположность Казаринову, - разухабистый, жизнерадостный офицер, все мысли которого направлены к добыванию водки и женщин. Вишневский долгое время лечился в тылу от гонореи, залечив, получил вновь и сейчас еще продолжает ходить на осмотр к врачу.
   Встретился с Блюмом, который теперь стал старшим врачом полка. Он очень радушен, журил меня за то, что долгое время к нему не являлся, предложил для моего пользования ресурсы своей походной аптечки, свои книги, просил навещать его почаще.
   - Очень рад, - говорит он, - что теперь вы выбились из своего прежнего положения и, как я слышал, завоевали себе достаточное уважение не только со стороны солдат, которые по-прежнему вас любят, но также и со стороны офицеров. На вас не смотрят, как на других прапорщиков, произведенных из фельдфебелей и унтер-офицеров. Все почему-то считают, что вы имеете высшее образование и отбывали воинскую повинность рядовым по неизвестным для них обстоятельствам.
   - Как идет подготовка к наступлению? - спрашиваю я. Блюм часто встречается с командиром полка и в курсе всех, даже секретных, сведений.
   - Наступление намечается на пятнадцатое мая, - отвечает Блюм. Причем, по словам Радцевича-Плотницкого, наш полк будет на наиболее спокойном участке. Главная тяжесть боя должна пасть на части тридцать пятой дивизии, которые подведены к Кременцу и на этих днях займут сапановские позиции. Главные силы наступления сосредоточатся на Западном фронте в брест-литовском направлении. На Юго-Западном, на ковельском направлении, будут развиваться лишь демонстративные операции.
   15 мая ждем с нетерпением. Однако это число прошло, прошло 16-е, 17-е, а наступления все нет. 18 мая вечером ко мне в Переросли заехали Ханчев и Моросанов.
   Благодушествуя в хате за чаем, Моросанов делится последними сведениями о предстоящем наступлении. Наступление задержалось из-за неготовности Эверта. Сейчас происходит совещание в штабе верховного командующего о том, какое из направлений нужно признать решающим и где следует нанести главный удар.
   - А наш полк, - спросили мы с Ханчевым, - будет во время наступления сидеть на этих второстепенных позициях или его все же введут в дело?
   - Трудно сказать, пока никаких данных о том, что нас отсюда передвинут, нет. Плотницкий говорит, что имеется намерение перенести центр тяжести нынешнего наступления на фронт генерала Брусилова и будто бы Брусилов от этого не отказывается. Но это лишь слухи. Немцы, конечно, знают о готовящемся наступлении и со своей стороны принимают контрмеры. Так, на Западном фронте, по данным разведки, немцы перебросили целый ряд новых корпусов. Это обстоятельство и смущает Эверта. Кроме того, наши вообще боятся наступления на участке, где находятся немцы. Считают более удобным перейти в наступление на австрийские позиции, так как австрийцы слабы в боевом отношении, и поэтому больше шансов на успех.
   Моросанова вызвали к телефону из штаба. Я передал ему трубку. Говорил Радцевич-Плотницкий.
   Окончив разговор, Моросанов повернулся к нам со словами:
   - Ну вот, дело решено.
   - Что решено? - нетерпеливо спросили мы.
   - Наступление. Назначен день, и уже известны те части, которые будут наступать.
   - Какие же?
   - Не знаю. Командир полка приказал мне немедленно явиться в штаб для подготовки распоряжений, сообщив лишь, что имеются все данные, необходимые для дальнейших действий.
   Моросанов тотчас же уехал. Ханчев остался у меня ночевать. На следующий день утром мы с Ханчевым поехали в Судовичи. Зашли к Моросанову в надежде получить более точные сведения.
   - Ничего сказать не могу. Секрет. Скоро узнаете из приказа, уклонился от ответа Моросанов. - Вам-то, Оленин, нечего беспокоиться. Сидите себе в своих Перерослях, а вот Алексею Павловичу немедленно надо отправляться в свою роту.
   * * *
   21 мая штаб полка срочно покинул Судовичи, переехав в Рижские казармы, находящиеся напротив сапановских позиций. Туда же двинут находившийся в резерве при штабе полка 3-й батальон. Все офицеры полка, бывшие по тем или иным причинам при штабе для исполнения мелких поручений или для отдыха, разосланы по своим ротам. У командира полка беспрерывные совещания с начальником хозяйственной части, полковым врачом Блюмом, заведующим оружием, начальником связи и другими, имеющими отношение к подготовке боя. Я получил распоряжение продолжать оставаться в нестроевой роте в Судовичах, установив связь с боевой частью обоза, подтянутой также в Рижские казармы. У писаря оперативной части штаба удалось выведать, что из штаба дивизии получен приказ: в ночь на 22 мая 11-му полку полностью занять сапановские позиции, сосредоточившись на небольшом и тяжелом участке.
   9-й полк остановился рядом с 11-м. 12-й непосредственно в затылок 11-му и 9-му полкам, а 10-й полк с ночи должен сосредоточиться в усадьбе сельскохозяйственного училища, в Бело-Кернеце.
   Позади Рижских казарм, в лесочке за Бело-Кернецом, под Кременцом и непосредственно в Кременце, а также в Бело-Кернеце сосредоточено огромное количество артиллерии. Сюда подвезены не только пушки дивизионной артиллерии, но и все корпусные и еще несколько отдельных артиллерийских бригад, присланных из армейского резерва.
   Настроение нервное. Развитие операций начнется в ближайшие дни. Судя по подготовке, по числу подвозимых артиллерийскими транспортами снарядов, можно предположить, что именно под Сапановом разовьется настоящий генеральный бой.
   В нашем корпусе все силы подтянуты к Сапанову.
   Сапановские бои
   Часа в три утра, когда только начал брезжить рассвет, я проснулся от артиллерийских разрывов. Канонада настолько сильна, что в моей хате звенят стекла.
   Оделся. Ларкин кипятил чай.
   - Хорошо, Дмитрий Прокофьевич, что мы с вами в Перерослях. Многих сегодня наших недосчитаются...
   - Да, Ларкин, но нам с тобой должно быть совестно, что мы отсиживаемся здесь, когда другие в бою...
   - А какая нам польза там находиться? - возразил Ларкин. - И без нас хватит. Чего ради? Что мне за это земли, что ли, прибавят или новую хату построят? Искалечить или убить - могут.
   Я промолчал.
   Выпив наскоро стакан чаю, направился к Рижским казармам. Шел беспрерывный гул артиллерийской канонады. Выехав на возвышенное место, при лучах восходящего солнца увидел жуткую картину боя под Сапановом.
   Окопов ни русских, ни австрийских не видно. Над ними густой столб свинцового дыма и беспрерывно полыхает огонь от снарядов, разрывающихся над неприятельскими и нашими окопами.
   Получил телефонограмму от Моросанова экстренно переброситься с обозом в лесок, позади Рижских казарм. Быстро уложили повозки. Восемнадцать километров до новой стоянки проделали на рысях в течение часа. Наскоро соорудили землянки для укрытия от снарядов, замаскировали повозки свежесрубленными деревьями, лошадей увели в ближайший овражек.
   На фронте беспрерывная канонада. Залпы артиллерии настолько сильны, что чувствуется колебание почвы в землянках обоза в шести километрах от поля битвы. Дежурный телефонист беспрерывно принимает телефонограммы о подвозе патронов, о высылке телефонного кабеля, о приготовлении в Сапанове походных кухонь. В промежутки между приемами телефонограмм телефонист успевает обменяться несколькими словами с телефонистом, находящимся при полевом штабе полка.
   - Наступление развивается успешно. Первая линия окопов взята. Артиллерийский огонь перенесен на вторую линию австрийцев и сметает проволочные заграждения.
   Сведения об удачном наступлении бодрят солдат обоза.
   Поздно ночью в обоз за телефонами прибыл грязный, оборванный телефонист.
   - Ты ли это, Сафонов?
   - Я, ваше благородие. Досталось сегодня. С двух часов утра неотлучно находился при командире полка непосредственно в Сапанове.
   - Расскажи, как началось наступление.
   - В два часа ночи, - начал Сафонов, - пришло распоряжение командира бригады Музеуса перебросить полевой штаб полка из Бело-Кернецкого училища в Сапанов, в землянку, где когда-то помещался Измайлов. Сам Музеус к двум часам прибыл в Бело-Кернец и в моем присутствии рассказывал полковнику Радцевичу о плане наступления.
   Начинающиеся бои, по словам Музеуса, после сокрушения австрийцев на Юго-Западном фронте должны решить исход войны...
   Пришли в Сапанов на рассвете. Батальонные командиры были предупреждены о начале наступления немедленно вслед за ураганным огнем, который должен начаться в три часа утра и кончиться к пяти. Телефонистам пришлось много работать, устанавливать телефонную связь командиров батальонов с ротными командирами. Мне, в частности, пришлось обслуживать третий батальон и в течение нескольких часов быть около капитана Савицкого.
   Ровно в три часа начался артиллерийский обстрел. Стреляли так, как еще никогда во время войны мы не слышали. Артиллерийские снаряды летели буквально со всех сторон. Окопы австрийцев против третьего батальона за час были буквально засыпаны землей. Проволочные заграждения разбиты до основания. Начатый было австрийцами против третьего батальона оружейный и пулеметный огонь был прекращен в какие-нибудь полчаса. Девятая и двенадцатая роты к пяти часам утра были уже у австрийских окопов. Наши телефонисты, сопровождавшие эти роты, передавали потом, что в австрийских окопах они не встретили никакого сопротивления. Австрийские офицеры и солдаты не были подготовлены к такой мощной атаке с нашей стороны и к такому сильному артиллерийскому обстрелу. Австрийцы, вжавшиеся в землю на дне окопов, при появлении русских сразу сдались. Через несколько часов огромные толпы австрийских солдат потянулись в наш тыл. Взята масса пулеметов!
   После занятия первой линии окопов артиллерия перенесла свой огонь на вторую. Австрийская артиллерия в свою очередь начала сильный обстрел сапановской позиции. Снаряды рвались вокруг землянки полевого штаба. Не раз засыпало землей окоп телефонистов.
   К девяти часам было покончено с окопами второй линии, где захвачено много траншейных орудий, бомбометов, минометов и пулеметов. Пленных оттуда волокли в продолжение нескольких часов.