Оськин Дмитрий. Записки прапорщика

   - Давайте сперва обсудим кандидатов!
   - Называйте фамилии! - Оленин! - закричали представители 11-го полка.
   - Игнатов! - кричали в противовес штабные.
   - Морозов! - кричали артиллеристы. Кандидатов набралось двенадцать человек. Игнатов еще раз спросил у собрания:
   - Может, полезно обсудить кандидатов, прежде чем за них голосовать?
   - Ничего, сами разберемся! - получил он в ответ.
   Из урны вывалили на стол груду записок, которые президиум начал подсчитывать. Раз, два, три... десять... тридцать... сорок пять... семьдесят... девяносто пять... сто тридцать четыре.
   - Сто тридцать четыре голоса за Оленина! - провозгласил Игнатов.
   Солдаты снова вытянулись перед урной. Каждый подходил, крепко держа зажатую в кулаке записку, скрывая ее от других, осторожно вкладывал в ящик.
   Открыли урну, считают. За Игнатова девять голосов.
   - Довольно тянуть волынку! - закричали солдаты. - Ясно, что Оленин выбран. Ведь кто писал за одного, ясно, за другого писать не станет.
   - Итак, выбран почти единогласно Оленин, - резюмировал Игнатов.
   - Качать его! - закричали с разных сторон, и мое бедное тело несколько раз взлетело на воздух.
   - Товарищи, пощадите, вы мне все кости переломаете! - взмолился я.
   Не чувствуя под собою ног, дошел я до своей роты.
   Солдаты устроили мне овацию, узнав, что я избран депутатом на крестьянский съезд.
   - Смотрите, товарищ Оленин, не отрывайтесь от нас!
   Всероссийский Крестьянский съезд
   Май, Петроград
   Сидя в вагоне поезда, везущего меня в Тулу, я обдумывал, как вести себя на Всероссийском крестьянском съезде.
   Надо организовать в группу всех представителей 11-й армии, чтобы было согласованное выступление по вопросам о земле и о войне.
   Съезд начнет работу официально пятого мая, но, надо думать, делегаты с фронта запоздают...
   Очень хочется повидаться с родными, а жену взять с собой в Петроград.
   В Курске столкнулся с прапорщиком Трехсвятским, едущим из Тулы на фронт. Уже стоя на подножке вагона, я спросил Трехсвятского: что в Туле?
   - И хорошо и плохо, - ответил Трехсвятский. - Хорошо, что идет чистка запасных полков. Плохо, что совершенно упала там дисциплина. Никаких занятий, ежедневно митингуют, шкурничество: мол, если нас на фронт отправят, кто здесь будет революцию защищать?
   Третий звонок, гудок паровоза. Торопясь, я пожал руку Трехсвятскому и вошел в вагон.
   Большинство пассажиров из Крыма.
   Купе все заняты. Пришлось устроиться в коридоре.
   Вошла девушка, лет двадцати - двадцати двух, в изящном лиловом платье, тоненькая, с карими глазами, немного вздернутым носиком. Осмотрелась. Нервно повела плечиками, остановив свой взор на мне. Громко позвала проводника. Я заметил маленькую ножку, одетую в лаковую туфельку и тонкий шелковый чулок. Внимательно осмотрел ее стройную фигурку - девушка хороша.
   Она несколько раз прошла по коридору, причем при приближении осматривала меня с ног до головы.
   Я делал вид, что не замечаю этого, задумчиво курил папиросу.
   - Вы не знаете, - обратилась она ко мне наконец, - скоро Тула будет?
   - От Курска до Тулы около трехсот километров, - ответил я. - Этот поезд скорый. Делает в час в среднем километров сорок. Следовательно, часов через семь-восемь будем в Туле. А вы в Тулу?
   - Нет, я еду из Симферополя. Имела глупость еще на Пасху поехать в гости к тетке. Туда ехала мучилась, сейчас - еще больше. - Какое же мученье? - удивился я. - Вы едете во втором классе, в купе...
   - В купе, - передразнила она меня. - Если в этом купе одни только лоботрясы, какое удовольствие с ними ехать?
   - Не нравятся спутники? Здесь, в коридоре, лоботрясов меньше.
   - Вы правы. Здесь только один!
   И она расхохоталась. Я укоризненно смотрел на нее, не зная, обидеться мне или не стоит.
   - Я на фронте почти три года. Для меня это событие - выбраться в тыл.
   - Вы с фронта? Правда?
   - С фронта. Не верите, могу вам Георгиевский крест показать.
   Из бокового кармана я достал свой солдатский Георгиевский крест и приколол булавкой к груди.
   - Ах, какой вы интересный! Ну наконец-то я встретила настоящего офицера, боевого, прямо с фронта! А почему у вас такой крест странный? Я таких не видала.
   - Это солдатский Георгий.
   - Странно... У офицера - солдатский крест?
   - Что странного? Я был солдатом, получил крест, потом, за отсутствием других орденов, которыми можно было бы награждать солдат, меня произвели в офицеры.
   - А вы совсем не похожи на солдата.
   - Ну, еще бы, два года в офицерских чинах пребываю.
   - В отпуск едете? К жене?
   - Не в отпуск и не к жене. Еду в Питер.
   - В Петроград, - капризно протянула девушка. - Говорят, чудесный город. Как бы мне хотелось там побывать, а тут изволь ехать в эту противную Самару. Вы себе представить не можете, что за гнусный город Самара!
   - А вы что там делаете?
   - Баклуши бью. Маменька мне женихов ищет, а я замуж не хочу. Сама себе жениха найду.
   - Теперь время революционное, - пошутил я. - И маменькам пора жениховье дело бросить.
   - А какая у меня маменька! От такой тещи не поздоровится будущему муженьку!
   - Почему вы своих спутников в купе лоботрясами назвали?
   - Ну как же? Молодые, здоровые - а все в тылу околачиваются, даже не офицеры, а, как их называют... в Союзе работают...
   - Земгусары.
   - Вот-вот, земгусары, со шпорами. Героями себя воображают. Жуть! И я от Симферополя эту муку терплю! - и девушка нахмурила тоненькие бровки. Вы, может, вперед в Самару заедете, а уж потом в Питер?
   - К сожалению, не могу. Я в Туле выхожу.
   - Зачем же вам в Туле выходить, раз поезд до самого Питера?
   - Родных хочу повидать.
   - Родных?.. Знаю я этих родных! - погрозила она мне.
   В этой болтовне доехали мы до Тулы.
   * * *
   В Питере решил остановиться у брата своего, Василия Никанорыча, слесаря в трамвайном парке.
   Дом, в котором жил брат, - общежитие для рабочих. Большой, шестиэтажный, с квартирами в одну, максимум две комнаты. Поднялся на пятый этаж по узкой крутой лестнице. Брата дома не оказалось, встретила его жена, Елена. Она обрадовалась моему приезду. Немедленно стала собирать чай, закуску. Предложила мне помыться с дороги. Я сказал, что собираюсь пробыть в Питере не меньше месяца и хотел бы найти себе комнату.
   - А зачем тебе комната, живи у нас, - сказала Елена.
   - Нельзя, голубушка, жена, вероятно, приедет.
   - А ты уж и жениться успел?
   - Женился.
   - Ну, тогда вот Вася придет, он скажет, где тут поблизости можно найти. А обедать, милости прошу, у нас.
   - Если не будут кормить на съезде, попрошу вас взять меня в нахлебники.
   Пришел Василий. Разговор пошел о Петрограде.
   - Сейчас хорошо, рабочим - лафа. Не то что раньше было. Одно плохо: хлеба нигде без карточек не достанешь, да и по карточкам не всегда дают.
   - Странно, я видел в магазинах не только хлеб, но и пирожные.
   - Пирожное со щами есть не будешь. Его покупает буржуазная публика. А вот черного хлеба мало. Тебе придется прописаться и взять на себя карточку, иначе намучаешься.
   - Зачем мне карточка? Я, вероятно, в столовой буду обедать. А настроение в городе как?
   - Да что ж... Как революция произошла, сначала все хорошо было. Потом финтить начали в правительстве. Ты, верно, читал, знаешь, что Милюков послал союзникам, что, мол, война до победного конца. Я так понимаю: нам надо правительство свое, социалистическое, ставить, а министров-капиталистов - долой!
   Я постарался перевести разговор на другую тему, так как чувствовал, что спорить с Василием не могу.
   После обеда пошли искать квартиру. Во всем районе Васильевского острова, начиная с 20-й линии и кончая 1-й, свободной комнаты не нашлось. Василий предложил пройти к взморью. На 22-й линии на двери одного из больших домов было наклеено объявление о сдаче комнаты. Зашли.
   Владелица квартиры, пожилая женщина, сказала: сдается комната с мебелью, плата - пятьдесят рублей. Называя цифру, она со страхом смотрела на Василия Никанорыча.
   - Я согласен, - заявил я. - Сколько вам задатку?
   - За полмесяца.
   - Получите! - И я вручил ей двадцатипятирублевую кредитку.
   * * *
   На другой день я пошел на Всероссийский крестьянский съезд. Съезд проходил в Народном доме на Кронверкском проспекте.
   Зал оперного театра вмещал до пяти тысяч человек. Фойе театра заняли киоски, в которых продавались революционные книги и брошюры. Почти над каждым киоском надпись, какой партии он принадлежит: "Партия народной свободы" без лозунга, партия народных социалистов с лозунгом: "Все для народа и все через народ", партия социал-революционеров с лозунгом: "В борьбе обретешь ты право свое", партия социал-демократов с лозунгом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь". Тут же объявление о приеме в партию.
   Я подходил к киоску, и меня тут же спрашивали:
   - Какой партии?
   Услышав, что беспартийный, предлагали немедленно записаться.
   - Подожду, - смеялся я. - Дайте осмотреться.
   - Лучшее нашей партии нет! - говорил каждый.
   В конце концов приглашения стали надоедать, точно находишься на каком-то базаре, где стараются всучить ненужные тебе вещи.
   Разыскал регистрационное бюро. Там сидела белобрысая девица лет тридцати пяти, с длинным носом, вспухшими веками и изумительно тощей фигурой.
   Она посмотрела мой мандат, проверила в своих списках, полагается ли быть депутату от 3-й дивизии, и, найдя, что такому депутату быть положено и что это место еще никем не занято, выписала мне сразу две карточки. Одну красную - мандат депутата Всероссийского крестьянского съезда с правом решающего голоса, другую зеленую - на право получения обедов и ужинов в столовой Народного дома.
   Заседания съезда идут с десяти до двух часов дня, после перерыв на обед, затем ты опять занят с пяти до восьми вечера.
   Регламент и порядок съезда напечатан на отдельных листовках. В повестке дня вопросы о войне и земле, выборы исполнительного комитета. Добавлен еще вопрос о международном и внутреннем положении.
   Делегатов съехалось свыше тысячи. Кроме того, масса гостей и лиц с совещательным голосом. Оперный зал заполнен сверху донизу. На сцене президиум, почетные гости. Партер для делегатов съезда с решающим голосом, а ярусы и ложи для интересующихся.
   Председатель съезда социал-революционер Авксентьев. Среди членов президиума бабушка русской революции Брешко-Брешковская, новый министр земледелия, социал-революционер Чернов, видные члены партии эсеров: Бунаков, Чайковский и другие.
   Состав делегатов очень пестрый: человек двести солдат, пятнадцать-двадцать офицеров, от прапорщиков до поручиков включительно. Многие делегаты в деревенских свитках, с намасленными волосами, точь-в-точь такие, как виденные мной в мирное время волостные старшины в нашем Епифанском уезде. Выделяются несколько сектантов. Один в длинной посконной рубахе, без штанов, нечесаный, босой. Про него рассказывают, что круглый год, и зиму и лето, он ходит в этой рубахе и не надевает никакой обуви.
   По партийному составу на съезде социал-революционеров почти пятьсот пятьдесят человек, народных социалистов около ста, беспартийных около пятидесяти.
   В первое посещение мне пришлось быть свидетелем небольшого скандала, разыгравшегося между президиумом и партером.
   Один из делегатов съезда, выйдя на трибуну для внеочередного заявления, обвинил президиум в нелояльном отношении к съезду и в превышении власти, ибо без доклада съезду и одобрения последнего председатель Авксентьев отправил от имени съезда приветствие съезду кадетской партии.
   - Кадеты - это крупная буржуазия, - говорил оратор. - Их интересы чужды интересам крестьян. Посылать капиталистам и помещикам приветствие вещь совершенно недопустимая и характеризует политическую физиономию руководителей нашего съезда.
   В заключение он предложил выразить недоверие президиуму.
   С ответной речью выступил Авксентьев. Среднего роста, несколько плотный, с вьющимися волосами, умеющий владеть собой, с прекрасными ораторскими приемами, горделиво покачиваясь, он бросает:
   - Удивляюсь, что отдельные делегаты выходят и выражают недоверие президиуму, который организовал созыв этого съезда. Недоверие тем людям, которые десятки лет вели борьбу за землю и волю, тем людям, которые многие годы сидели в тюрьмах и в ссылках. Если бы не они, - Авксентьев делает величавый жест в сторону президиума, - не было бы революции, не было бы настоящего съезда. Президиум прекрасно отдает себе отчет в том, что он делает. Президиум не может не приветствовать съезда кадетской партии, ибо эта партия есть "Партия народной свободы". Это не есть партия помещиков, не есть партия капиталистов, это - партия, которая наравне с нами стремилась к свержению царизма.
   Голос Авксентьева повышается.
   - И если говорить начистоту, свергли царизм не столько присутствующие здесь делегаты, сколько те, которых от имени президиума я сегодня приветствовал.
   - Свинство! Подлость! - раздаются крики.
   - Я вижу, что на наш съезд проникли чуждые крестьянству элементы, продолжает Авксентьев, - но им не удастся сорвать ни работу съезда, ни те решения, которые съезд примет под руководством настоящего президиума. Я предлагаю перейти к очередным делам, оставив без внимания сделанное перед этим внеочередное заявление.
   На задних скамьях поднялся шум:
   - Прихвостни кадетов!
   Авксентьев, вернувшись с трибуны к председательскому месту, презрительно смотрел на кричавших.
   - Я голосую, кто за переход к очередным делам, прошу поднять руки.
   Поднялся лес рук.
   - Кто против?
   Меньшинство.
   - Слово для доклада о продовольственном положении страны имеет министр продовольствия Пешехонов.
   Большинство находившихся в зале зааплодировали.
   На трибуне оказался Пешехонов, среднего роста, худощавый, невзрачный человек, который начал читать речь по шпаргалке.
   Я прошел в фойе, где бродили несколько делегатов, обсуждавших инцидент.
   - Конечно, Авксентьев не имел права выступать у кадетов от имени съезда. Он должен был, хотя бы ради приличия, получить разрешение съезда...
   - Авксентьев и другие кичатся своим революционным прошлым. Подумаешь, важность какая, многие из нас в тюрьмах сидели...
   - Что вы, господа, мы не можем действовать изолированно от "Партии народной свободы". Все же эта партия имеет колоссальнейшие заслуги. Может быть, Авксентьев и пренебрег формальностями, но разве это так существенно?
   - Прихвостни они! - слышались возгласы. - Надо переизбрать президиум! - Здесь не без провокации большевиков, - возражали другие. - Люди, подобные Авксентьеву, достойны всяческого уважения. Нечего ставить вопрос перед всем съездом, коли президиум у нас авторитетный.
   На следующий день я пришел на заседание ранним утром. В кулуарах раздавали письмо главы большевистской партии Ленина, обращенное к делегатам крестьянского съезда. Около людей, раздававших это письмо, толпились.
   - Ишь ты, - говорил делегат в золотом пенсне, - на какой бумаге написано, и чуть не золотыми буквами. У нас еле-еле газетной хватает, а тут, посмотрите, чуть не на слоновой. Что значит - денежки имеются, от немецкого генерального штаба.
   Я протиснулся, чтобы получить письмо, так волновавшее всех депутатов. Письмо действительно написано на прекрасной бумаге. Ленин сообщает, что он по своему нездоровью не может лично выступить на Всероссийском крестьянском съезде и в силу этого вынужден обратиться с письмом: Товарищи крестьянские депутаты!
   Центральный комитет Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), к которому я имею честь принадлежать, хотел дать мне полномочия представлять нашу партию на Крестьянском съезде. Не имея возможности до сих пор по болезни выполнить это поручение, я позволю себе обратиться к вам с настоящим открытым письмом, чтобы приветствовать всероссийское объединение крестьянства и указать вкратце на глубокие разногласия, которые разделяют нашу партию, социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков.
   Эти глубокие разногласия касаются трех самых важных вопросов: о земле, о войне и об устройстве государства.
   Вся земля должна принадлежать народу. Все помещичьи земли должны без выкупа отойти крестьянам. Это ясно. Спор идет о том, следует ли крестьянам на местах немедленно брать свою землю, не платя помещикам никакой арендной платы и не дожидаясь Учредительного собрания, или не следует.
   Наша партия думает, что следует, и советует крестьянам на местах тотчас брать всю землю, делая это как можно организованнее, никоим образом не допуская порчи имущества и прилагая все усилия, чтобы производство хлеба и мяса увеличилось, ибо солдаты на фронте бедствуют ужасно. Учредительное собрание установит окончательное распоряжение землей, а предварительное распоряжение ею теперь, тотчас, для весеннего сева, все равно невозможно иначе как местными учреждениями, ибо наше Временное правительство, правительство помещиков и капиталистов, оттягивает созыв Учредительного собрания и до сих пор не назначило даже срока его созыва...
   Далее. Чтобы вся земля досталась трудящимся, для этого необходим тесный союз рабочих с беднейшим крестьянством (полупролетариями). Без такого союза нельзя победить капиталистов. А если не победить их, то никакой переход земли в руки народа не избавит от народной нищеты. Землю есть нельзя, а без денег, без капитала достать орудия, скот, семена неоткуда. Не капиталистам должны доверять крестьяне и не богатым мужикам (это - также капиталисты), а только городским рабочим. Только в союзе с ними добьются беднейшие крестьяне, чтобы и земля, и железные дороги, и банки, и фабрики перешли в собственность всех трудящихся, без этого одним переходом земли к народу нельзя устранить нужды и нищеты.
   Рабочие в некоторых местностях России уже переходят к установлению рабочего надзора (контроля) за фабриками. Такой надзор рабочих выгоден крестьянам, он дает увеличение производства и удешевление продуктов. Крестьяне должны всеми силами поддерживать такой почин рабочих и не верить клеветам капиталистов против рабочих.
   Второй вопрос - о войне.
   Война эта захватная. Ее ведут капиталисты всех стран из-за своих захватных целей, из-за увеличения своих прибылей. Трудящемуся народу эта война ни в каком случае ничего, кроме гибели, ужаса, опустошения, одичания, не несет и принести не может. Поэтому наша партия, партия сознательных рабочих, партия беднейших крестьян, решительно и безусловно осуждает эту войну, отказывается оправдывать капиталистов одной страны перед капиталистами другой страны, отказывается поддерживать капиталистов какой бы то ни было страны, добивается скорейшего окончания войны посредством рабочей революции во всех странах.
   В нашем теперешнем новом Временном правительстве десять министров принадлежат к партиям помещиков и капиталистов, а шесть - к партии народников (социалистов-революционеров) и меньшевиков социал демократов. По нашему убеждению, народники и меньшевики делают глубокую и роковую ошибку, входя в правительство капиталистов и соглашаясь вообще поддерживать его. Такие люди, как Церетели и Чернов, надеются побудить капиталистов скорее и честнее кончить эту захватную войну. Но эти вожди партии народников и меньшевиков ошибаются: на деле они помогают капиталистам готовить наступление русских войск против Германии, то есть затягивать войну, увеличивать неслыханные тяжелые жертвы, принесенные русским народом войне.
   Мы убеждены, что капиталисты всех стран обманывают народ, обещая скорый и справедливый мир, а на деле затягивая захватную войну. Капиталисты русские, имевшие в своих руках старое правительство и имеющие по-прежнему в своих руках новое Временное правительство, не захотели даже опубликовать тех тайных грабительских договоров, которые бывший царь Николай Романов заключил с капиталистами Англии, Франции и других стран с целью отвоевать у турок Константинополь, отнять у австрийцев Галицию, у турок Армению и так далее. Временное правительство подтвердило и подтверждает эти договоры.
   Наша партия считает, что это - такие же преступные, грабительские договоры, как и договоры разбойников - немецких капиталистов и их разбойничьего императора Вильгельма с их союзниками.
   Кровь рабочих и крестьян не должна литься из-за достижения таких грабительских целей капиталистов.
   Надо скорее кончить эту преступную войну, и не сепаратным (отдельным) миром с Германией, а всеобщим миром, и не миром капиталистов, а миром трудящихся масс против капиталистов. Путь к этому один: переход всей государственной власти целиком в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и в России, и в других странах. Только такие Советы в состоянии на деле помешать обману народов капиталистами, помешать затягиванию войны со стороны капиталистов.
   И здесь я подошел к третьему и последнему из намеченных мною вопросов: к вопросу об устройстве государства.
   Россия должна быть демократической республикой. С этим согласно даже большинство помещиков и капиталистов, которые всегда стояли за монархию, но убедились теперь в том, что народ в России ни за что не допустит восстановления монархии. Капиталисты направили теперь все усилия на то, чтобы республика в России как можно больше походила на монархию (примеры тому бывали во многих странах неоднократно). Для этого капиталисты хотят сохранения чиновничества, стоящего над народом, полиции и постоянной армии, отделенной от народа и находящейся под командой невыборных генералов и офицеров. А генералы и офицеры, если они невыборные, почти всегда будут из помещиков и капиталистов. Это известно даже из опыта всех республик на свете.
   Наша партия, партия сознательных рабочих и беднейших крестьян, добивается поэтому иного рода демократической республики. Мы хотим такой республики, чтобы издевающейся над народом полиции в ней не было; чтобы чиновники были все, снизу доверху, только выборные и сменяемые в любое время по требованию народа, чтобы жалованье их было не выше платы хорошему рабочему; чтобы в армии все начальство было такое же выборное и чтобы постоянная армия, отделенная от народа, отданная под команду чуждым народу классам, была заменена всеобщим вооружением народа, всенародной милицией.
   Мы хотим такой республики, чтобы вся власть в государстве, снизу доверху, принадлежала всецело и исключительно Советам рабочих, солдатских, крестьянских и проч. депутатов. Рабочие и крестьяне - большинство населения. Власть и управление должно быть у их Советов, а не у чиновников.
   Вот наши взгляды, товарищи крестьянские депутаты. Мы твердо убеждены в том, что опыт скоро покажет самым широким массам народа ошибочность политики народников и меньшевиков. Опыт скоро покажет массе, что спасти Россию, которая, как и Германия, как и другие страны, находится на краю гибели, спасти измученные войной народы нельзя путем соглашательства с капиталистами. Спасти все народы может только переход всей госу дарственной власти прямо в руки большинства населения.
   4 мая 1917 года В. Ленин
   Письмо вызвало много толков среди делегатов.
   - Как же так, - говорили одни, - земля должна без выкупа отойти к крестьянам? Это невозможно. Ведь большинство земель помещиков заложены в банк. Если взять землю без выкупа, то произойдет финансовый крах.
   - Какой там к черту крах! - говорили другие. - Мужик ждет более столетия, чтобы забрать то, что ему принадлежит исторически. На то и революция, чтобы земля была отобрана от помещиков. Куда же вы денете лозунг "земля и воля", основателем которого были и Чернышевский, и Лавров? Конечно, Ленин прав. Землю нужно немедленно забрать, не ждать Учредительного собрания. Учредительное собрание должно окончательно ликвидировать собственность на землю, как пишет Ленин.
   - Насчет войны Ленин загнул слишком, - слышалось в другой группе. Легко сказать: нам война не нужна. Ленин не понимает, что данная война имеет освободительный характер. Надо в конце концов освободиться от влияния тевтонов на славянские народности. Без Дарданелл развитие экономики России не может иметь места. Надо лишить турок права владеть проливом. Милюков прав.
   - Свергать капиталистов необходимо, - слышалось в другом месте.
   - Это у нас-то, ха-ха-ха, при нашей серости, дикости, некультурности и без капиталистов?! Ясное дело, тут не без связи с противником. Власть Советам. Это значит нам всем власть отдать. Что же, так мы все и будем управлять? Вряд ли это возможно. Все равно придется избрать специальный орган для управления.
   - А Ленин прогрессирует. Раньше говорил, что отрезки надо отобрать от помещиков, а теперь уже насчет всей земли.
   - Политиканствует, политиканствует...
   Прошелся, надеясь найти киоск большевиков, чтобы проверить, нет ли и там записи делегатов в партию. Киоск есть, но записи в партию нет. Запись производится только в районных комитетах.
   Идут прения по продовольственному вопросу. Делегаты осуждают политику старого правительства о натуральном обложении сельского населения. Много говорится о спекуляции с хлебом, железнодорожном транспорте. Указывают, что основная угроза не в хлебном кризисе, а в том, что железные дороги не могут доставлять хлеб в отдельные районы и в такие центры, как Петроград.
   - На транспорте вакханалия, - говорят некоторые делегаты. - В то время как для погрузки нет вагонов, для такой мерзости, как вода "Кувака", составляются целые поезда. А кому эта самая "Кувака" нужна и какая разница между "Кувакой" и простой невской водой?