И в этот момент, когда Джо занимался разговорами с адвокатами, судьями и присяжными, вышел из семейства Бонанно один из старейших его членов – Гаспар де Грегорио, давнишний друг Джо, когда-то присутствовавший на его свадьбе, крестный отец сына Джо, Сальваторе, или Билла. Де Грегорио обидело только что полученное им от Стефано Магаддино сведение, будто Джо рассчитывает передать свою власть не ему, как обещал, а сыну. Поскольку теперь Бонанно Комиссия вывела из своих рядов, то Магаддино подал де Грегорио еще одну мысль – взять власть над кланом в свои руки. Но эта затея провалилась, поскольку большинство гангстеров из «старой гвардии» отказались принять самозванное руководство и предпочли поддержать Билла, сына Джо Бонанно.
Это было началом войны, получившей в прессе название «банановая».
Итак, все началось в дождливый октябрьский день, когда Джо беседовал с юристом Мэлони по поводу дел судебной комиссии. Неожиданно в ресторан вошел человек, которого Джо, по-видимому, хорошо знал, потому что сердечно поприветствовал его и предложил присесть за стол. Человек предложение принял, хотя под разными предлогами дважды отлучался. Мэлони успел заметить, что во второй раз этот человек вышел из ресторана и, подойдя к телефону-автомату, кому-то позвонил. Моросил дождь, десерт с вином закончился, и Джо Бонанно расплатился за обед. В сопровождении Мэлони он покинул ресторан и взял такси, чтобы продолжить беседу с адвокатом у него дома. Он даже внимания не обратил, что человек из ресторана поспешно последовал за ним, тоже поймав такси и велев водителю опередить машину Бонанно.
Прибыв к дому Мэлони первым, этот человек отпустил машину, а сам притаился в подъезде, прячась от дождя и спокойно ожидая, когда появится такси с Бонанно и Мэлони. Едва машина появилась в поле его зрения, как незнакомец махнул рукой двум мужчинам, которые терпеливо сидели в машине на противоположной стороне улицы. Едва такси подъехало к дому, а Бонанно и Мэлони вышли из машины, как эти двое гангстеров стремительно покинули свое убежище. Один из них во мгновение ока оказался рядом с Джо. Приставив пистолет к его голове, он довольно вежливо произнес: «Приехали, Джо. Пересаживайся. Хватит прятаться. Мой босс хочет видеть тебя, и он тебя увидит». Мэлони немедленно кинулся к Джо, желая защитить его, однако второй гангстер был начеку. Он выстрелил несколько раз под ноги адвоката в то время, как первый запихивал Бонанно в машину. Через несколько секунд к нему присоединился и сообщник, продолжавший держать на прицеле Мэлони.
Америка давно уже успела привыкнуть к похищениям, но кто осуществил наглое похищение Джо Бонанно, долгое время оставалось загадкой. Только относительно недавно стало известно, что Джо похитил Стефано Магаддино. Он спрятал Бонанно в сельской местности, в заброшенном домике близ Кэтскилл Маунтин, и убедительно разъяснил, что если его оппонент станет вести себя разумно, то выйдет на свободу живым и невредимым, а если же решит проявить строптивость, то придется применить различные методы разъяснения сложившейся ситуации, не все из которых будут, мягко говоря, приятными. Но он, Стефано, все же настроен решать проблемы мирно. Он хочет, чтобы правление империей Бонанно перешло не к сыну босса Биллу, а к достойному человеку – Гаспару де Грегорио. К тому же Комиссия тоже поддерживает подобное разрешение конфликта, добавил тогда Магаддино.
Как убеждали Джо Бонанно передать бразды правления в руки Грегорио, до сих пор остается его тайной, о которой он никогда не распространялся. Известно только, что на уговоры Магаддино потратил 6 недель, но своего все-таки добился. Вряд ли в истории мафии были случаи, когда гангстерам не удавалось достичь поставленной цели. В конце концов Джо был отпущен, но его заставили дать слово, что в ряды мафии он не вернется никогда и навсегда забудет, каким образом можно пройти на территорию Буффало.
Едва Джо получил свободу, как немедленно исчез. О нем ничего не было слышно в течение 19 месяцев. Тогда ходили упорные слухи, что ему предоставил убежище диктатор Гаити Дювалье и будто бы там Бонанно снова занимался игорным бизнесом.
Джо Бонанно появился неожиданно. В середине мая 1966 года он, облаченный в тот самый костюм, который был на нем в день похищения, вошел в помещение суда на Манхэттене и сразу явился к федеральному судье Марвину Френкелю, который смотрел на него как на выходца из преисподней. А Джо Бонанно спокойно произнес: «Мне почему-то показалось, что правительство хотело бы со мной переговорить. Мое имя – Джозеф Бонанно».
С ним и в самом деле поговорили, и не только поговорили, а задержали, предъявив обвинение в противодействии правосудию, которое произошло в результате его исчезновения. Бонанно немедленно выплатил залог в размере 150 тысяч долларов и так же спокойно вышел из здания суда. Он шел по Нью-Йорку, глядя на любимые и уже почти забытые улицы и обдумывая, каким образом вернет свою империю, которой в настоящее время управлял Гаспар де Грегорио, назначенный Комиссией на его место.
Однако Бонанно еще не знал, что война продолжалась и после его исчезновения. Мало того, она была в самом разгаре. Уже нельзя было с точностью сказать, кто из бывших людей Бонанно поддерживает своего прежнего босса, а кто является сторонником Грегорио. «Старая гвардия» решительно заявила, что если Джо Бонанно не сможет управлять ими, то они примут единственного кандидата на его место. По их мнению, наиболее достойным в этом смысле являлся сын Бонанно, Билл.
Ни о каком примирении даже речи не шло. Обе стороны вооружались, словно перед самыми настоящими боевыми действиями, как будто время вернулось вспять и вот-вот улицы Нью-Йорка снова будут залиты кровью – последствием гангстерских разборок. Казалось даже странным, что такое сплоченное семейство, успешно процветавшее 30 лет, разорвано буквально на части.
Со своей стороны власти тоже подлили масла в огонь: они решили начать проверку преступной деятельности клана Бонанно. То один, то другой боец или помощник получал повестку из суда. От этого дело запутывалось еще больше, а старания детективов, которые из кожи вон лезли, пытаясь разобраться в заварухе, вносили еще больше смятения и раздора в ряды семьи, пытавшейся в свою очередь точно, раз и навсегда установить, кто стоит за назначенного «Синдикатом» де Грегорио, а кто – за молодого Бонанно. Газеты с издевкой писали о «банановой войне».
За полгода до появления Джо к его сыну подошел один из помощников Грегорио, как он утверждал, с самыми благими намерениями. Его босс хочет уладить дело миром, заявил он, но для этого непременно нужно встретиться и переговорить. Верно, в семье распри ни к чему, согласился Билл и назначил встречу в Бруклине, в доме одного из своих родственников.
Поскольку война между двумя партиями велась уже в продолжение двух лет, Билл нисколько не заблуждался относительно намерений де Грегорио. За это время он успел изучить характер своего противника и отлично понимал, что все эти разговоры о перемирии – чистая фикция. Де Грегорио никогда не уступит и не пойдет на сделки любого рода; если он задумал решить спор окончательно, то только кровью.
В принципе существовала вероятность искренности де Грегорио, хотя бы потому, что ему уже исполнилось к этому времени 63 года. Он вполне мог устать от руководства таким беспокойным семейством, как Бонанно, а может быть, у него была мысль сделать вид, будто уступает Биллу, а потом подчинить его, молодого и не столь неопытного, себе. В любом случае клан от этого объединения только выиграл бы, снова превратившись в мощную империю.
Билл, конечно, допускал и такой вариант. Но, наряду с ним, существовали и прочие мысли, среди которых первое место занимала вероятность расставленной ему ловушки. Если эти люди могли похитить его отца, то почему бы им не поступить подобным образом и с сыном? Билл знал, что в данный момент Джо находится в безопасности; он не бросит его, он непременно вернется, он сделает все, чтобы восстановить свое прежнее положение, и плевать ему на обещания, которые его вынудил дать Магаддино. В связи с этим был повод лишний раз призадуматься. Противники могли разведать планы Джо Бонанно, а, значит теперь их главной задачей было помешать ему вернуться. Это же возможно только в одном случае: убить его сына, обезглавив таким образом оппозицию.
Итак, решил Билл, к какому бы умозаключению ни прийти, все равно получается ловушка, при любом раскладе. К назначенной встрече он решил подготовиться как следует. Холодной январской ночью он отправился на встречу с де Грегорио, взяв с собой нескольких вооруженных наиболее опытных, бойцов. Он приказал им быть начеку и в любой момент готовыми ответить врагам.
Билл оказался прав. Едва машины с его людьми припарковались, как из всех домов и подъездов, окон и дворов на них обрушился настоящий свинцовый шквал. Стреляли из пистолетов, ружей, револьверов. Билл со своими бойцами едва успел скрыться за машинами. Он открыл ответный огонь, и улица на какое-то время наполнилась звуками сплошной грохочущей и визжащей от рикошетов какофонии. Пули и картечь дождем хлестали по стенам. Внезапно, перекрывая стрельбу, взвыли сирены полицейских машин, и, как по мановению волшебной палочки, наступила полнейшая тишина.
Противники поспешно скрылись в подготовленные убежища. Билл вернулся в свой дом, по-прежнему соблюдая максимальную осторожность, а ближе к ночи один из его помощников сообщил: на месте происшествия полиция не обнаружила ни одного трупа, зато огромное количество брошенного оружия. Потерпевших не оказалось, а значит, и сообщать было нечего, потому и молчали об этом случае газеты, телевидение и радио. Не выдержав, Билл сам позвонил репортеру газеты «Нью-Йорк таймс». Этого человека он знал давно: тот постоянно публиковал статьи, посвященные родственникам Билла, а потому перестрелка могла его заинтересовать. «Это была засада, организованная, чтобы убить меня», – сказал Билл.
Репортер немедленно позвонил в полицию, желая услышать подробности, чем весьма огорчил стражей порядка. Они хотели и дальше хранить молчание по поводу произошедшего в Бруклине инцидента, поскольку у них не было ни малейшего намека на то, кто именно участвовал в разборке. «Хотя, конечно, перестрелка действительно была», – неохотно признались полицейские. Теперь журналист не оставил органам правопорядка ни единого шанса распутать это дело первыми.
В газете «Нью-Йорк таймс» буквально на следующий день опубликовала статью под броским заголовком: «Перестрелка ставит перед властями неразрешимую загадку». В этой статье буквально говорилось следующее: «В пятницу вечером банда обстреляла улицу в Бруклине, оставив после себя семь образцов различного огнестрельного оружия и множество пулевых отверстий в стенах домов. До вчерашнего вечера полиция так и не смогла раскрыть тайну происшествия, даже опросив сотни местных жителей.
Хотя обитатели Траутмен-стрит на участке между Никерброкер и Ирвинг-авеню слышали более двадцати выстрелов около одиннадцати часов вечера, прибывшие из участка, который находится на Вильсон-авеню, то есть в шести кварталах от места происшествия, полицейские не обнаружили ни одной жертвы, ни одного кровавого пятна и не услышали ни от кого жалоб.
Лейтенант полиции Джон Норрис скептически отнесся к появившимся вчера слухам о том, что перестрелка могла быть вооруженной стычкой между мафиозными кланами, борющимися за руководство преступным семейством Джозефа Бонанно.
«Если это было дело рук профессионалов, им нужно немедленно пройти повторный курс обучения стрельбе, – заявил лейтенант Норрис. – Стычка не носит признаков участия организованной преступной группы. Совершенно отсутствует какой-либо смысл в том, что ее участники побросали свои револьверы. За все двадцать три года работы в полиции я еще не сталкивался с такими сумасбродными действиями».
Эта статья в «Нью-Йорк таймс» положила начало другим газетным публикациям. Остальные печатные издания тоже не хотели отставать, желая начать собственное расследование случившегося факта. В результате столь активных действий журналистов пришлось всерьез взяться за дело и бруклинской прокуратуре, чтобы разобраться, что на самом деле произошло январской ночью на Траутмен-стрит. Естественно, представители правозащитных органов не сомневались, что эта перестрелка – результат гангстерских разборок и борьбы за власть в семействе Бонанно. В результате первым делом следовало допросить основных претендентов на роль главы клана, в данный момент находящегося в изгнании, – его сына Билла и Гаспара де Грегорио. Кстати, было очень удобно, что оба соперника проживали неподалеку друг от друга: Билл обосновался в Ист-Медоу, а Грегорио в 35 километрах от него, в графстве Саффолк.
Сначала следователи нанесли визит де Грегорио, однако когда они пришли к нему, имея на руках вызов на допрос, родственники немедленно заявили, что Грегорио нет дома. Следователи решили не отступать, они не верили ни единому слову, а потому в управление полиции не вернулись и стали ходить вокруг дома, даже не желая скрываться от глаз его обитателей. Прошел час, и их ожидания были вполне удовлетворены. К дому подъехала машина «скорой помощи», откуда де Грегорио вынесли на носилках. Предупредительные врачи объяснили сыщикам, что у этого больного ночью произошел сердечный приступ. Тем не менее полицейские снова не смутились и, твердо решив ничему не верить, торжественно вручили де Грегорио лично в руки вызов на допрос.
Одновременно другая команда детективов занималась поисками сына Бонанно, Билла. Им повезло гораздо меньше, поскольку тот исчез, как сквозь землю провалился. Видимо, скрываться в этой семье умели с завидным профессионализмом. Билл так и не появился до тех пор, пока расследование не завершилось и власти не вынесли своего решения относительно обстоятельств перестрелки на Траутмен-стрит. Собственно, результат можно было с полным основанием назвать нулевым, поскольку пришлось опросить сотни людей, живших на этой улице, однако те как сговорились: этот достопамятный вечер совершенно стерся из их памяти.
И все же Билл добился того, чего хотел. Перестрелка привлекла внимание властей, а в глазах Комиссии это являлось фактом совершенно недопустимым. На совещании «Синдиката» де Грегорио был снят с поста главы семейства, а его преемником назначили Пола Сиакки.
Однако Пол Сиакки не имел никакого авторитета в клане Бонанно, поэтому он даже не мог рассчитывать, что эта корона надолго удержится на его голове. Именно в это время из своего изгнания вернулся Джо Бонанно.
Его возвращение положило начало новым кровопусканиям и разборкам. Война велась в течение двух лет, и в результате ее погибло в перестрелках около десятка гангстеров как с одной, так и с другой стороны. Раненых также было немало. Первой жертвой этой войны оказался Билл, который попал в засаду, устроенную боевиками Сиакки. Его тяжело ранили, но он выжил; никто из его людей, находившихся рядом в тот момент, не пострадал. Зато потом бойцы Бонанно нанесли ответный удар: выследили гангстеров, находящихся на стороне Сиакки, которые преспокойно обедали в ресторане, ворвались в него и изрешетили из автоматов своих противников.
Комитет снова созвал совещание высшего мафиозного руководства в составе Карло Гамбино, Джозефа Коломбо, Карлоса Марселло, Томми Эболи и Санто Троффиканте. На повестке дня стоял один вопрос: что делать с Джо Бонанно – оставить его в живых или уничтожить? Обсуждение в ресторане «Ла Стелла» в Квинсе продолжалось долго, решение принималось трудно и принято не было, поскольку все участники встречи были ошеломлены неожиданным появлением полиции, которая оцепила ресторан и арестовала всех главарей сразу. Представители власти назвали эту встречу «Маленькие Аппалачи».
На следующий день, естественно, все главы семейств были отпущены под залог, и они, уже весьма озлобленные, настояли на повторной встрече. Это совещание, в отличие от первого, длилось совсем недолго, и решение принималось легко. Все согласились, что Джо Бонанно для всех стал уже занозой в глазу, а потому будет лучше, если его убьют.
Джо получил известие о том, что его приговорили к смерти, но дожидаться, когда за ним придут, он не стал. Он скрылся в штате Аризона, где через некоторое время, если верить его словам, перенес сердечный приступ и сделал заявление, что теперь его здоровье находится в таком плачевном состоянии, что и речи быть не может о возвращении Джо в качестве главы семейства.
Этому заявлению об отставке не поверили, а потому приговор было решено оставить в силе. Однажды Джо отправился встретиться со своим давнишним другом Питом Ликаволем, возглавлявшим детройтское отделение «Синдиката». Его выследили и заложили в доме Пита сразу три бомбы: одну в гараже, вторую на веранде, а третью завернули в газеты и оставили перед входной дверью, как это обычно делают посыльные. Из трех бомб взорвались две – в гараже и на веранде, однако при этом ни Джо, ни Пит не пострадали. Что же касается третьей бомбы, то она вовсе не сработала: видимо, команда Сиакки была плохо подготовлена и не годилась для работы взрывниками. После этого Джо Бонанно снова спрятался в Аризоне. Его сын поступил таким же образом и на всякий случай укрылся в Калифорнии. Могущественное некогда семейство в результате подобного раскола переживало крайне трудные времена, как будто и не было тех 30 лет ее великолепного расцвета, когда во главе клана стоял Джо Бонанно.
Новый преемник на посту босса Сиакка оказался полностью неспособным справиться как с людьми Бонанно, так и с финансовыми проблемами. В результате на совещании его отстранили от должности и передали ее сразу трем мафиозным лидерам – Натале Эволе, Филиппу Растелли и Джозефу де Филиппо.
Но как известно, у семи нянек дитя без глазу, и дела в семействе шли все хуже и хуже. Оказалось, что одна голова, особенно такая, как у Джо Бонанно, может оказаться гораздо умнее трех. И снова собралось совещание, на котором власть передали одному – Натале Эволе.
Фактически эта долгая война была окончена, и Джо Бонанно должен был бы признать, что как бы умен и изворотлив он ни был, как бы ему временами ни казалось, что корона на его голове будет держаться вечно, всегда есть тот, кто не умнее тебя, но сильнее: только мафиозная Комиссия является тем, кто всегда выигрывал, выигрывает и еще будет выигрывать, и больше никто…
Самое обидное, что именно Джо Бонанно принимал самое активное участие в организации этой Комиссии, а теперь его создание не только выступило против него, но и вынесло ему смертный приговор. Через несколько лет Джо написал автобиографию под названием «Джо Бонанно – человек чести», где в мельчайших деталях описал историю деятельности Комиссии, своего злейшего врага. Это был его последний решающий удар.
Воспоминания Джо Бонанно стали настольной книгой для агентов ФБР, началось невиданное в истории Америки нападение на «Коза Ностру», получившее название «дело о Комиссии». В результате действий органов правопорядка было арестовано несколько влиятельных членов Комиссии, несколько их помощников, которые получили 100-летние сроки заключения. Так Бонанно отомстил Комиссии за свое отлучение от поста главы клана. Его радость могло омрачать только одно обстоятельство: к этому времени его главные противники, Карло Гамбино и Магаддино, уже умерли.
Глава 3.
Эльдорадо кокаиновых королей
При слове «Южная Америка» сразу вспоминается прежде всего легенда об Эльдорадо, стране, хранящей скопище несметных богатств. Никто, правда, толком не знал, что это за богатства, и со времен конкистадоров кто искал храмы из чистого золота, кто – залежи драгоценных самородков. Эльдорадо стало смыслом жизни многих людей, страдавших лихорадочной алчностью. И они искали его, претерпевая невероятные лишения и муки, иногда даже не веря в то, что Эльдорадо и на самом деле существует.
Но волшебная страна действительно расположена в Южной Америке, хотя выглядит она несколько по-другому, нежели это представляло воспаленное человеческое воображение. Здесь можно было обогатиться просто сказочно, но отнюдь не так, как думали древние испанские завоеватели. Современное южноамериканское Эльдорадо – это настоящая империя, не знающая границ, могущество которой построено на изготовлении из коки кокаина.
В этой империи словосочетание «кокаиновый барон» или «кокаиновый король» употребляется без кавычек. Это люди, богатые баснословно, связанные с международными преступными объединениями. В то же время производством кокаина занимается довольно-таки небольшая часть профессиональных дельцов. Наркобизнес дает работу главным образом добропорядочным вольнонаемным людям. К таковым относятся местные крестьяне, которые выращивают коку, чтобы заработать на пропитание; студенты, шоферы и клерки, готовые передать клиенту столь безобидный с виду пакетик с белым порошком; полицейские, недовольные мизерной зарплатой, а потому скромно отводящие взгляд, чтобы не видеть, как преступление происходит на их глазах; банковские служащие, готовые за вознаграждение подсказать, как найти удобную лазейку в хитросплетении финансовых операций.
Сила наркомафии кроется исключительно в деньгах. Она может купить буквально все, играя на желании одних обогатиться, а других – просто выжить. И многие готовы предоставить ей рабочие руки, чтобы выбраться из зловонной ямы нищеты, в которой они безнадежно погрязли. Правда, при этом большинство забывает, что кокаин – это всего лишь золотая иллюзия, заставляющая судорожно карабкаться вверх по лестнице, что на самом деле ведет на дно.
В настоящее время центр наркомафии находится в Колумбии. Здесь процветают кокаиновые короли, однако их семейства отнюдь не замкнуты в самих себе, а связи их простираются очень далеко…
Кокаиновый Робин Гуд, король отверженных. Пабло Эскобар
Сначала над ним смеялись. Но вначале смеялись над многими, и даже если он этого не знал, то мог предположить. Люди часто не замечают, что слиток, который валяется под их ногами и кажется таким грязным, на самом деле оказывается золотым. Разве не смеялись над молодым изобретателем пишущей машинки, который предложил свое изобретение компании «Ремингтон» и получил отповедь: не стоит заниматься чепухой и ломать голову над созданием сомнительных машин, когда в распоряжении хозяина находятся сотни добросовестных клерков. Когда же вконец измученный изобретатель все-таки кое-как сбыл свой патент «Ундервуду», эта компания в течение последующих 50 лет успешно продала 12 миллионов пишущих машинок. И разве не продал за бесценок патент с никому не известным исполнителем Элвисом Пресли владелец крохотной фирмы грамзаписи, считая певца совершенно бесталанным?
Нечто подобное произошло с двумя молодыми колумбийцами из глубинки. Один из них был по профессии автослесарем, а второй – скотоводом. Они явились в редакцию одной из газет Боготы и заявили, что у них есть план, как быстро оплатить растущий, словно на дрожжах, внешний долг Колумбии и таким образом решить многие экономические проблемы, в том числе и тотальное обнищание населения. «Посмотрите, на что может надеяться население нашей страны? – говорил Пабло. – Стоимость жизни высока, постоянная безработица… Сотни людей готовы на все, на любой труд, даже самый унизительный, лишь бы не потерять средств к существованию. Значит, первый враг нашей страны – это безработица и неполная занятость населения. Нужно решить эту проблему, и я знаю, как сделать это.
У нас богатейшая страна, но мы нищенствуем. В этой земле есть нефть, уголь, уран и руды цветных металлов. Нам принадлежат воды двух океанов, а климат и почвы замечательно подходят для сельского хозяйства. Колумбийский текстиль и кофе по праву считаются лучшими в мире. Но мы не владеем тем, что имеем. Минеральными ресурсами распоряжаются транснациональные корпорации. Кофе – это хорошо, но на нем одном национальную экономику не поднимешь. Страна богатая, а ее жители – нищие. Значит, надо начать с того, что постоянно требует американский рынок: с марихуаны и коки».
В газете над парнями посмеялись и выгнали вон. Но молодые люди, одного из которых звали Пабло Эскобар, а второго – Хорхе Очоа, ничуть не смутились подобным приемом, надо отдать им должное. Они решили исправить положение в стране самостоятельно, если их не хотели слушать.
Пабло Эскобар
Эскобар и Очоа начали подпольную деятельность, и вскоре их капитал исчислялся несколькими миллиардами долларов.
Итак, молодые люди отправились на юг Колумбии, в район плато Идолов, где до сих пор можно увидеть каменные изваяния, высящиеся в золотых солнечных ореолах, и места ритуальных погребений. Время здесь, казалось, замерло, причем не только для каменных изваяний, но и для местного населения, жившего в оцепенении навсегда погибших надежд и утраченных желаний, не замечающих завораживающей дух панорамы изумрудных горных хребтов, подернутых серебристо-белой дымкой водопадов. Люди жили в глинобитных лачугах, нищие и вечно чем-то испуганные.