Страница:
Впоследствии свою биографию Полина Гебль изложила в «Воспоминаниях». Желание поведать миру о себе и своей любви Полина объясняла так: «Для того чтобы объяснить разные недоразумения на счет моего происхождения, – писала она, – и тем прекратить толки людей, не знавших правды, которую по отношению ко мне и моей жизни часто искажали, как, например, это сделал Александр Дюма».
Полина Гебль родилась 10 марта 1800 года в Лотарингии, в замке Шампаньи в аристократической семье, которая во время Французской революции была лишена как социальных, так и материальных привилегий. За семь лет до рождения Полины, в 1793 году, ее отец Жорж Гебль – убежденный монархист, был заключен в тюрьму, а через полгода выпущен с сопроводительными документами, где черным по белому было написано: «Не достоин служить Республике».
Несколько лет семья находилась на грани нищеты. Только в 1802 году не без помощи друзей Жорж Гебль был принят на службу в наполеоновскую армию в чине полковника, что позволило его семье несколько лет прожить в относительном достатке. Но после того, как отец Полины погиб в Испании (девочке в то время было только 9 лет), семья опять оказалась в бедственном положении. В «Воспоминаниях» Полины очень подробно описывается этот период ее жизни. Кстати, в записях Полины Гебль есть один любопытный эпизод – ее встреча с Наполеоном. Вскоре после гибели отца девочка увидела близ Нанси Бонапарта, который намеревался сесть в карету. Полина подбежала к императору, представилась и сказала, что ее мать осталась с двумя детьми и семья очень нуждается.
Через некоторое время семья погибшего полковника получила единовременное пособие (очень крупную сумму), а затем и пенсию. Доподлинно не известно, что именно оказало влияние на решение Наполеона помочь вдове и сиротам – прошение ли матери Полины или обращение к императору девочки-сироты. Как бы там ни было, но на пенсию семья жила до тех пор, пока к власти во Франции не вернулись Бурбоны. Затем поступление денежных средств прекратилось, и семья погибшего Жоржа Гебля снова осталась без средств к существованию.
Полине и ее сестре пришлось зарабатывать на жизнь рукоделием. А когда Полине исполнилось 17 лет, она поступила продавщицей в модный дом в Париже. В 1823 году она приняла предложение торгового дома «Дюманси» и поехала работать в Россию.
Стоит заметить, что Полина ехала в Россию с особым чувством: она вспоминала 14 декабря 1814 года, когда, прогуливаясь с подругами, впервые увидела русских офицеров. Она долго смотрела на них и неожиданно для себя сказала: «Выйду замуж только за русского». «Что за странная фантазия! – засмеялись подруги. – Где ты найдешь русского?»
И по дороге в Россию она вспомнила этот день. Вспомнила и поняла – она едет навстречу своей судьбе…
Иван Александрович Анненков – поручик Кавалергардского полка, блестящий офицер, единственный наследник крупнейшего в России состояния и скромная служащая торгового дома… Они не могли не встретиться. Модный дом «Дюманси», в котором работала Полина, находился рядом с домом Анны Ивановны Анненковой, обожавшей делать покупки и часто бывавшей в этом магазине. Иван Алексеевич довольно часто сопровождал свою мать. Полина сразу же обратила внимание на высокого, стройного, голубоглазого и очень обходительного офицера. Иван Анненков тоже заметил красивую и прекрасно воспитанную француженку и стал приходить в магазин ежедневно (и уже без Анны Ивановны).
Вскоре Иван признался Полине в любви и предложил ей тайно обвенчаться. Почему тайно? Потому что он прекрасно знал: мать никогда не даст согласие на неравный брак. Полина тоже осознавала это и, несмотря на то что безумно любила Ивана, отклонила предложение стать его женой. Но не отказалась от встреч.
Через некоторое время возлюбленные вместе поехали в Пензу: Полина представляла на Пензенской ярмарке товары торгового дома «Дюманси», а Анненков покупал лошадей для своего полка. Во время этой поездки молодые люди сблизились еще больше, и Анненков сделал еще одну попытку уговорить Полину обвенчаться. Он даже нашел священника и свидетелей, но его любимая, видимо имея свои собственные представления о воле родителей, снова ему отказала.
Незадолго до декабристского восстания Иван неожиданно признался Полине, что вскоре предстоят события, за участие в которых его скорее всего сошлют в Сибирь. В тот день Полина поклялась ему, что последует за ним всюду.
В начале декабря 1825 года Иван Александрович вернулся в Петербург, а 14 декабря произошло известное восстание на Сенатской площади. Будучи членом Северного общества, Анненков 19 декабря был арестован и отправлен в Выборгскую, а затем в Петропавловскую крепость.
Надо сказать, что на следствии Иван Анненков вел себя достойно и на вопрос Николая I: «Почему не донес на общество?» – ответил: «Тяжело, нечестно доносить на своих товарищей». Вскоре он был осужден по II разряду и приговорен к 20 годам каторжных работ (позднее срок сократили до 15 лет).
Во время вышеописанных событий Полина находилась в Москве. Ей было известно об участии Ивана в декабристском восстании, и она опасалась за любимого. За себя она не боялась – Полина была готова выполнить свое обещание и последовать за своим возлюбленным куда угодно, несмотря на то что через несколько месяцев должна была стать матерью.
Сразу после рождения дочери Полина отправилась в Петербург искать своего Ивана. Узнав, что любимый находится в заточении в Петропавловской крепости, она заплатила унтер-офицеру 200 рублей, чтобы тот передал Анненкову записку. В ответном послании, которое она получила от Ивана, были следующие слова: «Где ты? Что с тобой? Боже мой, нет даже иголки, чтобы положить конец страданиям». Полина послала ему медальон с запиской: «Я поеду с тобой в Сибирь».
Но Иван Александрович был в таком подавленном состоянии, в таком отчаянии, что Полина решила устроить ему побег. Она детально разработала план побега и, вернувшись в Москву, попыталась уговорить Анну Ивановну дать денег на спасение ее единственного сына. Но мать Ивана отказала ей, сказав: «Мой сын – беглец, сударыня!? Я никогда не соглашусь на это, пусть он честно покорится своей судьбе».
Не найдя поддержки, Полина опять поехала в Петербург, где узнала, что ее возлюбленный, не имея от нее известий и решив, что она его покинула, пытался покончить с собой и его чудом удалось спасти. Полина была в отчаянии и решилась на смелый поступок: ночью, с трудом сговорившись с лодочником, она переправилась через ледяное крошево Невы в Петропавловскую крепость и, отдав дежурному офицеру почти все свои сбережения, уговорила его позволить ей увидеться с Анненковым. И хотя свидания с узниками разрешались только родным и женам, офицер сжалился над девушкой и вывел Ивана из камеры. У влюбленных было в распоряжении не более пяти минут. Осыпав Ивана поцелуями, она сняла с пальца кольцо, сделанное из двух тоненьких колечек, отделила одно колечко и отдала его Ивану, пообещав привезти второе колечко в Сибирь.
В ночь с 9 на 10 декабря 1826 года Анненков был отправлен в Читинский острог. Полина получила от него записку: «Соединиться или умереть». На следующий же день она написала прошение на имя императора.
«Ваше Величество, позвольте матери припасть к стопам Вашего Величества и просить как милости разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга. Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости. Мы соединились неразрывными узами. Для меня было достаточно его любви. Соблаговолите, государь, милостиво дозволить мне разделить его изгнание. Я откажусь от своего отечества и готова всецело подчиниться Вашим законам».
В мае 1827 года, узнав, что император будет на маневрах у города Вязьмы, Полина поехала туда и, прорвавшись к Николаю I, пала перед ним на колени. Увидев рыдающую женщину, император удивленно спросил: «Что Вам угодно?». «Государь, – обратилась к нему Полина на родном языке. – Я не говорю по-русски. Я хочу милостивого разрешения следовать в ссылку за государственным преступником Анненковым». «Кто Вы? Его жена?» – спросил император. «Нет. Но я мать его ребенка», – твердо ответила Полина. На что Николай I со вздохом сказал: «Это ведь не ваша родина, сударыня! Вы будете там глубоко несчастны». «Я знаю, государь. Но я готова на все!» – воскликнула Полина и заплакала навзрыд.
Ее прошение было принято. Николай I, тронутый ее преданностью осужденному преступнику, разрешил Полине ехать в Сибирь и приказал выдать пособие на дорогу, однако ребенка брать с собой запретил.
Простившись с дочерью, которую она оставила у Анны Ивановны Анненковой, Полина в декабре отправилась вслед за своим любимым. Мать Ивана Александровича снабдила ее в дорогу всем необходимым, в том числе и крупной суммой денег.
Полина неслась по бескрайним заснеженным просторам практически без остановок – она ехала день и ночь, а когда ямщики отказывались ехать ночью, произносила магическую фразу: «Дам на водку», одну из немногих, которые она выучилась говорить по-русски. Фраза действовала безотказно.
В своих «Воспоминаниях» Полина писала: «Когда губернатор Иркутска Цейдлер прочел мою подорожную, то не хотел верить, чтобы я, женщина, могла проехать от Москвы до Иркутска в восемнадцать дней, и когда я явилась к нему на другой день моего приезда в 12 часов, он спросил меня – не ошиблись ли в Москве числом на подорожной, так как я приехала даже скорее, чем ездят обыкновенно фельдъегеря».
Губернатор на некоторое время задержал Полину в Иркутске, уговаривая вернуться, но она была непреклонна и в конце февраля получила разрешение следовать дальше.
«Губернатор заранее предупреждал меня, что перед отъездом вещи мои будут все осматриваться, и когда узнал, что со мною есть ружье, то советовал его запрятать подальше, но главное, со мною было довольно много денег, о которых я, понятно, молчала; тогда мне пришло в голову зашить деньги в черную тафту и спрятать в волосы, чему весьма способствовали тогдашние прически; часы и цепочку я положила за образа, так что, когда явились три чиновника, все в крестах, осматривать мои вещи, то они ничего не нашли» (из «Воспоминаний»).
Когда Полина ехала через Сибирь, то была приятно удивлена тем радушием и гостеприимством, с которым ее встречали местные жители. «Везде нас принимали, как будто мы проезжали через родственные страны; везде кормили людей отлично, и когда я спрашивала, сколько должна за них заплатить, ничего не хотели брать, говоря: „Только Богу на свечку пожалуйте“», – вспоминала впоследствии Полина.
По прибытии Полины в Читу военный, которого прислал комендант Лепарский, отвел ее в подготовленную для нее квартиру. На следующий день комендант пожаловал к ней сам, сообщив, что им получено повеление Его Величества относительно ее свадьбы с заключенным Анненковым. Затем Лепарский прочитал вслух разные официальные бумаги, которые она должна была подписать. Из сказанного комендантом Полина поняла, что «не должна ни с кем сообщаться, никого не принимать к себе и никуда не ходить, не искать свиданий с осужденным, а иметь их только с разрешения коменданта, не чаще как через два дня на третий, ничего не передавать осужденным в острог, особенно вино и другие спиртные напитки».
Полина была согласна на все и, подписав бумаги, потребовала от Лепарского свидания с Анненковым. «Не напрасно же я проехала за шесть тысяч верст», – воскликнула она. Комендант успокоил ее, сказав, что даст распоряжение, чтобы привели Ивана.
Первое свидание с Анненковым в Сибири Полина описывала следующим образом:
«Только на третий день моего приезда привели ко мне Ивана Александровича. Невозможно описать нашего первого свидания, той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, позабыв все горе и то ужасное положение, в котором находились. Я бросилась на колени и целовала его оковы».
Для Анненкова приезд Полины был истинным подарком судьбы. «Без нее он бы совершенно погиб», – писал декабрист И. Д. Якушкин.
Венчание Полины и Ивана состоялось 4 апреля 1828 года. «Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, – вспоминал Н. В. Басаргин. – На время венчания с Анненкова сняли железа и сейчас же по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».
Итак, Полина, дважды отказавшись венчаться с самым богатым женихом Москвы, стала женой ссыльнокаторжного. Она была счастлива, соединив судьбу с любимым человеком, и с гордостью носила новое имя – Прасковья Егоровна Анненкова.
С прибытием Полины жизнь Ивана Анненкова изменилась радикально: забота, внимание и безграничная любовь давали ему силы переносить все тяготы каторжной жизни. И хотя свидания их были редки, он знал, что его жена рядом, и теперь уже навсегда.
С утра до вечера Полина хлопотала по хозяйству. Она сама готовила, следила за чистотой в доме и даже посадила огород, чем существенно улучшила скудный рацион заключенных.
При этом она не теряла врожденного изящества, веселья и доброты. По мере своих возможностей она помогала всем: учила жен декабристов готовить и вести хозяйство. По вечерам ее новые подруги приходили к ней в гости.
Полина заражала всех своим весельем и оптимизмом, рядом с ней было легко и уютно.
Вот что она написала об этом времени в своих «Воспоминаниях»: «Надо сказать, что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и великого горя, зато много было и отрадного. Все было общее – печали и радости, все разделялось, во всем друг другу сочувствовали. Всех связывала тесная дружба, а дружба помогала переносить неприятности и помогала забывать многое».
В марте 1829 года у Анненковых родилась вторая дочь, которую назвали в честь бабушки Анной.
В 1830 году Ивана перевели в Петровский завод, и теперь супруги стали видеться намного чаще. Полина купила небольшой домик и обзавелась хозяйством. Через год в семье Анненковых родился сын Владимир (всего Полина рожала 18 раз, однако выжили только шесть детей).
Когда Ивана переводили в село Бельское Иркутской губернии, а затем в Туринск, Полина с детьми повсюду следовала за ним, несмотря на то что все переезды были сопряжены с большими материальными трудностями – нужны были деньги на дорогу и на обустройство на новом месте.
В отличие от других семей декабристов, которым щедро помогали родственники, Анненковы жили только на проценты с капитала в 60 тысяч рублей. Эти деньги находились при Иване во время его ареста и, естественно, были конфискованы, но милостью императора Николая Павловича были отданы Полине Гебль. Государь проникся к этой смелой женщине искренней симпатией и, говоря о ней, употреблял следующее выражение: «Та, что не усомнилась в моем сердце».
В 1839 году Ивану Александровичу по ходатайству его матери было разрешено поступить на гражданскую службу, что несколько облегчило материальное положение многодетной семьи. Через два года семье Анненковых было разрешено переехать в Тобольск, где они и прожили 15 лет до амнистии 1856 года. После амнистии семья перебралась в Нижний Новгород. Вскоре город посетил Александр Дюма, путешествующий по России. Нижегородский губернатор устроил в честь знаменитого писателя званый вечер, заранее предупредив, что его ждет сюрприз.
В своей книге «Путевые впечатления. В России» Дюма писал: «Не успел я занять место, как дверь отворилась, и лакей доложил: „Граф и графиня Анненковы“. Эти два имени заставили меня вздрогнуть, вызвав во мне какое-то смутное воспоминание. „Александр Дюма“, – обратился губернатор Муравьев к ним. Затем, обращаясь ко мне, сказал: „Граф и графиня Анненковы, герой и героиня вашего романа „Учитель фехтования““. У меня вырвался крик удивления, и я очутился в объятиях супругов».
Через несколько дней Дюма приехал в дом Анненковых. За несколько часов общения с постаревшими прототипами своих героев он узнал много интересного о сибирской жизни декабристов: о 30 годах суровых испытаний, каторжных работ и унижения, о венчании Ивана и Полины в Михаило-Архангельской острожной церкви, о смерти детей и о неугасающей любви этих уже немолодых людей. Он узнал, что именно любовь и верность помогли преодолеть им все испытания, выпавшие на их долю.
В Нижнем Новгороде Анненковы прожили еще почти 20 лет. Иван Александрович служил чиновником при губернаторе, был членом комитета по улучшению быта крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве и избирался в мировые судьи.
Пять сроков подряд нижегородское дворянство избирало Ивана Александровича Анненкова своим предводителем. Полина тоже занималась общественной деятельностью, она была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища, а затем по просьбе М. И. Семевского, издателя «Русской старины», писала воспоминания.
Так и не освоив письменного русского языка, она диктовала их своей старшей дочери Ольге. Впервые ее воспоминания были опубликованы в 1888 году, затем неоднократно переиздавались.
Но главным в ее жизни всегда оставался муж – ее любимый Иван Александрович. До последних дней своих она ухаживала за ним, как за ребенком, и до самой смерти не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.
В 1876 году Полина умерла. Иван Александрович очень тяжело переживал смерть жены. «После смерти бабушки дед впал в болезненное состояние и последнее время своей жизни страдал черной меланхолией», – вспоминала внучка Анненковых М. В. Брызгалова. Через год и четыре месяца после смерти Полины скончался ее муж. Он был похоронен в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре, рядом со своей женой, так горячо его всю жизнь любившей и бывшей ему самым верным и преданным другом.
Екатерина Геккерн-Дантес. «В одном тебе все мое счастье!»
Полина Гебль родилась 10 марта 1800 года в Лотарингии, в замке Шампаньи в аристократической семье, которая во время Французской революции была лишена как социальных, так и материальных привилегий. За семь лет до рождения Полины, в 1793 году, ее отец Жорж Гебль – убежденный монархист, был заключен в тюрьму, а через полгода выпущен с сопроводительными документами, где черным по белому было написано: «Не достоин служить Республике».
Несколько лет семья находилась на грани нищеты. Только в 1802 году не без помощи друзей Жорж Гебль был принят на службу в наполеоновскую армию в чине полковника, что позволило его семье несколько лет прожить в относительном достатке. Но после того, как отец Полины погиб в Испании (девочке в то время было только 9 лет), семья опять оказалась в бедственном положении. В «Воспоминаниях» Полины очень подробно описывается этот период ее жизни. Кстати, в записях Полины Гебль есть один любопытный эпизод – ее встреча с Наполеоном. Вскоре после гибели отца девочка увидела близ Нанси Бонапарта, который намеревался сесть в карету. Полина подбежала к императору, представилась и сказала, что ее мать осталась с двумя детьми и семья очень нуждается.
Через некоторое время семья погибшего полковника получила единовременное пособие (очень крупную сумму), а затем и пенсию. Доподлинно не известно, что именно оказало влияние на решение Наполеона помочь вдове и сиротам – прошение ли матери Полины или обращение к императору девочки-сироты. Как бы там ни было, но на пенсию семья жила до тех пор, пока к власти во Франции не вернулись Бурбоны. Затем поступление денежных средств прекратилось, и семья погибшего Жоржа Гебля снова осталась без средств к существованию.
Полине и ее сестре пришлось зарабатывать на жизнь рукоделием. А когда Полине исполнилось 17 лет, она поступила продавщицей в модный дом в Париже. В 1823 году она приняла предложение торгового дома «Дюманси» и поехала работать в Россию.
Стоит заметить, что Полина ехала в Россию с особым чувством: она вспоминала 14 декабря 1814 года, когда, прогуливаясь с подругами, впервые увидела русских офицеров. Она долго смотрела на них и неожиданно для себя сказала: «Выйду замуж только за русского». «Что за странная фантазия! – засмеялись подруги. – Где ты найдешь русского?»
И по дороге в Россию она вспомнила этот день. Вспомнила и поняла – она едет навстречу своей судьбе…
Иван Александрович Анненков – поручик Кавалергардского полка, блестящий офицер, единственный наследник крупнейшего в России состояния и скромная служащая торгового дома… Они не могли не встретиться. Модный дом «Дюманси», в котором работала Полина, находился рядом с домом Анны Ивановны Анненковой, обожавшей делать покупки и часто бывавшей в этом магазине. Иван Алексеевич довольно часто сопровождал свою мать. Полина сразу же обратила внимание на высокого, стройного, голубоглазого и очень обходительного офицера. Иван Анненков тоже заметил красивую и прекрасно воспитанную француженку и стал приходить в магазин ежедневно (и уже без Анны Ивановны).
Вскоре Иван признался Полине в любви и предложил ей тайно обвенчаться. Почему тайно? Потому что он прекрасно знал: мать никогда не даст согласие на неравный брак. Полина тоже осознавала это и, несмотря на то что безумно любила Ивана, отклонила предложение стать его женой. Но не отказалась от встреч.
Через некоторое время возлюбленные вместе поехали в Пензу: Полина представляла на Пензенской ярмарке товары торгового дома «Дюманси», а Анненков покупал лошадей для своего полка. Во время этой поездки молодые люди сблизились еще больше, и Анненков сделал еще одну попытку уговорить Полину обвенчаться. Он даже нашел священника и свидетелей, но его любимая, видимо имея свои собственные представления о воле родителей, снова ему отказала.
Незадолго до декабристского восстания Иван неожиданно признался Полине, что вскоре предстоят события, за участие в которых его скорее всего сошлют в Сибирь. В тот день Полина поклялась ему, что последует за ним всюду.
В начале декабря 1825 года Иван Александрович вернулся в Петербург, а 14 декабря произошло известное восстание на Сенатской площади. Будучи членом Северного общества, Анненков 19 декабря был арестован и отправлен в Выборгскую, а затем в Петропавловскую крепость.
Надо сказать, что на следствии Иван Анненков вел себя достойно и на вопрос Николая I: «Почему не донес на общество?» – ответил: «Тяжело, нечестно доносить на своих товарищей». Вскоре он был осужден по II разряду и приговорен к 20 годам каторжных работ (позднее срок сократили до 15 лет).
Во время вышеописанных событий Полина находилась в Москве. Ей было известно об участии Ивана в декабристском восстании, и она опасалась за любимого. За себя она не боялась – Полина была готова выполнить свое обещание и последовать за своим возлюбленным куда угодно, несмотря на то что через несколько месяцев должна была стать матерью.
Сразу после рождения дочери Полина отправилась в Петербург искать своего Ивана. Узнав, что любимый находится в заточении в Петропавловской крепости, она заплатила унтер-офицеру 200 рублей, чтобы тот передал Анненкову записку. В ответном послании, которое она получила от Ивана, были следующие слова: «Где ты? Что с тобой? Боже мой, нет даже иголки, чтобы положить конец страданиям». Полина послала ему медальон с запиской: «Я поеду с тобой в Сибирь».
Но Иван Александрович был в таком подавленном состоянии, в таком отчаянии, что Полина решила устроить ему побег. Она детально разработала план побега и, вернувшись в Москву, попыталась уговорить Анну Ивановну дать денег на спасение ее единственного сына. Но мать Ивана отказала ей, сказав: «Мой сын – беглец, сударыня!? Я никогда не соглашусь на это, пусть он честно покорится своей судьбе».
Не найдя поддержки, Полина опять поехала в Петербург, где узнала, что ее возлюбленный, не имея от нее известий и решив, что она его покинула, пытался покончить с собой и его чудом удалось спасти. Полина была в отчаянии и решилась на смелый поступок: ночью, с трудом сговорившись с лодочником, она переправилась через ледяное крошево Невы в Петропавловскую крепость и, отдав дежурному офицеру почти все свои сбережения, уговорила его позволить ей увидеться с Анненковым. И хотя свидания с узниками разрешались только родным и женам, офицер сжалился над девушкой и вывел Ивана из камеры. У влюбленных было в распоряжении не более пяти минут. Осыпав Ивана поцелуями, она сняла с пальца кольцо, сделанное из двух тоненьких колечек, отделила одно колечко и отдала его Ивану, пообещав привезти второе колечко в Сибирь.
В ночь с 9 на 10 декабря 1826 года Анненков был отправлен в Читинский острог. Полина получила от него записку: «Соединиться или умереть». На следующий же день она написала прошение на имя императора.
«Ваше Величество, позвольте матери припасть к стопам Вашего Величества и просить как милости разрешения разделить ссылку ее гражданского супруга. Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу долее жить. Это самое пламенное мое желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости. Мы соединились неразрывными узами. Для меня было достаточно его любви. Соблаговолите, государь, милостиво дозволить мне разделить его изгнание. Я откажусь от своего отечества и готова всецело подчиниться Вашим законам».
В мае 1827 года, узнав, что император будет на маневрах у города Вязьмы, Полина поехала туда и, прорвавшись к Николаю I, пала перед ним на колени. Увидев рыдающую женщину, император удивленно спросил: «Что Вам угодно?». «Государь, – обратилась к нему Полина на родном языке. – Я не говорю по-русски. Я хочу милостивого разрешения следовать в ссылку за государственным преступником Анненковым». «Кто Вы? Его жена?» – спросил император. «Нет. Но я мать его ребенка», – твердо ответила Полина. На что Николай I со вздохом сказал: «Это ведь не ваша родина, сударыня! Вы будете там глубоко несчастны». «Я знаю, государь. Но я готова на все!» – воскликнула Полина и заплакала навзрыд.
Ее прошение было принято. Николай I, тронутый ее преданностью осужденному преступнику, разрешил Полине ехать в Сибирь и приказал выдать пособие на дорогу, однако ребенка брать с собой запретил.
Простившись с дочерью, которую она оставила у Анны Ивановны Анненковой, Полина в декабре отправилась вслед за своим любимым. Мать Ивана Александровича снабдила ее в дорогу всем необходимым, в том числе и крупной суммой денег.
Полина неслась по бескрайним заснеженным просторам практически без остановок – она ехала день и ночь, а когда ямщики отказывались ехать ночью, произносила магическую фразу: «Дам на водку», одну из немногих, которые она выучилась говорить по-русски. Фраза действовала безотказно.
В своих «Воспоминаниях» Полина писала: «Когда губернатор Иркутска Цейдлер прочел мою подорожную, то не хотел верить, чтобы я, женщина, могла проехать от Москвы до Иркутска в восемнадцать дней, и когда я явилась к нему на другой день моего приезда в 12 часов, он спросил меня – не ошиблись ли в Москве числом на подорожной, так как я приехала даже скорее, чем ездят обыкновенно фельдъегеря».
Губернатор на некоторое время задержал Полину в Иркутске, уговаривая вернуться, но она была непреклонна и в конце февраля получила разрешение следовать дальше.
«Губернатор заранее предупреждал меня, что перед отъездом вещи мои будут все осматриваться, и когда узнал, что со мною есть ружье, то советовал его запрятать подальше, но главное, со мною было довольно много денег, о которых я, понятно, молчала; тогда мне пришло в голову зашить деньги в черную тафту и спрятать в волосы, чему весьма способствовали тогдашние прически; часы и цепочку я положила за образа, так что, когда явились три чиновника, все в крестах, осматривать мои вещи, то они ничего не нашли» (из «Воспоминаний»).
Когда Полина ехала через Сибирь, то была приятно удивлена тем радушием и гостеприимством, с которым ее встречали местные жители. «Везде нас принимали, как будто мы проезжали через родственные страны; везде кормили людей отлично, и когда я спрашивала, сколько должна за них заплатить, ничего не хотели брать, говоря: „Только Богу на свечку пожалуйте“», – вспоминала впоследствии Полина.
По прибытии Полины в Читу военный, которого прислал комендант Лепарский, отвел ее в подготовленную для нее квартиру. На следующий день комендант пожаловал к ней сам, сообщив, что им получено повеление Его Величества относительно ее свадьбы с заключенным Анненковым. Затем Лепарский прочитал вслух разные официальные бумаги, которые она должна была подписать. Из сказанного комендантом Полина поняла, что «не должна ни с кем сообщаться, никого не принимать к себе и никуда не ходить, не искать свиданий с осужденным, а иметь их только с разрешения коменданта, не чаще как через два дня на третий, ничего не передавать осужденным в острог, особенно вино и другие спиртные напитки».
Полина была согласна на все и, подписав бумаги, потребовала от Лепарского свидания с Анненковым. «Не напрасно же я проехала за шесть тысяч верст», – воскликнула она. Комендант успокоил ее, сказав, что даст распоряжение, чтобы привели Ивана.
Первое свидание с Анненковым в Сибири Полина описывала следующим образом:
«Только на третий день моего приезда привели ко мне Ивана Александровича. Невозможно описать нашего первого свидания, той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, позабыв все горе и то ужасное положение, в котором находились. Я бросилась на колени и целовала его оковы».
Для Анненкова приезд Полины был истинным подарком судьбы. «Без нее он бы совершенно погиб», – писал декабрист И. Д. Якушкин.
Венчание Полины и Ивана состоялось 4 апреля 1828 года. «Это была любопытная и, может быть, единственная свадьба в мире, – вспоминал Н. В. Басаргин. – На время венчания с Анненкова сняли железа и сейчас же по окончании обряда опять надели и увели обратно в тюрьму».
Итак, Полина, дважды отказавшись венчаться с самым богатым женихом Москвы, стала женой ссыльнокаторжного. Она была счастлива, соединив судьбу с любимым человеком, и с гордостью носила новое имя – Прасковья Егоровна Анненкова.
С прибытием Полины жизнь Ивана Анненкова изменилась радикально: забота, внимание и безграничная любовь давали ему силы переносить все тяготы каторжной жизни. И хотя свидания их были редки, он знал, что его жена рядом, и теперь уже навсегда.
С утра до вечера Полина хлопотала по хозяйству. Она сама готовила, следила за чистотой в доме и даже посадила огород, чем существенно улучшила скудный рацион заключенных.
При этом она не теряла врожденного изящества, веселья и доброты. По мере своих возможностей она помогала всем: учила жен декабристов готовить и вести хозяйство. По вечерам ее новые подруги приходили к ней в гости.
Полина заражала всех своим весельем и оптимизмом, рядом с ней было легко и уютно.
Вот что она написала об этом времени в своих «Воспоминаниях»: «Надо сказать, что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и великого горя, зато много было и отрадного. Все было общее – печали и радости, все разделялось, во всем друг другу сочувствовали. Всех связывала тесная дружба, а дружба помогала переносить неприятности и помогала забывать многое».
В марте 1829 года у Анненковых родилась вторая дочь, которую назвали в честь бабушки Анной.
В 1830 году Ивана перевели в Петровский завод, и теперь супруги стали видеться намного чаще. Полина купила небольшой домик и обзавелась хозяйством. Через год в семье Анненковых родился сын Владимир (всего Полина рожала 18 раз, однако выжили только шесть детей).
Когда Ивана переводили в село Бельское Иркутской губернии, а затем в Туринск, Полина с детьми повсюду следовала за ним, несмотря на то что все переезды были сопряжены с большими материальными трудностями – нужны были деньги на дорогу и на обустройство на новом месте.
В отличие от других семей декабристов, которым щедро помогали родственники, Анненковы жили только на проценты с капитала в 60 тысяч рублей. Эти деньги находились при Иване во время его ареста и, естественно, были конфискованы, но милостью императора Николая Павловича были отданы Полине Гебль. Государь проникся к этой смелой женщине искренней симпатией и, говоря о ней, употреблял следующее выражение: «Та, что не усомнилась в моем сердце».
В 1839 году Ивану Александровичу по ходатайству его матери было разрешено поступить на гражданскую службу, что несколько облегчило материальное положение многодетной семьи. Через два года семье Анненковых было разрешено переехать в Тобольск, где они и прожили 15 лет до амнистии 1856 года. После амнистии семья перебралась в Нижний Новгород. Вскоре город посетил Александр Дюма, путешествующий по России. Нижегородский губернатор устроил в честь знаменитого писателя званый вечер, заранее предупредив, что его ждет сюрприз.
В своей книге «Путевые впечатления. В России» Дюма писал: «Не успел я занять место, как дверь отворилась, и лакей доложил: „Граф и графиня Анненковы“. Эти два имени заставили меня вздрогнуть, вызвав во мне какое-то смутное воспоминание. „Александр Дюма“, – обратился губернатор Муравьев к ним. Затем, обращаясь ко мне, сказал: „Граф и графиня Анненковы, герой и героиня вашего романа „Учитель фехтования““. У меня вырвался крик удивления, и я очутился в объятиях супругов».
Через несколько дней Дюма приехал в дом Анненковых. За несколько часов общения с постаревшими прототипами своих героев он узнал много интересного о сибирской жизни декабристов: о 30 годах суровых испытаний, каторжных работ и унижения, о венчании Ивана и Полины в Михаило-Архангельской острожной церкви, о смерти детей и о неугасающей любви этих уже немолодых людей. Он узнал, что именно любовь и верность помогли преодолеть им все испытания, выпавшие на их долю.
В Нижнем Новгороде Анненковы прожили еще почти 20 лет. Иван Александрович служил чиновником при губернаторе, был членом комитета по улучшению быта крестьян, участвовал в подготовке реформ, работал в земстве и избирался в мировые судьи.
Пять сроков подряд нижегородское дворянство избирало Ивана Александровича Анненкова своим предводителем. Полина тоже занималась общественной деятельностью, она была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища, а затем по просьбе М. И. Семевского, издателя «Русской старины», писала воспоминания.
Так и не освоив письменного русского языка, она диктовала их своей старшей дочери Ольге. Впервые ее воспоминания были опубликованы в 1888 году, затем неоднократно переиздавались.
Но главным в ее жизни всегда оставался муж – ее любимый Иван Александрович. До последних дней своих она ухаживала за ним, как за ребенком, и до самой смерти не снимала с руки браслета, отлитого Николаем Бестужевым из кандалов ее мужа.
В 1876 году Полина умерла. Иван Александрович очень тяжело переживал смерть жены. «После смерти бабушки дед впал в болезненное состояние и последнее время своей жизни страдал черной меланхолией», – вспоминала внучка Анненковых М. В. Брызгалова. Через год и четыре месяца после смерти Полины скончался ее муж. Он был похоронен в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре, рядом со своей женой, так горячо его всю жизнь любившей и бывшей ему самым верным и преданным другом.
Екатерина Геккерн-Дантес. «В одном тебе все мое счастье!»
Имя Екатерины Николаевны Геккерн-Дантес прославилось по велению злого рока. Только за то, что она была женой барона Дантеса, от руки которого погиб А. С. Пушкин, за всю жизнь ей прошлось испытать немало горя и лишений и носить позорное клеймо жены убийцы.
Девочки в семье Гончаровых воспитывались строго. Детство их прошло в обширной помещичьей усадьбе с огромным парком, оранжереями, прудами и знаменитым конным заводом. Специально приглашенные учителя обучали девочек французскому языку и танцам, истории и изящной словесности. Однако мать все равно была недовольна успехами дочерей и могла отхлестать их по щекам даже за малейшую провинность. Наталия Ивановна Гончарова, урожденная Загряжская, после скоропалительного замужества с Николаем Гончаровым, владельцем бумажной фабрики, неожиданно для всех была отправлена в Калужскую губернию. При дворе ходили слухи, что опала связана с интересом фаворита императрицы Алексея Охотникова к Наталии Ивановне. Однако все это были лишь людские домыслы.
Семейная жизнь Гончаровых внешне протекала довольно благополучно до тех пор, пока Николай Афанасьевич, увлекавшийся конной ездой, объезжая очередного скакуна, не упал и не ударился головой о камень. После этого печального происшествия разум его помутился, поэтому все обязанности по управлению конным заводом и бумажной фабрикой были возложены на Наталию Ивановну.
Характер ее с годами испортился. Вынужденная жить в провинции, она не могла примириться с ограниченным кругозором и неграмотностью местных жителей. Наталия Ивановна срывала свое раздражение на домашних. Она была способна на любые, даже самые неожиданные поступки. Естественно, что властность матери угнетала молодых и гордых девушек, но они слишком зависели от нее, чтобы открыто пойти на бунт.
Сестры Гончаровы получили хорошее образование. Они увлекались танцами, прекрасно говорили на нескольких языках. Девушки, особенно Екатерина, много читали. Любовь к литературе объяснялась еще и тем, что в усадьбе была огромная библиотека, собранная благодаря стараниям их отца и деда. Известно, что некоторые из книг с разрешения Гончаровых стали потом достоянием Пушкина.
Незавидное приданое Екатерины Николаевны, скромное даже по провинциальным меркам, всегда было серьезным препятствием для выгодного замужества, да и сама невеста долго не могла выбрать среди поклонников, придирчиво разбирая их недостатки и достоинства. В доме матери стали часто собираться монахини-приживалки, и только замужество Наталии Николаевны спасло старших сестер от гибели.
По словам Нащокина, друга Александра Сергеевича, который перевез в свой дом и сестер жены, девушки в доме спившейся матери чувствовали себя ужасно. Некоторые биографы утверждают, что на переселении Екатерины и Александрины настоял именно Пушкин, который щепетильно относился к вопросам семейной чести.
Очутившись в Петербурге, Екатерина Николаевна долго не могла привыкнуть к условностям высшего света. У нее не было ни красоты Наталии, ни смелости и самостоятельности Александрины, но каждый, кто хотя бы раз беседовал с ней, отмечал ее природный ум и обаяние.
У будущей баронессы Дантес имелось и много недоброжелателей, которые говорили о ее тщеславии и кокетстве. Но разве эти качества не присущи молодости? И Екатерина старалась ни в чем не отставать от других девушек высшего общества. Она с энтузиазмом описывала в своих письмах к матери огромные петербургские дворцы, куда сестер приглашали на балы, не забывая упомянуть и о нехватке денег на новые наряды и модные шляпки.
Отсутствие денег со временем стало раздражать Екатерину Николаевну все больше. Часто ей приходилось выпрашивать средства у брата, который к тому времени взял бразды правления имением и фабрикой в свои руки. Помогала выбраться из тяжелого финансового положения и горячо любимая тетка сестер Гончаровых, Екатерина Ивановна Загряжская.
Постепенно исчезла прежняя мечтательность и провинциальная страстность. Екатерина стала больше времени проводить за книгами. Если к ней обращались, она отвечала парой ничего не значащих фраз и тут же замолкала.
Но все изменилось после встречи Екатерины с Дантесом. Поговаривали, что к белокурому красавцу была неравнодушна и сама государыня. Иначе как бы он попал в элитные русские войска, куда были открыты двери только для русских потомственных дворян. Казалось, он знал все тайные механизмы петербургского общества. Его охотно принимали не только у полкового командира Полетики, но и в салоне Карамзиных, Вяземских и Мещерских. К месту сказанная шутка, прекрасные качества танцора пленили сердце не одной дамы, а умение отлично фехтовать и владеть оружием по достоинству оценили офицеры русской армии.
Но вернемся к началу истории. Жорж-Шарль Дантес, барон Геккерн, ворвался в жизнь церемонного петербургского общества как вихрь. Покорив сердца юных северных красавиц, он устремил свой взор на самую неприступную из них, Наталию Николаевну Пушкину. От светских кумушек не укрылось то, какие взгляды он бросает на жену Пушкина, однако многие заметили и интерес Екатерины к барону.
Некоторые даже заключали пари, когда же барон наконец сумеет покорить сердце Наталии Николаевны и чем обернется влюбленность ее сестры. Можно только представить, какие муки ревности испытывала несчастная Екатерина, видя ухаживания барона за своей сестрой. Возможно, именно поэтому она решилась на неосторожный шаг. Она стала посещать барона, когда он заболел, слишком часто, чем это было принято у обеспокоенных друзей.
Постепенно сердце барона оттаяло, и он обратил внимание на Екатерину Николаевну. «Позвольте мне верить, что Bы счастливы, потому что я так счастлив сегодня утром. Я не мог говорить с Вами, а сердце мое было полно нежности и ласки к Вам, так как я люблю Вас, милая Катенька, и хочу Вам повторять об этом с той искренностью, которая свойственна моему характеру и которую Bы всегда во мне встретите», – писал Жорж Дантес в одном из своих писем. Екатерина Николаевна была на седьмом небе от счастья. Наконец-то ее мечта сбылась. А что касается сплетен и косых взглядов, так это ее не волновало.
Была в этой истории и еще одна тайна – ожидание ребенка. Возможно, именно поэтому и состоялся первый дуэльный вызов Пушкина Дантесу, закончившийся свадебным вечером и обрядом венчания. Согласно предположениям некоторых биографов, Пушкин пришел в ярость от непристойного поведения Дантеса и даже запретил на одном из вечеров Екатерине Николаевне говорить с ним.
Некоторое время любовники скрывали свои отношения, но затем тайные записки и свидания возобновились с новой силой. Дуэль с Пушкиным помогла приструнить распоясавшегося офицера. Жорж в конце концов сделал официальное предложение Екатерине Николаевне, к большому облегчению четы Пушкиных.
А Екатерина упивалась своим счастьем. Статус замужней женщины, внимание и ласки мужа льстили ее самолюбию, а исстрадавшаяся по теплу и покою душа словно не замечала, что семейная жизнь постепенно приобрела черты наигранного фарса. Все чаще в глазах Екатерины мелькала тень неуверенности и грусти. А Александрина в письме к брату отмечала: «Катя, я нахожу, больше выиграла в отношении приличия».
Девочки в семье Гончаровых воспитывались строго. Детство их прошло в обширной помещичьей усадьбе с огромным парком, оранжереями, прудами и знаменитым конным заводом. Специально приглашенные учителя обучали девочек французскому языку и танцам, истории и изящной словесности. Однако мать все равно была недовольна успехами дочерей и могла отхлестать их по щекам даже за малейшую провинность. Наталия Ивановна Гончарова, урожденная Загряжская, после скоропалительного замужества с Николаем Гончаровым, владельцем бумажной фабрики, неожиданно для всех была отправлена в Калужскую губернию. При дворе ходили слухи, что опала связана с интересом фаворита императрицы Алексея Охотникова к Наталии Ивановне. Однако все это были лишь людские домыслы.
Семейная жизнь Гончаровых внешне протекала довольно благополучно до тех пор, пока Николай Афанасьевич, увлекавшийся конной ездой, объезжая очередного скакуна, не упал и не ударился головой о камень. После этого печального происшествия разум его помутился, поэтому все обязанности по управлению конным заводом и бумажной фабрикой были возложены на Наталию Ивановну.
Характер ее с годами испортился. Вынужденная жить в провинции, она не могла примириться с ограниченным кругозором и неграмотностью местных жителей. Наталия Ивановна срывала свое раздражение на домашних. Она была способна на любые, даже самые неожиданные поступки. Естественно, что властность матери угнетала молодых и гордых девушек, но они слишком зависели от нее, чтобы открыто пойти на бунт.
Сестры Гончаровы получили хорошее образование. Они увлекались танцами, прекрасно говорили на нескольких языках. Девушки, особенно Екатерина, много читали. Любовь к литературе объяснялась еще и тем, что в усадьбе была огромная библиотека, собранная благодаря стараниям их отца и деда. Известно, что некоторые из книг с разрешения Гончаровых стали потом достоянием Пушкина.
Незавидное приданое Екатерины Николаевны, скромное даже по провинциальным меркам, всегда было серьезным препятствием для выгодного замужества, да и сама невеста долго не могла выбрать среди поклонников, придирчиво разбирая их недостатки и достоинства. В доме матери стали часто собираться монахини-приживалки, и только замужество Наталии Николаевны спасло старших сестер от гибели.
По словам Нащокина, друга Александра Сергеевича, который перевез в свой дом и сестер жены, девушки в доме спившейся матери чувствовали себя ужасно. Некоторые биографы утверждают, что на переселении Екатерины и Александрины настоял именно Пушкин, который щепетильно относился к вопросам семейной чести.
Очутившись в Петербурге, Екатерина Николаевна долго не могла привыкнуть к условностям высшего света. У нее не было ни красоты Наталии, ни смелости и самостоятельности Александрины, но каждый, кто хотя бы раз беседовал с ней, отмечал ее природный ум и обаяние.
У будущей баронессы Дантес имелось и много недоброжелателей, которые говорили о ее тщеславии и кокетстве. Но разве эти качества не присущи молодости? И Екатерина старалась ни в чем не отставать от других девушек высшего общества. Она с энтузиазмом описывала в своих письмах к матери огромные петербургские дворцы, куда сестер приглашали на балы, не забывая упомянуть и о нехватке денег на новые наряды и модные шляпки.
Отсутствие денег со временем стало раздражать Екатерину Николаевну все больше. Часто ей приходилось выпрашивать средства у брата, который к тому времени взял бразды правления имением и фабрикой в свои руки. Помогала выбраться из тяжелого финансового положения и горячо любимая тетка сестер Гончаровых, Екатерина Ивановна Загряжская.
Постепенно исчезла прежняя мечтательность и провинциальная страстность. Екатерина стала больше времени проводить за книгами. Если к ней обращались, она отвечала парой ничего не значащих фраз и тут же замолкала.
Но все изменилось после встречи Екатерины с Дантесом. Поговаривали, что к белокурому красавцу была неравнодушна и сама государыня. Иначе как бы он попал в элитные русские войска, куда были открыты двери только для русских потомственных дворян. Казалось, он знал все тайные механизмы петербургского общества. Его охотно принимали не только у полкового командира Полетики, но и в салоне Карамзиных, Вяземских и Мещерских. К месту сказанная шутка, прекрасные качества танцора пленили сердце не одной дамы, а умение отлично фехтовать и владеть оружием по достоинству оценили офицеры русской армии.
Жорж Дантес
До сих пор в истории женитьбы Дантеса на Екатерине Николаевне много темных пятен, так же, впрочем, как и в подробностях дуэли. Многие архивные документы на данный момент хранятся в различных посольствах и министерствах иностранных дел, что делает невозможным пролить свет на обстоятельства трагедии.Но вернемся к началу истории. Жорж-Шарль Дантес, барон Геккерн, ворвался в жизнь церемонного петербургского общества как вихрь. Покорив сердца юных северных красавиц, он устремил свой взор на самую неприступную из них, Наталию Николаевну Пушкину. От светских кумушек не укрылось то, какие взгляды он бросает на жену Пушкина, однако многие заметили и интерес Екатерины к барону.
Некоторые даже заключали пари, когда же барон наконец сумеет покорить сердце Наталии Николаевны и чем обернется влюбленность ее сестры. Можно только представить, какие муки ревности испытывала несчастная Екатерина, видя ухаживания барона за своей сестрой. Возможно, именно поэтому она решилась на неосторожный шаг. Она стала посещать барона, когда он заболел, слишком часто, чем это было принято у обеспокоенных друзей.
Постепенно сердце барона оттаяло, и он обратил внимание на Екатерину Николаевну. «Позвольте мне верить, что Bы счастливы, потому что я так счастлив сегодня утром. Я не мог говорить с Вами, а сердце мое было полно нежности и ласки к Вам, так как я люблю Вас, милая Катенька, и хочу Вам повторять об этом с той искренностью, которая свойственна моему характеру и которую Bы всегда во мне встретите», – писал Жорж Дантес в одном из своих писем. Екатерина Николаевна была на седьмом небе от счастья. Наконец-то ее мечта сбылась. А что касается сплетен и косых взглядов, так это ее не волновало.
Была в этой истории и еще одна тайна – ожидание ребенка. Возможно, именно поэтому и состоялся первый дуэльный вызов Пушкина Дантесу, закончившийся свадебным вечером и обрядом венчания. Согласно предположениям некоторых биографов, Пушкин пришел в ярость от непристойного поведения Дантеса и даже запретил на одном из вечеров Екатерине Николаевне говорить с ним.
Некоторое время любовники скрывали свои отношения, но затем тайные записки и свидания возобновились с новой силой. Дуэль с Пушкиным помогла приструнить распоясавшегося офицера. Жорж в конце концов сделал официальное предложение Екатерине Николаевне, к большому облегчению четы Пушкиных.
А Екатерина упивалась своим счастьем. Статус замужней женщины, внимание и ласки мужа льстили ее самолюбию, а исстрадавшаяся по теплу и покою душа словно не замечала, что семейная жизнь постепенно приобрела черты наигранного фарса. Все чаще в глазах Екатерины мелькала тень неуверенности и грусти. А Александрина в письме к брату отмечала: «Катя, я нахожу, больше выиграла в отношении приличия».