— Взрослеет, вы же сами сказали. У каждого юноши когда-нибудь да начинается личная жизнь.
   — Все так, — не без горечи согласилась Анна Григорьевна. — Но для меня-то он остается ребенком…
   В какой-то степени я мог бы ее просветить, но, право, не знал, встревожит или успокоит ее мое сообщение, а сам Юра вряд ли был бы доволен моей информацией.
   Вскоре после той мимолетной встречи Юра появился у меня.
   — Не обижайтесь, что не захожу, — начал он с извинений. — Просто не хватает времени.
   Он принялся рассказывать о себе. Оказывается, строить дома небезынтересно. Если бы он не сохранил пристрастия к химии, то стал бы, пожалуй, архитектором. Комсомольская работа предстала перед ним тоже в каком-то ином качестве. На производстве у него появилось много дел, не имеющих отношения к его прямой работе. По-прежнему много читает. И помимо всего, так как впереди еще поиски Тани, приходится уделять часть времени вопросам атеистической пропаганды…
   — А что за дама к вам приходила?
   — Мама уже доложила? Танина мать. Ее вызывали в милицию. Она давно уже заявила об исчезновении дочери, но сперва там как будто не придали ее заявлению значения. А недавно вызвали, подробно обо всем расспросили и сказали, что обязательно найдут. Я иногда захожу к ней. Вот она и пришла поделиться…
   — Значит, можно ждать результатов?
   Юра как-то многозначительно хмыкнул.
   — Вы что… сомневаетесь?
   — Нет, я не о том… Меня тоже вызывали!
   — В милицию?
   — Почти. Посоветовали расходовать свою энергию более рационально, А Сухареву, сказали, найдут и без моей помощи.
   — И вы вняли голосу рассудка?
   — Мой рассудок посоветовался с моим сердцем и не внял голосу чужого рассудка.
   — И как же там отнеслись к вашему решению?
   — Я сказал, что мне очень приятно, что Таню ищут, но что лично меня заниматься поисками обязывает моя совесть.
   — И там…
   — Сказали, что их дело предупредить, а вообще-то от меня никто ничего не требует.
   — И вы решили…
   — Что я не могу отказаться от поисков.
   Признаюсь, мне понравилось решение, принятое и Юрой, и… не Юрой: жизнь поставила его перед обстоятельствами, которые формируют характер настоящего мужчины, он не хотел перед ними отступать, и ему… не мешали с этими обстоятельствами справиться.
   Все-таки я осторожно спросил:
   — А вы сами-то надеетесь найти Таню?
   — Конечно, — уверенно сказал Юра. — При желании даже иголку найдешь в стоге сена, а я ищу человека.
   И еще раз Юра пришел ко мне уже в конце апреля. Пришел с просьбой, но сперва рассказал о том, как он установил местонахождение Тани.
   Для этого имелся единственный источник — все та же Зинаида Васильевна Щеточкина. Она, без сомнения, являлась одним из агентов секты. Происшедшие провалы могли ее и напугать, и насторожить, но она не могла по этой причине перестать служить секте. Юра и Петя решили продолжить за ней наблюдение.
   Они, конечно, не могли дневать и ночевать возле ее квартиры, но не проходило дня, чтобы кто-нибудь из мальчиков не наведался на Шаболовку.
   К Щеточкиной никто не приезжал, не писал, ее как будто забыли. По-видимому, на какое-то время сектанты решили прервать связи с Москвой.
   — До чего же скучно быть сыщиком, — жаловался Петя. — Где бы только набраться терпения?…
   — Выдержка, выдержка и еще раз выдержка, — назидательно повторял ему Юра. — Сыщиками становятся не ради романтических приключений, а ради необходимости.
   И настойчивость принесла свои результаты.
   После долгого перерыва в прорези почтового ящика на двери знакомой квартиры забелело письмо. Может быть, Щеточкина и ранее получала письма, но Петя впервые увидел письмо в ее ящике. Он помнил, как много дало письмо, обнаруженное милицией в Бескудникове. Соблазн был слишком велик. Петя извлек письмо с помощью проволочки.
   Вечером приехал к Зарубиным и выложил письмо перед Юрой:
   — Вот.
   — Что это?
   — Письмо.
   — Как оно попало к тебе?
   — Ловкость рук…
   Судя по штемпелю на конверте, письмо отправлено из какой-то Верхней Тавды.
   Начались угрызения совести. Однако искушение было слишком велико.
   Мальчики отправились на кухню, зажгли газ, поставили чайник и, когда из носика забила струя пара, принялись расклеивать конверт.
   — Чем это вы занимаетесь? — поинтересовался зашедший в кухню Сергей Петрович.
   — Отклеиваем интересную марку, — нашелся Юра. — Петя собирает коллекцию…
   Но едва отец вышел, Юра отдернул руку от чайника так, точно ее обдало паром.
   — Ты что? — удивился Петя.
   Юра ребром ладони пригладил конверт.
   — Не могу. Непорядочно.
   — Интеллигентское чистоплюйство? Письмо адресовано такой сомнительной особе, что…
   — Говори что хочешь, но я не приучен читать чужие письма, понимаешь? Не знаю, что бы сказал отец, если бы смог предположить, что я вскрываю чужое письмо…
   — Но ведь во время войны, я читал об этом, военная цензура вскрывала немало писем?
   — И я об этом знаю, это называется перлюстрацией, делалось это в целях борьбы со шпионажем, но сейчас решительно запрещено…
   В итоге спора мальчики заклеили конверт, и по дороге домой Петя завернул на Шаболовку и бросил письмо обратно в почтовый ящик.
   Об этой перепалке я узнал не от Юры, а от Пети, и гораздо позже, когда последний, в свою очередь, поделился со мной подробностями пережитых ими приключений. Отмечу только черту Юры, проявившуюся в этом инциденте. Характер его еще только складывался, но он уже был твердо убежден, что в борьбе хороши далеко не все средства.
   Сам Юра сказал, что они с Петей так и не решились вскрыть конверт и с большими колебаниями договорились лишь осматривать письма снаружи, то есть то, что вообще предоставлялось всеобщему обозрению.
   Всего Щеточкина в течение весны получила шесть писем и две открытки, на всех конвертах и на одной открытке стоял один и тот же штемпель погашения: «В. Тавда» и лишь на второй открытке значилось: «Туринск».
   Юра поинтересовался: что же это за место — Тавда? Оказалось, небольшой городок на Урале, расположенный в трехстах километрах севернее Свердловска.
   А Туринск — город и станция по пути в Тавду, и, так как оттуда пришла всего одна открытка, она могла быть отправлена по пути из Тавды или в Тавду. Однако, как выяснилось позднее, брошена она была по дороге в Тавду!
   Открытки мальчики все-таки прочли, не удержались. Были они довольно бессодержательны, состояли из пустопорожних каких-то фраз или, возможно, такими должны были казаться непосвященным. Но в открытке, посланной из Туринска, сообщалось: «Едем с внучкой в гости в Тавду» — и стояла подпись: «Рая»; а во второй открытке, среди прочих незначительных фраз, было написано, что «дедушка отдыхает у лесника»…
   К этому времени Юра прочел немало литературы о скрытниках, или бегунах, познакомился со структурой секты, получил понятие о странниках и благодетелях и сделал поэтому кое-какие выводы из тех скудных сведений, которые оказались в распоряжении наших мальчиков.
   Раиса — старая знакомая! А что касается внучки, внучкой могла быть названа любая послушница, любая неофитка, но, поскольку Раиса имела отношение к похищению Тани, Юре хотелось думать, что под внучкой подразумевается именно Таня. Здесь имела место больше интуиция и даже телепатия, как модно теперь говорить. А о том, что дедушкой назван старейший преимущий, как именуется глава секты, можно было предположить по обилию писем из одного и того же отдаленного городка, где обрывался железнодорожный путь и вокруг расстилались глухие уральские леса, можно было предположить, что по каким-то обстоятельствам сектанты концентрируются именно в районе Тавды.
   Короче, с наступлением лета Юра решил начать поиски Тани в Тавде.
   — Неужели вы в самом деле собрались в Тавду?
   — Точно и определенно.
   — А вы уверены, что найдете там Таню?
   — Она уехала вместе с Раисой.
   — А где их там искать?
   — У лесника.
   — Это так неопределенно…
   В связи с предстоящей поездкой Юра и пришел ко мне.
   — Я не могу сказать папе и маме о цели своей поездки. Скажу, что еду с геологической экспедицией. Такое путешествие мои родители санкционируют. Особенно если вы еще выскажете свое одобрение.
   — А чем еще вам помочь?
   — А еще… — Юра замялся, собственно говоря, он только приблизился к главной цели своего визита. — Со мной едет Петя. Я поднакопил денег. Но не хотелось бы, чтобы у нас в этом отношении были связаны руки. Поэтому, если вас не очень затруднит…
   Я дал Юре денег. Забегая вперед, скажу, что долг этот был возвращен мне копейка в копейку.
   — Значит, скоро в путь?
   — Да, «зима тревоги нашей позади».
   — Стейнбек?
   — Шекспир! «К нам с солнцем Йорка лето возвратилось».
   Мальчик превратился в мужчину.
   Неделю спустя я зашел к Зарубиным, но выполнить поручение Юры мне не пришлось.
   На этот раз родители были довольны сыном: работает, много читает, готовится к поступлению в университет, претензий к нему не было.
   — Очень посерьезнел, — сообщила Анна Григорьевна. — Едет на Урал, на все лето устроился коллектором в геологоразведочную партию.
   — И это его решение мы одобряем, — добавил Сергей Петрович. — Пускай познакомится с жизнью.


ЛЕСНИКИ


   Поезд остановился. Мальчики прибыли в Тавду. Казалось, кому стремиться в это захолустье? К удивлению мальчиков, из вагонов вылезло немало пассажиров.
   — Гляди-ка! — удивился Петя. — Что они здесь потеряли?
   Городок, однако, оказался не таким уж маленьким. Северный деревянный одноэтажный городок и даже, как полагается всякому порядочному городу, без свободных номеров в гостинице.
   С ироническим удивлением Петя взглянул на Юру.
   — И кого только сюда несет?!
   — Да вы что! — обиделась дежурная. — У нас самый крупный в стране фанерный комбинат. Леспромхозы. Недавно нашли нефть…
   Информация огорчила Юру; чем глуше, тем больше надежд напасть на след похитителей. Не отправятся же сектанты туда, где нефть! Хотя, впрочем, теперь везде леспромхозы, везде нефть…
   Лесничество помещалось в двухэтажном доме. Чирикали машинки, щелкали счеты, шуршали карандаши.
   Петя подошел к машинистке с прической не менее пышной, чем у московских модниц.
   — Где у вас комсомольский комитет?
   Комитет помещался в закутке под лестницей. Фанерка, синие буквы: «Комитет ВЛКСМ».
   Юра деликатно постучал.
   — Давай, давай!
   Секретарь комитета ростом с Петра Великого, громадный, широк в плечах…
   Мальчики представились.
   — Василий, — назвался, в свою очередь, секретарь. — Вам что, ребята?
   — Какая у тебя ручища!
   — Чалдон. — Секретарь усмехнулся. — На Урале все такие.
   — Мы по поводу сектантов, — сказал Юра.
   Василий озабоченно нахмурился.
   — Пропагандисты?
   — Не совсем, — сказал Юра. — Мы ищем сектантов.
   — Из госбезопасности?
   — Не совсем. А разве госбезопасность интересуется сектантами?
   — Не всеми. Некоторыми. Они такую агитацию ведут иногда…
   — Против чего агитацию?
   — Против работы. Чтобы, например, не работать. Особенно по субботам.
   — Это разрешенная секта, — сказал Юра. — Субботники, Адвентисты седьмого дня.
   — Ну, я не знаю, — сказал Василий. — Адвентисты или еще как, но только они срывают работу.
   — Нет, мы интересуемся одной тайной сектой, — сказал Юра. — Странствующими христианами.
   — Таких у нас нет, — сказал Василий. — Все оседлые.
   Юра рассказал ему немного о странствующих.
   — Есть среди лесников такие, что много молятся?
   — Есть такие, что много выпивают, — засмеялся Василий. — А чтобы молились…
   Тогда Юра рассказал Василию все как есть. Про Таню. Про скрытников. Про письма из Тавды. Поделился планами отыскать Таню.
   — У вас есть лесник, связанный с сектантами.
   — Да откуда ты взял!
   — Все равно не успокоюсь, пока не познакомлюсь со всеми вашими лесниками. Конечно, с вашей помощью легче…
   Он имел в виду комсомольцев лесничества.
   — Да ты не психуй, никто тебе в помощи не отказывает, — успокоил его Василий. — Только маловероятно, чтоб у нас скрывались сектанты. Впрочем, посоветуюсь с одним лесником.
   — С лесником? — испугался Юра. — А если он сам…
   — Будь уверен! Перфилов покрепче нас закален. Старый коммунист, партизан, еще с Колчаком дрался. Он, брат, тут всех до самых потрохов знает.
   — А где же его…
   — К вечеру будет. Он хоть и на пенсии, а работает помаленьку. Приходите к концу дня.
   Мальчики вернулись к концу дня. Василий сидел с каким-то стариком на скамейке возле крыльца. Впрочем, собеседник Василия хоть и сед, и в морщинах, но волосы густы, глаза ясны, выбрит чисто, веет от него таким здоровьем, что вряд ли ему вскоре понадобятся врачи.
   — Знакомьтесь, — сказал Василий. — Вот вам и Перфилов.
   — Здорово, герои, — поздоровался тот. — Значит, прибыли?
   — Я все рассказал, — вмешался Василий. — Так что советуйтесь.
   Перфилов посматривал на мальчиков с хитроватой улыбкой.
   — Что это уж и за девка, что вас понесло за ней на Урал?
   — Это наш товарищ, — сдержанно пояснил Петя.
   — Неужто в Москве лучше не осталось?
   — Может, и есть лучше, да ей-то хуже, чем другим.
   — Спасаете?
   — Спасаем.
   — А она здесь от вас спасается?… — Старик призадумался. — Что же вам присоветовать?
   — Ищем лесника…
   Юра опять рассказал о письмах к Щеточкиной.
   — А может, он вовсе и не лесник, а объездчик или еще кто. Попробуем, переберем людей…
   Он стал называть фамилию за фамилией, бурчал что-то себе под нос и тут же отрицательно мотал головой.
   — Отставить… Отставить… — Но вдруг споткнулся: — Душкин… Вот если только Душкин. Этот вправду живет, как старовер. И Рябошапка при нем. Душкин местный, а Рябошапка прибыл лет пять назад откуда-то с Балхаша. У Душкина снега зимой не выпросишь, а с Рябошапкой сразу сошелся.
   — А кто это — Душкин?
   — Лесник. А Рябошапка объездчик. Вместе работают, на одном участке. Пожалуй, только они и могут быть… Как вы говорите? Благодетелями…
   — Нелюдим, конечно, но почему вы думаете, что сектант? — вступился Василий за Душкина.
   — А потому! Кто не с нами, тот против нас. Я его лет двадцать наблюдаю. Не нашим и не вашим, только от нас морду воротит все-таки посильнее.
   — А Рябошапка?
   — Тот вообще темная вода, не враз разберешь, что его к нам загнало.
   — Значит, думаете…
   — Особо ничего не думаю. Остальные лесники более или менее ясный народ, а за этих двоих не поручусь.
   — А Душкин далеко отсюда живет?
   — Километров сорок.
   Юра встал.
   — Спасибо, завтра же отправимся.
   Перфилов потянул его за рукав:
   — Сядь, сядь, не торопись. Что из того, что вы пожалуете к Душкину? Ежели сектант, да еще такой скрытный, как говорите, уйдете несолоно хлебавши. Душкин не то что не примет — разговаривать с вами не станет, мужик гордый, упрямый, лесной. Да и далеко, не сразу найдете.
   — Так как же быть?
   Старик взглянул на Василия:
   — Ты не сможешь?
   Тот отрицательно покачал головой.
   — Никак. Пленум райкома.
   Старик опять замолчал, задумался.
   — А знаешь что? Отправь-ка с ними Лидию. Лидию и Веньку. С такими спутниками они с Душкиным справятся.
   Лицо Юры выразило вопрос.
   — Хорошая дивчина, лесотехник, принципиальная. Лесники ее боятся, придира, — объяснил Василий. — А Венька таксатор. Такой же чалдон, как я. Все тропки и норы по всей тайге изучил лучше любого зверя.
   — А с работой как же?
   — Отпросятся ради вас.
   — А как повидать их?
   — Найдем.
   Петя недовольно поморщился.
   — Опять, значит, завтра?
   — Ишь какой быстрый! — Перфилов даже улыбнулся, глядя на Петю. — Не завтра, а послезавтра, да и то еще как сказать. Веньке надо дать знать, да и Лида в лесу. Потерпите. Скоро хорошо не бывает.
   Двое суток слонялись по Тавде. Уходило драгоценное время. Да еще если бы знать наверняка, что нужен именно Душкин. А то ведь и так может случиться: доберутся до Душкина, а окажется, зря…
   Одетая как на картинке, Лида ничем не отличалась от столичных модниц. Невысокая, худенькая, хрупкая, только загар не городской — уральский, все ветра хлестали ее по щекам, такой жгучий румянец горит на смуглых щеках. А Венька, хоть и чалдон, Лиде под стать, тоже небольшого росточку, но парень, видать, крепыш и в модной курточке с «молнией», в сравнении с ним Юра и Петя выглядят куда провинциальнее.
   Лида и Венька полностью были в курсе дела, когда встретились с приезжими, а когда Юра все же принялся что-то объяснять и даже извиняться, Венька небрежно прервал:
   — Мы же понимаем. Как не помочь…
   На этом объяснения и закончились, Юра почувствовал, что на новых знакомых можно так же положиться, как и на Петю.
   Полдороги проехали на попутном грузовике, — Венька отыскал шофера на складе райпотребсоюза, — сидели в кузове на ящиках с товарами, предназначенными для какого-то сельмага.
   Ехали весело, с песнями, с ветерком, тавдинцы подшучивали над москвичами, пытались угадать, кто из двух питает к пропавшей девушке не только товарищеские чувства, удивлялись расспросам москвичей, все в Тавде тавдинцам было знакомо, привычно, обыденно.
   Сошли на развилке — торная дорога шла дальше по берегу реки, а им надо в тайгу, — брели лесной, заросшей травой дорогой, все вглубь, вглубь. Пошли лесовозные трассы, устланные жердями гати, длинные унылые вырубки…
   — Вот и царство Душкина, — сказала Лида. — Пятьсот четвертый квартал.
   По каким признакам определила она границу царства? Одинаковые сосны, березы, ели, да кое-где серые поленницы. Тяжелый таежный лес.
   — Слушайте, ребята, — сказала опять Лида. — Я скажу Душкину, что вы геологи, студенты. Не говорите, что москвичи, от командировочных из Москвы всегда беспокойство.
   Неожиданно вышли на просеку. Две избы свободно стоят, не мешают одна другой. Сараи. Колодец. Две коровы пасутся в кустах. Далекое белесое небо. Стена леса. Нигде никаких людей.
   — А где же люди? — удивился Петя.
   Венька веточкой указал на жилье.
   — Сейчас появятся.
   И правда, на крыльцо вышла женщина, стукнула в сенях невидимая дверь, показался мужик в ватнике, не спеша сошел по ступенькам, пошел навстречу гостям.
   — Каким ветром, Лидия Анатольевна?
   — Да вот привела двух студентов. Геологи. Может, найдут где у вас под корягами клад.
   — Ищем золото, не откажемся и от серебра, — развязно подтвердил Петя. — Берем уголь, железо, нефть…
   Мужик снисходительно усмехнулся:
   — На нашей трассе, окромя пеньков да сучков…
   Лида представила его:
   — Кондрат Сильвестрович Душкин.
   — Заходите, гостями будете, — пригласил он пришедших. — Распалим сейчас самоварчик.
   Встретил гостей радушно, ввел в избу, пригласил к столу, накормил хлебовом, как назвал суп, жена разожгла самовар.
   Посуду, однако, для гостей достали из горки, ту, из которой ели сами, отставили в сторону.
   Лида глазами указала Юре: видишь?…
   За разговорами дождались вечера. На ночь гостям постлали на полу кошму, дали старых одеял. Спать улеглись рано.
   Юра долго не засыпал: все ему казалось, что пришли сюда зря. Весь вечер обыденные разговоры о своем хозяйстве, да немного еще о политике. Никаких разговоров о боге, никаких намеков на связь с сектантами. Перфилов дал не тот адрес, изменило ему партизанское чутье.
   Когда москвичи проснулись, Лида сидела уже на лавке, а Веньки не было в избе.
   Петя улыбнулся Лиде:
   — А где Венька?
   Лида пожала плечами: кто его знает!
   Хозяйка собрала завтрак, позвала за стол. Венька не появлялся.
   Хозяин взглянул на Лиду:
   — А где Вениамин?
   — Должно быть, пошел по лесу, — сказала Лида. — Сейчас явится.
   Завтракали опять супом.
   — А что не видно Рябошапки? — спросила Лида. — Не зашел даже поздороваться.
   — А его нет, — объяснил Душкин. — Позавчера еще ушел гостевать к соседям, там, должно, и заночевал.
   После завтрака Лида повела «геологов» в лес.
   — Ну что?
   — Непохоже.
   — В здешних людях скоро не разобраться. Приглядывайтесь. А нет, так уйдем.
   Венька появился лишь к полудню. Первым его заприметил Душкин.
   — Где пропадал?
   — Смотрел лес. Дровишки у тебя что-то тают.
   Лида правильно поняла Веньку, тоже заинтересовалась тающими дровами.
   — Покажи-ка…
   Все четверо ушли по просеке.
   — Ну, братцы… — Венька даже языком причмокнул, когда отошли подальше. — Доложу я вам! Ночью вздумалось мне пройтись, разделить с луной одиночество. Хозяев постарался не разбудить. Иду в тени, за сараями. У Рябошапки огонек. Заглянул в окошко: никого. Смотрю еще: хозяйка спит на кровати. Что-то мне неспокойно. Слышу, говорят за сараем. Я опять в тень. «Собирайся, сейчас пойдем…» Рябошапка! Кто-то отвечает. Мужик. «Ничего же не видно!» — «Сейчас рассветет». Брезжит. Я все в тени. Рябошапка в хату, потом к сараю. Повел кого-то. Я за ними. Они смело идут, а я как рысь. Однако ушли от меня. Прячут кого-то здесь в лесу.
   А ведь так и должно быть, подумал Юра. Видимость одна, а на самом деле все наоборот. Припомнил все, что читал и слышал о видовых. Вот они и есть видовые: Душкин и Рябошапка.
   — Видовые, — сказал Юра.
   — Какие видовые? — спросил Венька.
   Юра рассказал, какие такие видовые.
   — Не знаю, какие видовые, — сказал Венька, — но что прячут кого-то — факт.
   Лида задумалась:
   — А где?
   — Трудно поставить шалаш или землянку вырыть?
   — Пошли, — решительно произнес Юра. — Пошли искать.
   — Эк ты какой прыткий, — остудил Венька его пыл. — А где искать?
   — Но ведь вы знаете лес?
   — Лес знаем, а поди выследи волка.
   — Но ведь надо найти?
   Венька сочувственно поглядел на Юру:
   — Искать надо, а найти ой как не просто! В тайге можно год друг друга искать, да так и не встретиться.
   — Что же делать?
   — Возвращаться в Тавду.
   — Как в Тавду? — испугался Юра. — Я отсюда никуда не уйду.
   На этот раз Юру не поддержал даже Петя:
   — А что ты здесь будешь делать? Для людей тайга — дом родной, и то не берутся.
   Лида вопросительно взглянула на Веньку:
   — Ты что предлагаешь?
   — Есть у меня один планчик, — сказал он. — Попытаюсь уговорить Вартана Степановича.
   — Это, пожалуй, выход, — согласилась Лида. — Придется возвращаться в Тавду.


НА ВЕРТОЛЕТЕ


   — Куда мы идем? — спросил Юра.
   — На аэродром, к Гевондяну, — пояснил Венька. — К начальнику отряда лесной авиации.
   — А при чем тут авиация?
   — Увидишь.
   Венька увел Юру за город.
   — Далеко еще?
   — Пришли.
   — А где же аэродром?
   — Вот.
   Таких аэродромов Юра еще не видел. Он летал в Симферополь, в Ригу, аэродромы там, конечно, меньше Внуковского или Быковского, но тоже — сооружения. А тут поросшее низкорослой травкой поле, небольшой деревянный домик и трепещущий по ветру воздушный зонд.
   — А где же самолеты?
   — Работают. Помогают находить и тушить лесные пожары. Обследуют трассы. Оберегают леса от вредителей. У нас их всего два да вертолет. Иногда перебрасывают людей. Подкидывают на дальние точки продукты…
   Юра про себя посочувствовал здешним летчикам. Довольно скучно изо дня в день подкидывать продукты и обследовать трассы. Такая романтика хороша на расстоянии.
   В бревенчатой, отмытой до лимонного блеска комнате носатый человек с копной черных волос кричал по телефону:
   — Не могу… Говорю — не могу! — Увидел посетителей, с сердцем положил трубку. — Черт бы ее забрал, опять просят вывезти Тузикову!
   Юра подумал, что бюрократизм процветает даже на этом маленьком аэродроме. Тузикову необходимо вывезти, а он не хочет! Что значит — не могу? Может, она больна, может, у нее неотложное дело, решается человеческая судьба…
   На обратном пути Венька рассказал Юре о Тузиковой. Жена начальника отдаленного лесопункта. Постоянно ссорится с мужем и при каждой ссоре удирает в Тавду. А потом все принимаются уговаривать пилотов доставить ее обратно.
   — Противная баба, — сказал Венька. — Перепортила нервы всему леспромхозу.
   Но Юра этого не знал и про себя назвал Гевондяна бюрократом.
   — Что тебе? — внезапно обратился тот к Веньке. — Все машины в разгоне.
   — А вертолет? — умоляюще спросил Венька. — Нам крайне нужно обследовать один участок.
   — Зачем? — раздраженно спросил Гевондян. — Пожар? Наводнение? Буря?
   — Девушка, — выразительно произнес Венька. — Пропала девушка.
   — Какая еще девушка? — сердито спросил Гевондян. — Не морочь мне голову.
   — Я не морочу, Вартан Степанович, — жалобно произнес Венька и указал на Юру: — Послушайте этого парня, и вы тоже к нам подключитесь.
   — Ну, говори, заправляй Гевондяну баки.
   Он сел на стол и уставился на Юру влажными карими глазами.
   В который раз Юра принялся посвящать в свою историю еще одного человека.
   — Ну и что ты хочешь? — более мягко спросил Гевондян, выслушав рассказ Юры.
   — Вертолет, — лаконично заявил Венька. — Просмотреть сверху тайгу.
   — Нет вертолета, — закричал Гевондян. — Его требуют у меня для Тузиковой!
   — А вы не давайте, Вартан Степанович, — посоветовал Венька. — Тузикова доберется на тракторе.
   — Ты не знаешь Тузикову, — мрачно сказал Гевондян. — В прошлом году она разбила на аэродроме счеты.
   Но Юра видел, Гевондян поддается на уговоры.
   — Когда? — спросил он.