Страница:
Меморандум представлял собой несколько страниц отпечатанного на машинке текста без подписи и содержал приписку, сделанную Бенешем: "Я убедительно прошу Вас никогда не упоминать об этом плане публично, так как буду вынужден его опровергнуть. Не сообщайте об этом также Осускому, так как он будет возражать"{83}.
Из Парижа Нечас отправился в Лондон, где осуществил аналогичный демарш.
Англо-французские требования, сформулированные в ноте от 19 сентября, стали известны в Праге в 14 часов того же дня. "Новость поразила нас, как удар грома, - писал один из буржуазных корреспондентов. - Никто не хотел этому верить. Чехословаки не могли себе представить, чтобы подобное предложение, которое, учитывая его неизбежные последствия, означало прямую угрозу независимости Чехословакии, сделали те, кого они считали своими друзьями..."
Далеко за полночь, когда жители Праги с надеждой всматривались в освещенные окна Града, где заседало правительство, министры сквозь те же окна с глубоким беспокойством взирали на охваченный тревогой город, Как будет реагировать народ, узнав об англо-французских требованиях? Сумеет ли правительство удержаться у власти, если заявит о принятии ультиматума? Правители Чехословакии, подобно Чемберлену и Даладье, трепетали при мысли, что народ поднимется на защиту республики. Их страшила перспектива войны западных держав с фашистским рейхом и возможное крушение устоев буржуазной Европы.
В этих условиях исчезли грани между различными группировками в правящем стане. Наиболее изощренные деятели во главе с Бенешем продумали серию политических маневров и закулисных шагов, чтобы не допустить подобного развития событий и одновременно создать президенту и его сторонникам ореол "патриотов". Таким образом, чехословацкая реакция выступила как прямой соучастник заговора Англии, Франции и США против безопасности и самого существования народов Чехословакии, а также Польши и других стран Восточной и Юго-Восточной Европы.
В соответствии с разработанной тактикой чехословацкое правительство скрыло от народа содержание ноты.
"Широкая публика, - отмечает X. Рипка, дипломатический корреспондент газеты "Лидове Новини", - пока что была в неведении, чего требовали от нас западные державы, поскольку правительство опасалось сообщить всю правду. Пресса руководствовалась позицией ответственных политических деятелей и давала лишь поверхностную информацию о происходящем, намекая на неприемлемость лондонских требований".
Вечером 20 сентября министр иностранных дел Крофта передал английскому и французскому посланникам ответ чехословацкого правительства. Лондонские условия, заявило оно, выработаны без консультации с Прагой, их осуществление имело бы катастрофические последствия для Чехословакии и вообще для мира в Европе. Поэтому оно просит Англию и Францию пересмотреть их точку зрения. Со своей стороны чехословацкое правительство предлагает разрешить вопрос на основе арбитражного соглашения 1925 г. между Чехословакией и Германией.
Телеграмму с ответом чехословацкого правительства на Кэ д'Орсе получили 20 сентября в 21.15. Когда ее положили на стол министру иностранных дел, его вызвали к телефону.
"Я только что направил вам ответ чехословацкого правительства, содержащий предложение применить арбитражный договор, - сообщил французский посланник де Лакруа из Праги. - Не рассматривайте ответ как окончательный. Председатель совета министров Чехословакии только что пригласил меня и сделал новое очень важное предложение. Его содержание сообщаю вам телеграммой, которую получите немедленно".
Вторая телеграмма де Лакруа поступила через 20 минут после первой. Там говорилось:
"Я был только что приглашен председателем совета министров. Пояснив, что говорит с согласия президента республики, он заявил: если сегодняшней же ночью я сообщу г-ну Бенешу, что в случае войны между Германией и Чехословакией из-за судетских немцев Франция в связи со своим обязательством в отношении Англии не выступит на помощь, президент, республики примет это заявление к сведению; председатель совета министров немедленно созовет кабинет, все члены которого уже согласны с президентом республики, что необходимо уступить...
Чешские руководители нуждаются в таком прикрытии для того, чтобы принять англо-французские предложения..."
Примерно в то же время конфиденциальное разъяснение получил и Форин оффис. Со ссылкой "а "еще более надежный источник" Ньютон сообщал: только что врученный ему чехословацким министром иностранных дел ответ не следует считать окончательным.
"Однако решение, - продолжал посланник, - должно быть навязано правительству, поскольку без такого давления многие его члены слишком связали себя, чтобы иметь возможность пойти на то, что они считают необходимым.
Если в среду{84} я предъявлю своего рода ультиматум президенту Бенешу, он и его правительство будут в состоянии склониться перед force majeure{85}. В этих целях могло бы быть сделано заявление, что правительство Чехословакии должно без оговорок и без дальнейшей отсрочки принять сделанные ему предложения, в противном случае правительство его величества не будет более проявлять интереса к судьбе страны.
Насколько мне известно, мой французский коллега намерен направить в Париж телеграмму аналогичного содержания"{86}.
Оба посланника оказывали на правительство Чехословакии дальнейший нажим, требуя немедленной капитуляции. Всякое промедление, угрожали они, может положить предел терпению Гитлера. Узнав о намерении Праги урегулировать вопрос на основе арбитражного договора, де Лакруа по поручению Бонне заявил, что подобное предложение лишит возможности Чемберлана отправиться на переговоры с Гитлером, назначенные на 22 сентября. И тогда "фюрер" сам займется "арбитражем". Французский и британский дипломаты понимали заинтересованность их правительств получить предлог, который "оправдывал" бы занятую ими позицию в отношении Чехословакии. Поэтому можно предположить, что они изложили в своих телеграммах заявление Годжи в наиболее выгодной для Парижа и Лондона форме.
Западные державы не замедлили воспользоваться предоставленным им предлогом. Немалое влияние на Чемберлена оказали и тревожные телеграммы Гендерсона из Берлина. Он сообщал, что если Прага не капитулирует, то обстановка выйдет из-под контроля. Сразу же после получения ответа из Праги Галифакс направил в ночь на 21 сентября Ньютону предписание вместе с его французским коллегой осуществить новый демарш в отношении правительства Чехословакии. "Действуйте немедленно, независимо от времени суток", говорится в его телеграмме.
В свою очередь Бенеш отвергал упреки и допускал, что оба посланника оказывали давление на Годжу и его окружение, "целиком поддававшееся угрозам". Сам Годжа отрицал приписывавшиеся ему заявления. Смысл беседы с де Лакруа объяснил желанием получить совершенно четкое заявление Франции о ее позиции. Эта версия не объясняет, почему аналогичное заявление он сделал посланнику Англии, которая не была связана с Чехословакией каким-либо договором.
Можно полагать, что если даже заявление Годжи в телеграммах де Лакруа и Ньютона изложены не вполне точно, смысл его полностью соответствовал позиции чехословацкого правительства, искавшего за спиной народа пути для капитуляции.
Около 2 часов ночи оба посланника явились к Бенешу. Беседа длилась более часа. Де Лакруа прямо заявил: если начнется война, Франция "не примет в ней участия". Ньютон угрожал тем, что упорство Чехословакии вызовет немедленное нападение Германии.
В 5 часов утра состоялось новое заседание правительства в Пражском Граде. Излагая содержание сделанных посланниками заявлений, Годжа сказал:
"Как уже отмечалось, французский посланник совершенно прямо заявил, что в случае возникновения войны Франция не окажет нам помощь. При этом он подчеркнул, что только сделанные двумя государствами предложения могут предотвратить и действительно предотвратят нападение со стороны Германии. Он недвусмысленно указал, что Чехословакию, если она отклонит предложения и своим сопротивлением даст Гитлеру предлог для нападения, легко можно будет обвинить в провоцировании войны. Во всяком случае, французская помощь, по его мнению, будет недейственна. Английский посланник присоединился к этой точке зрения и заявил, что ответ Чехословакии не соответствует данной ситуации. Если мы будем настаивать на нашей точке зрения, утверждал он, это наверняка вызовет германское вторжение' в самое ближайшее время. Представители обоих правительств единодушно подчеркнули, что только сделанные ими предложения могут предотвратить нападение Германии".
21 сентября в 16.45 министр иностранных дел Крофта вручил представителям западных держав новый ответ чехословацкого правительства. Прага капитулировала.
Пытаясь оправдать в глазах народа совершенное предательство, правительство опубликовало заявление, где сослалось на ультимативный характер англо-французских требований. Кроме того, пражские капитулянты прибегли к злостной клевете на Советский Союз. Реакционная пропаганда предприняла недостойную попытку создать впечатление, что СССР якобы разделял ответственность за позорное решение, принятое чехословацким правительством.
В тот же день советский полпред в Чехословакии Александровский заявил решительный протест против этих инсинуаций.
Таким образом, англо-французский сговор при участии чехословацкой реакции открыл путь к Мюнхену{*33}.
США - "незримый" участник Мюнхена
Незадолго до описываемых событий в Нью-Йорке была издана книга "Боится ли Америка? - Внешняя политика для Америки". Ее автор Л. Хартли, бывший сотрудник госдепартамента, с грубой бесцеремонностью изложил расчеты и надежды, вынашивавшиеся в наиболее агрессивных кругах американского крупного капитала в связи с приближением нового мирового конфликта.
"Мы можем легко создать для себя американскую империю, управляемую из Вашингтона, - писал он. - Мы имеем возможность в настоящее время... взять курс на подобную политику и подчинить все Западное полушарие американскому флагу. Активное и умелое использование нашей морской, экономической и потенциальной военной мощи даже позволит нам расширить наше господство за пределами полушария, пока Европа и Восточная Азия остаются раздробленными, для того, чтобы установить мировую американскую гегемонию и направить всемирное развитие по пути установления нашего мирового господства, основанного на американских долларах, линкорах и бомбардировщиках".
Практическую попытку завоевания мировой гегемонии американский империализм предпринял еще в период и непосредственно после первой мировой войны. Пресловутые "14 пунктов", предложенные президентом США Вильсоном в качестве основы для послевоенного урегулирования, явились первой официально выдвинутой американской финансовой олигархией программой "руководства миром". "Идеализированная демократическая республика Вильсона, - отмечал В. И. Ленин, - оказалась на деле формой самого бешеного империализма, самого бесстыдного угнетения и удушения слабых и малых народов"{87}.
Потерпев неудачу в осуществлении своих замыслов после первой мировой войны, империалистические круги США делали ставку на использование нового мирового пожара. Американской дипломатии поручалось решить две задачи. Во-первых, развитие событий должно быть направлено в такое русло, чтобы война привела к уничтожению или крайнему ослаблению СССР, разгрому революционного движения в Европе и национально-освободительного движения в колониальных странах, т. е. к упрочению капитализма в целом. Во-вторых, войну использовать для сокрушения империалистических конкурентов, прежде всего Германии и Японии, а также подчинения остальных капиталистических государств.
Такие цели и тактические установки закономерно вели к тому, что США проводили еще более широко, чем Англия и Франция, мюнхенский курс в Европе и на Дальнем Востоке. Вместе с тем имелись и свои нюансы. Дипломатия США, содействуя сговору англо-французского блока с германо-итальянской "осью", стремилась взять намечавшуюся сделку под свой контроль и не допустить сепаратного соглашения между Англией и Германией в ущерб американским интересам.
На Дальнем Востоке США вместе с Англией поощряли японскую агрессию. 7 июля 1937 г., спровоцировав "инцидент" на мосту Лугоуцяо (близ Пекина), Япония вторглась в Северный Китай. Несмотря на то, что это представляло серьезную угрозу англо-американским империалистическим интересам, США и Англия не предприняли мер для отпора агрессору и оказания помощи китайскому народу. Более того, они поддерживали Японию, поставляя ей дефицитное стратегическое сырье (прежде всего нефть и металл), без ввоза которого Япония не могла бы вести длительной войны. И хотя политика "нейтралитета" подвергалась критике со стороны прогрессивных кругов США, официальный курс американского правительства, - независимо от той борьбы, которая шла в правящем лагере по вопросам тактики, - способствовал развертыванию агрессии как в Европе, так и на Дальнем Востоке.
Насколько близка была к замыслам дипломатии США идея сговора, осуществленного несколько позже в Мюнхене, свидетельствует, в частности, письмо посла США в Париже Буллита, направленное Рузвельту в майские дни 1938 г.
"Как я считаю, наступила бы величайшая трагедия, если бы Франция в целях оказания помощи Чехословакии предприняла наступление на "линию Зигфрида"... Уничтожение всего молодого поколения Франции стало бы неизбежным, и все французские города были бы сровнены с землей немецкими самолетами. Даже при таких условиях французы выстояли бы, и война затянулась бы, втягивая в себя Англию, да и всю Европу. Результат может быть единственным: полное разрушение Западной Европы и большевизм от одного конца континента до другого.
...Я думаю, что в момент, корда угроза германского вторжения в Чехословакию уже станет явной, Вам следовало бы предпринять следующее.
Пригласить в Белый дом послов Англии, Франции, Германии и Италии. Просить их передать Чемберлену, Даладье, Гитлеру и Муссолини Ваше настоятельное предложение срочно направить в Гаагу представителей с целью попытаться найти путь для мирного урегулирования конфликта между Германией и Чехословакией. Прибавьте: если четыре правительства сочтут желательным, в их работе примет участие и представитель Соединенных Штатов. Вам следует также обратиться с личным призывом в таком смысле: Вы можете лучше, чем кто-нибудь другой, использовать тот факт, что мы являемся выходцами всех наций Европы, а наша цивилизация - результат слияния всех цивилизаций Европы... что мы не можем спокойно наблюдать приближение конца европейской цивилизации и не предпринять последней попытки предотвратить ее уничтожение...
После общей беседы с четырьмя послами Вы могли бы для усиления предпринятой акции побеседовать с каждым в отдельности, подчеркнув германскому послу тот факт, что Франция будет воевать и Англия тоже станет воевать, что война в Европе может окончиться только установлением большевизма от одного конца континента до другого, что предложенная Вами конференция оставит большевиков за болотами, которые отделяют Советский Союз от Европы и которые представляют подлинные восточные границы Европы. Я думаю, что даже Гитлер при таких условиях примет Ваше предложение.
Конференция в Гааге должна будет, по-видимому, рекомендовать провести в Чехословакии плебисцит для выявления точки зрения различных национальностей, населяющих эту страну. Если чехи откажутся от такого плебисцита, Франция получит спасительный выход из отчаянной моральной дилеммы, которая перед ней стоит, и будет предотвращена всеобщая война в Европе.
Вас или то лицо, которое будет Вас представлять в Гааге, обвинят в том, что предаете малую страну, чтобы обеспечить Гитлеру еще один успех. Я без раздумий согласился бы принять на себя этот упрек, и полагаю, что Вы тоже, если таким образом может быть предотвращена европейская война".
Интересны соображения Буллита относительно тактики американской дипломатии при осуществлении его плана.
"Как я полагаю, было бы фатальным, если бы Вы сообщили о Ваших намерениях другим правительствам, в том числе и английскому. Те сразу же ослабили бы свои усилия по примирению чехов и немцев, поскольку почувствовали бы, что наконец-то им удалось втянуть Соединенные Штаты в политические проблемы Европы. Кроме того, они доверительно сообщили бы об этом своим европейским друзьям и тогда Вы наверняка могли бы рассчитывать на отказ Гитлера и Муссолини".
Содержание письма, тон, акценты, откровенный язык Буллита, находившегося в близких отношениях с президентом, раскрывают подлинное лицо американской дипломатии кануна второй мировой войны. Ненависть к стране социализма, страх перед революцией, которая сокрушит устои буржуазной Европы, - вот что таилось за призывами США к "сохранению мира". Это был "мир", в котором фашистским державам предоставлялись жандармские функции, "мир", в основе которого лежал замысел объединить Западную Европу против СССР. Буллит выдвинул идею империалистического сговора, мало отличающуюся от сделки, которая позже состоялась в Мюнхене. Как реагировал Белый дом на его предложение? Американские издатели документов указывают, что ответ на письмо Буллита в архивах госдепартамента "не обнаружен". Но ответ на поставленный вопрос можно найти в конкретных делах дипломатии Вашингтона.
Как известно, в период чехословацкого кризиса американская дипломатия прилагала усилия, чтобы сохранить "незапятнанным" ореол США как "беспристрастного" арбитра. Это подтверждает П. Моффат, возглавлявший тогда европейский отдел госдепартамента.
"Англичане и французы, - пишет он в своем дневнике, - делают все возможное, чтобы заставить нас выступить, и с тем, чтобы разделить ответственность за продажу (Чехословакии. - Авт.), но в этом отношении я считаю их надежды напрасными".
Интересно сопоставить данную запись и беседу того же Моффата с чехословацким поверенным в делах 20 сентября 1938 г., когда Праге вручили англо-французский ультиматум.
"Сегодня в середине дня ко мне зашел чехословацкий поверенный в делах, - писал Моффат в отчете. - Он настоятельно просил, чтобы президент или государственный секретарь выступили с каким-нибудь заявлением в отношении Чехословакии в трудный для нее час".
Одновременно госдепартамент посетил министр Шлехта и тоже просил, чтобы в последнюю минуту было сделано какое-либо заявление, которое устранило бы у чехов чувство, что их покинули все друзья. Представители Чехословакии получили черствый и циничный ответ. Моффат заявил:
"...трудно сказать что-либо, что не было бы в настоящий момент истолковано как совет какой-либо из стран воевать или нет и что мы не желаем брать на себя ответственность высказывать в прямой или косвенной форме какие-либо советы".
Так вашингтонские политики, прикрываясь формулой "непричастности" к событиям в Европе, фактически помогали Чемберлену и Даладье поставить Чехословакию на колени. Хорошо понимая антисоветскую направленность замыслов Англии и Франции, США полностью поддерживали этот путь. В ходе одной из бесед, пишет германский посол в Лондоне Дирксен, посол Кеннеди неоднократно высказывал убеждение, что в экономическом отношении Германия должна иметь свободу рук на Востоке и на Юго-Востоке.
"Посол Соединенных Штатов в Лондоне Джозеф Кеннеди последовательно и безоговорочно поддерживал и защищал чемберленовскую политику умиротворения, - отмечает Бенеш в своих мемуарах. - Чемберлен неоднократно опирался на его поддержку... Посол Соединенных Штатов в Париже Уильям Буллит вначале хотя и не высказывался столь открыто, как Кеннеди, за политику умиротворения, развернул, однако, в этом направлении активную деятельность. Его отношение к нам во время сентябрьского кризиса 1938 г. было целиком отрицательным, и он этого не скрывал. Даладье неоднократно указывал, что проводимая им политика умиротворения находилась в соответствии с позицией самих Соединенных Штатов".
Роль США как вдохновителя и организатора сговора империалистов особенно проявилась в дни "военной тревоги", охватившей Западную Европу накануне конференции в Мюнхене.
Вторая встреча Чемберлена с Гитлером 22 - 23 сентября в Годесберге закончилась неожиданным образом. Чемберлен явился на берег Рейна, сознавая, что "хорошо поработал" и обеспечил капитуляцию Чехословакии. Не без гордости он сообщил Гитлеру об удовлетворении его требований. Казалось, наступил желанный для премьера миг, когда можно договориться с "фюрером" о главном: направить динамизм третьего рейха на Восток.
Гитлер выслушал подробное изложение лондонского плана передачи Германии пограничных районов Чехословакии. Наступила пауза. А затем "фюрер" вдруг заявил: предложение Чемберлена, "к сожалению", уже не устраивает, поскольку должны быть удовлетворены также территориальные притязания к Чехословакии со стороны Польши и Венгрии. Он потребовал, чтобы новая граница была установлена немедленно и чтобы в передаваемые районы тотчас же могли войти германские войска.
Чемберлен оказался в трудном положении. Новые требования Гитлера неизбежно вызовут бурю возмущения как в Англии, так и во Франции. И он тщетно пытался растолковать, что "фюрер" получит все, но надо сделать это в более "пристойной" форме. Премьер даже просил Гитлера помочь ему получить поддержку на Британских островах. Но тот оставался непреклонным. Решающим фактором, заявил он, является быстрота. Поэтому его план лучше.
На следующий день Гитлер изложил свои требования письменно и приложил карту. В их основу были положены условия капитуляции, заблаговременно подготовленные германским генштабом для Чехословакии. Эвакуация передаваемых Германии районов должна начаться 26 сентября в 8 часов утра и закончиться (включая отвод войск, ликвидацию пограничных постов и вывод полицейских формирований) к 8 часам утра 28 сентября.
- Это ультиматум! - воскликнул Чемберлен, ознакомившись с текстом.
- Нет, не ультиматум. Это меморандум, - возразил Гитлер, указывая на заголовок документа.
- Но я не могу взять на себя передачу данного документа чехам, - заявил английский премьер. - Содержание, а более того сам тон вызовут всеобщее негодование, и он будет с возмущением отвергнут общественным мнением даже в нейтральных государствах!
И все же "честный маклер" снова взялся довести "меморандум" до сведения чехословацкого правительства. Гитлер пошел на единственную "уступку": срок эвакуации продлил до 1 октября. Задержавшись далеко за полночь, Гитлер и Чемберлен беседовали с глазу на глаз. Только личный переводчик "фюрера" П. Шмидт был свидетелем этой части переговоров. Позже он отметил в своих мемуарах, что Гитлер "сердечно" поблагодарил Чемберлена за его усилия по "спасению мира" и заверил в своем давнем стремлении к дружбе с Англией. "Между нами нет никаких противоречий, - утверждал он, - мы не будем вмешиваться в ваши дела вне Европы, а вы можете, ничего не опасаясь, предоставить нам свободу рук в Центральной и Юго-Восточной Европе". Шмидт не упоминает о каких-либо возражениях Чемберлена против такого плана. Утром 24 сентября английский премьер вылетел на родину.
Легко представить отчаяние мюнхенцев в Лондоне и Париже, когда те узнали о годесбергском меморандуме Гитлера. Они не возражали против требований как таковых, но форма, в какой он высказал их, была совершенно неприемлемой.
В последующие дни Западную Европу охватила "военная тревога". В ночь на 24 сентября афиши, расклеенные на зданиях мэрий во Франции, объявили о призыве под ружье резервистов. Париж сразу преобразился: наскоро создавались бомбоубежища, на людных площадях появились зенитные орудия. В боевую готовность был приведен английский флот. В парках Лондона рыли траншеи, общественные здания обкладывали мешками с песком, населению раздали противогазы.
Позже стало известно, что это был лишь спектакль, рассчитанный на общественное мнение. В действительности же под видом спасения мира осуществлялась давно подготовляемая позорная сделка с Гитлером.
Тем временем послы США, аккредитованные в западноевропейских столицах, направляли в Вашингтон телеграммы одна тревожнее другой. Буллит писал из Парижа, что в случае вторжения немецких войск в Чехословакию французский парламент немедленно выскажется за объявление войны Германии. Желательно, чтобы президент обратился с предложением созвать конференцию в Гааге (разумеется, без участия Советского Союза).
Из Парижа Нечас отправился в Лондон, где осуществил аналогичный демарш.
Англо-французские требования, сформулированные в ноте от 19 сентября, стали известны в Праге в 14 часов того же дня. "Новость поразила нас, как удар грома, - писал один из буржуазных корреспондентов. - Никто не хотел этому верить. Чехословаки не могли себе представить, чтобы подобное предложение, которое, учитывая его неизбежные последствия, означало прямую угрозу независимости Чехословакии, сделали те, кого они считали своими друзьями..."
Далеко за полночь, когда жители Праги с надеждой всматривались в освещенные окна Града, где заседало правительство, министры сквозь те же окна с глубоким беспокойством взирали на охваченный тревогой город, Как будет реагировать народ, узнав об англо-французских требованиях? Сумеет ли правительство удержаться у власти, если заявит о принятии ультиматума? Правители Чехословакии, подобно Чемберлену и Даладье, трепетали при мысли, что народ поднимется на защиту республики. Их страшила перспектива войны западных держав с фашистским рейхом и возможное крушение устоев буржуазной Европы.
В этих условиях исчезли грани между различными группировками в правящем стане. Наиболее изощренные деятели во главе с Бенешем продумали серию политических маневров и закулисных шагов, чтобы не допустить подобного развития событий и одновременно создать президенту и его сторонникам ореол "патриотов". Таким образом, чехословацкая реакция выступила как прямой соучастник заговора Англии, Франции и США против безопасности и самого существования народов Чехословакии, а также Польши и других стран Восточной и Юго-Восточной Европы.
В соответствии с разработанной тактикой чехословацкое правительство скрыло от народа содержание ноты.
"Широкая публика, - отмечает X. Рипка, дипломатический корреспондент газеты "Лидове Новини", - пока что была в неведении, чего требовали от нас западные державы, поскольку правительство опасалось сообщить всю правду. Пресса руководствовалась позицией ответственных политических деятелей и давала лишь поверхностную информацию о происходящем, намекая на неприемлемость лондонских требований".
Вечером 20 сентября министр иностранных дел Крофта передал английскому и французскому посланникам ответ чехословацкого правительства. Лондонские условия, заявило оно, выработаны без консультации с Прагой, их осуществление имело бы катастрофические последствия для Чехословакии и вообще для мира в Европе. Поэтому оно просит Англию и Францию пересмотреть их точку зрения. Со своей стороны чехословацкое правительство предлагает разрешить вопрос на основе арбитражного соглашения 1925 г. между Чехословакией и Германией.
Телеграмму с ответом чехословацкого правительства на Кэ д'Орсе получили 20 сентября в 21.15. Когда ее положили на стол министру иностранных дел, его вызвали к телефону.
"Я только что направил вам ответ чехословацкого правительства, содержащий предложение применить арбитражный договор, - сообщил французский посланник де Лакруа из Праги. - Не рассматривайте ответ как окончательный. Председатель совета министров Чехословакии только что пригласил меня и сделал новое очень важное предложение. Его содержание сообщаю вам телеграммой, которую получите немедленно".
Вторая телеграмма де Лакруа поступила через 20 минут после первой. Там говорилось:
"Я был только что приглашен председателем совета министров. Пояснив, что говорит с согласия президента республики, он заявил: если сегодняшней же ночью я сообщу г-ну Бенешу, что в случае войны между Германией и Чехословакией из-за судетских немцев Франция в связи со своим обязательством в отношении Англии не выступит на помощь, президент, республики примет это заявление к сведению; председатель совета министров немедленно созовет кабинет, все члены которого уже согласны с президентом республики, что необходимо уступить...
Чешские руководители нуждаются в таком прикрытии для того, чтобы принять англо-французские предложения..."
Примерно в то же время конфиденциальное разъяснение получил и Форин оффис. Со ссылкой "а "еще более надежный источник" Ньютон сообщал: только что врученный ему чехословацким министром иностранных дел ответ не следует считать окончательным.
"Однако решение, - продолжал посланник, - должно быть навязано правительству, поскольку без такого давления многие его члены слишком связали себя, чтобы иметь возможность пойти на то, что они считают необходимым.
Если в среду{84} я предъявлю своего рода ультиматум президенту Бенешу, он и его правительство будут в состоянии склониться перед force majeure{85}. В этих целях могло бы быть сделано заявление, что правительство Чехословакии должно без оговорок и без дальнейшей отсрочки принять сделанные ему предложения, в противном случае правительство его величества не будет более проявлять интереса к судьбе страны.
Насколько мне известно, мой французский коллега намерен направить в Париж телеграмму аналогичного содержания"{86}.
Оба посланника оказывали на правительство Чехословакии дальнейший нажим, требуя немедленной капитуляции. Всякое промедление, угрожали они, может положить предел терпению Гитлера. Узнав о намерении Праги урегулировать вопрос на основе арбитражного договора, де Лакруа по поручению Бонне заявил, что подобное предложение лишит возможности Чемберлана отправиться на переговоры с Гитлером, назначенные на 22 сентября. И тогда "фюрер" сам займется "арбитражем". Французский и британский дипломаты понимали заинтересованность их правительств получить предлог, который "оправдывал" бы занятую ими позицию в отношении Чехословакии. Поэтому можно предположить, что они изложили в своих телеграммах заявление Годжи в наиболее выгодной для Парижа и Лондона форме.
Западные державы не замедлили воспользоваться предоставленным им предлогом. Немалое влияние на Чемберлена оказали и тревожные телеграммы Гендерсона из Берлина. Он сообщал, что если Прага не капитулирует, то обстановка выйдет из-под контроля. Сразу же после получения ответа из Праги Галифакс направил в ночь на 21 сентября Ньютону предписание вместе с его французским коллегой осуществить новый демарш в отношении правительства Чехословакии. "Действуйте немедленно, независимо от времени суток", говорится в его телеграмме.
В свою очередь Бенеш отвергал упреки и допускал, что оба посланника оказывали давление на Годжу и его окружение, "целиком поддававшееся угрозам". Сам Годжа отрицал приписывавшиеся ему заявления. Смысл беседы с де Лакруа объяснил желанием получить совершенно четкое заявление Франции о ее позиции. Эта версия не объясняет, почему аналогичное заявление он сделал посланнику Англии, которая не была связана с Чехословакией каким-либо договором.
Можно полагать, что если даже заявление Годжи в телеграммах де Лакруа и Ньютона изложены не вполне точно, смысл его полностью соответствовал позиции чехословацкого правительства, искавшего за спиной народа пути для капитуляции.
Около 2 часов ночи оба посланника явились к Бенешу. Беседа длилась более часа. Де Лакруа прямо заявил: если начнется война, Франция "не примет в ней участия". Ньютон угрожал тем, что упорство Чехословакии вызовет немедленное нападение Германии.
В 5 часов утра состоялось новое заседание правительства в Пражском Граде. Излагая содержание сделанных посланниками заявлений, Годжа сказал:
"Как уже отмечалось, французский посланник совершенно прямо заявил, что в случае возникновения войны Франция не окажет нам помощь. При этом он подчеркнул, что только сделанные двумя государствами предложения могут предотвратить и действительно предотвратят нападение со стороны Германии. Он недвусмысленно указал, что Чехословакию, если она отклонит предложения и своим сопротивлением даст Гитлеру предлог для нападения, легко можно будет обвинить в провоцировании войны. Во всяком случае, французская помощь, по его мнению, будет недейственна. Английский посланник присоединился к этой точке зрения и заявил, что ответ Чехословакии не соответствует данной ситуации. Если мы будем настаивать на нашей точке зрения, утверждал он, это наверняка вызовет германское вторжение' в самое ближайшее время. Представители обоих правительств единодушно подчеркнули, что только сделанные ими предложения могут предотвратить нападение Германии".
21 сентября в 16.45 министр иностранных дел Крофта вручил представителям западных держав новый ответ чехословацкого правительства. Прага капитулировала.
Пытаясь оправдать в глазах народа совершенное предательство, правительство опубликовало заявление, где сослалось на ультимативный характер англо-французских требований. Кроме того, пражские капитулянты прибегли к злостной клевете на Советский Союз. Реакционная пропаганда предприняла недостойную попытку создать впечатление, что СССР якобы разделял ответственность за позорное решение, принятое чехословацким правительством.
В тот же день советский полпред в Чехословакии Александровский заявил решительный протест против этих инсинуаций.
Таким образом, англо-французский сговор при участии чехословацкой реакции открыл путь к Мюнхену{*33}.
США - "незримый" участник Мюнхена
Незадолго до описываемых событий в Нью-Йорке была издана книга "Боится ли Америка? - Внешняя политика для Америки". Ее автор Л. Хартли, бывший сотрудник госдепартамента, с грубой бесцеремонностью изложил расчеты и надежды, вынашивавшиеся в наиболее агрессивных кругах американского крупного капитала в связи с приближением нового мирового конфликта.
"Мы можем легко создать для себя американскую империю, управляемую из Вашингтона, - писал он. - Мы имеем возможность в настоящее время... взять курс на подобную политику и подчинить все Западное полушарие американскому флагу. Активное и умелое использование нашей морской, экономической и потенциальной военной мощи даже позволит нам расширить наше господство за пределами полушария, пока Европа и Восточная Азия остаются раздробленными, для того, чтобы установить мировую американскую гегемонию и направить всемирное развитие по пути установления нашего мирового господства, основанного на американских долларах, линкорах и бомбардировщиках".
Практическую попытку завоевания мировой гегемонии американский империализм предпринял еще в период и непосредственно после первой мировой войны. Пресловутые "14 пунктов", предложенные президентом США Вильсоном в качестве основы для послевоенного урегулирования, явились первой официально выдвинутой американской финансовой олигархией программой "руководства миром". "Идеализированная демократическая республика Вильсона, - отмечал В. И. Ленин, - оказалась на деле формой самого бешеного империализма, самого бесстыдного угнетения и удушения слабых и малых народов"{87}.
Потерпев неудачу в осуществлении своих замыслов после первой мировой войны, империалистические круги США делали ставку на использование нового мирового пожара. Американской дипломатии поручалось решить две задачи. Во-первых, развитие событий должно быть направлено в такое русло, чтобы война привела к уничтожению или крайнему ослаблению СССР, разгрому революционного движения в Европе и национально-освободительного движения в колониальных странах, т. е. к упрочению капитализма в целом. Во-вторых, войну использовать для сокрушения империалистических конкурентов, прежде всего Германии и Японии, а также подчинения остальных капиталистических государств.
Такие цели и тактические установки закономерно вели к тому, что США проводили еще более широко, чем Англия и Франция, мюнхенский курс в Европе и на Дальнем Востоке. Вместе с тем имелись и свои нюансы. Дипломатия США, содействуя сговору англо-французского блока с германо-итальянской "осью", стремилась взять намечавшуюся сделку под свой контроль и не допустить сепаратного соглашения между Англией и Германией в ущерб американским интересам.
На Дальнем Востоке США вместе с Англией поощряли японскую агрессию. 7 июля 1937 г., спровоцировав "инцидент" на мосту Лугоуцяо (близ Пекина), Япония вторглась в Северный Китай. Несмотря на то, что это представляло серьезную угрозу англо-американским империалистическим интересам, США и Англия не предприняли мер для отпора агрессору и оказания помощи китайскому народу. Более того, они поддерживали Японию, поставляя ей дефицитное стратегическое сырье (прежде всего нефть и металл), без ввоза которого Япония не могла бы вести длительной войны. И хотя политика "нейтралитета" подвергалась критике со стороны прогрессивных кругов США, официальный курс американского правительства, - независимо от той борьбы, которая шла в правящем лагере по вопросам тактики, - способствовал развертыванию агрессии как в Европе, так и на Дальнем Востоке.
Насколько близка была к замыслам дипломатии США идея сговора, осуществленного несколько позже в Мюнхене, свидетельствует, в частности, письмо посла США в Париже Буллита, направленное Рузвельту в майские дни 1938 г.
"Как я считаю, наступила бы величайшая трагедия, если бы Франция в целях оказания помощи Чехословакии предприняла наступление на "линию Зигфрида"... Уничтожение всего молодого поколения Франции стало бы неизбежным, и все французские города были бы сровнены с землей немецкими самолетами. Даже при таких условиях французы выстояли бы, и война затянулась бы, втягивая в себя Англию, да и всю Европу. Результат может быть единственным: полное разрушение Западной Европы и большевизм от одного конца континента до другого.
...Я думаю, что в момент, корда угроза германского вторжения в Чехословакию уже станет явной, Вам следовало бы предпринять следующее.
Пригласить в Белый дом послов Англии, Франции, Германии и Италии. Просить их передать Чемберлену, Даладье, Гитлеру и Муссолини Ваше настоятельное предложение срочно направить в Гаагу представителей с целью попытаться найти путь для мирного урегулирования конфликта между Германией и Чехословакией. Прибавьте: если четыре правительства сочтут желательным, в их работе примет участие и представитель Соединенных Штатов. Вам следует также обратиться с личным призывом в таком смысле: Вы можете лучше, чем кто-нибудь другой, использовать тот факт, что мы являемся выходцами всех наций Европы, а наша цивилизация - результат слияния всех цивилизаций Европы... что мы не можем спокойно наблюдать приближение конца европейской цивилизации и не предпринять последней попытки предотвратить ее уничтожение...
После общей беседы с четырьмя послами Вы могли бы для усиления предпринятой акции побеседовать с каждым в отдельности, подчеркнув германскому послу тот факт, что Франция будет воевать и Англия тоже станет воевать, что война в Европе может окончиться только установлением большевизма от одного конца континента до другого, что предложенная Вами конференция оставит большевиков за болотами, которые отделяют Советский Союз от Европы и которые представляют подлинные восточные границы Европы. Я думаю, что даже Гитлер при таких условиях примет Ваше предложение.
Конференция в Гааге должна будет, по-видимому, рекомендовать провести в Чехословакии плебисцит для выявления точки зрения различных национальностей, населяющих эту страну. Если чехи откажутся от такого плебисцита, Франция получит спасительный выход из отчаянной моральной дилеммы, которая перед ней стоит, и будет предотвращена всеобщая война в Европе.
Вас или то лицо, которое будет Вас представлять в Гааге, обвинят в том, что предаете малую страну, чтобы обеспечить Гитлеру еще один успех. Я без раздумий согласился бы принять на себя этот упрек, и полагаю, что Вы тоже, если таким образом может быть предотвращена европейская война".
Интересны соображения Буллита относительно тактики американской дипломатии при осуществлении его плана.
"Как я полагаю, было бы фатальным, если бы Вы сообщили о Ваших намерениях другим правительствам, в том числе и английскому. Те сразу же ослабили бы свои усилия по примирению чехов и немцев, поскольку почувствовали бы, что наконец-то им удалось втянуть Соединенные Штаты в политические проблемы Европы. Кроме того, они доверительно сообщили бы об этом своим европейским друзьям и тогда Вы наверняка могли бы рассчитывать на отказ Гитлера и Муссолини".
Содержание письма, тон, акценты, откровенный язык Буллита, находившегося в близких отношениях с президентом, раскрывают подлинное лицо американской дипломатии кануна второй мировой войны. Ненависть к стране социализма, страх перед революцией, которая сокрушит устои буржуазной Европы, - вот что таилось за призывами США к "сохранению мира". Это был "мир", в котором фашистским державам предоставлялись жандармские функции, "мир", в основе которого лежал замысел объединить Западную Европу против СССР. Буллит выдвинул идею империалистического сговора, мало отличающуюся от сделки, которая позже состоялась в Мюнхене. Как реагировал Белый дом на его предложение? Американские издатели документов указывают, что ответ на письмо Буллита в архивах госдепартамента "не обнаружен". Но ответ на поставленный вопрос можно найти в конкретных делах дипломатии Вашингтона.
Как известно, в период чехословацкого кризиса американская дипломатия прилагала усилия, чтобы сохранить "незапятнанным" ореол США как "беспристрастного" арбитра. Это подтверждает П. Моффат, возглавлявший тогда европейский отдел госдепартамента.
"Англичане и французы, - пишет он в своем дневнике, - делают все возможное, чтобы заставить нас выступить, и с тем, чтобы разделить ответственность за продажу (Чехословакии. - Авт.), но в этом отношении я считаю их надежды напрасными".
Интересно сопоставить данную запись и беседу того же Моффата с чехословацким поверенным в делах 20 сентября 1938 г., когда Праге вручили англо-французский ультиматум.
"Сегодня в середине дня ко мне зашел чехословацкий поверенный в делах, - писал Моффат в отчете. - Он настоятельно просил, чтобы президент или государственный секретарь выступили с каким-нибудь заявлением в отношении Чехословакии в трудный для нее час".
Одновременно госдепартамент посетил министр Шлехта и тоже просил, чтобы в последнюю минуту было сделано какое-либо заявление, которое устранило бы у чехов чувство, что их покинули все друзья. Представители Чехословакии получили черствый и циничный ответ. Моффат заявил:
"...трудно сказать что-либо, что не было бы в настоящий момент истолковано как совет какой-либо из стран воевать или нет и что мы не желаем брать на себя ответственность высказывать в прямой или косвенной форме какие-либо советы".
Так вашингтонские политики, прикрываясь формулой "непричастности" к событиям в Европе, фактически помогали Чемберлену и Даладье поставить Чехословакию на колени. Хорошо понимая антисоветскую направленность замыслов Англии и Франции, США полностью поддерживали этот путь. В ходе одной из бесед, пишет германский посол в Лондоне Дирксен, посол Кеннеди неоднократно высказывал убеждение, что в экономическом отношении Германия должна иметь свободу рук на Востоке и на Юго-Востоке.
"Посол Соединенных Штатов в Лондоне Джозеф Кеннеди последовательно и безоговорочно поддерживал и защищал чемберленовскую политику умиротворения, - отмечает Бенеш в своих мемуарах. - Чемберлен неоднократно опирался на его поддержку... Посол Соединенных Штатов в Париже Уильям Буллит вначале хотя и не высказывался столь открыто, как Кеннеди, за политику умиротворения, развернул, однако, в этом направлении активную деятельность. Его отношение к нам во время сентябрьского кризиса 1938 г. было целиком отрицательным, и он этого не скрывал. Даладье неоднократно указывал, что проводимая им политика умиротворения находилась в соответствии с позицией самих Соединенных Штатов".
Роль США как вдохновителя и организатора сговора империалистов особенно проявилась в дни "военной тревоги", охватившей Западную Европу накануне конференции в Мюнхене.
Вторая встреча Чемберлена с Гитлером 22 - 23 сентября в Годесберге закончилась неожиданным образом. Чемберлен явился на берег Рейна, сознавая, что "хорошо поработал" и обеспечил капитуляцию Чехословакии. Не без гордости он сообщил Гитлеру об удовлетворении его требований. Казалось, наступил желанный для премьера миг, когда можно договориться с "фюрером" о главном: направить динамизм третьего рейха на Восток.
Гитлер выслушал подробное изложение лондонского плана передачи Германии пограничных районов Чехословакии. Наступила пауза. А затем "фюрер" вдруг заявил: предложение Чемберлена, "к сожалению", уже не устраивает, поскольку должны быть удовлетворены также территориальные притязания к Чехословакии со стороны Польши и Венгрии. Он потребовал, чтобы новая граница была установлена немедленно и чтобы в передаваемые районы тотчас же могли войти германские войска.
Чемберлен оказался в трудном положении. Новые требования Гитлера неизбежно вызовут бурю возмущения как в Англии, так и во Франции. И он тщетно пытался растолковать, что "фюрер" получит все, но надо сделать это в более "пристойной" форме. Премьер даже просил Гитлера помочь ему получить поддержку на Британских островах. Но тот оставался непреклонным. Решающим фактором, заявил он, является быстрота. Поэтому его план лучше.
На следующий день Гитлер изложил свои требования письменно и приложил карту. В их основу были положены условия капитуляции, заблаговременно подготовленные германским генштабом для Чехословакии. Эвакуация передаваемых Германии районов должна начаться 26 сентября в 8 часов утра и закончиться (включая отвод войск, ликвидацию пограничных постов и вывод полицейских формирований) к 8 часам утра 28 сентября.
- Это ультиматум! - воскликнул Чемберлен, ознакомившись с текстом.
- Нет, не ультиматум. Это меморандум, - возразил Гитлер, указывая на заголовок документа.
- Но я не могу взять на себя передачу данного документа чехам, - заявил английский премьер. - Содержание, а более того сам тон вызовут всеобщее негодование, и он будет с возмущением отвергнут общественным мнением даже в нейтральных государствах!
И все же "честный маклер" снова взялся довести "меморандум" до сведения чехословацкого правительства. Гитлер пошел на единственную "уступку": срок эвакуации продлил до 1 октября. Задержавшись далеко за полночь, Гитлер и Чемберлен беседовали с глазу на глаз. Только личный переводчик "фюрера" П. Шмидт был свидетелем этой части переговоров. Позже он отметил в своих мемуарах, что Гитлер "сердечно" поблагодарил Чемберлена за его усилия по "спасению мира" и заверил в своем давнем стремлении к дружбе с Англией. "Между нами нет никаких противоречий, - утверждал он, - мы не будем вмешиваться в ваши дела вне Европы, а вы можете, ничего не опасаясь, предоставить нам свободу рук в Центральной и Юго-Восточной Европе". Шмидт не упоминает о каких-либо возражениях Чемберлена против такого плана. Утром 24 сентября английский премьер вылетел на родину.
Легко представить отчаяние мюнхенцев в Лондоне и Париже, когда те узнали о годесбергском меморандуме Гитлера. Они не возражали против требований как таковых, но форма, в какой он высказал их, была совершенно неприемлемой.
В последующие дни Западную Европу охватила "военная тревога". В ночь на 24 сентября афиши, расклеенные на зданиях мэрий во Франции, объявили о призыве под ружье резервистов. Париж сразу преобразился: наскоро создавались бомбоубежища, на людных площадях появились зенитные орудия. В боевую готовность был приведен английский флот. В парках Лондона рыли траншеи, общественные здания обкладывали мешками с песком, населению раздали противогазы.
Позже стало известно, что это был лишь спектакль, рассчитанный на общественное мнение. В действительности же под видом спасения мира осуществлялась давно подготовляемая позорная сделка с Гитлером.
Тем временем послы США, аккредитованные в западноевропейских столицах, направляли в Вашингтон телеграммы одна тревожнее другой. Буллит писал из Парижа, что в случае вторжения немецких войск в Чехословакию французский парламент немедленно выскажется за объявление войны Германии. Желательно, чтобы президент обратился с предложением созвать конференцию в Гааге (разумеется, без участия Советского Союза).