Страница:
Обдумывая предстоявшую беседу, верховный комиссар Лиги наций не забывал прикинуть, как она может отразиться на его личной карьере. Швейцарский историк Буркхарт был близок по взглядам к "идеалам" третьего рейха. Его назначение в Гданьск было предварительно согласовано с Гитлером. Теперь приглашение... Неплохое начало для человека, мечтающего получить должность посла в Берлине!
Предвоенная Германия фактически имела три столицы. Административным центром являлся Берлин. Центром идеологической обработки населения в духе национал-социализма был Мюнхен. Но управлялась страна с вершины горы, где располагалась личная резиденция Гитлера "Бергхоф". Горная вилла, сооруженная в Баварских Альпах близ Зальцбурга, в полной мере отвечала стремлению "сверхчеловека" к одиночеству. Здесь "фюрер" обдумывал и принимал важные решения.
Незадолго до войны высоко над виллой, на обрывистой скале, построили "чайный домик", получивший наименование "Адлерхорст" - "Орлиное гнездо". Чтобы попасть туда, необходимо было подняться на лифте по вертикальной шахте, вырубленной в скале, на высоту более 100 метров. Там посетитель обнаруживал массивное приземистое сооружение, состоящее из застекленной залы, окруженной колоннадой. В соответствии с духом третьего рейха откосы подъездов, выходы из подземелий и подступы к "чайному домику" были устроены с учетом военных соображений и защищены многочисленными пулеметными гнездами. Сюда и доставили Буркхарта для встречи с "фюрером".
Беседа была рассчитана как "разговор на чистоту". Как обычно, она свелась к монологу Гитлера. Буркхарт, прислонившись к косяку застекленной двери, почтительно слушал. Разыгрывая заранее продуманный спектакль, "фюрер" применил целую серию ораторских эффектов. Временами он срывался и, словно бешеный, начинал метаться по зале, отшвыривая ногам/и и руками попадающуюся мебель.
Изображав человека, терпение которого доведено до предела, Гитлер обрушился на поляков.
- Польша прибегает к угрозам в отношении Данцига! Газеты заявляют, что это именно тот язык, которым надо со мной разговаривать!.. Если вновь возникнет малейший инцидент, я без предупреждения разгромлю поляков, так что от них не останется и следа, - бесновался Гитлер. - Я ударю, как молния!
- Но это будет означать всеобщую войну, - вставил Буркхарт.
- Пусть так! Если мне суждено вести войну, я предпочитаю, чтобы это было сегодня, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! Что вы сможете предпринять против меня? Ударить с воздуха? ("Истерический смех", отмечает Буркхарт в записи беседы.)
Но вдруг в облике Гитлера произошла разительная перемена. Он успокаивается. Он хочет мира.
- Постоянные разговоры о войне, - говорит он, - это глупость. Они только сводят народы с ума. О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на Востоке, для леса - колония, только одна колония. Все остальное ерунда...
Я не стремлюсь к господству, - продолжал Гитлер. - Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда: ничего. Все, что мне приписывают, - выдумки. Но мне нужна свобода рук на Востоке. Повторяю еще раз - вопрос идет только о зерне и лесе. Я готов вести переговоры. Но когда мне угрожают ультиматумами, меня лишают этой возможности!
Гитлер выводит собеседника на террасу, нависшую над обрывом. Монолог должен завершиться широким "пиано" на фоне гор, залитых лучами вечернего солнца.
- Как я счастлив, когда бываю здесь! - заявляет "фюрер". - Довольно я поработал, пора мне и отдохнуть. С каким удовольствием я остался бы здесь и занялся живописью. Ведь я художник!
По-видимому, в эти минуты, в "приливе откровенности", Гитлер высказал мысль, которая впоследствии была заботливо изъята из всех официальных публикаций и стала известна лишь в 1960 г., после выхода в свет мемуаров Буркхарта.
"Все, что я предпринимаю, - заявил Гитлер, - направлено против России... Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну".
"Тонкая" игра Гитлера строилась на грубой лжи. Раз и навсегда ему "ничего не нужно от Запада". Поэтому пусть Запад не мешает ему разгромить Польшу, которая нужна рейху как коридор для похода против России!
Буркхарт прощается. Провожая гостя, Гитлер вдруг "с симпатией" вспоминает о лорде Галифаксе.
"Я хочу жить в мире с Англией, - заявляет "фюрер", - заключить с ней пакт об окончательном урегулировании; я готов гарантировать английские владения во всем мире и сотрудничать с Англией.
Буркхарт: - Не лучше ли тогда побеседовать непосредственно с кем-либо из англичан? Я высказываю это предложение экспромтом, как мысль, которая вдруг пришла в голову. Это моя собственная идея. Но я склонен думать, что, если бы подобное предложение было сделано, оно было бы хорошо принято.
Гитлер: - Язык является слишком большим препятствием... Может быть [найти] кого-нибудь из англичан, говорящих по-немецки? Мне сказали, что бегло говорит по-немецки генерал Айронсайд{97}...
Буркхарт: - Могу я передать, что у вас есть такое желание?
Гитлер: - Да. Не могли бы вы сами направиться в Лондон? Если мы хотим избежать катастрофы, дело является срочным".
Полагая, что высказанное Гитлером предложение будет поворотным пунктом в развитии европейского кризиса, Буркхарт спешит в Базель. В обстановке полной секретности он встретился здесь с доверенными представителями английского и французского министров иностранных дел Роджером Макинсом и Пьером Арналем. Буркхарт вручил им запись беседы и сообщил подробности. Начинают вырисовываться перспективы нового Мюнхена.
И вдруг, словно в пьесе начинающего драматурга, опять раздается телефонный звонок.
Сообщение, переданное французским послом в Берне П. Арналю, повергает присутствовавших в состояние растерянности и досады. "Все надежды, бывшие главной целью моего визита к Гитлеру, рассыпались в прах!" - отмечает Буркхарт в своих мемуарах.
Произошло следующее. Один из французских журналистов, находившийся в Гданьске, утром 11 августа пожелал переговорить с комиссаром Лиги наций. Секретарь ответил, что тот уехал на охоту в Восточную Пруссию. Ответ показался подозрительным - слишком неподходящей для подобных развлечений была обстановка в городе. Начав поиски швейцарского дипломата, журналист добрался до аэродрома. У одного из сотрудников он узнал: Буркхарт и Форстер вылетели утром на личном самолете германского рейхсканцлера.
На другой день сенсационную новость опубликовала французская "Пари-суар", и затем ее подхватила вся мировая пресса. При этом высказывалась догадка, что Гитлер вручил Буркхарту для передачи Чемберлену письмо с предложением присоединиться к походу Германии против СССР.
Закулисные контакты англо-французской дипломатии с Гитлером в те самые дни, когда в Москве шли переговоры о заключении трехстороннего пакта, вызвали необычайное возбуждение мировой общественности. Новостью бурно возмущались народные массы в Англии и Франции. Планы мюнхенцев воспользоваться Буркхартом для подготовки сделки с Гитлером - оказались сильно подмоченными.
Лишь после окончания войны, когда были опубликованы секретные архивы германского МИД, стало ясно, насколько бесцеремонно Гитлер морочил голову своим англо-французским партнерам. Его "намек" на стремление предотвратить катастрофу путем прямых переговоров с англичанами, сделанный в момент, когда решение напасть на Польшу было уже принято, рассчитывался на то, чтобы еще раз сыграть антисоветской картой и получить свободу рук для уничтожения очередного противника, Как раз в те дни прибыли в Москву военные представители западных держав, и германская дипломатия прилагала отчаянные усилия воспрепятствовать заключению оборонительного пакта.
Вечером 11 августа, когда Буркхарт из "Адлерхорста" спешил в Базель, итальянский министр иностранных дел Чиано, в тот же день встречавшийся с Риббентропом в его замке "Фушль"{98}, расположенном в получасе езды от Оберзальцберга, сделал такую запись в своем дневнике: "Его решимость развязать войну непреклонна. Он отвергает любое решение, которое могло бы удовлетворить Германию и в то же время дало бы возможность избежать вооруженного конфликта".
Приведенная запись нисколько не означает, будто Чиано являлся противником агрессии. Дело в том, что в 1939 г. Италия еще не была готова к большой войне и не спешила с ее развязыванием. Тем более, как пока зал Мюнхен, многого можно достигнуть путем "переговоров". Шантаж - вот средство, которое приносит легкие победы при минимальном риске!
На следующий день Гитлер принял Чиано. На этот раз спектакль имел совершенно иные цели и был поставлен в других декорациях. При появлении министра в зале "Бергхофа" Гитлер был погружен в изучение многочисленных карт, разложенных на столе. Стремясь укрепить дух партнера по "оси", он выступал в облике "опытного стратега". Свыше часа, водя пальцем по воображаемым фронтам и оперируя специальными терминами, "фюрер" поражал неподготовленного к такой беседе Чиано познаниями в военной области. Он заявил о своем намерении в ближайшее время напасть на Польшу. "Доказав" неуязвимость Германии на западе, Гитлер перешел к восточным границам.
"На Востоке, - говорится в записи беседы, - речь идет не о том, чтобы оставаться в обороне. Здесь надо перейти в наступление, и как можно скорее. С таким расчетом, чтобы сделать нападение возможным в любой момент. Фюрер не уточняет размеры сил, сконцентрированных против Польши, но намекает на один миллион человек. Он делает единственное уточнение, что в Восточной Пруссии находятся очень закаленные дивизии, в том числе несколько моторизованных. Когда наступит момент нападения на Польшу, а такой момент представится, когда возникнет крупный инцидент или в силу того, что Германия потребует, чтобы Польша уточнила свою позицию, германские силы будут одновременно брошены в наступление со всех участков границы к сердцу Польши по заблаговременно намеченным маршрутам. Польские силы в настоящее время недостаточны для того, чтобы противостоять, даже кратковременно, такому нападению. Авиация очень слаба, артиллерия - посредственная, противотанковые средства отсутствуют совершенно. С точки зрения метеорологических условий наиболее удобным временем является период, начиная с настоящего момента до 15 октября".
Зная завистливость Муссолини, на протяжении многих лет переживавшего из-за слабости Италии в военном отношении, что не позволяло ему водрузить на Балканах знамена "нового Рима", Гитлер предложил итальянскому партнеру последовать его примеру и захватить Югославию. Мысль была высказана в форме некоего "теоретического постулата", которым должны руководствоваться агрессоры.
"Говоря в общем плане, - продолжал "фюрер", - самым лучшим было бы, если бы фальшивые нейтралы были ликвидированы один за другим. Это можно было бы сделать сравнительно легко, если бы один из партнеров оси прикрывал другого каждый раз, когда тот занят ликвидацией ненадежного нейтрала. Для Италии следует, по-видимому, рассматривать Югославию как одного из таких ненадежных нейтралов".
Опытный артист, Гитлер не преминул, сделать на этом вопросе особое ударение. Следует отметить, что и сам Чиано реагировал на высказанную рекомендацию весьма живо. "Гитлер советует Италии воспользоваться первым же подходящим случаем для расчленения Югославии и оккупации Кроатии и Далмации", - уточнил он в своей записи.
Чиано высказал опасение, что ликвидация Польши вызовет выступление западных держав. Гитлер решительно возразил. Франция и Англия, заявил он, несомненно, предпримут театральные жесты против Германии, но не пойдут на войну. С абсолютной уверенностью "фюрер" утверждал: конфликт будет локализован, и Германия сможет без особых осложнений свести счеты с Польшей. Тем самым она окажет большую услугу державам "оси", поскольку всякое укрепление одного из ее членов означает усиление итало-германского политического блока в целом. Категорический тон Гитлера делал безнадежной попытку Чиано заставить его прислушаться к точке зрения Муссолини о желательности некоторой оттяжки войны.
...В декабре 1943 г., ожидая в тюремной камере исполнения смертного приговора{99}, Чиано сделал последнюю запись в дневнике. Он снова мысленно вернулся к своей поездке в Зальцбург в 1939 г., вспомнил некоторые подробности встречи с Риббентропом. После переговоров, состоявшихся утром, собеседники совершили, в ожидании обеда, прогулку по парку. Беседа не клеилась. Продолжая отстаивать свою точку зрения, что западные державы позволят Германии без помех разделаться с Польшей, Риббентроп предложил Чиано пари: коллекцию старого немецкого оружия против картины итальянского мастера. Наступило молчание.
- Все же, Риббентроп, чего вы хотите, Данциг или коридор? - спросил Чиано.
- Ни того, ни другого, - ответил Риббентроп, уставившись на него холодным взглядом. - Мы хотим войны!{*41}
Притча о "спасательном круге"
В первых числах августа посольство СССР в Лондоне устроило завтрак в честь английской и французской миссии, направлявшихся в Москву для переговоров. Состав миссий не мог не вызвать разочарования. Несмотря на важность вопроса, они не включали крупных должностных лиц. Главой британской делегации назначили престарелого адмирала Дрэкса, не имевшего никакого оперативного отношения к вооруженным силам Англии. Зато, правда, он был близок ко двору и славился своей неприязнью к Советскому Союзу. Труд" но было подыскать более неподходящую фигуру. Политические наблюдатели сделали из этого соответствующие выводы.
"К продолжению переговоров о пакте с Россией, - сообщал в Берлин 1 августа германский посол в Лондоне Дирксен, - несмотря на посылку военной миссии, или вернее, благодаря этому, здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находился в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал - точно такой же простой строевой офицер; генерал авиации - выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения".
Французская миссия, возглавлявшаяся генералом Думенком, тоже состояла из второстепенных фигур.
Когда подали кофе, между советским полпредом И. Майским и адмиралом Дрэксом состоялся такой разговор.
- Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву?
- Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни.
- Вы, конечно, летите?
- О нет! Нас в обеих делегациях, вместе с обслуживающим персоналом, около 40 человек, большой багаж... На аэроплане лететь неудобно!
- Может быть, вы отправитесь в Советский Союз на одном из ваших быстроходных крейсеров?.. Это было бы очень сильно и внушительно: военные делегации на военном корабле... Да и времени от Лондона до Ленинграда потребовалось бы немного.
- Нет, и крейсер не годится. - На лице адмирала появилось кислое выражение. - Если бы мы отправились на крейсере, пришлось бы выселить Два десятка офицеров из кают и занять их место... Зачем доставлять людям неудобства? Нет, нет! Мы не поедем на крейсере...
- В таком случае вы, может быть, воспользуетесь одним из быстроходных коммерческих судов? Время горячее, вам надо возможно скорее быть в Москве!
Адмирал явно не желал продолжать разговор.
- Ничего не могу вам сказать. Организацией транспорта занимается министерство торговли... Все в его руках. Не знаю, как получится.
Практически оказалось, что после 10 дней сборов и проволочек военные миссии выехали лишь 5 августа на тихоходном товаро-пассажирском пароходе "Сити оф Эксетер". Со скоростью улитки старый пакетбот пополз вдоль берегов Европы. Буря, которая готова была вот-вот разразиться на континенте, мало беспокоила его пассажиров. Хотя старая посудина, с трудом делавшая 13 узлов в час, могла предложить лишь скромный комфорт, офицеры не тужили: они убивали время, играя в теннис. Известное разнообразие вносили обеды. Согласно строгому английскому этикету, члены обеих миссий являлись в кают-компанию в вечерних туалетах. Команда судна состояла сплошь из индийцев, и повар удивлял гостей экзотическими блюдами.
Еще до отплытия миссий из Лондона английское правительство предложило им действовать "как единая команда". Время совместного путешествия они использовали для согласования полученных инструкций. Секретные директивы, которыми руководствовались делегации, раскрывают коварные замыслы англо-французской дипломатии.
"Британское правительство, - говорилось в инструкциях английской миссии, - не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о политике отвечало бы этой цели".
Сопоставление других пунктов инструкции показывает, насколько неискренним было британское правительство в отношении советского предложения о заключении военной конвенции.
"Эта идея, - говорится в пункте 3, - мало привлекает английское и французское правительства. В связи с возможностью провала переговоров, однако, оба правительства теперь согласились, что переговоры между штабами должны быть начаты в ближайшее время..."
Приняв советское предложение, западные державы должны были стремиться к скорейшему заключению военной конвенции, если бы они действительно хотели сотрудничать с СССР. Совершенно иное указание содержалось в пункте 8.
"До того времени, когда политическое соглашение будет заключено, делегация... должна вести переговоры очень медленно, следя за ходом политических переговоров".
Как пишет в своих мемуарах член французской миссии генерал Бофр, "можно заключить, что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших переговоров и что они стремились прежде всего выиграть время. Это было далеко от того, о чем мечтало общественное мнение".
В последнее время стало кое-что известно и об инструкциях, которые получила французская миссия. В ней не было ни слова о заключении военного союза между западными державами и СССР. Она напоминала тезисы для академической дискуссии. Основные разделы имели следующие названия:
I. Коммуникации с Европой СССР, очевидно, рассматривался как страна "азиатская".
II. Действия в Балтийском море против немецких морских коммуникаций.
III. Польский и румынский фронты.
IV. Турецкий фронт.
Раздел III включал такие пункты: "Безопасность восточных границ названных государств", "Поставки и ремонт военного снаряжения", "Поставки сырья (зерно, уголь, металлы)", "Поддержка авиацией". В записке от 27 июля 1939 г. начальник французского генерального штаба Гамелен следующим образом уточнил врученные миссией инструкции:
"Официально поляки не могут принять еще в мирное время принцип вступления русских войск на их территорию в случае конфликта. Но нет сомнений, что при возникновении опасности они согласились бы иметь на своей территории советскую авиацию и, может быть, даже механизированные соединения. Возможность того, что они откроют свои границы для русских войск всех родов остается маловероятной, Представляется, что румыны в этом вопросе будут также очень сдержанны... Поставки со стороны России для Польши, Румынии и Турции сырья, продовольствия, вооружения, снаряжения и оборудования будут, очевидно, хорошо приняты названными государствами. Очень желательно, чтобы СССР поставил им то, что Франция и Англия не могут им дать, во всяком случае в ближайшем будущем".
Инструкция, таким образом, отводила Советскому Союзу лишь роль хозяйственного резерва для снабжения польской, румынской и турецкой армий. В ней не было даже намека на заключение эффективного соглашения с СССР, которое стало бы основой совместных военных операций крупного масштаба.
Разумеется, Советское правительство не знало в то время этих секретных документов. Теперь можно в полной мере оценить, какой лицемерный фарс Англия и Франция поручили разыграть своим миссиям в Москве. Становятся понятными те факты, которые тогда удивляли и настораживали, - длительное путешествие делегаций, включение в их состав второстепенных лиц, от" сутствие у главы британской миссии адмирала Дрэкса каких-либо полномочий на ведение переговоров и подписание соглашения (генерал Думенк имел полномочия лишь на переговоры), тактика затяжек и проволочек. Работа совещания военных миссий началась в Москве 12 августа. Советская делегация возглавлялась народным комиссаром обороны маршалом К. Е. Вороши" ловым. Членами ее являлись начальник Генерального штаба командарм первого ранга Б. М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота второго ранга Н. Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил командарм второго ранга А. Д. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба комкор И. В. Смородинов. Авторитетный состав военной миссии подчеркивал исключительное значение, которое придавало Советское правительство переговорам.
На первом же заседании представители западных держав попытались навязать дискуссию о "целях" и "общих принципах" сотрудничества. Советская делегация предложила сразу же перейти к обсуждению конкретных вопросов. "Цель у нас ясна, - заметил К. Е. Ворошилов, - и теперь идет вопрос о выработке плана для достижения этой цели". Затем в общих чертах был за--слушан план развертывания вооруженных сил западных держав в случае возникновения войны. Как позже выяснилось, англичане и французы в ряде случаев сознательно сообщали советской миссии искаженные, завышенные сведения о численности и технической оснащенности своих войск.
В схеме операций, изложенной западными военными специалистами, оставался неясным существенный вопрос: как генеральные штабы Англии и Франции представляли себе участие СССР в войне против агрессора? Каким образом Вооруженные Силы СССР, не имевшего непосредственной границы со странами фашистского блока, смогут вступить в соприкосновение с противником? Советская сторона вполне обоснованно считала этот вопрос кардинальным и просила представителей западных держав изложить их точку зрения.
Посовещавшись между собой, главы миссий высказали личное мнение: если агрессор нападет на Польшу и Румынию, то те "будут умолять" Советский Союз оказать им помощь. Адмирал Дрэкс пояснил это следующим образом. "Я хочу привести вам такой пример: если человек тонет в реке и на берегу стоит другой человек, который предлагает ему спасательный круг, откажется ли тонущий человек от предложенной ему помощи?"
Маршал Ворошилов возразил: "Если вы перешли на "притчи", разрешите и мне последовать вашему примеру. Я должен сказать следующее: ну, а что, если "спасательный круг" будет на таком расстоянии, что его нельзя будет добросить до утопающего? Естественно, что такой круг утопающему никакой помощи не принесет". Польша и Румыния могут и не обратиться за помощью или так поздно попросить ее, что повлечет тяжелые последствия для армий Франции, Англии и других союзников. Мы в это время не в состоянии будем оказать соответствующего воздействия на события".
Разработанная в Лондоне тактика - вести общие разговоры - терпела провал. Советская сторона перевела дискуссию в плоскость конкретных решений. Как свидетельствуют известные в настоящее время документы, правительства Англии и Франции ожидали вопроса о пропуске советских войск через территорию Польши. Это логически вытекало из самого существа обсуждаемой проблемы. "Было вполне естественным для Советского Союза, - отметил, например, Стрэнг в своих мемуарах, - испрашивать согласие на транзит своих войск. И с военной точки зрения, в отличие от более широкой политической точки зрения, особенно имея в виду будущее Польши, было в интересах восточных держав, чтобы такое согласие было дано", Несмотря на это, обе миссии получили инструкцию "избегать" постановки вопроса о Польше.
В конце описанного заседания 14 августа глава советской делегации зачитал заявление, где говорилось:
"...Советская военная миссия выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии.
Советская военная миссия считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех".
"Я полагаю, что на этом нашу миссию можно считать законченной", заметил адмирал Дрэкс после окончания заседания группе английских и французских офицеров. Но вместо того, чтобы честно заявить об этом советской делегации, руководители военных миссий западных держав сослались на необходимость снестись со своими правительствами для выяснения позиции Польши. Продолжался курс на искусственное затягивание переговоров.
Предвоенная Германия фактически имела три столицы. Административным центром являлся Берлин. Центром идеологической обработки населения в духе национал-социализма был Мюнхен. Но управлялась страна с вершины горы, где располагалась личная резиденция Гитлера "Бергхоф". Горная вилла, сооруженная в Баварских Альпах близ Зальцбурга, в полной мере отвечала стремлению "сверхчеловека" к одиночеству. Здесь "фюрер" обдумывал и принимал важные решения.
Незадолго до войны высоко над виллой, на обрывистой скале, построили "чайный домик", получивший наименование "Адлерхорст" - "Орлиное гнездо". Чтобы попасть туда, необходимо было подняться на лифте по вертикальной шахте, вырубленной в скале, на высоту более 100 метров. Там посетитель обнаруживал массивное приземистое сооружение, состоящее из застекленной залы, окруженной колоннадой. В соответствии с духом третьего рейха откосы подъездов, выходы из подземелий и подступы к "чайному домику" были устроены с учетом военных соображений и защищены многочисленными пулеметными гнездами. Сюда и доставили Буркхарта для встречи с "фюрером".
Беседа была рассчитана как "разговор на чистоту". Как обычно, она свелась к монологу Гитлера. Буркхарт, прислонившись к косяку застекленной двери, почтительно слушал. Разыгрывая заранее продуманный спектакль, "фюрер" применил целую серию ораторских эффектов. Временами он срывался и, словно бешеный, начинал метаться по зале, отшвыривая ногам/и и руками попадающуюся мебель.
Изображав человека, терпение которого доведено до предела, Гитлер обрушился на поляков.
- Польша прибегает к угрозам в отношении Данцига! Газеты заявляют, что это именно тот язык, которым надо со мной разговаривать!.. Если вновь возникнет малейший инцидент, я без предупреждения разгромлю поляков, так что от них не останется и следа, - бесновался Гитлер. - Я ударю, как молния!
- Но это будет означать всеобщую войну, - вставил Буркхарт.
- Пусть так! Если мне суждено вести войну, я предпочитаю, чтобы это было сегодня, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! Что вы сможете предпринять против меня? Ударить с воздуха? ("Истерический смех", отмечает Буркхарт в записи беседы.)
Но вдруг в облике Гитлера произошла разительная перемена. Он успокаивается. Он хочет мира.
- Постоянные разговоры о войне, - говорит он, - это глупость. Они только сводят народы с ума. О чем, в сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе. Для получения зерна мне нужна территория на Востоке, для леса - колония, только одна колония. Все остальное ерунда...
Я не стремлюсь к господству, - продолжал Гитлер. - Я ничего не требую от Запада ни сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда: ничего. Все, что мне приписывают, - выдумки. Но мне нужна свобода рук на Востоке. Повторяю еще раз - вопрос идет только о зерне и лесе. Я готов вести переговоры. Но когда мне угрожают ультиматумами, меня лишают этой возможности!
Гитлер выводит собеседника на террасу, нависшую над обрывом. Монолог должен завершиться широким "пиано" на фоне гор, залитых лучами вечернего солнца.
- Как я счастлив, когда бываю здесь! - заявляет "фюрер". - Довольно я поработал, пора мне и отдохнуть. С каким удовольствием я остался бы здесь и занялся живописью. Ведь я художник!
По-видимому, в эти минуты, в "приливе откровенности", Гитлер высказал мысль, которая впоследствии была заботливо изъята из всех официальных публикаций и стала известна лишь в 1960 г., после выхода в свет мемуаров Буркхарта.
"Все, что я предпринимаю, - заявил Гитлер, - направлено против России... Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну".
"Тонкая" игра Гитлера строилась на грубой лжи. Раз и навсегда ему "ничего не нужно от Запада". Поэтому пусть Запад не мешает ему разгромить Польшу, которая нужна рейху как коридор для похода против России!
Буркхарт прощается. Провожая гостя, Гитлер вдруг "с симпатией" вспоминает о лорде Галифаксе.
"Я хочу жить в мире с Англией, - заявляет "фюрер", - заключить с ней пакт об окончательном урегулировании; я готов гарантировать английские владения во всем мире и сотрудничать с Англией.
Буркхарт: - Не лучше ли тогда побеседовать непосредственно с кем-либо из англичан? Я высказываю это предложение экспромтом, как мысль, которая вдруг пришла в голову. Это моя собственная идея. Но я склонен думать, что, если бы подобное предложение было сделано, оно было бы хорошо принято.
Гитлер: - Язык является слишком большим препятствием... Может быть [найти] кого-нибудь из англичан, говорящих по-немецки? Мне сказали, что бегло говорит по-немецки генерал Айронсайд{97}...
Буркхарт: - Могу я передать, что у вас есть такое желание?
Гитлер: - Да. Не могли бы вы сами направиться в Лондон? Если мы хотим избежать катастрофы, дело является срочным".
Полагая, что высказанное Гитлером предложение будет поворотным пунктом в развитии европейского кризиса, Буркхарт спешит в Базель. В обстановке полной секретности он встретился здесь с доверенными представителями английского и французского министров иностранных дел Роджером Макинсом и Пьером Арналем. Буркхарт вручил им запись беседы и сообщил подробности. Начинают вырисовываться перспективы нового Мюнхена.
И вдруг, словно в пьесе начинающего драматурга, опять раздается телефонный звонок.
Сообщение, переданное французским послом в Берне П. Арналю, повергает присутствовавших в состояние растерянности и досады. "Все надежды, бывшие главной целью моего визита к Гитлеру, рассыпались в прах!" - отмечает Буркхарт в своих мемуарах.
Произошло следующее. Один из французских журналистов, находившийся в Гданьске, утром 11 августа пожелал переговорить с комиссаром Лиги наций. Секретарь ответил, что тот уехал на охоту в Восточную Пруссию. Ответ показался подозрительным - слишком неподходящей для подобных развлечений была обстановка в городе. Начав поиски швейцарского дипломата, журналист добрался до аэродрома. У одного из сотрудников он узнал: Буркхарт и Форстер вылетели утром на личном самолете германского рейхсканцлера.
На другой день сенсационную новость опубликовала французская "Пари-суар", и затем ее подхватила вся мировая пресса. При этом высказывалась догадка, что Гитлер вручил Буркхарту для передачи Чемберлену письмо с предложением присоединиться к походу Германии против СССР.
Закулисные контакты англо-французской дипломатии с Гитлером в те самые дни, когда в Москве шли переговоры о заключении трехстороннего пакта, вызвали необычайное возбуждение мировой общественности. Новостью бурно возмущались народные массы в Англии и Франции. Планы мюнхенцев воспользоваться Буркхартом для подготовки сделки с Гитлером - оказались сильно подмоченными.
Лишь после окончания войны, когда были опубликованы секретные архивы германского МИД, стало ясно, насколько бесцеремонно Гитлер морочил голову своим англо-французским партнерам. Его "намек" на стремление предотвратить катастрофу путем прямых переговоров с англичанами, сделанный в момент, когда решение напасть на Польшу было уже принято, рассчитывался на то, чтобы еще раз сыграть антисоветской картой и получить свободу рук для уничтожения очередного противника, Как раз в те дни прибыли в Москву военные представители западных держав, и германская дипломатия прилагала отчаянные усилия воспрепятствовать заключению оборонительного пакта.
Вечером 11 августа, когда Буркхарт из "Адлерхорста" спешил в Базель, итальянский министр иностранных дел Чиано, в тот же день встречавшийся с Риббентропом в его замке "Фушль"{98}, расположенном в получасе езды от Оберзальцберга, сделал такую запись в своем дневнике: "Его решимость развязать войну непреклонна. Он отвергает любое решение, которое могло бы удовлетворить Германию и в то же время дало бы возможность избежать вооруженного конфликта".
Приведенная запись нисколько не означает, будто Чиано являлся противником агрессии. Дело в том, что в 1939 г. Италия еще не была готова к большой войне и не спешила с ее развязыванием. Тем более, как пока зал Мюнхен, многого можно достигнуть путем "переговоров". Шантаж - вот средство, которое приносит легкие победы при минимальном риске!
На следующий день Гитлер принял Чиано. На этот раз спектакль имел совершенно иные цели и был поставлен в других декорациях. При появлении министра в зале "Бергхофа" Гитлер был погружен в изучение многочисленных карт, разложенных на столе. Стремясь укрепить дух партнера по "оси", он выступал в облике "опытного стратега". Свыше часа, водя пальцем по воображаемым фронтам и оперируя специальными терминами, "фюрер" поражал неподготовленного к такой беседе Чиано познаниями в военной области. Он заявил о своем намерении в ближайшее время напасть на Польшу. "Доказав" неуязвимость Германии на западе, Гитлер перешел к восточным границам.
"На Востоке, - говорится в записи беседы, - речь идет не о том, чтобы оставаться в обороне. Здесь надо перейти в наступление, и как можно скорее. С таким расчетом, чтобы сделать нападение возможным в любой момент. Фюрер не уточняет размеры сил, сконцентрированных против Польши, но намекает на один миллион человек. Он делает единственное уточнение, что в Восточной Пруссии находятся очень закаленные дивизии, в том числе несколько моторизованных. Когда наступит момент нападения на Польшу, а такой момент представится, когда возникнет крупный инцидент или в силу того, что Германия потребует, чтобы Польша уточнила свою позицию, германские силы будут одновременно брошены в наступление со всех участков границы к сердцу Польши по заблаговременно намеченным маршрутам. Польские силы в настоящее время недостаточны для того, чтобы противостоять, даже кратковременно, такому нападению. Авиация очень слаба, артиллерия - посредственная, противотанковые средства отсутствуют совершенно. С точки зрения метеорологических условий наиболее удобным временем является период, начиная с настоящего момента до 15 октября".
Зная завистливость Муссолини, на протяжении многих лет переживавшего из-за слабости Италии в военном отношении, что не позволяло ему водрузить на Балканах знамена "нового Рима", Гитлер предложил итальянскому партнеру последовать его примеру и захватить Югославию. Мысль была высказана в форме некоего "теоретического постулата", которым должны руководствоваться агрессоры.
"Говоря в общем плане, - продолжал "фюрер", - самым лучшим было бы, если бы фальшивые нейтралы были ликвидированы один за другим. Это можно было бы сделать сравнительно легко, если бы один из партнеров оси прикрывал другого каждый раз, когда тот занят ликвидацией ненадежного нейтрала. Для Италии следует, по-видимому, рассматривать Югославию как одного из таких ненадежных нейтралов".
Опытный артист, Гитлер не преминул, сделать на этом вопросе особое ударение. Следует отметить, что и сам Чиано реагировал на высказанную рекомендацию весьма живо. "Гитлер советует Италии воспользоваться первым же подходящим случаем для расчленения Югославии и оккупации Кроатии и Далмации", - уточнил он в своей записи.
Чиано высказал опасение, что ликвидация Польши вызовет выступление западных держав. Гитлер решительно возразил. Франция и Англия, заявил он, несомненно, предпримут театральные жесты против Германии, но не пойдут на войну. С абсолютной уверенностью "фюрер" утверждал: конфликт будет локализован, и Германия сможет без особых осложнений свести счеты с Польшей. Тем самым она окажет большую услугу державам "оси", поскольку всякое укрепление одного из ее членов означает усиление итало-германского политического блока в целом. Категорический тон Гитлера делал безнадежной попытку Чиано заставить его прислушаться к точке зрения Муссолини о желательности некоторой оттяжки войны.
...В декабре 1943 г., ожидая в тюремной камере исполнения смертного приговора{99}, Чиано сделал последнюю запись в дневнике. Он снова мысленно вернулся к своей поездке в Зальцбург в 1939 г., вспомнил некоторые подробности встречи с Риббентропом. После переговоров, состоявшихся утром, собеседники совершили, в ожидании обеда, прогулку по парку. Беседа не клеилась. Продолжая отстаивать свою точку зрения, что западные державы позволят Германии без помех разделаться с Польшей, Риббентроп предложил Чиано пари: коллекцию старого немецкого оружия против картины итальянского мастера. Наступило молчание.
- Все же, Риббентроп, чего вы хотите, Данциг или коридор? - спросил Чиано.
- Ни того, ни другого, - ответил Риббентроп, уставившись на него холодным взглядом. - Мы хотим войны!{*41}
Притча о "спасательном круге"
В первых числах августа посольство СССР в Лондоне устроило завтрак в честь английской и французской миссии, направлявшихся в Москву для переговоров. Состав миссий не мог не вызвать разочарования. Несмотря на важность вопроса, они не включали крупных должностных лиц. Главой британской делегации назначили престарелого адмирала Дрэкса, не имевшего никакого оперативного отношения к вооруженным силам Англии. Зато, правда, он был близок ко двору и славился своей неприязнью к Советскому Союзу. Труд" но было подыскать более неподходящую фигуру. Политические наблюдатели сделали из этого соответствующие выводы.
"К продолжению переговоров о пакте с Россией, - сообщал в Берлин 1 августа германский посол в Лондоне Дирксен, - несмотря на посылку военной миссии, или вернее, благодаря этому, здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находился в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал - точно такой же простой строевой офицер; генерал авиации - выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения".
Французская миссия, возглавлявшаяся генералом Думенком, тоже состояла из второстепенных фигур.
Когда подали кофе, между советским полпредом И. Майским и адмиралом Дрэксом состоялся такой разговор.
- Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву?
- Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни.
- Вы, конечно, летите?
- О нет! Нас в обеих делегациях, вместе с обслуживающим персоналом, около 40 человек, большой багаж... На аэроплане лететь неудобно!
- Может быть, вы отправитесь в Советский Союз на одном из ваших быстроходных крейсеров?.. Это было бы очень сильно и внушительно: военные делегации на военном корабле... Да и времени от Лондона до Ленинграда потребовалось бы немного.
- Нет, и крейсер не годится. - На лице адмирала появилось кислое выражение. - Если бы мы отправились на крейсере, пришлось бы выселить Два десятка офицеров из кают и занять их место... Зачем доставлять людям неудобства? Нет, нет! Мы не поедем на крейсере...
- В таком случае вы, может быть, воспользуетесь одним из быстроходных коммерческих судов? Время горячее, вам надо возможно скорее быть в Москве!
Адмирал явно не желал продолжать разговор.
- Ничего не могу вам сказать. Организацией транспорта занимается министерство торговли... Все в его руках. Не знаю, как получится.
Практически оказалось, что после 10 дней сборов и проволочек военные миссии выехали лишь 5 августа на тихоходном товаро-пассажирском пароходе "Сити оф Эксетер". Со скоростью улитки старый пакетбот пополз вдоль берегов Европы. Буря, которая готова была вот-вот разразиться на континенте, мало беспокоила его пассажиров. Хотя старая посудина, с трудом делавшая 13 узлов в час, могла предложить лишь скромный комфорт, офицеры не тужили: они убивали время, играя в теннис. Известное разнообразие вносили обеды. Согласно строгому английскому этикету, члены обеих миссий являлись в кают-компанию в вечерних туалетах. Команда судна состояла сплошь из индийцев, и повар удивлял гостей экзотическими блюдами.
Еще до отплытия миссий из Лондона английское правительство предложило им действовать "как единая команда". Время совместного путешествия они использовали для согласования полученных инструкций. Секретные директивы, которыми руководствовались делегации, раскрывают коварные замыслы англо-французской дипломатии.
"Британское правительство, - говорилось в инструкциях английской миссии, - не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о политике отвечало бы этой цели".
Сопоставление других пунктов инструкции показывает, насколько неискренним было британское правительство в отношении советского предложения о заключении военной конвенции.
"Эта идея, - говорится в пункте 3, - мало привлекает английское и французское правительства. В связи с возможностью провала переговоров, однако, оба правительства теперь согласились, что переговоры между штабами должны быть начаты в ближайшее время..."
Приняв советское предложение, западные державы должны были стремиться к скорейшему заключению военной конвенции, если бы они действительно хотели сотрудничать с СССР. Совершенно иное указание содержалось в пункте 8.
"До того времени, когда политическое соглашение будет заключено, делегация... должна вести переговоры очень медленно, следя за ходом политических переговоров".
Как пишет в своих мемуарах член французской миссии генерал Бофр, "можно заключить, что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших переговоров и что они стремились прежде всего выиграть время. Это было далеко от того, о чем мечтало общественное мнение".
В последнее время стало кое-что известно и об инструкциях, которые получила французская миссия. В ней не было ни слова о заключении военного союза между западными державами и СССР. Она напоминала тезисы для академической дискуссии. Основные разделы имели следующие названия:
I. Коммуникации с Европой СССР, очевидно, рассматривался как страна "азиатская".
II. Действия в Балтийском море против немецких морских коммуникаций.
III. Польский и румынский фронты.
IV. Турецкий фронт.
Раздел III включал такие пункты: "Безопасность восточных границ названных государств", "Поставки и ремонт военного снаряжения", "Поставки сырья (зерно, уголь, металлы)", "Поддержка авиацией". В записке от 27 июля 1939 г. начальник французского генерального штаба Гамелен следующим образом уточнил врученные миссией инструкции:
"Официально поляки не могут принять еще в мирное время принцип вступления русских войск на их территорию в случае конфликта. Но нет сомнений, что при возникновении опасности они согласились бы иметь на своей территории советскую авиацию и, может быть, даже механизированные соединения. Возможность того, что они откроют свои границы для русских войск всех родов остается маловероятной, Представляется, что румыны в этом вопросе будут также очень сдержанны... Поставки со стороны России для Польши, Румынии и Турции сырья, продовольствия, вооружения, снаряжения и оборудования будут, очевидно, хорошо приняты названными государствами. Очень желательно, чтобы СССР поставил им то, что Франция и Англия не могут им дать, во всяком случае в ближайшем будущем".
Инструкция, таким образом, отводила Советскому Союзу лишь роль хозяйственного резерва для снабжения польской, румынской и турецкой армий. В ней не было даже намека на заключение эффективного соглашения с СССР, которое стало бы основой совместных военных операций крупного масштаба.
Разумеется, Советское правительство не знало в то время этих секретных документов. Теперь можно в полной мере оценить, какой лицемерный фарс Англия и Франция поручили разыграть своим миссиям в Москве. Становятся понятными те факты, которые тогда удивляли и настораживали, - длительное путешествие делегаций, включение в их состав второстепенных лиц, от" сутствие у главы британской миссии адмирала Дрэкса каких-либо полномочий на ведение переговоров и подписание соглашения (генерал Думенк имел полномочия лишь на переговоры), тактика затяжек и проволочек. Работа совещания военных миссий началась в Москве 12 августа. Советская делегация возглавлялась народным комиссаром обороны маршалом К. Е. Вороши" ловым. Членами ее являлись начальник Генерального штаба командарм первого ранга Б. М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота второго ранга Н. Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил командарм второго ранга А. Д. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба комкор И. В. Смородинов. Авторитетный состав военной миссии подчеркивал исключительное значение, которое придавало Советское правительство переговорам.
На первом же заседании представители западных держав попытались навязать дискуссию о "целях" и "общих принципах" сотрудничества. Советская делегация предложила сразу же перейти к обсуждению конкретных вопросов. "Цель у нас ясна, - заметил К. Е. Ворошилов, - и теперь идет вопрос о выработке плана для достижения этой цели". Затем в общих чертах был за--слушан план развертывания вооруженных сил западных держав в случае возникновения войны. Как позже выяснилось, англичане и французы в ряде случаев сознательно сообщали советской миссии искаженные, завышенные сведения о численности и технической оснащенности своих войск.
В схеме операций, изложенной западными военными специалистами, оставался неясным существенный вопрос: как генеральные штабы Англии и Франции представляли себе участие СССР в войне против агрессора? Каким образом Вооруженные Силы СССР, не имевшего непосредственной границы со странами фашистского блока, смогут вступить в соприкосновение с противником? Советская сторона вполне обоснованно считала этот вопрос кардинальным и просила представителей западных держав изложить их точку зрения.
Посовещавшись между собой, главы миссий высказали личное мнение: если агрессор нападет на Польшу и Румынию, то те "будут умолять" Советский Союз оказать им помощь. Адмирал Дрэкс пояснил это следующим образом. "Я хочу привести вам такой пример: если человек тонет в реке и на берегу стоит другой человек, который предлагает ему спасательный круг, откажется ли тонущий человек от предложенной ему помощи?"
Маршал Ворошилов возразил: "Если вы перешли на "притчи", разрешите и мне последовать вашему примеру. Я должен сказать следующее: ну, а что, если "спасательный круг" будет на таком расстоянии, что его нельзя будет добросить до утопающего? Естественно, что такой круг утопающему никакой помощи не принесет". Польша и Румыния могут и не обратиться за помощью или так поздно попросить ее, что повлечет тяжелые последствия для армий Франции, Англии и других союзников. Мы в это время не в состоянии будем оказать соответствующего воздействия на события".
Разработанная в Лондоне тактика - вести общие разговоры - терпела провал. Советская сторона перевела дискуссию в плоскость конкретных решений. Как свидетельствуют известные в настоящее время документы, правительства Англии и Франции ожидали вопроса о пропуске советских войск через территорию Польши. Это логически вытекало из самого существа обсуждаемой проблемы. "Было вполне естественным для Советского Союза, - отметил, например, Стрэнг в своих мемуарах, - испрашивать согласие на транзит своих войск. И с военной точки зрения, в отличие от более широкой политической точки зрения, особенно имея в виду будущее Польши, было в интересах восточных держав, чтобы такое согласие было дано", Несмотря на это, обе миссии получили инструкцию "избегать" постановки вопроса о Польше.
В конце описанного заседания 14 августа глава советской делегации зачитал заявление, где говорилось:
"...Советская военная миссия выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии.
Советская военная миссия считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех".
"Я полагаю, что на этом нашу миссию можно считать законченной", заметил адмирал Дрэкс после окончания заседания группе английских и французских офицеров. Но вместо того, чтобы честно заявить об этом советской делегации, руководители военных миссий западных держав сослались на необходимость снестись со своими правительствами для выяснения позиции Польши. Продолжался курс на искусственное затягивание переговоров.