Страница:
Англо-французская встреча, о которой речь шла в цитировавшемся выше документе, проходила 9 - 10 июля в Лондоне. Протоколы переговоров опубликованы, но в них зафиксировано далеко не все. Поэтому представляет интерес информация, полученная в Берлине по нелегальным каналам. Как сообщалось, в ходе переговоров "англичане... проявили по отношению к России враждебность, глубина которой удивила Барту".
В связи с этим весьма неожиданными, на первый взгляд кажутся результаты встречи. Правительство Англии не только согласилось с идеей создания "Восточного пакта", но и выразило готовность рекомендовать проект правительствам Германии, Польши и Италии. Такие инструкции действительно были направлены английским послам в столицах трех государств.
Протоколы англо-французских переговоров позволяют установить причину, которая повлияла на позицию Саймона. "Горячий южанин" Барту, почувствовав в ходе переговоров более чем холодное отношение к его идее, припугнул Саймона тем, что Франция может заключить договор с Советским Союзом.
"Если французское правительство, - заявил Барту, - не добьется успеха в этом деле (т. е. заключения "Восточного пакта. - Авт.)... проблема безопасности останется открытой в рамках отношений между Россией и Францией. Французский кабинет еще не обсуждал вопроса, что произойдет в таком случае. Но в далеком прошлом республиканская Франция заключила договор с царской Россией, хотя их режимы очень отличались друг от друга. География, однако, определяла историю, и возник франко-русский союз.
Будет ли нынешняя Франция тоже вынуждена вступить в союз с СССР?.. Если Восточное Локарно потерпит неудачу, опасность положения в Европе, возможно, заставит Францию пойти на это".
На фоне тусклой и малолривлекательной политики, проводившейся Францией в предвоенные годы, заявление Барту является последним ярким и самостоятельным шагом ее дипломатии. Одним из главных аргументов французских мюнхенцев (о них речь пойдет ниже) было такое утверждение: поскольку Франция не имела достаточных сил для единоборства с Германией, ей приходилось якобы идти в данном вопросе на поводу у Англии. Решительная и твердая позиция Барту и, главное, тот эффект, который она произвела в Лондоне, блестяще опровергают этот фальшивый тезис. Франция в сотрудничестве с СССР имела возможность проводить самостоятельную и реалистическую внешнюю политику, подобающую великой державе и отвечающую ее национальным интересам.
Заявление Барту вынудило Саймона заново оценить ситуацию. Заключение франко-советского союза означало бы крушение его надежд на создание антисоветского европейского альянса по британскому рецепту. Одним из основных условий такого объединения английские дипломаты считали "примирение" франко-германских противоречий за счет уступок со стороны Франции. Но если та обретет такую опору, как союз с СССР, то возможности оказывать на нее давление исчезнут.
И английский министр проявил необычайную изворотливость. Чтобы не допустить франко-советского союза, Саймон скрепя сердце согласился "поддержать" проект пакта. Документы подтверждают, что он руководствовался именно этим соображением, а вовсе не желанием обеспечить безопасность европейских государств от германо-фашистской агрессии. В телеграмме от 12 июля 1934 г., адресованной в Рим, Саймон поручил британскому послу сообщить правительству Италии позицию Англии в отношении "Восточного пакта". Министр писал: если этот региональный пакт не будет создан, то "альтернативой легко может оказаться франко-русское соглашение или союз предвоенного образца. Мы рассматривали бы это как нежелательный возврат к системе замкнутых союзов, тогда как нашей целью всегда было, и мы надеемся, что это верно и в отношении Италии, содействие установлению хороших взаимоотношений между Францией и Германией и изыскание средств для примирения их точек зрения".
Свою готовность поддержать идею "Восточного пакта" Саймон обусловил внесением в договор существенных поправок. Во-первых, министр выразил озабоченность тем, что "Восточный пакт" якобы выгоден Франции и России и ничего не дает Германии. Он потребовал предусматривавшиеся пактом гарантии распространить и на нее. Практически Франция должна была взять обязательство помогать Германии, если та станет объектом агрессии. (Решать же вопрос, кто агрессор, будет Лига наций, где Англия и Франция смогут провести угодное им решение.)
Во-вторых, Саймон заявил, что Германия должна получить право на равноправие в вооружениях. Третья оговорка была высказана в очень деликатной форме: "Восточный пакт" должен создаваться "по образцу" Локарнского договора. Имелось в виду действие пакта подчинить Лиге наций.
Итак, суть оговорок, внесенных Саймоном: Германия должна вооружиться и получить французские гарантии на случай "агрессии" со стороны СССР. Таким образом, из средства укрепления безопасности в Европе "Восточный пакт" превратился бы в орудие антисоветской политики империалистических держав, и прежде всего Англии и Германии. Поддержав "Восточный пакт", Форин оффис лишь переставил паруса, курс политики оставался прежним.
Получив информацию из Лондона, Муссолини раскусил, куда метит Саймон, и сразу же одобрил его маневр.
"В теплых словах он выразил высокую оценку того метода, с каким вы подошли к решению вопроса, - сообщал английский посол Друммонд о беседе с "дуче" 12 июля 1934 г. - В особенности он выразил вам свои поздравления в связи с тем, что вы извлекли ядовитое жало из первоначальных французских предложений, явно имевших целью изолировать Германию, против которой они были направлены. Позиция Италии идентична нашей. Район, на который будет распространяться действие пакта, не представляет непосредственного интереса для Италии, но теперь, поскольку Германии обеспечена абсолютная взаимность, Италия с одобрением отнеслась бы к такому пакту. Он сказал, когда вопрос об этом пакте обсуждался во время встречи в Венеции{31}, что господин Гитлер был против него, поскольку пакт выглядел как явно антигерманский. Однако теперь, поскольку была обеспечена полная взаимность, он полагает, что Германия может согласиться с ним. Я отметил, - писал Друмонд, - что разделяю эту надежду, так как он предоставит Германии, кроме того, возможность возобновить переговоры по вопросу о вооружениях".
Английское правительство находилось во власти иллюзий, будто Гитлер и его клика намерены действовать только в соответствии со своими антикоммунистическими лозунгами. Поэтому оно полагало, что "Восточный пакт", вывернутый Саймоном наизнанку, будет таить "полезные возможности" для Германии. В Берлине же маневр Форин оффиса восприняли иначе. Готовясь к большой войне за мировое господство, гитлеровцы имели в виду до похода против СССР укрепить позиции за счет соседей. "Советская Россия - большой кусок. Им можно и подавиться, - рассуждал Гитлер в кругу приближенных. - Не с нее я буду начинать". Поэтому фашистская Германия не хотела связывать себе руки пактом даже в том виде, в каком его предлагал Саймон.
Печать фашистского рейха подняла шум, будто британская политика повернула "на опасный путь". Английскому послу в Германии была "подброшена" реплика "фюрера": "Великобритания предает Европу". Телеграмма из Рима, в которой посол писал, что Муссолини тоже одобрил идею "Восточного пакта", вызвала в Берлине раздражение. Возмущенный Гитлер бросил дела и выехал в свою резиденцию в Баварских Альпах,
Огорченный такой реакцией, Саймон постарался разъяснить гитлеровцам, что "Восточный пакт" с английскими поправками не только не послужит помехой Германии, а, наоборот, станет выгодным ей.
"Возражения Германии имели бы под собой некоторую основу, - говорил Саймон советнику германского посольства в Лондоне 14 июля 1934 г., - если бы, подписывая пакт, Германия делала какую-либо уступку или что-либо приносила в жертву... в действительности же дело обстояло далеко не так. Гер-, мания выиграла бы не только в силу самого пакта, но и в результате того, что это улучшило бы ее позиции в вопросе равенства прав".
Немало труда потратил Саймон на то, чтобы растолковать Хешу следующее: "Восточный пакт", созданный по английскому рецепту, сохранил бы лишь название, а суть стала бы иной. Как подтверждает запись беседы, дипломатия Форин оффиса, "поддерживая" пакт, не отказывалась от замысла похоронить идею коллективной безопасности.
"Главный вопрос в настоящее время заключается в общем характере предлагаемого проекта (курсив мой. - Авт.), - говорил Саймон нацистскому послу. - Мне представляется в связи с этим, что германское правительство рассматривает проект, предложенный нами для его благожелательного рассмотрения, как если бы он являлся тем же самым проектом, который первоначально был предложен Россией и Францией, Но это не так: мы против создания в Европе замкнутых союзов, которые были бы направлены или практически действовали бы против других государств. По моему мнению, Германия должна осознать существенную разницу между пактом, базирующимся на принципе взаимности, на основе которого она получает защиту и одновременно оказывает ему поддержку, и франко-русским союзом, основанным на принципах, против которых мы, не меньше чем Германия, возражаем, и эта. разница, добавил я, не является плодом моего воображения. Она была настолько глубокой, что Италия, возражавшая против франко-советских предложений, теперь высказалась в их поддержку. Совершенно очевидно, таким образом, что видоизменение было подлинным и существенным... Мы полагаем, что предложение о Восточном, пакте, в его видоизмененном виде, содержит полезные возможности".
Документ исключительно интересен с точки зрения оценки дипломатии Англии. Между строк сквозит гордость Саймона. Он полагал, что сумел втащить в рамки "Восточного пакта" в замаскированном виде близкую его сердцу идею "примирения" Франции и Германии, что открывало бы путь к объединению буржуазной Европы. Естественно, английский министр вынужден был весьма тщательно выбирать слова. И он нашел "удачное" выражение: его предложение содержит "полезные возможности". "Полезными возможностями" гитлеровцы могли считать только возможность вооружиться и приступить к реализации своих замыслов на Востоке, о чем так откровенно говорил в Лондоне год назад господин Гутенберг.
Заранее предлагая гитлеровцам сговор в рамках будущего пакта, Саймон облек свое предложение в форму "морального обязательства".
"...Я признал, - писал он Фиппсу о беседе с Хешем; - что, если после завершения переговоров и уточнения деталей Германия присоединится к пакту и тот вступит в силу, она получит определенное основание в случае, если, как намекнул посол (Хеш), будет иметь место злоупотребление пактом с целью окружения Германии, обратиться к нам с жалобой. Тогда Германия могла бы с известным основанием сказать, что мы настаивали на ее вступлении в пакт и поэтому несем определенную моральную ответственность за то, чтобы пакт действовал должным, образом".
Что следовало понимать под словами "должным образом", не представляет секрета.
Так выглядела дипломатия Саймона. В связи с этим стоит напомнить высказанное однажды Ллойд-Джорджем в парламенте в его адрес замечание: "Много людей почище его ходили по полу этой палаты до него, но ни один не оставил после себя таких следов хитрого лицемерия"{*11}.
Америка будет "разочарованным наблюдателем"
Во второй половине июля посол США в Москве Буллит беседовал с народным комиссаром иностранных дел СССР. Он поинтересовался ходом переговоров о "Восточном пакте". Литвинов довольно подробно информировал его о позиции стран, участвовавших в обмене мнениями.
"Он выразил также, в более или менее шутливой форме, надежду, - сообщал Буллит в Вашингтон, - что правительство США последует примеру английского правительства и публично выступит в поддержку предложения о Восточном Локарно. В ответ я только улыбнулся".
Кислая улыбка Буллита - единственное, чем госдепартамент, публикуя дипломатическую переписку тех лет, согласился поделиться с историей относительно позиции США в рассматриваемом вопросе. Подборка документов по этому вопросу в томе за 1934 г. содержит информацию, поступавшую в Вашингтон из различных европейских столиц, и обходит молчанием точку зрения самого Белого дома.
Чем объяснить подобное явление? Может быть, США не ведали о быстро нараставшей угрозе агрессии со стороны фашистской Германии и потому не обратили внимания на советское предложение о коллективной безопасности? Или же американский посол в Берлине Уильям Додд не видел маршировавших под его окнами гитлеровских штурмовиков, которые горланили: "Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир"?
Именно такое впечатление и рассчитывали создать издатели дипломатических документов США. К их несчастью, Уильям Э. Додд имел привычку вести дневник. Каждый день на протяжении пяти лет пребывания в Германии (с 1933 по 1938) посол методично заносил на бумагу все, что считал достойным внимания.
Додд не был профессиональным политиком и среди окружавших его дипломатов карьеры и дельцов выглядел белой вороной. Ученый либеральных взглядов, написавший ряд работ по историй США, пацифист по убеждениям, о'н чувствовал себя в фашистском рейхе чрезвычайно неуютно. Режим террора и концлагерей вызывал у него отвращение, фигура Гитлера ассоциировалась с образом мясника. "Когда я смотрю на этого человека, меня охватывает ужас", пометил он в дневнике. В его зарисовках "из окна посольства" нередко появляются нотки мрачного юмора.
"Животные - единственные счастливые существа, которых я встречаю здесь... В то время, когда людей сотнями убивают без суда или без всяких доказательств виновности, когда население буквально трепещет от страха, животные пользуются неприкосновенными правами, о которых люди не могут и мечтать. Да, тут уж поневоле захочешь стать лошадью!"
Приверженец капиталистического строя, Додд сумел различить за антикоммунистической шумихой гитлеровцев их подлинные цели. "Политика Гитлера была и остается агрессивной... - пишет он. - В его сознании прочно укоренилась старая немецкая идея об установлении господства над Европой путем войны".
Лихорадочное вооружение Германии вызывало у Додда растущую тревогу, и он тщательно фиксировал факты, свидетельствовавшие о подготовке Германии к войне.
"Ко мне в посольство приходил наш военный атташе полковник Уэст, записал Додд 26 октября 1934 г., - который часто обозревает территорию Германии с самолета, и рассказал о проводимых немцами военных приготовлениях. Он десять дней ездил по стране и теперь очень взволнован, "Война неизбежна, к ней готовятся повсюду", - сказал он".
Есть ли что-нибудь о "Восточном пакте" в дневнике Додда? К сожалению, несколько строк, но весьма красноречивых. 18 июня 1934 г. посол беседовал со статс-секретарем германского МИД Бюловом.
"Мы отклонили Восточный пакт с Россией и Польшей, на котором настаивал Литвинов, - заявил Бюлов, - потому что мы не вооружены и не можем участвовать в этом пакте на равноправных началах, которые гарантировали бы наши интересы. В связи с этим Германия обязана обеспечить безопасность прибалтийских государств, а также Чехословакии от агрессии в какой бы то ни было форме".
Совершенно ясно, отмечает в своем дневнике Додд, что Гитлер не позволит этим странам, где немцы составляют меньшинство населения, сохранить независимость.
Сообщал ли Додд в госдепартамент о своих тревогах и предложениях? На одной из страниц "Дневника" читаем: "...мои доклады, посланные в Вашингтон в октябре и ноябре (1934 г. - Авт.), достаточно полно отражают милитаристские устремления Германии".
Тревожные сигналы Додда из Берлина, по-видимому, не ограничивались упомянутыми им докладами. К сожалению, ни один из них не получил отражения в американской официальной публикации документов. Весьма скупо представлена там и информация, поступавшая от разведки. Вместе с тем есть основания полагать, что, заботясь о сохранности крупных капиталовложений США в Германии, она не дремала. Это подтверждает, в частности, сообщение американского генерального консула в Берлине Мессерсмита от 28 апреля 1933 г.
"...Два сотрудника Генерального консульства, недавно совершившие поездки на автомобиле в радиусе 50 миль от Берлина, обращают внимание на то, что практически в каждой деревне и каждом городе, на поле и в лесу можно видеть людей, занятых строевыми учениями, стрельбой в цель и различными военными маневрами... Поступающая в Генеральное консульство из различных источников по всей стране информация свидетельствует о том, что подобный интерес к военной муштре и упражнениям наблюдается повсеместно. Такого рода движение, однажды начав, остановить будет нелегко".
Еще более характерен секретный меморандум, подготовленный для американского правительства по вопросу о политике Германии.'Подобно упоминавшемуся "меморандуму Ванситарта", он не оставлял сомнений в том, насколько опасны были замыслы нацистов не только для соседей рейха, но и для США.
"Основная цель (гитлеровского правительства. - Авт.), - говорилось в документе, - обеспечение в мире будущего большей доли для немцев, расширение территории Германии и рост арийской расы до тех пор, пока она не образует наибольшую и самую мощную нацию в мире и в конечном итоге... не будет господствовать над всем миром.
...Германия должна вступить в гигантскую борьбу с остальным миром, чтобы вырасти за счет своих соседей. Воздушное перевооружение Германии происходит быстрыми темпами. В течение года или двух она будет обладать несколькими тысячами боевых самолетов. Необходимые части для этих машин заказаны в настоящее время в США... Национал-социалистское движение создает чудовищную военную машину... Контроль над этой машиной находится в руках ограниченных, невежественных и неразборчивых в средствах авантюристов".
Как реагировали на эту информацию американские правящие круги? Формирование внешнеполитического курса США происходило в условиях сложной внутриполитической борьбы. Захват Маньчжурии Японией и установление гитлеровского режима в Германии активизировали антивоенное и антифашистское движение. Миллионы американцев заявляли, что не намерены проливать кровь за интересы капиталистов, как это было в первую мировую войну. Они требовали удержать страну вне военных конфликтов. Разумеется, их требование ничего не имело общего с политикой попустительства агрессорам. Наоборот, рабочие и прогрессивные организации США стремились оказать помощь народам, порабощенным фашистскими государствами. Но за исключением компартии эти организации так и не поднялись до выдвижения лозунга коллективной безопасности.
В правящем лагере США вопрос об ориентации внешней политики вызывал острые разногласия. "В течение ближайших 2 - 10 лет всеобщая война более вероятна, чем мир" - так оценивал в 1933 г. международную обстановку государственный секретарь Хэлл. Каким образом использовать надвигавшуюся войну для укрепления позиций американского империализма и осуществления его экспансионистских целей? По этому вопросу развернулась борьба между различными группировками монополистического капитала.
Крупный военно-промышленный потенциал и значительное политическое влияние, каким располагали США в капиталистическом мире, давали им тогда возможность, произнести веское слово для обуздания агрессоров. Белый дом, однако, отклонил все предложения Советского Союза по созданию системы коллективной безопасности. Тем самым США нанесли серьезный ущерб миру и собственным национальным интересам. Произошло это, отмечает У. Форстер, по двум причинам. Во-первых, империалистические круги были убеждены, что спасти капитализм можно только с помощью фашизма и войны. Во-вторых, они надеялись, что война, к которой готовился Гитлер, будет направлена против СССР. Характерное признание содержится в книге бывшего заместителя государственного секретаря С. Уэллеса.
"Многие финансовые круги, - пишет он, - были твердо уверены, что война между Советским Союзом и Германией лишь соответствовала бы их собственным интересам. Россия, по их мнению, неминуемо должна была потерпеть поражение, и это повлекло бы за собой крах большевизма".
О какой же тогда коллективной безопасности может идти речь? - считали эти круги. Затея Барту просто нелепа! Надо помочь Германии поскорей стать на ноги и вооружиться! И пусть госдепартамент позаботится о том, чтобы дорога на Восток была открыта для фашистского рейха. А если тому мешают условия Версаля - пересмотреть их!
Эти взгляды самых реакционных и наиболее антисоветски настроенных группировок американского капитала откровенно выразил Аллен Даллес, являвшийся членом делегации США на Конференции по разоружению. Летом 1934 г. стала очевидной полная неудача конференции. СССР, стремившийся использовать малейшую возможность для сплочения миролюбивых сил, предложил превратить конференцию в перманентный, периодически собирающийся орган, призванный заниматься вопросами безопасности всех государств, охраной всеобщего мира. Советское предложение поддержали Франция и делегации еще ряда стран (Турция, балканские страны, Китай и др.). США и Англия выступили против. Это был недвусмысленный, демонстративный отказ от идеи коллективной безопасности, как раз в те дни широко обсуждавшейся мировой прессой. Раскрывая соображения, которыми руководствовался Белый дом, А. Даллес писал в журнале "Форин афферз": Конференция по разоружению явится "бесполезным" делом. Европа нуждается во второй "мирной конференции", где вопрос о разоружении стал бы "лишь одним из пунктов повестки дня". Конференция занялась бы исправлением несправедливых решений Версальского договора в отношении Германии с целью "урегулировать" ее политические и территориальные проблемы с соседями.
Интересные данные для оценки позиции США в отношении "Восточного пакта" содержит беседа их представителя на Конференции по разоружению Хью Вильсона с заместителем министра иностранных дел Великобритании А. Иденом 17 июля 1934 г. Издатели американских дипломатических документов ни словом не упоминают об этой беседе. Ее содержание стало известно после опубликования Форин оффисом записи, сделанной английской стороной.
"Накануне вечером я имел беседу с Хью Вильсоном... - записал Иден. Разговор коснулся сначала визита Барту в Англию, и г-н Вильсон сообщил, что он очень удовлетворен тем поворотом, который произошел в развитии событий. Он полагает, что правительство его величества заслуживает высокой похвалы, поскольку добилось расширения того, что в действительности являлось лишь франко-русским союзом, в пакт взаимной гарантии... Теперь ситуация такова, какой он хотел ее видеть уже давно и в последнее время почти потерял надежду; а именно - оба, и французское и германское, правительства, руководствуясь различными мотивами, стремятся к взаимной договоренности. Франция стремилась к созданию Восточного пакта, исходя из собственных интересов и ради той безопасности, которую он ей даст; Германия может найти его полезным как средство для практической реализации равенства в правах в области вооружений.
По всем этим соображениям г-н Вильсон полагает, что сентябрь может оказаться критическим месяцем в Женеве. Не представляется ли возможным, чтобы правительство его величества, используя все средства, имеющиеся в его распоряжении, повлияло бы тем временем на германское правительство, чтобы оно дало конструктивный ответ на наше предложение сотрудничать в Восточном пакте? Нельзя ли было бы, например, намекнуть ему, что оно вполне могло бы ответить в том смысле, что готово начать переговоры о Восточном пакте одновременно с обсуждением вопроса о практическом признании равенства его прав? Как мне кажется, это предложение имеет свои привлекательные стороны".
Прежде всего бросается в глаза, что X. Вильсон, один из крупных и хорошо информированных американских дипломатов, воспринял изложенный выше маневр Саймона с таким же восторгом, как и Муссолини.
В чем же усмотрел Вильсон "достоинства" задуманного Лондоном хода? Во-первых, он открывал дорогу к "примирению" Франции и Германии. Во-вторых, предоставлял Германии возможность "практической реализации" ее требования в.. отношении вооружений.
Вильсон не ограничился комплиментами в адрес Саймона. Весьма недвусмысленно он высказал пожелание, чтобы английское правительство растолковало гитлеровцам преимущества подготовленного Форин оффисом плана. Вильсон предложил "намекнуть" им, что рейх должен потребовать практического признания "равенства прав" Германии, т. е. права на вооружение, в качестве условия присоединения к пакту.
Правительство Англии поспешило выполнить американские рекомендации. Беседа Идена с Хешем состоялась 20 июля 1934 г. Предложение Вильсона, высказанное Иденом от имени британского кабинета, буквально поразило немецкого посла. Иден, сообщил Хеш в Берлин, "прямо заявил, что английское правительство рассматривало бы как конструктивный шаг, если бы германское правительство просто заявило, что оно может дать согласие только на одновременное (курсив мой. - Авт.) обсуждение вопросов о вступлении Германии в пакт и признании ее равенства прав в области вооружений"{*12}. Утверждая в публичных документах о стремлении США к миру, американская дипломатия на деле взяла курс на срыв коллективной безопасности в Европе и энергично способствовала вооружению третьего рейха. Послы США в западноевропейских столицах старательно избегали заявлений, которые в какой-либо мере могли ограничить для их страны "свободу выбора" в условиях надвигавшейся военной грозы. А если собеседники проявляли излишнюю настойчивость, они отделывались банальными фразами. Так, Лонг писал из Рима:
В связи с этим весьма неожиданными, на первый взгляд кажутся результаты встречи. Правительство Англии не только согласилось с идеей создания "Восточного пакта", но и выразило готовность рекомендовать проект правительствам Германии, Польши и Италии. Такие инструкции действительно были направлены английским послам в столицах трех государств.
Протоколы англо-французских переговоров позволяют установить причину, которая повлияла на позицию Саймона. "Горячий южанин" Барту, почувствовав в ходе переговоров более чем холодное отношение к его идее, припугнул Саймона тем, что Франция может заключить договор с Советским Союзом.
"Если французское правительство, - заявил Барту, - не добьется успеха в этом деле (т. е. заключения "Восточного пакта. - Авт.)... проблема безопасности останется открытой в рамках отношений между Россией и Францией. Французский кабинет еще не обсуждал вопроса, что произойдет в таком случае. Но в далеком прошлом республиканская Франция заключила договор с царской Россией, хотя их режимы очень отличались друг от друга. География, однако, определяла историю, и возник франко-русский союз.
Будет ли нынешняя Франция тоже вынуждена вступить в союз с СССР?.. Если Восточное Локарно потерпит неудачу, опасность положения в Европе, возможно, заставит Францию пойти на это".
На фоне тусклой и малолривлекательной политики, проводившейся Францией в предвоенные годы, заявление Барту является последним ярким и самостоятельным шагом ее дипломатии. Одним из главных аргументов французских мюнхенцев (о них речь пойдет ниже) было такое утверждение: поскольку Франция не имела достаточных сил для единоборства с Германией, ей приходилось якобы идти в данном вопросе на поводу у Англии. Решительная и твердая позиция Барту и, главное, тот эффект, который она произвела в Лондоне, блестяще опровергают этот фальшивый тезис. Франция в сотрудничестве с СССР имела возможность проводить самостоятельную и реалистическую внешнюю политику, подобающую великой державе и отвечающую ее национальным интересам.
Заявление Барту вынудило Саймона заново оценить ситуацию. Заключение франко-советского союза означало бы крушение его надежд на создание антисоветского европейского альянса по британскому рецепту. Одним из основных условий такого объединения английские дипломаты считали "примирение" франко-германских противоречий за счет уступок со стороны Франции. Но если та обретет такую опору, как союз с СССР, то возможности оказывать на нее давление исчезнут.
И английский министр проявил необычайную изворотливость. Чтобы не допустить франко-советского союза, Саймон скрепя сердце согласился "поддержать" проект пакта. Документы подтверждают, что он руководствовался именно этим соображением, а вовсе не желанием обеспечить безопасность европейских государств от германо-фашистской агрессии. В телеграмме от 12 июля 1934 г., адресованной в Рим, Саймон поручил британскому послу сообщить правительству Италии позицию Англии в отношении "Восточного пакта". Министр писал: если этот региональный пакт не будет создан, то "альтернативой легко может оказаться франко-русское соглашение или союз предвоенного образца. Мы рассматривали бы это как нежелательный возврат к системе замкнутых союзов, тогда как нашей целью всегда было, и мы надеемся, что это верно и в отношении Италии, содействие установлению хороших взаимоотношений между Францией и Германией и изыскание средств для примирения их точек зрения".
Свою готовность поддержать идею "Восточного пакта" Саймон обусловил внесением в договор существенных поправок. Во-первых, министр выразил озабоченность тем, что "Восточный пакт" якобы выгоден Франции и России и ничего не дает Германии. Он потребовал предусматривавшиеся пактом гарантии распространить и на нее. Практически Франция должна была взять обязательство помогать Германии, если та станет объектом агрессии. (Решать же вопрос, кто агрессор, будет Лига наций, где Англия и Франция смогут провести угодное им решение.)
Во-вторых, Саймон заявил, что Германия должна получить право на равноправие в вооружениях. Третья оговорка была высказана в очень деликатной форме: "Восточный пакт" должен создаваться "по образцу" Локарнского договора. Имелось в виду действие пакта подчинить Лиге наций.
Итак, суть оговорок, внесенных Саймоном: Германия должна вооружиться и получить французские гарантии на случай "агрессии" со стороны СССР. Таким образом, из средства укрепления безопасности в Европе "Восточный пакт" превратился бы в орудие антисоветской политики империалистических держав, и прежде всего Англии и Германии. Поддержав "Восточный пакт", Форин оффис лишь переставил паруса, курс политики оставался прежним.
Получив информацию из Лондона, Муссолини раскусил, куда метит Саймон, и сразу же одобрил его маневр.
"В теплых словах он выразил высокую оценку того метода, с каким вы подошли к решению вопроса, - сообщал английский посол Друммонд о беседе с "дуче" 12 июля 1934 г. - В особенности он выразил вам свои поздравления в связи с тем, что вы извлекли ядовитое жало из первоначальных французских предложений, явно имевших целью изолировать Германию, против которой они были направлены. Позиция Италии идентична нашей. Район, на который будет распространяться действие пакта, не представляет непосредственного интереса для Италии, но теперь, поскольку Германии обеспечена абсолютная взаимность, Италия с одобрением отнеслась бы к такому пакту. Он сказал, когда вопрос об этом пакте обсуждался во время встречи в Венеции{31}, что господин Гитлер был против него, поскольку пакт выглядел как явно антигерманский. Однако теперь, поскольку была обеспечена полная взаимность, он полагает, что Германия может согласиться с ним. Я отметил, - писал Друмонд, - что разделяю эту надежду, так как он предоставит Германии, кроме того, возможность возобновить переговоры по вопросу о вооружениях".
Английское правительство находилось во власти иллюзий, будто Гитлер и его клика намерены действовать только в соответствии со своими антикоммунистическими лозунгами. Поэтому оно полагало, что "Восточный пакт", вывернутый Саймоном наизнанку, будет таить "полезные возможности" для Германии. В Берлине же маневр Форин оффиса восприняли иначе. Готовясь к большой войне за мировое господство, гитлеровцы имели в виду до похода против СССР укрепить позиции за счет соседей. "Советская Россия - большой кусок. Им можно и подавиться, - рассуждал Гитлер в кругу приближенных. - Не с нее я буду начинать". Поэтому фашистская Германия не хотела связывать себе руки пактом даже в том виде, в каком его предлагал Саймон.
Печать фашистского рейха подняла шум, будто британская политика повернула "на опасный путь". Английскому послу в Германии была "подброшена" реплика "фюрера": "Великобритания предает Европу". Телеграмма из Рима, в которой посол писал, что Муссолини тоже одобрил идею "Восточного пакта", вызвала в Берлине раздражение. Возмущенный Гитлер бросил дела и выехал в свою резиденцию в Баварских Альпах,
Огорченный такой реакцией, Саймон постарался разъяснить гитлеровцам, что "Восточный пакт" с английскими поправками не только не послужит помехой Германии, а, наоборот, станет выгодным ей.
"Возражения Германии имели бы под собой некоторую основу, - говорил Саймон советнику германского посольства в Лондоне 14 июля 1934 г., - если бы, подписывая пакт, Германия делала какую-либо уступку или что-либо приносила в жертву... в действительности же дело обстояло далеко не так. Гер-, мания выиграла бы не только в силу самого пакта, но и в результате того, что это улучшило бы ее позиции в вопросе равенства прав".
Немало труда потратил Саймон на то, чтобы растолковать Хешу следующее: "Восточный пакт", созданный по английскому рецепту, сохранил бы лишь название, а суть стала бы иной. Как подтверждает запись беседы, дипломатия Форин оффиса, "поддерживая" пакт, не отказывалась от замысла похоронить идею коллективной безопасности.
"Главный вопрос в настоящее время заключается в общем характере предлагаемого проекта (курсив мой. - Авт.), - говорил Саймон нацистскому послу. - Мне представляется в связи с этим, что германское правительство рассматривает проект, предложенный нами для его благожелательного рассмотрения, как если бы он являлся тем же самым проектом, который первоначально был предложен Россией и Францией, Но это не так: мы против создания в Европе замкнутых союзов, которые были бы направлены или практически действовали бы против других государств. По моему мнению, Германия должна осознать существенную разницу между пактом, базирующимся на принципе взаимности, на основе которого она получает защиту и одновременно оказывает ему поддержку, и франко-русским союзом, основанным на принципах, против которых мы, не меньше чем Германия, возражаем, и эта. разница, добавил я, не является плодом моего воображения. Она была настолько глубокой, что Италия, возражавшая против франко-советских предложений, теперь высказалась в их поддержку. Совершенно очевидно, таким образом, что видоизменение было подлинным и существенным... Мы полагаем, что предложение о Восточном, пакте, в его видоизмененном виде, содержит полезные возможности".
Документ исключительно интересен с точки зрения оценки дипломатии Англии. Между строк сквозит гордость Саймона. Он полагал, что сумел втащить в рамки "Восточного пакта" в замаскированном виде близкую его сердцу идею "примирения" Франции и Германии, что открывало бы путь к объединению буржуазной Европы. Естественно, английский министр вынужден был весьма тщательно выбирать слова. И он нашел "удачное" выражение: его предложение содержит "полезные возможности". "Полезными возможностями" гитлеровцы могли считать только возможность вооружиться и приступить к реализации своих замыслов на Востоке, о чем так откровенно говорил в Лондоне год назад господин Гутенберг.
Заранее предлагая гитлеровцам сговор в рамках будущего пакта, Саймон облек свое предложение в форму "морального обязательства".
"...Я признал, - писал он Фиппсу о беседе с Хешем; - что, если после завершения переговоров и уточнения деталей Германия присоединится к пакту и тот вступит в силу, она получит определенное основание в случае, если, как намекнул посол (Хеш), будет иметь место злоупотребление пактом с целью окружения Германии, обратиться к нам с жалобой. Тогда Германия могла бы с известным основанием сказать, что мы настаивали на ее вступлении в пакт и поэтому несем определенную моральную ответственность за то, чтобы пакт действовал должным, образом".
Что следовало понимать под словами "должным образом", не представляет секрета.
Так выглядела дипломатия Саймона. В связи с этим стоит напомнить высказанное однажды Ллойд-Джорджем в парламенте в его адрес замечание: "Много людей почище его ходили по полу этой палаты до него, но ни один не оставил после себя таких следов хитрого лицемерия"{*11}.
Америка будет "разочарованным наблюдателем"
Во второй половине июля посол США в Москве Буллит беседовал с народным комиссаром иностранных дел СССР. Он поинтересовался ходом переговоров о "Восточном пакте". Литвинов довольно подробно информировал его о позиции стран, участвовавших в обмене мнениями.
"Он выразил также, в более или менее шутливой форме, надежду, - сообщал Буллит в Вашингтон, - что правительство США последует примеру английского правительства и публично выступит в поддержку предложения о Восточном Локарно. В ответ я только улыбнулся".
Кислая улыбка Буллита - единственное, чем госдепартамент, публикуя дипломатическую переписку тех лет, согласился поделиться с историей относительно позиции США в рассматриваемом вопросе. Подборка документов по этому вопросу в томе за 1934 г. содержит информацию, поступавшую в Вашингтон из различных европейских столиц, и обходит молчанием точку зрения самого Белого дома.
Чем объяснить подобное явление? Может быть, США не ведали о быстро нараставшей угрозе агрессии со стороны фашистской Германии и потому не обратили внимания на советское предложение о коллективной безопасности? Или же американский посол в Берлине Уильям Додд не видел маршировавших под его окнами гитлеровских штурмовиков, которые горланили: "Сегодня нам принадлежит Германия, завтра будет принадлежать весь мир"?
Именно такое впечатление и рассчитывали создать издатели дипломатических документов США. К их несчастью, Уильям Э. Додд имел привычку вести дневник. Каждый день на протяжении пяти лет пребывания в Германии (с 1933 по 1938) посол методично заносил на бумагу все, что считал достойным внимания.
Додд не был профессиональным политиком и среди окружавших его дипломатов карьеры и дельцов выглядел белой вороной. Ученый либеральных взглядов, написавший ряд работ по историй США, пацифист по убеждениям, о'н чувствовал себя в фашистском рейхе чрезвычайно неуютно. Режим террора и концлагерей вызывал у него отвращение, фигура Гитлера ассоциировалась с образом мясника. "Когда я смотрю на этого человека, меня охватывает ужас", пометил он в дневнике. В его зарисовках "из окна посольства" нередко появляются нотки мрачного юмора.
"Животные - единственные счастливые существа, которых я встречаю здесь... В то время, когда людей сотнями убивают без суда или без всяких доказательств виновности, когда население буквально трепещет от страха, животные пользуются неприкосновенными правами, о которых люди не могут и мечтать. Да, тут уж поневоле захочешь стать лошадью!"
Приверженец капиталистического строя, Додд сумел различить за антикоммунистической шумихой гитлеровцев их подлинные цели. "Политика Гитлера была и остается агрессивной... - пишет он. - В его сознании прочно укоренилась старая немецкая идея об установлении господства над Европой путем войны".
Лихорадочное вооружение Германии вызывало у Додда растущую тревогу, и он тщательно фиксировал факты, свидетельствовавшие о подготовке Германии к войне.
"Ко мне в посольство приходил наш военный атташе полковник Уэст, записал Додд 26 октября 1934 г., - который часто обозревает территорию Германии с самолета, и рассказал о проводимых немцами военных приготовлениях. Он десять дней ездил по стране и теперь очень взволнован, "Война неизбежна, к ней готовятся повсюду", - сказал он".
Есть ли что-нибудь о "Восточном пакте" в дневнике Додда? К сожалению, несколько строк, но весьма красноречивых. 18 июня 1934 г. посол беседовал со статс-секретарем германского МИД Бюловом.
"Мы отклонили Восточный пакт с Россией и Польшей, на котором настаивал Литвинов, - заявил Бюлов, - потому что мы не вооружены и не можем участвовать в этом пакте на равноправных началах, которые гарантировали бы наши интересы. В связи с этим Германия обязана обеспечить безопасность прибалтийских государств, а также Чехословакии от агрессии в какой бы то ни было форме".
Совершенно ясно, отмечает в своем дневнике Додд, что Гитлер не позволит этим странам, где немцы составляют меньшинство населения, сохранить независимость.
Сообщал ли Додд в госдепартамент о своих тревогах и предложениях? На одной из страниц "Дневника" читаем: "...мои доклады, посланные в Вашингтон в октябре и ноябре (1934 г. - Авт.), достаточно полно отражают милитаристские устремления Германии".
Тревожные сигналы Додда из Берлина, по-видимому, не ограничивались упомянутыми им докладами. К сожалению, ни один из них не получил отражения в американской официальной публикации документов. Весьма скупо представлена там и информация, поступавшая от разведки. Вместе с тем есть основания полагать, что, заботясь о сохранности крупных капиталовложений США в Германии, она не дремала. Это подтверждает, в частности, сообщение американского генерального консула в Берлине Мессерсмита от 28 апреля 1933 г.
"...Два сотрудника Генерального консульства, недавно совершившие поездки на автомобиле в радиусе 50 миль от Берлина, обращают внимание на то, что практически в каждой деревне и каждом городе, на поле и в лесу можно видеть людей, занятых строевыми учениями, стрельбой в цель и различными военными маневрами... Поступающая в Генеральное консульство из различных источников по всей стране информация свидетельствует о том, что подобный интерес к военной муштре и упражнениям наблюдается повсеместно. Такого рода движение, однажды начав, остановить будет нелегко".
Еще более характерен секретный меморандум, подготовленный для американского правительства по вопросу о политике Германии.'Подобно упоминавшемуся "меморандуму Ванситарта", он не оставлял сомнений в том, насколько опасны были замыслы нацистов не только для соседей рейха, но и для США.
"Основная цель (гитлеровского правительства. - Авт.), - говорилось в документе, - обеспечение в мире будущего большей доли для немцев, расширение территории Германии и рост арийской расы до тех пор, пока она не образует наибольшую и самую мощную нацию в мире и в конечном итоге... не будет господствовать над всем миром.
...Германия должна вступить в гигантскую борьбу с остальным миром, чтобы вырасти за счет своих соседей. Воздушное перевооружение Германии происходит быстрыми темпами. В течение года или двух она будет обладать несколькими тысячами боевых самолетов. Необходимые части для этих машин заказаны в настоящее время в США... Национал-социалистское движение создает чудовищную военную машину... Контроль над этой машиной находится в руках ограниченных, невежественных и неразборчивых в средствах авантюристов".
Как реагировали на эту информацию американские правящие круги? Формирование внешнеполитического курса США происходило в условиях сложной внутриполитической борьбы. Захват Маньчжурии Японией и установление гитлеровского режима в Германии активизировали антивоенное и антифашистское движение. Миллионы американцев заявляли, что не намерены проливать кровь за интересы капиталистов, как это было в первую мировую войну. Они требовали удержать страну вне военных конфликтов. Разумеется, их требование ничего не имело общего с политикой попустительства агрессорам. Наоборот, рабочие и прогрессивные организации США стремились оказать помощь народам, порабощенным фашистскими государствами. Но за исключением компартии эти организации так и не поднялись до выдвижения лозунга коллективной безопасности.
В правящем лагере США вопрос об ориентации внешней политики вызывал острые разногласия. "В течение ближайших 2 - 10 лет всеобщая война более вероятна, чем мир" - так оценивал в 1933 г. международную обстановку государственный секретарь Хэлл. Каким образом использовать надвигавшуюся войну для укрепления позиций американского империализма и осуществления его экспансионистских целей? По этому вопросу развернулась борьба между различными группировками монополистического капитала.
Крупный военно-промышленный потенциал и значительное политическое влияние, каким располагали США в капиталистическом мире, давали им тогда возможность, произнести веское слово для обуздания агрессоров. Белый дом, однако, отклонил все предложения Советского Союза по созданию системы коллективной безопасности. Тем самым США нанесли серьезный ущерб миру и собственным национальным интересам. Произошло это, отмечает У. Форстер, по двум причинам. Во-первых, империалистические круги были убеждены, что спасти капитализм можно только с помощью фашизма и войны. Во-вторых, они надеялись, что война, к которой готовился Гитлер, будет направлена против СССР. Характерное признание содержится в книге бывшего заместителя государственного секретаря С. Уэллеса.
"Многие финансовые круги, - пишет он, - были твердо уверены, что война между Советским Союзом и Германией лишь соответствовала бы их собственным интересам. Россия, по их мнению, неминуемо должна была потерпеть поражение, и это повлекло бы за собой крах большевизма".
О какой же тогда коллективной безопасности может идти речь? - считали эти круги. Затея Барту просто нелепа! Надо помочь Германии поскорей стать на ноги и вооружиться! И пусть госдепартамент позаботится о том, чтобы дорога на Восток была открыта для фашистского рейха. А если тому мешают условия Версаля - пересмотреть их!
Эти взгляды самых реакционных и наиболее антисоветски настроенных группировок американского капитала откровенно выразил Аллен Даллес, являвшийся членом делегации США на Конференции по разоружению. Летом 1934 г. стала очевидной полная неудача конференции. СССР, стремившийся использовать малейшую возможность для сплочения миролюбивых сил, предложил превратить конференцию в перманентный, периодически собирающийся орган, призванный заниматься вопросами безопасности всех государств, охраной всеобщего мира. Советское предложение поддержали Франция и делегации еще ряда стран (Турция, балканские страны, Китай и др.). США и Англия выступили против. Это был недвусмысленный, демонстративный отказ от идеи коллективной безопасности, как раз в те дни широко обсуждавшейся мировой прессой. Раскрывая соображения, которыми руководствовался Белый дом, А. Даллес писал в журнале "Форин афферз": Конференция по разоружению явится "бесполезным" делом. Европа нуждается во второй "мирной конференции", где вопрос о разоружении стал бы "лишь одним из пунктов повестки дня". Конференция занялась бы исправлением несправедливых решений Версальского договора в отношении Германии с целью "урегулировать" ее политические и территориальные проблемы с соседями.
Интересные данные для оценки позиции США в отношении "Восточного пакта" содержит беседа их представителя на Конференции по разоружению Хью Вильсона с заместителем министра иностранных дел Великобритании А. Иденом 17 июля 1934 г. Издатели американских дипломатических документов ни словом не упоминают об этой беседе. Ее содержание стало известно после опубликования Форин оффисом записи, сделанной английской стороной.
"Накануне вечером я имел беседу с Хью Вильсоном... - записал Иден. Разговор коснулся сначала визита Барту в Англию, и г-н Вильсон сообщил, что он очень удовлетворен тем поворотом, который произошел в развитии событий. Он полагает, что правительство его величества заслуживает высокой похвалы, поскольку добилось расширения того, что в действительности являлось лишь франко-русским союзом, в пакт взаимной гарантии... Теперь ситуация такова, какой он хотел ее видеть уже давно и в последнее время почти потерял надежду; а именно - оба, и французское и германское, правительства, руководствуясь различными мотивами, стремятся к взаимной договоренности. Франция стремилась к созданию Восточного пакта, исходя из собственных интересов и ради той безопасности, которую он ей даст; Германия может найти его полезным как средство для практической реализации равенства в правах в области вооружений.
По всем этим соображениям г-н Вильсон полагает, что сентябрь может оказаться критическим месяцем в Женеве. Не представляется ли возможным, чтобы правительство его величества, используя все средства, имеющиеся в его распоряжении, повлияло бы тем временем на германское правительство, чтобы оно дало конструктивный ответ на наше предложение сотрудничать в Восточном пакте? Нельзя ли было бы, например, намекнуть ему, что оно вполне могло бы ответить в том смысле, что готово начать переговоры о Восточном пакте одновременно с обсуждением вопроса о практическом признании равенства его прав? Как мне кажется, это предложение имеет свои привлекательные стороны".
Прежде всего бросается в глаза, что X. Вильсон, один из крупных и хорошо информированных американских дипломатов, воспринял изложенный выше маневр Саймона с таким же восторгом, как и Муссолини.
В чем же усмотрел Вильсон "достоинства" задуманного Лондоном хода? Во-первых, он открывал дорогу к "примирению" Франции и Германии. Во-вторых, предоставлял Германии возможность "практической реализации" ее требования в.. отношении вооружений.
Вильсон не ограничился комплиментами в адрес Саймона. Весьма недвусмысленно он высказал пожелание, чтобы английское правительство растолковало гитлеровцам преимущества подготовленного Форин оффисом плана. Вильсон предложил "намекнуть" им, что рейх должен потребовать практического признания "равенства прав" Германии, т. е. права на вооружение, в качестве условия присоединения к пакту.
Правительство Англии поспешило выполнить американские рекомендации. Беседа Идена с Хешем состоялась 20 июля 1934 г. Предложение Вильсона, высказанное Иденом от имени британского кабинета, буквально поразило немецкого посла. Иден, сообщил Хеш в Берлин, "прямо заявил, что английское правительство рассматривало бы как конструктивный шаг, если бы германское правительство просто заявило, что оно может дать согласие только на одновременное (курсив мой. - Авт.) обсуждение вопросов о вступлении Германии в пакт и признании ее равенства прав в области вооружений"{*12}. Утверждая в публичных документах о стремлении США к миру, американская дипломатия на деле взяла курс на срыв коллективной безопасности в Европе и энергично способствовала вооружению третьего рейха. Послы США в западноевропейских столицах старательно избегали заявлений, которые в какой-либо мере могли ограничить для их страны "свободу выбора" в условиях надвигавшейся военной грозы. А если собеседники проявляли излишнюю настойчивость, они отделывались банальными фразами. Так, Лонг писал из Рима: