Страница:
Наша первая застава осталась в селе. Майор Башмаков и капитан Цыганков вскоре убыли в Харьков, в штаб 3-й танковой армии, для уточнения обстановки. Мы же, выполняя приказ, перекрыли все подходы к ЧеркесскоЛозовой. Чтобы не связывать действия заставы, отправили свои небольшие "тылы" со старшим лейтенантом Джа-молдиновым вслед за штабом полка.
Около полуночи в дом, где мы расположились, вошел сержант Пугачев, а с ним высокий человек в папахе и черной казачьей бурке.
- Полковник Самохин, - представился он, - где тут на ночь можно расположиться?
- Верю, что вы полковник Самохин, - сказал я, поднимаясь, - но прошу вас все-таки предъявить документы.
Вошедший протянул удостоверение личности, которое свидетельствовало, что податель сего начальник особого отдела кавалерийского корпуса.
Я посоветовал полковнику Самохину разместиться в школе, где находился штаб полка. При этом добавил, что там наша полковая машина и в одном из классов отдыхают сержант и шофер.
- Хорошо, - согласился Самохин, - проводите, пожалуйста, нас туда.
Вслед за полковником к школе подъехало еще человек пятнадцать. Все они были одеты в такие же казачьи бурки, как и их начальник. Попросив у полковника разрешения, я вернулся к своим бойцам.
Часа в три ночи меня разбудил сержант Астахов, спавший с водителем машины в школе:
- Вас вызывает полковник Самохин.
В комнате, где находился Самохин, горела на столе свеча. Я доложил полковнику о прибытии.
- Сколько у вас людей? - спросил он.
- Двадцать со мной.
- Вот что, старший лейтенант, через час мы снимаемся. Там, впереди, находится наш эскадрон. С рассветом он немного пошумит и начнет отходить. В Дергачах много танков противника. Как видите, если мы ничего соединением сделать не можем, то вы со своими людьми нам не поможете. Доложите своему командиру полка, что я приказал вам отходить вместе с нашим прикрытием.
Вскоре полковник Самохин и сопровождавшие его всадники ускакали. Мы ожидали рассвета. Внезапно со стороны Дергачей донеслись громовые раскаты. Через секунду на площади с сухим треском стали рваться снаряды, а в саду затрещали автоматные очереди. Галопом через село пронеслись конники. Прибежал шофер, доложил: машина разбита, сержант Астахов убит. Накрыло школу сразу несколькими снарядами, так что хоронить некого. Опять через село проскакали кавалеристы, видимо последние. На скаты высоты выползли немецкие танки с десантом автоматчиков. По ним тотчас от Белгородского шоссе беглым огнем ударили наши пушки.
- Ну что, политрук, - обратился я к Гончарову, - и нам, наверно, пора?
- Да, задерживать здесь больше некого. Жалко Астахова, - с грустью сказал Гончаров.
- Да, Иван, вот она какая жизнь. А ведь с Астаховым я прошел от Карпат до этих мест. Как нелепа смерть!
Мы уже были в поле за селом, когда неожиданно появились вражеские самолеты и обстреляли нас из пулеметов. Вдогонку ударили танки. Они вырвались на шоссе Харьков - Белгород.
Часа три мы шли по лесу. Потом путь преградила глубокая и широкая лощина, вдоль которой на несколько километров растянулось огромное село. Появились наши машины, танки, повозки. Оказалось, что это Казачья Лопань, через которую проходили части Красной Армии. Мы присоединились к ним и добрались до села Мурома. Здесь догнали свой обоз и расположились на ночь.
Ночь прошла спокойно. Отдохнув, тронулись дальше. Где-то возле Волчанска застава переправилась через Северский Донец, а поздно вечером оказалась в Волчанских Хуторах. Заночевали в надежде утром установить связь со штабом полка. Не успели, однако, расположиться, как мне доложили, что в ближайшем селе Ефремовне появились какие-то военные: говорят не по-русски и одеты не так, как наши.
Хотя мы были за рекой, вроде в тылу, но на войне всякое бывает. Поэтому я приказал своему заместителю старшему лейтенанту Джамолдинову разузнать, кто объявился в селе. Вскоре он вернулся и доложил, что в селе чехословаки. О том, что на участке нашего фронта будет сражаться чехословацкий отдельный батальон, мы знали. В сообщении штаба фронта говорилось, что чехословацкие солдаты и офицеры одеты в шинели, брюки и гимнастерки из сукна цвета хаки английского покроя, головной убор - шапка-ушанка с кокардой, на которой изображен лев, оружие советское. Для опознания установлен пароль "свобода" - по имени их командира батальона подполковника Людвика Свободы.
Утром с политруком Гончаровым я решил заглянуть к чехословакам в Ефремовку. Разыскали дом, где находился штаб, или точнее батальонная канцелярия. Здесь были несколько капралов и два офицера. Встретили они нас приветливо. Некоторые хорошо говорили по-русски. Выяснилось, что батальон выходил из боя в районе Соколове - Мерефа; там состоялось боевое крещение первого чехословацкого подразделения на советско-германском фронте.
- Ну и как воевали?
- Добре, горячий был бой. Не пропустили фашистов через Мжу. Чехословаки выполнили приказ советского командования.
Мы узнали, что под Мерефой вместе с чехословацкими воинами дрался и батальон войск НКВД. Чехословаки рассказали о бое советских воинов в селе Тарановке, что лежало на пути к Соколово. Они не знали подробностей, но заметили, что наши воины первыми приняли удар гитлеровцев, чем дали возможность батальону вступить в бой не с ходу, а заранее подготовившись к обороне.
Только спустя некоторое время стали известны подробности боя в Тарановке. В марте 1943 года там был совершен подвиг, подобный подвигу 28 героев-панфиловцев. В Тарановке героически сражался взвод, которым командовал гвардии лейтенант П. Н. Широнин. Почти все воины взвода погибли, но не пропустили фашистские танки. Всем двадцати пяти отважным широнинцам было присвоено звание Героя Советского Союза.
Геройски дрались и чехословацкие солдаты. Наносившие под Тарановкой, Соколово, Мерефой главный удар в направлении Харькова с юго-запада немецко-фашистские войска не сломили героического сопротивления чехословацких воинов. Бой под Соколово стал яркой страницей в боевой истории чехословацкой армии. "Надо сказать, что чехословаки в Соколово дрались так, как можно драться только за свою родину", - писал бывший командир советской дивизии, на участке которой сражались чехословаки.
Узнав, что под Харьковом действует первое чехословацкое подразделение, гитлеровцы попытались сделать все, чтобы уничтожить его. Но это им не удалось. Однако в их руки попало несколько тяжело раненных чехословацких воинов. Фашисты подвергли их страшным пыткам: отрезали уши, носы, выкололи глаза.
- Мы видели наших замученных товарищей, привязанных к столбам и выставленных фашистами для устрашения, - сказал один из чехословацких офицеров, с которыми мы встретились в Ефремовке, - они хотели запугать нас, но мы не испугались, мы только больше теперь ненавидим фашистов.
Мы узнали, что основные силы батальона вместе с командиром Л. Свободой еще на подходе к Ефремовке, и распрощались со своими новыми знакомыми.
Было солнечное мартовское утро. Из домов на улицу высыпали чехословацкие солдаты. Они собирались группами, оживленно переговаривались, а потом запели какую-то чешскую песню. Слов песни мы не поняли, но мелодия была задушевная, сходная с напевом наших украинских песен. Узнали, что это песня об их родине. Пели ее чешские и словацкие воины вдохновенно.
Мы подошли к одной группе, поздоровались. Солдаты дружно ответили: "Наздар!" А в это время от другой группы отделились трое солдат и направились к нам.
Один из них, широко улыбаясь, подошел ко мне совсем близко и спросил:
- Господин надпоручик, а вы нас не познаете?
Я вглядывался в подошедших солдат, пытаясь вспомнить, где я их мог видеть.
- Нет, - признался я, - не узнаю.
Тогда, мешая чешские, словацкие, украинские и русские слова, солдаты наперебой стали объяснять, что знают меня. Это было осенью 1940 года. Их задержали пограничники нашей заставы у села Кривки. И я вспомнил многоликие, пестро одетые группы людей, почти каждый день доставлявшиеся пограничными нарядами на заставу, - уходивших в СССР от фашистской неволи граждан Чехословакии. В одной из таких групп были и те, кто узнал меня сейчас в Ефремовке. Солдаты вспоминали подробности перехода границы и время, проведенное на нашей пограничной заставе.
- Господин надпоручик, а помните, как ваш капрал . кормил нас прямо на улице? Много тогда нас было на вашей заставе. А тот капрал сейчас с вами?
- Нет, - ответил я, - старшина Вершинин погиб в 1942 году под Обоянью.
- Жалко, - сказал один из чехословаков, - добрый был человек.
Потом солдаты рассказали, как из Сколе, где находился штаб нашего отряда, они приехали во Львов, а потом в Казахстан. Работали в совхозе. А когда началась война, попросились в формируемую в Советском Союзе чехословацкую часть. Теперь чехи и словаки с оружием в руках сражаются за свой оставленный дом, за свою родину.
- Где происходило ваше формирование?
- О, далеко отсюда, на Урале, в Бузулуке.
- А под Харьков как попали?
- Хотели на фронт, драться с фашистами, вот нас и послали сюда.
Они тоже рассказали, как сражались с гитлеровцами и как не уступили им.
Чехословацкие воины были счастливы, что наконец били фашистов, с оружием в руках боролись и за свободу своей родины.
Неожиданная эта встреча тронула до глубины души. Словно встретился со старыми знакомыми. Было приятно сознавать, что молодые люди правильно поняли и оценили события в трудную минуту для своей и моей родины. Мы тепло распрощались, пожелали друг другу успехов и снова встретиться уже после войны. Не знаю, кто из этих чехословацких солдат дошел до своего дома. Больше наши пути не пересекались, хотя Чехословакию я увидел, когда попал в эту страну со своим батальоном с наступавшими частями Красной Армии.
Из Ефремовки мы отправились в город Волчанск. В Волчанске наших войск не было. Базировавшийся здесь до последнего момента авиационный истребительный полк сменил аэродром. Оставался лишь батальон аэродромного обслуживания. Но и тот уходил. Зато в другом повезло. В горисполкоме нам помогли получить на одной из баз продукты.
Направились в обратный путь. Но неподалеку от Северского Донца к нам подъехал заместитель командира 3-го танкового Котельниковского корпуса, войску которого выходили в этот район.
- Есть ли в городе наши войска? - спросил генерал. И, услышав ответ, заметил: - Да, хотя река и бурлит, но без войск она не преграда. Скажите, а в селе Белый Колодезь находится застава вашего полка?
- Наверно, наша. На этом направлении несет службу наш батальон.
- Я уже отдал начальнику заставы необходимые распоряжения, - сказал генерал, - вы тоже пока будете у меня под рукой.
В селе Белый Колодезь действительно оказалась застава нашего полка, которой командовал старший лейтенант Василий Анисимов. Так мы попали в непосредственное подчинение к заместителю командира 3-го танкового корпуса. Потом стали прибывать передовые части корпуса, и генерал, сообщив, что наш полк сосредоточивается в Большетроицком, разрешил следовать в часть.
На второй день мы добрались до села Большетроицкого. Полк выходил на охрану тыла 7-й гвардейской армии, штаб которой дислоцировался недалеко от села Зимовеньки в лесу. Штаб нашего первого батальона располагался вместе со штабом полка в Большетроицком. Капитан Татьянин к этому времени получил повышение. Вместо него временно исполнять обязанности командира батальона назначили меня.
К концу марта 1943 года войска Воронежского фронта в упорных боях остановили контрнаступление противника и закрепились на рубеже Краснополье, севернее Белгорода, и далее по левому берегу Северского Донца. На этом участке фронта образовался южный фас так называемого Курского выступа, который сыграл важную роль в последующих боевых действиях. Таким образом, расчеты гитлеровского командования окружить и уничтожить крупную группировку советских войск в Донбассе и в районе юго-западнее Харькова, а затем под Курском были сорваны. Понеся большие потери, противник вынужден был перейти к обороне. После зимних наступательных боев, закончившихся победами Красной Армии, на фронте наступило относительное затишье.
Весна вступала в свои права. Ярко светило солнце. Забурлили, зашумели вешние воды. Вышел из берегов Северский Донец. Под горячими лучами солнца парилась черноземная курская земля. Потеплел воздух. Зазеленели луга и поляны. Покрылся бледной зеленью лес, забелели сады, неугомонно пели птицы.
Постепенно просыхали грунтовые дороги. Армейские саперы и местные жители, в основном подростки и женщины, приводили их в порядок. Ремонтировали мосты, засыпали колдобины, воронки. По дорогам потянулись вереницы повозок, колонны автомашин. К передовой везли боеприпасы, орудия, продовольствие, летнее обмундирование. В тыл - полушубки, валенки, ватные брюки и куртки, стреляные артиллерийские гильзы, тару, трофейную технику.
Все чаще на наших контрольно-пропускных пунктах можно было услышать:
- Гвардии рядовой такой-то, после излечения следую в свою часть.
Или:
- Гвардии сержант... Гвардии лейтенант, с пополнением направляюсь в Н-ск.
На груди у солдат и офицеров сиял знак "Гвардия".
Было приятно наблюдать за огромным потоком людей и техники. Все это свидетельствовало о нашей растущей мощи. К лету 1943 года советская промышленность производила только за один месяц около 3 тысяч самолетов и свыше 2 тысяч танков и самоходно-артиллерийских установок. Резко увеличилось количество новых образцов оружия. Техническая оснащенность войск, изменившиеся условия ведения войны, рост боевого мастерства личного .состава и командных кадров, выполнение все новых задач привели к дальнейшему совершенствованию организации Красной Армии. Был завершен в основном переход стрелковых войск на корпусную систему, что намного улучшало управление. Создавались крупные соединения артиллерии резерва Главного командования, формировались новые танковые части, соединения и армии, обладавшие высокой маневренностью и большой ударной силой.
Многое из того, что происходило вблизи линии фронта на южном фасе Курского выступа, в тылу 7-й гвардейской армии, мы видели собственными глазами. Только вот общение наших бойцов и сержантов с гвардейцами принесло нам, командирам, некоторые огорчения. Прибывавшие в полк из частей Красной Армии и из госпиталей на пополнение солдаты сетовали:
- Вот попал сам не знаю куда. Был вроде артиллеристом, а теперь кто? У себя бы в части я давно на грудь гвардейский знак надел, а тут не дождаться награды, как ни служи.
Были даже просьбы об откомандировании в свои полки и подразделения, хотя по состоянию здоровья бойцы не могли быть в действующей армии. Приходилось нам, командирам и политработникам, вместе с нашим активом прилагать немало усилий, чтобы привить людям любовь к своей части, службе. Мы рассказывали прибывавшим бойцам об истории нашего полка и пограничного отряда, о боевых делах его бойцов и командиров, обо всем увиденном и пережитом. Иногда кто-нибудь из бывших пограничников извлекал из вещмешка видавшую виды зеленую фуражку, надевал ее с гордостью и говорил:
- Ну что ты, друг любезный, приуныл? Знаешь, как мы охраняли границу еще до войны, как встречали врага в темные дождливые ночи? В этой зеленой фуражке мы первыми встретили огневое утро 22 июня 1941 года. Все, что Гитлер и его генералы сосредоточили для нападения на нашу Родину, в первый час войны обрушилось на пограничные заставы. Но разделаться с нами оказалось не так-то просто. Смотри, третий год идет война, а мы все воюем, сражаемся с врагом. Нет, зря ты, брат, сетуешь. Было время, мы без орудий и авиации стояли против танков. Отступали последними. Так что каждый из нас гвардейский значок давно заслужил, только тогда их не давали. Жалуешься на "тыловую" жизнь? А поразмысли. Не распознаешь того, кого послала гитлеровская разведка, - взлетят на воздух склады, воинские эшелоны, точно будет бить по целям вражеская авиация и артиллерия, будут разрушены мосты и переправы. Конечно, воевать в гвардейской части почетно. Но кто-то и здесь должен быть и закрыть дорогу тайному врагу в наш тыл.
Подобные беседы не пропадали напрасно. Настроение бывших фронтовиков постепенно менялось. Они, как говорят, почувствовали вкус службы и добросовестно выполняли возложенные на них задачи. В конце апреля или в начале мая 1943 года мы получили приказ, в котором командование поздравляло бойцов и командиров полка с высокой правительственной наградой. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1943 года наш 92-й пограничный полк за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награждался орденом Красного Знамени. Каждый боец, командир глубоко сознавал, что в этой высокой награде есть частица и его личного подвига. С объявлением приказа и вовсе прекратились ненужные разговоры.
Началась усиленная подготовка к летним боям. Войска Воронежского фронта, занимавшие оборону от Суджи до Волчанска, создавали непреодолимый глубоко эшелонированный рубеж с хорошо развитой системой траншей и ходов сообщения, большим количеством всевозможных противотанковых и противопехотных заграждений. И на участке 7-й гвардейской армии от Белгорода до Шебекина усиленно велись оборонительные работы. В землю зарывались не только передовые части, но и тылы армии. Большую помощь войскам в создании оборонительных рубежей оказывали местные жители. К концу мая были полностью закончены работы в оборонительных районах. Почти прекратилось движение по фронтовым дорогам. Все дороги на ночь минировались, а проходы охранялись саперами и пограничниками. Находясь в боевых порядках второго эшелона армии, наш полк продолжал вести борьбу с разведкой противника, выкорчевывал ее агентуру и диверсионные группы, проводил ряд других мероприятий, связанных с поддержанием необходимого порядка в тылу армии.
В любой обстановке пограничники проявляли смелость, находчивость, вступая подчас в вооруженное столкновение с врагом. Вспоминается случай, происшедший в это время на одном из контрольно-пропускных пунктов батальона. Неподалеку от села Большетроицкого нес службу старшина Анисимов с четырьмя бойцами. Где-то под вечер на дороге среди машин и повозок появился всадник, одетый в военную форму. Заметив шлагбаум и пограничников, он повернул обратно. Это не ускользнуло от внимания старшины Анисимова.
- Стой! - крикнул Анисимов.
Неизвестный вскинул автомат и, дав по пограничникам очередь, попытался уйти, ранив одного бойца. Но ответным огнем был тоже ранен, упал с коня.
Задержанного отправили в госпиталь. Когда он подлечился, то был передан в органы контрразведки и разоблачен как крупный агент врага.
- Почему вы открыли огонь, - спросил его следователь, - а не попытались предъявить документы, положиться на случай?
Гитлеровский шпион безнадежно махнул рукой:
- Я потерял всю группу, выброшенную со мной на парашютах в тыл Красной Армии. Парашютисты наткнулись на пограничников и были задержаны. И я не надеялся, завидев пограничный наряд, удачно выбраться. Попробовал скрыться. Но меня остановили. Ничего не оставалось, как открыть огонь.
Случалось, мы занимались и такими делами, которые не входили в наши прямые обязанности. Как-то по соседству со штабом батальона в Большетроицком расположился армейский госпиталь. Командующий отдал приказ: весь автотранспорт, подвозящий боеприпасы с тыловой станции снабжения на передовую, при возвращении обязательно направлять в госпиталь для эвакуации раненых во фронтовой госпиталь. Поначалу некоторые шоферы, старшие автоколонн старались уклониться от этого. Приходилось на контрольно-пропускном пункте дополнительно выделять бойцов для сопровождения автомашин до госпиталя. В общем забот хватало. Когда требовалась помощь, многие шли за ней к пограничникам.
Между тем противник после поражения под Сталинградом готовился к новому наступлению на центральном направлении. Немецкий генеральный штаб разработал план наступательной операции, получившей название "Цитадель". После длительной и тщательной подготовки гитлеровские войска сосредоточились на исходных рубежах.
Но план немецкого командования был разгадан. В ночь на 5 июля 1943 года, незадолго до начала наступления немецко-фашистских войск, артиллерия наших армий и фронтов провела мощную огневую контрподготовку. В результате гитлеровцы понесли серьезные потери, нарушилось управление войсками. Однако от наступления враг не отказался. Утром этого же дня фашисты начали артиллерийскую и авиационную обработку нашей обороны. Затем атаковали ее. У нас они наступали на участке 69-й стрелковой дивизии севернее Шебекина. Завязались ожесточенные бои. В течение дня участок прорыва несколько раз переходил из рук в руки. Противник нес громадные потери, но стремился во что бы то ни стало прорвать нашу оборону. Так продолжалось несколько дней. Сражение развернулось и на земле и в воздухе. Гитлеровское командование ввело в бой новые танки "тигры" и "пантеры" и самоходные артиллерийские установки "фердинанды", на которые возлагало особые надежды. Воины 7-й гвардейской армии отражали в отдельные дни по двенадцать атак. Появилось много раненых. Они шли по дорогам или ехали на машинах. Нам приходилось смотреть в оба. В один из дней старшина Анисимов остановил подошедшую автомашину с сидевшими в кузове ранеными. Старшина-санитар грубовато бросил:
- Что, не видишь, кого везу? Поднимай шлагбаум!
- Вижу, не торопи, проверим, тогда и поедешь, - спокойно ответил Анисимов. - Сколько у вас человек по списку?
- Со мной восемнадцать, - ответил санитар.
Анисимов встал на колесо, внимательно осмотрел сидящих. У противоположного борта притулился раненый с замотанной кровавыми бинтами головой. Он показался старшине подозрительным.
- Ну-ка, - сказал он бойцу, - сойди с машины.
В адрес Анисимова посыпался град обидных слов. Один не в меру раскипятившийся раненый показал в сторону передовой и бросил:
- Эй ты, тыловая крыса, что придираешься? Вот туда иди, тогда будешь знать, как задерживать.
- Ты меня передовой не пугай, передовую мы видели еще в июне сорок первого, когда кое-кто из вас еще с бабой спал, - спокойно возразил Анисимов, переходя на колесо с другого борта.
Кто-то из сидящих в машине костылем ткнул Анисимова в грудь.
- А-ну не дури, - по-прежнему сдержанно бросил старшина, - а ты, замотанная голова, слезай!
Раненый упирался, остальные шумели.
- Издеваешься над человеком! - опять набросились на пограничника.
Старшина Анисимов скомандовал:
- Ковтун, Гичкин, ко мне! Старший машины тоже. Снять этого!
Приказание выполнили. "Раненный" в голову и ногу стоял на земле и разматывал окровавленные бинты на здоровом теле. В машине ахнули. Анисимов поднял шлагбаум:
- Теперь можете ехать.
- Извини, друг, - попросил прощения у старшины Анисимова не в меру разбушевавшийся раненый.
Другие обменивались впечатлениями об этом инциденте.
- А старшина - молодец, как это он его распознал? - раздалось с отъезжавшей машины.
На допросе задержанный сначала сказал, что он струсил и бежал с поля боя, а чтобы не задержали, забинтовал себя подобранными бинтами, предварительно разрезав палец и измазав бинты и гимнастерку кровью. Но потом перестал вилять и сознался, что он агент абверовской разведки, получивший задание под видом раненого проникнуть в тыловые районы и установить расположение армейских резервов.
Так, оберегая армейские тылы от вражеских лазутчиков в развернувшемся на широком фронте сражении, мы вносили свой скромный вклад в разгром фашистских войск на Курской дуге.
12 июля наступил перелом в битве под Курском. С 16 июля немецко-фашистское командование начало отводить свои войска, стоявшие против 7-й гвардейской и других армий. К 23 июля было восстановлено то положение, которое занимали войска обеих сторон к 4 июля.
Однако фашистскому командованию не удалось стабилизировать фронт, несмотря на то что оно требовало удерживать позиции до последнего человека. Советские войска нанесли мощный контрудар. 5 августа 1943 года они в один день освободили Орел и Белгород. Впервые за время Великой Отечественной войны в Москве был произведен салют. Столица нашей Родины салютовала войскам Западного, Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов, успешно наступавшим на запад. Это были первые двадцать артиллерийских залпов из ста двадцати орудий.
Узнав о салюте, пограничники так прокомментировали это событие:
- Вот как теперь мы зажили. Бывало, каждая пушка была на счету. Одно орудие подчас решало исход боя. А теперь только для салюта выделили сто двадцать стволов. Значит, есть нынче и чем бить фашистов, и чем салютовать в честь победных ударов наших войск.
Наступление на Белгородско-Харьковском направлении продолжалось. 6 августа войска Воронежского фронта ликвидировали Томаровский узел сопротивления противника и из района Красная Яруга двинулись на Ахтырку. Это была та Ахтырка, неподалеку от которой осенью 1941 года пограничники нашей и других застав выходили из вражеского тыла. Теперь мы диктовали врагу свои условия. Войска фронта охватили борисовскую группировку гитлеровцев с запада и востока. После ожесточенных боев эта группировка перестала существовать. 12 августа началась ликвидация харьковской группировки противника. К исходу 22 августа советские войска обошли Харьков. В ночь на 23 августа начался решительный штурм города. Он закончился освобождением крупнейшего промышленного центра на юге нашей страны.
Около полуночи в дом, где мы расположились, вошел сержант Пугачев, а с ним высокий человек в папахе и черной казачьей бурке.
- Полковник Самохин, - представился он, - где тут на ночь можно расположиться?
- Верю, что вы полковник Самохин, - сказал я, поднимаясь, - но прошу вас все-таки предъявить документы.
Вошедший протянул удостоверение личности, которое свидетельствовало, что податель сего начальник особого отдела кавалерийского корпуса.
Я посоветовал полковнику Самохину разместиться в школе, где находился штаб полка. При этом добавил, что там наша полковая машина и в одном из классов отдыхают сержант и шофер.
- Хорошо, - согласился Самохин, - проводите, пожалуйста, нас туда.
Вслед за полковником к школе подъехало еще человек пятнадцать. Все они были одеты в такие же казачьи бурки, как и их начальник. Попросив у полковника разрешения, я вернулся к своим бойцам.
Часа в три ночи меня разбудил сержант Астахов, спавший с водителем машины в школе:
- Вас вызывает полковник Самохин.
В комнате, где находился Самохин, горела на столе свеча. Я доложил полковнику о прибытии.
- Сколько у вас людей? - спросил он.
- Двадцать со мной.
- Вот что, старший лейтенант, через час мы снимаемся. Там, впереди, находится наш эскадрон. С рассветом он немного пошумит и начнет отходить. В Дергачах много танков противника. Как видите, если мы ничего соединением сделать не можем, то вы со своими людьми нам не поможете. Доложите своему командиру полка, что я приказал вам отходить вместе с нашим прикрытием.
Вскоре полковник Самохин и сопровождавшие его всадники ускакали. Мы ожидали рассвета. Внезапно со стороны Дергачей донеслись громовые раскаты. Через секунду на площади с сухим треском стали рваться снаряды, а в саду затрещали автоматные очереди. Галопом через село пронеслись конники. Прибежал шофер, доложил: машина разбита, сержант Астахов убит. Накрыло школу сразу несколькими снарядами, так что хоронить некого. Опять через село проскакали кавалеристы, видимо последние. На скаты высоты выползли немецкие танки с десантом автоматчиков. По ним тотчас от Белгородского шоссе беглым огнем ударили наши пушки.
- Ну что, политрук, - обратился я к Гончарову, - и нам, наверно, пора?
- Да, задерживать здесь больше некого. Жалко Астахова, - с грустью сказал Гончаров.
- Да, Иван, вот она какая жизнь. А ведь с Астаховым я прошел от Карпат до этих мест. Как нелепа смерть!
Мы уже были в поле за селом, когда неожиданно появились вражеские самолеты и обстреляли нас из пулеметов. Вдогонку ударили танки. Они вырвались на шоссе Харьков - Белгород.
Часа три мы шли по лесу. Потом путь преградила глубокая и широкая лощина, вдоль которой на несколько километров растянулось огромное село. Появились наши машины, танки, повозки. Оказалось, что это Казачья Лопань, через которую проходили части Красной Армии. Мы присоединились к ним и добрались до села Мурома. Здесь догнали свой обоз и расположились на ночь.
Ночь прошла спокойно. Отдохнув, тронулись дальше. Где-то возле Волчанска застава переправилась через Северский Донец, а поздно вечером оказалась в Волчанских Хуторах. Заночевали в надежде утром установить связь со штабом полка. Не успели, однако, расположиться, как мне доложили, что в ближайшем селе Ефремовне появились какие-то военные: говорят не по-русски и одеты не так, как наши.
Хотя мы были за рекой, вроде в тылу, но на войне всякое бывает. Поэтому я приказал своему заместителю старшему лейтенанту Джамолдинову разузнать, кто объявился в селе. Вскоре он вернулся и доложил, что в селе чехословаки. О том, что на участке нашего фронта будет сражаться чехословацкий отдельный батальон, мы знали. В сообщении штаба фронта говорилось, что чехословацкие солдаты и офицеры одеты в шинели, брюки и гимнастерки из сукна цвета хаки английского покроя, головной убор - шапка-ушанка с кокардой, на которой изображен лев, оружие советское. Для опознания установлен пароль "свобода" - по имени их командира батальона подполковника Людвика Свободы.
Утром с политруком Гончаровым я решил заглянуть к чехословакам в Ефремовку. Разыскали дом, где находился штаб, или точнее батальонная канцелярия. Здесь были несколько капралов и два офицера. Встретили они нас приветливо. Некоторые хорошо говорили по-русски. Выяснилось, что батальон выходил из боя в районе Соколове - Мерефа; там состоялось боевое крещение первого чехословацкого подразделения на советско-германском фронте.
- Ну и как воевали?
- Добре, горячий был бой. Не пропустили фашистов через Мжу. Чехословаки выполнили приказ советского командования.
Мы узнали, что под Мерефой вместе с чехословацкими воинами дрался и батальон войск НКВД. Чехословаки рассказали о бое советских воинов в селе Тарановке, что лежало на пути к Соколово. Они не знали подробностей, но заметили, что наши воины первыми приняли удар гитлеровцев, чем дали возможность батальону вступить в бой не с ходу, а заранее подготовившись к обороне.
Только спустя некоторое время стали известны подробности боя в Тарановке. В марте 1943 года там был совершен подвиг, подобный подвигу 28 героев-панфиловцев. В Тарановке героически сражался взвод, которым командовал гвардии лейтенант П. Н. Широнин. Почти все воины взвода погибли, но не пропустили фашистские танки. Всем двадцати пяти отважным широнинцам было присвоено звание Героя Советского Союза.
Геройски дрались и чехословацкие солдаты. Наносившие под Тарановкой, Соколово, Мерефой главный удар в направлении Харькова с юго-запада немецко-фашистские войска не сломили героического сопротивления чехословацких воинов. Бой под Соколово стал яркой страницей в боевой истории чехословацкой армии. "Надо сказать, что чехословаки в Соколово дрались так, как можно драться только за свою родину", - писал бывший командир советской дивизии, на участке которой сражались чехословаки.
Узнав, что под Харьковом действует первое чехословацкое подразделение, гитлеровцы попытались сделать все, чтобы уничтожить его. Но это им не удалось. Однако в их руки попало несколько тяжело раненных чехословацких воинов. Фашисты подвергли их страшным пыткам: отрезали уши, носы, выкололи глаза.
- Мы видели наших замученных товарищей, привязанных к столбам и выставленных фашистами для устрашения, - сказал один из чехословацких офицеров, с которыми мы встретились в Ефремовке, - они хотели запугать нас, но мы не испугались, мы только больше теперь ненавидим фашистов.
Мы узнали, что основные силы батальона вместе с командиром Л. Свободой еще на подходе к Ефремовке, и распрощались со своими новыми знакомыми.
Было солнечное мартовское утро. Из домов на улицу высыпали чехословацкие солдаты. Они собирались группами, оживленно переговаривались, а потом запели какую-то чешскую песню. Слов песни мы не поняли, но мелодия была задушевная, сходная с напевом наших украинских песен. Узнали, что это песня об их родине. Пели ее чешские и словацкие воины вдохновенно.
Мы подошли к одной группе, поздоровались. Солдаты дружно ответили: "Наздар!" А в это время от другой группы отделились трое солдат и направились к нам.
Один из них, широко улыбаясь, подошел ко мне совсем близко и спросил:
- Господин надпоручик, а вы нас не познаете?
Я вглядывался в подошедших солдат, пытаясь вспомнить, где я их мог видеть.
- Нет, - признался я, - не узнаю.
Тогда, мешая чешские, словацкие, украинские и русские слова, солдаты наперебой стали объяснять, что знают меня. Это было осенью 1940 года. Их задержали пограничники нашей заставы у села Кривки. И я вспомнил многоликие, пестро одетые группы людей, почти каждый день доставлявшиеся пограничными нарядами на заставу, - уходивших в СССР от фашистской неволи граждан Чехословакии. В одной из таких групп были и те, кто узнал меня сейчас в Ефремовке. Солдаты вспоминали подробности перехода границы и время, проведенное на нашей пограничной заставе.
- Господин надпоручик, а помните, как ваш капрал . кормил нас прямо на улице? Много тогда нас было на вашей заставе. А тот капрал сейчас с вами?
- Нет, - ответил я, - старшина Вершинин погиб в 1942 году под Обоянью.
- Жалко, - сказал один из чехословаков, - добрый был человек.
Потом солдаты рассказали, как из Сколе, где находился штаб нашего отряда, они приехали во Львов, а потом в Казахстан. Работали в совхозе. А когда началась война, попросились в формируемую в Советском Союзе чехословацкую часть. Теперь чехи и словаки с оружием в руках сражаются за свой оставленный дом, за свою родину.
- Где происходило ваше формирование?
- О, далеко отсюда, на Урале, в Бузулуке.
- А под Харьков как попали?
- Хотели на фронт, драться с фашистами, вот нас и послали сюда.
Они тоже рассказали, как сражались с гитлеровцами и как не уступили им.
Чехословацкие воины были счастливы, что наконец били фашистов, с оружием в руках боролись и за свободу своей родины.
Неожиданная эта встреча тронула до глубины души. Словно встретился со старыми знакомыми. Было приятно сознавать, что молодые люди правильно поняли и оценили события в трудную минуту для своей и моей родины. Мы тепло распрощались, пожелали друг другу успехов и снова встретиться уже после войны. Не знаю, кто из этих чехословацких солдат дошел до своего дома. Больше наши пути не пересекались, хотя Чехословакию я увидел, когда попал в эту страну со своим батальоном с наступавшими частями Красной Армии.
Из Ефремовки мы отправились в город Волчанск. В Волчанске наших войск не было. Базировавшийся здесь до последнего момента авиационный истребительный полк сменил аэродром. Оставался лишь батальон аэродромного обслуживания. Но и тот уходил. Зато в другом повезло. В горисполкоме нам помогли получить на одной из баз продукты.
Направились в обратный путь. Но неподалеку от Северского Донца к нам подъехал заместитель командира 3-го танкового Котельниковского корпуса, войску которого выходили в этот район.
- Есть ли в городе наши войска? - спросил генерал. И, услышав ответ, заметил: - Да, хотя река и бурлит, но без войск она не преграда. Скажите, а в селе Белый Колодезь находится застава вашего полка?
- Наверно, наша. На этом направлении несет службу наш батальон.
- Я уже отдал начальнику заставы необходимые распоряжения, - сказал генерал, - вы тоже пока будете у меня под рукой.
В селе Белый Колодезь действительно оказалась застава нашего полка, которой командовал старший лейтенант Василий Анисимов. Так мы попали в непосредственное подчинение к заместителю командира 3-го танкового корпуса. Потом стали прибывать передовые части корпуса, и генерал, сообщив, что наш полк сосредоточивается в Большетроицком, разрешил следовать в часть.
На второй день мы добрались до села Большетроицкого. Полк выходил на охрану тыла 7-й гвардейской армии, штаб которой дислоцировался недалеко от села Зимовеньки в лесу. Штаб нашего первого батальона располагался вместе со штабом полка в Большетроицком. Капитан Татьянин к этому времени получил повышение. Вместо него временно исполнять обязанности командира батальона назначили меня.
К концу марта 1943 года войска Воронежского фронта в упорных боях остановили контрнаступление противника и закрепились на рубеже Краснополье, севернее Белгорода, и далее по левому берегу Северского Донца. На этом участке фронта образовался южный фас так называемого Курского выступа, который сыграл важную роль в последующих боевых действиях. Таким образом, расчеты гитлеровского командования окружить и уничтожить крупную группировку советских войск в Донбассе и в районе юго-западнее Харькова, а затем под Курском были сорваны. Понеся большие потери, противник вынужден был перейти к обороне. После зимних наступательных боев, закончившихся победами Красной Армии, на фронте наступило относительное затишье.
Весна вступала в свои права. Ярко светило солнце. Забурлили, зашумели вешние воды. Вышел из берегов Северский Донец. Под горячими лучами солнца парилась черноземная курская земля. Потеплел воздух. Зазеленели луга и поляны. Покрылся бледной зеленью лес, забелели сады, неугомонно пели птицы.
Постепенно просыхали грунтовые дороги. Армейские саперы и местные жители, в основном подростки и женщины, приводили их в порядок. Ремонтировали мосты, засыпали колдобины, воронки. По дорогам потянулись вереницы повозок, колонны автомашин. К передовой везли боеприпасы, орудия, продовольствие, летнее обмундирование. В тыл - полушубки, валенки, ватные брюки и куртки, стреляные артиллерийские гильзы, тару, трофейную технику.
Все чаще на наших контрольно-пропускных пунктах можно было услышать:
- Гвардии рядовой такой-то, после излечения следую в свою часть.
Или:
- Гвардии сержант... Гвардии лейтенант, с пополнением направляюсь в Н-ск.
На груди у солдат и офицеров сиял знак "Гвардия".
Было приятно наблюдать за огромным потоком людей и техники. Все это свидетельствовало о нашей растущей мощи. К лету 1943 года советская промышленность производила только за один месяц около 3 тысяч самолетов и свыше 2 тысяч танков и самоходно-артиллерийских установок. Резко увеличилось количество новых образцов оружия. Техническая оснащенность войск, изменившиеся условия ведения войны, рост боевого мастерства личного .состава и командных кадров, выполнение все новых задач привели к дальнейшему совершенствованию организации Красной Армии. Был завершен в основном переход стрелковых войск на корпусную систему, что намного улучшало управление. Создавались крупные соединения артиллерии резерва Главного командования, формировались новые танковые части, соединения и армии, обладавшие высокой маневренностью и большой ударной силой.
Многое из того, что происходило вблизи линии фронта на южном фасе Курского выступа, в тылу 7-й гвардейской армии, мы видели собственными глазами. Только вот общение наших бойцов и сержантов с гвардейцами принесло нам, командирам, некоторые огорчения. Прибывавшие в полк из частей Красной Армии и из госпиталей на пополнение солдаты сетовали:
- Вот попал сам не знаю куда. Был вроде артиллеристом, а теперь кто? У себя бы в части я давно на грудь гвардейский знак надел, а тут не дождаться награды, как ни служи.
Были даже просьбы об откомандировании в свои полки и подразделения, хотя по состоянию здоровья бойцы не могли быть в действующей армии. Приходилось нам, командирам и политработникам, вместе с нашим активом прилагать немало усилий, чтобы привить людям любовь к своей части, службе. Мы рассказывали прибывавшим бойцам об истории нашего полка и пограничного отряда, о боевых делах его бойцов и командиров, обо всем увиденном и пережитом. Иногда кто-нибудь из бывших пограничников извлекал из вещмешка видавшую виды зеленую фуражку, надевал ее с гордостью и говорил:
- Ну что ты, друг любезный, приуныл? Знаешь, как мы охраняли границу еще до войны, как встречали врага в темные дождливые ночи? В этой зеленой фуражке мы первыми встретили огневое утро 22 июня 1941 года. Все, что Гитлер и его генералы сосредоточили для нападения на нашу Родину, в первый час войны обрушилось на пограничные заставы. Но разделаться с нами оказалось не так-то просто. Смотри, третий год идет война, а мы все воюем, сражаемся с врагом. Нет, зря ты, брат, сетуешь. Было время, мы без орудий и авиации стояли против танков. Отступали последними. Так что каждый из нас гвардейский значок давно заслужил, только тогда их не давали. Жалуешься на "тыловую" жизнь? А поразмысли. Не распознаешь того, кого послала гитлеровская разведка, - взлетят на воздух склады, воинские эшелоны, точно будет бить по целям вражеская авиация и артиллерия, будут разрушены мосты и переправы. Конечно, воевать в гвардейской части почетно. Но кто-то и здесь должен быть и закрыть дорогу тайному врагу в наш тыл.
Подобные беседы не пропадали напрасно. Настроение бывших фронтовиков постепенно менялось. Они, как говорят, почувствовали вкус службы и добросовестно выполняли возложенные на них задачи. В конце апреля или в начале мая 1943 года мы получили приказ, в котором командование поздравляло бойцов и командиров полка с высокой правительственной наградой. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 апреля 1943 года наш 92-й пограничный полк за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награждался орденом Красного Знамени. Каждый боец, командир глубоко сознавал, что в этой высокой награде есть частица и его личного подвига. С объявлением приказа и вовсе прекратились ненужные разговоры.
Началась усиленная подготовка к летним боям. Войска Воронежского фронта, занимавшие оборону от Суджи до Волчанска, создавали непреодолимый глубоко эшелонированный рубеж с хорошо развитой системой траншей и ходов сообщения, большим количеством всевозможных противотанковых и противопехотных заграждений. И на участке 7-й гвардейской армии от Белгорода до Шебекина усиленно велись оборонительные работы. В землю зарывались не только передовые части, но и тылы армии. Большую помощь войскам в создании оборонительных рубежей оказывали местные жители. К концу мая были полностью закончены работы в оборонительных районах. Почти прекратилось движение по фронтовым дорогам. Все дороги на ночь минировались, а проходы охранялись саперами и пограничниками. Находясь в боевых порядках второго эшелона армии, наш полк продолжал вести борьбу с разведкой противника, выкорчевывал ее агентуру и диверсионные группы, проводил ряд других мероприятий, связанных с поддержанием необходимого порядка в тылу армии.
В любой обстановке пограничники проявляли смелость, находчивость, вступая подчас в вооруженное столкновение с врагом. Вспоминается случай, происшедший в это время на одном из контрольно-пропускных пунктов батальона. Неподалеку от села Большетроицкого нес службу старшина Анисимов с четырьмя бойцами. Где-то под вечер на дороге среди машин и повозок появился всадник, одетый в военную форму. Заметив шлагбаум и пограничников, он повернул обратно. Это не ускользнуло от внимания старшины Анисимова.
- Стой! - крикнул Анисимов.
Неизвестный вскинул автомат и, дав по пограничникам очередь, попытался уйти, ранив одного бойца. Но ответным огнем был тоже ранен, упал с коня.
Задержанного отправили в госпиталь. Когда он подлечился, то был передан в органы контрразведки и разоблачен как крупный агент врага.
- Почему вы открыли огонь, - спросил его следователь, - а не попытались предъявить документы, положиться на случай?
Гитлеровский шпион безнадежно махнул рукой:
- Я потерял всю группу, выброшенную со мной на парашютах в тыл Красной Армии. Парашютисты наткнулись на пограничников и были задержаны. И я не надеялся, завидев пограничный наряд, удачно выбраться. Попробовал скрыться. Но меня остановили. Ничего не оставалось, как открыть огонь.
Случалось, мы занимались и такими делами, которые не входили в наши прямые обязанности. Как-то по соседству со штабом батальона в Большетроицком расположился армейский госпиталь. Командующий отдал приказ: весь автотранспорт, подвозящий боеприпасы с тыловой станции снабжения на передовую, при возвращении обязательно направлять в госпиталь для эвакуации раненых во фронтовой госпиталь. Поначалу некоторые шоферы, старшие автоколонн старались уклониться от этого. Приходилось на контрольно-пропускном пункте дополнительно выделять бойцов для сопровождения автомашин до госпиталя. В общем забот хватало. Когда требовалась помощь, многие шли за ней к пограничникам.
Между тем противник после поражения под Сталинградом готовился к новому наступлению на центральном направлении. Немецкий генеральный штаб разработал план наступательной операции, получившей название "Цитадель". После длительной и тщательной подготовки гитлеровские войска сосредоточились на исходных рубежах.
Но план немецкого командования был разгадан. В ночь на 5 июля 1943 года, незадолго до начала наступления немецко-фашистских войск, артиллерия наших армий и фронтов провела мощную огневую контрподготовку. В результате гитлеровцы понесли серьезные потери, нарушилось управление войсками. Однако от наступления враг не отказался. Утром этого же дня фашисты начали артиллерийскую и авиационную обработку нашей обороны. Затем атаковали ее. У нас они наступали на участке 69-й стрелковой дивизии севернее Шебекина. Завязались ожесточенные бои. В течение дня участок прорыва несколько раз переходил из рук в руки. Противник нес громадные потери, но стремился во что бы то ни стало прорвать нашу оборону. Так продолжалось несколько дней. Сражение развернулось и на земле и в воздухе. Гитлеровское командование ввело в бой новые танки "тигры" и "пантеры" и самоходные артиллерийские установки "фердинанды", на которые возлагало особые надежды. Воины 7-й гвардейской армии отражали в отдельные дни по двенадцать атак. Появилось много раненых. Они шли по дорогам или ехали на машинах. Нам приходилось смотреть в оба. В один из дней старшина Анисимов остановил подошедшую автомашину с сидевшими в кузове ранеными. Старшина-санитар грубовато бросил:
- Что, не видишь, кого везу? Поднимай шлагбаум!
- Вижу, не торопи, проверим, тогда и поедешь, - спокойно ответил Анисимов. - Сколько у вас человек по списку?
- Со мной восемнадцать, - ответил санитар.
Анисимов встал на колесо, внимательно осмотрел сидящих. У противоположного борта притулился раненый с замотанной кровавыми бинтами головой. Он показался старшине подозрительным.
- Ну-ка, - сказал он бойцу, - сойди с машины.
В адрес Анисимова посыпался град обидных слов. Один не в меру раскипятившийся раненый показал в сторону передовой и бросил:
- Эй ты, тыловая крыса, что придираешься? Вот туда иди, тогда будешь знать, как задерживать.
- Ты меня передовой не пугай, передовую мы видели еще в июне сорок первого, когда кое-кто из вас еще с бабой спал, - спокойно возразил Анисимов, переходя на колесо с другого борта.
Кто-то из сидящих в машине костылем ткнул Анисимова в грудь.
- А-ну не дури, - по-прежнему сдержанно бросил старшина, - а ты, замотанная голова, слезай!
Раненый упирался, остальные шумели.
- Издеваешься над человеком! - опять набросились на пограничника.
Старшина Анисимов скомандовал:
- Ковтун, Гичкин, ко мне! Старший машины тоже. Снять этого!
Приказание выполнили. "Раненный" в голову и ногу стоял на земле и разматывал окровавленные бинты на здоровом теле. В машине ахнули. Анисимов поднял шлагбаум:
- Теперь можете ехать.
- Извини, друг, - попросил прощения у старшины Анисимова не в меру разбушевавшийся раненый.
Другие обменивались впечатлениями об этом инциденте.
- А старшина - молодец, как это он его распознал? - раздалось с отъезжавшей машины.
На допросе задержанный сначала сказал, что он струсил и бежал с поля боя, а чтобы не задержали, забинтовал себя подобранными бинтами, предварительно разрезав палец и измазав бинты и гимнастерку кровью. Но потом перестал вилять и сознался, что он агент абверовской разведки, получивший задание под видом раненого проникнуть в тыловые районы и установить расположение армейских резервов.
Так, оберегая армейские тылы от вражеских лазутчиков в развернувшемся на широком фронте сражении, мы вносили свой скромный вклад в разгром фашистских войск на Курской дуге.
12 июля наступил перелом в битве под Курском. С 16 июля немецко-фашистское командование начало отводить свои войска, стоявшие против 7-й гвардейской и других армий. К 23 июля было восстановлено то положение, которое занимали войска обеих сторон к 4 июля.
Однако фашистскому командованию не удалось стабилизировать фронт, несмотря на то что оно требовало удерживать позиции до последнего человека. Советские войска нанесли мощный контрудар. 5 августа 1943 года они в один день освободили Орел и Белгород. Впервые за время Великой Отечественной войны в Москве был произведен салют. Столица нашей Родины салютовала войскам Западного, Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов, успешно наступавшим на запад. Это были первые двадцать артиллерийских залпов из ста двадцати орудий.
Узнав о салюте, пограничники так прокомментировали это событие:
- Вот как теперь мы зажили. Бывало, каждая пушка была на счету. Одно орудие подчас решало исход боя. А теперь только для салюта выделили сто двадцать стволов. Значит, есть нынче и чем бить фашистов, и чем салютовать в честь победных ударов наших войск.
Наступление на Белгородско-Харьковском направлении продолжалось. 6 августа войска Воронежского фронта ликвидировали Томаровский узел сопротивления противника и из района Красная Яруга двинулись на Ахтырку. Это была та Ахтырка, неподалеку от которой осенью 1941 года пограничники нашей и других застав выходили из вражеского тыла. Теперь мы диктовали врагу свои условия. Войска фронта охватили борисовскую группировку гитлеровцев с запада и востока. После ожесточенных боев эта группировка перестала существовать. 12 августа началась ликвидация харьковской группировки противника. К исходу 22 августа советские войска обошли Харьков. В ночь на 23 августа начался решительный штурм города. Он закончился освобождением крупнейшего промышленного центра на юге нашей страны.