Паджев Михаил. Через всю войну

   Я часто думаю о том, как высок был боевой дух пограничников. И не только тех, кто уже прослужил на границе значительный срок и познал нашу тревожную службу, неоднократно вступал в схватки с нарушителями государственной границы, но и молодых пограничников, по сути, еще вчерашних школьников, рабочих, колхозников. Им было немногим более восемнадцати лет, э на границе они прослужили всего несколько месяцев. Однако все были полны решимости вступить в бой с врагом, какими бы силами тот не располагал. Каждый из бойцов сознавал, что за его спиной колхозные поля, заводы, города и села любимой Родины.
   Прошло совсем немного времени, как застава была поднята по боевой тревоге и пограничники узнали о начале войны, а как изменились они. Посуровели лица молодых пограничников Василия Белина, Петра Елисеева, Аркадия Крюкова, Василия Хренова, Геннадия Будько и многих других. Они только что пришли с охраны границы. Но никто из них и словом не обмолвился об усталости. Куда девалась их мальчишеская робость, застенчивость, неуверенность в себе. Главное чувство, которое овладело всеми бойцами заставы, - ответственность за судьбу Родины.
   Уже после войны нашлись документы, свидетельствовавшие о том, как вступали в бой и встречали врага пограничники соседних с нами отрядов. Вот что писал в донесении начальник штаба 93-го погранотряда (наш правофланговый сосед) майор Целиков: "С 22 по 26 июня 1941 года отряд продолжал охранять и оборонять 177-километровый участок границы. Противник на охраняемом участке активных боевых действий не проявлял. В ночь на 27 июня по приказу отряд отошел от границы, так как противник на участке 92-го пограничного отряда глубоко вклинился на нашу территорию. Впоследствии, прикрывая отход 72-й стрелковой дивизии, отряд вел тяжелые бои. Вторая пограничная комендатура при поддержке полковой артиллерии в районе местечка Устрики-Дальние отбила атаку 15 танков противника и обеспечила отход дивизии на следующий оборонительный рубеж к старой границе".
   Обстановка на участке нашего левофлангового соседа - 95-го пограничного отряда: "С 22 по 26 июня на участке отряда спокойно. Наблюдаются полеты отдельных разведывательных самолетов противника. 23 июня начальник поста Ипатов задержал в районе села Горчотки четырех немецких офицеров, сброшенных на парашютах, с самолета.
   2 июля 1941 года все подразделения отряда вошли в оперативное подчинение командования 12-й армии и, взаимодействуя с частями 44-й горнострелковой дивизии, отходят к старой границе".
   К вечеру 26 июня по приказу командира 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. К. Кириллова и наш 94-й погранотряд, так и не войдя в соприкосновение с противником, стал отходить от границы. К исходу 27 июня отряд сосредоточился на рубеже реки Стрый у станции Синевудско-Верхнее.
   Не получили приказа об отходе лишь две заставы, наша, десятая, и соседняя, девятая - застава лейтенанта Титова. Скорее всего, это случилось из-за неисправности линии связи. 24 июня мы в последний раз говорили с другим соседом - начальником одиннадцатой заставы лейтенантом Аникиным.
   - Как дела, дружище? - спросил я Петра.
   - Пока все в порядке, - отозвался Аникин, - тихо. Не знаешь, как у Титова?
   - И у него все в порядке, да там вряд ли пойдут - нет перевала...
   На этом разговор прервался, трубка замолкла. Попробовали вызвать почтовое отделение в селе Маткове, но сигнал по линии не проходил. Утром следующего дня на заставе появились Валентина Ковалева и Клавдия Яковенко. Девушки рассказали, что ночью в Маткове побывала группа вооруженных людей и повредила на почте коммутатор. Учительницы просили оставить их на заставе. Ковалевой и Яковенко выдали санитарные сумки. Толчинский, Скляр и я собрались на совет. После долгих раздумий было решено выслать конную разведку на соседние заставы - к Аникину и Титову. Но тут отозвался Титов.
   - Я включился в вашу сторожевую линию, - сказал Титов. - Не знаешь, почему молчит комендатура? Что слышно от Аникина?
   Я сказал о последнем разговоре с Аникиным, о том, что случилось в Маткове, и мы договорились время от времени звонить друг другу. Вскоре вернулись разведчики из села Климец от Аникина. Они сообщили, что здание заставы покинуто, повсюду видны следы поспешного отхода. Что бы это могло значить? Мы ломали голову, но не могли прийти ни к какому выводу.
   Оказавшись словно на необитаемом острове, мы ничего не знали о дальнейшем ходе войны, о том, как складывалась обстановка на нашем участке границы. Почему не подходят к границе части Красной Армии? Почему не дает знать о себе комендатура?
   Штаб комендатуры упрямо молчал. Мы терялись в догадках, продолжая охранять границу, которую уже стеречь не было никакого смысла: государственный рубеж был оголен на сотни километров.
   Почти обычная жизнь шла у нас, только занятия не проводились да пограничники не собирались вечерами в Ленинской комнате. Зато Скляр, Толчинский, коммунисты Шляхтин, Вьюгов и братья Хретинины все время были среди людей. Они вели с пограничниками беседы, рассказывали о гражданской войне, об эпизодах из боевой жизни пограничных войск, а порой просто читали книгу Н. Островского "Как закалялась сталь". Мы были уверены в бойцах, знали, что, если придется принять бой, они не дрогнут, будут драться с врагом не щадя жизни.
   Наконец, на третий день было решено послать в комендатуру конную группу. Она вернулась 28 июня, с трудом прорвавшись сквозь многочисленные засады банд. Пограничники привезли приказ помощника начальника штаба отряда по боевой подготовке капитана Норова, посланного майором Врублевским на розыск "забытых" застав. Этим приказом нам предлагалось прибыть в местечко Синевудско-Верхнее, где сосредоточился наш отряд. В приказ просто не верилось. Зачем покидать границу, если на нас никто не нападает? И в случае боевых действий тут легче задержать врага. У нас отличный опорный пункт, впереди проволочный забор в три ряда кольев, позади оборонительный район, созданный батальоном Красной Армии. Неужели все это нужно оставить врагу, даже не увидев его?
   Вызвали по телефону лейтенанта Титова и сообщили ему о приказе. Он тоже не мог поначалу взять ничего в толк, но потом все же уяснил, что с границы придется уходить. С Толчинским и Скляром мы договорились, что приказ об отходе объявит старший политрук. Едва Толчинский кончил говорить, как послышались возгласы:
   - А почему отходить?
   - Будем стоять до последнего!
   Пришлось охладить пыл. Волнение мало-помалу улеглось. Пограничники стали расходиться. Старшина Вершинин раздавал консервы и галеты, вскрывал ящики с боеприпасами. Все это бойцы укладывали в вещевые мешки. На повозках устанавливали пулеметы.
   Вечерело. Мы были готовы к маршу, но время выхода, о котором договорились с Титовым, еще не настало. Пограничники молча сидели во дворе заставы. Томительно тянулись последние минуты. Наконец я приказал людям построиться. Вперед выдвинулись кавалеристы со Скляром. За ними выехали повозки с пулеметами. В повозках находились учительницы с санитарными сумками. Поодаль выстроились во главе с сержантом Зайцевым вожатые со своими служебными собаками. Стрелковые отделения стали в колонну одно за другим. Сержант Беляев зажег дымовые шашки. В небо поползли бело-рыжие клубы дыма. Они обволокли стоявший впереди лес и по просеке перебрались на ту сторону границы. Вскоре такое же облако поднялось у села Хусни, где стояла застава Титова.
   Застучали колеса повозок. Колонна тронулась. Прощай, застава!
   Мы оставляли обжитые, ставшие родными места. Каждый сознавал, что теряет не только свой второй дом с простыми солдатскими заботами и радостями, но и нечто большее, связанное с судьбой Родины. Тяжело отходить без боя. Сколько раз нарушался сон бойцов, они поднимались по тревоге для отражения воображаемого нападения противника на заставу, сколько раз занимали оборонительный район, готовые во всеоружии встретить непрошеных гостей! И вот уходят, оставляя врагу родную заставу и участок государственной границы, охраняемый доселе столь тщательно, даже не увидев врага. Пограничники шли понурившись, молчали. Тучи поднимались у горизонта. Темно-синие, с багровыми подпалинами, они ползли тяжело, тревожно, переваливая через горные вершины, словно клубы дыма от невидимого пожарища. Густело небо. Землю обволакивали сумерки.
   Не прошли мы и километра, как из лощин и кустарников потянулись к нам люди. Шли активисты сел - наши друзья и верные помощники. Они шли, чтобы проститься с нами, узнать, как им быть дальше. Вот группа из села Кривка: председатель сельского Совета Чабалько, с ним Мельничий, Полупан, Хлипнич, Бурмило. А вот ивашковцы: Осовский, Ильницкий.
   - Говори, начальник, идти с вами или оставаться?
   - Оставайтесь, друзья, и будьте до конца честными. Вы поверили нам в первые дни становления Советской власти, верьте и теперь: мы вернемся.
   С девятой заставой мы соединились у моста в селе Маткове и после недолгого привала, построившись в сводную колонну, продолжали путь. Со старшим политруком Толчинским я шел во главе колонны. Впереди слышался приглушенный стук копыт. Там двигался конный дозор. В темноте иногда вспыхивали слабые огоньки - это подковы, ударяясь о булыжник, высекали синеватые искры. Неожиданно повеяло сыростью. Послышался шум воды. Мы приближались к реке Стрый.
   К утру наша колонна подошла к селу Сможе. На опушке сосновой рощи сквозь утренний туман виднелось хорошо знакомое двухэтажное деревянное здание штаба комендатуры. На улицах села было безлюдно. Во дворе комендатуры валялась бумага, стопками лежали книги, высились кипы постовой одежды, горы простыней и одеял.
   - Да, дела, - произнес кто-то из пограничников. - Сколько добра зря пропадает.
   Но разговор не поддержали.
   Вскоре мы оказались в широкой лощине, где маячили на дороге три автомашины. Подойдя ближе, увидели на одной из них установленный в кузове спаренный станковый; пулемет для стрельбы по воздушным целям. В кабине сидел начальник штаба комендатуры капитан Гладких. Еще на двух машинах располагались пограничники одиннадцатой заставы вместе с лейтенантом Аникиным. Завидев нас, капитан Гладких выскочил из кабины и приказал развернуться:
   - Вы, Паджев, вправо, а вы, Титов, влево - занимайте оборону!
   Капитану Гладких шел в ту пору сороковой год. Он был несколько грузноват, медлителен, прибыл на границу из внутренних войск НКВД. Пограничная служба для него была делом новым; он мог иногда отдать распоряжение, которое начальникам застав казалось не лучшим. Но, старший есть старший. Так и на этот раз. Мы подчинились приказу, в котором не видели особого смысла.
   Мы развернули с Титовым свои заставы и заняли оборону. Повозки и коней спрятали в кустарнике. Время было полуденное. Солнце жгло немилосердно. После бессонной ночи многие не выдерживали и тут же засыпали Сон одолел и меня. Проснулся, когда жара уже спадала Пограничники вскрывали банки с консервами, курили Капитан Гладких приказал строить людей.
   Вечером вошли в город Сколе. Чистый, утопающий в зелени городок притих. Лесопильный завод не работал. Остановилась электростанция. В здании штаба отряда, обнесенном металлической изгородью, не было заметно признаков жизни. Ветер разносил по двору бумаги. Ударяясь о стены, глухо постукивали ставни.
   До станции Синевудско-Верхнее добрались поздним вечером. Близ железнодорожного туннеля дымил бронепоезд. Подразделения отряда располагались на высоте, поросшей сосняком. Здесь же стояли повозки, табунками паслись кони, повсюду сидели и лежали бойцы. Мы разыскали свою комендатуру. Никто не знал, надолго ли мы тут остановились. Будем отходить или наступать? Какова обстановка на фронте? Где немцы?
   Над лощиной лениво плыл туман. Затих людской гомон. Мрак сплошной пеленой окутал все вокруг. Лишь где-то вдали слышались затяжные вздохи бомбежки.
   Боевое крещение
   Вот уже сколько лет прошло со дня нашего боевого крещения, а память удерживает каждую подробность первого столкновения с противником. Не раз приходилось встречаться с теми, кто участвовал в том бою. И они вспоминали о первой схватке с врагом, словно она была только вчера. Удалось вновь побывать и на том месте, где все тогда произошло. Годы, конечно, сделали свое. Нет больше круглого, как блюдце, водохранилища. Исчезла электростанция. Пропала насыпь железной дороги, проходившей по берегу Оравы. И железнодорожного моста, что стоял у села Коростова, тоже нет. Неизменными остались только горы да поросший кустарником полуостров, где встречаются реки Орава и Опар.
   Наверное, лучше всего начать рассказ о том первом бое со строк документа: "В 1.00 от командира 13 стрелкового корпуса получен новый приказ: силами 2, 3 и 4 пограничных комендатур занять прежний участок границы". Сегодня это может вызвать удивление. Когда немецкие войска были уже у Львова и Минска, мы должны были вновь возвратиться на государственный рубеж. Но так было.
   Около двух часов ночи меня разыскал связной из штаба отряда.
   - Вас и политрука заставы срочно вызывает майор Врублевский.
   В штабной палатке уже находился наш комендант капитан Щербаков. Он стоял у входа, а за складным походным столом на небольшом зеленом ящике для штабных документов сидел Врублевский. Откуда-то сверху падал яркий свет электрического фонаря, отчего тени на лице начальника штаба отряда казались глубокими и резкими. С момента начала войны я впервые видел его. Изменился он мало. Та же черная бородка клинышком. Шрам на щеке под глазом - результат автомобильной аварии. Тот же суровый, проницательный взгляд. Неторопливые, выверенные движения. Серую коверкотовую гимнастерку, ладно облегавшую его широкую, почти квадратную грудь, украшали знак "Почетный чекист" и медаль "XX лет РККА". Мы доложили о прибытии.
   - Очень хорошо, - сказал Врублевский, - как настроение у пограничников?
   Я сказал, что бойцы заставы готовы выполнить любой приказ; единственное, что гнетет их, - это отход от границы без боя.
   - Ну вот и хорошо, - улыбнулся Врублевский и разгладил ладонью лежавшую перед ним карту, - получено сообщение, что части Красной Армии перешли в наступление. Нам приказано занять прежний участок государственной границы. Ваша застава пойдет первой. Двигаетесь через город Сколе и село Тухольку до места дислокации штаба комендатуры. Там ожидаете подхода остальных застав.
   Врублевский немного помедлил, скользнул взглядом по карте и обратился к капитану Щербакову:
   - Выделите в распоряжение лейтенанта Паджева три автомашины. Выступаете через тридцать минут.
   Полученный приказ пограничники заставы восприняли с нескрываемой радостью. Все расценили его как начало решительного наступления Красной Армии. Особенно бойцы гордились тем, что командование отряда доверило выступить первыми личному составу десятой заставы.
   - Ну вот и снова домой, - заметил пограничник Хретинин. - Зря, братцы, роптали. Наш оборонительный район еще сослужит нам добрую службу.
   Не мешкая, мы забрались в автомашины и двинулись! к границе. Рано утром уже были в Сколе. А затем, отъехав от города километров шесть, достигли окраины села Коростова. И тут где-то впереди глухо ударили горные пушки Видимо, они уже были пристрелены по дороге. Несколько разрывов один за другим ковырнули булыжник в сотне метров от головной машины. Мы дали задний ход и, свернув за выступ горы, остановились.
   Внезапный артиллерийский огонь обескуражил нас. До конечного пункта нашего пути села Сможе оставалось еще около двадцати пяти километров, а противник уже вынуждал нас приостановиться. Мы решили не лезть напролом, а получше осмотреться. Неожиданно услышали голоса, слова команд, но из-за шума воды сливающихся здесь рек не сразу поняли, свои это или чужие. Если свои, то почему нам ничего об этом не сказали. Если чужие, значит, мы угодили в ловушку.
   Прислушиваемся и начинаем разбирать:
   - Тре-мя... и-нами... беглый... огонь!
   Фыркают мины. Так бьют наши 82-миллиметровые минометы. Переглядываемся со Скляром и осторожно, кустами, начинаем пробираться туда, откуда доносились голоса. За узкоколейкой, неподалеку от электростанции, пятеро красноармейцев в касках суетятся у миномета. От противника их скрывает высотка, поросшая ельником.
   - Кто такие? - спросил я сержанта. - С кем ведете бой?
   - А вы кто? - вопросом на вопрос ответил он.
   Оказалось, бой против подразделения немецко-венгерских войск вела рота одного из полков 13-го стрелкового корпуса. Сержант направил нас к командиру.
   Лет тридцати старший лейтенант, раскрасневшийся от возбуждения, встретил поначалу настороженно, но, узнав, кто мы и как сюда попали, стал отвечать на вопросы дружелюбно и охотно. Его "командный пункт", если можно так назвать неглубокий свежевырытый окопчик, где он располагался полусидя, находился на скатах небольшой высотки. Объяснив, что нам необходимо выйти к границе, я поинтересовался, что из себя представляет противник, обстрелявший из пушек наши машины, а сейчас, как видно, ведущий огонь по боевым порядкам роты, есть ли у старшего лейтенанта с кем-нибудь связь и как вообще он тут оказался со своими людьми.
   Командир роты выслушал меня и сказал:
   - Вот что, пограничники, связи я ни с кем не имею. В эту катавасию попал случайно. Отходил с зимних квартир из села Славского, где рота несла караульную службу, да заночевал здесь, в Коростове. А с рассветом завязалась перестрелка. Вот уже около двух часов ведем бой, лишился почти всех командиров взводов и отделений, а что представляет собой противник, какими он располагает силами, по правде говоря, до сих пор не знаю. Вокруг лес. Заросли.
   Впереди узкая лощина. Ни черта не видно, откуда и кто стреляет.
   Стало ясно: противник, силы которого неизвестны, опередил нас. Мы предложили командиру роты, потерявшему управление из-за гибели почти всех командиров, прекратить бой и перейти в резерв. Застава тем временем выйдет на рубеж атаки. Пусть атаку поддержит минометный расчет. Вскоре пограничники сменили в окопах красноармейцев. С нашей стороны огонь прекратился. Стали наблюдать за противником, его огневыми точками.
   Впереди текла быстрая, но мелководная река Орава. Вдоль берегов ее высились горы, покрытые могучим хвойным лесом. Цепляясь за камни у самого берега, деревья как бы взбирались по склонам к вершинам, образуя глубокую узкую лощину. На правой стороне реки, пересекая ее в нескольких местах, проходила насыпь шоссейной дороги. Виднелись мосты, до ближайшего из которых было метров семьсот - восемьсот. Слева по лощине километрах в трех проглядывали редкие крыши домов какого-то селения. Оттуда и били артиллерия и минометы. Судя по звуку выстрелов, огонь вели три горные пушки и два миномета среднего калибра. Чуть ближе слышался стук тяжелого пулемета. Пулеметная трескотня раздавалась и от шоссе, но огневые точки там пока обнаружить не удалось. Беспорядочно бухали винтовки. Эхо так разносило по горам звуки выстрелов, что казалось, будто стрельба идет со всех направлений. Установили, что перед нами не менее пехотной роты противника, усиленной огневыми средствами.
   Показалось солнце. Пробившись сквозь туман, висевший над бурлящим потоком, его лучи скользнули по вершинам елей, окрасив все вокруг в теплые розовые тона. Мы изготовились к атаке, намереваясь под прикрытием тумана незаметно сблизиться с противником. По моей команде пограничники, как один, поднялись в рост и дружно с криками "ура!" ринулись вперед. Это было ошибкой. Надо было атаковать молча, до поры до времени не выдавая себя. Но так действовать нас учили в мирное время. Стремительный бросок заставы почти сразу был остановлен сильным ружейно-пулеметным огнем. Бойцы залегли. Правее меня за бугром торопливо устанавливали, ручной пулемет пограничники Фирсов и Макаров. Левее, в кустарнике, рассредоточивалось отделение сержанта Худякова.
   Заработали станковые пулеметы. Командиры пулеметных отделений сержанты Беляев и Смолянец сосредоточили огонь по мосту и шоссейной дороге, откуда слышалась наиболее частая стрельба. Постепенно наш огонь становился все организованнее. На пулеметные очереди и винтовочные выстрелы противника пограничники отвечали дружными залпами.
   Поблизости кто-то торопливо бил трассирующими. Оказалось, это снайпер Сергеев пулю за пулей посылал в сторону моста. Он указывал цель. Я тоже положил на ладонь самозарядную винтовку, сделал несколько выстрелов и только тут увидел, как прямо от воды натягивается и обрывается огненная нить. Так вот откуда палит по нас вражеский пулеметчик. Он лежит прямо в воде и снизу вверх обстреливает нашу цепь. Приказываю сосредоточить огонь по опоре, от которой замечена трасса. Вскоре пулемет замолк.
   Противник не выдерживает нашего интенсивного и меткого огня и отходит к селению. Подаю сигнал. Пограничники во главе со Скляром устремляются вперед. За ними поднимаются остальные. Нас хорошо поддерживают минометчики. И вдруг, перекрывая шум боя, раздается протяжный, полный мольбы крик:
   - Бра-а-ты, не стреляйте! Бра-аты-ы-ы...
   Лежа на перекате реки, к нам простирал руки раненый пулеметчик. Всего минуту назад этот солдат прижимал нас к земле, и только волею случая никто не был убит человеком, лишь сейчас, перед угрозой смерти, вспомнившим слово "брат".
   Мы замешкались, чем незамедлительно воспользовался противник. "Жвик-жвик-жвик!" - проносится близкая пулеметная очередь. Посвист пуль выводит нас из минутного оцепенения и бездействия. Чувства чувствами, а надо думать, как выбить врага и дать возможность подразделениям отряда выйти к границе.
   Укрываясь в лесу, за кучами щебня на дороге, в придорожных кюветах, противник стремится остановить нас. Кажется, простреливается каждый метр. Особенно сильный огонь справа, от бетонной водоотводной трубы, проложенной под шоссе. Оттуда кинжальным огнем во фланг бьет вражеский пулемет. Мы едва отбегаем в сторону, как длинная очередь врезается в камень и пули, отрикошетив, с визгом летят вверх.
   Сквозь кусты вижу, как ко мне пробирается политрук Скляр.
   - Разрешите фугануть в трубу пару гранат? - кричит он.
   Не успеваю сообразить, как Максим намерен это сделать, а он уже исчез. Слышен только его голос:
   - Лючев! Вьюгов! Ефимов!
   Вслед за политруком пограничники ползут к шоссейной дороге.
   - Стой! Стой! - кричу я, поняв, что Скляр решил возглавить группу. Но он уже не слышит меня.
   Бойцы ловко подползли к дороге и, перевалившись через небольшой бугорок, скрылись в кювете. Минометчики тоже перенесли огонь на дорогу. С сухим треском там рвутся мины. От разрывов в воздухе висит сумеречный туман. Кто-то вскакивает, перебегает ближе к шоссе. Не пойму, то ли Скляр, то ли кто-то из бойцов. Рядом с трубой взметнулась земля. Потом еще взрыв ручной гранаты. Горловину трубы заволакивает дымом. Пулемет замолкает.
   По лощине в одиночку и группами удирают вражеские солдаты. Мелькает в кустах знакомая фигура Максима. Он возбужден, его лицо мокро от пота, из-под фуражки на лоб спадает прядь волос. Пограничников все больше и больше охватывал азарт боя.
   На подступах к селу противник вновь остановил нас. На этот раз он засел в подвалах домов, закрепился на склонах прилегающих к селу высот. Принимаю решение частью сил обойти населенный пункт. Передаю командование заставой Скляру, а сам с группой бойцов углубляюсь в лес. Но что это? Там, где дорога, зажатая рекой, идет по крутому обрыву, движется целая вражеская колонна человек триста, впереди артиллерия. В упряжках четверки белых откормленных лошадей. Что делать? Нас в десять раз меньше. Приказываю установить станковый пулемет. Была не была. Рядом ложатся ручные пулеметчики, изготовились и стрелки.
   - С рассеиванием по фронту, прицел три - огонь!
   Захлебываясь, дробно стучит наш "максим". К его стуку добавляется треск легких пулеметов и винтовок. В колонне противника замешательство. Кто-то из бойцов кричит: "Бей гадов! Ни черта они нам не сделают!" Станкопулеметчики пропускают всю ленту. С визгом вскакивают на дыбы кони, мечутся люди. Услышав нашу стрельбу, минометчики тоже ударили по колонне. Внезапность налета и меткий огонь сделали свое дело. Бросив на дороге две пушки и убитых, противник в смятении бежал.
   Осталось выбить тех, кто засел в домах. Поднимаемся в атаку. Нас поддерживают пограничники во главе с политруком Скляром. Вскоре первые уже достигли утопающих в зелени хат. Слышатся отдельные выстрелы. Потом все затихает. Пограничники ведут пленных. Наперебой докладывают, кто взял офицера, кто капрала, кто солдат. Появляется Скляр. Его серый прорезиненный плащ забрызган грязью. На лице копоть, ссадины. Мы смотрим друг на друга, еще не веря, что выиграли бой, и устало валимся на землю. Шутка сказать, с момента, как по нас ударили вражеские пушки, прошло ни много ни мало семь часов.
   Подошел командир роты. Стали решать, что делать дальше. Продвигаться или ждать подхода остальных застав? Выяснилось: среди пограничников заставы нет даже раненых, зато боезапас на исходе. Посоветовавшись, решили обо всем донести в штаб отряда, а самим занять здесь оборону. Донесение вручили Андрею Ермакову, старшему из шоферов, и отправили машины в тыл.