Страница:
-- От вас ничего не скроешь, милое дитя. Но надеюсь, вы не откажете мне
в праве поднять тост за вашу очаровательную королеву!
Она пожала плечами, словно хотела сказать: "По мне, так не стоит
разводить все эти церемонии". Это была пухлая блондинка с мордочкой
пекинеса, которая с появлением на экранах Одри Хепберн сделалась эталоном
женской красоты. Уверенный взгляд, выразительный рот... Если эта девушка
сидит в "Фазане", значит, есть в этом для нее какой-то интерес, иначе при
такой внешности странно было бы гнить в этой дыре. А если есть у нее свой
интерес, значит, она должна знать целую кучу интересных вещей.
-- Вы давно здесь работаете?
-- Уж больно много вы хотите знать! -- отвечала она, но в ее голосе уже
не было прежней враждебности.
С умными людьми лучше всего играть в открытую.
-- Да, -- заявил я, -- я хочу знать довольно много. И если бы вы мне
помогли...
Я опять допустил оплошность. Лицо у девушки закрылось, как дневной
цветок с наступлением темноты.
-- Полиция? -- спросила она, злобно скривив рот.
Но по моему лицу тут же поняла, что ошиблась.
-- Тогда к чему столько вопросов? -- продолжала она, держась все так же
настороженно. -- Кому-кому, а мне, запомните раз и навсегда, на все это
ровным счетом наплевать. Я знать ничего не знаю, и терять мне нечего. Но
хозяин терпеть не может всяких там расспросов. Предупреждаю, он выставит вас
в два счета.
Ничего себе, хорошенькое начало! Самым благоразумным в этой ситуации
было бы, конечно, расплатиться и уйти. Но я поклялся самому себе не
возвращаться в Лондон с пустыми руками. Слова барменши меня только
раззадорили. Если хозяин не любит расспросов, значит, ему есть что
скрывать...
-- Тогда воспользуемся тем, что хозяина сейчас нет, -- сказал я нагло.
-- И прежде всего ответьте еще на один вопрос: как вас зовут? Как-то
приятней беседовать, когда знаешь друг друга по имени...
Эти слова я сопроводил самой обольстительной улыбкой, и, мне кажется,
это подействовало.
-- Меня зовут Молли, -- мягко сказала она. -- А вас?
Я почему-то соврал.
-- Пол, -- объявил я. -- Налейте себе еще стаканчик, Молли!
Обычно британские барменши не спрашивают у мужчины, как его имя, и
редко называют свое; я поступил по чисто американской привычке, но она?..
Эта девушка явно была очень умна и привыкла иметь дело с самой различной
публикой... Теперь, когда я немного ее приручил, следовало быстро идти
дальше.
-- Вы не ответили на мой вопрос. Вы здесь давно?
-- Несколько лет:
Она не хотела давать мне никаких козырей.
-- Работы много?
-- День на день не приходится. Бар работает главным образом вечерами.
Кухня в будни обычно закрыта.
-- Кухня? Значит, у вас и поесть можно?
-- Да. Когда-то здешняя кухня очень славилась. В восемнадцатом веке
здесь собирались охотники, потому и название такое -- "Фазан". В то время на
месте Кью и Ричмонда были сплошные леса, и до Лондона далеко было. По
традиции сюда еще долго любители приезжали, чтобы дичи поесть. А потом пошли
ограничения, карточки, о дичи пришлось забыть, а кому охота тащиться в такую
даль ради баранины по-ирландски...
Кэтрин, однако, рассказывала про обеды с шампанским. Правда, это было в
сорок пятом году, еще до облавы. Работала ли уже тогда Молли в "Фазане"? Я
побоялся задавать этот вопрос в лоб и предпочел подойти к нему издалека. Я
решился на маленькую ложь.
-- Я здесь однажды уже был, но что-то не помню, чтобы тогда здесь можно
было поесть. Правда, время было такое, сорок пятый год...
Молли немедленно разоблачила мою ложь, но я все же получил нужный мне
ответ.
-- Я здесь тогда еще не работала, но готова об заклад побиться, что вы
здесь никогда прежде не бывали, -- сказала она насмешливо.
-- Почему вы так решили?
-- Если вы хоть чуточку разбираетесь в выражении человеческих лиц, вы
сразу, только взглянув на клиента, поймете, знает он заведение или пришел в
первый раз. Я видела, как вы вошли. Ясно как божий день, что вы здесь
впервые.
-- Молли, вы просто замечательная девушка! -- сказал я и от души
рассмеялся. -- Ваша взяла. Я действительно здесь впервые. Но я ищу одного
человека, который когда-то очень часто сюда наведывался... Как раз в сорок
пятом году...
-- Кто же это? Может, я смогу вам помочь?
Я пошел ва-банк.
-- Некто Рихтер.
Молли поставила свой стакан на прилавок и посмотрела на меня с
неприязнью.
-- И вы тоже? -- спросила она.
Я так и подпрыгнул на бочке.
-- Вы хотите сказать, что еще кто-то...
Она насмешливо фыркнула.
-- Еще кто-то! Примерно по одному человеку в неделю... Ладно, мне не
хотелось бы вести себя с вами как последняя сволочь. Парень вы как будто
неплохой и угостили меня... Так что мой вам совет: проваливайте отсюда, пока
хозяин не вернулся. Держать язык за зубами вы, как я понимаю, не умеете, и
выйдет большой скандал.
-- Но почему?
-- Потому что хозяин приходит в бешенство, когда ему про Рихтера
говорят. Я толком не знаю, что там между ними произошло, меня здесь тогда
еще не было, а если у меня и есть на этот счет кое-какие соображения, то вас
они не касаются. Я вам так скажу: если этот ваш Рихтер еще жив и если вы
когда-нибудь увидите его, скажите, чтобы он лучше сюда не совался, потому
что его вышвырнут вон, как крысу.
-- А вы не посоветуете, где можно найти Рихтера? -- настаивал я.
-- Понятия не имею. Во всяком случае, не здесь.
Она опять фыркнула.
-- Вы прямо как та женщина, которая на днях...
Она вдруг замолкла, и выражение лица у нее совершенно переменилось.
Стакан, из которого она пила джин, исчез с прилавка, словно по волшебству;
вид у нее теперь опять был неприступный и хмурый.
-- Двенадцать шиллингов, -- проговорила она бесстрастно.
Я обернулся. В зал вошел толстый мужчина и с ним огромный доберман.
Застыв посреди зала, человек и собака вперили в меня угрожающий взгляд.
Я чуть не совершил глупость. Меня так и подмывало подойти к хозяину и
развязно заговорить о "его друге Рихтере"... Словом, затеять скандал. Как
знать? Меня наверняка вышвырнули бы на улицу, но я бы успел, пожалуй, еще
кое-что разведать...
Однако судьба рассудила по-иному. Дверь отворилась, в бар ворвалась
ватага молодых людей. Заговорить с хозяином уже не было возможности. Я опять
повернулся к стойке и потребовал виски.
Это была пустая трата времени. Я просидел в "Фазане" еще с полчаса, но
ничего нового не узнал. Зал постепенно заполнялся. Публика была смешанная,
наполовину местная, наполовину пришлая; это были еще не настоящие
завсегдатаи (для них, наверно, час был слишком ранний), а та промежуточная
клиентура, рассчитывать на которую и с которой считаться вынужден всякий
бар. Хозяин с собакой скрылись в дверях, расположенных позади стойки. Молли
принялась обслуживать новых клиентов, и я уже не мог с ней заговорить.
Впрочем, было совершенно ясно, что она не желает больше со мной
разговаривать и не добавит к сказанному ни единого слова. Стиснув зубы, я
твердил про себя, что буду сидеть здесь хоть до утра, но непременно обнаружу
пусть самую крохотную зацепку; но скоро я почувствовал, что оставаться
дольше в этой обстановке и среди этих людей выше моих сил. Около восьми
часов я ушел из "Фазана", пообещав себе вернуться сюда или по крайней мере
потолковать на сей счет с сэром Мэрфи. Я не выполнил ни того, ни другого.
Если эпизод с "Фазаном" и остался без продолжения, то вышло так лишь
потому, что события последующих дней резко увели меня в совершенно другую
сторону. Наутро меня разбудил телефон, звонил Джон Мэрфи.
-- Мистер Тейлор, -- сказал он своим невозмутимым, тихим голосом. -- У
меня для вас новости. Мы передали приметы и фотографию вашей жены по
телевидению и через газеты...
-- Да, я знаю.
-- Так вот, это дало свои результаты. Откликнулись многие. Нам и по
телефону звонили, и в отдел ко мне приходили. И все как один уверяют, что
видели миссис Тейлор. Большинство этих показаний не выдержало проверки. Они
исходят или от людей со слишком богатым воображением, или от тех, кто
мечтает любой ценой попасть в газеты, или же от славных кумушек, которым
вечно чудится, что они видели в метро принцессу Маргариту. Сами понимаете,
мы к этому привыкли и относимся к заявлениям такого рода с сугубой
осторожностью. Но двое свидетелей оказались вполне надежными.
У меня перехватило дыхание. Двое надежных свидетелей! Мэрфи не тот
человек, который станет говорить зря.
-- Один из них водитель автобуса, курсирующего на линии Хитроу --
станция Ватерлоо. Честно говоря, сам бы он к нам не пришел, но я послал
одного из своих людей с фотографией миссис Тейлор в аэропорт. Он расспросил
всех служащих, работавших в тот день, когда ваша жена прибыла в Англию.
Контролер на выходе не смог ничего припомнить, а вот шофер автобуса
рассказал немало любопытного. Я попросил его прийти ко мне сегодня в десять
утра. Не хотели бы вы при сем присутствовать?
Не хотел ли я! В кромешном мраке, окружавшем меня все эти две недели,
впервые забрезжил слабый свет.
-- Второй свидетель, -- продолжал Мэрфи, -- явился к нам по
собственному почину. Он увидел фотографию миссис Тейлор в "Дейли миррор" и
позвонил к нам вчера вечером. Я пригласил его на четверть одиннадцатого, так
что вы сможете встретиться с обоими и выслушать их показания. Это шофер
такси, который, насколько я понял, посадил миссис Тейлор в лондонском
аэропорту и отвез ее в город. Итак, жду вас к десяти. Всего доброго, мистер
Тейлор.
Я вскочил с постели и стал одеваться в состоянии крайнего возбуждения.
Будь я хоть чуточку поспокойней, я бы, конечно, сообразил, что свидетельства
шоферов, видевших Патрицию две недели назад, вряд ли помогут нам немедленно
ее отыскать; но я, наверно, потерял всякую способность рассуждать трезво, и
нервы у меня здорово сдали.
В Скотланд-Ярд я примчался за полчаса до срока. В здание меня впустили,
но провели в маленькую приемную, где попросили подождать; нервы мои совсем
расшалились.
Минут через двадцать за мной зашел коренастый молодой человек с
симпатичным, открытым лицом.
-- Сержант Бейли, -- представился он. -- Здравствуйте, мистер Тейлор,
как поживаете? Мне поручен розыск миссис Тейлор. Думаю, нам теперь предстоит
видеться друг с другом довольно часто.
Я ответил, что чрезвычайно рад знакомству, но надеюсь при этом, что
наши чисто "профессиональные" контакты вряд ли продлятся особенно долго, так
как благодаря показаниям свидетелей, обнаруженных сэром Джоном, мы разыщем
Пат очень быстро.
-- Не следует слишком обольщаться, сэр, -- отвечал Бейли с самой
сердечной улыбкой. -- Розыск будет долгим и трудным, можете мне поверить.
Мне страшно захотелось дать как следует кулаком по этой радостной
физиономии, но я взял себя в руки; на мое счастье, зазвонил телефон. Бейли
не торопясь взял трубку.
-- Сэр Джон ждет нас, -- объявил он. -- Будьте любезны, следуйте за
мной...
Мэрфи сидел у себя в кабинете с тем же невозмутимым видом, что и в
первую нашу встречу. Напротив него я увидел мужчину с седеющей головой. При
нашем появлении он встал.
-- Мистер Тейлор, -- сказал начальник отдела, -- позвольте вам
представить мистера Эллиса, который работает в системе воздушного флота и
является водителем автобуса. Я попросил его оказать нам любезность и
повторить в вашем присутствии все то, что он нам уже рассказал. Садитесь,
пожалуйста.
С тревогой и надеждой вглядывался я в лицо человека, которому
посчастливилось видеть Пат и, может быть, разговаривать с ней... Но мистер
Эллис был так тускл и бесстрастен, что с тем же успехом я мог бы
вглядываться в аэровокзал.
-- Итак, -- продолжал Мэрфи, -- вы работали в пятницу шестнадцатого
сентября во второй половине дня?
-- Да, -- отвечал тот, -- водители автобусов делятся у нас на три
бригады. Смена длится восемь часов. Моя бригада работала на линии аэропорт
-- Ватерлоо в пятницу шестнадцатого, с четырех часов дня до двенадцати ночи.
Пассажиров, прибывших нью-йоркским самолетом, вез в город я. Обычно я не
смотрю на пассажиров: надо следить за дорогой, а начни я их разглядывать,
внимание быстро рассеется. Но ту леди, которую вы ищете, я запомнил, потому
что какие-то вещи показались мне необычными. Начать с того, что из здания
аэропорта она вышла самой первой: должно быть, раньше других пассажиров
прошла и полицейский пост и таможенный контроль. Она спросила меня, идет ли
этот автобус до Ватерлоо, и я ей сказал, что да. Тогда она поднялась в
автобус и села в салоне. Надеюсь, вы не сочтете это обидным, я еще подумал
про себя: "До чего красивая женщина".
-- Как она была одета? -- спросил я.
-- На ней был серый костюм, но не просто серый, а какого-то вроде бы
стального оттенка. И еще я заметил, а может, это мне только так кажется, что
на отвороте жакета у нее было какое-то украшение, вроде драгоценность,
зеленый такой камень или что-то в этом роде.
-- Это соответствует тому, что вы нам говорили, -- отметил Мэрфи.
Да, никаких сомнений тут не было. Костюм у Пат в самом деле особого
цвета, а брошь с изумрудом я сам купил ей у Тиффани два года назад.
-- Продолжайте, мистер Эллис, -- сказал Мэрфи.
-- О чем это я говорил?.. Да, значит, в это время стали подходить
пассажиры, и я больше на эту даму не смотрел. Я уже собирался сесть за
баранку, когда к автобусу подошел какой-то человек и хотел подняться в
салон; я спросил, прибыл ли он тоже из Нью-Йорка и заплатил ли за проезд до
города. Тогда он заявил, что ехать не собирается, ему только нужно
поговорить с одной дамой, которая сидит в автобусе. Я сказал ему, что это
против правил и я не могу разрешить ему войти в автобус. Тогда он попросил
меня передать пассажирке, чтобы она вышла к нему. Он сказал, что это миссис
Тейлор или миссис Гардинг, я сейчас уже не помню, какую из этих двух фамилий
он назвал. Но тут леди, которую вы разыскиваете -- думаю, это была именно
она, -- быстро поднялась со своего места и вышла из автобуса, чтобы
поговорить с этим джентльменом. Она страшно побледнела и казалась необычайно
взволнованной.
-- Вы слышали, о чем они говорили? -- спросил Мэрфи все так же
бесстрастно.
-- Нет, -- откровенно признался Эллис, -- я даже и не пытался услышать.
Впрочем, они отошли подальше от машины, а мне надо было еще получить деньги
за проезд с пассажиров, которые все подходили. К тому же говорили они очень
тихо, но мне запомнилось, что дама качала головой и повторяла: "Нет, нет!" А
может быть, я это уже после сочинил, память у меня не слишком хорошая...
Потом дама опять подошла ко мне и сказала, что она вроде бы раздумала ехать
и просит меня передать ей ручную кладь, которая осталась в автобусе. Я взял
на том месте, где она сидела, сумку и саквояж и передал ей. Помню, я еще
обратил внимание на то, из какой отличной кожи сделаны обе вещи. Я сказал
вашей даме, что могу вернуть ей деньги, которые она уплатила за проезд, но
она об этом и слушать не захотела. Она пошла на стоянку такси, а человек,
который с ней говорил, ушел в другую сторону.
-- В другую сторону? -- переспросил Мэрфи с прежней невозмутимостью. -
- Вы уверены, что он не пошел с нею вместе?
-- Совершенно уверен, сэр, -- ответил мистер Эллис. -- Это мне
запомнилось по одной причине: тот человек сильно хромал, и неровный звук его
шагов, когда он ковылял по тротуару вдоль здания аэропорта, я слышал еще
долго после того, как дама ушла.
Эллис замолк. Я мучительно пытался осмыслить услышанное. Человек,
который хромал?.. Какие отношения могли связывать его с Пат? Все это
представлялось мне полнейшей нелепостью... И вдруг меня осенило. Разве Мэрфи
и Кэтрин Вильсон не говорили мне, что Рихтер?..
-- Как выглядел этот человек? -- спросил я почти беззвучно.
-- Трудно сказать. -- Эллис почесал в затылке. -- На нем был плащ с
поднятым воротником; правда, день был пасмурный и все время накрапывало, но
у меня создалось впечатление, что он нарочно прячет лицо... На голове была
шляпа... знаете, такая клеенчатая... И большие темные очки... Словом, я
толком ничего не разглядел, кроме того, что он сильно хромал. Но уж это я
могу утверждать совершенно точно.
-- Палка у него была?
-- Боюсь сказать. Как будто нет.
-- А лицо вы совсем не разглядели? Форму рта? Цвет волос?
-- Да я особенно и не приглядывался. Кажется, он был уже в возрасте, во
всяком случае, волосы, которые выбивались у него из-под шляпы, были
седоватые или совсем седые; иначе, наверно, я не подумал бы, что он пожилой.
-- Высокий, низенький?
-- Ни то, ни другое. Хромой -- это точно. Больше ничего не могу вам
сказать.
Я посмотрел на Мэрфи и впервые заметил на его лице улыбку.
-- Я думаю, мистер Эллис сообщил нам все, что знает, не так ли? --
спросил он мягко.
-- Абсолютно все, -- подтвердил Эллис. -- Мое дело -- возить людей, а
не интервью у них брать. Я всегда, если нужно, готов оказать услугу, но
нельзя с меня требовать больше, чем я могу.
-- Разумеется, разумеется. Впрочем, у меня есть ваш адрес, мистер
Эллис, и в случае надобности я смогу вас найти. Благодарю вас, вы свободны.
Мистер Тейлор, у вас нет больше вопросов к мистеру Эллису?
Я отрицательно покачал головой, и Эллис, вежливо попрощавшись с Мэрфи,
сержантом Бейли и со мной, вышел из кабинета.
-- Сэр Джон, -- вскричал я, как только за шофером закрылась дверь, --
неужели вы думаете, что этот хромой?..
-- Не надо волноваться, мистер Тейлор, -- прервал меня Мэрфи. -- Второй
свидетель представляется мне гораздо более интересным, чем первый. Он
дожидается в соседней комнате. Бейли, приведите его.
Субъект, которого привел Бейли, принадлежал к совершенно иному
человеческому типу, чем Эллис. Это был мужчина очень высокого роста,
довольно красивый и экспансивный; всем своим поведением он давал понять,
что, до того, как сделаться таксистом, он знавал и лучшие времена; речь его
отличалась изысканностью, но была при этом не слишком правильной; свой
рассказ он то и дело пересыпал не относящимися к делу замечаниями.
Он заявил, что его зовут Чарли Фаррел, ему тридцать пять лет и он
работает шофером такси в одной частной фирме. Да, он признает, что в пятницу
шестнадцатого сентября в шесть часов вечера он находился на стоянке возле
аэродрома Хитроу, где посадил пассажирку, которая в точности соответствует
приметам Патриции Тейлор и которую он потом узнал на фотографии в "Дейли
миррор".
Эта дама, одетая в серый костюм, с саквояжем и сумкой в руках, казалась
очень взволнованной и села в машину Фаррела с такой поспешностью, словно за
ней кто-то гнался. Но никто за ней следом не шел, никто не подстерегал, и
вообще поблизости никого не было, ни хромых, ни слепых, -- на этот счет
Фаррел был абсолютно категоричен. Он человек очень наблюдательный и отлично
понимает, что таксист всегда должен смотреть в оба. Так что он может
поклясться, что его пассажирка была совершенно одна.
После недолгого колебания она назвала ему адрес гостиницы, про которую
он, Фаррел, никогда до того дня даже не слышал: гостиница "Кипр",
Джамайка-стрит, в Степни. Этот адрес его здорово удивил, потому как он
считает себя неплохим психологом и никогда бы не предположил, что такая
дама, как его пассажирка, поедет в подобное место. Но в конце концов его
ремесло -- выполнять приказания, а не обсуждать их. Так что он включил
передачу и поехал в Степни.
Не показалось ли ему необычным, что пассажирка берет в аэропорту такси,
вместо того чтобы ехать в Лондон автобусом? Нет, нисколько не показалось,
такое бывает на каждом шагу, особенно когда клиенту нужно попасть в район,
достаточно удаленный от станции Ватерлоо, а в данном случае именно так и
было.
-- Когда на улицах заторы, маршрут "Ватерлоо -- Ист-Энд" оказывается
дороже и продолжительнее, чем маршрут "аэропорт -- Ист-Энд", -- объяснил
Фаррел.
Все же они добирались туда добрый час. Ему еще пришлось основательно
покрутиться между Уайтчепелом и Степни, пока он отыскал нужную улицу.
Местечко оказалось -- хуже не придумаешь, и гостиница какая-то сомнительная.
Просто не верится, чтобы столь достойная дама отважилась остановиться в
таком месте.
Пока они ехали, пассажирка все время очень нервничала, Фаррел даже
спросил у нее, не слишком ли быстро он едет, но она сказала, что нет,
наоборот, она очень спешит поскорее туда добраться. И все оглядывалась
назад, словно боялась, что за ними следят; но Фаррел тоже не с луны свалился
и может с полной ответственностью утверждать, что слежки за ними не было.
Да, женщина восхитительная, в высшей степени элегантная и одета
великолепно. Фаррел в этом знает толк: в свое время он вращался в хорошем
обществе и умеет с первого взгляда отличить потаскуху от настоящей леди,
даже если потаскуха одевается у самых шикарных портных.
Он помог ей выйти из машины и отнес ее вещи в гостиную -- если этим
словом можно назвать жалкую прихожую гостиницы "Кипр". Лично он, Фаррел,
никогда бы своей задницей не прикоснулся к тем стульям, что стоят в этой, с
позволения сказать, гостиной. А человек, который их встретил, -- хозяин,
наверно, -- был из тех кошмарных засаленных греков, с которыми порядочному
англичанину за руку здороваться противно... Но в конце концов, его, Фаррела,
это не касается. Леди вполне вежливо поблагодарила его и весьма щедро с ним
расплатилась. Если б спросила у него совета, он ей без всяких там церемоний
сказал бы, чтоб она ни за что здесь не останавливалась, но таксисту, даже
если он когда-то знал лучшие времена, не пристало совать нос в частную жизнь
своих клиенток...
У меня было впечатление, что мистер Фаррел не задумываясь прекрасным
образом вмешается в частную жизнь и своих клиенток, и своих клиентов, если
только его как следует об этом попросить и посулить некоторую плату. Но в
данном случае он, кажется, и в самом деле больше ничего не знал.
Мэрфи еще раз уточнил адрес гостиницы, поблагодарил Фаррела и отпустил
его.
-- Итак, мистер Тейлор, -- сказал он, когда шофер ушел, -- хотя мы пока
что и не слишком продвинулись, но все же кое-какие ниточки у нас уже в
руках. Думаю, вы и не подозревали, что миссис Тейлор может остановиться в
этом "Кипре".
-- Конечно, не подозревал и вообще ума не приложу, откуда она могла
прослышать про такую гостиницу. И уж совершенно не понимаю, зачем ей
понадобилось туда ехать.
-- Может быть, она сделала это не по собственной воле?
-- Это мне кажется совершенно очевидным. Надо скорее разыскать этого
хромого. Не предполагаете ли вы, сэр Джон, что речь может идти о...
-- Мое дело, мистер Тейлор, не предполагать, а отыскивать людей.
Действительно, мистер Эллис сказал нам, что у вашей жены состоялась беседа с
человеком, который хромает, однако тот же мистер Эллис уточнил -- и мистер
Фаррел то же самое утверждает, -- что этот человек не поехал с вашей женой в
гостиницу. Следовательно, в данный момент у нас нет никаких причин
интересоваться этим хромым человеком. Но зато у нас есть все основания
заинтересоваться гостиницей "Кипр", Джамайка- стрит, Степни. И мне кажется,
что сержант Бейли заглянет туда сегодня после обеда. Не так ли, Бейли?
-- Как прикажете, сэр Джон.
-- Мне нечего приказывать. Я вам поручил это расследование, и вы
достаточно взрослый человек, чтобы знать, что вам необходимо делать!
-- Вы разрешите мне вас сопровождать? -- спросил я у сержанта.
-- Разумеется, мистер Тейлор. Я ведь вам сказал, что нам придется
теперь частенько друг с другом видеться. Встретимся здесь в два часа, и я
отвезу вас в "Кипр" на нашем фирменном катафалке.
Он расхохотался, показав два ряда великолепных зубов. Его шуточки
начинали действовать мне на нервы.
-- Я думаю, прокатиться туда будет небезынтересно, -- сказал Мэрфи, --
но не ждите, что вы встретите там миссис Тейлор, которая мирно живет в
номерах гостиницы "Кипр"...
-- И вяжет для вас носки, -- подхватил Бейли с неизменной своей
жизнерадостностью.
-- О нет, я этого вовсе не жду, -- пробормотал я.
От моего возбуждения не осталось и следа; мрак, обложивший меня со всех
сторон, стал еще непрогляднее. Пат оказалась жертвой гангстерской шайки,
возглавляемой Рихтером, гостиница "Кипр" была для Пат лишь местом
кратковременной передышки на ее ужасном пути... Конечно, Пат давно уже нет в
этом "Кипре". Что же произошло с ней потом? Где она сейчас, в каком уголке
Англии? И в Англии ли вообще? Жива ли?
-- Мужайтесь, -- сказал мне участливо Мэрфи. -- Мы здесь для того,
чтобы вам помочь.
Джамайка-стрит лежит к востоку от Уайтчепела, перпендикулярно
Коммершел-Роуд, этой главной артерии Ист-Энда. Я прежде не бывал в этой
части Лондона и, когда мы с сержантом Бейли туда приехали, с первого взгляда
понял, отчего иностранные туристы не любят посещать эти места. Нельзя
сказать, что кварталы Ист-Энда поражают особой нищетой, -- северные окраины
Парижа, иные районы Джерси-Сити или, скажем, Чикаго выглядят намного беднее.
Дома Уайтчепела не так уж заметно разнятся от своих собратьев, стоящих
где-нибудь в Кенсингтоне или Челси. Но что здесь совершенно иное, особое --
это сама атмосфера. Все здесь хмуро, уныло и пошло. Закопченные фасады
изъедены проказой, тротуары омерзительно грязны; оборванные дети играют
прямо на мостовой. На многих вывесках -- турецкие, греческие, польские
имена. Уайтчепел, Степни -- не только названия городских кварталов, а прежде
всего социальные ярлыки. Кто здесь родился, тот живет здесь до конца своих
дней. Житель Уайтчепела почти никогда не бывает в Хайгете или в Хэммерсмите.
Было три часа дня, когда сержант Бейли затормозил перед гостиницей
в праве поднять тост за вашу очаровательную королеву!
Она пожала плечами, словно хотела сказать: "По мне, так не стоит
разводить все эти церемонии". Это была пухлая блондинка с мордочкой
пекинеса, которая с появлением на экранах Одри Хепберн сделалась эталоном
женской красоты. Уверенный взгляд, выразительный рот... Если эта девушка
сидит в "Фазане", значит, есть в этом для нее какой-то интерес, иначе при
такой внешности странно было бы гнить в этой дыре. А если есть у нее свой
интерес, значит, она должна знать целую кучу интересных вещей.
-- Вы давно здесь работаете?
-- Уж больно много вы хотите знать! -- отвечала она, но в ее голосе уже
не было прежней враждебности.
С умными людьми лучше всего играть в открытую.
-- Да, -- заявил я, -- я хочу знать довольно много. И если бы вы мне
помогли...
Я опять допустил оплошность. Лицо у девушки закрылось, как дневной
цветок с наступлением темноты.
-- Полиция? -- спросила она, злобно скривив рот.
Но по моему лицу тут же поняла, что ошиблась.
-- Тогда к чему столько вопросов? -- продолжала она, держась все так же
настороженно. -- Кому-кому, а мне, запомните раз и навсегда, на все это
ровным счетом наплевать. Я знать ничего не знаю, и терять мне нечего. Но
хозяин терпеть не может всяких там расспросов. Предупреждаю, он выставит вас
в два счета.
Ничего себе, хорошенькое начало! Самым благоразумным в этой ситуации
было бы, конечно, расплатиться и уйти. Но я поклялся самому себе не
возвращаться в Лондон с пустыми руками. Слова барменши меня только
раззадорили. Если хозяин не любит расспросов, значит, ему есть что
скрывать...
-- Тогда воспользуемся тем, что хозяина сейчас нет, -- сказал я нагло.
-- И прежде всего ответьте еще на один вопрос: как вас зовут? Как-то
приятней беседовать, когда знаешь друг друга по имени...
Эти слова я сопроводил самой обольстительной улыбкой, и, мне кажется,
это подействовало.
-- Меня зовут Молли, -- мягко сказала она. -- А вас?
Я почему-то соврал.
-- Пол, -- объявил я. -- Налейте себе еще стаканчик, Молли!
Обычно британские барменши не спрашивают у мужчины, как его имя, и
редко называют свое; я поступил по чисто американской привычке, но она?..
Эта девушка явно была очень умна и привыкла иметь дело с самой различной
публикой... Теперь, когда я немного ее приручил, следовало быстро идти
дальше.
-- Вы не ответили на мой вопрос. Вы здесь давно?
-- Несколько лет:
Она не хотела давать мне никаких козырей.
-- Работы много?
-- День на день не приходится. Бар работает главным образом вечерами.
Кухня в будни обычно закрыта.
-- Кухня? Значит, у вас и поесть можно?
-- Да. Когда-то здешняя кухня очень славилась. В восемнадцатом веке
здесь собирались охотники, потому и название такое -- "Фазан". В то время на
месте Кью и Ричмонда были сплошные леса, и до Лондона далеко было. По
традиции сюда еще долго любители приезжали, чтобы дичи поесть. А потом пошли
ограничения, карточки, о дичи пришлось забыть, а кому охота тащиться в такую
даль ради баранины по-ирландски...
Кэтрин, однако, рассказывала про обеды с шампанским. Правда, это было в
сорок пятом году, еще до облавы. Работала ли уже тогда Молли в "Фазане"? Я
побоялся задавать этот вопрос в лоб и предпочел подойти к нему издалека. Я
решился на маленькую ложь.
-- Я здесь однажды уже был, но что-то не помню, чтобы тогда здесь можно
было поесть. Правда, время было такое, сорок пятый год...
Молли немедленно разоблачила мою ложь, но я все же получил нужный мне
ответ.
-- Я здесь тогда еще не работала, но готова об заклад побиться, что вы
здесь никогда прежде не бывали, -- сказала она насмешливо.
-- Почему вы так решили?
-- Если вы хоть чуточку разбираетесь в выражении человеческих лиц, вы
сразу, только взглянув на клиента, поймете, знает он заведение или пришел в
первый раз. Я видела, как вы вошли. Ясно как божий день, что вы здесь
впервые.
-- Молли, вы просто замечательная девушка! -- сказал я и от души
рассмеялся. -- Ваша взяла. Я действительно здесь впервые. Но я ищу одного
человека, который когда-то очень часто сюда наведывался... Как раз в сорок
пятом году...
-- Кто же это? Может, я смогу вам помочь?
Я пошел ва-банк.
-- Некто Рихтер.
Молли поставила свой стакан на прилавок и посмотрела на меня с
неприязнью.
-- И вы тоже? -- спросила она.
Я так и подпрыгнул на бочке.
-- Вы хотите сказать, что еще кто-то...
Она насмешливо фыркнула.
-- Еще кто-то! Примерно по одному человеку в неделю... Ладно, мне не
хотелось бы вести себя с вами как последняя сволочь. Парень вы как будто
неплохой и угостили меня... Так что мой вам совет: проваливайте отсюда, пока
хозяин не вернулся. Держать язык за зубами вы, как я понимаю, не умеете, и
выйдет большой скандал.
-- Но почему?
-- Потому что хозяин приходит в бешенство, когда ему про Рихтера
говорят. Я толком не знаю, что там между ними произошло, меня здесь тогда
еще не было, а если у меня и есть на этот счет кое-какие соображения, то вас
они не касаются. Я вам так скажу: если этот ваш Рихтер еще жив и если вы
когда-нибудь увидите его, скажите, чтобы он лучше сюда не совался, потому
что его вышвырнут вон, как крысу.
-- А вы не посоветуете, где можно найти Рихтера? -- настаивал я.
-- Понятия не имею. Во всяком случае, не здесь.
Она опять фыркнула.
-- Вы прямо как та женщина, которая на днях...
Она вдруг замолкла, и выражение лица у нее совершенно переменилось.
Стакан, из которого она пила джин, исчез с прилавка, словно по волшебству;
вид у нее теперь опять был неприступный и хмурый.
-- Двенадцать шиллингов, -- проговорила она бесстрастно.
Я обернулся. В зал вошел толстый мужчина и с ним огромный доберман.
Застыв посреди зала, человек и собака вперили в меня угрожающий взгляд.
Я чуть не совершил глупость. Меня так и подмывало подойти к хозяину и
развязно заговорить о "его друге Рихтере"... Словом, затеять скандал. Как
знать? Меня наверняка вышвырнули бы на улицу, но я бы успел, пожалуй, еще
кое-что разведать...
Однако судьба рассудила по-иному. Дверь отворилась, в бар ворвалась
ватага молодых людей. Заговорить с хозяином уже не было возможности. Я опять
повернулся к стойке и потребовал виски.
Это была пустая трата времени. Я просидел в "Фазане" еще с полчаса, но
ничего нового не узнал. Зал постепенно заполнялся. Публика была смешанная,
наполовину местная, наполовину пришлая; это были еще не настоящие
завсегдатаи (для них, наверно, час был слишком ранний), а та промежуточная
клиентура, рассчитывать на которую и с которой считаться вынужден всякий
бар. Хозяин с собакой скрылись в дверях, расположенных позади стойки. Молли
принялась обслуживать новых клиентов, и я уже не мог с ней заговорить.
Впрочем, было совершенно ясно, что она не желает больше со мной
разговаривать и не добавит к сказанному ни единого слова. Стиснув зубы, я
твердил про себя, что буду сидеть здесь хоть до утра, но непременно обнаружу
пусть самую крохотную зацепку; но скоро я почувствовал, что оставаться
дольше в этой обстановке и среди этих людей выше моих сил. Около восьми
часов я ушел из "Фазана", пообещав себе вернуться сюда или по крайней мере
потолковать на сей счет с сэром Мэрфи. Я не выполнил ни того, ни другого.
Если эпизод с "Фазаном" и остался без продолжения, то вышло так лишь
потому, что события последующих дней резко увели меня в совершенно другую
сторону. Наутро меня разбудил телефон, звонил Джон Мэрфи.
-- Мистер Тейлор, -- сказал он своим невозмутимым, тихим голосом. -- У
меня для вас новости. Мы передали приметы и фотографию вашей жены по
телевидению и через газеты...
-- Да, я знаю.
-- Так вот, это дало свои результаты. Откликнулись многие. Нам и по
телефону звонили, и в отдел ко мне приходили. И все как один уверяют, что
видели миссис Тейлор. Большинство этих показаний не выдержало проверки. Они
исходят или от людей со слишком богатым воображением, или от тех, кто
мечтает любой ценой попасть в газеты, или же от славных кумушек, которым
вечно чудится, что они видели в метро принцессу Маргариту. Сами понимаете,
мы к этому привыкли и относимся к заявлениям такого рода с сугубой
осторожностью. Но двое свидетелей оказались вполне надежными.
У меня перехватило дыхание. Двое надежных свидетелей! Мэрфи не тот
человек, который станет говорить зря.
-- Один из них водитель автобуса, курсирующего на линии Хитроу --
станция Ватерлоо. Честно говоря, сам бы он к нам не пришел, но я послал
одного из своих людей с фотографией миссис Тейлор в аэропорт. Он расспросил
всех служащих, работавших в тот день, когда ваша жена прибыла в Англию.
Контролер на выходе не смог ничего припомнить, а вот шофер автобуса
рассказал немало любопытного. Я попросил его прийти ко мне сегодня в десять
утра. Не хотели бы вы при сем присутствовать?
Не хотел ли я! В кромешном мраке, окружавшем меня все эти две недели,
впервые забрезжил слабый свет.
-- Второй свидетель, -- продолжал Мэрфи, -- явился к нам по
собственному почину. Он увидел фотографию миссис Тейлор в "Дейли миррор" и
позвонил к нам вчера вечером. Я пригласил его на четверть одиннадцатого, так
что вы сможете встретиться с обоими и выслушать их показания. Это шофер
такси, который, насколько я понял, посадил миссис Тейлор в лондонском
аэропорту и отвез ее в город. Итак, жду вас к десяти. Всего доброго, мистер
Тейлор.
Я вскочил с постели и стал одеваться в состоянии крайнего возбуждения.
Будь я хоть чуточку поспокойней, я бы, конечно, сообразил, что свидетельства
шоферов, видевших Патрицию две недели назад, вряд ли помогут нам немедленно
ее отыскать; но я, наверно, потерял всякую способность рассуждать трезво, и
нервы у меня здорово сдали.
В Скотланд-Ярд я примчался за полчаса до срока. В здание меня впустили,
но провели в маленькую приемную, где попросили подождать; нервы мои совсем
расшалились.
Минут через двадцать за мной зашел коренастый молодой человек с
симпатичным, открытым лицом.
-- Сержант Бейли, -- представился он. -- Здравствуйте, мистер Тейлор,
как поживаете? Мне поручен розыск миссис Тейлор. Думаю, нам теперь предстоит
видеться друг с другом довольно часто.
Я ответил, что чрезвычайно рад знакомству, но надеюсь при этом, что
наши чисто "профессиональные" контакты вряд ли продлятся особенно долго, так
как благодаря показаниям свидетелей, обнаруженных сэром Джоном, мы разыщем
Пат очень быстро.
-- Не следует слишком обольщаться, сэр, -- отвечал Бейли с самой
сердечной улыбкой. -- Розыск будет долгим и трудным, можете мне поверить.
Мне страшно захотелось дать как следует кулаком по этой радостной
физиономии, но я взял себя в руки; на мое счастье, зазвонил телефон. Бейли
не торопясь взял трубку.
-- Сэр Джон ждет нас, -- объявил он. -- Будьте любезны, следуйте за
мной...
Мэрфи сидел у себя в кабинете с тем же невозмутимым видом, что и в
первую нашу встречу. Напротив него я увидел мужчину с седеющей головой. При
нашем появлении он встал.
-- Мистер Тейлор, -- сказал начальник отдела, -- позвольте вам
представить мистера Эллиса, который работает в системе воздушного флота и
является водителем автобуса. Я попросил его оказать нам любезность и
повторить в вашем присутствии все то, что он нам уже рассказал. Садитесь,
пожалуйста.
С тревогой и надеждой вглядывался я в лицо человека, которому
посчастливилось видеть Пат и, может быть, разговаривать с ней... Но мистер
Эллис был так тускл и бесстрастен, что с тем же успехом я мог бы
вглядываться в аэровокзал.
-- Итак, -- продолжал Мэрфи, -- вы работали в пятницу шестнадцатого
сентября во второй половине дня?
-- Да, -- отвечал тот, -- водители автобусов делятся у нас на три
бригады. Смена длится восемь часов. Моя бригада работала на линии аэропорт
-- Ватерлоо в пятницу шестнадцатого, с четырех часов дня до двенадцати ночи.
Пассажиров, прибывших нью-йоркским самолетом, вез в город я. Обычно я не
смотрю на пассажиров: надо следить за дорогой, а начни я их разглядывать,
внимание быстро рассеется. Но ту леди, которую вы ищете, я запомнил, потому
что какие-то вещи показались мне необычными. Начать с того, что из здания
аэропорта она вышла самой первой: должно быть, раньше других пассажиров
прошла и полицейский пост и таможенный контроль. Она спросила меня, идет ли
этот автобус до Ватерлоо, и я ей сказал, что да. Тогда она поднялась в
автобус и села в салоне. Надеюсь, вы не сочтете это обидным, я еще подумал
про себя: "До чего красивая женщина".
-- Как она была одета? -- спросил я.
-- На ней был серый костюм, но не просто серый, а какого-то вроде бы
стального оттенка. И еще я заметил, а может, это мне только так кажется, что
на отвороте жакета у нее было какое-то украшение, вроде драгоценность,
зеленый такой камень или что-то в этом роде.
-- Это соответствует тому, что вы нам говорили, -- отметил Мэрфи.
Да, никаких сомнений тут не было. Костюм у Пат в самом деле особого
цвета, а брошь с изумрудом я сам купил ей у Тиффани два года назад.
-- Продолжайте, мистер Эллис, -- сказал Мэрфи.
-- О чем это я говорил?.. Да, значит, в это время стали подходить
пассажиры, и я больше на эту даму не смотрел. Я уже собирался сесть за
баранку, когда к автобусу подошел какой-то человек и хотел подняться в
салон; я спросил, прибыл ли он тоже из Нью-Йорка и заплатил ли за проезд до
города. Тогда он заявил, что ехать не собирается, ему только нужно
поговорить с одной дамой, которая сидит в автобусе. Я сказал ему, что это
против правил и я не могу разрешить ему войти в автобус. Тогда он попросил
меня передать пассажирке, чтобы она вышла к нему. Он сказал, что это миссис
Тейлор или миссис Гардинг, я сейчас уже не помню, какую из этих двух фамилий
он назвал. Но тут леди, которую вы разыскиваете -- думаю, это была именно
она, -- быстро поднялась со своего места и вышла из автобуса, чтобы
поговорить с этим джентльменом. Она страшно побледнела и казалась необычайно
взволнованной.
-- Вы слышали, о чем они говорили? -- спросил Мэрфи все так же
бесстрастно.
-- Нет, -- откровенно признался Эллис, -- я даже и не пытался услышать.
Впрочем, они отошли подальше от машины, а мне надо было еще получить деньги
за проезд с пассажиров, которые все подходили. К тому же говорили они очень
тихо, но мне запомнилось, что дама качала головой и повторяла: "Нет, нет!" А
может быть, я это уже после сочинил, память у меня не слишком хорошая...
Потом дама опять подошла ко мне и сказала, что она вроде бы раздумала ехать
и просит меня передать ей ручную кладь, которая осталась в автобусе. Я взял
на том месте, где она сидела, сумку и саквояж и передал ей. Помню, я еще
обратил внимание на то, из какой отличной кожи сделаны обе вещи. Я сказал
вашей даме, что могу вернуть ей деньги, которые она уплатила за проезд, но
она об этом и слушать не захотела. Она пошла на стоянку такси, а человек,
который с ней говорил, ушел в другую сторону.
-- В другую сторону? -- переспросил Мэрфи с прежней невозмутимостью. -
- Вы уверены, что он не пошел с нею вместе?
-- Совершенно уверен, сэр, -- ответил мистер Эллис. -- Это мне
запомнилось по одной причине: тот человек сильно хромал, и неровный звук его
шагов, когда он ковылял по тротуару вдоль здания аэропорта, я слышал еще
долго после того, как дама ушла.
Эллис замолк. Я мучительно пытался осмыслить услышанное. Человек,
который хромал?.. Какие отношения могли связывать его с Пат? Все это
представлялось мне полнейшей нелепостью... И вдруг меня осенило. Разве Мэрфи
и Кэтрин Вильсон не говорили мне, что Рихтер?..
-- Как выглядел этот человек? -- спросил я почти беззвучно.
-- Трудно сказать. -- Эллис почесал в затылке. -- На нем был плащ с
поднятым воротником; правда, день был пасмурный и все время накрапывало, но
у меня создалось впечатление, что он нарочно прячет лицо... На голове была
шляпа... знаете, такая клеенчатая... И большие темные очки... Словом, я
толком ничего не разглядел, кроме того, что он сильно хромал. Но уж это я
могу утверждать совершенно точно.
-- Палка у него была?
-- Боюсь сказать. Как будто нет.
-- А лицо вы совсем не разглядели? Форму рта? Цвет волос?
-- Да я особенно и не приглядывался. Кажется, он был уже в возрасте, во
всяком случае, волосы, которые выбивались у него из-под шляпы, были
седоватые или совсем седые; иначе, наверно, я не подумал бы, что он пожилой.
-- Высокий, низенький?
-- Ни то, ни другое. Хромой -- это точно. Больше ничего не могу вам
сказать.
Я посмотрел на Мэрфи и впервые заметил на его лице улыбку.
-- Я думаю, мистер Эллис сообщил нам все, что знает, не так ли? --
спросил он мягко.
-- Абсолютно все, -- подтвердил Эллис. -- Мое дело -- возить людей, а
не интервью у них брать. Я всегда, если нужно, готов оказать услугу, но
нельзя с меня требовать больше, чем я могу.
-- Разумеется, разумеется. Впрочем, у меня есть ваш адрес, мистер
Эллис, и в случае надобности я смогу вас найти. Благодарю вас, вы свободны.
Мистер Тейлор, у вас нет больше вопросов к мистеру Эллису?
Я отрицательно покачал головой, и Эллис, вежливо попрощавшись с Мэрфи,
сержантом Бейли и со мной, вышел из кабинета.
-- Сэр Джон, -- вскричал я, как только за шофером закрылась дверь, --
неужели вы думаете, что этот хромой?..
-- Не надо волноваться, мистер Тейлор, -- прервал меня Мэрфи. -- Второй
свидетель представляется мне гораздо более интересным, чем первый. Он
дожидается в соседней комнате. Бейли, приведите его.
Субъект, которого привел Бейли, принадлежал к совершенно иному
человеческому типу, чем Эллис. Это был мужчина очень высокого роста,
довольно красивый и экспансивный; всем своим поведением он давал понять,
что, до того, как сделаться таксистом, он знавал и лучшие времена; речь его
отличалась изысканностью, но была при этом не слишком правильной; свой
рассказ он то и дело пересыпал не относящимися к делу замечаниями.
Он заявил, что его зовут Чарли Фаррел, ему тридцать пять лет и он
работает шофером такси в одной частной фирме. Да, он признает, что в пятницу
шестнадцатого сентября в шесть часов вечера он находился на стоянке возле
аэродрома Хитроу, где посадил пассажирку, которая в точности соответствует
приметам Патриции Тейлор и которую он потом узнал на фотографии в "Дейли
миррор".
Эта дама, одетая в серый костюм, с саквояжем и сумкой в руках, казалась
очень взволнованной и села в машину Фаррела с такой поспешностью, словно за
ней кто-то гнался. Но никто за ней следом не шел, никто не подстерегал, и
вообще поблизости никого не было, ни хромых, ни слепых, -- на этот счет
Фаррел был абсолютно категоричен. Он человек очень наблюдательный и отлично
понимает, что таксист всегда должен смотреть в оба. Так что он может
поклясться, что его пассажирка была совершенно одна.
После недолгого колебания она назвала ему адрес гостиницы, про которую
он, Фаррел, никогда до того дня даже не слышал: гостиница "Кипр",
Джамайка-стрит, в Степни. Этот адрес его здорово удивил, потому как он
считает себя неплохим психологом и никогда бы не предположил, что такая
дама, как его пассажирка, поедет в подобное место. Но в конце концов его
ремесло -- выполнять приказания, а не обсуждать их. Так что он включил
передачу и поехал в Степни.
Не показалось ли ему необычным, что пассажирка берет в аэропорту такси,
вместо того чтобы ехать в Лондон автобусом? Нет, нисколько не показалось,
такое бывает на каждом шагу, особенно когда клиенту нужно попасть в район,
достаточно удаленный от станции Ватерлоо, а в данном случае именно так и
было.
-- Когда на улицах заторы, маршрут "Ватерлоо -- Ист-Энд" оказывается
дороже и продолжительнее, чем маршрут "аэропорт -- Ист-Энд", -- объяснил
Фаррел.
Все же они добирались туда добрый час. Ему еще пришлось основательно
покрутиться между Уайтчепелом и Степни, пока он отыскал нужную улицу.
Местечко оказалось -- хуже не придумаешь, и гостиница какая-то сомнительная.
Просто не верится, чтобы столь достойная дама отважилась остановиться в
таком месте.
Пока они ехали, пассажирка все время очень нервничала, Фаррел даже
спросил у нее, не слишком ли быстро он едет, но она сказала, что нет,
наоборот, она очень спешит поскорее туда добраться. И все оглядывалась
назад, словно боялась, что за ними следят; но Фаррел тоже не с луны свалился
и может с полной ответственностью утверждать, что слежки за ними не было.
Да, женщина восхитительная, в высшей степени элегантная и одета
великолепно. Фаррел в этом знает толк: в свое время он вращался в хорошем
обществе и умеет с первого взгляда отличить потаскуху от настоящей леди,
даже если потаскуха одевается у самых шикарных портных.
Он помог ей выйти из машины и отнес ее вещи в гостиную -- если этим
словом можно назвать жалкую прихожую гостиницы "Кипр". Лично он, Фаррел,
никогда бы своей задницей не прикоснулся к тем стульям, что стоят в этой, с
позволения сказать, гостиной. А человек, который их встретил, -- хозяин,
наверно, -- был из тех кошмарных засаленных греков, с которыми порядочному
англичанину за руку здороваться противно... Но в конце концов, его, Фаррела,
это не касается. Леди вполне вежливо поблагодарила его и весьма щедро с ним
расплатилась. Если б спросила у него совета, он ей без всяких там церемоний
сказал бы, чтоб она ни за что здесь не останавливалась, но таксисту, даже
если он когда-то знал лучшие времена, не пристало совать нос в частную жизнь
своих клиенток...
У меня было впечатление, что мистер Фаррел не задумываясь прекрасным
образом вмешается в частную жизнь и своих клиенток, и своих клиентов, если
только его как следует об этом попросить и посулить некоторую плату. Но в
данном случае он, кажется, и в самом деле больше ничего не знал.
Мэрфи еще раз уточнил адрес гостиницы, поблагодарил Фаррела и отпустил
его.
-- Итак, мистер Тейлор, -- сказал он, когда шофер ушел, -- хотя мы пока
что и не слишком продвинулись, но все же кое-какие ниточки у нас уже в
руках. Думаю, вы и не подозревали, что миссис Тейлор может остановиться в
этом "Кипре".
-- Конечно, не подозревал и вообще ума не приложу, откуда она могла
прослышать про такую гостиницу. И уж совершенно не понимаю, зачем ей
понадобилось туда ехать.
-- Может быть, она сделала это не по собственной воле?
-- Это мне кажется совершенно очевидным. Надо скорее разыскать этого
хромого. Не предполагаете ли вы, сэр Джон, что речь может идти о...
-- Мое дело, мистер Тейлор, не предполагать, а отыскивать людей.
Действительно, мистер Эллис сказал нам, что у вашей жены состоялась беседа с
человеком, который хромает, однако тот же мистер Эллис уточнил -- и мистер
Фаррел то же самое утверждает, -- что этот человек не поехал с вашей женой в
гостиницу. Следовательно, в данный момент у нас нет никаких причин
интересоваться этим хромым человеком. Но зато у нас есть все основания
заинтересоваться гостиницей "Кипр", Джамайка- стрит, Степни. И мне кажется,
что сержант Бейли заглянет туда сегодня после обеда. Не так ли, Бейли?
-- Как прикажете, сэр Джон.
-- Мне нечего приказывать. Я вам поручил это расследование, и вы
достаточно взрослый человек, чтобы знать, что вам необходимо делать!
-- Вы разрешите мне вас сопровождать? -- спросил я у сержанта.
-- Разумеется, мистер Тейлор. Я ведь вам сказал, что нам придется
теперь частенько друг с другом видеться. Встретимся здесь в два часа, и я
отвезу вас в "Кипр" на нашем фирменном катафалке.
Он расхохотался, показав два ряда великолепных зубов. Его шуточки
начинали действовать мне на нервы.
-- Я думаю, прокатиться туда будет небезынтересно, -- сказал Мэрфи, --
но не ждите, что вы встретите там миссис Тейлор, которая мирно живет в
номерах гостиницы "Кипр"...
-- И вяжет для вас носки, -- подхватил Бейли с неизменной своей
жизнерадостностью.
-- О нет, я этого вовсе не жду, -- пробормотал я.
От моего возбуждения не осталось и следа; мрак, обложивший меня со всех
сторон, стал еще непрогляднее. Пат оказалась жертвой гангстерской шайки,
возглавляемой Рихтером, гостиница "Кипр" была для Пат лишь местом
кратковременной передышки на ее ужасном пути... Конечно, Пат давно уже нет в
этом "Кипре". Что же произошло с ней потом? Где она сейчас, в каком уголке
Англии? И в Англии ли вообще? Жива ли?
-- Мужайтесь, -- сказал мне участливо Мэрфи. -- Мы здесь для того,
чтобы вам помочь.
Джамайка-стрит лежит к востоку от Уайтчепела, перпендикулярно
Коммершел-Роуд, этой главной артерии Ист-Энда. Я прежде не бывал в этой
части Лондона и, когда мы с сержантом Бейли туда приехали, с первого взгляда
понял, отчего иностранные туристы не любят посещать эти места. Нельзя
сказать, что кварталы Ист-Энда поражают особой нищетой, -- северные окраины
Парижа, иные районы Джерси-Сити или, скажем, Чикаго выглядят намного беднее.
Дома Уайтчепела не так уж заметно разнятся от своих собратьев, стоящих
где-нибудь в Кенсингтоне или Челси. Но что здесь совершенно иное, особое --
это сама атмосфера. Все здесь хмуро, уныло и пошло. Закопченные фасады
изъедены проказой, тротуары омерзительно грязны; оборванные дети играют
прямо на мостовой. На многих вывесках -- турецкие, греческие, польские
имена. Уайтчепел, Степни -- не только названия городских кварталов, а прежде
всего социальные ярлыки. Кто здесь родился, тот живет здесь до конца своих
дней. Житель Уайтчепела почти никогда не бывает в Хайгете или в Хэммерсмите.
Было три часа дня, когда сержант Бейли затормозил перед гостиницей