– Не понял… – в голосе Трезора прорезались нотки возмущения. – Все куры играют со мной, а дядя Петя, значит, не будет?
– Найн! А во что они и ты способны резаться?
– В догонялки, конечно. Пока хозяева не видят. – С этими словами щенок заливисто залаял и понёсся к Петеру.
Гамбуржец испугался. Собачонок хоть и был молодым, но хищник есть хищник. Петух всполошился, раскудахтался похуже старой вздорной курицы и побежал от Трезора вокруг сарая.
Нужно признать, что в моменты паники Петер вёл себя совершенно глупо. Когда щенок и его жертва третий раз обежали ветхое строение, оттуда вышел Эм Си.
– Йо, стоп, оба! Потолкуем, чтобы разобраться, зачем орёте, братцы? – Шимпанзе критически оглядел участников догонялок. – Я понимаю, щенок играется: тявкает, ерундой занимается, но ты, брат!.. Неужели ты рад кричать и носиться? Нет, так не годится.
– Он хотеть меня съесть! – завопил пернатый немец. – Оцени его клыки!
Трезор проговорил, не убирая высунутый язык:
– Ну и хозяин у тебя, дядь Петь… Страхоил похлеще лесника. Я-то, правда, сам его не видал, но мамка постоянно им пугает. Дескать, буду себя плохо вести, отдаст в лес Прохору. И ну рассказывать, какой он ужасный, я аж писать начинаю хотеть.
– Он нихт хозяин! Он друг! – запротестовал петух.
– Да как ни называй. Вот люди тоже заладили: «Собака друг человека, собака друг человека», – а сами ведут себя вовсе не по-дружески.
– О’кей, малой, иди домой, – не по обычаю кратко велел хмурящийся Ман-Кей.
– Нет, вы точно какие-то странные, – буркнул Трезор и ушёл.
– Я хочу серьёзно подозревать, что мальчик будет вернуться с подмога, – сказал Петер. – Исключительно подозревательный тип. Объявил нас шпионами.
– Не грузись, брателло, не его это дело. Не поднимет тревогу, больно чести щенку много.
– Хотеть бы верить. Кстати, он показал сад с фруктом. Ты сможешь иметь завтрак, хозяин!
– Эй, Петер, в голове ветер? Ты принял близко к сердцу слова какого-то мелкого перца? Да будь я хоть пони, дельфин или панда, я б остался твоим другом… Потому что мы – банда!
Эм Си шутливо потрепал петуха за гребень. Петер вроде бы перестал дуться.
Совсем близко раздался лай. Гам приближался. Циркачи поняли, что Трезор всё же поднял переполох.
– В сарай! – крикнул шимпанзе, стартуя к распахнутой двери. Петух понёсся за ним.
В заброшенный двор ворвалась свора собак. Очень злых собак.
Глава 2
Канюк спикировал чуть ли не на голову Михайлы Ломоносыча.
– Я видел Петера, – страдальческим голосом провопил летун. – За ним носилась собака! А потом его обложила целая свора! Срочно на спасение культурного достояния!
– Тихо, тихо. – Медведь поморщился от боли в ушах. – Второй-то, обезьянин который, там?
– Да, кажется.
Пронзительный взгляд канюка не оставлял сомнений: в деревне происходит катастрофа.
– Лисёна, дуй к нашим, предупреди. Пусть пока не дёргаются. А ты, поклонник западной музыки, продолжай слежку. Чуть что новое – рапортуй. Всё.
Михайло остался один. Прошёлся по опушке, присел на пень. Встал. Снова прогулялся…
Медведь кумекал, что бы предпринять. Может, отвлекающий манёвр?..
Вздохнув, Ломоносыч заковылял к наблюдательному пункту.
Там и без канюка с Лисёной заметили неладное. Лай отлично доносился до сада.
Кенгуру буйствовал, намереваясь ворваться на людскую территорию и устроить избиение собак. Скунс, Серёга и Колючий удерживали Гуру Кена на месте, они наперебой убеждали бойца, что он не может выступить против нескольких опытных охранников.
– Да они на коллективной травле собаку съели, не поймите меня буквально! – заявил Колючий.
Австралиец поостыл.
Потом прибежала лиса с донесением. Стали с тревогой наблюдать за переполохом, случившимся у заброшенного сарая.
Люди также обратили внимание на активность своры. Но пока никто не собирался пойти и проверить. Лай сам собой утих, правда, собаки не спешили расходиться. Некоторые уселись, другие и вовсе улеглись в тень. Все настороженно наблюдали за сараем, особенно пристально вглядываясь в тёмный квадрат верхнего окошка.
Петер и Эм Си сидели именно наверху, где их не смогли бы достать настырные шавки. Гамбургский петух отпускал в адрес юного Трезорки такие страшные немецкие ругательства, что Ман-Кею становилось завидно – его бранный словарь был значительно беднее.
– Йо, Петер, ты крут, ни разу не повторился за десять минут, а с виду интеллигент, но выдался момент, и нате – получите, за тихоней разучите…
Петух вклинился в восторженный лепет друга:
– Эм Си, я приносить извинения за несдержанность. Мой нордический характер дал изрядный трещина. Варварская страна! Ужасный порядок. Атмосфера тотальной подозрительность. Я хотеть негодовать на это!
Через полчаса осаждённым циркачам стало ясно, что собаки не планируют расходиться. Петух их совсем не интересовал, зато обезьяна вызывала огромное любопытство.
Шимпанзе высунулся наружу из окна, громко спросил:
– Эй, парни, чего хотите? Наорались, так домой идите!
Реплика афроангличанина утонула в новой волне лая.
– Безобразие! – прокомментировал петух.
Ман-Кей спрятался, собаки замолкли.
Михайло Ломоносыч неспешно добрался до наблюдательного пункта:
– Как дела?
– Всё плохо, – ответил Серёга. – Деревенская свора осадила сарай, в котором сидят наши послы. Люди пока не подключались.
– Значит, не так уж всё и плохо, – мудро изрёк медведь-губернатор. – Пока я топал к вам, у меня созрел план. Василиска, подь сюды.
Лисёна приблизилась.
– Смогёшь отвести собак от, хм, нынешней резиденции послов? – спросил Михайло.
– Ты что, начальник?! – всполошилась лиса. – Рисковать жизнью среди бела дня? Да ещё и в деревне? И всё ради каких-то иноземцев?
– Во-первых, не ори! – повысил голос Ломоносыч. – Ведь часть наших гостей слышит, что ты буровишь. А во-вторых, мы испокон веков славились самопожертвованием и готовностью прийти на помощь даже тем, кто в ней не нуждается. Поэтому я жду вежливого и положительного ответа.
Гуру Кен тихо, но твёрдо сказал:
– Спасибо, Михайло, только вам действительно не нужно рисковать самим! Собак отвлеку я. Я бегаю быстрее всех присутствующих.
– И абсолютно не знаешь местности, – добавил Серёга.
– Выкручусь, – заверил кенгуру.
– Вообще-то в моём плане тебе, боксёр, отводится другая роль, – произнёс медведь. – Как только Василиска уведёт собак, ты поскачешь к сараю и приведёшь сюда петуха с обезьянином.
– Ладно, я беру шавок на себя, – сказала лиса. – Но это вам обойдётся чертовски недёшево.
– Я в тебя верю, – улыбнулся Ломоносыч. – Уж за мздой ты обязательно вернёшься.
Лисёна осторожно прокралась к заросшему двору, обогнула собачье оцепление. Наметила начальный маршрут и стрелой стартовала мимо своры. Почуяв и увидев лису, четвероногие охранники с диким гамом сорвались вслед за ней. Рыжая нырнула в заборную дыру, выскочив на улицу, шмыгнула в глубокую засохшую колею, пробежала до колодца, где изрядно напугала тётку с вёдрами, свернула в чей-то двор, пронеслась вдоль сараев, посеяв панику в курятнике, протиснулась меж поленниц, перемахнула через низкий штакетник и задала стрекача к центру деревни, постоянно меняя курс.
Собаки рвались за ней. Естественно, они растянулись в своеобразный шлейф, ведь хитрюга нарочно устроила кросс с препятствиями. Один раз Лисёна увлеклась – загнала себя в тупик, но на глазах какого-то изумлённого деда буквально взвилась вверх, пробежав по сетчатому забору, как по земле. Чуть не случившееся поражение обернулось победой: свора безнадёжно отстала.
Где-то сзади отчаянно лаяли собаки, то и дело вскрикивали от неожиданности встречные люди, а Василиса летела прочь из деревни.
Гуру Кен повесил перчатки на шею скунса: «Посторожи – нечего размахивать красным, носясь по деревне». Сам без проблем допрыгал до сарая, позвал друзей. Петер и Эм Си спустились, радуясь спасению.
– Йо, Гуру, я рад… – начал было шимпанзе.
– Некогда болтать, – оборвал австралиец.
Подхватив под мышку петуха, кенгуру поскакал назад, к колхозному саду. Ман-Кей побежал за ним.
Не обошлось без свидетелей. Бабка и внучка, шедшие в магазин, уставились на эту процессию, не веря глазам. Эм Си улыбнулся, послал невольным зрителям воздушный поцелуй. Бабка упала в обморок.
– Мы сделали их! – воскликнул Вонючка Сэм, когда циркачи достигли границ сада.
– Особенно ты, – воткнул ему шпильку Колючий.
Скунс сердито заработал челюстями.
– Не болтать, – скомандовал Михайло. – Все в лес. Пункт сбора – овраг.
В деревне, удалённой от областного центра, жизнь течёт спокойно и размеренно, словно равнинная река. Для селян событием является разве что опорос, и когда поползли дикие слухи о странных зверях в лесу, в них мало кто поверил. Люди думали, это какие-нибудь анекдоты или байки, неумело пересказанные по цепочке. Однако разговоры о снежном человеке, которого якобы отправились ловить два местных алкоголика-браконьера Витя и Федя, сменились душещипательной историей нервного срыва продавщицы Антонины, видевшей обезьяну-воровку. Многие понимали: пьянчугам-охотникам доверия нет, а торговка вконец проворовалась, раз лопочет о таинственной макаке, стянувшей фруктов на крупную по деревенским меркам сумму.
Затем пришли вести о тамбовском кенгуру и еноте, стреляющем вонючей жидкостью. Это было уже не очень смешно, хотя один из браконьеров божился, что встретил сначала волка, а потом медведя, причём последнего застал в собственной палатке. Те, кто видел Витю и Федю после их возвращения из «экспедиции по следам снежного человека», утверждали: мужики трезвы, злы и надломлены, их одежда порвана, а сами они расцарапаны.
Следующее утро породило сразу три сенсации. Во-первых, сошли с ума собаки. Брехали, толклись возле заброшенного участка. Во-вторых, прямо по улице бегала бешеная лиса. Бесстыжая не обращала внимания на людей и шутя ушла от своры преследователей, поводив её по дворам и «сбросив с хвоста» изящным прыжком через забор. А лиса-то не самый великий прыгун, это знают все. В-третьих, кенгуру и обезьяна действительно существовали. Они так же, как и рыжая хищница, бегали по деревне!
Достоверность перечисленных происшествий подтверждали самые надёжные, уважаемые люди. Это уже не Витя, Федя да Антонина. Это уже либо массовый психоз, либо опыты военных, либо экологическая катастрофа.
Слухи о загадочных событиях мгновенно разнеслись по округе, достигнув райцентра, а уже оттуда кто-то добрый позвонил в Тамбов, в местную газету. Главный редактор подумал-подумал и послал-таки молодого корреспондента в командировку, наказав всё досконально выяснить да крепко не пить, ведь наш народ сначала накормит-напоит, а уж потом и сказки начинает сказывать. По окаянному пьяному делу не то что кенгуру – слоны в средней полосе России заведутся.
Радостные звери сидели у берлоги Ломоносыча и взахлёб делились впечатлениями от спасательной операции. Лисёна почти без вранья пересказала ход погони, Гуру Кен в лицах изобразил встречу с бабкой и внучкой. Петеру и Ман-Кею было стыдно за то, что они стали причиной таких хлопот и риска.
– Артистические вы натуры, – невесело усмехнулся Михайло.
Четвёрка циркачей нервно переглянулась: неужели их обман раскрылся?
– Всё вас на публику тянет, а ещё послы, – укоризненно продолжил медведь-губернатор. – Переполошили всю деревню. Что за жизнь там у вас, за бугром-то? Мы никогда не лезем посередь утра людям на глаза. Этак они решат, что в нашем лесу развелось много лис и кенгурей… Кенгуров… Ну, вы поняли. Не буди лиха, коли оно тихо. Ведь чую: заявятся люди-то, захотят добычи.
– Что же делать? – спросил Вонючка Сэм.
– Будем думать. А пока давайте-ка устроим ещё один концерт. – Михайло потёр лапы. – А то народ спрашивает, когда продолжится культурный обмен. Тут товарищ канюк интересовался…
Петер закатил глаза. Медведь, еле заметно усмехнувшись, закончил мысль:
– Так вот, канюк хотел знать, будет ли петь блистательный гамбургский тенор.
– Будет-будет, – пообещал за товарища кенгуру.
– Вот и ладушки. Отдыхайте пока.
Вечером старый овраг опять превратился в зрительный зал. Звери и птицы усаживались плотнее, потому что желающих приобщиться к прекрасному в этот раз было больше – слухи о замечательном концерте спровоцировали волну интереса к заморским послам и их талантам. Приползла даже старая гадюка, которую никто не любил за сварливый нрав: она вечно отпускала ядовитые комментарии в сторону соседей и шипела на молодёжь. Ради праздника все готовы были потерпеть и её.
Представление снова открыли танцующие зайцы. Их пляска стала более изощрённой. Темп взвинтился, прыжки и трюки усложнились, а венцом выступления стала затейливая пирамида, которую косые построили из своих тел.
– Спасибо, мы репетировали, – пыхтя, отвечали зайцы на горячие аплодисменты зрителей.
– Реальный замес, come on, come on, yes! – кричал Эм Си, хлопая в огромные ладоши.
Но вот танцоры откланялись и покинули арену. Их место заняла лиса.
– Сегодня я расскажу вам ещё одну басню, – порадовала публику Лисёна. – Она называется «Моржиха и клыки». Это чукотская автономная басня, которую мне рассказала одна вкусная… ой, то есть искусная, перелётная птица. Итак, «Моржиха и клыки».
Моржиха к старости слаба бивнями стала:
болят и кариес. Но по ТВ видала,
что бивни паста укрепляет,
а порошок микробов убивает.
Всё это у людей приобрела
и весь полярный день клыки блюла,
но как ни чистила, зазря – не помогает:
всё больше новых дырок меж бивней,
с которых подлые микробы ржут над ней.
Моржиха слезы льёт и воет, как собака,
худеет на глазах. Нехорошо, однако!
Мораль поведал мне шаман, долбя в тамтамы:
не верьте, чукчи, хитрым тёткам из рекламы!
Басня всем понравилась, хотя мало кто знал, что такое ТВ и микробы.
А рыжую артистку уже сменил Колючий с гитарой.
– Песня о нелёгкой доле жителя зоопарка, – объявил свой номер ёж. – Шансон посвящается всем, кто сидел.
Граждане начальнички, я не виноват.
Зря меня поймали вы, я уже не рад,
что гулял я по опушке,
пел весёлые частушки
и попал в тиски ловушки аккурат.
Небо в клетку и кормёжка по часам.
Я скучаю, я страдаю по лесам,
мне на волюшку охота,
я гляжу на бегемота
и набить хочу я морду страусам.
Эх, на воле братцы ягод нажрались.
Ну а взаперти, ребята, жизнь не жизнь!
И всё же очень здорово,
ах, как же типа здорово,
как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Старания Колючего были вознаграждены аплодисментами и одобрительными грустными возгласами с мест. Тема заточения в зоопарк волновала тамбовчан, потому что совсем недавно лесник Прохор в очередной раз водил по округе каких-то любопытных людей в очках и показывал им, кто где селится. Обычно такие экскурсии оканчивались облавами.
Ёж сжал лапку в кулак и потряс ею, мол, крепись, братва!
Стоило Петеру встать с места, как его стали упрашивать исполнить арию, которую он пел на прошлом концерте. Сладкоголосый петух не дал себя долго уговаривать и повторил «Скажите, курочки…».
Овации продолжались несколько минут. Растрогавшийся Петер признался в беззаветной любви к тамбовской публике, за что был объявлен королём сцены.
– Серёга, дружище! – Лисёна уткнулась в плечо волка и разрыдалась в бесконечном умилении. – Как же божественно он поёт, мой Петер-петушок! В такие минуты я просто не представляю, как я смогу его съесть. А я обязательно его съем, Серёженька. Я не я буду, если его не съем!
Волк прорычал ей что-то в ответ, но его слова потерялись в шквале зрительских восторгов.
Потом оказалось: иноземцы приготовили сюрприз. Гуру Кен, немного стесняясь, заявил, что сейчас экзотический квартет подарит гостеприимным россиянам частушки. Эм Си витиевато посвятил их волку, лисе, ежу и медведю. Скунс попросил птиц помочь аккомпанементом и под хлопки да трели задвинул первый куплет:
Ну и что, что неказиста
и вдобавок рыжая?
Но зато хитра, речиста,
да к тому ж бесстыжая!
Звери упали со смеху, а Лисёна взбесилась, поэтому Гуру Кен смягчил накал страстей:
Я не знаю, как в Тамбове,
но у нас в Австралии
за такие вот приколы
морду бить не стали бы.
Петер выступил вперёд и вывел следующую остроту:
Если долго покумекать,
сильно поднатужиться,
то и в песенках ежа
смысл обнаружится!
Эм Си подхватил эстафету:
Отдохнуть решил Серёга
и грибов поел немного,
кривоногий и хромой,
сам весёлый и хмельной.
Кенгуру проехался по Михайле:
На медведя я, друзья,
смело выйду снова,
если с ломом буду я,
а медведь без лома.
Губернатор не смолчал, вставил классическую отпевочку:
Против лома нет приёма,
если нет другого лома!
И напоследок четвёрка певцов вывела хором:
На окошке два цветочка —
голубой да аленький.
Ни за что не поменяю
лес большой на маленький.
– Всё, на сегодня концерт окончен! Всем спокойной ночи! – объявил Михайло. – А то эта… Как её? Вах, ханалия начнётся.
Народ ещё долго не расходился, хлопая друг другу и распевая частушки, но звери постепенно покинули овраг, хотя циркачи ещё долго слышали во тьме вопли вроде «Я не знаю, как в Тамбове…».
– Знаете, мне вдруг захотелось обратно, в цирк… – вздохнул скунс.
– Мне есть тоже немножечко хотеть цурюк, – признался петух.
Кенгуру всхлипнул в знак солидарности.
У Ман-Кея была другая точка зрения:
– Эй, братья, бросьте ерундой страдать, я с вами не согласен, ответ ясен – цирк ужасен, опасен, хотя и притворно прекрасен. Вспомните песню Колючего, ничего не слышали круче вы о зоозастенках и воле или хотите выступить в роли мальчиков для битья? Нет, не с вами я.
Поразмыслив, актёры согласились, что цирк мало отличается от зоопарка. Тюрьма, она останется тюрьмой, как её ни назови.
Глава 3
Спозаранку, ещё до первых криков Петера, Ломоносыч созвал малый совет: Лисёну, Серёгу и Колючего. Обычно медведь не очень полагался на ежа и считал его откровенно незрелым для серьёзных дел, но, невзирая на трения при знакомстве с послами, шпанёнок как-то удачно нашёл с ними общий язык. Опытный губернатор отлично видел, что ёж симпатичен пришлым в большей степени, чем волк, лиса, да и он сам. Поразмыслив, Михайло пришёл к выводу, что Колючий – единственный нехищный зверь в «комитете по встрече» плюс первый, кто контактировал с иноземцами. Серёга и Василиса доверия не внушали. Один угрюмый, вторая постоянно облизывается на петуха. А он, Ломоносыч, старый дурак, ради веселья поступился правилами дипломатии и вырубил австралийского спортсмена.
Значит, пусть Колючий общается с послами больше, пусть исполняет их прихоти…
Так размышлял медведь, сидя под осиной и дожидаясь тамбовскую троицу.
Сначала появились волк и ёж.
– Ой, Серёга-Серёга, кривомордый немного… – напевал Колючий, в шутку задевая зевающего друга.
Санитар леса вяло отмахивался и громко клацал зубами, захлопывая пасть. Шпанёнок понимал, что это не всерьёз, и не отставал.
– Доброе утречко, – сказал Михайло.
Серёга и Колючий ответили на приветствие.
Поболтали о вчерашнем концерте. Сошлись во мнениях – было здорово. А тут и Лисёна припылила. Ломоносыч перешёл к сути:
– В общем, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
– К нам едет ревизор? – ухмыльнулась рыжая.
– Нет. Тут впору нам самим когти рвать, – задумчиво проговорил волк.
– Молодец, Серёга! – похвалил Михайло. – Я как раз об этом и думал вчера, до концерта. И вот что вырисовывается. Мы пошли на поводу у иностранцев. Сначала они залихватски убедили нас, что надо воевать с браконьерами, потом попёрлись в деревню… Короче, сейчас к нашему лесу будет приковано внимание десятков людей, а для нас, как известно, хуже человеческого внимания никакой напасти нету.
– И что это значит? – спросил Колючий.
– Это значит, что в нынешней обстановке я решил объявить эвакуацию. Мы отойдём в глубь леса. Сейчас все кому не лень полезут искать кенгуру с обезьянином. Житья от людей не будет. Поэтому – эвакуация. А позже, когда переполох уляжется, вернёмся.
– Пожалуй, самое верное из возможных решений, – кивнул Серёга.
– Когда начинаем? – Лисёна проявила практичность.
– Сегодня же. Ответственным за сопровождение послов я назначаю тебя, Колючий. Не подведи, сынок.
Ёж выглядел обескураженным:
– Конечно, спасибо, отец родной, и типа всё такое, но я как-то не хочу…
– Да, Михайло Ломоносыч, – вступилась лиса, – назначь меня!
– Василиска! – Медведь поднялся во весь свой могучий рост. – Не перечь мне. С петухом не так всё просто. И держись от иностранцев подальше. Так будет лучше для всех. И лисы сыты, и куры целы.
– Поняла, – буркнула Лисёна.
– Тогда вот тебе задание. Понаблюдаешь за деревней, поразнюхаешь.
– Да что я, рыжая, что ли? – завелась было лиса, но прикусила язык. – Да, рыжая.
Ломоносыч продолжил:
– А ты, Серёга, следи за общей санитарной обстановкой, как ты умеешь. Уходим на северо-восток. Объявление передам Стук Стукычу через час. К полудню чтобы все начали движение. Вопросы есть? Нет? Вот и здорово.
Колючий поплёлся к послам. Ему не очень-то улыбалось коротать с ними досуг, но раз уж Михайло требует, то это закон. Шимпанзе, кенгуру и скунс ещё спали, а Петер уже спел первую утреннюю песню, вспорхнув на поваленный ствол. Ёж застал петуха за чисткой перьев.
Недаром ходят легенды о немецком педантизме. Петер скрупулёзно оглядывал каждое перо перед тем, как аккуратно поправить его клювом. Иногда гамбуржец недовольно тряс головой, обнаружив вопиющую неряшливость – застрявшую в перьях соломинку или ещё какую-нибудь соринку.
– Привет, Петер! – крикнул Колючий, спустившись в овраг.
– Гуттен морген, дорогой друг, – гордо ответствовал петух. – Как тебе сегодня слушать мой голос?
– Нормально, – пожал плечами ёж. – Типа громко спел, я бы проснулся. А твои коллеги, похоже, не торопятся.
Из берлоги доносились храп Вонючки Сэма, мощное сопение Гуру Кена и ритмичное неразборчивое бормотание Ман-Кея.
– Слушай, Петер, а Эм Си и во сне болтает? – очумело выдохнул Колючий.
– О да. И если не хотеть спаться, то можно услышать много интересный!
Ёж почесал макушку:
– Удивительно, как при таком словесном недержании пацан попал в дипломаты?
Теперь задумался петух:
– О! Это есть уникальный шимпанзе. Он легко имеет говорить обо всём, кроме работа. Чепуха – да, государственные тайны – нихт!
– Вот же вы, басурмане, какие хитрованы! – восхитился Колючий. – Всё-то у вас с подвыподвертом.
– Специфика, – развёл крыльями Петер.
– Ладно, я же типа о деле говорить пришёл, – спохватился ёж. – У нас, ребятки, эвакуация. Будем прятаться от людей. Михайло предрёк их столпотворение. Полезут в наш лес, а всё из-за вас, между прочим.
– Это почему?!
– Да потому, что нечего было светиться на каждом углу.
– Что есть «светиться»? – не понял гамбуржец.
– Ох, чучела вы неместные… – вздохнул Колючий. – Неважно, забудь. Главное, что пора сматывать удочки.
– Как-как?! – Петер снова не уяснил мысль шпанёнка.
– Уходить надо, – раздражённо перевёл ёж с просторечного на доходчивый.
– Это почему? – Из берлоги появилась морда Ман-Кея. – Это почему? Всё же хорошо, всё же по уму. Тут классная квартира наподобие тира. Там, в глубине, двустволка-мортира, конфискованная у рэкетира, то есть браконьера, побери его холера.
– Кстати, пушку надо прихватить с собой, – сказал Колючий.
– Подъём!!! – пропел Петер для скунса и кенгуру.
Гуру Кен выкатился наружу, активно двигая всеми конечностями. Спортивный стиль жизни сквозил в каждом скачке, в каждом махе передних лап, одетых в боксёрские перчатки.
– Утро чемпиона, – сварливо прокомментировал Вонючка Сэм.
Он вышел из логова, корча недовольную гримасу и чуть ли не брезгливо жуя свою традиционную жвачку. Сэм был очень привередливым и требовательным скунсом, привыкшим совсем не к тому уровню комфорта, который мог предложить взыскательному клиенту тамбовский лес. Отсутствие благ в виде миски с водой, кормушки с пищей да тёплой фешенебельной клетки крайне угнетало Вонючку. В последние дни скунса посещали приступы хандры. Тогда Сэм брюзжал и хмурился, как пасмурное небо.
А сегодня погодка стояла замечательная, безоблачная, не то что вчерашняя. Тем сильнее бросалось в глаза гадкое настроение скунса.
– Эй, Парфюмер-братишка, что ты надулся слишком? – затараторил Эм Си. – Жизнь хороша, пляши! Праздник устрой для души. И зажигай, не туши. Come on, лапой мне помаши!
Колючий сказал:
– Вот гляжу я на вас, таких насквозь весёлых и потешных, и думаю: как же вы запляшете, когда стукнут наши знаменитые русские морозы?
– Мы хотеть вернуться домой до знаменитый руссиш мороз, – ответил Петер. – Только не иметь идей как.
– А сюда на чём прибыли?
В разговор вступил кенгуру, продолжая утреннюю разминку:
– Сложный был маршрут, обратно так не уедешь. Может, ты что-нибудь посоветуешь?
Ёж растерялся – вопрос был явно не по адресу, ведь Колючему никогда не доводилось путешествовать, хотя родной лес он облазил вдоль и поперёк.
– Я это… Ну, подумаю, ладно?
– Спасибо! – Гуру Кен подскочил к тамбовчанину и энергично потряс его лапу.
Потом Колючий рассказал проснувшимся гостям то же, что и Петеру.