С моря вернулась лодка "М-97". Капитан-лейтенант А.И. Мыльников подробно разведал район, а заодно и потопил на Таллинском рейде фашистский транспорт.
   На основе анализа данных разведки, произведенной нашими "малютками", было решено готовить для действий на морских коммуникациях противника пятнадцать подводных лодок. Это вызвало большое воодушевление среди подводников. Они рвались в бой. Им хотелось скорее еще и еще раз ударить по врагу. На партийных собраниях коммунисты советовались, как лучше и надежнее подготовить к походу материальную часть. Начальник штаба бригады подводных лодок Л.А. Курников говорил:
   - Ну наконец-то! А то стоим в гавани и ждем, когда фашисты влепят нам снаряд или бомбу... В море и безопаснее, и будет польза для дела...
   Лев Андреевич был прав. Подводные лодки в гаванях или даже на Кронштадтских рейдах были действительно уязвимы.
   Штаб наметил в первую очередь выход пяти подводных лодок. В числе их была подводная лодка "Щ-320" капитан-лейтенанта И.М. Вишневского. Она потопила в Южной Балтике транспорт. Добиться этой победы было нелегко, ибо конвой шел по мелкому месту. Узнали мы об этом еще до возвращения Вишневского, из печати нейтральных стран, которая, издеваясь над мнимым господством немцев на Балтике, уверяла читателей, что Южная Балтика "кишмя кишит" советскими подводными лодками.
   Я не могу не вспомнить и о нашей первой на Балтике Краснознаменной подводной лодке "Щ-323". Она удостоилась высокой награды 17 января 1942 года. Командовал лодкой опытный подводник, участник войны с белофиннами капитан-лейтенант Ф.Н. Иванцов. Выйдя 10 октября из Кронштадта, "Щ-323" неоднократно форсировала минные поля. В Балтике Иванцов настойчиво искал врага. И нашел. 16 октября вечером он потопил фашистский танкер.
   Вторая половина октября в Балтике была штормовая. Ветер иногда достигал 10 баллов, разводя осеннюю тяжелую волну. И вот на лодке вышел из строя вертикальный руль. Это означало, что корабль стал неуправляем. Надо было воспользоваться темнотой и срочно исправлять повреждение. Работая более часа в ледяной воде, коммунист главный старшина М.Н. Винюков и комсомолец краснофлотец К.В. Подгора справились с заданием, исправили вертикальный руль. Боевой поход продолжался, подводники отправили на дно еще два больших вражеских судна. До самого ледостава наши подводные лодки топили фашистские корабли.
   В конце сентября гитлеровские войска, штурмовавшие Ленинград, были остановлены. Они начали окапываться, переходить к обороне.
   Оставшись в тылу, героически держалась под ударами врага наша военно-морская база Ханко под командованием генерал-лейтенанта С.И. Кабанова и его верных боевых соратников - дивизионного комиссара А.Л. Раскина, начальника штаба капитана 2 ранга П.Г. Максимова, начальника политотдела полкового комиссара П.И. Власова, а также многих прославленных командиров частей - генерал-майора И.Н. Дмитриева, капитана Б.М. Гранина, капитана 2 ранга М.Д. Полегаева... Ханковцы держали врага в предельном напряжении, сумев не только выстоять, но еще занять 19 окрестных островов. Неоднократно фашисты пытались штурмовать базу, но все их попытки были напрасны. Ханко превратился в неприступную крепость.
   Хуже были наши дела в Моонзунде. Начав в первых числах сентября наступление на острова со стороны материка, фашисты 13 октября высадились на острове Муху. Помочь нашим частям на Эзеле и Даго в те дни не представлялось возможным, и нам пришлось оставить эти острова.
   27 сентября фашисты последний раз отбомбили Кронштадт. Не добившись своей цели, решив, наверное, что игра не стоит свеч, они оставили его в покое. Флот и крепость неколебимо стояли, и их огонь продолжал сокрушать вражеские полчища, рвавшиеся к Ленинграду.
   ...Бывший командующий флотом адмирал В.Ф. Трибуц и член Военного совета КБФ вице-адмирал Н.К. Смирнов в своих мемуарах, увидевших свет в последние годы, отзываются о штабе флота как о хорошо сколоченном, дружном коллективе. Вероятно, это соответствует действительности, но ведь такая организация сама по себе не приходит. Она была достигнута неутомимой деятельностью штабных командиров, при активном участии партийной организации и комиссара штаба флота Леонида Васильевича Серебрянникова. Он появился в самый напряженный период обороны Таллина. Всегда подтянутый, с твердым, уравновешенным характером, Леонид Васильевич начал не с критики и отрицания всего, что делалось до него, как это нередко бывает, а очень тактично и незаметно вошел в курс нашей жизни, и через несколько дней мне и штабным работникам казалось, что мы вместе с комиссаром служим давным-давно... У него был живой интерес к нашей работе. Он прочитывал все оперативные документы и телеграммы. Иногда Леонид Васильевич просмотрит подготовленную нами бумагу и скажет мне:
   - Слушай, прочти, пожалуйста, вот это место, что-то здесь не все ладно... Я перечитывал документ, обнаруживал недоработку и с благодарностью принимал замечание комиссара.
   Известно, что всякий вынужденный отход под натиском противника порождает неврозы во всех звеньях руководства, и особенно там, где встречаются люди неуравновешенные, вспыльчивые. Серебрянников в любой обстановке был тверд, хладнокровен и своими спокойными суждениями быстро гасил "вспышки на солнце".
   Замечательными качествами обладал наш комиссар штаба. Не случайно через год он получил новое высокое назначение - стал начальником политотдела Ладожской военной флотилии.
   Ладога
   Много внимания нам пришлось уделять Ладоге - Ладожская военная флотилия подчинялась тогда командующему Балтийским флотом. Бои уже шли на берегах озера. Вражеское кольцо вокруг Ленинграда смыкалось, связь со страной поддерживалась в основном только по Ладоге.
   Еще летом Балтийский флот послал на Ладогу 6 канонерских лодок, оборудованных из самоходных шаланд, на которых раньше перевозился грунт, поднятый землечерпалками. Эти суда водоизмещением до 1000 тонн и со скоростью хода не более семи узлов были вооружены тремя стомиллиметровыми или двумя стотридцатимиллиметровыми орудиями. Кроме канлодок флот передал на Ладогу сторожевой корабль "Пурга", тральщики, переоборудованные из небольших и не очень-то мореходных буксиров типа "Ижорец", и другие мелкие корабли. Сохранился на озере еще старейший балтийский эсминец "Сибирский стрелок", оставшийся от первой мировой войны, перевооруженный и переименованный теперь в "Конструктор". Своей авиации и зенитных частей флотилия поначалу не имела.
   Дел было много. Заново создавалась тыловая база флотилии в Шлиссельбурге, однако она скоро оказалась под ударом. Из матросов в срочном порядке формировалась 4-я бригада морской пехоты, части которой вступили в бой на подступах к Шлиссельбургу.
   Северный отряд кораблей флотилии - им командовал капитан 3 ранга Я.Т. Салагин - эвакуировал ленинградских женщин и детей, раненых бойцов, подвозил нашим сражающимся дивизиям боеприпасы и пополнение, поддерживал их своим огнем. Салагин - ныне капитан 1 ранга, доктор военно-морских наук как-то рассказывал мне:
   - Вы представляете, нам приходилось водить корабли шхерами, между островов, уже занятых противником. Идешь узким проливом - тишина. И вдруг с обеих сторон - бешеный пулеметный и минометный огонь... Куда деваться? Один выход - вперед, полным ходом... Отстреливаемся с обоих бортов. А тут еще авиация. К счастью, немцы бомбили неважно... Наконец, проскочили пролив, спешим к берегу, а там - немецкие танки. Наши артиллеристы вступают с ними в поединок, загоняют в лес. А на мысу уже ждут нас пассажиры. Никаких причалов. Приткнемся к берегу, спускаем трапы и принимаем на борт женщин и детей. И все это на виду у противника. Дорого доставался нам каждый рейс. Но все-таки тысячи людей мы спасли.
   В одном из рейсов Салагин и его штурман Попиней были ранены, но оставались на мостике, пока не привели корабли в базу.
   Не раз в ту осень ладожцы высаживали десанты в тыл фашистам. Не все они удавались, но держали противника в постоянном напряжении и уже этим сыграли свою роль.
   Разгорелись бои за Шлиссельбург. Город обороняли части 1-й стрелковой дивизии НКВД, один батальон 4-й бригады морской пехоты и мелкие подразделения флотилии. Флот поддерживал их огнем кораблей, стоявших на Неве.
   6 сентября фашистские бомбы разрушили здание штаба флотилии. Управление кораблями и частями нарушилось. Штаб переправился на правый берег Невы в район маяка Осиновец.
   8 сентября наши войска оставили Шлиссельбург. Фашистские войска пытались развить наступление. Остановил их огонь наших кораблей и береговых батарей. На пути врага оказалась и старинная русская крепость Орешек на небольшом острове. На ее башне продолжал развеваться алый флаг. Здесь сражались 350 пехотинцев и моряков. Основной огневой силой крепости была артиллерийская батарея во главе с лейтенантом П.Н. Кочаненковым и политруком А.Г. Морозовым - две 76-миллиметровые пушки и три сорокапятки. Орешек находился в двухстах метрах от врага. Десятки тысяч снарядов и мин обрушили гитлеровцы на героический гарнизон, разрушили все здания. Но крепость жила и сражалась, сдерживая натиск противника.
   Из Смольного все время запрашивали, как дела с подвозом грузов через Ладогу. Запасов муки в городе оставалось на четырнадцать дней, горючего для танков и авиации - на семь дней...
   Корабли, преодолев 115-километровый путь по Ладоге, вставали на рейде - причалов не было, груз на берег переправлялся на шлюпках под бомбежками и обстрелом.
   Военный совет Ленинградского фронта принял решение о срочном строительстве причалов и железнодорожных веток к ним в бухтах Осиновец и Морье. Сюда срочно перебрасывались строительные части Ленфронта и флота. Наблюдал за ходом работ заместитель командующего Ладожской военной флотилией по перевозкам капитан 1 ранга Н.Ю. Авраамов.
   Одновременно прокладывался новый судоходный фарватер от Осиновца на западном берегу до бухты Черная Сатама - на южном. В Черную Сатаму мелководную бухточку раньше никогда не заглядывали крупные суда. Флот прислал на озеро своих гидрографов во главе с капитаном 3 ранга Г.И. Зимой. В течение трех дней лейтенант Е.П. Чуров и его подчиненные сделали промеры, обвеховали фарватер, по которому в Черную Сатаму из Осиновца тральщик "ТЩ-37" привел первую баржу с эвакуированными рабочими Кировского завода. Новая трасса вступила в строй.
   В те дни я побывал на озере. Оно гудело, черные тучи неслись низко над водой, весь берег был в пене. Но с рейда Осиновца доносился скрежет работала землечерпалка. Мне сказали, что командует ею старый речник Н.Н. Портнов. Багермейстером у него И.X. Гусев. Они прорывали подходный фарватер к строящимся причалам. Работали в шторм и ветер. В мирное время в такую погоду ни один земснаряд не выходил в озеро.
   На берегу распоряжался Николай Юльевич Авраамов. Мы с ним старые знакомые - еще в двадцатых годах вместе служили на Черном море. У него была очень колоритная внешность: лицо обрамляли большие густые бакенбарды, точь-в-точь шкипер из старого морского романа. Николай Юльевич - бывалый моряк, еще в 1912 году окончил морской корпус, много плавал, участвовал в первой мировой войне, под Ригой водил в бой роту матросов-разведчиков, был ранен. Вылечился - снова на флот.
   В первые же дни революции матросы миноносца "Лейтенант Ильин" избрали его командиром корабля. В советское время он стал преподавателем, на флоте все его знали как автора замечательных учебников по морскому делу. Но началась война, и ученый снова стал боевым командиром. Командовал военной флотилией на Чудском озере. Теперь вот воюет на Ладоге.
   Спрашиваю, как дела. Авраамов с досадой махнул рукой.
   - Не работа, а горе!
   Больше всего он сетовал не на недостаток рабочих рук, не на вражеские бомбежки, а на погоду. Ладога бушует.
   - Посмотрите, - он показал на берег.
   Саперы и моряки сооружали причал. Волны порой покрывали их с головой, сбивали с ног, швыряли на камни. Люди поднимались, собирали разбросанные доски и бревна, и снова стучали топоры.
   В Осиновце были построены два причала, в соседней бухте Морье - один небольшой пирс. К ним вели фарватеры глубиной от полутора до двух с половиной метров* Дноуглубительные работы продолжались, а пока глубокосидящим транспортам приходилось по-прежнему выгружаться на рейде.
   12 сентября прибыл первый конвой с мукой. Это было крупное событие. Конвоем командовал капитан 3 ранга К.Н. Балакирев. В сопровождении боевых кораблей буксиры "Морской лев" и "Буй" вели баржи. Они доставили 800 тонн муки. Маловато, конечно, но радовал сам факт начала регулярных рейсов через озеро.
   Через три дня на рейде Осиновца стояло уже пять судов с мукой. Причалы еще не были готовы, и это задерживало разгрузку. Моряки и красноармейцы работали день и ночь, перегружая тяжелые мешки на шлюпки, а с них уже на берег.
   А Ладога не унималась. В середине сентября ночью во время шторма на переходе переломились и затонули две баржи с боеприпасами и оружием. В бухте Осиновец штормом выбросило на камни буксиры "Войма" и "Козельск". Баржи частью разбило, частью разбросало по озеру. Старый плоскодонный пароходик "Сом", уже во время войны возведенный в ранг тральщика, получил приказание спасти людей с баржи, терпящей бедствие. Командир "Сома" старший лейтенант Ф.Л. Ходов нашел баржу, когда она уже тонула. С огромным трудом удалось снять с нее людей. Но в это время налетели вражеские самолеты. Единственное зенитное орудие на корме тральщика открыло огонь. Комендор Николай Абакумов и его товарищи метким огнем заставили "юнкерсы" свернуть с боевого курса, но прилетели новые самолеты. Бомба попала в корабль. Раненый комендор Абакумов со своими подчиненными Шурыгиным и Спиридоновым продолжали вести огонь. Тут подоспели наши истребители и отогнали фашистов. Но корабль погружался, несмотря на усилия моряков. Высланная на помощь канонерская лодка "Нора" уже не застала тральщик на плаву. К счастью, многих моряков и красноармейцев удалось спасти.
   Штормы продолжались, но из Новой Ладоги в Осиновец шли и шли караваны с продовольствием и боеприпасами, а на обратном пути они везли в тыл эвакуированных жителей.
   Вместе с военными моряками на Ладоге сражались водники Северо-Западного пароходства. Не один десяток рейсов с грузом и людьми успешно осуществили буксиры "Орел" и "Никулясы" под командой капитанов М.Д. Ерофеева и И.А. Мишенкина. Экипаж "Никуляс" состоял большей частью из девушек. Они не уступали мужчинам в отваге и трудолюбии. Лида Кобрина, Ольга Петухова, сестры Киселевы под осколками и пулями заводили на баржи буксирные концы, оказывали помощь раненым, тушили пожары.
   Да, на Ладоге все были героями. Известный всем речникам 70-летний шкипер баржи Павел Александрович Лепестов был ранен на переходе. В следующий рейс баржу повела его дочь Татьяна. Она отлично справилась с задачей.
   Штаб флотилии передислоцировался в Новую Ладогу, откуда было легче организовать управление. Новый командующий флотилией капитан 1 ранга Виктор Сергеевич Чероков, человек больших знаний и высокой морской культуры - мой давний знакомый: он командовал бригадой торпедных катеров на Ханко, а затем Отрядом кораблей реки Нева, поддерживавшим огнем наш фронт в районе Шлиссельбурга. Вместе с начальником штаба капитаном 1 ранга С.В. Кудрявцевым, комиссаром флотилии бригадным комиссаром Ф.Т. Кадушкиным, начальником политотдела полковым комиссаром Б.Т. Калачевым новый командующий горячо взялся за дело. В конце октября - начале ноября флотилия выполнила очень важную задачу. Она перевезла с западного берега в Новую Ладогу 44-ю и 191-ю стрелковые дивизии и 6-ю морскую стрелковую бригаду пополнение для 54-й армии, приостановившей дальнейшее продвижение гитлеровцев на волховском направлении. Стояли уже морозы, ледовый припай не давал подходить к берегу. И все же флотилия перебросила через озеро 20 334 бойца, 123 орудия, десятки танков. Корабли ходили до самого ледостава. Некоторые из них так и не смогли добраться до мест стоянок и вынуждены были зимовать во льдах, в нескольких километрах от Новой Ладоги.
   Припоминаю еще несколько эпизодов, связанных с Ладогой. В конце сентября в самый разгар боев под Ленинградом ко мне на КП флота прибыл начальник связи полковник М.А. Зернов. Он был обеспокоен. В торговом порту, чуть ли не на самой линии фронта, лежат сорок два барабана дорогого импортного кабеля. Москва опасается, как бы кабель не попал в руки немцев, и приказывает потопить его в самом глубоком месте Невы...
   Я был занят другими делами и докладу Зернова не придал особого значения. Не такое тогда гибло, а тут, подумаешь, какой-то кабель...
   - Этот вопрос вы сами можете решить, - сказал я. - Отдайте необходимые распоряжения.
   Так начальник связи морской обороны Ленинграда и озерного района инженер-капитан 2 ранга Р.Б. Шварцберг получил приказ потопить кабель. Дня через два он заявился ко мне и доложил:
   - Считаю нецелесообразным топить триста тонн драгоценного кабеля.
   - А что с ним делать? - возразил я. - Он погибнет под бомбежками и снарядами. Пусть до лучших времен полежит на дне реки.
   - Уж если решено его потопить, так это надо сделать на Ладоге и с пользой: ведь этого кабеля хватит от одного берега до другого...
   Я задумался. Мы так мучились со связью. С Большой землей теперь мы переговаривались только по радио. Но это и сложно, и малонадежно. Прокладка подводного кабеля сразу и кардинально решила бы проблему.
   - Вы кому-нибудь уже докладывали свое предложение?
   - Был разговор с членом Военного совета фронта адмиралом Исаковым. Я просил у него большую баржу для перевозки кабеля. Отказал...
   - Давайте двигать выше.
   Настойчивым оказался Шварцберг. Добился своего. Получил баржу. Выделили ему в помощь водолазов, гидрографов, специалистов-кабельщиков, бойцов из войск связи и связистов НКВД. Приняли участие и работники Наркомата связи, и специалисты завода "Севкабель" Протопопов и Лебедев. Специальным решением Военного совета фронта были выделены необходимые плавсредства. К счастью, на Ладоге у нас оказался небольшой кораблик "Связист", его тоже "мобилизовали".
   Огромные барабаны с кабелем ночью вкатили на баржу и доставили в Осиновец. Руководил этой работой майор П.А. Анисимов - молодой ученый, настоящий энтузиаст своего дела. Ему помогал вольнонаемный инженер М.Я. Розенблит.
   По плану, разработанному Р.Б. Шварцбергом, в октябре началась прокладка кабеля. Район работ прикрывали сторожевые корабли и истребительная авиация флота. Фронт проходил в 18 километрах. Фашисты, завидя наши корабли, открывали огонь, посылали самолеты. Связистам приходилось работать под бомбами и снарядами. А надо заметить, что корабль, занятый прокладкой кабеля, совершенно лишен свободы маневра. От моряков и связистов требовалась огромная выдержка. Вопреки всем трудностям и опасностям они продолжали работу. И победили. За несколько дней кабель был проложен. Ленинград получил надежную телеграфную и телефонную связь, которая действовала безотказно все 900 блокадных дней.
   Через много лет секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов на торжественном собрании по случаю награждения Ленинградской области орденом Ленина скажет:
   - Составной частью в героическую эпопею обороны Ленинграда вошла организация в невероятно сложных условиях регулярной связи Ленинграда со страной через Ладожское озеро. В самые трудные минуты блокады ленинградцы не чувствовали себя оторванными от Родины. Опыт прокладки кабеля пригодился, когда по решению штаба фронта по дну Ладожского озера прокладывались трубопровод для питания города топливом и электрокабель для передачи энергии с Волховской ГЭС. И в этих работах приняли участие моряки, в том числе флотские гидрографы капитан-лейтенант П. Ивановский, лейтенанты А. Анищенко и А. Намгеладзе.
   Самое тяжелое для нас время настало, когда корабли перестали ходить по Ладоге, а ледовой дороги еще не было. Все надежды были на "воздушный мост". Штаб ВВС флота помещался тогда в здании Адмиралтейства, где и штаб Ленинградской военно-морской базы. Мне часто доводилось бывать у командующего авиацией флота генерал-майора авиации М.И. Самохина и его начальника штаба полковника Д.И. Суркова.
   От Суркова я узнал, что еще в начале октября Государственный Комитет Обороны принял решение организовать снабжение Ленинграда продовольствием и боеприпасами по воздуху. Для этого был сформирован специальный отряд транспортных самолетов Аэрофлота, куда вошли наиболее опытные летчики. Первые самолеты благополучно доставили в Ленинград продовольствие, разгрузившись, быстро приняли эвакуированных граждан и взяли курс на Большую землю. Вот тогда-то их атаковали фашистские истребители. Самолеты летчиков К. Михайлова и Л. Овсянникова были подбиты. Раненые пилоты проявили исключительное мужество, дотянули до берега и посадили машины на лед. Жизнь десятков людей была спасена. Летчики летали без прикрытия. Каждый рейс мог быть для них последним. Но они летали. С аэродрома поднимались с трудом: вместо двух тонн летчики брали три тонны груза. За сутки совершали до шести рейсов. Среди этих героев были и женщины. Командиром одного из тяжелых самолетов являлась летчица Ольга Лосикова.
   "Воздушный мост" действовал до конца декабря, пока не наладилось движение по ледовой Дороге жизни.
   У стен родного города
   Разговор происходил в Смольном.
   Секретарь Центрального Комитета партии и член Военного совета Ленфронта Андрей Александрович Жданов расспросил меня о моей службе, а потом сказал, что принято решение создать Ленинградскую военно-морскую базу и что возглавить ее доверено мне.
   - Как вы на это смотрите?
   - Ленинград - мой родной город, и сражаться за него я считаю для себя великим счастьем.
   - Ну вот и прекрасно.
   На следующее утро, 2 октября, я был уже в штабе контр-адмирала Ф.И. Челпанова, командующего морской обороной Ленинграда, которая теперь реорганизовывалась в военно-морскую базу. Флагманский командный пункт Челпанова располагался в подвале здания Военно-морской академии, на 11-й линии Васильевского острова. Только мы начали разговор, зазвонил оперативный телефон. Командующий фронтом приказывал мне немедленно явиться к нему вместе с начальником штаба контр-адмиралом В.А. Петровским - моим новым сослуживцем, которого я знал с давних пор как весьма образованного человека. Начальник штаба из него получился отличный. Едем в Смольный, где размещался штаб и Военный совет Ленинградского фронта. Встретил нас начальник оперативного управления генерал Дмитрий Николаевич Гусев. Поздравил с новыми назначениями и коротко познакомил с обстановкой. После выхода фашистов к берегу Финского залива в районе Стрельна - Петергоф (Петродворец) фронт здесь временно стабилизировался. Сейчас ставится задача ударами с флангов ликвидировать вражеский прорыв. По замыслу командующего фронтом, 42-я армия будет наступать со стороны Ленинграда на Стрельну, а 8-я армия - на Петергоф со стороны Ораниенбаума (Ломоносов), чтобы зажать вражескую группировку в клещи. Резкий звонок прямого телефона прервал беседу. Генерал армии Г.К. Жуков приглашал к себе. Встретил он нас сдержанно и сурово. Заложив руки за спину, Георгий Константинович, погруженный в мысли, шагал по большому кабинету. Выслушав наш доклад о прибытии, он посмотрел на меня усталыми глазами и сухо спросил:
   - Вы уже приняли дела?
   - Никак нет.
   - Успеете принять, а сейчас получайте срочное задание.
   Подведя нас к карте, командующий указал на Стрельну, пригород Ленинграда.
   - Вот сюда завтра на рассвете высадите роту матросов. Задача прорваться навстречу сорок второй армии... Ясно? Никаких там классических операций не выдумывать... Действовать быстро и скрытно. Перевезти роту, и все. Вы места эти знаете?
   - Знаю.
   - Что-то вы слишком самоуверенно отвечаете. Вы же там не были.
   - Товарищ генерал армии, это моя родина, по южному берегу залива я знаю каждый камень, еще в юности все здесь исходил на швертботе.
   Жуков оторвался от карты, снова взглянул на меня.
   - Хорошо. Действия свои согласуйте со штабом фронта и командующим армией. Вопросы есть?
   - Никак нет. Все ясно.
   - Идите.
   Мы отлично понимали, какая огромная ответственность за судьбу Ленинграда лежит на плечах этого человека. Конечно, хотелось хотя бы кратко поговорить о деталях, чтобы максимально обеспечить успех задуманного дела. Но мы видели, что командующий фронтом обременен массой дел. При нас его вызвала к телефону Москва.
   ...В кабинет ко мне с шумом вошел высокий плотный моряк.
   - Здравствуйте, я комиссар базы Матушкин.
   Мы с радостью пожали друг другу руки. Я уже знал этого жизнерадостного, деятельного человека. Во время боев за Таллин Алексей Алексеевич Матушкин был заместителем начальника Пубалта и комиссаром обороны города.
   Матушкин сразу же показал себя замечательным политработником. Узнав о готовящемся десанте, он тотчас поехал к морякам, которые должны были высаживаться на вражеский берег. Переходил из взвода во взвод, беседовал с ребятами, позаботился, чтобы они были снабжены всем необходимым. Провожая десантников, комиссар сумел каждому сказать душевное напутствие.