Пантелеев Юрий. Полвека на флоте

   Не буду описывать подробности десанта. Мы сделали все, чтобы без потерь доставить и высадить морских пехотинцев в назначенной точке и в назначенный срок. Отлично справились со своим делом командир высадки капитан-лейтенант Шевцов и военком старший политрук Киселев. Кораблями командовал капитан-лейтенант Крылов. Катера с десантом вели наши ленинградские яхтсмены, отлично знавшие этот район, О. Мясоедов, М. Богданов и И. Матвеев. В это время специальный отряд кораблей западнее места высадки осуществлял демонстративные действия, чтобы отвлечь на себя внимание противника.
   Десант благополучно высадился и углубился на занятый врагом берег. К сожалению, в дальнейшем связь с ним была потеряна и до сих пор никто точно не знает, как сложилась судьба этих отважных моряков.
   Столь же поспешно в последующие дни были высажены еще четыре десанта три в район Стрельны и один - в Петергоф. Участвовали в них бойцы 6-й бригады морской пехоты и частей НКВД. Дрались десантники героически, сделали все, что было в их силах. Не их вина, что они не достигли главной цели и большинство из них погибло...
   Конечно, десанты в районе Петергофа и Стрельны сыграли свою роль. Генерал армии И.И. Федюнинский, командовавший 42-й армией, в своих мемуарах пишет: "Десанты, хотя и не смогли полностью выполнить свои задачи, потому что нам не удалось соединиться с ними, все же нанесли противнику значительные потери". И не только в этом значение десантов. Фашисты вынуждены были спешно приступить к созданию противодесантной обороны побережья. В Стрельне, на конце мола, они установили орудия среднего калибра, на берегу создали доты и дзоты. В еще больших размерах строились оборонительные сооружения в Петергофском парке. Аллея Марли превращалась в глубокий противотанковый ров. На площадке, возле дворца Монплезир, устанавливались орудия. В нагорной части парка были сосредоточены ударные части гитлеровцев, готовые броситься к району нашей возможной высадки. Они были стянуты сюда с передовых позиций. Вот к чему вынудили противника наши балтийские десанты в октябре.
   Аллеи старинных парков в Стрельне и в Петергофе безмолвно хранят память о советских бойцах, бесстрашно бившихся за свой город, за свою любимую Родину.
   Командующий фронтом генерал армии Г.К. Жуков срочно вызвал начальника флотской разведки Н.С. Фрумкина и поставил задачу: выяснить систему вражеской обороны под Шлиссельбургом и вдоль Староладожского и Новоладожского каналов.
   Два разъездных катера "КМ" с разведчиками повел капитан 1 ранга Глеб Александрович Визель, в прошлом искусный штурман. Точно в назначенный срок катера ткнулись в отмель западнее села Липки. После Фрумкин докладывал мне:
   - Я прыгнул в ледяную воду, за мной политрук Маценко, лейтенант Прохватилов и остальные. Нас было тридцать шесть человек. Краснофлотцы на подбор - обученные, обстрелянные. Фашисты не обнаружили нас, и около двух миль мы шли по воде незамеченными... С рассветом отряд укрылся в прибрежных камышах. Это еще была не земля, но здесь можно было сделать передышку. Через два часа мы добрались до кустов на берегу. На леденящем ветру отжали одежду и снова, сырую, натянули на себя. В кустах скрывались до наступления темноты. Посланные в разведку Лукин и Кочерука благополучно вернулись и сообщили данные о движении фашистских патрулей. Сильно похолодало. Многие бойцы простыли. Уткнувшись лицом в мерзлую землю, они безуспешно пытались сдержать кашель. Решили двигаться дальше. В темноте нарвались на засаду. Старшина Грязнов столкнулся в кустах с фашистом. Схватка была короткой, тот и пикнуть не успел. Но другие гитлеровцы открыли огонь. Раненый Баранов, стреляя из пистолета левой рукой, уложил на месте нескольких фашистов... Нам все же удалось оторваться от преследования и скрыться в зарослях.
   Фрумкин провел своих бойцов через вражеские позиции в расположение частей Волховского фронта. Все остались живы! Задача была выполнена: уточнена огневая система противника на берегах озера и каналов. Обо всем этом доложено маршалу К.Е. Ворошилову, находившемуся в то время на Волховском фронте. Маршал высоко оценил действия балтийцев. Разведчики были удостоены правительственных наград.
   В октябре еще не так остро чувствовалась блокада. Ходили трамваи, в квартирах горел свет, звонили телефоны. На улицах было много народу, суетливо спешившего по своим делам. По вечерам работали некоторые кинотеатры, а в театр Музыкальной комедии был особенно большой наплыв публики. За вечерним чаем, правда уже с сахаром вприкуску, в семьях еще принимали гостей, делились новостями. И даже третье снижение продовольственных норм 1 октября было встречено без особой тревоги: все же рабочим и инженерно-техническим работникам помимо других продуктов выдавали в день 400 граммов хлеба, служащим, иждивенцам и детям - 250 граммов. На улицах было много ребят. Они неизменно играли в войну, в ловлю шпионов. Конечно, обстрелы и бомбежки беспокоили. Но ленинградцы уже привыкли к ним и деловито, дисциплинированно выполняли все предписания властей на этот случай.
   Чаще обычного по городу проносились пожарные машины. Пожаров в октябре вспыхивало много, по некоторым данным, было зарегистрировано более 700 очагов. Население еще не успело освоиться со способами тушения зажигательных бомб. Бомб различного калибра в октябре фашисты сбросили на город в два раза больше, чем в сентябре, - свыше шестидесяти одной тысячи. К этому надо добавить еще и семь с половиной тысяч снарядов.
   О блокаде ленинградцы говорили как о явлении временном. Многие мои знакомые совершенно серьезно спрашивали:
   - Скажите, пожалуйста, Юрий Александрович, когда предполагается прорвать блокаду?
   Говорилось это так, будто речь шла о событии, предусмотренном точным расписанием. Так раньше справлялись о прибытии экспресса "Красная стрела". Мы, конечно, всячески поддерживали оптимизм наших дорогих ленинградцев.
   - Безусловно, безусловно, - отвечал я всем, - блокада будет прорвана, притом в самое ближайшее время...
   Поводом для такой уверенности послужил и приезд к нам в штаб базы командующего флотом вице-адмирала В.Ф. Трибуца поздним вечером 12 октября.
   - Приступаем к прорыву блокады, - заявил он. - На этот раз с востока, с тыла.
   В штаб к нам вызвали высших командиров флота.
   Комфлот разъяснил, что Ставка дала указание командующему Ленфронтом провести операцию по деблокаде города путем нанесения удара по Синявинско-Шлиссельбургскому выступу. В решении этой задачи должна была принять активное участие и Ленинградская военно-морская база. Невская оперативная группа войск будет наступать с небольшого пятачка на левом берегу реки. Но перед этим она должна получить пополнение. Надо срочно перебросить через Неву более 16 тысяч бойцов, более ста орудий и десятки танков. Вот нам и предстоит принять участие в этом деле. Перевозки не укрыть от врага: он держит под контролем наш правый, более низкий берег. Его артиллерия и минометы пристреляли на нем каждую кочку.
   Времени на разработку и подготовку операции выделено в обрез. Сразу же приступаем к делу. Мы знали, что переправа потребует множество шлюпок и моторных катеров. По ночам буксировали шлюпки из Кронштадта. Брали их и с кораблей, стоявших на Неве. Ночью же шлюпки грузили на машины и везли к Невской Дубровке, для чего начальник тыла флота генерал-майор М.И. Москаленко предоставил в наше распоряжение весь грузовой автотранспорт. В поиске плавсредств в Ленинграде принимала участие и милиция, ибо ей были известны все прокатные шлюпочные базы. Подготовить это разнокалиберное и беспокойное хозяйство должен был командир Охраны водного района (ОВР) базы капитан 3 ранга А.М. Богданович - офицер с живым умом и незаурядными организаторскими способностями (впоследствии он стал контр-адмиралом).
   Воздушные налеты на Ленинград продолжались. Пожары, особенно в темноте, служили ориентирами для фашистских летчиков, и вслед за тысячами зажигалок на улицы и площади летели фугасные бомбы. Это была страшная картина.
   Проверяя готовность морской артиллерии, помню, мы с контр-адмиралом И.И. Греном задержались на железнодорожной батарее в районе Варшавского вокзала. Быстро темнело. Внезапно начался налет. На железнодорожное полотно с неба дождем падали яркие точки. Они сыпались на деревянные строения, штабеля шпал, и те моментально загорались. Кругом бушевало пламя. В воздухе слышался грохот зениток, по небу нервно метались лучи прожекторов. Вслед за зажигательными стали падать фугасные бомбы. Рушились старые каменные железнодорожные здания. В очагах пожаров взмывали к небу огромные огненные столбы. Пылающие обломки разлетались на большое расстояние. Все началось внезапно, мы даже не успели укрыться. Казалось, конца не будет этому аду. Гитлеровцы, видимо, стремились разрушить железнодорожный узел, а возможно, и наши батареи. К счастью, платформы с орудиями не пострадали, но среди артиллеристов многие были ранены. С короткими перерывами налеты продолжались всю ночь...
   Что если и наш "москитный флот" подвергся таким ударам? Спешу на Крестовский остров, где сейчас находится яхт-клуб "Водник", а в то время размещалась база ОВРа. Здесь сосредоточивались собранные со всех концов катера и шлюпки и готовились их команды. Обхожу боны. Все в порядке, следов бомбежек не видно. Матросы копошатся на шлюпках, проверяют буксирные концы, весла, багры. Капитана 3 ранга Богдановича на месте не оказалось. Меня сопровождал командир береговой базы ОВРа инженер-капитан 3 ранга А.И. Юзефович. До войны это был ученый - кандидат технических наук, доцент Военно-морской академии, ближайший помощник крупного флотского ученого профессора Л.Г. Гончарова. Война заставила отложить научную работу. Из Юзефовича, казалось сугубо кабинетного ученого, получился хороший командир.
   Питание моряков, их быт и досуг, вся организация службы на базе были поставлены образцово. В эти тяжелые дни здесь даже свою баню построили, причем отличную.
   Команды катеров, пробывшие несколько суток в дозоре в шторм, под дождем, возвратившись домой, с наслаждением парились березовым веничком - и усталость как рукой снимало.
   Для обслуживания нашего "москитного флота" и для действий на самой переправе был создан специальный отряд моряков, состоявший преимущественно из строевых матросов и старшин - боцманов, отлично знавших дело. Командовал отрядом капитан 1 ранга Ф.В. Зозуля.
   Подготовленные суда вместе с командами, как я уже говорил, перевозились к месту назначения по суше. А октябрь был дождливый, дороги развезло... Более всего мы боялись пробок на дорогах, особенно при обстрелах города и пригородов. Помню, где-то в лесу за Ржевкой догнали мы с генералом Москаленко большущую колонну машин. Как всегда в таких случаях, на дороге шум, гам и ругань. Разыскали командира колонны. Москаленко стал распекать молодого офицера за то, что застрял на дороге в том месте, которое уже не раз обстреливалось противником.
   - Поймите, вы так без машин останетесь. Сворачивайте в лес скорее!
   И действительно, скоро начался обстрел района. Противник, видимо, пронюхал о массовом "плавании" катеров через весь город. Однако колонна благополучно дошла до назначенного места, если не считать двух легко раненных матросов, которые ни за что не хотели ехать в госпиталь: "Кости целы, а мясо зарастет!" Вечером голоса этих моряков, хороших украинских хлопцев, я вновь услышал за стеной маленькой хатки, в которой разместился на переправе штаб отряда. Матросу, видимо, делали перевязку, а он, захлебываясь, рассказывал фельдшеру и медсестрам:
   - Вот забава була! Наскочили на нашу колонну генерал и адмирал. Генерал гутарит: спасай машины, других не дам! А адмирал на боцмана напустился: хорони челны, других у нас нет. Вот и пойми начальство... А в общем, слава богу, приихалы...
   Здесь же мы встретились с нашим знакомым - командиром 115-й стрелковой дивизии В.Ф. Коньковым. Энергично и умело он готовил войска к переправе.
   17 и 18 октября противник сильно обстреливал наш берег. Мы несли потери, но все же основная масса плавсредств была сохранена. Ночью стало известно, что гитлеровцы упредили нас: они нанесли удар из района Грузино на Тихвин, с целью создать второе кольцо окружения Ленинграда и соединиться на реке Свирь с финнами. Врагу удалось перерезать последнюю железнодорожную магистраль, связывавшую Ленинград со страной. В этих условиях Ленинградский фронт 20 октября начал наступление.
   Как только мы приступили к переправе через Неву, на район сосредоточения шлюпок и катеров обрушился ураганный огонь. В радиусе двух километров все, что могло гореть, пылало - и ветхие избы, и лесной валежник. Мы с комиссаром А.А. Матушкиным осторожно, порой ползком пробирались на КП командира морского отряда. Горько было видеть, как только что спущенные на воду шлюпки, накрытые вражескими минометами, сразу превращаются в щепки, плывущие по реке.
   Исключительный героизм проявили матросы и солдаты. Раненых уносили за пригорок, им на смену появлялись другие, быстро волоча в воду исправные шлюпки. Первыми через Неву переправились части 115-й стрелковой дивизии и 4-й бригады морской пехоты.
   ...К урезу воды подходит рота. Бойцы бегут к шлюпкам, матросы, стоя по пояс в ледяной воде, подсаживают солдат, шутят с ними, отталкивают шлюпки от берега. А на противоположном высоком берегу другая группа матросов встречает шлюпки и помогает бойцам быстро высадиться, выгрузить пулеметы и минометы. Вижу, катер тащит несколько наших шестерок с бойцами. Но взрыв, пламя - и вода окрашивается на секунды в красный цвет. Приглушенные, быстро затихающие крики и стоны... Плывут доски, за них держатся несколько бойцов, их относит течением к нашему берегу. А от берега уже отваливают следующие шлюпки. Движение на реке не прекращается ни на минуту.
   Темного времени нам не хватало, приходилось работать и днем, ибо командование установило жесткий срок сосредоточения войск на левом берегу Невы. Для переправы орудий и танков наши умельцы-матросы создали паромы из нескольких шлюпок. Под непрерывным огнем противника они перегонялись на левый берег. Запомнилось, к берегу прибило разбитую шлюпку. Боцман, судя по возрасту - сверхсрочник, подошел к ней, снял уцелевший руль, уключины, отрубил топором носовой и кормовой фалини и все это понес куда-то за пригорок, видимо в укрытие. В боцманском хозяйстве все пригодится. Сколько силы и величия было в его спокойных движениях и походке... Хотел я сказать что-нибудь ободряющее этому богатырю, но от близкого разрыва снаряда нас обоих засыпало землей и разом вышибло из головы всю лирику.
   Над головами беспрерывно свистели снаряды - это корабли и батареи прикрывали переправу и наступление наших войск. Грохот своей артиллерии поднимал настроение. Матросы громко восторгались:
   - Здорово наши фрицев лупят. Так их, так!
   Ожесточенные бои на Неве продолжались с 20 по 24 октября. Только за эти дни флот выпустил по противнику более 24 тысяч снарядов различных калибров. Ленинградский фронт тогда не достиг желанного успеха. Но это ничуть не умаляло значения операции. Еще и еще раз противнику было дано понять, что Ленинград не собирается мириться с блокадой, идея прорыва живет и будет жить в сердце каждого защитника города. Не вышло сегодня - выйдет завтра.
   Активные действия войск Ленинградского фронта помешали фашистам перебросить свои дивизии под Москву, где тоже разгоралась битва.
   Мы продолжали перевозить войска на левый берег Невы. Когда река замерзла, моряки и саперы проложили через нее три ледовые дороги. Чтобы сделать их надежнее, завели 18 тросов, поверх настлали бревна. Всего было переправлено более 17 тысяч бойцов, 49 танков и 139 орудий. Пятачок получил нужное подкрепление.
   С появлением на Неве льда морской отряд был расформирован и его личный состав вернулся на свои прежние боевые посты.
   Величественный город мрачнел с каждым днем. В середине ноября в жилых домах погас свет: не хватало электроэнергии. В декабре встали трамваи. Если бы они просто рано утром не вышли из своих парков, было бы лучше. Но они понуро застыли днем на линии и больше уже не двигались. А потом снарядами перебило провода и разрушило пути. Вагоны с выбитыми стеклами стояли в разных частях города, на поворотах, на площадях. Метели заносили их сугробами. Зима была снежной. На Невском проспекте не стало тротуаров. Вдоль домов пролегли тропинки, то поднимающиеся на снежные холмы, то круто с них спускающиеся. В январе в домах перестали действовать водопровод, канализация, отопление. На Неве у прорубей выстраивались длинные очереди, а морозы достигали сорока градусов.
   Таяли последние запасы продуктов питания. По всем складам собиралось все, что похоже было на продовольствие, вплоть до мучной пыли на мельницах. Подбирали везде и остатки топлива, оно нужно было заводам, оборонной промышленности.
   Все железные дороги, ведущие в Ленинград, враг перерезал. Доставка продовольствия в блокированный город стала возможна только по льду через Ладожское озеро. Но нужны были данные о фактическом состоянии льда на трассе. Военный совет Ленфронта возложил эту задачу на флот. Возможно, вспомнив мои рассказы о том, как я еще в годы гражданской войны, зимой 1921 года, прокладывал по льду дороги к мятежным кронштадтским фортам, комфлот вызвал меня к себе.
   - Немедленно выезжайте в Осиновец и на месте проверьте, как идет разведка льда.
   15 ноября, под вечер, на КП артиллерийского дивизиона подполковника М.И. Туроверова состоялась наша первая встреча с заместителем начальника гидрографии флота капитаном 2 ранга А.А. Смирновым и с молодым гидрографом лейтенантом Е.П. Чуровым, которому было поручено сформировать ледово-дорожный гидрографический отряд и произвести разведку озера. От результатов этой работы зависело решение об организации ледовой дороги. В распоряжение Е.П. Чурова из Ленинграда прибыли офицеры - гидрографы В.С. Купрюшин, В.Н. Дмитриев, С.В. Дуев, а также специальная команда из десяти матросов. Настроение у всех было боевое. Работали дружно, быстро. Приготовили пять финских саней, установили на них компас, уложили вехи, пешню.
   Е.П. Чуров с первой встречи произвел на меня очень хорошее впечатление - это уверенный в себе и в своих силах, рассудительный, знающий офицер (ныне он доктор, профессор Ленинградского университета). Лейтенант доложил мне, что уже летал над озером на самолете У-2 с летчиком Топаловым, убедился, что кромка льда еще близка к Шлиссельбургской губе и проходит по параллели мыса Морье. Судя по всему, лед еще очень тонкий, но ожидается понижение температуры до минус двадцати.
   Я потребовал от гидрографов быть особенно осторожными, ибо фашисты находятся совсем близко, можно наткнуться на их дозоры. Обсудили мы все. О выходе разведчиков сообщили в Кобопу на восточном берегу озера. С наступлением темноты провожаемые добрыми напутствиями гидрографы вышли на лед. Как было условлено, разведчики шли попарно, связавшись между собой сигнальным фалом, на расстоянии 20 метров друг от друга. Лейтенант Чуров впереди с компасом на санках, за ним лейтенант Дмитриев. Предусмотрено было и боевое охранение в составе трех моряков, старшим из которых был расторопный краснофлотец Королев. Он шел на лыжах без саней, но с шагомером.
   Лейтенант Дмитриев саженным циркулем отмечал пройденное расстояние. Через каждые 500-600 метров разведчики пробивали лунку, измеряли толщину льда и ставили вешку.
   Ночью мороз усилился. Это, с одной стороны, хорошо: лед быстро утолщался, но зато идти разведчикам становилось трудно.
   Лейтенант Е.П. Чуров после рассказывал мне:
   - Понимаете, товарищ адмирал, шагаем мы тихо, спокойно. Справа, в направлении фронта, за все время только вспышки выстрелов, гул стрельбы, иногда совсем близко затарахтит пулемет. И вдруг лед под ногами начинает плавно качаться, как на промерном боте в мертвую зыбь... Останавливаемся, меряем толщину льда. Всего пять сантиметров! Мороз трескучий, а у меня спина взмокла. Так можно и на дно загреметь, а это значит - сорвется разведка. Тихо-тихо двигаемся дальше. Перестает лед качаться - шагаем быстрее. А потом опять зыбь... И вот так на всем пути...
   Часов через пять гидрографы решили сделать привал. Запасы продовольствия были скудные: на каждого по куску соленой трески, 250 граммов хлеба и по 3 кусочка сахару...
   - И вот представьте, товарищ адмирал, - продолжал Чуров, - густые облака вдруг рассеялись и в морозном небе задрожала Полярная звезда. Я обрадовался и сразу же решил по ней проверить наш компас. О ужас: компас врет на сорок градусов! Так можно и к фашистам в лапы попасть. Решили ждать до рассвета.
   Когда взошло солнце, гидрографы увидели, что они всего-навсего милях в четырех от берега. В морозном воздухе четко вырисовывался Осиновецкий маяк. Значит, ночью крутились вокруг да около... Пошли дальше, но, как назло, лейтенант Дмитриев, перебираясь через ледяной торос, сильно повредил ногу. Надо было доставить его на берег. По высоким крутым торосам сани не протащить. Бросили их. Краснофлотцы Королев и Копейкин взвалили на плечи все имущество, а Чуров понес пострадавшего товарища. И так пробирались по торосам до землянки у маяка.
   Можно представить наше удивление, когда рано утром до нас дошло известие, что лейтенант Дмитриев доставлен в санчасть. В какую? По какому поводу? Пока все это мы выясняли, лейтенанта Чурова и его матросов след простыл... Оказывается, отдохнув в землянке, пополнив скудные запасы продовольствия, еще раз проверив все расчеты, лейтенант и его спутники снова двинулись в путь.
   На этот раз все обошлось благополучно, и к утру 17 ноября трасса была проложена и обставлена вешками, толщина льда нанесена на планшет. Несмотря на усталость, на следующий день наши гидрографы провели по льду первые две подводы с хлебом из Кобоны на западный берег озера. Трасса была быстро оборудована морскими ацетиленовыми фонарями - мигалками. О результатах разведки доложили Военному совету Ленфронта. 19 ноября он принял решение об организации военно-автомобильной дороги через Ладогу, знаменитой Дороги жизни.
   Пусть не подумает читатель, что Дорогу жизни проложили одни моряки. В этом большом деле участвовали и части фронта и гражданские организации. Я просто описал один из эпизодов общей работы, которой были заняты в то время тысячи людей разных профессий.
   ОВР Ленинградской военно-морской базы срочно сформировала буерный отряд. В него вошли 75 моряков-спортсменов во главе с известным яхтсменом лейтенантом И.И. Сметаниным. В их распоряжении было 19 ледовых яхт. Буера прибыли на Ладогу вовремя. 24 ноября они приступили к боевой службе - вели дозор и разведку у занятого фашистами берега, охраняли первые гужевые обозы, вели наблюдение за ледовой дорогой. Обнаруживая воронки от разрывов снарядов, немедленно предупреждали об этом шоферов машин. Буеристы спасли жизнь сотням людей: они доставляли раненых и больных через озеро всего за 30 минут.
   Фашистские летчики не раз охотились за нашими буерами, обстреливали их из пулеметов. Спасала большая маневренность и скорость ледовых яхт. В боевых делах отличились командиры буеров Е.И. Лодкин, А.М. Михайлов, В.К. Кочегин, К.И. Александров и многие, многие другие. Как только озеро покрылось толстым слоем снега, буеристы стали на лыжи, выполняя те же боевые задачи.
   Все дружнее мы работаем с комиссаром. Я убедился, что Матушкин может говорить правду кому угодно. Офицеры штаба, привыкшие соблюдать субординацию, иногда не осмеливались возразить мне, даже когда видели, что я ошибаюсь. Алексей Алексеевич этим не грешил. Помню, рассматривали мы план новой дислокации кораблей на Неве. Все шло хорошо. Казалось, остается только подписать документ. И вдруг слышу бас Матушкина:
   - Стоп! А почему этот вот тральщик ставим сюда? Ведь он на ремонте, и рабочим из мастерских придется ходить к нему через мост, который все время под обстрелом. Можем напрасно людей потерять.
   Действительно, почему мы об этом не подумали?
   - Спасибо, комиссар, - говорю от души. - Давайте искать другое место для тральщика. Да и стоянки остальных кораблей надо пересмотреть с этой точки зрения.
   Работать с Матушкиным было и легко и трудно. Бывало, дел по горло, а он вдруг приводит ко мне заглянувшего к нему политработника корабля.
   - Мне он интересные вещи рассказал, не мешает и тебе послушать.
   С трудом скрываю раздражение, откладываю разные срочные бумаги. Комиссар корабля рассказывает, как они организовали соревнование на ремонте, как поощряют отличившихся, как укрепляют дружбу между моряками и ремонтниками. Действительно, много интересного. Я втягиваюсь в беседу, сообща намечаем, как этот полезный опыт распространить на все корабли базы.
   Случалось, ломаем голову над каким-нибудь вопросом, но ничего не получается. Так было зимой, когда ремонтировали тральщики и сторожевые катера, столь нужные флоту. В промерзших, полуразрушенных мастерских жизнь еле теплилась. Ослабевшие от голода рабочие еле держались на ногах. Не хватало энергии, топлива, да что там - всего не хватало. Даже у наших неунывающих матросов стали опускаться руки.
   -- Слушай, - сказал мне Матушкин, - давай поговорим с Родионовым, может, он что подскажет.
   - Тоже нашел мне палочку-выручалочку, - усмехнулся я. - Сам Москаленко ничем больше помочь не может, а его комиссар - тем паче.
   - Ты плохо знаешь Родионова.
   Бригадный комиссар Михаил Сергеевич Родионов - комиссар тыла флота низенький, тщедушный, но очень живой, выслушал нас, подумал.