* * *
   Я опустилась в воду и закрыла глаза, усилием воли заставляя тело расслабиться. Откинула голову так, чтобы шея опиралась на специальный валик, вытянула ноги. Рассеянно потерла намечающийся на ребрах синяк. Затем поднесла руку к глазам и увидела, что пальцы дрожат. Сжала пальцы в кулак. Дрожала вся рука. Мышцы буквально пели от напряжения, тело все еще трепетало в адреналиновом пике. Разум пребывал в состоянии шока.
   Даже сверхгибкая психика эль-ин не могла сходу переварить все, что случилось сегодня. Теперь, когда основная опасность миновала, начиналась ответная реакция. К горлу подкатила тошнота.
   По опыту зная, что сейчас не стоит погружаться в морально-этические самотерзания, я, тем не менее, потянулась к Эль. Коснулась расовой памяти своего народа, проверяя... Дура! А чего ты, спрашивается, ожидала?
   Часть той Эль, которую я до этого воспринимала находящейся в изменяющейся форме, то есть как живую, перешла в неизменную, мертвую форму. Другими словами, часть моих поданных заплатили за утреннюю авантюру своими жизнями. Ничего удивительного. На войне, даже если это маленькая, карманная война, бывают потери. Чаще всего, обусловленные идиотизмом генерального штаба. В данном случае моим.
   Я могла бы узнать точные цифры, узнать имена, генетические линии. Могла бы узнать, что среди них были мои друзья и враги. Могла бы вспомнить их лица.
   Три дня назад я бы так и сделала. Три дня назад я была почти человеческим существом. Теперь же... это просто не имело значения. Решение было принято, решение было исполнено, заплаченная цена была признана приемлемой. Я выбросила утренние события из головы, сосредоточившись на том, что еще предстояло. Пальцы, поправившие упавшую на глаза золотую прядь, больше не дрожали.
   В последний день своего правления Антея тор Дернул-Шеррн наконец-то начала думать и действовать, как подобает Хранительнице.
   Мерзость какая.
   Ничего удивительного, что в последнее время от меня все шарахаются.
   Впрочем, это тоже не имело ни малейшего значения.
   Затормозив высший психический процесс, условно называемый «мышлением», я сосредоточилась на действиях. Долго, педантично отскабливала кожу, отмачивая ее поочередно то в обжигающе холодной, то в горячей, как кипяток, воде. Затем занялась волосами. Вымыла, расчесала, нарастила дополнительный объем, снова вымыла, снова расчесала, поработала над цветом и блеском...
   Когда я наконец поднялась из воды, то была, наверное, самой чистой эль-ин за всю историю своего народа.
   Меч лежал на бортике бассейна — чтобы в любой момент достаточно было лишь протянуть руку. Подумать только, когда-то осторожность некоторых эль-воинов казалась мне признаком если не старческого маразма, то запущенной стадией паранойи. Теперь же я даже ванну принимала в Шеррн-онн, потому что практика показала: мой собственный бассейн — слишком опасное место, чтобы соваться туда без поддержки тяжелой артиллерии.
   Привычным движением подхватив Сергея, прошлепала по полу, оставляя на нем мокрые следы. Масса мокрых волос, ставших втрое гуще, чем обычно, оттягивала голову назад — непривычное, странное ощущение.
   Пристроила клинок на туалетном столике и лишь затем пристально посмотрела в зеркало.
   В зеркале отражался... кто-то.
   Тяжелые влажные пряди волос казались темно-русыми. Из-под изогнувшейся верхней губы выглядывали белоснежные кончики клыков, камень горел во лбу нездоровым, каким-то лихорадочным сиянием.
   Узкое лицо с истончившимися, заострившимися чертами. Ежесекундно менявшие цвет глаза казались слишком большими для этого лица, и яркость их по краям была поблекшей, подернутой инеем — тревожный признак глубочайшего нервного истощения. Любую другую с такими глазами Целители бы усыпили недели на две.
   Женщина в зеркале выглядела уже наполовину трупом. Что, в принципе, соответствовало истине, так что я не стала особенно по этому поводу беспокоиться и занялась своим туалетом.
   Натерла тело ароматическим маслом — ни сил, ни протеина на синтез соответствующих веществ в собственном теле уже не осталось. Легкий макияж — белый знак-образ, нарисованный тонкой кисточкой в уголке одной из бровей.
   Открыла ящик, где хранилось созданное специально для этого вечера одеяние.
   Тонкое белоснежное белье. Ручные ножны для кинжала-аакры из белой кожи и такие же сандалии. Заколка-спица из белой кости, украшенная резным драконом — часть прядей надо было закрепить, чтобы они не падали на глаза и не мешали во время танца.
   И наконец простое платье, лишенное всяких украшений, падающее белоснежными складками до самого пола. Я осторожно накинула белый капюшон, стараясь не примять прическу.
   Белый — цвет клана Обрекающих. Цвет ту, символизирующий одновременно и жизнь, и смерть. Такое одеяние эль-леди, не принадлежащая к Эошаан, имела право надевать только в двух случаях: в честь своей свадьбы и во время своих собственных похорон. А еще, когда Эль погружалась в полный траур, но такого уже очень давно не случалось с моим народом.
   Я два раза выходила замуж и оба раза пренебрегала обычаями, предпочитая собственные цвета. Сегодня был последний шанс отдать дань традиции.
   Труп, отраженный зеркалом, блеснул клыками в невеселой улыбке. Я устало закрыла глаза и с всхлипом прижалась лбом к прохладному стеклу.
   А потом подхватила меч и выскользнула из комнаты.
   Двое северд-ин ждали за дверью. Только двое. Всего двое. Я наконец доигралась.
   Зверь погиб. Мой Зверь, мой воин, страж, друг, учитель... Он погиб в этой глупой и поспешной авантюре, а я не могла найти в себе ни горя, ни слез. Все затопила мутная и тупая покорность перед лицом собственной смерти. Ох, Зверь...
   Клык и Злюка, как мне сказали, в последней схватке получили ранения, «не совместимые с жизнью воина». Вопреки обычаям Безликих, их не добили. Напротив, через пару дней этих двух ждет трансформация, после которой они достигнут новой вершины на Пути Меча — станут одушевленным оружием, подобным моему Сергею. Когда-то такие новости вызвали бы во мне смесь оптимизма, любопытства и сожаления. Сейчас я ничего не могла почувствовать.
   — Хочется надеяться, они найдут то, что так долго искали, — эти слова, по крайней мере, были искренними.
   Бес чуть склонил голову. Двое моих оставшихся телохранителей были закутаны с ног до головы в многослойные черные одеяния и казались как никогда неприступными. Держались они на максимальном от меня расстоянии, какое только дозволяли правила вежливости, и у меня почему-то возникло впечатление, что Безликие чего-то опасаются. Но «Безликие опасаются» — это оксюморон, так что я отбросила мысль за полной ее несостоятельностью.
   Сквозь заторможенность пробился вялый импульс. Еще одно незаконченное дело. Надо наконец разобраться с этими странными вояками. Другого случая не будет.
   — Бес.
   Он ответил не сразу.
   — Госпожа? — В голосе закутанного в черное существа была какая-то... Неуверенность?
   Я подошла к низкому диванчику, села, осторожно расправив юбку.
   — У нас не будет больше случая переговорить. Если вы хотите что-нибудь спросить или что-то сказать? — Позволила вопросительной тишине повиснуть в воздухе, когда никто из них не проявил желания исповедаться, как ни в чем не бывало продолжила: — В таком случае, спрошу я. Зачем вы поступили ко мне на службу, Безликие Воины?
   В тоне было что-то, что полностью исключало возможность дальнейших уверток и отмалчивания. Никаких больше: «Мы пришли, чтобы учиться у Вас, эль-леди». Они это почувствовали.
   — Госпожа... — Бес замолчал. Итак, перед смертью я увидела еще одно чудо Ауте, еще один нарушенный закон природы: растерянного северд-ин. Увы, это ему не помогло: я по-прежнему ждала ответа.
   — Антея, мы действительно пришли учиться, — Дикая выступила вперед, держа снятую маску в руке с выражением смертельной решимости на пересеченном тонкими ритуальными шрамами лице. — Шпионить, исполнять долг чести, следовать Путем — но прежде всего учиться.
   Это было очень странно. Бес — лидер боевой звезды, он говорит за всех. То, что самая молодая из воинов осмелилась его прервать, было чудовищным проступком, заслуживающим, согласно их кодексу, если не смерти, то как минимум дуэли. Ну а то, что она сняла маску, назвала меня по имени, намекнула на секреты своего народа... Не говоря уже об упоминании совершенно неприемлемого для воина «шпионить», более того, упоминании его перед «долгом чести»... Однако старший северд не сделал ни единого движения, чтобы ее остановить.
   Интересно.
   По-птичьи склонила голову к плечу.
   — Учиться у меня?..
   Изменение формы зрачков — их эквивалент сердитого жеста руками, отметающего что-то глупое.
   — Путь Меча — это не только искусство фехтования, Антея. Ты это знаешь.
   Самое печальное, я действительно это знала. Слишком хорошо. И именно поэтому через пару часов намерена была покончить счеты с жизнью.
   — Нашли чему учиться!
   Ее лицо осталось непроницаемым.
   — Докатились, — это не было вопросом. Я когтями побарабанила по резной ручке дивана. Сверкнула глазами в сторону Беса... и внутренне дрогнула, когда глаза начали по привычке искать за его плечом мощную фигуру Зверя. — Вы собираетесь присоединиться к Клыку и Злюке.
   Лидер боевой звезды с достоинством склонил голову, уже сейчас более напоминая меч, нежели существо из плоти и крови. Идеальное оружие, не больше, но и не меньше. К этому все шло с самого начала.
   Я повернулась к Дикой. Она, самая молодая и вздорная из пятерки, единственная подавала хоть какую-то надежду.
   — А вот ты, похоже, имеешь другие планы.
   Кажется, для Беса это было неожиданностью. И, кажется, не слишком приятной. Сложно сказать точнее, Безликие позволяют себе слишком мало не относящихся непосредственно к поединку эмоций, чтобы можно было их читать.
   — Возможно, — голос ее был равнодушен. — Я еще не решила.
   Бунт на корабле?
   Я дала им пару минут, чтобы обменяться безмолвными взглядами и уладить все между собой. Ну, может, «уладить» слишком сильное слово, однако после моего многозначительного взгляда они отдернули руки от мечей. А потом Бес удивил меня. Он сказал Дикой:
   — А никто тебе и не позволил бы пройти трансформацию. Ты еще не готова.
   Я позволила Дикой насладиться растерянностью, а затем обратилась с отвлекающим вопросом:
   — И что же ты собираешься делать?
   Северд помолчала. Затем осторожно надела маску.
   — Я еще не решила. Возможно, вернусь домой. Или вступлю в клан Атакующих — эль-ин, похоже, принимают женщин без лишних вопросов. Или уйду в Поиск. Есть еще слишком многое, чего я не знаю о Пути Чести.
   Если кто-то использует слова «возможно» и «я не знаю», этот кто-то не безнадежен. Я расслабилась, успокоенная. Какая-то часть облегчения пробилась даже сквозь сковывающую чувства апатию. Дикая была другом — в том смысле, который вкладывают в это слово эль-ин.
   Они начали растворяться в воздухе — судя по всему, «разговор по душам» можно было считать законченным. Я фаталистично помедитировала над вероятностью неприятного хода развития событий: боевые звезды северд-ин, точно саранча, обрушиваются на кланы эль-ин, снова кровь под крышами онн... Конечно, масштабные вторжения, мягко говоря, не в стиле оттачивающих индивидуальное мастерство и помешанных на собственной чести воинов. Но скорее Ауте станет спокойной и предсказуемой, чем заклиненные на своем Пути вояки поймут, что такое эль-ин и с чем нас едят...
   Не моя проблема. Уже не моя. Какая прекрасная, восхитительная фраза!
   Обратилась к ним снова:
   — Вы будете на Балу?
   — Этого требует долг, — холодно отрезал Бес.
   — Все наши годы службы будут бесполезны, если мы не будем на этом Балу, Антея. Не присутствуя на нем, мы не можем считать, что узнали о тебе хоть что-то истинное.
   По моим губам зазмеилась улыбка, в которой не было ни капли молодости.
 
Приходит смерть почетная
Тогда,
Когда начертано бойцу
С достоинством покинуть
Этот Мир.
 
   Она серьезно кивнула. Все-таки, несмотря ни на что, Дикая — еще очень и очень молодая девушка из народа воителей. Со всеми вытекающими последствиями.
   Я встала.
   Гости уже собрались. Пришла пора открывать Бал.

ТАНЕЦ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ, ТАУАТЕ
Acuto

   Гости уже собрались. Или — в некоторых случаях — их собрали. Интересно, был ли в истории Оливула хоть один Бал Сотворения, на котором цвет высшего общества Империи присутствовал бы в оковах?
   Какая разница? Если раньше не было, теперь будет. Все когда-нибудь случается в первый раз...
   Со смиренной иронией взмахнула ушами, принимая бытие таким, какое оно есть. Даже при желании я не могла бы винить кланы за несколько экстремальные меры безопасности. Оливулские «гости» — это не только представители (немногих) оставшихся в Империи благородных фамилий, но и лидеры разной степени радикальности освободительных движений. Чтобы передать им «приглашения», был организован самый полномасштабный за всю историю эль-оливулских отношений антитеррористический рейд. Воины Хранящих посреди ночи врывались в древние резиденции, громили дома и дворцы. Было ликвидировано рекордное число подземных бункеров и секретных астероидных баз. Империя, потрясенная размахом облавы, застыла на грани открытого бунта: казалось, еще немного, и люди, не выдержав, поднимут самоубийственное восстание.
   Напряжение достигло желаемого уровня. И — остановилось на этом уровне.
   Объявлений об ожидаемых казнях не последовало. Не последовало ни репрессий, ни новых обысков, вообще ничего. Просто... несколько тысяч людей пригласили на Бал.
   Оливулцы уже достаточно давно имели дело с эль-ин, чтобы не предполагать сразу самое худшее. Если мы говорим, что все дело в вечеринке, значит...
   Окончательно сбитых с толку террористов притащили в Шеррн-онн. В сердце клана Хранящих, святая святых, куда людей обычно не допускали ни под каким предлогом. И вместо ожидаемых пыток и тюремных камер их встретила армия парикмахеров, портных и стилистов. В конце концов, не могли же мы позволить этим смертным варварам выглядеть неподобающе в столь важный вечер!
   И тем более мы не могли позволить им сотворить что-нибудь героическое и чудовищно глупое. Сегодня в этом Зале соберутся Матери всех кланов Эль-ин, будут представлены все генетические линии. Не хватало еще, чтобы борцы за свободу активировали какое-нибудь очередное биологическое оружие (во время вчерашнего рейда были конфискованы довольно... любопытные образцы) или протащили на банкет новую разновидность бомбы. Поэтому каждый из оливулских «гостей» был так густо опутан заклинаниями, что из-под многочисленных ментальных слоев было практически не разглядеть их собственной ауры. Вряд ли многие из бедняг догадывались о том, сколь серьезные меры безопасности мы приняли. Ведь такого рода оковы почти не проявляются внешне и почти не ограничивают свободу объекта... пока этот объект не делает ничего подозрительного, разумеется.
   Я стояла за полупрозрачным занавесом, скрывающим проход на балкон, и пыталась убедить себя, что совсем не волнуюсь. Нет, правда. Честное слово.
   Я спокойна.
   От моего спокойствия сейчас стены рушиться начнут.
   После унизительно долгих колебаний подняла руку с полированными золотыми когтями, чтобы отбросить занавес — и не без облегчения обернулась, услышав за спиной странный шум.
   Люди, за которыми я посылала, прибыли.
   — Ворон. Грифон. Орлина. Спасибо, что пришли, — благодарно взмахнула ушами в сторону эль-воинов, конвоировавших смертных.
   — А у нас был выбор?? — рявкнул Грифон. Рык свежевоскрешенного национального героя звучал... внушительно. Очень. Похоже, ему устроили краткий обзор новейшей истории Оливула. Или не столь уж краткий.
   — Отложите свой праведный гнев до завтра, сейчас нам не до него, — рассеянно попросила я, нервно прядая ушами в ответ на доносящиеся из-за занавеса звуки музыки.
   Ворон хмурился. То есть мимика его оставалась безупречно бесстрастной, но, зная, что искать, я без труда обнаружила следы беспокойства и напряженной работы мысли. Оперативник СБ не понимал, что происходит, но знал об эль-ин достаточно, чтобы уловить витавшее в воздухе истеричное напряжение. Я проигнорировала его вопросительный взгляд.
   — Ты... — гневно начал Грифон и вдруг неожиданно поправился: — Вы, быть может, и считаетесь сейчас Императрицей, леди, но праздновать гибель тысяч людей этим... этой пародией на Бал Сотворения...
   Ворон поднял руку и коснулся локтя древнего оливулца, заставив того удивленно замолчать. Герой, кажется, не привык к тому, что его прерывали. Изумление во взгляде, брошенном на молодого «потомка», было почти яростью. Видимо, ожившая легенда была отнюдь не в восторге от всяких желторотых «коллаборационистов». Но гнев потух, так толком и не вспыхнув, когда Грифон понял, что его полностью игнорируют. Все внимание Ворона было направлено на меня.
   — Эль-леди, вы выглядите прекрасно. Очень... отрешенно. — Если эль-ин прилагает усилия, чтобы быть красивой, надо показать, что вы это цените, ваше молчание сочтут за оскорбление. Ворон начал с комплимента, в полном соответствии с нашим этикетом. Я приняла это благодарным взмахом ушей, которые тут же неуверенно дернулись, когда он сказал про «отрешенность». Где этот смертный научился так хорошо нас читать? — Вам идет белое. Хотя я не помню, чтобы видел этот цвет на вас раньше. Разве эль-ин не предпочитают свои собственные цвета?
   Мои глаза потемнели, когда он сразу же, с первой попытки, угодил в точку. Когти рефлекторно выскользнули из кончиков пальцев на несколько сантиметров и тут же втянулись обратно до привычной длины.
   — Сегодня — особенный случай. Очень особенный, — взмахом ушей приказала закрыть тему, и, как ни странно, жест был понят. Похоже, я не ошиблась в этом молодом человеке.
   — Да, эль-леди, — он произнес это с мягкостью, которую незнающий мог бы принять за доброжелательность. Почти нежность.
   Грифон, хотя и был незнающим, обладал достаточным опытом, чтобы почуять неладное. Если вначале осторожной Орлине пришлось чуть ли не силой удерживать темпераментного героя, то теперь он сам вдруг впал в задумчиво-наблюдательное настроение, которое обеспокоило меня больше, чем любые вспышки ярости. Он все еще оставался абсолютно невежественным там, где дело касалось произошедших за последние века изменений, но, похоже, был полон желания сначала подумать, а потом уже действовать. И встретившись с его внимательным, пугающе умным взглядом, легко было поверить: все, что писали об этом человеке в исторических книгах, — правда. Он может стать проблемой.
   Или решением.
   С некой абстрактной точки зрения я даже симпатизировала ему. Что за кошмар: принять героическую смерть и оказаться жесточайшим образом воскрешенным. Да еще по ошибке, во имя Ауте и всех ее порождений! Проснуться века спустя после того, как умерли все, кого ты знал и кто был тебе дорог. И обнаружить, что с Империей, ради которой ты не щадил ни своей, ни чужой крови, случилось то... что случилось. На самом деле он удивительно достойно все переносил. Сверхъестественная стабильность. Я бы в сходных обстоятельствах, даже при всей хваленой гибкости вене, давно бы билась в истерике. Или, что более вероятно, била окружающих. Да, с абстрактной точки зрения его можно было пожалеть.
   Увы, Теи никогда не были склонны к абстракциям. Мы удивительно конкретные существа. Этот... человек в буквальном смысле слова приложил руку к тому, чтобы менталитет Оливулской Империи сформировался так, как сформировался. Он, даже в большей степени чем те, кто отдал и выполнил приказ, был ответствен за бездумное использование этими высокомерными тварями биологического оружия. Логично или нет, но я винила Грифона Элеры за то, что сразу после открытия Врат на Эль-онн они бросились нас завоевывать. А когда не получилось, не раздумывая обрушили на мой народ Эпидемию. И цвет эльфийского общества оказался выкошен в результате сознательно осуществленного людьми геноцида.
   Все, что случилось потом, корнями упиралось вот в этого высокого легендарного человека и его деяния. Вот пусть он теперь и расхлебывает!
   Укрепившись в своем решении, фаталистично взмахнула ушами.
   Ауте станет милой и пушистой прежде, чем Антея тор Дернул-Шеррн начнет сочувствовать оливулцу. Dixi. И это — еще одна причина, по которой я должна уйти. Лучше так, чем, подобно Ийнэлю и другим древним, тысячелетиями носить в себе не находящую выхода ненависть.
   — Грифон, — сделала шаг ему навстречу, парируя испытующий взгляд точно таким же. Склонила голову набок, поправила выбившуюся из-под шелкового капюшона прядь. — Ситуация... много сложнее, чем вам сейчас представляется. Не предпринимайте ничего, пока хоть немного не разберетесь в происходящем. Ни в коем случае не предпринимайте ничего сегодня вечером, — это не было просьбой, это было приказом, приказом того, кто имел полное право приказ отдавать. — И... удачи.
   Они не поняли. Но они испугались. Смертные не так безнадежны, как может показаться.
   Я отвернулась. Подняла тонкую когтистую руку, совсем переставшую дрожать, и нежно отбросила занавес в сторону. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий морем и почему-то апельсинами воздух. Шепнула:
   — Смотрите.
   На это стоило посмотреть.
   Большой Зал Шеррн-онн в день Совета... потрясал.
   Он был огромен — но это слово слишком пресно, слишком обыденно, чтобы передать всю бескрайность простирающегося перед нашими глазами пространства. Сегодня свет был притушен. Зал утопал в тенях и мягких бликах от покачивающихся на ветру светильников, но и в солнечный день ты с трудом мог различить противоположные стены — так велико было расстояние между ними. Что же до пола и потолка, я не уверена, что в этом месте они вообще существовали.
   Но самое удивительное — это эль-ин. Тысячи эль-ин. Миллионы эль-ин. Высокие, утонченные, стремительно-гибкие фигуры, беззвучно скользящие по балконам и террасам, будто причудливой резьбой, покрывающим стены Зала. Точно облако тропических бабочек, слетевшихся со всех Небес ради самого главного танца. Буйные гривы, огромные миндалевидные глаза, пылающие во лбах живые камни. В любой другой день у вас в глазах зарябило бы от яркости крыльев, от затейливых индивидуальных и клановых одежд и макияжа.
   Не сегодня. Не сегодня.
   Они не распускали многоцветные крылья. Они скрыли под капюшонами длинные волосы. Они все, все как один были одеты в длиннополые плащи. Снежно-белого, удивительно чистого цвета.
   Миллионы высоких, тонких фигур в струящихся белых одеяниях, беззвучно скользящих среди причудливых теней и призрачной музыки. Они казались призрачными, нереальными, точно забытый сон. Они казались такими... такими далекими.
   — О Ауте... О милосердная. О Вечная Юная...
   Полный траур. Все кланы, все генетические линии надели священное белое. Такого Эль-онн не знала уже очень и очень давно. Невероятно. После всех этих лет мой народ наконец позволил себе горевать о любимых, потерянных во время Эпидемии. Быть может, сегодня мы попытаемся отпустить призраки, так долго витавшие за нашими спинами.
   Может быть, мы даже попытаемся простить.
   Я, впрочем, сомневалась, что последнее у нас получится.
   — Антея-эль?
   Ворон. Кажется, он не в первый раз меня окликал. Медленно повернулась к смертному, обожгла его потусторонним, совершенно нечеловеческим взглядом.
   — Что-нибудь... не так? — Он чувствовал, не мог не чувствовать, что привычный мир плохих захватчиков-эльфов и отважно сражающихся с ними непокорных людей летит кувырком. Установки и представления, такие простые, такие ясные и уютные, вдруг зашатались, и смертные не могли понять, как и почему это происходит.
   — Белый — цвет траура, — мягко шепнула я, объясняя все и не объясняя ничего. Вновь повернулась к залу, прижавшись щекой к арке прохода. Пила дивное зрелище, как пьют старое вино и апельсиновый сок, — медленно, смакуя каждый глоток.
   Среди закутанных в белое эль-ин особенно ярко выделялись фигуры гостей. Их всех собрали на одном уровне в целях безопасности. Их же собственной.
   Оливулцы — в своих официальных полувоенных комбинезонах угольно-черного, сливающегося с тенями цвета. Их массивные фигуры казались скоплениями темноты, а мрачные лица и эмоции лишь усиливали впечатление. Контраст со светлой печалью моего народа был поразителен и очень драматичен.
   Я без труда нашла нескольких дарай-князей, с непроницаемыми лицами наблюдающих за происходящим с боковой галереи. Аристократичные фигуры, завернутые в свои собственные персональные радуги. Перламутровое сияние выделяло их среди всех остальных, приковывало взгляды. Мне пришло на ум сравнение со светлячками, затерявшимися среди феерии ночных мотыльков.
   Были и другие гости, но они казались потерянными, одинокими. Резали глаза, были удивительно не на месте. Слишком грубые, слишком яркие, слишком... вульгарные для того, что послужило поводом для этого собрания. И было очень важным и очень личным делом моего народа. Прекрасно. Именно этого впечатления я и добивалась.
 
В своем саду гостей я угощу
Кузнечиками на обед.