Страница:
– Знаю. – В ее голосе ощущалась легкая смешинка. – Он стоит в одном ряду с другими такими же. Зачем я родился? В чем смысл жизни? И тому подобное.
– Вот именно. Но почему тебя интересует мой ответ на него?
– Мы ведь друзья, верно?
– Верно. И все же? Есть люди, которых я знаю всю жизнь, но мне никогда бы не пришло в голову задать им такой вопрос.
Он почти слышал – или, скорее, видел, – как крутятся колесики у нее в голове.
– Возможно, я потому спросила, Ник, что мне показалось, будто тебе стоит подумать над ответом в большей степени, чем другим.
– Почему тебе так показалось?
– Ты один. Абсолютно один. Если бы ты был счастлив в этом состоянии, то мне бы и в голову не пришло спрашивать.
– Значит, ты считаешь, что я несчастен?
– А разве не так? Ник напрягся.
– Почему это может представлять интерес для тебя?
– Ты прав. Наверное, это не мое дело.
– Нет. Я не то имел в виду. – Помолчав, он продолжал немного севшим голосом: – Между нами что-то есть. Ты это знаешь. Я это знаю. Сейчас половина четвертого, и мы разговариваем по телефону, хотя для обоих не составило бы труда просто пересечь коридор. Тогда никто из нас не был бы одинок.
– А ты уверен, что это так? – Ее голос вдруг зазвучал так же недоверчиво, как перед тем у него. – Ты действительно избавился бы от своего одиночества или просто забылся бы на время в моей постели?
– Сейчас поздновато для того, чтобы вести метафизические споры, Эва. – Тембр его голоса изменился, стал низким и возбуждающим, словно ласка. – Что, если нам просто попробовать все выяснить на практике?
– Я бы хотела, Ник, но…
– Боишься не понравиться себе утром, – сухо закончил он.
– Ну, я-то себе понравлюсь, – с абсолютной откровенностью сказала она в ответ. – А еще больше мне понравишься ты, причем настолько больше, что это может стать для тебя даже несколько обременительным. Вот что плохо. Ты же не захочешь, чтобы я ударилась в глупые мечты о нашем будущем, потому что не веришь в сказочную концовку: «И они жили долго и счастливо». Ведь правда? А я, боюсь, уже не смогу остановиться.
Молчание в трубке затянулось, и Эва затаила дыхание. Никогда раньше она не была так близка к тому, чтобы признаться в чувствах, которые испытывала к нему. Проходила секунда за секундой, и ее вдруг охватило ужасное, тошнотворное ощущение, что она совершила ошибку.
– Прости, – чуточку резко сказала она. – Я думала, мы говорим начистоту. Должно быть, виновато позднее время. Боже, уже почти четыре. Надо бы немного поспать. Увидимся утром.
Она уже почти положила трубку на рычаг, когда услышала, как он крикнул с каким-то отчаянием:
– Эва!
Поколебавшись, она снова поднесла трубку к уху:
– Да, Ник?
– Не отрекайся от меня. – Его голос звучал тревожно, всегда ровная интонация сбилась от неуправляемого страха. – Может быть, я того не стою, но прошу тебя, не отступай. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Ты важна для меня, Эва. Прости, если я поторопился.
Она тихонько засмеялась.
– Не так уж поторопился, иначе я не валялась бы тут без сна, не так ли?
Она почти почувствовала, как он облегченно улыбнулся, но в голосе все еще слышалось напряжение:
– Если бы ты знала, что ты со мной делаешь!
– Ну нет, этот номер не пройдет! – сказала она, придав голосу легкий тон. – Мне необходимо по крайней мере три часа нормального сна. Не забудь, что утром ты вверяешь мне свою жизнь.
– Я готов по первому твоему слову доверить тебе, Эва, любую часть себя по отдельности и все вместе.
– Спокойной ночи, Ник.
Кладя трубку, Эва улыбалась улыбкой триумфатора. Сон сразу показался ей вполне осуществимой возможностью. Чем скорее она заснет, тем скорее наступит утро и она снова увидит его.
Третья чашка кофе была такой же крепкой и горькой, как и первая. Добавляя в нее однопроцентного молока, Эва сразу заметила серебристые волосы Ника в толпе выходящих из лифта людей.
Каждый раз, когда он появлялся в поле зрения, у нее внутри оживало что-то такое, что было глубже влечения. Вот он пересекает холл; на нем брюки из натурального льна и рубашка цвета слоновой кости; неизменные темные очки отгораживают его от внешнего мира. Он кажется воплощением неторопливой изысканности. Однако она знала о Нике то, чего никогда не заподозрил бы сторонний наблюдатель. Он так и не спал всю ночь. Как и вчера, это было видно по тому, как он слегка припадает на правую ногу.
Я люблю его. Это естественное и жизненно необходимое чувство ворвалось в нее, да так насовсем и осталось. И с этим ничего нельзя поделать.
Прошлым вечером она осмелилась дразнить и тормошить его – чуть-чуть, только чтобы пробиться сквозь наружную оболочку отчужденности, – и получила в награду возможность мельком разглядеть пылкую натуру, которую он прятал под этой оболочкой. Ее губы изогнулись в мечтательной улыбке предвкушения. В одном поцелуе этого мужчины таился такой заряд страсти, какого ей не приходилось ощущать ни у одного из мужчин, которых она знала до Ника. Но не это главное. Их влекло друг к другу нечто большее, чем простая физическая совместимость. И у нее оставался всего один день на то, чтобы доказать ему это.
Поверх края чашки она наблюдала, как он осматривает холл, ища ее. Обычно она оставляла ему записку у администратора, в которой сообщала, когда подаст лимузин к подъезду.
Сегодня она этого не сделала – решила вывести его из равновесия.
Она видела, как он заговорил с портье. Тот в ответ показал ему, где находится кафетерий. Ник сразу увидел ее – она сидела прямо у входа, – и его лицо засветилось радостью.
При его приближении Эва встала. Счастливая улыбка на лице Ника потухла – он увидел, что она в своей шоферской форме. Он сорвал с себя очки, и стали видны две глубокие борозды на лбу. Взглядом своих темных, цвета насыщенного кофе, глаз он окинул ее темно-синий, застегнутый на латунные пуговицы блейзер и брюки.
– Как это понимать, Эва?
Она улыбнулась краешками губ, пропуская его удивленный вопрос мимо ушей.
– Кофе, мистер Бауэр? Ник покачал головой.
– Я заказал кофе в номер. – Он еще сильнее нахмурился, продолжая разглядывать ее униформу, но больше ничего на эту тему не сказал. – Я звонил тебе в половине седьмого, думал, что ты присоединишься ко мне. – Он укоризненно посмотрел ей в лицо, на котором играла улыбка. – Ты не взяла трубку.
– Должно быть, я в это время спустилась к реке, хотела пробежаться. Мне это нужно было, чтобы проснуться окончательно. А потом занималась машиной.
Складки у него на лбу немного разгладились, но тон был по-прежнему неодобрительным.
– Могла бы по крайней мере оставить мне записку. А то персоналу отеля пришлось больше часа разыскивать тебя.
– Прошу прощения, сэр. – Эва опустила глаза и в свою очередь слегка нахмурилась. Значит, несмотря на то, что она вчера целовала его так, словно он владел последним глотком воздуха во вселенной, он все равно считает, что с утра ей следует вернуться в образ наемной служащей, во всем угождающей боссу Бауэру. От разочарования у нее защемило сердце. Раньше он никогда не был ни мелочным, ни высокомерным.
Она взяла в руки несколько листов бумаги, лежавших на столе рядом с ее блюдцем, и протянула ему.
– Я захватила ваши факсы. В записке миссис Роберте сказано, что в первой половине дня она пришлет и окончательные данные по проекту Янсена. – Эва постаралась, чтобы это прозвучало по-деловому, спокойно и в то же время безлично.
Он взял у нее бумаги и сухо сказал:
– Спасибо.
– За это вы мне и платите, – ответила она довольно резко, что заставило его бросить на нее острый взгляд.
– Да, наверное. – У него был какой-то смущенный и одновременно рассерженный вид. – Ты хорошо спала?
– Неплохо. Благодарю вас за внимательность, мистер Бауэр.
Он пристально смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть, что обижен ее возвращением к официальности.
– А я плохо, Эва.
Несмотря на его суровый вид, Эва подумала, не слишком ли строго она его судит. Возможно, он искренне беспокоился за нее и огорчился, что они не смогли не торопясь позавтракать наедине.
Она не поддалась естественному для женщины желанию протянуть руку, сплести свои пальцы с его пальцами и увести его обратно в лифт и к себе в комнату. Конечно, Ник захочет заняться с ней любовью. Он хочет именно этого, и она тоже. Но здравый смысл удерживал ее от такого шага. Ее ставкой в этой игре было нечто большее, чем возможность улечься с ним в постель. Она хотела войти в его жизнь.
Он схватил ее за руку, когда она потянулась за счетом.
– Что касается вчерашнего вечера…
Эва покачала головой и медленно высвободила ладонь.
– Не здесь, Ник.
Секунду она видела неприкрытую тоску, тлеющую в глубине его темных глаз, потом он снова надел очки.
– Как скажешь, Эва. Как ты пожелаешь. Эва ощутила новый прилив решимости. В три часа ночи он просил ее не отступаться от него. Он даже не представляет, с какой целеустремленностью она собирается выполнять данное ему обещание.
Через несколько минут они оба зажмурились от слепящего блеска еще одного жаркого утра. Поверхность Потомака отливала металлом. Смог серовато-бурым облаком висел в удушливом летнем воздухе. Вчерашний быстро закончившийся дождь сейчас испарялся, напоминая, что впереди еще один знойный день.
– Боже мой! Ничего себе денек! – пробормотал Ник.
– Похоже, погода на Восточном побережье взбесилась, – ответила Эва, распахивая перед ним заднюю дверцу. – К полудню цифры на градуснике могут стать трехзначными.[1]
Неожиданно для нее он отвел ее руку и захлопнул дверцу.
– Спасибо, я сяду впереди.
В ответ на этот внезапный каприз Эва лукаво усмехнулась.
– Возить пассажиров на переднем сиденье – нарушение правил.
– Я сам установил эти правила, сам их и нарушу.
Эва браво отсалютовала ему:
– Так точно, сэр, мистер Бауэр!
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Вот именно. Но почему тебя интересует мой ответ на него?
– Мы ведь друзья, верно?
– Верно. И все же? Есть люди, которых я знаю всю жизнь, но мне никогда бы не пришло в голову задать им такой вопрос.
Он почти слышал – или, скорее, видел, – как крутятся колесики у нее в голове.
– Возможно, я потому спросила, Ник, что мне показалось, будто тебе стоит подумать над ответом в большей степени, чем другим.
– Почему тебе так показалось?
– Ты один. Абсолютно один. Если бы ты был счастлив в этом состоянии, то мне бы и в голову не пришло спрашивать.
– Значит, ты считаешь, что я несчастен?
– А разве не так? Ник напрягся.
– Почему это может представлять интерес для тебя?
– Ты прав. Наверное, это не мое дело.
– Нет. Я не то имел в виду. – Помолчав, он продолжал немного севшим голосом: – Между нами что-то есть. Ты это знаешь. Я это знаю. Сейчас половина четвертого, и мы разговариваем по телефону, хотя для обоих не составило бы труда просто пересечь коридор. Тогда никто из нас не был бы одинок.
– А ты уверен, что это так? – Ее голос вдруг зазвучал так же недоверчиво, как перед тем у него. – Ты действительно избавился бы от своего одиночества или просто забылся бы на время в моей постели?
– Сейчас поздновато для того, чтобы вести метафизические споры, Эва. – Тембр его голоса изменился, стал низким и возбуждающим, словно ласка. – Что, если нам просто попробовать все выяснить на практике?
– Я бы хотела, Ник, но…
– Боишься не понравиться себе утром, – сухо закончил он.
– Ну, я-то себе понравлюсь, – с абсолютной откровенностью сказала она в ответ. – А еще больше мне понравишься ты, причем настолько больше, что это может стать для тебя даже несколько обременительным. Вот что плохо. Ты же не захочешь, чтобы я ударилась в глупые мечты о нашем будущем, потому что не веришь в сказочную концовку: «И они жили долго и счастливо». Ведь правда? А я, боюсь, уже не смогу остановиться.
Молчание в трубке затянулось, и Эва затаила дыхание. Никогда раньше она не была так близка к тому, чтобы признаться в чувствах, которые испытывала к нему. Проходила секунда за секундой, и ее вдруг охватило ужасное, тошнотворное ощущение, что она совершила ошибку.
– Прости, – чуточку резко сказала она. – Я думала, мы говорим начистоту. Должно быть, виновато позднее время. Боже, уже почти четыре. Надо бы немного поспать. Увидимся утром.
Она уже почти положила трубку на рычаг, когда услышала, как он крикнул с каким-то отчаянием:
– Эва!
Поколебавшись, она снова поднесла трубку к уху:
– Да, Ник?
– Не отрекайся от меня. – Его голос звучал тревожно, всегда ровная интонация сбилась от неуправляемого страха. – Может быть, я того не стою, но прошу тебя, не отступай. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Ты важна для меня, Эва. Прости, если я поторопился.
Она тихонько засмеялась.
– Не так уж поторопился, иначе я не валялась бы тут без сна, не так ли?
Она почти почувствовала, как он облегченно улыбнулся, но в голосе все еще слышалось напряжение:
– Если бы ты знала, что ты со мной делаешь!
– Ну нет, этот номер не пройдет! – сказала она, придав голосу легкий тон. – Мне необходимо по крайней мере три часа нормального сна. Не забудь, что утром ты вверяешь мне свою жизнь.
– Я готов по первому твоему слову доверить тебе, Эва, любую часть себя по отдельности и все вместе.
– Спокойной ночи, Ник.
Кладя трубку, Эва улыбалась улыбкой триумфатора. Сон сразу показался ей вполне осуществимой возможностью. Чем скорее она заснет, тем скорее наступит утро и она снова увидит его.
Третья чашка кофе была такой же крепкой и горькой, как и первая. Добавляя в нее однопроцентного молока, Эва сразу заметила серебристые волосы Ника в толпе выходящих из лифта людей.
Каждый раз, когда он появлялся в поле зрения, у нее внутри оживало что-то такое, что было глубже влечения. Вот он пересекает холл; на нем брюки из натурального льна и рубашка цвета слоновой кости; неизменные темные очки отгораживают его от внешнего мира. Он кажется воплощением неторопливой изысканности. Однако она знала о Нике то, чего никогда не заподозрил бы сторонний наблюдатель. Он так и не спал всю ночь. Как и вчера, это было видно по тому, как он слегка припадает на правую ногу.
Я люблю его. Это естественное и жизненно необходимое чувство ворвалось в нее, да так насовсем и осталось. И с этим ничего нельзя поделать.
Прошлым вечером она осмелилась дразнить и тормошить его – чуть-чуть, только чтобы пробиться сквозь наружную оболочку отчужденности, – и получила в награду возможность мельком разглядеть пылкую натуру, которую он прятал под этой оболочкой. Ее губы изогнулись в мечтательной улыбке предвкушения. В одном поцелуе этого мужчины таился такой заряд страсти, какого ей не приходилось ощущать ни у одного из мужчин, которых она знала до Ника. Но не это главное. Их влекло друг к другу нечто большее, чем простая физическая совместимость. И у нее оставался всего один день на то, чтобы доказать ему это.
Поверх края чашки она наблюдала, как он осматривает холл, ища ее. Обычно она оставляла ему записку у администратора, в которой сообщала, когда подаст лимузин к подъезду.
Сегодня она этого не сделала – решила вывести его из равновесия.
Она видела, как он заговорил с портье. Тот в ответ показал ему, где находится кафетерий. Ник сразу увидел ее – она сидела прямо у входа, – и его лицо засветилось радостью.
При его приближении Эва встала. Счастливая улыбка на лице Ника потухла – он увидел, что она в своей шоферской форме. Он сорвал с себя очки, и стали видны две глубокие борозды на лбу. Взглядом своих темных, цвета насыщенного кофе, глаз он окинул ее темно-синий, застегнутый на латунные пуговицы блейзер и брюки.
– Как это понимать, Эва?
Она улыбнулась краешками губ, пропуская его удивленный вопрос мимо ушей.
– Кофе, мистер Бауэр? Ник покачал головой.
– Я заказал кофе в номер. – Он еще сильнее нахмурился, продолжая разглядывать ее униформу, но больше ничего на эту тему не сказал. – Я звонил тебе в половине седьмого, думал, что ты присоединишься ко мне. – Он укоризненно посмотрел ей в лицо, на котором играла улыбка. – Ты не взяла трубку.
– Должно быть, я в это время спустилась к реке, хотела пробежаться. Мне это нужно было, чтобы проснуться окончательно. А потом занималась машиной.
Складки у него на лбу немного разгладились, но тон был по-прежнему неодобрительным.
– Могла бы по крайней мере оставить мне записку. А то персоналу отеля пришлось больше часа разыскивать тебя.
– Прошу прощения, сэр. – Эва опустила глаза и в свою очередь слегка нахмурилась. Значит, несмотря на то, что она вчера целовала его так, словно он владел последним глотком воздуха во вселенной, он все равно считает, что с утра ей следует вернуться в образ наемной служащей, во всем угождающей боссу Бауэру. От разочарования у нее защемило сердце. Раньше он никогда не был ни мелочным, ни высокомерным.
Она взяла в руки несколько листов бумаги, лежавших на столе рядом с ее блюдцем, и протянула ему.
– Я захватила ваши факсы. В записке миссис Роберте сказано, что в первой половине дня она пришлет и окончательные данные по проекту Янсена. – Эва постаралась, чтобы это прозвучало по-деловому, спокойно и в то же время безлично.
Он взял у нее бумаги и сухо сказал:
– Спасибо.
– За это вы мне и платите, – ответила она довольно резко, что заставило его бросить на нее острый взгляд.
– Да, наверное. – У него был какой-то смущенный и одновременно рассерженный вид. – Ты хорошо спала?
– Неплохо. Благодарю вас за внимательность, мистер Бауэр.
Он пристально смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть, что обижен ее возвращением к официальности.
– А я плохо, Эва.
Несмотря на его суровый вид, Эва подумала, не слишком ли строго она его судит. Возможно, он искренне беспокоился за нее и огорчился, что они не смогли не торопясь позавтракать наедине.
Она не поддалась естественному для женщины желанию протянуть руку, сплести свои пальцы с его пальцами и увести его обратно в лифт и к себе в комнату. Конечно, Ник захочет заняться с ней любовью. Он хочет именно этого, и она тоже. Но здравый смысл удерживал ее от такого шага. Ее ставкой в этой игре было нечто большее, чем возможность улечься с ним в постель. Она хотела войти в его жизнь.
Он схватил ее за руку, когда она потянулась за счетом.
– Что касается вчерашнего вечера…
Эва покачала головой и медленно высвободила ладонь.
– Не здесь, Ник.
Секунду она видела неприкрытую тоску, тлеющую в глубине его темных глаз, потом он снова надел очки.
– Как скажешь, Эва. Как ты пожелаешь. Эва ощутила новый прилив решимости. В три часа ночи он просил ее не отступаться от него. Он даже не представляет, с какой целеустремленностью она собирается выполнять данное ему обещание.
Через несколько минут они оба зажмурились от слепящего блеска еще одного жаркого утра. Поверхность Потомака отливала металлом. Смог серовато-бурым облаком висел в удушливом летнем воздухе. Вчерашний быстро закончившийся дождь сейчас испарялся, напоминая, что впереди еще один знойный день.
– Боже мой! Ничего себе денек! – пробормотал Ник.
– Похоже, погода на Восточном побережье взбесилась, – ответила Эва, распахивая перед ним заднюю дверцу. – К полудню цифры на градуснике могут стать трехзначными.[1]
Неожиданно для нее он отвел ее руку и захлопнул дверцу.
– Спасибо, я сяду впереди.
В ответ на этот внезапный каприз Эва лукаво усмехнулась.
– Возить пассажиров на переднем сиденье – нарушение правил.
– Я сам установил эти правила, сам их и нарушу.
Эва браво отсалютовала ему:
– Так точно, сэр, мистер Бауэр!
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Я не смог… спасти их. – Ник выдавил эти слова, как будто их вырвали у него под пыткой. – Ничем… не смог помочь им. – Он сделал долгий, медленный вдох, который окончился каким-то странным коротким звуком. – Мужчина должен быть способен защитить свою жену и ребенка. Я подвел их.
Глаза Эвы были прикованы к дороге. Это неожиданное признание прозвучало для нее как гром с ясного неба. Она даже не могла вспомнить ту незначительную реплику, которая вызвала его.
Или, может быть, не было вообще никакой реплики. Они были в пути уже два часа, успев углубиться в коневодческий район Виргинии, страну выбеленных изгородей, безукоризненно чистых конюшен и ухоженных выгулов. Вот в чем дело. Ник упомянул, что его жена любила лошадей. В следующую секунду он уже начал говорить о своем браке и о том, чем все кончилось.
Эва постаралась заглушить собственные чувства. Ведь он впервые заговорил с ней об этой катастрофе. Не надо быть гением, чтобы понять, чего стоило такое усилие этому замкнутому человеку и что он сделал это усилие ради нее. Сейчас важно сказать что-нибудь такое, что ободрило бы его.
Эва взглянула на Ника. Он сидел выпрямившись и неотрывно глядя перед собой, словно не она, а он вел машину. В профиль его лицо казалось заострившимся. Голос звучал бесстрастно, как бы отрешенно от самих слов. Только едва заметная дрожь в уголке рта говорила о том, каким огромным усилием воли он держит себя в руках. Вот в чем главная причина его одиночества, вот источник, питающий тот ледяной барьер, которым он оградил себя в эмоциональном отношении от всех других людей в своей жизни. Ей никогда не приходило в голову, что он мог винить себя в их гибели. Она понимала, что ей нельзя ограничиться обычными словами утешения, какие, должно быть, он слышал в свое время от тех, кто осмеливался говорить с ним об этом. Ему нужна откровенность, а не банальности.
– Ты говоришь, что в случившемся есть твоя вина. Но разве из-за тебя этих гусей засосало в двигатели? – тихо спросила она.
Он резко повернулся в ее сторону, его лицо выражало крайнее удивление.
– Тебе не приходило в голову, что меня могло заинтересовать, как произошла эта авиакатастрофа? Я пошла в библиотеку и прочитала все, что писали газеты, – призналась Эва. – Вот я и спрашиваю, как ты их подвел? – После каждого вопроса она бросала взгляд на дорогу. – Разве это ты завалил самолет? Ты выбирал, кому жить, а кому умереть? Разве ты струсил и сбежал? В чем ты их подвел?
Ник покачал головой, лицо исказилось в гримасе. Видно было, с каким усилием он сохраняет самообладание.
– Все не так просто.
– Я читала, как ты спас жизнь трем другим пассажирам, хотя у тебя самого была повреждена нога. – Не обескураженная его хмурым видом, Эва продолжала еще уверенней: – Миссис Роберте рассказывала мне: ты получил такую сильную контузию, что первые три дня, проведенные в больнице, даже не знал, где находишься.
– Я не хотел знать. – Его голос потерял свою обычную звучность. Он отвернулся и снова стал смотреть через ветровое стекло, но Эва понимала, что на самом деле он смотрит внутрь себя.
Она глубоко вздохнула, сердце ее разрывалось от сочувствия к нему. Но он не нуждался ни в ее слезах, ни в жалости.
– Ник, логическим путем ты тут ни к чему не придешь. То, что случилось, не поддается никакой логике и никаким меркам добра и зла. Это был ужасный, непредсказуемый несчастный случай. Ты любил свою жену и ребенка. Твое горе было таким долгим и глубоким… Но послушай, Ник… – Она подождала, пока он повернется в ее сторону. – Их нет, а ты есть. Разве ты хотел бы, чтобы твоя жена прожила последние шесть лет так, как прожил их ты, – в одиночестве и без любви?
– Конечно, нет. – Какое-то воспоминание на секунду смягчило следы боли на его лице. – Дженет любила жизнь. – Он едва заметно пожал плечами. – Она захотела бы, чтобы я продолжал жить.
– Ну так и продолжай, – негромко сказала Эва.
Он повернулся к ней, его взгляд постепенно возвращался из прошлого в настоящее. Слабая улыбка сняла гримасу боли и вернула прежнюю форму красиво очерченным губам.
– Не знаю, за какие заслуги провидение послало мне тебя, Эва.
Она улыбнулась.
– Насколько я помню, ты пытался отказать мне в работе. Мне пришлось штурмовать цитадель и требовать признания.
– Да, верно. И с тех пор ты берешь штурмом мои укрепления одно за другим. – Он поднял руку и дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. – Продолжай в том же духе. – Его пальцы скользнули вниз по ее щеке к шее и легким как перышко прикосновением охватили ее. – Мне надо, чтобы ты всегда была рядом.
Как бы поежившись, Эва зажала его пальцы между щекой и плечом, ощущая бурную радость оттого, что преодолено опасное препятствие.
– Может, тебе надо быть поосторожнее с просьбами?
А то вдруг получишь то, что просишь.
– Я на это рассчитываю… и на тебя, Эва. – Он откинул свою посеребренную голову назад, на кремовый кожаный подголовник, и закрыл глаза. Однако его рука осталась там, где была, ласково напоминая о том, что между ними возникла новая связь. – Я на это рассчитываю, – устало повторил он.
Он заснул так быстро, что Эва даже не стала отвечать. Она знала, что ею одержана безмерно трудная, но необходимая победа над его прошлым. Теперь все, что бы ни случилось, будет касаться лишь настоящего и, может быть (может быть!), будущего.
– Он никогда и не любил меня. Я была просто частью его «жизненных планов», причем, как оказалось, наименее ценной.
– И поняла это, когда было уже поздно? – Ник смотрел, как Эва жует зеленый салат.
Они сидели в уютном уголке сельского торгового центра, в нескольких милях от резервации индейцев чероки, расположенной в Великих Дымных Горах, что на западе Северной Каролины. Когда-то в этом здании помещался сельский магазин, где продавали корма и зерно. Теперь здесь был торговый центр прикладного искусства, где в многочисленных киосках торговали изделиями местных индейских и деревенских ремесел, коллекционными предметами фермерского быта и антиквариатом. Они оказались здесь совершенно случайно, после того как Ник проспал в машине почти весь день. Где-то между обсуждением того, покупать или нет боевой головной убор ручной работы, и поглощением чая со льдом и салатов зашел разговор о замужестве Эвы.
Эва задумалась над ответом.
– Мне тогда только исполнилось двадцать лет. Я выросла в маленьком городке, в семье с небольшим доходом. Билл Ролстон был, что называется, мечтой каждой женщины – красивый, умный, вундеркинд от электроники, работающий на фирме в Хартфорде, и богатый. Мы познакомились на вечеринке у общих друзей. Он был на несколько лет старше. Мне ли было бросать вызов его высокомерию и самоуверенности? Тем более что он использовал свое немалое обаяние, чтобы произвести на меня впечатление.
Она сокрушенно усмехнулась.
– Он казался мне идеалом. К тому же терпеливо слушал все, что бы я ни говорила, при каждой встрече старался расположить к себе. Разумеется, я влюбилась. Это была большая ошибка.
Эва увидела, как рука Ника, лежавшая на столе, стала приближаться к ней. Она пыталась остановить этот жест сочувствия, слегка покачав головой. Но он не отступил. Взглянув ей прямо в глаза, он сказал:
– Расскажи мне об этом.
Она невольно засмотрелась на складную фигуру сидящего напротив мужчины. Внезапно ее поразила мысль о том, что Билл и Ник во многом похожи: оба красивы, умны, богаты. Но здесь сходство и кончалось. Билл оказался неспособен на настоящее чувство, был начисто лишен самокритичности, сочувствие было ему чуждо. Те почти незаметные, но определяющие признаки характера, отсутствовавшие на приятном лице Билла, в изобилии проступали сейчас на лице Ника. Нет, у самовлюбленного человека не могло быть глаз, выражающих такую силу, такую печаль, такую нежность. Она сама не раз наблюдала выражение, можно сказать, воинственного сопереживания у него на лице, когда он считал, что какое-то стоящее дело приносится в жертву «политической целесообразности», или видел, что кого-то обманывают или используют. В этот момент он сопереживал ей.
Она ощутила, как ее сердце захлестнула теплая волна. Он смотрел на нее с таким сосредоточенным вниманием, словно ожидал последних важнейших подробностей коммерческой сделки, а не пустяковых фактов очень короткого и несчастливого замужества.
Гоняя по тарелке лист одуванчика, Эва старалась вспомнить ту молодую и несчастную жену, какой она была когда-то. Но эти воспоминания были такими далекими, что казалось, будто не она, а кто-то другой прожил ту жизнь.
Бесстрастная отрешенность передалась и ее голосу, когда она снова заговорила:
– Расскажу покороче. Уже через два месяца он сделал мне предложение. Я чувствовала себя Золушкой, к которой постучался Сказочный Принц с хрустальным башмачком в руках. Поэтому я помахала ручкой последнему году учебы в колледже и вышла за него замуж.
Только после свадьбы я поняла, что для Билла сделать предложение не означало любить, а слушать не означало слышать. Он довел до совершенства свои манеры тонко чувствующего современного человека, но они были лишь инструментом в его руках. Тот факт, что мне было плохо с самого первого дня, не имел никакого значения. У него было то, что он хотел, – послушная, покорная, уступчивая жена…
– Я как-то не могу вообразить тебя покорной или послушной, – перебил ее Ник. Взгляд его темных глаз стал еще интимнее. – А вот уступчивость я держу в голове весь день.
Эва избегала смотреть на него, но была благодарна за улыбку, которая слышалась в его голосе.
– Даже в постели он вел себя как эгоист, но я по неопытности думала, что сама виновата и что потом все наладится. Но через полгода, придя однажды с работы, он сказал, что не уверен, правильное ли решение я приняла – не он, а я! – став его женой. Что если бы я действительно прислушалась к своему сердцу, то поняла бы, что не люблю его или люблю с недостаточной преданностью.
– Вот подонок, – пробормотал Ник.
Эва кивнула и наконец посмотрела ему в глаза.
– Примерно неделю спустя до меня дошел слух, что Билл возобновил роман со старшей помощницей начальника его отдела, который прервал перед нашей свадьбой. Она была на семь лет старше его и благодаря своему положению могла быть полезной для его карьеры. И я ушла.
Эва нацепила на вилку помидор размером с вишню, который попытался ускользнуть от нее через край тарелки.
– Я лишь слегка удивилась и почувствовала большое облегчение, когда он даже не попытался помириться. – Она подняла вилку, чтобы получше рассмотреть помидор. – Никакого предварительного раздельного проживания, никакого консультанта по вопросам брака и семьи. Просто быстренький развод, и все. – Помидор отправился в рот.
– Никакого финансового возмещения? Эва энергично покачала головой.
– Я отказалась добиваться материального возмещения, на которое, по словам моего адвоката, могла рассчитывать. Билл был прав: это я совершила ошибку. Деньги здесь ничего не меняли.
Две гневные черточки прорезали лоб Ника.
– Порядочный человек предложил бы сам.
Эва ласково посмотрела на него, ей понравилось, что Ник способен принимать близко к сердцу события, случившиеся задолго до их встречи.
– Подумай, сколько интересного я бы пропустила, если бы мне не пришлось зарабатывать на жизнь! По крайней мере, теперь я знаю, чего стою, и никогда больше не продешевлю.
Пристальный взгляд Ника скрестился с ее задорным взглядом.
– Тебе и не придется. Мне с этого места кажется, что ты сама всем заправляешь. Так почему же сейчас у тебя нет мужчины?
Эва пожала плечами.
– У меня были другие интересы. Именно такого ответа Ник и ожидал, но тем не менее почувствовал острое удовлетворение оттого, что у нее никого нет.
– Ну а теперь?
Эва как-то загадочно усмехнулась и отвела взгляд.
Они сидели у окна с ящиком для растений, полным ярких летних цветов. Эва сняла форменный жакет, уступив жаре, но и ее накрахмаленная блузка быстро теряла вид. Трех стаканов чая со льдом едва хватило для утоления мучившей ее жажды. За окном их лимузин, словно мираж в пустыне, дрожал и плясал в послеполуденном зное, отражавшемся от тротуаров и всей улицы. Машину окружила стайка ребятишек, пытавшихся что-нибудь увидеть сквозь тонированные дымчатые стекла. Обычно она держала праздных зевак на расстоянии, но детей ей было жаль прогонять. А потом, просто не хотелось выходить на солнцепек раньше времени.
Она подняла глаза и заговорила с подошедшей официанткой:
– Я надеялась, что ближе к горам будет прохладнее.
– Девяносто семь в тени, – ответила блондинка с яблочным румянцем на щеках, одетая в льняное красное с белым платье в колониальном стиле и белый фартучек с оборками. – Денек как на заказ для купания нагишом, это уж точно.
У Эвы загорелись глаза.
– А в меню оно есть?
Официантка засмеялась, вырвала из своей книжечки счет и положила на стол.
– Можно устроить.
– Правда? – Эва проигнорировала удивленную мину Ника.
– Ну, просто недалеко отсюда есть такое местечко, где один из ручьев образует естественный плавательный бассейн. – Официантка подмигнула. – Все местные его знают. Я и сама туда хожу.
– А трудно его найти? – спросила Эва, и ее глаза озорно заблестели.
Молодая женщина усмехнулась, переводя оценивающий взгляд с Эвы на шокированное лицо Ника.
– Миль пять отсюда, наверху в горах. – Ее взгляд переместился на окно, потом на черный лимузин, жарившийся на солнце. – Конечно, дорога узкая и извилистая, просто асфальтовый серпантин. Местами там крутые обрывы.
Эва поняла ход ее мысли.
– Вы удивитесь, если узнаете, в какие щели мне удавалось пропихивать этого монстра. Если там есть дорога, я справлюсь.
Официантка улыбнулась.
– Знаете что, нарисую-ка я для вас план. – Взяв бумажную салфетку, она изобразила развилку дорог, указала направление. – Отличный день для такой прогулки, – сказала она и отдала Эве свое произведение.
Эва рассмотрела план, потом спрятала его в карман.
– Спасибо вам.
– Не за что, – ответила официантка. – Местные жители все время туда ходят. Конечно, это запрещается, но обычно у шерифа есть дела поважнее, чем гонять людей оттуда, где можно купаться.
Она взяла деньги, которые протянул ей Ник, и изумленно округлила глаза, когда он сказал:
– Сдачу оставьте себе.
– Спасибо. Заходите в любое время. – Она задержалась возле них и окинула Ника одобрительным взглядом. – Только не слишком там засиживайтесь, по этой дороге лучше возвращаться засветло. По радио вечером обещали дождь. Вы не узнаете, что такое настоящая непогода, пока не попадете в грозу в Дымных Горах. Приятного вам купания. Когда она ушла. Ник засмеялся.
– Она думает, мы психи и на самом деле собираемся туда.
Эва встала и протянула руку за своим форменным жакетом, висевшим на спинке стула.
– Я-то собираюсь.
Иронически изогнув темные брови, Ник тоже поднялся.
– Ты это серьезно? – В глазах у него появился какой-то особенный блеск. – Я не взял с собой плавки.
Эва задорно улыбнулась.
– Я тоже не взяла.
Как только они свернули с главного шоссе и, проехав через Национальный парк Великих Дымных Гор, выехали на ленту асфальтовой дороги, такую узкую, что на ней не было даже центральной разделительной полосы, им показалось, что они попали в иной мир. Каким-то таинственным образом они вдруг переместились в приветливый мир тишины и прохладного воздуха, где их со всех сторон обступал лес из деревьев высотой с собор.
Глаза Эвы были прикованы к дороге. Это неожиданное признание прозвучало для нее как гром с ясного неба. Она даже не могла вспомнить ту незначительную реплику, которая вызвала его.
Или, может быть, не было вообще никакой реплики. Они были в пути уже два часа, успев углубиться в коневодческий район Виргинии, страну выбеленных изгородей, безукоризненно чистых конюшен и ухоженных выгулов. Вот в чем дело. Ник упомянул, что его жена любила лошадей. В следующую секунду он уже начал говорить о своем браке и о том, чем все кончилось.
Эва постаралась заглушить собственные чувства. Ведь он впервые заговорил с ней об этой катастрофе. Не надо быть гением, чтобы понять, чего стоило такое усилие этому замкнутому человеку и что он сделал это усилие ради нее. Сейчас важно сказать что-нибудь такое, что ободрило бы его.
Эва взглянула на Ника. Он сидел выпрямившись и неотрывно глядя перед собой, словно не она, а он вел машину. В профиль его лицо казалось заострившимся. Голос звучал бесстрастно, как бы отрешенно от самих слов. Только едва заметная дрожь в уголке рта говорила о том, каким огромным усилием воли он держит себя в руках. Вот в чем главная причина его одиночества, вот источник, питающий тот ледяной барьер, которым он оградил себя в эмоциональном отношении от всех других людей в своей жизни. Ей никогда не приходило в голову, что он мог винить себя в их гибели. Она понимала, что ей нельзя ограничиться обычными словами утешения, какие, должно быть, он слышал в свое время от тех, кто осмеливался говорить с ним об этом. Ему нужна откровенность, а не банальности.
– Ты говоришь, что в случившемся есть твоя вина. Но разве из-за тебя этих гусей засосало в двигатели? – тихо спросила она.
Он резко повернулся в ее сторону, его лицо выражало крайнее удивление.
– Тебе не приходило в голову, что меня могло заинтересовать, как произошла эта авиакатастрофа? Я пошла в библиотеку и прочитала все, что писали газеты, – призналась Эва. – Вот я и спрашиваю, как ты их подвел? – После каждого вопроса она бросала взгляд на дорогу. – Разве это ты завалил самолет? Ты выбирал, кому жить, а кому умереть? Разве ты струсил и сбежал? В чем ты их подвел?
Ник покачал головой, лицо исказилось в гримасе. Видно было, с каким усилием он сохраняет самообладание.
– Все не так просто.
– Я читала, как ты спас жизнь трем другим пассажирам, хотя у тебя самого была повреждена нога. – Не обескураженная его хмурым видом, Эва продолжала еще уверенней: – Миссис Роберте рассказывала мне: ты получил такую сильную контузию, что первые три дня, проведенные в больнице, даже не знал, где находишься.
– Я не хотел знать. – Его голос потерял свою обычную звучность. Он отвернулся и снова стал смотреть через ветровое стекло, но Эва понимала, что на самом деле он смотрит внутрь себя.
Она глубоко вздохнула, сердце ее разрывалось от сочувствия к нему. Но он не нуждался ни в ее слезах, ни в жалости.
– Ник, логическим путем ты тут ни к чему не придешь. То, что случилось, не поддается никакой логике и никаким меркам добра и зла. Это был ужасный, непредсказуемый несчастный случай. Ты любил свою жену и ребенка. Твое горе было таким долгим и глубоким… Но послушай, Ник… – Она подождала, пока он повернется в ее сторону. – Их нет, а ты есть. Разве ты хотел бы, чтобы твоя жена прожила последние шесть лет так, как прожил их ты, – в одиночестве и без любви?
– Конечно, нет. – Какое-то воспоминание на секунду смягчило следы боли на его лице. – Дженет любила жизнь. – Он едва заметно пожал плечами. – Она захотела бы, чтобы я продолжал жить.
– Ну так и продолжай, – негромко сказала Эва.
Он повернулся к ней, его взгляд постепенно возвращался из прошлого в настоящее. Слабая улыбка сняла гримасу боли и вернула прежнюю форму красиво очерченным губам.
– Не знаю, за какие заслуги провидение послало мне тебя, Эва.
Она улыбнулась.
– Насколько я помню, ты пытался отказать мне в работе. Мне пришлось штурмовать цитадель и требовать признания.
– Да, верно. И с тех пор ты берешь штурмом мои укрепления одно за другим. – Он поднял руку и дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. – Продолжай в том же духе. – Его пальцы скользнули вниз по ее щеке к шее и легким как перышко прикосновением охватили ее. – Мне надо, чтобы ты всегда была рядом.
Как бы поежившись, Эва зажала его пальцы между щекой и плечом, ощущая бурную радость оттого, что преодолено опасное препятствие.
– Может, тебе надо быть поосторожнее с просьбами?
А то вдруг получишь то, что просишь.
– Я на это рассчитываю… и на тебя, Эва. – Он откинул свою посеребренную голову назад, на кремовый кожаный подголовник, и закрыл глаза. Однако его рука осталась там, где была, ласково напоминая о том, что между ними возникла новая связь. – Я на это рассчитываю, – устало повторил он.
Он заснул так быстро, что Эва даже не стала отвечать. Она знала, что ею одержана безмерно трудная, но необходимая победа над его прошлым. Теперь все, что бы ни случилось, будет касаться лишь настоящего и, может быть (может быть!), будущего.
– Он никогда и не любил меня. Я была просто частью его «жизненных планов», причем, как оказалось, наименее ценной.
– И поняла это, когда было уже поздно? – Ник смотрел, как Эва жует зеленый салат.
Они сидели в уютном уголке сельского торгового центра, в нескольких милях от резервации индейцев чероки, расположенной в Великих Дымных Горах, что на западе Северной Каролины. Когда-то в этом здании помещался сельский магазин, где продавали корма и зерно. Теперь здесь был торговый центр прикладного искусства, где в многочисленных киосках торговали изделиями местных индейских и деревенских ремесел, коллекционными предметами фермерского быта и антиквариатом. Они оказались здесь совершенно случайно, после того как Ник проспал в машине почти весь день. Где-то между обсуждением того, покупать или нет боевой головной убор ручной работы, и поглощением чая со льдом и салатов зашел разговор о замужестве Эвы.
Эва задумалась над ответом.
– Мне тогда только исполнилось двадцать лет. Я выросла в маленьком городке, в семье с небольшим доходом. Билл Ролстон был, что называется, мечтой каждой женщины – красивый, умный, вундеркинд от электроники, работающий на фирме в Хартфорде, и богатый. Мы познакомились на вечеринке у общих друзей. Он был на несколько лет старше. Мне ли было бросать вызов его высокомерию и самоуверенности? Тем более что он использовал свое немалое обаяние, чтобы произвести на меня впечатление.
Она сокрушенно усмехнулась.
– Он казался мне идеалом. К тому же терпеливо слушал все, что бы я ни говорила, при каждой встрече старался расположить к себе. Разумеется, я влюбилась. Это была большая ошибка.
Эва увидела, как рука Ника, лежавшая на столе, стала приближаться к ней. Она пыталась остановить этот жест сочувствия, слегка покачав головой. Но он не отступил. Взглянув ей прямо в глаза, он сказал:
– Расскажи мне об этом.
Она невольно засмотрелась на складную фигуру сидящего напротив мужчины. Внезапно ее поразила мысль о том, что Билл и Ник во многом похожи: оба красивы, умны, богаты. Но здесь сходство и кончалось. Билл оказался неспособен на настоящее чувство, был начисто лишен самокритичности, сочувствие было ему чуждо. Те почти незаметные, но определяющие признаки характера, отсутствовавшие на приятном лице Билла, в изобилии проступали сейчас на лице Ника. Нет, у самовлюбленного человека не могло быть глаз, выражающих такую силу, такую печаль, такую нежность. Она сама не раз наблюдала выражение, можно сказать, воинственного сопереживания у него на лице, когда он считал, что какое-то стоящее дело приносится в жертву «политической целесообразности», или видел, что кого-то обманывают или используют. В этот момент он сопереживал ей.
Она ощутила, как ее сердце захлестнула теплая волна. Он смотрел на нее с таким сосредоточенным вниманием, словно ожидал последних важнейших подробностей коммерческой сделки, а не пустяковых фактов очень короткого и несчастливого замужества.
Гоняя по тарелке лист одуванчика, Эва старалась вспомнить ту молодую и несчастную жену, какой она была когда-то. Но эти воспоминания были такими далекими, что казалось, будто не она, а кто-то другой прожил ту жизнь.
Бесстрастная отрешенность передалась и ее голосу, когда она снова заговорила:
– Расскажу покороче. Уже через два месяца он сделал мне предложение. Я чувствовала себя Золушкой, к которой постучался Сказочный Принц с хрустальным башмачком в руках. Поэтому я помахала ручкой последнему году учебы в колледже и вышла за него замуж.
Только после свадьбы я поняла, что для Билла сделать предложение не означало любить, а слушать не означало слышать. Он довел до совершенства свои манеры тонко чувствующего современного человека, но они были лишь инструментом в его руках. Тот факт, что мне было плохо с самого первого дня, не имел никакого значения. У него было то, что он хотел, – послушная, покорная, уступчивая жена…
– Я как-то не могу вообразить тебя покорной или послушной, – перебил ее Ник. Взгляд его темных глаз стал еще интимнее. – А вот уступчивость я держу в голове весь день.
Эва избегала смотреть на него, но была благодарна за улыбку, которая слышалась в его голосе.
– Даже в постели он вел себя как эгоист, но я по неопытности думала, что сама виновата и что потом все наладится. Но через полгода, придя однажды с работы, он сказал, что не уверен, правильное ли решение я приняла – не он, а я! – став его женой. Что если бы я действительно прислушалась к своему сердцу, то поняла бы, что не люблю его или люблю с недостаточной преданностью.
– Вот подонок, – пробормотал Ник.
Эва кивнула и наконец посмотрела ему в глаза.
– Примерно неделю спустя до меня дошел слух, что Билл возобновил роман со старшей помощницей начальника его отдела, который прервал перед нашей свадьбой. Она была на семь лет старше его и благодаря своему положению могла быть полезной для его карьеры. И я ушла.
Эва нацепила на вилку помидор размером с вишню, который попытался ускользнуть от нее через край тарелки.
– Я лишь слегка удивилась и почувствовала большое облегчение, когда он даже не попытался помириться. – Она подняла вилку, чтобы получше рассмотреть помидор. – Никакого предварительного раздельного проживания, никакого консультанта по вопросам брака и семьи. Просто быстренький развод, и все. – Помидор отправился в рот.
– Никакого финансового возмещения? Эва энергично покачала головой.
– Я отказалась добиваться материального возмещения, на которое, по словам моего адвоката, могла рассчитывать. Билл был прав: это я совершила ошибку. Деньги здесь ничего не меняли.
Две гневные черточки прорезали лоб Ника.
– Порядочный человек предложил бы сам.
Эва ласково посмотрела на него, ей понравилось, что Ник способен принимать близко к сердцу события, случившиеся задолго до их встречи.
– Подумай, сколько интересного я бы пропустила, если бы мне не пришлось зарабатывать на жизнь! По крайней мере, теперь я знаю, чего стою, и никогда больше не продешевлю.
Пристальный взгляд Ника скрестился с ее задорным взглядом.
– Тебе и не придется. Мне с этого места кажется, что ты сама всем заправляешь. Так почему же сейчас у тебя нет мужчины?
Эва пожала плечами.
– У меня были другие интересы. Именно такого ответа Ник и ожидал, но тем не менее почувствовал острое удовлетворение оттого, что у нее никого нет.
– Ну а теперь?
Эва как-то загадочно усмехнулась и отвела взгляд.
Они сидели у окна с ящиком для растений, полным ярких летних цветов. Эва сняла форменный жакет, уступив жаре, но и ее накрахмаленная блузка быстро теряла вид. Трех стаканов чая со льдом едва хватило для утоления мучившей ее жажды. За окном их лимузин, словно мираж в пустыне, дрожал и плясал в послеполуденном зное, отражавшемся от тротуаров и всей улицы. Машину окружила стайка ребятишек, пытавшихся что-нибудь увидеть сквозь тонированные дымчатые стекла. Обычно она держала праздных зевак на расстоянии, но детей ей было жаль прогонять. А потом, просто не хотелось выходить на солнцепек раньше времени.
Она подняла глаза и заговорила с подошедшей официанткой:
– Я надеялась, что ближе к горам будет прохладнее.
– Девяносто семь в тени, – ответила блондинка с яблочным румянцем на щеках, одетая в льняное красное с белым платье в колониальном стиле и белый фартучек с оборками. – Денек как на заказ для купания нагишом, это уж точно.
У Эвы загорелись глаза.
– А в меню оно есть?
Официантка засмеялась, вырвала из своей книжечки счет и положила на стол.
– Можно устроить.
– Правда? – Эва проигнорировала удивленную мину Ника.
– Ну, просто недалеко отсюда есть такое местечко, где один из ручьев образует естественный плавательный бассейн. – Официантка подмигнула. – Все местные его знают. Я и сама туда хожу.
– А трудно его найти? – спросила Эва, и ее глаза озорно заблестели.
Молодая женщина усмехнулась, переводя оценивающий взгляд с Эвы на шокированное лицо Ника.
– Миль пять отсюда, наверху в горах. – Ее взгляд переместился на окно, потом на черный лимузин, жарившийся на солнце. – Конечно, дорога узкая и извилистая, просто асфальтовый серпантин. Местами там крутые обрывы.
Эва поняла ход ее мысли.
– Вы удивитесь, если узнаете, в какие щели мне удавалось пропихивать этого монстра. Если там есть дорога, я справлюсь.
Официантка улыбнулась.
– Знаете что, нарисую-ка я для вас план. – Взяв бумажную салфетку, она изобразила развилку дорог, указала направление. – Отличный день для такой прогулки, – сказала она и отдала Эве свое произведение.
Эва рассмотрела план, потом спрятала его в карман.
– Спасибо вам.
– Не за что, – ответила официантка. – Местные жители все время туда ходят. Конечно, это запрещается, но обычно у шерифа есть дела поважнее, чем гонять людей оттуда, где можно купаться.
Она взяла деньги, которые протянул ей Ник, и изумленно округлила глаза, когда он сказал:
– Сдачу оставьте себе.
– Спасибо. Заходите в любое время. – Она задержалась возле них и окинула Ника одобрительным взглядом. – Только не слишком там засиживайтесь, по этой дороге лучше возвращаться засветло. По радио вечером обещали дождь. Вы не узнаете, что такое настоящая непогода, пока не попадете в грозу в Дымных Горах. Приятного вам купания. Когда она ушла. Ник засмеялся.
– Она думает, мы психи и на самом деле собираемся туда.
Эва встала и протянула руку за своим форменным жакетом, висевшим на спинке стула.
– Я-то собираюсь.
Иронически изогнув темные брови, Ник тоже поднялся.
– Ты это серьезно? – В глазах у него появился какой-то особенный блеск. – Я не взял с собой плавки.
Эва задорно улыбнулась.
– Я тоже не взяла.
Как только они свернули с главного шоссе и, проехав через Национальный парк Великих Дымных Гор, выехали на ленту асфальтовой дороги, такую узкую, что на ней не было даже центральной разделительной полосы, им показалось, что они попали в иной мир. Каким-то таинственным образом они вдруг переместились в приветливый мир тишины и прохладного воздуха, где их со всех сторон обступал лес из деревьев высотой с собор.