Страница:
Только что они стояли на ногах, и вот она уже ощутила, как ее укладывают на траву. Она не помнила, долго ли они целовались, или это был всего один поцелуй перед тем, как их снова внезапно охватила бешеная лихорадка страсти.
Его руки и рот были везде. Губы впивались в ее губы, потом касались лба, глаз, потом припадали к груди, ласкали так, что она всхлипывала от наслаждения. Его руки гладили ее, успокаивая и возбуждая, и ее руки отвечали тем же. Затем его пальцы продвинулись дальше вниз и проникли внутрь, и в их ласке была такая сладость, что ее тело не смогло устоять.
Первая волна наслаждения поразила Эву своей силой. Внутренний трепет плоти, сжавшей ему пальцы, был почти болезненным. Она инстинктивно приподняла бедра навстречу его пальцам и тут же замерла, смущенная такой незамедлительной, голодной реакцией своего тела. Но потом услышала, как он одобрительно шепчет ей на ухо:
– Да, Эва! Да! Ты так чутко, так хорошо откликаешься…
Еще до того, как сладостные спазмы стали убывать, он оказался стоящим на коленях между ее раздвинутыми бедрами.
На какое-то мгновение Эва открыла глаза. Его дыхание было отрывистым, серебристые волосы потемнели от воды, губы стиснуты. Он с таким усилием сдерживал себя, что казался почти злым, но в темных глазах она уловила выражение беззащитности, которое тронуло ее сердце больше, чем его сильное, красивое тело. Сложная игра чувств, которую Ник всегда так искусно скрывал, смягчила и очеловечила классическую красоту его лица. Новая волна любви поднялась и затопила Эву целиком. Ник что-то говорил ей, но она не разбирала слов. Это было не важно. Она ощутила на бедрах его руки и вслед за тем его плоть у себя внутри.
Это проникновение было почти грубым. Очевидно, он истратил все свое самообладание на то, чтобы подвести ее к пику восторга. И теперь, плотно войдя в нее, он сам вскрикнул в мгновенном изумлении. Боли Эва не ощутила, была только потрясена вторжением некой огромной, могучей и требовательной силы. Она инстинктивно выгнулась навстречу долгожданному завоевателю, повторяя свое движение вновь и вновь, и с каждым разом ее тело все больше расслаблялось и все глубже впускало его в себя. Но эти усилия исторгали из нее глухие стоны. Ранее неведомое ей, ошеломляющее наслаждение сотрясало ее существо.
Ник пытался остановить этот вышедший из-под контроля локомотив, в который превратилось его тело. Они оба были мокрыми после купания в озерце, но там, глубоко внутри, Эва была еще более мокрой и невозможно горячей. Подгоняемый головокружительным восторгом, Ник был воплощением голода, грубого и жадного. Его толчки становились все резче, сильнее, неудержимей. Он никогда раньше не испытывал подобного вожделения, не был настолько подвластен эмоциям, никогда в такой степени не терял контроль над собой.
Он наклонился над ней, слепо ища ее губы, словно лишь поцелуй помешал бы ему взорваться мириадами осколков. Вот наконец нашел, и их успокаивающее тепло проникло в его чувства. Под ним была Эва, единственная на свете женщина, которая после такой долгой самоизоляции заставила его ощутить, что он может снова обрести покой, снова вернуться к жизни. Ник благодарно застонал, когда ее нежный рот дал ему точку опоры, а беспорядочный ритм движений выровнялся в глубокие, насыщающие импульсы, которые понесли их обоих к заветной ленточке финиша.
Эва ощутила, как он напрягся: короткие сильные толчки приближали ее к последней черте наслаждения, а глухие стоны Ника говорили о том, что и он близок к экстазу. Она с такой силой вцепилась в него, словно травяной покров под ними внезапно сорвался с места и полетел подобно волшебному ковру-самолету.
– Оох… о-о-о, да! – Голос Ника прозвучал заключительным аккордом в кульминационный момент, когда он достиг вершины одновременно с ней.
Зарывшись лицом в ямку между ее шеей и плечом, Ник коротко вздохнул и спустя несколько секунд затих. Но каждая мышца его тела оставалась в напряжении, ибо желание продолжало пульсировать в точке их слияния. Словно он достиг пика наслаждения без ведома своей плоти и она готова начать снова, прямо сейчас.
– Я думал… не думаю, что… – забормотал он ей в волосы и вдруг начал тихонько смеяться.
Эва нежно гладила его по спине, пока его смех сотрясал их обоих. Она заранее знала, что все будет именно так, что в этом космическом огне сгорят все прежние воспоминания. Теперь останется лишь одно: о теле Ника и о том, как полно и безраздельно владел он ее телом.
Резкий, сухой треск молнии заставил обоих вздрогнуть, а вслед за этим пушечным выстрелом грянул гром, да так, что показалось, будто под ними затряслась земля.
Эва откинула голову назад, Ник поднял свою к небу. На западе через край горной вершины переваливали свинцовые облака. Пока они смотрели, еще одна вспышка молнии выстрелила из клубящегося грозового фронта по еще не захваченной им чистой голубизне. А затем послышался свист ветра, внезапно пронесшегося по ущелью, и вслед за этим его холодные, насыщенные влагой порывы остудили их обнаженные тела. В следующую секунду по ним ударили частые, крупные капли летнего дождя.
Ник быстро вскочил на ноги и протянул руку Эве.
– Бежим! – крикнул он, помогая ей встать. Он обнял ее за плечи, стараясь прикрыть своим телом, и тут над ними разверзлись хляби небесные.
Несясь по траве, словно парочка непослушных детей, они бросились к лимузину. Ник набрал комбинацию автоматического замка, потом схватился за ручку задней двери, распахнул ее и отступил назад, чтобы Эва могла забраться первой. Прыгнув внутрь вслед за ней, он захлопнул за собой дверцу.
Взглянув друг на друга и увидев прилипшие ко лбам волосы, мокрые лица и падающие с подбородков капли дождевой воды, оба одновременно начали хохотать. В этот момент молния рассеяла полумрак, создаваемый в машине тонированными стеклами. Инстинктивно они схватились друг за друга, и тут же раздался удар грома.
– Боже, какая ты красивая! – воскликнул Ник, беря ее лицо в ладони. – Красивая! И чудесная! И больше чем чуточку сумасшедшая! – В конце каждой фразы он ставил знак препинания в виде поцелуя, который легонько запечатлевал сначала на ресницах, потом на носу и наконец на губах.
На минуту Эва отдалась изумительному опьянению от его поцелуев. Все чувства, которые она так боялась выразить, поднялись из потайных глубин, чуть не задушив ее своим напором. Она уперлась рукой ему в грудь и вырвалась из его разжавшихся объятий с дрожащим смешком, перешедшим в рыдание, и из глаз у нее неожиданно выкатилось по слезинке.
– Ты плачешь. – Нахмурившись, Ник притянул ее к себе. – Я что, сделал тебе больно? У тебя там было так тесно…
Эва покачала головой, удивленная не меньше, чем он, этим нежданным всплеском эмоций.
– Нет-нет. Просто я… – Она взглянула на него глазами, в которых светилась любовь. – Просто я так давно этого хотела.
Ник посмотрел на нее долгим, странным взглядом, потом озорно усмехнулся и спросил:
– Тогда почему этого не случилось раньше?
– Потому что я знала, что будет именно так, – сказала Эва с самой рассудительной из своих интонаций и положила голову ему на плечо. – Просто обними меня.
– Вот так будет лучше, – удовлетворенно сказал Ник, без стеснения вытянувшись на кожаном сиденье и заставив ее лечь рядом с собой. – И почему я с самого начала не подумал о лимузине?
Взгляд Эвы скользнул по смело выставленным напоказ контурам его груди и живота, спустился до самого низа, и ее глаза округлились при виде того, что она увидела.
– Потому что ты думал – или, вернее будет сказать, думаешь – о совершенно других вещах.
Ник проследил за ее взглядом и усмехнулся.
– Обычно я восстанавливаюсь не столь быстро. – Он повернул голову так, чтобы видеть ее, и улыбнулся во весь рот с чисто мужским самодовольством. – Теперь ты знаешь. Ты делаешь это со мной каждый раз, когда я оказываюсь поблизости.
Эва глубоко и судорожно вздохнула. Да, теперь она знает, но все равно это чудо и возбуждает невыносимо.
Она облизнула губы неосознанно чувственным движением и вполне осознанно положила руку на покрытую шелковистыми волосами поверхность под его пупком.
– Нам не во что одеться. Наши вещи остались мокнуть под дождем.
– Да, – со вздохом отозвался Ник. – Ты только и знаешь, что портить одежду. Придется потратиться на резиновые костюмы, если так будет продолжаться.
Эва улыбнулась, лениво накручивая на палец жесткий завиток мужских волос.
– Мне, во всяком случае, результат понравился.
– Эва, – сказал он преувеличенно низким голосом, – ты нарываешься на… неприятности.
Эва перекатилась на него и, взяв его лицо в ладони, стала целовать каждый дюйм, оказавшийся в пределах досягаемости: брови, глаза, углубления под скулами, но больше всего губы – слегка припухшие и от страсти потерявшие четкость очертаний. Закончив, она с нахальной усмешкой разжала ладони.
– Я люблю тебя, Ник Бауэр.
К своему смятению, она увидела мелькнувшую у него в глазах тень замешательства, прежде чем он успел спрятать его.
– Эва, – начал он с теплой ноткой в голосе, которая не вполне вязалась с настороженным взглядом, – ты не представляешь, как я польщен. И наверняка уже догадалась о моих чувствах к тебе.
– Ничего я не догадалась, – решительно ответила она, проводя кончиком пальца по его жезлу. – Ты ни разу не сказал и двух вразумительных слов о своих чувствах ко мне.
Он с намеком пошевелил бедрами у нее под рукой.
– Хочешь, я еще раз продемонстрирую, как ты на меня действуешь?
Эва замерла, их взгляды встретились: ее – открытый, его – настороженный. Интересно, чувствует ли он себя так же неловко, как она? Выражение его лица не давало ответа на этот вопрос. Ник заработал себе репутацию умением справляться со сложными и деликатными ситуациями. Однако здесь было нечто такое, на что Эва, хоть и зная его, не рассчитывала. Даже раздетый догола, Ник Бауэр был защищен непробиваемым панцирем самообладания.
– По-моему, я знаю, что ты чувствуешь, Ник, – сказала она, медленно выговаривая слова, выбирая их так осторожно, будто неподходящее могло укусить. – Вопрос в том, знаешь ли ты сам, что чувствуешь?
Она увидела, как блеснули у него глаза, когда включился его острый как бритва ум.
– Давай узнаем это вместе.
Он наклонил голову и поцеловал сосок ее груди. Стал не торопясь ласкать его языком, пока он не сморщился и не затвердел, а потом с силой втянул его в рот. Она инстинктивно выгнулась и глубоко, со всхлипом вздохнула. Еще через несколько секунд ее, казалось бы, насытившееся тело уже опять истомно болело. Даже понимая, что он пустил в ход тактику проволочек, Эва не могла упрекнуть его – столь восхитителен был выбранный им способ.
Когда он отодвинулся, на лице его играл румянец, а на губах – улыбка удовлетворения.
– Я знаю, как чувствую себя, когда мы вместе. Чудесно. Удовлетворенно. Чувствую, что живу. Я ничего подобного не испытывал последние шесть лет. Может, и вообще никогда. – Его глаза цвета обжигающего кофе, казалось, вбирают ее в себя. – Разве этого пока не достаточно?
Она не попыталась отстранить его, когда он снова наклонился над ней. Напротив, ее руки обняли его и притянули еще ближе. Ей хотелось сказать ему очень многое. Например: «Я люблю тебя, хочу выйти за тебя замуж, хочу, чтобы у нас получилась семья, которая потом станет больше. Хочу родить тебе детей, чтобы ты впредь никогда не испытывал одиночества». Но пока приходилось довольствоваться тем, что он давал ей: настоящим моментом.
Эва поцеловала его, и это был поцелуй, проникающий в душу, в равной мере дарящий нежность и страсть человеку, которого она любит больше, чем можно себе представить. Эта любовь сделала ее смелой, безрассудной, заставила поступиться гордостью и приличиями. Неудивительно, что древние римляне изображали Купидона нахальным сорванцом. С ней произошел тяжелый случай. Болезнь, завладевшая ею, не пройдет никогда.
Он раздвинул ей бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, и вошел в нее мощным толчком, вызвавшим у него стон наслаждения. Потом стал двигаться в ней ровно и сильно, наливаясь жизнью в том сокровенном месте, к которому она прикасалась, которое ласкала, и Эва закрыла глаза со вздохом, выражавшим одно только желание. Сопротивляться нет сил. Бесполезно и невозможно. Потом она перестала даже думать и отдалась во власть сладостных, чудесных ощущений, которые сумел пробудить в ней только он один.
А когда они насытились друг другом, Ник уложил ее на широкое кожаное сиденье рядом с собой и удобно угнездил в сгибе своей руки. Они долго лежали в полумраке, слушая заключительную часть грозовой симфонии, гремевшей вокруг, пока они занимались любовью. Гром теперь ворчал приглушенно, молнии сверкали реже и мягче.
Но Эва была настроена на волну другой бури – той, что бушевала в мыслях у Ника Бауэра. Она слышала быстрый стук его сердца и понимала: он обдумывает, что ему дальше делать и говорить. Как бы ни хотелось облегчить ему выход из положения, она понимала, что не должна этого делать. Сегодня она поставила на карту все. Теперь момент истины наступил для него, и ему решать, принять ее или отвергнуть.
Ник держался за Эву так, словно она может вдруг сбежать от него. Но он знал, что дело обстоит наоборот. Держать нужно его самого, чтобы не сбежал. Он лежал рядом с ней с бешено колотящимся сердцем и потными ладонями, и каждый его нерв был натянут до предела. Любовь Эвы расколола его скорлупу и показала, что его ложное чувство самодостаточности – не что иное, как маскировочное прикрытие, под которым прячется страх.
Я люблю тебя. Она произнесла эти слова смело, бесстрашно. Он слишком хорошо знал ее, чтобы заподозрить в намерении вырвать ответное признание. Она это сказала, потому что так думает. Ее признание заставило его и возгордиться, и почувствовать собственную незначительность, но главное – оно перепугало его до смерти. Ее общество весь этот последний год было величайшим подарком в его жизни. Но он пока не готов… не совсем готов…
Ник внутренне поморщился от оправданий, которые рождались у него в мыслях. Черт возьми! Неужели он до такой степени трусит? Он же хотел провести эти выходные с Эвой так, как не хотел ничего другого за все шесть лет. После ее объятий у него было такое чувство, словно к нему вновь вернулось дыхание, вновь вернулась жизнь. Но он, видите ли, не готов принять от нее так много – безоговорочное признание в любви. Нет, одно это не могло объяснить страх, который рвал на части его внутренности. Правда заключалась в том, что он не хотел брать на себя ответственность за ее любовь, потому что очень боялся не оправдать надежд, разбить ей сердце. Но если он ничего не предложит Эве, то потеряет ее.
– Побудь эти выходные со мной.
Эва оторвала голову от его плеча и посмотрела на него.
– Ты имеешь в виду – на совещании? Как ты объяснишь другим мое присутствие?
Его лицо приняло классическое «бауэровское» выражение: холодное, отстраненное, недосягаемое.
– Я никогда ничего не объясняю.
Эва попыталась не реагировать на эту вызывающую самоуверенность, но скрытый смысл ее был налицо, и от этого никуда не деться. Ник не считает неудобным привести с собой на деловое совещание женщину, потому что это для него не внове. У нее-то все прямо сжалось внутри, когда она представила себе усмешки и косые взгляды, которые ей придется вынести. Его деловые партнеры логично предположат, что она его любовница. Но даже и это было бы не страшно, если бы Ник заговорил с ней о своих чувствах. Он этого не сделал. Не исключено, что она все же совершила ужасную ошибку. Не исключено, что он не испытывает тех чувств, какие испытывает она. Ей стало еще больнее от этой мысли.
– Банальный роман с тобой мне не нужен, Ник.
На лице у него играла краска раздражения, когда он повернул к ней голову.
– Я говорю не о романе. – Он крепче прижал ее к себе. – Мы ведь фактически только что нашли друг друга, Эва. Я пока не хочу тебя отпускать.
Пока. Эва покачала головой: с каждой секундой ей становилось все холоднее и неуютнее.
– Если я сейчас останусь с тобой, Ник, то у нас и будет заурядный роман. Я знаю, чего хочу. Мне нужно не это. А притворяться я не могу.
Ник убрал обнимавшую ее руку.
– Ладно, Эва. Примем твои условия. Поезжай в Олбани, если считаешь нужным. Только обещай мне, что следующие выходные мы проведем вместе.
Он бросил взгляд на сиденье напротив, где валялся в раскрытом виде его ежедневник, но передумал тянуться за ним и пожал плечами.
– Даже если и назначены какие-то встречи, я все отменю. Даже закажу тебе билет на пятничный рейс, так что мне не придется тратить драгоценное время на то, чтобы добираться до Олбани на машине. – Он ободряюще улыбнулся. – Видишь, я готов менять ради тебя свои планы. Это что-нибудь для тебя значит?
– Да, – несчастным голосом сказала Эва. – Это значит, что заниматься сексом со мной нравится тебе в достаточной степени, чтобы ради этого причинить неудобства другим.
С его лица исчезло всякое выражение.
– Не извращай моих намерений, Эва, это несправедливо.
Эва закусила губу. Как бы ей хотелось позабыть обо всем на свете, кроме того факта, что он хочет быть с ней, что сейчас лежит здесь рядом и их отделяет друг от друга только кожа. Но она не может этого сделать. Он возводит барьеры, прячется за здравыми рассуждениями Айсберга.
– Ты прав. Прости. Признаться, мне очень хочется принять твое предложение. – Она дотронулась до его щеки. – Но ты помнишь, как две недели назад я сказала тебе, что половина женщин в Нью-Йорке влюблена в тебя или хочет просто переспать с тобой? – (Он медленно кивнул.) – Так вот, а я та женщина, которая хочет выйти за тебя замуж, Ник.
Ее слова повисли в воздухе, между ними воцарилось пугающее молчание.
Эва почувствовала, как начали гореть ее щеки, а он продолжал смотреть на нее, и его глаза посылали ей предупреждающие сигналы. Впервые за все время она пожалела, что эти глаза не скрыты за непроницаемыми очками. У нее возникло такое ощущение, будто и не было ни последних двух дней, ни последнего часа. Она зашла слишком далеко, слишком поторопилась и все погубила.
Эва села и высвободилась из его объятий.
– Наверное, этого вообще не стоило говорить.
– Нет, почему же. – Он тоже сел и дотронулся до ее лица, чтобы опять повернуть его к себе. Ника ранило выражение боли на нем, и он в отчаянии подумал, почему все то прекрасное, что было сегодня между ними, так быстро превратилось в прах. – Я восхищаюсь твоей честностью. Просто все это… так неожиданно, Эва.
Эва невольно засмеялась.
– Ох, Ник, ты говоришь совсем как героиня какого-то романа викторианской эпохи.
К ее удивлению, он покраснел.
– Черт побери, Эва, зачем все усложнять! Было заметно, как он взял себя в руки, потом протяжно выдохнул.
– Для тебя все просто. А для меня все сложно. Причем уже давно.
Ему было невыносимо совсем к ней не прикасаться, поэтому он взял ее руку и зажал между своими ладонями, стараясь дать ей почувствовать свою искренность.
– Я знаю, что хочу быть с тобой, что ты делаешь меня таким счастливым, каким я себя вообще не помню. Но я не знаю, любовь ли это. – Какая-то неясная печаль омрачила его лицо. – Я не хочу обманом отобрать у тебя шанс получить то, чего сам дать не могу.
Эва протянула руку и нежно погладила его по волосам.
– Ник, не волнуйся, чувства у тебя не атрофировались. Мне кажется, ты просто забыл, как их слушать. Но если ты не испытываешь того же, что и я, то имитировать этого не сможешь.
– Я сам не знаю, что испытываю, – с горечью проговорил он. Его лицо исказилось от боли. – Но, черт побери, Эва, я не позволю тебе бросить меня!
Эва пытливо смотрела ему в лицо и видела перед собой человека, который еще больше, чем она, боялся, как бы ему не причинили боль. Она коснулась его рта, отвердевшего от страданий, и ощутила, как расслабляются напряженные губы от нежного движения ее пальцев. Ей хотелось принести ему радость, а не горе. Теперь она знает, как прекрасно лежать в его объятиях, чувствовать себя удовлетворенной, безумно счастливой, состоявшейся женщиной. Знает, что может заставить его смеяться, и ощущать себя беззаботным, и сгорать от желания. Разве сумеет она уйти от него, даже зная, что ее ждет горькая расплата?
В первый раз с тех пор, как она разделась, Эва пожалела об этом. Она вдруг увидела себя со стороны, взглядом какого-нибудь прохожего: голая, мокрая, все еще разгоряченная после безумных любовных утех со своим боссом. Ее босс. Ей предстоит работа.
– Ладно, Ник. Твоя взяла. Не будем торопиться. Но я не могу… и не хочу сейчас оставаться с тобой. Мне надо устраивать свою жизнь в Олбани. Мы поговорим, когда ты вернешься в Нью-Йорк.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
Эва огляделась вокруг, словно ожидая, что ее одежда появится как по волшебству, и увидела время на часах в панели.
– Ты опаздываешь, – сказала она рассеянно и наполовину про себя. – Я открою багажник. Нам нужно переодеться в сухое.
Эва выбралась из машины. Дождь все еще шел, хотя поутих и превратился в монотонную серую изморось. Надо сделать всего несколько шагов до передней дверцы и открыть ее. Справившись с этим, она нажала на кнопку, отпирающую багажник. Ник уже был там и быстро вынул чемоданы, после чего хлопнул крышкой багажника сильнее, чем требовалось.
Они с Эвой пошли навстречу друг другу. Он едва ли сознавал, что она стоит перед ним под дождем, защищаемая одним лишь бесстрастным выражением лица. Она видела, что он скользит по ней взглядом: вот задержался и наблюдает, как хрустальные капли дождя срываются с кончиков ее грудей. Она в свою очередь следила глазами, как дождевые капли прокладывают путь по его широкой груди, стекая к низу живота. Даже сейчас он был наполовину готов снова любить ее. Она знала, что достаточно будет одного неосторожного жеста или одобрительного вздоха – и они окажутся в лимузине и тела их снова сплетутся на широком кожаном сиденье.
Она протянула руку и взяла у него свой чемоданчик.
– Я переоденусь впереди, – бодрым голосом сказала она и уже повернула назад.
Ник поймал ее за локоть.
– Я знаю, что ты сердишься.
– Я не сержусь. Ник. – Она подалась вперед и поцеловала его где-то возле губ. – И не жалею о том, что было у нас сегодня. 4Потому что очень давно об этом мечтала. Но даже мечтам приходит конец, верно?
– И почему мы так много требуем от жизни? – Она услышала, как он прошептал это про себя уже у нее за спиной. – Почему не можем довольствоваться малым?
В его голосе слышалась нотка жалобы и отчаяния. Неужели ему все еще трудно даже подумать о том, чтобы полюбить снова? Для нее это было самым естественным, самым необходимым в жизни желанием.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Его руки и рот были везде. Губы впивались в ее губы, потом касались лба, глаз, потом припадали к груди, ласкали так, что она всхлипывала от наслаждения. Его руки гладили ее, успокаивая и возбуждая, и ее руки отвечали тем же. Затем его пальцы продвинулись дальше вниз и проникли внутрь, и в их ласке была такая сладость, что ее тело не смогло устоять.
Первая волна наслаждения поразила Эву своей силой. Внутренний трепет плоти, сжавшей ему пальцы, был почти болезненным. Она инстинктивно приподняла бедра навстречу его пальцам и тут же замерла, смущенная такой незамедлительной, голодной реакцией своего тела. Но потом услышала, как он одобрительно шепчет ей на ухо:
– Да, Эва! Да! Ты так чутко, так хорошо откликаешься…
Еще до того, как сладостные спазмы стали убывать, он оказался стоящим на коленях между ее раздвинутыми бедрами.
На какое-то мгновение Эва открыла глаза. Его дыхание было отрывистым, серебристые волосы потемнели от воды, губы стиснуты. Он с таким усилием сдерживал себя, что казался почти злым, но в темных глазах она уловила выражение беззащитности, которое тронуло ее сердце больше, чем его сильное, красивое тело. Сложная игра чувств, которую Ник всегда так искусно скрывал, смягчила и очеловечила классическую красоту его лица. Новая волна любви поднялась и затопила Эву целиком. Ник что-то говорил ей, но она не разбирала слов. Это было не важно. Она ощутила на бедрах его руки и вслед за тем его плоть у себя внутри.
Это проникновение было почти грубым. Очевидно, он истратил все свое самообладание на то, чтобы подвести ее к пику восторга. И теперь, плотно войдя в нее, он сам вскрикнул в мгновенном изумлении. Боли Эва не ощутила, была только потрясена вторжением некой огромной, могучей и требовательной силы. Она инстинктивно выгнулась навстречу долгожданному завоевателю, повторяя свое движение вновь и вновь, и с каждым разом ее тело все больше расслаблялось и все глубже впускало его в себя. Но эти усилия исторгали из нее глухие стоны. Ранее неведомое ей, ошеломляющее наслаждение сотрясало ее существо.
Ник пытался остановить этот вышедший из-под контроля локомотив, в который превратилось его тело. Они оба были мокрыми после купания в озерце, но там, глубоко внутри, Эва была еще более мокрой и невозможно горячей. Подгоняемый головокружительным восторгом, Ник был воплощением голода, грубого и жадного. Его толчки становились все резче, сильнее, неудержимей. Он никогда раньше не испытывал подобного вожделения, не был настолько подвластен эмоциям, никогда в такой степени не терял контроль над собой.
Он наклонился над ней, слепо ища ее губы, словно лишь поцелуй помешал бы ему взорваться мириадами осколков. Вот наконец нашел, и их успокаивающее тепло проникло в его чувства. Под ним была Эва, единственная на свете женщина, которая после такой долгой самоизоляции заставила его ощутить, что он может снова обрести покой, снова вернуться к жизни. Ник благодарно застонал, когда ее нежный рот дал ему точку опоры, а беспорядочный ритм движений выровнялся в глубокие, насыщающие импульсы, которые понесли их обоих к заветной ленточке финиша.
Эва ощутила, как он напрягся: короткие сильные толчки приближали ее к последней черте наслаждения, а глухие стоны Ника говорили о том, что и он близок к экстазу. Она с такой силой вцепилась в него, словно травяной покров под ними внезапно сорвался с места и полетел подобно волшебному ковру-самолету.
– Оох… о-о-о, да! – Голос Ника прозвучал заключительным аккордом в кульминационный момент, когда он достиг вершины одновременно с ней.
Зарывшись лицом в ямку между ее шеей и плечом, Ник коротко вздохнул и спустя несколько секунд затих. Но каждая мышца его тела оставалась в напряжении, ибо желание продолжало пульсировать в точке их слияния. Словно он достиг пика наслаждения без ведома своей плоти и она готова начать снова, прямо сейчас.
– Я думал… не думаю, что… – забормотал он ей в волосы и вдруг начал тихонько смеяться.
Эва нежно гладила его по спине, пока его смех сотрясал их обоих. Она заранее знала, что все будет именно так, что в этом космическом огне сгорят все прежние воспоминания. Теперь останется лишь одно: о теле Ника и о том, как полно и безраздельно владел он ее телом.
Резкий, сухой треск молнии заставил обоих вздрогнуть, а вслед за этим пушечным выстрелом грянул гром, да так, что показалось, будто под ними затряслась земля.
Эва откинула голову назад, Ник поднял свою к небу. На западе через край горной вершины переваливали свинцовые облака. Пока они смотрели, еще одна вспышка молнии выстрелила из клубящегося грозового фронта по еще не захваченной им чистой голубизне. А затем послышался свист ветра, внезапно пронесшегося по ущелью, и вслед за этим его холодные, насыщенные влагой порывы остудили их обнаженные тела. В следующую секунду по ним ударили частые, крупные капли летнего дождя.
Ник быстро вскочил на ноги и протянул руку Эве.
– Бежим! – крикнул он, помогая ей встать. Он обнял ее за плечи, стараясь прикрыть своим телом, и тут над ними разверзлись хляби небесные.
Несясь по траве, словно парочка непослушных детей, они бросились к лимузину. Ник набрал комбинацию автоматического замка, потом схватился за ручку задней двери, распахнул ее и отступил назад, чтобы Эва могла забраться первой. Прыгнув внутрь вслед за ней, он захлопнул за собой дверцу.
Взглянув друг на друга и увидев прилипшие ко лбам волосы, мокрые лица и падающие с подбородков капли дождевой воды, оба одновременно начали хохотать. В этот момент молния рассеяла полумрак, создаваемый в машине тонированными стеклами. Инстинктивно они схватились друг за друга, и тут же раздался удар грома.
– Боже, какая ты красивая! – воскликнул Ник, беря ее лицо в ладони. – Красивая! И чудесная! И больше чем чуточку сумасшедшая! – В конце каждой фразы он ставил знак препинания в виде поцелуя, который легонько запечатлевал сначала на ресницах, потом на носу и наконец на губах.
На минуту Эва отдалась изумительному опьянению от его поцелуев. Все чувства, которые она так боялась выразить, поднялись из потайных глубин, чуть не задушив ее своим напором. Она уперлась рукой ему в грудь и вырвалась из его разжавшихся объятий с дрожащим смешком, перешедшим в рыдание, и из глаз у нее неожиданно выкатилось по слезинке.
– Ты плачешь. – Нахмурившись, Ник притянул ее к себе. – Я что, сделал тебе больно? У тебя там было так тесно…
Эва покачала головой, удивленная не меньше, чем он, этим нежданным всплеском эмоций.
– Нет-нет. Просто я… – Она взглянула на него глазами, в которых светилась любовь. – Просто я так давно этого хотела.
Ник посмотрел на нее долгим, странным взглядом, потом озорно усмехнулся и спросил:
– Тогда почему этого не случилось раньше?
– Потому что я знала, что будет именно так, – сказала Эва с самой рассудительной из своих интонаций и положила голову ему на плечо. – Просто обними меня.
– Вот так будет лучше, – удовлетворенно сказал Ник, без стеснения вытянувшись на кожаном сиденье и заставив ее лечь рядом с собой. – И почему я с самого начала не подумал о лимузине?
Взгляд Эвы скользнул по смело выставленным напоказ контурам его груди и живота, спустился до самого низа, и ее глаза округлились при виде того, что она увидела.
– Потому что ты думал – или, вернее будет сказать, думаешь – о совершенно других вещах.
Ник проследил за ее взглядом и усмехнулся.
– Обычно я восстанавливаюсь не столь быстро. – Он повернул голову так, чтобы видеть ее, и улыбнулся во весь рот с чисто мужским самодовольством. – Теперь ты знаешь. Ты делаешь это со мной каждый раз, когда я оказываюсь поблизости.
Эва глубоко и судорожно вздохнула. Да, теперь она знает, но все равно это чудо и возбуждает невыносимо.
Она облизнула губы неосознанно чувственным движением и вполне осознанно положила руку на покрытую шелковистыми волосами поверхность под его пупком.
– Нам не во что одеться. Наши вещи остались мокнуть под дождем.
– Да, – со вздохом отозвался Ник. – Ты только и знаешь, что портить одежду. Придется потратиться на резиновые костюмы, если так будет продолжаться.
Эва улыбнулась, лениво накручивая на палец жесткий завиток мужских волос.
– Мне, во всяком случае, результат понравился.
– Эва, – сказал он преувеличенно низким голосом, – ты нарываешься на… неприятности.
Эва перекатилась на него и, взяв его лицо в ладони, стала целовать каждый дюйм, оказавшийся в пределах досягаемости: брови, глаза, углубления под скулами, но больше всего губы – слегка припухшие и от страсти потерявшие четкость очертаний. Закончив, она с нахальной усмешкой разжала ладони.
– Я люблю тебя, Ник Бауэр.
К своему смятению, она увидела мелькнувшую у него в глазах тень замешательства, прежде чем он успел спрятать его.
– Эва, – начал он с теплой ноткой в голосе, которая не вполне вязалась с настороженным взглядом, – ты не представляешь, как я польщен. И наверняка уже догадалась о моих чувствах к тебе.
– Ничего я не догадалась, – решительно ответила она, проводя кончиком пальца по его жезлу. – Ты ни разу не сказал и двух вразумительных слов о своих чувствах ко мне.
Он с намеком пошевелил бедрами у нее под рукой.
– Хочешь, я еще раз продемонстрирую, как ты на меня действуешь?
Эва замерла, их взгляды встретились: ее – открытый, его – настороженный. Интересно, чувствует ли он себя так же неловко, как она? Выражение его лица не давало ответа на этот вопрос. Ник заработал себе репутацию умением справляться со сложными и деликатными ситуациями. Однако здесь было нечто такое, на что Эва, хоть и зная его, не рассчитывала. Даже раздетый догола, Ник Бауэр был защищен непробиваемым панцирем самообладания.
– По-моему, я знаю, что ты чувствуешь, Ник, – сказала она, медленно выговаривая слова, выбирая их так осторожно, будто неподходящее могло укусить. – Вопрос в том, знаешь ли ты сам, что чувствуешь?
Она увидела, как блеснули у него глаза, когда включился его острый как бритва ум.
– Давай узнаем это вместе.
Он наклонил голову и поцеловал сосок ее груди. Стал не торопясь ласкать его языком, пока он не сморщился и не затвердел, а потом с силой втянул его в рот. Она инстинктивно выгнулась и глубоко, со всхлипом вздохнула. Еще через несколько секунд ее, казалось бы, насытившееся тело уже опять истомно болело. Даже понимая, что он пустил в ход тактику проволочек, Эва не могла упрекнуть его – столь восхитителен был выбранный им способ.
Когда он отодвинулся, на лице его играл румянец, а на губах – улыбка удовлетворения.
– Я знаю, как чувствую себя, когда мы вместе. Чудесно. Удовлетворенно. Чувствую, что живу. Я ничего подобного не испытывал последние шесть лет. Может, и вообще никогда. – Его глаза цвета обжигающего кофе, казалось, вбирают ее в себя. – Разве этого пока не достаточно?
Она не попыталась отстранить его, когда он снова наклонился над ней. Напротив, ее руки обняли его и притянули еще ближе. Ей хотелось сказать ему очень многое. Например: «Я люблю тебя, хочу выйти за тебя замуж, хочу, чтобы у нас получилась семья, которая потом станет больше. Хочу родить тебе детей, чтобы ты впредь никогда не испытывал одиночества». Но пока приходилось довольствоваться тем, что он давал ей: настоящим моментом.
Эва поцеловала его, и это был поцелуй, проникающий в душу, в равной мере дарящий нежность и страсть человеку, которого она любит больше, чем можно себе представить. Эта любовь сделала ее смелой, безрассудной, заставила поступиться гордостью и приличиями. Неудивительно, что древние римляне изображали Купидона нахальным сорванцом. С ней произошел тяжелый случай. Болезнь, завладевшая ею, не пройдет никогда.
Он раздвинул ей бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, и вошел в нее мощным толчком, вызвавшим у него стон наслаждения. Потом стал двигаться в ней ровно и сильно, наливаясь жизнью в том сокровенном месте, к которому она прикасалась, которое ласкала, и Эва закрыла глаза со вздохом, выражавшим одно только желание. Сопротивляться нет сил. Бесполезно и невозможно. Потом она перестала даже думать и отдалась во власть сладостных, чудесных ощущений, которые сумел пробудить в ней только он один.
А когда они насытились друг другом, Ник уложил ее на широкое кожаное сиденье рядом с собой и удобно угнездил в сгибе своей руки. Они долго лежали в полумраке, слушая заключительную часть грозовой симфонии, гремевшей вокруг, пока они занимались любовью. Гром теперь ворчал приглушенно, молнии сверкали реже и мягче.
Но Эва была настроена на волну другой бури – той, что бушевала в мыслях у Ника Бауэра. Она слышала быстрый стук его сердца и понимала: он обдумывает, что ему дальше делать и говорить. Как бы ни хотелось облегчить ему выход из положения, она понимала, что не должна этого делать. Сегодня она поставила на карту все. Теперь момент истины наступил для него, и ему решать, принять ее или отвергнуть.
Ник держался за Эву так, словно она может вдруг сбежать от него. Но он знал, что дело обстоит наоборот. Держать нужно его самого, чтобы не сбежал. Он лежал рядом с ней с бешено колотящимся сердцем и потными ладонями, и каждый его нерв был натянут до предела. Любовь Эвы расколола его скорлупу и показала, что его ложное чувство самодостаточности – не что иное, как маскировочное прикрытие, под которым прячется страх.
Я люблю тебя. Она произнесла эти слова смело, бесстрашно. Он слишком хорошо знал ее, чтобы заподозрить в намерении вырвать ответное признание. Она это сказала, потому что так думает. Ее признание заставило его и возгордиться, и почувствовать собственную незначительность, но главное – оно перепугало его до смерти. Ее общество весь этот последний год было величайшим подарком в его жизни. Но он пока не готов… не совсем готов…
Ник внутренне поморщился от оправданий, которые рождались у него в мыслях. Черт возьми! Неужели он до такой степени трусит? Он же хотел провести эти выходные с Эвой так, как не хотел ничего другого за все шесть лет. После ее объятий у него было такое чувство, словно к нему вновь вернулось дыхание, вновь вернулась жизнь. Но он, видите ли, не готов принять от нее так много – безоговорочное признание в любви. Нет, одно это не могло объяснить страх, который рвал на части его внутренности. Правда заключалась в том, что он не хотел брать на себя ответственность за ее любовь, потому что очень боялся не оправдать надежд, разбить ей сердце. Но если он ничего не предложит Эве, то потеряет ее.
– Побудь эти выходные со мной.
Эва оторвала голову от его плеча и посмотрела на него.
– Ты имеешь в виду – на совещании? Как ты объяснишь другим мое присутствие?
Его лицо приняло классическое «бауэровское» выражение: холодное, отстраненное, недосягаемое.
– Я никогда ничего не объясняю.
Эва попыталась не реагировать на эту вызывающую самоуверенность, но скрытый смысл ее был налицо, и от этого никуда не деться. Ник не считает неудобным привести с собой на деловое совещание женщину, потому что это для него не внове. У нее-то все прямо сжалось внутри, когда она представила себе усмешки и косые взгляды, которые ей придется вынести. Его деловые партнеры логично предположат, что она его любовница. Но даже и это было бы не страшно, если бы Ник заговорил с ней о своих чувствах. Он этого не сделал. Не исключено, что она все же совершила ужасную ошибку. Не исключено, что он не испытывает тех чувств, какие испытывает она. Ей стало еще больнее от этой мысли.
– Банальный роман с тобой мне не нужен, Ник.
На лице у него играла краска раздражения, когда он повернул к ней голову.
– Я говорю не о романе. – Он крепче прижал ее к себе. – Мы ведь фактически только что нашли друг друга, Эва. Я пока не хочу тебя отпускать.
Пока. Эва покачала головой: с каждой секундой ей становилось все холоднее и неуютнее.
– Если я сейчас останусь с тобой, Ник, то у нас и будет заурядный роман. Я знаю, чего хочу. Мне нужно не это. А притворяться я не могу.
Ник убрал обнимавшую ее руку.
– Ладно, Эва. Примем твои условия. Поезжай в Олбани, если считаешь нужным. Только обещай мне, что следующие выходные мы проведем вместе.
Он бросил взгляд на сиденье напротив, где валялся в раскрытом виде его ежедневник, но передумал тянуться за ним и пожал плечами.
– Даже если и назначены какие-то встречи, я все отменю. Даже закажу тебе билет на пятничный рейс, так что мне не придется тратить драгоценное время на то, чтобы добираться до Олбани на машине. – Он ободряюще улыбнулся. – Видишь, я готов менять ради тебя свои планы. Это что-нибудь для тебя значит?
– Да, – несчастным голосом сказала Эва. – Это значит, что заниматься сексом со мной нравится тебе в достаточной степени, чтобы ради этого причинить неудобства другим.
С его лица исчезло всякое выражение.
– Не извращай моих намерений, Эва, это несправедливо.
Эва закусила губу. Как бы ей хотелось позабыть обо всем на свете, кроме того факта, что он хочет быть с ней, что сейчас лежит здесь рядом и их отделяет друг от друга только кожа. Но она не может этого сделать. Он возводит барьеры, прячется за здравыми рассуждениями Айсберга.
– Ты прав. Прости. Признаться, мне очень хочется принять твое предложение. – Она дотронулась до его щеки. – Но ты помнишь, как две недели назад я сказала тебе, что половина женщин в Нью-Йорке влюблена в тебя или хочет просто переспать с тобой? – (Он медленно кивнул.) – Так вот, а я та женщина, которая хочет выйти за тебя замуж, Ник.
Ее слова повисли в воздухе, между ними воцарилось пугающее молчание.
Эва почувствовала, как начали гореть ее щеки, а он продолжал смотреть на нее, и его глаза посылали ей предупреждающие сигналы. Впервые за все время она пожалела, что эти глаза не скрыты за непроницаемыми очками. У нее возникло такое ощущение, будто и не было ни последних двух дней, ни последнего часа. Она зашла слишком далеко, слишком поторопилась и все погубила.
Эва села и высвободилась из его объятий.
– Наверное, этого вообще не стоило говорить.
– Нет, почему же. – Он тоже сел и дотронулся до ее лица, чтобы опять повернуть его к себе. Ника ранило выражение боли на нем, и он в отчаянии подумал, почему все то прекрасное, что было сегодня между ними, так быстро превратилось в прах. – Я восхищаюсь твоей честностью. Просто все это… так неожиданно, Эва.
Эва невольно засмеялась.
– Ох, Ник, ты говоришь совсем как героиня какого-то романа викторианской эпохи.
К ее удивлению, он покраснел.
– Черт побери, Эва, зачем все усложнять! Было заметно, как он взял себя в руки, потом протяжно выдохнул.
– Для тебя все просто. А для меня все сложно. Причем уже давно.
Ему было невыносимо совсем к ней не прикасаться, поэтому он взял ее руку и зажал между своими ладонями, стараясь дать ей почувствовать свою искренность.
– Я знаю, что хочу быть с тобой, что ты делаешь меня таким счастливым, каким я себя вообще не помню. Но я не знаю, любовь ли это. – Какая-то неясная печаль омрачила его лицо. – Я не хочу обманом отобрать у тебя шанс получить то, чего сам дать не могу.
Эва протянула руку и нежно погладила его по волосам.
– Ник, не волнуйся, чувства у тебя не атрофировались. Мне кажется, ты просто забыл, как их слушать. Но если ты не испытываешь того же, что и я, то имитировать этого не сможешь.
– Я сам не знаю, что испытываю, – с горечью проговорил он. Его лицо исказилось от боли. – Но, черт побери, Эва, я не позволю тебе бросить меня!
Эва пытливо смотрела ему в лицо и видела перед собой человека, который еще больше, чем она, боялся, как бы ему не причинили боль. Она коснулась его рта, отвердевшего от страданий, и ощутила, как расслабляются напряженные губы от нежного движения ее пальцев. Ей хотелось принести ему радость, а не горе. Теперь она знает, как прекрасно лежать в его объятиях, чувствовать себя удовлетворенной, безумно счастливой, состоявшейся женщиной. Знает, что может заставить его смеяться, и ощущать себя беззаботным, и сгорать от желания. Разве сумеет она уйти от него, даже зная, что ее ждет горькая расплата?
В первый раз с тех пор, как она разделась, Эва пожалела об этом. Она вдруг увидела себя со стороны, взглядом какого-нибудь прохожего: голая, мокрая, все еще разгоряченная после безумных любовных утех со своим боссом. Ее босс. Ей предстоит работа.
– Ладно, Ник. Твоя взяла. Не будем торопиться. Но я не могу… и не хочу сейчас оставаться с тобой. Мне надо устраивать свою жизнь в Олбани. Мы поговорим, когда ты вернешься в Нью-Йорк.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
Эва огляделась вокруг, словно ожидая, что ее одежда появится как по волшебству, и увидела время на часах в панели.
– Ты опаздываешь, – сказала она рассеянно и наполовину про себя. – Я открою багажник. Нам нужно переодеться в сухое.
Эва выбралась из машины. Дождь все еще шел, хотя поутих и превратился в монотонную серую изморось. Надо сделать всего несколько шагов до передней дверцы и открыть ее. Справившись с этим, она нажала на кнопку, отпирающую багажник. Ник уже был там и быстро вынул чемоданы, после чего хлопнул крышкой багажника сильнее, чем требовалось.
Они с Эвой пошли навстречу друг другу. Он едва ли сознавал, что она стоит перед ним под дождем, защищаемая одним лишь бесстрастным выражением лица. Она видела, что он скользит по ней взглядом: вот задержался и наблюдает, как хрустальные капли дождя срываются с кончиков ее грудей. Она в свою очередь следила глазами, как дождевые капли прокладывают путь по его широкой груди, стекая к низу живота. Даже сейчас он был наполовину готов снова любить ее. Она знала, что достаточно будет одного неосторожного жеста или одобрительного вздоха – и они окажутся в лимузине и тела их снова сплетутся на широком кожаном сиденье.
Она протянула руку и взяла у него свой чемоданчик.
– Я переоденусь впереди, – бодрым голосом сказала она и уже повернула назад.
Ник поймал ее за локоть.
– Я знаю, что ты сердишься.
– Я не сержусь. Ник. – Она подалась вперед и поцеловала его где-то возле губ. – И не жалею о том, что было у нас сегодня. 4Потому что очень давно об этом мечтала. Но даже мечтам приходит конец, верно?
– И почему мы так много требуем от жизни? – Она услышала, как он прошептал это про себя уже у нее за спиной. – Почему не можем довольствоваться малым?
В его голосе слышалась нотка жалобы и отчаяния. Неужели ему все еще трудно даже подумать о том, чтобы полюбить снова? Для нее это было самым естественным, самым необходимым в жизни желанием.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На обратном пути подниматься на перевал пришлось медленно. Промчавшийся по ущелью шквал засыпал мокрый асфальт камнями и песком. Когда они еще ехали к озерцу, Эва видела несколько табличек, предупреждавших о возможности камнепадов, но не придала этому большого значения. Теперь такие предупреждения виделись ей совсем в ином свете. Между отвесной скалой с одной стороны и глубоким обрывом с другой места было немного. Крутые повороты, часто скрываемые до последней секунды нависшими ветвями деревьев, заставляли ее нервничать. Завал на дороге может означать серьезную задержку. Она вдруг подумала, что не потрудилась спросить, нет ли отсюда другой дороги, и что они до сих пор не разминулись ни с одной машиной.
Хотя вечер еще не наступил, солнце уже скрылось за горами и дорога погрузилась в глубокие тени сумерек. Кондиционер не был включен, но от охлажденного дождем воздуха Эва покрылась гусиной кожей. Торопясь одеться, она натянула первое попавшееся под руку – джинсы и тенниску. Дождь погубил ее шоферскую униформу, но она ей больше и не понадобится. Ее служба у Ника Бауэра закончена.
Она с опаской бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ник, одетый столь же небрежно, сидел, уставившись прямо перед собой. Может, наблюдал за ней? Она снова стала смотреть на дорогу. Ей не удалось по выражению его лица догадаться, о чем он думает. Темные очки, которые он ни разу не надел за всю вторую половину дня, были опять на месте. Она не пригласила его к себе на переднее сиденье, и сам он не пытался, как прежде, сесть рядом. В ней шевельнулось смутное беспокойство. Мужчина в непроницаемых темных очках показался ей совсем чужим.
Прошло несколько секунд, прежде чем Эва опять рискнула оторвать глаза от дороги. Увиденное в зеркале поразило ее настолько, что она невольно отвела взгляд. Поморгав, она сосредоточила внимание на скользком черном асфальте, змеившемся впереди. Должно быть, почудилось. Она взглянула еще раз. И увидела, как одинокая слеза выкатилась из-под темного стекла и медленно сползла по его щеке.
Это зрелище и ужаснуло, и обрадовало ее. Если Ник способен столь сильно страдать, то у него в сердце должно найтись место и для других чувств, таких, как счастье, надежда, любовь.
Она вздохнула с облегчением, когда лимузин выехал на седловину горного перевала. Здесь все еще ярко светило солнце и дорога расширялась, образуя обзорную площадку, где было место для парковки. Эва притормозила и полюбовалась панорамой раскинувшейся внизу долины, утопавшей в синей дымке и завешенной легкой вуалью дождя, которая тянулась от уходящих грозовых облаков. Потом она снова сосредоточилась на дороге, включила вторую скорость и тронулась вниз по противоположному склону, выводившему на главную трассу.
Хотя вечер еще не наступил, солнце уже скрылось за горами и дорога погрузилась в глубокие тени сумерек. Кондиционер не был включен, но от охлажденного дождем воздуха Эва покрылась гусиной кожей. Торопясь одеться, она натянула первое попавшееся под руку – джинсы и тенниску. Дождь погубил ее шоферскую униформу, но она ей больше и не понадобится. Ее служба у Ника Бауэра закончена.
Она с опаской бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ник, одетый столь же небрежно, сидел, уставившись прямо перед собой. Может, наблюдал за ней? Она снова стала смотреть на дорогу. Ей не удалось по выражению его лица догадаться, о чем он думает. Темные очки, которые он ни разу не надел за всю вторую половину дня, были опять на месте. Она не пригласила его к себе на переднее сиденье, и сам он не пытался, как прежде, сесть рядом. В ней шевельнулось смутное беспокойство. Мужчина в непроницаемых темных очках показался ей совсем чужим.
Прошло несколько секунд, прежде чем Эва опять рискнула оторвать глаза от дороги. Увиденное в зеркале поразило ее настолько, что она невольно отвела взгляд. Поморгав, она сосредоточила внимание на скользком черном асфальте, змеившемся впереди. Должно быть, почудилось. Она взглянула еще раз. И увидела, как одинокая слеза выкатилась из-под темного стекла и медленно сползла по его щеке.
Это зрелище и ужаснуло, и обрадовало ее. Если Ник способен столь сильно страдать, то у него в сердце должно найтись место и для других чувств, таких, как счастье, надежда, любовь.
Она вздохнула с облегчением, когда лимузин выехал на седловину горного перевала. Здесь все еще ярко светило солнце и дорога расширялась, образуя обзорную площадку, где было место для парковки. Эва притормозила и полюбовалась панорамой раскинувшейся внизу долины, утопавшей в синей дымке и завешенной легкой вуалью дождя, которая тянулась от уходящих грозовых облаков. Потом она снова сосредоточилась на дороге, включила вторую скорость и тронулась вниз по противоположному склону, выводившему на главную трассу.