Страница:
– Может быть, он вытер кнопку, – предположил Саморра, или негромко постучал. А Коутс в это время умывался, зевал, кашлял – и не услышал стука.
Мерси задумалась.
– Обри слышит стук или звонок, подходит к двери, открывает ее. Но сначала включает свет над крыльцом и смотрит в глазок. Это существенно. Очевидно, она его узнала. Если нет, то почему открыла дверь? Она девушка по вызову. Навидалась всякого. Доверчивость не в ее натуре. Но дверь она открывает.
– Она знала его, – произнес Саморра. – Думала, что знала. Если отбросить предположения Коутса, основанные на звуках, перед нами один и тот же человек. Самое простое объяснение. Гость, который ужинал. Т.Т. Вот почему Коутс не слышал стука. Стук был негромким, потому что Т.Т. только что вышел. Этот человек знал: Обри решит, будто вернулся он. Негромкий стук, она подходит к двери, спрашивает, кто там, он отвечает: «Я, знакомый номер один. Забыл куртку». Или сотовый телефон. Или очки.
Мерси вошла в столовую и посмотрела на обведенное мелом место, где недавно лежал труп.
– Значит, он приехал на ужин с намерением убить ее.
– Совершенно верно. Поэтому вышел и вернулся.
– Сходил за пистолетом, поскольку не мог незаметно пронести его в дом.
– Я так представляю это, Мерси. И притом пистолет с глушителем. Вчера ночью четверо соседей были дома, но никто не слышал выстрела. Ничего похожего на выстрел. Ты знаешь, какого шума наделал бы сорокапятикалиберный. Крыльцо с навесом, полуоткрытая дверь. Глушитель был наверняка.
Мерси подумала, что Саморра прав. Стрелок приехал сюда, чтобы убить Обри. Потом попыталась взглянуть на это по-другому: знакомый приезжает на ужин и выходит в гневе. Когда направляется к своей машине, он уже вне себя, хватает пистолет и возвращается. Очень часто клиенты в ярости убивают проституток. Но в данном случае Мерси не видела логики. Обри вряд ли работала в ту ночь. Проститутки не готовят ужин клиентам. Кровать была застелена. И никто не возит с собой пистолет с глушителем, если не собирается пустить его в ход в скором времени.
– Хорошо, – сказала Мерси. Она работала с Саморрой недолго, не знала, как он рассуждает, поэтому хотела рассмотреть все возможные варианты развития событий. – Однако вернемся к первой версии. А если здесь были два человека?
– Тогда между ними либо есть связь, либо нет.
– Если есть, значит, много беготни и привлеченных к работе людей.
– И много секретов, – добавил Саморра. – По-моему, это был один человек, независимо оттого, что слышал Александр Коутс.
Мерси тоже склонялась к такому выводу.
– Этим можно объяснить, почему он вошел в дом после того, как убил Обри.
– Вот именно. Стереть отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался за ужином.
– И теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, не только.
Саморра взглянул на нее.
– Он хотел забрать гильзу. Полуавтоматический пистолет выбрасывает ее вправо. Когда Обри упала, он входит в дом, смотрит в правую сторону в поисках гильзы. Как она ударилась о дверь, он не слышал из-за выстрела. Пистолет даже с глушителем издает какой-то звук. Выбоины в краске он не заметил. Тут нам повезло. Он не находит гильзы сразу, поэтому оттаскивает девушку с дороги, закрывает дверь и снова ищет. Но не находит, поскольку ищет не в той части дома. Даже если бы он подумал о рикошете, какова вероятность, что заглянул бы в цветочную вазу? Она слева от него.
Саморра закивал.
– Недостаток этого рассуждения в том, что оно подходит и к знакомому номер два. Если он связан со знакомым номер один, то стирает отпечатки пальцев и ищет гильзу. Если нет, то радуется всем отпечаткам, какие должен был оставить знакомый номер один, но гильзу ищет.
– Откуда ему знать, чего касался напарник?
– Он исходит из очевидного.
Мерси проследила эту мысль, насколько смогла. Одна дорога, много развилок – от одной развилки к другой.
– Никто не планирует убийства и при этом оставляет отпечатки пальцев на столовых приборах. Если мы находим много хороших отпечатков, значит, их было двое и они не работали вместе. Две походки. Два человека. Как и предположил Коутс.
Саморра посмотрел на контур тела так, словно видел его впервые. Наклонил голову, словно ищейка Майка.
– Что? – спросила Мерси.
– Я убираю стены, вставляю окна...
Мерси промолчала, решив, что он, подобно Хессу, видит то, чего нет.
– Понимаешь, – продолжил Саморра, – пытаюсь избавиться от своих дурных мыслей.
– Понимаю.
– «Два человека. Как и предположил Коутс», – повторил Саморра ее слова.
Что-то в его тоне подсказало Мерси, что он поверил показаниям свидетеля, хотя тот и курил марихуану.
– Но зачем? – спросил Саморра. – Зачем ее убивать?
– Я думаю об этом с тех пор, как увидела деньги у нее в кошельке. Собственно говоря, задаюсь вопросом, не может ли это быть частью ответа.
– Не понимаю.
– Он знает, что мы будем обыскивать дом. И оставляет деньги, желая заморочить нам голову.
– Это натяжка.
Саморра усмехнулся и отвернулся.
Мерси ощутила прилив ярости. Она ничего не сказала, но подумала: «Мой напарник погиб из-за того, что я сочла, будто психопат слишком глуп, чтобы идти за мной. Это натяжка. Тот гад убил Хесса из моего пистолета. Я тоже чуть не погибла и до сих пор иногда хочу поменяться с ним местами».
Не поворачиваясь к ней, Саморра покачал головой и пробормотал что-то. Мерси не расслышала. Она попыталась не выдать голосом ярости, обычно у нее это получалось плохо.
– Пол, мы не должны работать вместе, если не можем разговаривать.
– Я был не прав, – мягко промолвил он. – Ничто нельзя назвать натяжкой, если речь идет о человеке, который взял и выстрелил девушке в сердце.
Мерси видела Саморру в профиль на фоне окна, его налитый кровью глаз.
– Извини, – сказала она. – Я безутешна.
– Извинение принято. Я тоже.
– Я безутешнее.
– Нет, гораздо, гораздо безутешнее я.
Мерси почувствовала облегчение оттого, что он принял ее шутку. Она улыбнулась и со вздохом произнесла:
– Иногда мне кажется, что у меня есть проблемы, пока не вспоминаю о делах, над которыми работаю.
– Мне тоже. Тогда я вспоминаю о Джанин.
Джанин звали его жену.
– Меня вот что смущает, – призналась она. – По словам Коутса, здесь происходила какая-то борьба. Сначала удар по полу, затем другие, продолжительные, через минуту-другую. Насколько я понимаю, первым было падение Обри на пол. Если последовала борьба, то между кем и кем?
– Коутс считает, будто двигали мебель.
Шкафчик под раковиной был распахнут, шурупы дверной ручки наполовину выдернуты из дерева. Второй выдвижной ящик стола открыт до отказа, полозки изогнуты так сильно, что он не закрывался.
Мерси опустилась на колени, осмотрела причиненный вред.
– Нужна немалая сила, чтобы выдернуть шурупы и согнуть металл. Но Обри упала на пол через две минуты, если верить Коутсу. Под ее ногтями никаких видимых царапин или синяков, никаких следов на теле, свидетельствующих о борьбе. Так с кем же здесь сражался убийца?
– Опять встает вопрос о двух знакомых.
– Знакомые не были здесь в одно и то же время, если Коутс прав.
Саморра бросил на нее долгий взгляд и пожал плечами:
– То, что он говорит, не соответствует уликам. Если накуриться марихуаны, нарушается представление о времени и пространстве. Кажется, ты двадцать минут думал о чем-то существенном, а на самом деле всего пять секунд.
Мерси подумала о расстоянии от тела до кухни.
– Даже если Коутс был обкурен и борьба происходила сразу же после падения тела, Обри не участвовала в ней. Раненная в сердце, сражавшаяся за свою жизнь, она не пролила ни капли крови на кухонный пол?
– Ну и что у нас получается? Здесь был кто-то, когда знакомый номер один ушел?
– Возможно.
– Третий мужчина, не приглашенный на ужин. Никто не слышал, как он появился и ушел. Прятался в спальне? Бросился спасать Обри, когда она получила пулю?
Саморра не ответил. Мерси полистала заключения экспертов, ища упоминание о четком следе ноги, который Линда Койнер обнаружила на кухонном полу. Там было три следа, оставленных одним ботинком со скошенными назад рубцами, похожими на большие запятые. Их концы заострялись к каблуку. Посередине каблука был круг с расходящимися к краям спицами.
О'Брайен сфотографировал четкий след, потом снял его отпечаток, используя лист белой бумаги и дактилоскопический порошок. Фотография с отпечатком могла послужить уликой, если детективы найдут обладателя обуви. На вид обувь двенадцатого размера, не нарядная, судя по рубцам. Наверное, на мягкой подошве, поскольку отпечаток на деревянном полу был четким.
Саморра смотрел на ту же страницу заключения.
– Этот след, – сказал он, – тоже не согласуется с тем, что говорил Коутс. Крупный мужчина, двенадцатый размер обуви, предположительно ботинки на твердой подошве или сапоги. Мистер Щеголеватый бизнесмен, возвращающийся домой, к семейному очагу. Думаю, наш свидетель слишком уж одурел от травки, чтобы нормально воспринимать происходящее.
– Он хорошо относился к Обри, – заметила Мерси. – И пытался помочь ей, помогая нам.
– Если хотел помочь, то признал бы, что кое в чем путается. Знаешь, иногда бестолковый свидетель хуже, чем отсутствие свидетелей.
Мерси покачала головой:
– Да, но я хочу понять, что здесь происходило. Очень хочу.
Саморра опустился на колени, посмотрел на болтающуюся ручку дверцы шкафчика, потом на выдвинутый ящик и согнутые полозки.
– Я тоже, – произнес он, словно удивляясь этому.
Мерси задалась вопросом, каково расследовать убийство, когда твоя жена умирает. Много лет назад она верила, что может своим желанием спасать людей от смерти. Саморра не походил на человека, способного поверить в такое. Это было наивностью.
Ей пришло в голову, что у Пола время от времени должно возникать желание куда-то уезжать, чтобы развеять горе. Когда Мерси страдала – после смерти Хесса и матери, после того, как изверг по фамилии Колеско чуть не убил ее, после рождения Тима-младшего, – она воображала пляжный домик в Мексике, ярко-красную бугенвиллею, растущую в горшке на плоской крыше, и себя, сидящую в ее тени.
Она вспомнила этот пляжный домик, потом вновь оказалась в кухне Обри Уиттакер. Что представляла Обри, когда платившие ей мужчины делали свое дело? Дом на берегу моря? Адский огонь?
– Отпечатки пальцев, – вдруг сказал Пол, словно пришел к какому-то выводу. – И ее черная книжка. Где-то здесь должна быть какая-то прямая линия, ведущая к этому подонку.
Глава 4
Мерси задумалась.
– Обри слышит стук или звонок, подходит к двери, открывает ее. Но сначала включает свет над крыльцом и смотрит в глазок. Это существенно. Очевидно, она его узнала. Если нет, то почему открыла дверь? Она девушка по вызову. Навидалась всякого. Доверчивость не в ее натуре. Но дверь она открывает.
– Она знала его, – произнес Саморра. – Думала, что знала. Если отбросить предположения Коутса, основанные на звуках, перед нами один и тот же человек. Самое простое объяснение. Гость, который ужинал. Т.Т. Вот почему Коутс не слышал стука. Стук был негромким, потому что Т.Т. только что вышел. Этот человек знал: Обри решит, будто вернулся он. Негромкий стук, она подходит к двери, спрашивает, кто там, он отвечает: «Я, знакомый номер один. Забыл куртку». Или сотовый телефон. Или очки.
Мерси вошла в столовую и посмотрела на обведенное мелом место, где недавно лежал труп.
– Значит, он приехал на ужин с намерением убить ее.
– Совершенно верно. Поэтому вышел и вернулся.
– Сходил за пистолетом, поскольку не мог незаметно пронести его в дом.
– Я так представляю это, Мерси. И притом пистолет с глушителем. Вчера ночью четверо соседей были дома, но никто не слышал выстрела. Ничего похожего на выстрел. Ты знаешь, какого шума наделал бы сорокапятикалиберный. Крыльцо с навесом, полуоткрытая дверь. Глушитель был наверняка.
Мерси подумала, что Саморра прав. Стрелок приехал сюда, чтобы убить Обри. Потом попыталась взглянуть на это по-другому: знакомый приезжает на ужин и выходит в гневе. Когда направляется к своей машине, он уже вне себя, хватает пистолет и возвращается. Очень часто клиенты в ярости убивают проституток. Но в данном случае Мерси не видела логики. Обри вряд ли работала в ту ночь. Проститутки не готовят ужин клиентам. Кровать была застелена. И никто не возит с собой пистолет с глушителем, если не собирается пустить его в ход в скором времени.
– Хорошо, – сказала Мерси. Она работала с Саморрой недолго, не знала, как он рассуждает, поэтому хотела рассмотреть все возможные варианты развития событий. – Однако вернемся к первой версии. А если здесь были два человека?
– Тогда между ними либо есть связь, либо нет.
– Если есть, значит, много беготни и привлеченных к работе людей.
– И много секретов, – добавил Саморра. – По-моему, это был один человек, независимо оттого, что слышал Александр Коутс.
Мерси тоже склонялась к такому выводу.
– Этим можно объяснить, почему он вошел в дом после того, как убил Обри.
– Вот именно. Стереть отпечатки пальцев со всего, к чему прикасался за ужином.
– И теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, не только.
Саморра взглянул на нее.
– Он хотел забрать гильзу. Полуавтоматический пистолет выбрасывает ее вправо. Когда Обри упала, он входит в дом, смотрит в правую сторону в поисках гильзы. Как она ударилась о дверь, он не слышал из-за выстрела. Пистолет даже с глушителем издает какой-то звук. Выбоины в краске он не заметил. Тут нам повезло. Он не находит гильзы сразу, поэтому оттаскивает девушку с дороги, закрывает дверь и снова ищет. Но не находит, поскольку ищет не в той части дома. Даже если бы он подумал о рикошете, какова вероятность, что заглянул бы в цветочную вазу? Она слева от него.
Саморра закивал.
– Недостаток этого рассуждения в том, что оно подходит и к знакомому номер два. Если он связан со знакомым номер один, то стирает отпечатки пальцев и ищет гильзу. Если нет, то радуется всем отпечаткам, какие должен был оставить знакомый номер один, но гильзу ищет.
– Откуда ему знать, чего касался напарник?
– Он исходит из очевидного.
Мерси проследила эту мысль, насколько смогла. Одна дорога, много развилок – от одной развилки к другой.
– Никто не планирует убийства и при этом оставляет отпечатки пальцев на столовых приборах. Если мы находим много хороших отпечатков, значит, их было двое и они не работали вместе. Две походки. Два человека. Как и предположил Коутс.
Саморра посмотрел на контур тела так, словно видел его впервые. Наклонил голову, словно ищейка Майка.
– Что? – спросила Мерси.
– Я убираю стены, вставляю окна...
Мерси промолчала, решив, что он, подобно Хессу, видит то, чего нет.
– Понимаешь, – продолжил Саморра, – пытаюсь избавиться от своих дурных мыслей.
– Понимаю.
– «Два человека. Как и предположил Коутс», – повторил Саморра ее слова.
Что-то в его тоне подсказало Мерси, что он поверил показаниям свидетеля, хотя тот и курил марихуану.
– Но зачем? – спросил Саморра. – Зачем ее убивать?
– Я думаю об этом с тех пор, как увидела деньги у нее в кошельке. Собственно говоря, задаюсь вопросом, не может ли это быть частью ответа.
– Не понимаю.
– Он знает, что мы будем обыскивать дом. И оставляет деньги, желая заморочить нам голову.
– Это натяжка.
Саморра усмехнулся и отвернулся.
Мерси ощутила прилив ярости. Она ничего не сказала, но подумала: «Мой напарник погиб из-за того, что я сочла, будто психопат слишком глуп, чтобы идти за мной. Это натяжка. Тот гад убил Хесса из моего пистолета. Я тоже чуть не погибла и до сих пор иногда хочу поменяться с ним местами».
Не поворачиваясь к ней, Саморра покачал головой и пробормотал что-то. Мерси не расслышала. Она попыталась не выдать голосом ярости, обычно у нее это получалось плохо.
– Пол, мы не должны работать вместе, если не можем разговаривать.
– Я был не прав, – мягко промолвил он. – Ничто нельзя назвать натяжкой, если речь идет о человеке, который взял и выстрелил девушке в сердце.
Мерси видела Саморру в профиль на фоне окна, его налитый кровью глаз.
– Извини, – сказала она. – Я безутешна.
– Извинение принято. Я тоже.
– Я безутешнее.
– Нет, гораздо, гораздо безутешнее я.
Мерси почувствовала облегчение оттого, что он принял ее шутку. Она улыбнулась и со вздохом произнесла:
– Иногда мне кажется, что у меня есть проблемы, пока не вспоминаю о делах, над которыми работаю.
– Мне тоже. Тогда я вспоминаю о Джанин.
Джанин звали его жену.
* * *
Они стояли между кухней и столовой. Мерси читала свои записи разговора с Коутсом.– Меня вот что смущает, – призналась она. – По словам Коутса, здесь происходила какая-то борьба. Сначала удар по полу, затем другие, продолжительные, через минуту-другую. Насколько я понимаю, первым было падение Обри на пол. Если последовала борьба, то между кем и кем?
– Коутс считает, будто двигали мебель.
Шкафчик под раковиной был распахнут, шурупы дверной ручки наполовину выдернуты из дерева. Второй выдвижной ящик стола открыт до отказа, полозки изогнуты так сильно, что он не закрывался.
Мерси опустилась на колени, осмотрела причиненный вред.
– Нужна немалая сила, чтобы выдернуть шурупы и согнуть металл. Но Обри упала на пол через две минуты, если верить Коутсу. Под ее ногтями никаких видимых царапин или синяков, никаких следов на теле, свидетельствующих о борьбе. Так с кем же здесь сражался убийца?
– Опять встает вопрос о двух знакомых.
– Знакомые не были здесь в одно и то же время, если Коутс прав.
Саморра бросил на нее долгий взгляд и пожал плечами:
– То, что он говорит, не соответствует уликам. Если накуриться марихуаны, нарушается представление о времени и пространстве. Кажется, ты двадцать минут думал о чем-то существенном, а на самом деле всего пять секунд.
Мерси подумала о расстоянии от тела до кухни.
– Даже если Коутс был обкурен и борьба происходила сразу же после падения тела, Обри не участвовала в ней. Раненная в сердце, сражавшаяся за свою жизнь, она не пролила ни капли крови на кухонный пол?
– Ну и что у нас получается? Здесь был кто-то, когда знакомый номер один ушел?
– Возможно.
– Третий мужчина, не приглашенный на ужин. Никто не слышал, как он появился и ушел. Прятался в спальне? Бросился спасать Обри, когда она получила пулю?
Саморра не ответил. Мерси полистала заключения экспертов, ища упоминание о четком следе ноги, который Линда Койнер обнаружила на кухонном полу. Там было три следа, оставленных одним ботинком со скошенными назад рубцами, похожими на большие запятые. Их концы заострялись к каблуку. Посередине каблука был круг с расходящимися к краям спицами.
О'Брайен сфотографировал четкий след, потом снял его отпечаток, используя лист белой бумаги и дактилоскопический порошок. Фотография с отпечатком могла послужить уликой, если детективы найдут обладателя обуви. На вид обувь двенадцатого размера, не нарядная, судя по рубцам. Наверное, на мягкой подошве, поскольку отпечаток на деревянном полу был четким.
Саморра смотрел на ту же страницу заключения.
– Этот след, – сказал он, – тоже не согласуется с тем, что говорил Коутс. Крупный мужчина, двенадцатый размер обуви, предположительно ботинки на твердой подошве или сапоги. Мистер Щеголеватый бизнесмен, возвращающийся домой, к семейному очагу. Думаю, наш свидетель слишком уж одурел от травки, чтобы нормально воспринимать происходящее.
– Он хорошо относился к Обри, – заметила Мерси. – И пытался помочь ей, помогая нам.
– Если хотел помочь, то признал бы, что кое в чем путается. Знаешь, иногда бестолковый свидетель хуже, чем отсутствие свидетелей.
Мерси покачала головой:
– Да, но я хочу понять, что здесь происходило. Очень хочу.
Саморра опустился на колени, посмотрел на болтающуюся ручку дверцы шкафчика, потом на выдвинутый ящик и согнутые полозки.
– Я тоже, – произнес он, словно удивляясь этому.
Мерси задалась вопросом, каково расследовать убийство, когда твоя жена умирает. Много лет назад она верила, что может своим желанием спасать людей от смерти. Саморра не походил на человека, способного поверить в такое. Это было наивностью.
Ей пришло в голову, что у Пола время от времени должно возникать желание куда-то уезжать, чтобы развеять горе. Когда Мерси страдала – после смерти Хесса и матери, после того, как изверг по фамилии Колеско чуть не убил ее, после рождения Тима-младшего, – она воображала пляжный домик в Мексике, ярко-красную бугенвиллею, растущую в горшке на плоской крыше, и себя, сидящую в ее тени.
Она вспомнила этот пляжный домик, потом вновь оказалась в кухне Обри Уиттакер. Что представляла Обри, когда платившие ей мужчины делали свое дело? Дом на берегу моря? Адский огонь?
– Отпечатки пальцев, – вдруг сказал Пол, словно пришел к какому-то выводу. – И ее черная книжка. Где-то здесь должна быть какая-то прямая линия, ведущая к этому подонку.
Глава 4
Мерси держала Тима на коленях, предоставив Кларку мыть посуду. В старом доме было холодно, и у Мерси замерзли ноги. За окном она видела в ярком свете фонарей большой двор с детским трехколесным велосипедом и раму с вертелом для барбекю, кошку на стене ограды, а за ней апельсиновые деревья. Участок окружала роща, а ее – усадьбы. Мерси снимала этот дом из-за его уединенности и невысокой арендной платы.
На голове у Тима была вязаная шапочка, отчасти для тепла, отчасти потому, что он в ней очаровательно выглядел. Она напоминала Мерси о Хессе, так как в их последние встречи он бывал в шляпе. Тим-младший походил на Хесса. Трудно думать о нем, не вспоминая всего, что пошло прахом. Мерси попыталась хотя бы на время забыть о Хессе.
– Сегодня у нас покер, – сказал Кларк.
Она это знала, потому что отец мыл посуду торопливо, стремясь успеть к игре, начинавшейся в восемь. Кларк и его старые друзья-отставники из шерифского управления каждую среду собирались за игрой в карты.
– Побольше тебе выиграть, – рассеянно пожелала Мерси. Ее голова была теперь занята мыслями о работе, как ни старалась она забыть о ней. – Отец, сегодня все в нашей группе получили так называемые рождественские подарки.
– Нераскрытые дела?
– Мое – шестьдесят девятого года. Убийство некоей Патти Бейли. Я привезла его домой почитать вечером для развлечения.
Кларк отмывал кастрюлю. Он был рослым, худощавым, с красивыми седыми волосами, носил очки. Мерси наблюдала за ним. Задалась вопросом, в каком возрасте у мужчин заостряются локти. У Хесса они были острыми, хотя в отличие от Кларка он был крепкого сложения. Кларк посмотрел на дочь через плечо:
– Купи какой-нибудь роман, если хочешь развлечься.
– Ты помнишь это дело?
– Смутно. В шестьдесят девятом я только начинал в группе расследования взломов и краж. Кажется, этим убийством занимались Раймерс и Торнтон.
– С ними можно повидаться?
– Торнтон вроде бы живет в Эрроухеде. Раймерс умер.
– От чего?
Кларк снова повернулся к ней. От улыбки морщины на его лице меняли направление, и он выглядел добрым и мудрым.
– Сердечный приступ.
Мерси промолчала. Отец постоянно советовал ей забывать дома о работе. Не думать о том, чего она не может изменить. Осознать, что не каждая смерть на земле представляет собой убийство, которое ей нужно расследовать. Пользоваться жизнью – в его устах это современное выражение очень раздражало ее.
Кларк хотел, чтобы Мерси вышла замуж за Майка Макнелли, родила еще ребенка, стала матерью сыну Майка, Дэнни, была матерью, а не матерью-полицейским. Для Кларка служба в полиции являлась просто способом зарабатывания на жизнь, принять эту позицию Мерси не могла.
Для нее служба в полиции была жизнью. Глядя на родителей, Мерси не представляла, откуда в ее характере целеустремленность и напористость. Неизвестно, кем станет Тим, если подобные качества возникают в душе сами собой.
Панда полетела в другой конец спальни. Тим азартно побежал за ней.
Угол Майфорд и Четвертой улицы, подумала Мерси. Странно. Это всего в двух милях отсюда. Теперь Четвертая улица называлась бульваром Ирвина. Мерси пришло в голову, не специально ли Брайтон подобрал ей дело поближе к дому, потом решила, что он не стал бы возиться.
Расследованием занимались Раймерс и Торнтон, как и сказал Кларк. Тело в канаве обнаружил ребенок, его отец позвонил шерифу. Ответственным заместителем коронера был некий Тодд Смит.
Мерси взглянула на сына. Теперь он гладил панду и довольно сопел.
Патти Бейли была невзрачной двадцатитрехлетней девушкой, маленького роста, с жидкими каштановыми волосами, зачесанными за уши. На полицейской фотографии у нее набрякшие веки и кривая улыбка. Мерси подумала, что потребовалось мужество для того, чтобы улыбаться, когда тебя фотографируют в полиции, возможно, много алкоголя или наркотика. Мерси казалось, что в шестьдесят девятом году все пили или кололись и вели себя дерзко с полицией. Ей тогда было четыре года, так что это являлось лишь плодом воображения.
Бейли трижды арестовывали за проституцию, однажды отдали под суд. Она увильнула от обвинений в хранении марихуаны и барбитуратов – от обоих отказался один и тот же судья. Дважды задерживалась с героином – получила за все полтора года.
Пока Тим пыхтел и ворковал с пандой, Мерси прочла отчет Тодда Смита. Ребенок нашел труп Бейли вечером пятого августа. Смит приехал туда в половине седьмого вечера и увидел женщину лежащей ничком на склоне канавы. На ней были только лифчик и трусики.
При вскрытии не обнаружилось никаких следов изнасилования или признаков борьбы. В организме оказались нембутал и алкоголь. Меньше чем за час до смерти Бейли ела персики и шоколад. Когда ребенок заметил ее, она была мертва уже около суток.
Мерси быстро просмотрела фотографии места преступления и вскрытия. Его производили в похоронной конторе, поскольку в округе тогда не имелось необходимого оборудования. Фотографии произвели на нее такое же впечатление, как большинство тех, какие ей приходилось видеть: жертва выглядела искромсанной – наплевательски, бездушно. Чем можно заслужить подобное пренебрежение? Бейли застрелили сзади, с близкого расстояния. На входе пуля оставила аккуратное черное отверстие, на выходе вырвала свисавший лоскут треугольной формы. Она прошла через правое предсердие. По мнению эксперта, выстрел был произведен из пистолета тридцать восьмого калибра или «Магнума-357», его пуля примерно того же диаметра, но обладает значительно большей скоростью. Любая пуля более экзотических калибров оставила бы то же самое отверстие.
Мерси съежилась, взглянув на фотографию исследования пути прохождения пули: мертвая Патти Бейли лежала на боку, с просунутым сквозь торс длинным штифтом, словно нанизанная на вертел для барбекю. Мерси перевернула фотографии и вздохнула.
Тим взял свою детскую гребенку и причесывал мех на голове панды. Скорее, бил по ней гребенкой. Разговаривал со своей игрушкой, его выразительный лепет состоял из отдельных слогов, изредка слов. Он улыбался.
«Становись парикмахером, – подумала Мерси, – делай людей красивыми».
Она ни на что на свете не променяла бы свою работу, но не хотела, чтобы сын пошел по ее стопам. Вероятно, сын станет смотреть на службу в полиции так же, как Кларк, подумала Мерси: любая работа нужна только затем, чтобы оплачивать счета. Можно быть банковским служащим, продавцом, адвокатом, фотографировать горы или манекенщиц, играть в бейсбол. Зачем видеть все это? Затем, что каждый день гибнут люди, которым бы еще жить да жить, и мерзавцам, их убивающим, это не должно сходить с рук.
Вот так. Неизящно, однако верно.
Мерси казалось, что Раймерс и Торнтон сделали все возможное, но орудия убийства и свидетелей не нашли. Улик почти никаких: несколько разрозненных следов ног в апельсиновой роще да краткий список торговцев наркотиками и клиентов, которые предположительно могли иметь мотив для убийства Патти Бейли.
По этому делу велось расследование в течение двух лет, потом еще восемь оно оставалось открытым, а вскоре его положили в шкаф с нераскрытыми делами. И вот теперь вынули оттуда.
Веселого Рождества!
– Извини меня за сегодняшнее, – сказал Майк.
– Не за что.
– Знаешь, нам придется вербовать другую девушку, чтобы она помогла накрыть владельца этой конторы по вызову проституток. Но я догадываюсь, где его можно найти, и тебе это пригодится.
Мерси записала имя, домашний и рабочий адреса; Горен Моладан, Ньюпорт-Бич и Дана-Пойнт.
– Его судили за побои девочек, – продолжил Майк. – Но он отсидел свое, прошел испытательный срок и в настоящее время чист. Вряд ли он знает, что мы вербуем кого-либо из его персонала.
– Всеми силами постараемся сохранить это в тайне.
– У вас там, должно быть, много отпечатков пальцев. Я имею в виду – в доме Обри Уиттакер.
– В тот вечер она готовила для кого-то ужин.
Майк несколько секунд молчал.
– Ну что ж, в таком случае что-нибудь выявится. Думаешь, гость был убийца?
– Не исключено.
– Правда, в домах полно всяких отпечатков. Кого там только не бывает.
– Да. Койнер говорит, что обнаружено множество петель и завитков.
Майк опять немного помолчал. Мерси слышала, как его ищейки, Долли, Молли и Полли, лают в вольере.
– Мерси, я правда прошу прощения за то, что сегодня вспылил. Я был очень раздосадован. Мы договаривались пойти в среду в кино вместе с детьми, пока старики играют в покер. Я очень надеялся на встречу с тобой. Но понимаю, что ты устала.
– Я просто удивляюсь, когда ты так внезапно злишься. Ты напоминаешь мне меня.
Шутка не получила отклика. Майк понимал только свои шутки, зачастую глупые и плоские. Лошадь садится за стойку, бармен смотрит на нее и спрашивает: отчего такая вытянутая физиономия? И все в таком духе.
Мерси слышала его дыхание, шум пламени в старой печи в подвале, содрогание труб, шипение теплого воздуха в вентилях в полу. Одна из кошек, крадучись, вошла, потом вышла.
– Мерси, ты думала о теме нашего разговора?
У нее упало сердце.
– Конечно.
– И что же?
Она попыталась успокоиться.
– Майк, я все еще не готова. Мне кажется, слишком рано.
– Мы можем сделать это, когда захочешь. Подождем год. Главное – мы начинаем строить планы. Иначе этого никогда не произойдет. Знаешь, годы летят все быстрее и быстрее.
– Давай подождем.
Снова молчание. Последнее время оно часто воцарялось в их беседах.
Собаки все еще лаяли в отдалении. Мерси представила вытянутое, разочарованное лицо Майка, уныло свисающий белокурый локон, широко раскрытые голубые глаза.
– Из-за того, что случилось с Хессом?
– Да, именно.
– Причина не во мне?
– Я люблю тебя, Майк. Уважаю. Не в тебе.
– Если что-либо долго откладывать, это может и не сбыться. Так говорится в Библии: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце».
Мерси ощутила одновременно и раздражение, и вину.
– Я не хочу, чтобы ты томился.
– Я имел в виду и твое сердце.
– Знаю. Это проходит, Майк. Все будет хорошо.
– Я буду предан тебе.
– Мне это необходимо.
– Будь и ты предана мне.
– Да.
Снова пауза.
– До завтра, девочка. Дэнни и ищейки тоже любят тебя.
– Доброй ночи, Майк.
Иногда Брайс казался ей родственной душой, но только чем хуже оборачивалось то или иное событие, тем забавнее он это находил. Мерси был понятен его мрачный взгляд на вещи, но она не представляла, как он превращал мрачность в юмор.
Возможно, это было связано с тем, как накапливаются воспоминания, – так говорила Мерси доктор Джоан Кэш о ее стрессах из-за пережитых опасностей. Кэш сказала, что воспоминания об убийстве ее напарника и любовника и о том, как она после застрелила этого изверга Колеско, являются дисфункциональными. И хотела исправить их десенсибилизацией посредством движения глаз – новым методом, которым добилась кое-каких успехов.
Но Мерси считала свои воспоминания полностью функциональными, их функцией было мучить ее сознанием вины и тем, что она должна была сделать. Имела возможность сделать. Могла бы сделать, но не сделала. Она анализировала всю цепь событий тех последних дней тысячу раз, часами исследовала каждое мгновение, каждое свое решение, каждую ошибку.
Да, она полагала, что обнаружила случаи, в которых могла бы действовать лучше...
Кроме того, Мерси снились кошмары, ужасающие и постыдные, которые она никакими словами не могла описать Кэш или кому бы то ни было. Они оставляли ее задыхающейся, изнемогающей в душном запахе своего страха и пота, дрожащей в суровом, горестном молчании.
У нее мелькнула мысль, не лучше ли превращать все в черную комедию, добавлять хихиканье и крепко спать.
Нет. Не все в жизни смешно. Если не разговариваешь с какими-нибудь психопатами.
– Нашел нескольких любопытных людей в списке тех, кто тебя интересует, – сообщил Брайс.
– Я слушаю.
– В чем тут дело?
– Догадайся.
– Думаю, в маленькой черной записной книжке Обри Уиттакер. Она была проституткой. Я это знаю.
– Гэри, я не могу ни подтвердить твои догадки, ни опровергнуть. Расскажи о чем-нибудь стоящем.
– Хорошо. Владелец компании «Дель Виджо констракшн», влиятельной в северном округе. Помощник пастора ньюпортской маранатской церкви. Тренер из местного двухгодичного колледжа. Один из миллионеров Ирвинов, хозяин фармацевтической компании – они выпускают травяной дешевый вариант виагры для женщин. Баскетболист-профессионал, купивший второй дом в Лагуна-Бич. Кое-кто женат, кое-кто имеет детей, кое-кто холост.
Мерси была немало удивлена.
– Это из двадцати фамилий. Нужно было назвать тебе пятьдесят. Я, наверное, смогла бы.
– С запросами была девочка, – заметил Брайс. – Меня поражает, что эти люди называют в конторе по вызову проституток настоящие фамилии и номера кредитных карточек.
Мерси воздержалась от комментариев по этому поводу, хотя тоже изумилась. Она записала под диктовку Брайса фамилии этих людей, их занятия и семейное положение. Потом назвала ему еще двадцать фамилий, взятых из записной книжки Обри Уиттакер. Возле некоторых стояли номера кредитных карточек. Мерси подумала, не являлись ли эти клиенты со стороны покровителями Обри, частыми гостями, достаточно везучими и богатыми, чтобы получать приготовленный дома ужин.
Чушь. Проститутки не стряпают для клиентов.
Мерси взглянула на Тима: мальчик чистил большим оранжевым ключом зубы панде.
– Это все? – спросил Брайс с легким, насмешливым раздражением.
– Да.
– Тогда у меня есть к тебе еще вопрос.
– Спрашивай.
– Пойдешь на свидание со мной в пятницу вечером?
– Нет. Тебе сколько лет?
– Двадцать шесть.
– Я десятью годами старше тебя.
– Ты самая красивая женщина из группы расследования убийств, какую я только видел. И твоя бесцеремонность мне тоже нравится. С тобой легко. Мы выпьем, посмотрим какой-нибудь боевик, еще выпьем, обсудим его. Когда не сможешь больше мне противиться, делай со мной все, что захочешь, потом отвергни меня.
На голове у Тима была вязаная шапочка, отчасти для тепла, отчасти потому, что он в ней очаровательно выглядел. Она напоминала Мерси о Хессе, так как в их последние встречи он бывал в шляпе. Тим-младший походил на Хесса. Трудно думать о нем, не вспоминая всего, что пошло прахом. Мерси попыталась хотя бы на время забыть о Хессе.
– Сегодня у нас покер, – сказал Кларк.
Она это знала, потому что отец мыл посуду торопливо, стремясь успеть к игре, начинавшейся в восемь. Кларк и его старые друзья-отставники из шерифского управления каждую среду собирались за игрой в карты.
– Побольше тебе выиграть, – рассеянно пожелала Мерси. Ее голова была теперь занята мыслями о работе, как ни старалась она забыть о ней. – Отец, сегодня все в нашей группе получили так называемые рождественские подарки.
– Нераскрытые дела?
– Мое – шестьдесят девятого года. Убийство некоей Патти Бейли. Я привезла его домой почитать вечером для развлечения.
Кларк отмывал кастрюлю. Он был рослым, худощавым, с красивыми седыми волосами, носил очки. Мерси наблюдала за ним. Задалась вопросом, в каком возрасте у мужчин заостряются локти. У Хесса они были острыми, хотя в отличие от Кларка он был крепкого сложения. Кларк посмотрел на дочь через плечо:
– Купи какой-нибудь роман, если хочешь развлечься.
– Ты помнишь это дело?
– Смутно. В шестьдесят девятом я только начинал в группе расследования взломов и краж. Кажется, этим убийством занимались Раймерс и Торнтон.
– С ними можно повидаться?
– Торнтон вроде бы живет в Эрроухеде. Раймерс умер.
– От чего?
Кларк снова повернулся к ней. От улыбки морщины на его лице меняли направление, и он выглядел добрым и мудрым.
– Сердечный приступ.
Мерси промолчала. Отец постоянно советовал ей забывать дома о работе. Не думать о том, чего она не может изменить. Осознать, что не каждая смерть на земле представляет собой убийство, которое ей нужно расследовать. Пользоваться жизнью – в его устах это современное выражение очень раздражало ее.
Кларк хотел, чтобы Мерси вышла замуж за Майка Макнелли, родила еще ребенка, стала матерью сыну Майка, Дэнни, была матерью, а не матерью-полицейским. Для Кларка служба в полиции являлась просто способом зарабатывания на жизнь, принять эту позицию Мерси не могла.
Для нее служба в полиции была жизнью. Глядя на родителей, Мерси не представляла, откуда в ее характере целеустремленность и напористость. Неизвестно, кем станет Тим, если подобные качества возникают в душе сами собой.
* * *
Пока Тим теребил уши и кусал нос игрушечной панды, Мерси читала дело об убийстве Патти Бейли. Тело было обнаружено в дренажной канаве в апельсиновой роще, неподалеку от пересечения Майфорд и Четвертой улицы. Причина смерти – огнестрельная рана.Панда полетела в другой конец спальни. Тим азартно побежал за ней.
Угол Майфорд и Четвертой улицы, подумала Мерси. Странно. Это всего в двух милях отсюда. Теперь Четвертая улица называлась бульваром Ирвина. Мерси пришло в голову, не специально ли Брайтон подобрал ей дело поближе к дому, потом решила, что он не стал бы возиться.
Расследованием занимались Раймерс и Торнтон, как и сказал Кларк. Тело в канаве обнаружил ребенок, его отец позвонил шерифу. Ответственным заместителем коронера был некий Тодд Смит.
Мерси взглянула на сына. Теперь он гладил панду и довольно сопел.
Патти Бейли была невзрачной двадцатитрехлетней девушкой, маленького роста, с жидкими каштановыми волосами, зачесанными за уши. На полицейской фотографии у нее набрякшие веки и кривая улыбка. Мерси подумала, что потребовалось мужество для того, чтобы улыбаться, когда тебя фотографируют в полиции, возможно, много алкоголя или наркотика. Мерси казалось, что в шестьдесят девятом году все пили или кололись и вели себя дерзко с полицией. Ей тогда было четыре года, так что это являлось лишь плодом воображения.
Бейли трижды арестовывали за проституцию, однажды отдали под суд. Она увильнула от обвинений в хранении марихуаны и барбитуратов – от обоих отказался один и тот же судья. Дважды задерживалась с героином – получила за все полтора года.
Пока Тим пыхтел и ворковал с пандой, Мерси прочла отчет Тодда Смита. Ребенок нашел труп Бейли вечером пятого августа. Смит приехал туда в половине седьмого вечера и увидел женщину лежащей ничком на склоне канавы. На ней были только лифчик и трусики.
При вскрытии не обнаружилось никаких следов изнасилования или признаков борьбы. В организме оказались нембутал и алкоголь. Меньше чем за час до смерти Бейли ела персики и шоколад. Когда ребенок заметил ее, она была мертва уже около суток.
Мерси быстро просмотрела фотографии места преступления и вскрытия. Его производили в похоронной конторе, поскольку в округе тогда не имелось необходимого оборудования. Фотографии произвели на нее такое же впечатление, как большинство тех, какие ей приходилось видеть: жертва выглядела искромсанной – наплевательски, бездушно. Чем можно заслужить подобное пренебрежение? Бейли застрелили сзади, с близкого расстояния. На входе пуля оставила аккуратное черное отверстие, на выходе вырвала свисавший лоскут треугольной формы. Она прошла через правое предсердие. По мнению эксперта, выстрел был произведен из пистолета тридцать восьмого калибра или «Магнума-357», его пуля примерно того же диаметра, но обладает значительно большей скоростью. Любая пуля более экзотических калибров оставила бы то же самое отверстие.
Мерси съежилась, взглянув на фотографию исследования пути прохождения пули: мертвая Патти Бейли лежала на боку, с просунутым сквозь торс длинным штифтом, словно нанизанная на вертел для барбекю. Мерси перевернула фотографии и вздохнула.
Тим взял свою детскую гребенку и причесывал мех на голове панды. Скорее, бил по ней гребенкой. Разговаривал со своей игрушкой, его выразительный лепет состоял из отдельных слогов, изредка слов. Он улыбался.
«Становись парикмахером, – подумала Мерси, – делай людей красивыми».
Она ни на что на свете не променяла бы свою работу, но не хотела, чтобы сын пошел по ее стопам. Вероятно, сын станет смотреть на службу в полиции так же, как Кларк, подумала Мерси: любая работа нужна только затем, чтобы оплачивать счета. Можно быть банковским служащим, продавцом, адвокатом, фотографировать горы или манекенщиц, играть в бейсбол. Зачем видеть все это? Затем, что каждый день гибнут люди, которым бы еще жить да жить, и мерзавцам, их убивающим, это не должно сходить с рук.
Вот так. Неизящно, однако верно.
Мерси казалось, что Раймерс и Торнтон сделали все возможное, но орудия убийства и свидетелей не нашли. Улик почти никаких: несколько разрозненных следов ног в апельсиновой роще да краткий список торговцев наркотиками и клиентов, которые предположительно могли иметь мотив для убийства Патти Бейли.
По этому делу велось расследование в течение двух лет, потом еще восемь оно оставалось открытым, а вскоре его положили в шкаф с нераскрытыми делами. И вот теперь вынули оттуда.
Веселого Рождества!
* * *
Едва Тим улегся спать, позвонил Майк Макнелли. Он почти каждый вечер звонил в это время.– Извини меня за сегодняшнее, – сказал Майк.
– Не за что.
– Знаешь, нам придется вербовать другую девушку, чтобы она помогла накрыть владельца этой конторы по вызову проституток. Но я догадываюсь, где его можно найти, и тебе это пригодится.
Мерси записала имя, домашний и рабочий адреса; Горен Моладан, Ньюпорт-Бич и Дана-Пойнт.
– Его судили за побои девочек, – продолжил Майк. – Но он отсидел свое, прошел испытательный срок и в настоящее время чист. Вряд ли он знает, что мы вербуем кого-либо из его персонала.
– Всеми силами постараемся сохранить это в тайне.
– У вас там, должно быть, много отпечатков пальцев. Я имею в виду – в доме Обри Уиттакер.
– В тот вечер она готовила для кого-то ужин.
Майк несколько секунд молчал.
– Ну что ж, в таком случае что-нибудь выявится. Думаешь, гость был убийца?
– Не исключено.
– Правда, в домах полно всяких отпечатков. Кого там только не бывает.
– Да. Койнер говорит, что обнаружено множество петель и завитков.
Майк опять немного помолчал. Мерси слышала, как его ищейки, Долли, Молли и Полли, лают в вольере.
– Мерси, я правда прошу прощения за то, что сегодня вспылил. Я был очень раздосадован. Мы договаривались пойти в среду в кино вместе с детьми, пока старики играют в покер. Я очень надеялся на встречу с тобой. Но понимаю, что ты устала.
– Я просто удивляюсь, когда ты так внезапно злишься. Ты напоминаешь мне меня.
Шутка не получила отклика. Майк понимал только свои шутки, зачастую глупые и плоские. Лошадь садится за стойку, бармен смотрит на нее и спрашивает: отчего такая вытянутая физиономия? И все в таком духе.
Мерси слышала его дыхание, шум пламени в старой печи в подвале, содрогание труб, шипение теплого воздуха в вентилях в полу. Одна из кошек, крадучись, вошла, потом вышла.
– Мерси, ты думала о теме нашего разговора?
У нее упало сердце.
– Конечно.
– И что же?
Она попыталась успокоиться.
– Майк, я все еще не готова. Мне кажется, слишком рано.
– Мы можем сделать это, когда захочешь. Подождем год. Главное – мы начинаем строить планы. Иначе этого никогда не произойдет. Знаешь, годы летят все быстрее и быстрее.
– Давай подождем.
Снова молчание. Последнее время оно часто воцарялось в их беседах.
Собаки все еще лаяли в отдалении. Мерси представила вытянутое, разочарованное лицо Майка, уныло свисающий белокурый локон, широко раскрытые голубые глаза.
– Из-за того, что случилось с Хессом?
– Да, именно.
– Причина не во мне?
– Я люблю тебя, Майк. Уважаю. Не в тебе.
– Если что-либо долго откладывать, это может и не сбыться. Так говорится в Библии: «Надежда, долго не сбывающаяся, томит сердце».
Мерси ощутила одновременно и раздражение, и вину.
– Я не хочу, чтобы ты томился.
– Я имел в виду и твое сердце.
– Знаю. Это проходит, Майк. Все будет хорошо.
– Я буду предан тебе.
– Мне это необходимо.
– Будь и ты предана мне.
– Да.
Снова пауза.
– До завтра, девочка. Дэнни и ищейки тоже любят тебя.
– Доброй ночи, Майк.
* * *
Едва Мерси положила трубку, позвонил Гэри Брайс из «Джорнал». Она доверяла ему, насколько можно доверять репортерам: он никогда не публиковал того, что Мерси просила утаить. Всегда оказывал услугу за услугу.Иногда Брайс казался ей родственной душой, но только чем хуже оборачивалось то или иное событие, тем забавнее он это находил. Мерси был понятен его мрачный взгляд на вещи, но она не представляла, как он превращал мрачность в юмор.
Возможно, это было связано с тем, как накапливаются воспоминания, – так говорила Мерси доктор Джоан Кэш о ее стрессах из-за пережитых опасностей. Кэш сказала, что воспоминания об убийстве ее напарника и любовника и о том, как она после застрелила этого изверга Колеско, являются дисфункциональными. И хотела исправить их десенсибилизацией посредством движения глаз – новым методом, которым добилась кое-каких успехов.
Но Мерси считала свои воспоминания полностью функциональными, их функцией было мучить ее сознанием вины и тем, что она должна была сделать. Имела возможность сделать. Могла бы сделать, но не сделала. Она анализировала всю цепь событий тех последних дней тысячу раз, часами исследовала каждое мгновение, каждое свое решение, каждую ошибку.
Да, она полагала, что обнаружила случаи, в которых могла бы действовать лучше...
Кроме того, Мерси снились кошмары, ужасающие и постыдные, которые она никакими словами не могла описать Кэш или кому бы то ни было. Они оставляли ее задыхающейся, изнемогающей в душном запахе своего страха и пота, дрожащей в суровом, горестном молчании.
У нее мелькнула мысль, не лучше ли превращать все в черную комедию, добавлять хихиканье и крепко спать.
Нет. Не все в жизни смешно. Если не разговариваешь с какими-нибудь психопатами.
– Нашел нескольких любопытных людей в списке тех, кто тебя интересует, – сообщил Брайс.
– Я слушаю.
– В чем тут дело?
– Догадайся.
– Думаю, в маленькой черной записной книжке Обри Уиттакер. Она была проституткой. Я это знаю.
– Гэри, я не могу ни подтвердить твои догадки, ни опровергнуть. Расскажи о чем-нибудь стоящем.
– Хорошо. Владелец компании «Дель Виджо констракшн», влиятельной в северном округе. Помощник пастора ньюпортской маранатской церкви. Тренер из местного двухгодичного колледжа. Один из миллионеров Ирвинов, хозяин фармацевтической компании – они выпускают травяной дешевый вариант виагры для женщин. Баскетболист-профессионал, купивший второй дом в Лагуна-Бич. Кое-кто женат, кое-кто имеет детей, кое-кто холост.
Мерси была немало удивлена.
– Это из двадцати фамилий. Нужно было назвать тебе пятьдесят. Я, наверное, смогла бы.
– С запросами была девочка, – заметил Брайс. – Меня поражает, что эти люди называют в конторе по вызову проституток настоящие фамилии и номера кредитных карточек.
Мерси воздержалась от комментариев по этому поводу, хотя тоже изумилась. Она записала под диктовку Брайса фамилии этих людей, их занятия и семейное положение. Потом назвала ему еще двадцать фамилий, взятых из записной книжки Обри Уиттакер. Возле некоторых стояли номера кредитных карточек. Мерси подумала, не являлись ли эти клиенты со стороны покровителями Обри, частыми гостями, достаточно везучими и богатыми, чтобы получать приготовленный дома ужин.
Чушь. Проститутки не стряпают для клиентов.
Мерси взглянула на Тима: мальчик чистил большим оранжевым ключом зубы панде.
– Это все? – спросил Брайс с легким, насмешливым раздражением.
– Да.
– Тогда у меня есть к тебе еще вопрос.
– Спрашивай.
– Пойдешь на свидание со мной в пятницу вечером?
– Нет. Тебе сколько лет?
– Двадцать шесть.
– Я десятью годами старше тебя.
– Ты самая красивая женщина из группы расследования убийств, какую я только видел. И твоя бесцеремонность мне тоже нравится. С тобой легко. Мы выпьем, посмотрим какой-нибудь боевик, еще выпьем, обсудим его. Когда не сможешь больше мне противиться, делай со мной все, что захочешь, потом отвергни меня.