Паркс Адель. Секс с экс

   Чтобы обсудить новые идеи, я назначила совещание и через стеклянную перегородку сейчас вижу, как собираются коллеги. Они больше не похожи на встревоженных родственников больного, как было в августе. Удивительно, что могут сделать шесть месяцев работы и более чем десятимиллионная аудитория. Они довольны, уверены в себе, горды и веселы.
   Вот так мы заткнули рот Даррену Смиту.
   – Привет, ребята, как хозяйство?
   – Висит, – отвечает Том. Я смотрю на него с упреком. Неправда. Я видела инструмент Тома, вот уж у кого никогда не «висит».
   – Здорово.
   – Отлично.
   – Нормально, – отвечают Марк, Джеки и Грей по очереди. Надеюсь, они понимают, что за эту их эйфорию они должны благодарить меня.
   – Рада слышать. Ну, к делу. – Я сердито смотрю на Рики. Он озирает нас, усевшись на стол. Каждый сотрудник получает краткий инструктаж на ближайшие дни. Грей докладывает об огромном скачке годового дохода от спонсоров и рекламодателей. Я-то этого ожидала, а остальные открыли рот от счастья и удивления. У Ди тоже хорошие новости: исполнительный комитет увеличил нам бюджет на рекламу до 250 %. А Том и Марк вдруг начинают спорить, где пообедать.
   – В «Кво Вадис»?
   – Нет, в «Плюще».
   – Когда вы повзрослеете? Есть вещи поважней, – говорит Фи. Она уже кое-чему научилась.
   – Например? – огрызается Марк.
   – Например? – откликаюсь я. – Например, не отвлекаться. Мы тут, чтобы обсудить несколько мыслишек.
   – Можно сделать продолжение «Секс с экс». Показать, что было с нашими героями дальше, и подумать, правы ли они были, – предлагает Джеки.
   – Не очень-то оригинально, – ворчит Фи.
   – Зато дешево, – Джеки хочет заинтересовать меня, а не Фи.
   – Хорошо, займись этим. Напиши план, постарайся сделать его сексуальным. И нужные материалы возьми.
   – Как насчет фильма о серийных убийцах? – предлагает Том.
   – Возьмите йоркширского потрошителя, убийц Мур, доктора Смерть Кеворкяна, – я прячу отвращение.
   – Или что-нибудь попроще, например о тиранах и деспотах. О Сталине, Гитлере, Пиночете – тут можно привлечь зрителей и устроить дискуссию на эту тему, – говорит Марк.
   – Слишком гнусно, – замечает Грей, и мне легче: кто-то опередил мое недовольство. – Давайте займемся тем, что мы хорошо умеем делать, – будем позорить нормальных мужиков.
   – Да, – говорит Рики, – можно ездить с ними на мальчишники. Снимать, как они слизывают пиво с груди проститутки или как их привязывают голыми к фонарному столбу.
   – Хорошая идея, – оживляется Фи, – мы могли бы снять, как рвет их девок и как они поют «Хочу тебя порадовать», расстегивая бюстгальтеры.
   – Нет, нет. Все-таки нужно что-то попристойнее, – замечает Ди.
   Мне хочется ее расцеловать.
   – Давайте сделаем программу о политиках и их спонсорах. Давайте снимем, как они залезают на стойку бара или слизывают пиво с груди проститутки.
   Так бы ее и стукнула.
   – Может, сериал о жизни знаменитостей? – предлагаю я.
   – Точно, – воодушевляется Джеки, – перетряхнуть их грязное белье, раскопать фотографии, которые они не хотели бы публиковать.
   – Нет, – кричу я гораздо громче, чем хотела. Не знаю, как будет воспринято мое предложение. – Придумайте что-нибудь… достойное.
   – Ну, скелет в шкафу – это достойно. Рекламодателям понравится, они засыплют нас деньгами, – говорит Фи.
   – Я имею в виду, полезное для общества. Может, нам сделать шоу о том, как знаменитости выполняют свои обещания на новое тысячелетие, а если они их не давали, то пусть публично посулят людям что-нибудь.
   – Можно, – мямлит Рики. Его, кажется, это не вдохновляет. Остальные дружно разглядывают паутину на потолке. Но я продолжаю.
   – Хорошо, может, это не слишком интересно. Я просто хочу придумать что-то познавательное, не связанное с тем, что мы выпускаем сейчас.
   – Правильно.
   – Точно.
   – Вы совершенно правы, – подпевает хор созерцателей паутины.
   – Правда? – радостно улыбаюсь я.
   – Да, например, программу о переодевании в женскую одежду. Теперь это считается познавательным.
   – Или что-нибудь о пластической хирургии. Может, какие-то истории о женщинах, пытающихся удержать мужей и готовых ради этого на любые операции – и лучше, если эти операции будут неудачными.
   – Забьем на стереотипы, – кричит Фи. – А что, если сделать передачу о мужской пластической хирургии? Об удлинении пениса – тут есть о чем рассказать. – В комнате раздалось хихиканье. Я не смеюсь. Хорошо, что кто-то предложил пойти в паб «снять напряжение». Молю бога, чтобы предмет обсуждения был забыт и чтобы их отвлек спор о том, что лучше, соль с «Линнекер» или сыр с луком.

15

   Так много, как в эти несколько месяцев, я еще никогда не работала. Вернее, работа никогда не казалась мне такой трудной. Я не замечаю прихода весны. Та часть меня, которая любит зеленые листочки и голубое небо, теперь протянула ноги, придушенная графиками, сжатыми сроками, плановыми доходами, TBR и ARP.
   И все же свободного времени слишком много. Теперь я бываю на всех вечеринках, приемах, премьерах, обедах – везде, куда меня приглашают. А недавно открыла для себя кое-что новенькое, посетив «Цирк де Солей» и скачки на пони в Северном Уэльсе, побывав на благотворительном празднике аэробики и на двух девичниках (оба с непременным раздевающимся полицейским), и еще я хожу вместе с Иззи на курсы керамики.
   Развлекаюсь я много, а вот удовольствия от этого не получаю. Развлечения заполнили мое время и привели к двум неприятным выводам.
   Вывод первый: мое прежнее представление о людях (разделяемое, строго говоря, многими) было не совсем верным. На самом деле люди даже скучнее, чем я думала. Женщины, с которыми я знакомлюсь, помешаны на своих талиях, и многие из них помешаны на своих никчемных мужиках. Мужчины, с которыми я знакомлюсь, соответствуют моей первоначальной оценке. Они либо упорно избегают обязательств, либо женаты и бесхарактерны. Пусть я сама чураюсь постоянства, в других это качество просто невыносимо. Раньше я могла терпеть их заурядность и влажные руки хотя бы наутро. А теперь я не в состоянии прикидываться влюбленной даже несколько минут.
   Иззи интересуется, выполняю ли я свое новогоднее обещание.
   – Кроме Даррена у тебя в этом году никого не было. – Она краснеет. – То есть у тебя не было случайных партнеров после Даррена.
   Я молчу.
   Второе последствие моей бурной светской жизни: став более доступной для приглашений, я сделалась менее желанной. Меня, кажется, стали причислять к тем персонажам, которые ходят даже на открытие банки с джемом. Именно поэтому я решительно отвергла все приглашения на эти выходные. Я даже отказалась лететь в Нью-Йорк на «шоппинг до упаду». Парень, которое это предлагал, имел в виду немного другое. На самом деле он хотел заниматься шоппингом до тех пор, пока мы вместе не упадем в постель.
   Я отказываюсь от сегодняшнего приема в галерее Тейт и от выпивки со своей командой тоже. Я отказываюсь от обеда и костюмированного бала на завтра и от ланча в воскресенье с друзьями. Иззи весь уикенд будет усиленно тренироваться вместе с остальными участниками Лондонского марафона, а Джош едет с Джейн за город. Не на романтические выходные, а чтобы от нее избавиться. Напрасно она думает, что он решил ее порадовать. Мы с Иззи пытались ему объяснить, что Джейн наверняка предпочла бы, чтобы ее бросили в ее собственной квартире, но Джош заметил, что потеряет свой задаток за номер отеля, если не приедет. Так что они оба уезжают из города, и я проведу выходные в одиночестве.
   И очень этому рада. Хочу остаться одна с косметической маской на лице, с холодильником и телевизионным пультом. Достаю косметический набор, бутылку джина и открываю раздел «Спектейтора», посвященный телевидению. Обвожу интересные передачи в вечерней программе: «Коронейшн-стрит», документальный фильм о Бруклин Бекам (это наша программа), «Бруксайд», «Друзей», а потом я переключусь на кабельный канал и буду смотреть фильм. Смотрю на дату и замечаю, что прошел уже месяц, точнее, три недели, пять дней и восемь часов с тех пор, как я последний раз видела Даррена.
   Полчаса до начала «Корри».
   Тринадцать минут.
   Девять минут.
   Еще есть время. Можно позвонить маме.
   – Привет, мам.
   – Ой, здравствуй, Джокаста, дорогая, как твои дела? Я только что рассказывала о тебе Бобу.
   – Кому?
   – Бобу, ну, помнишь…
   – Твоему соседу.
   – Да.
   – А что ты рассказывала?
   – Что?
   – Что ты рассказывала Бобу? – Я начинаю жалеть, что позвонила.
   – Я сказала ему, что хотела бы знать, как твои дела.
   – У меня все хорошо.
   – Рада это слышать.
   – А как у тебя?
   – У меня тоже хорошо, за исключением одной старой проблемы. – Не имею представления, что это за «старая проблема», и у меня нет желания уточнять, хотя она, наверное, говорила мне о ней много раз.
   – Я позвонила, чтобы спросить, не хочешь ли ты завтра походить по магазинам. Как ни странно, сегодня суббота, а я не иду ни на какую свадьбу. – Вообще-то еще пятнадцать минут назад я не собиралась ее никуда приглашать, но меня снова начали преследовать видения. Я жду ее благодарностей за то, что решила пожертвовать ей целую субботу, хотя это не день рождения и не Рождество. Но она меня удивляет.
   – Думаю, все немного волнуются, приглашая тебя на свадьбу, из-за твоего шоу. Я бы с удовольствием побегала с тобой по магазинам, но мы с Бобом собираемся на ярмарку ремесел. Я не могу ему отказать – он очень расстроится, и мне самой тоже хочется сходить.
   Я не спрашиваю ее, что это за мужчина, если он ходит на ярмарки ремесел, и ничего не отвечаю, когда она радостно добавляет:
   – Может, сходим на следующей неделе? Кладу трубку и прибавляю громкость телевизора.
 
   Выходные получились очень насыщенными: я отполировала ногти на руках и ногах, разобрала ящик для столовых приборов и сняла накипь с чайника и с головки душа. Но уже к вечеру воскресенья я пожалела, что не приняла приглашение на ланч. Я прочла воскресные газеты, включая рекламные объявления об устранении нежелательных морщин, жира и волос и об увеличении груди и пениса. Просмотрела горы видеозаписей телепрограмм и мыльных сериалов. Времени у меня предостаточно, но я не могу себя заставить тащиться в «Тескос» и даже в «Кёлленс». И правда, нет смысла покупать свежую зелень и овощи, чтобы резать и тушить их для себя одной. Вместо этого я обследую свои шкафы в поисках вдохновения. Но не нахожу его. Не могу придумать рецепт, в котором бы сочетались арахисовое масло, бисквиты и отруби.
   Содержимое моего холодильника так уродливо и так неаппетитно. Есть залежавшаяся банка каперсов и еще одна с анчоусами (купленными на праздничный стол), «Табаско», «Якалт» и «Ред Булл». Конечно, есть главное – бутылка шампанского, но даже я не люблю пить «Вдову Клико» в одиночестве. Приходится размораживать всякую гадость. Еду в картонной упаковке придумали как раз для одиночек.
   Из ближнего парка доносятся детские голоса. Насколько я понимаю, они соревнуются, кто из них громче всех крикнет. В восемь лет это очень увлекательно. Интересно, а что любят Люси и Шарлотта? Пролетел самолет. Слышен прерывистый звук мотора грузовика, несущегося с фабрики на склад. Какая тоска. Наверное, этот грузовик стал последней каплей. Я ищу какую-нибудь посуду вместо пепельницы. Все пепельницы, блюдца, чашки и цветочные горшки, стоящие рядом с диваном, уже полны окурков.
   Побыть наедине с собой очень поучительно и очень грустно: не очень-то я веселая компания, оказывается. Мое настроение не может поднять даже известие из отдела планирования о том, что субботнее шоу было триумфальным и что у нас уже 10,4 миллиона зрителей.
   А хуже всего, что я дома не одна.
   Куда бы я ни пошла, везде я вижу Даррена: он растянулся на животе и читает воскресные газеты или выжимает апельсиновый сок на кухне, или я сталкиваюсь с ним, когда он выходит из душа. Обнаженный, мускулистый, с белым полотенцем на бедрах и мокрыми волосами, с которых капает на ковер. Но ковер не промокнет, потому что Даррен живет только в моем воображении, а не в моей квартире.
   Я помню, как Даррен первый раз сюда вошел.
   – Неплохая квартирка. Ты что, купила ее в модном магазине? – он улыбнулся и повернулся, чтобы меня поцеловать. Я бросила пальто на спинку дивана, не подумав повесить его в шкаф, поцеловала его вместо ответа и не обиделась.
   – Забавно. Иззи тоже считает мою квартиру лишенной индивидуальности. Я с этим не согласна. Я купила пустое помещение, и сама все это придумала от начала и до конца. Что может быть индивидуальнее?
   Даррен обхватил меня руками и крепко прижал к себе. Я вдохнула его запах. Меня волновала эта новизна. Раньше я говорила что-то другое. И мужчина в моем доме это тоже что-то новое. Мы с ним уже неделю вместе.
   Я пристально смотрю на оконное стекло и наблюдаю, как скатываются по стеклу дождевые капли, как учил меня Даррен. Выбираешь одну каплю, а твой партнер – другую, примерно на одной высоте, лучше вверху окна. Побеждает тот, чья капля первой стечет вниз и коснется рамы. Победа за мной. Естественно – я единственный игрок. Ничто сейчас не может меня развлечь, успокоить или ободрить. Даже то, что девушке Джоша предстоит пережить еще более неприятные минуты. Это только подтверждает мою теорию о том, какое безумие – позволять себе влюбляться. Надеюсь, Джош скоро позвонит мне с отчетом о проделанном. Мне необходимо развеяться.
   Ну, хватит слушать щелканье радиаторов и мурлыканье холодильника. Я заставляю себя оторваться от уютного подоконника и осмотреть коллекцию кассет и компакт-дисков. Тут же является непрошеное воспоминание о том, как Даррен изучал мою коллекцию компакт-дисков.
   – Ты поставь музыку, а я пока налью нам выпить, – сказала я, беря бутылку со стойки.
   – Интересная коллекция, – заметил он.
   – Ее можно назвать удивительной. Так говорили мои бывшие любовники.
   – А, понятно. – И он действительно понимал – да, думаю, он хорошо меня понимал, знал все мое прошлое и будущее. В этом-то и проблема.
   – «Смите» и «Кьюр» представляют твои юношеские тревоги.
   – Точно. Я была очень жизнерадостной девушкой, а мой любовник был злобный тип, и я делала вид, что влюблена. Ты будешь красное или белое? – Я подняла обе бутылки, стараясь забыть только что сказанное. Я понимала, что сделала притворство своим стилем.
   – Красное. Лучше крепкое, если есть. Даррен мог пить дешевое вино в Уитби без снобизма и отвращения, хотя у него есть любимые хорошие сорта. Может, не стоило так переживать по поводу «Блю Нан», ведь мистер Смит купил ее для меня. Это не важно. Ничто не важно.
   Это меня до сих пор гложет.
   – Я так понимаю, Ллойд Коул, Том Уэйтс, Лу Рид, «Пет Шоп Бойз» и Скотт Уокер – воспоминания об университете?
   – Запоминай: я слушала Фила, Пола, Яна, Грега и… Марка.
   Я налила вино и передала ему бокал. Проигрывая эту сцену вновь, я использую кофейную кружку, но она плохо подходит.
   – Твои музыкальные вкусы, кажется, широки и разнообразны. «РЕМ», «Блёр», «РедХот Чили Пепперс», Рубен Гонсалес. – Даррен пригубил вино и улыбнулся мне. Его улыбка и сейчас попадает мне прямо в грудь, рассыпается смехом и выстреливает одновременно в горло, колени и пах. Мне никогда не было так хорошо. Я ранена.
   – Не музыкальные вкусы, а вкус на мужчин. Эти компакты – дань Натану, Энди, Тому, Дэйву.
   – «Джадс»?! – он поднял бровь.
   – Да. Ужасно, правда? Это Питер. Соберись с духом, его кошмарный музыкальный вкус компенсировался опытом в постели. В то время я даже прощала ему белые носки.
   – Я не могу собраться с духом. Я ревную тебя к каждому твоему мужчине. – Он повернулся и так поцеловал меня, что я чуть не пролила вино. Он стал расстегивать мне блузку. Его пальцы дразнили мою кожу, начав с ключицы и медленно пробираясь по груди к животу.
   Я заставляю себя вернуться в настоящее.
   Какая тоска. Я думала, что хорошо знаю, что такое терять, но жить без Даррена так отвратительно и так безнадежно, что я не понимаю, как просыпаюсь по утрам. Меня будто занесло в чужую страну, как Дороти. Только вместо дороги из желтого кирпича и сказочной страны Оз я оказалась в однообразной действительности. Я разлюбила вечеринки, бары и клубы. Я больше не люблю быть среди людей, но и одиночества не переношу. Я не живу, не радуюсь и ни с кем не общаюсь. Даже работа потеряла смысл. Удивительно, как я могла думать, что эта жизнь меня устраивает и даже радует. Все пошло вкривь и вкось. Меня тошнит от одиночества. Оно меня засасывает.
   Зачем я только его встретила.
   Я не то имела в виду. Как можно! Знаю, что сделала бы то же самое, все равно села бы в тот поезд. Даже когда я встретилась с ним глазами в комнате для интервью, было слишком поздно. Я считала себя такой умной. Избранной. Такой недоступной. И до сих пор меня преследует лишь его тень, но не он сам. Он завернулся в мое полотенце, я надела его джемпер. Мы оба мокрые от любви. Но я по-прежнему держу себя в руках.
   О, я только так думаю.
   Я его бросила, не он от меня ушел. Он не знает, что я чувствую. Он не знает, как это больно.
   Только я это знаю.
   Звонит телефон, нарушая тишину уединения. Я кидаюсь к нему. Это Джош, догадываюсь я еще до того, как сняла трубку.
   – Как все прошло? – Я до смешного любопытна, потому что мне не терпится избавиться от собственной апатии.
   – Ужасно, – стонет он.
   – Она очень переживала?
   – Она плакала. – Джош расстроен, но втайне ликует.
   – Да-а.
   – Тяжелее бросать самому, чем быть брошенным. – Сомневаюсь, что он действительно так думает.
   – Мне трудно судить, – напоминаю я.
   – Конечно. Тебя никогда не бросали.
   – Какой смысл быть вместе, если потом тебя бросят? – с вызовом говорю я, чтобы ободрить себя. Не хочу об этом думать. Джошу я не рассказала о своих чувствах к Даррену. Джош считает Даррена еще одной моей короткой и ничего не значащей любовной историей. Я не могу рассказать ему о своем чувстве, потому что если заговорю, то оно совсем завладеет мной. Я должна забыть о Даррене. Должна.
   – Что ты ей сказал?
   – Ну, что всегда говорят в таких случаях.
   – Что это не любовь?
   – Да, – радостно соглашается он.
   Я люблю Джоша, но сейчас он меня злит. Я вздыхаю, думая о всех женщинах, которые когда-нибудь плакали, услышав «это не любовь». Почему мужчины понимают это только после того, как наденут презерватив?
   – Я знаю, о чем ты, но я правда не хотел сделать ей больно.
   Я смягчаюсь. В конце концов, я знала его еще тогда, когда он играл с Экш Мэн, а я с куклой Синди. Теперь мы совершаем другой цикл, и я не могу от него отречься.
   Он рассказывает, как все произошло. Получилось довольно коротко, но он же не женщина! Если бы Иззи стала рассказывать мне о том, что бросает какого-нибудь парня, мы бы могли обсуждать это часами. Начали бы с описания того, как оба были одеты. Обсудили бы место, выбранное для объяснения. Очень важно правильно выбрать место. Хорошо делать это у него дома – ведь уходишь ты, и ему не придется спотыкаясь идти домой, ослепнув от слез. Еще можно на нейтральной территории, например, в баре или в гостях. Только не у его матери. Она тебя просто не поймет. И ни в коем случае не у тебя дома. Он не захочет уйти, доказывая, что сумеет добиться твоей любви. Но так не бывает. Вызывать полицию не советую. Я знаю точно – сама так делала. Словом, если бы на месте Джоша была Иззи, все было бы по-другому. Иззи все бы мне рассказала. Она то и дело вставляла бы: «он говорит…», «а я ему…», «у него был такой вид…».
   Как бы мы ни были близки, у Джоша слишком много Y-хромосом. Он дает понять, что ему неинтересно и тяжело об этом говорить, и уходит от расспросов, предложив встретиться.
   – Приезжай к десяти.
   Конечно. Ради него я прошла бы по горячим углям.
   Джошу нравится думать, что он живет в Ислингтоне, но на самом деле он живет на Кингс-Кросс в квартире на первом этаже, которую можно назвать «типично мужским жильем». До тридцати лет Джош отказывался тратить деньги на хорошую мебель, чистоту и комфорт. Он жил в грязи и убожестве, которых будто бы не замечал, и часто шутил, что мерзость и разврат его лучшие друзья. И порой бывало непонятно, что он имеет в виду: свою домашнюю обстановку или нас с Иззи. Джош мыл посуду только тогда, когда в магазине на углу кончались бумажные тарелки, и менял постельное белье не чаще, чем женщин. Его ванная не знала «Аякса», «Джифа» или «Доместоса»: Джош был убежден, что все это названия греческих островов. Всю мебель подарила ему моя мама – те вещи, что не влезли в ее домик. Этот хаос был вызван не бедностью, а мужской неопрятно-стью, и она так же необъяснима, как и то, что когда мужчина начинает заниматься своим домом (когда ему стукнет тридцать или когда он женится, одно из двух), он прячет прежнее убожество под синим цветом.
   Синие стены и кафель, синие ткани, синие посуда, приборы, туалетная бумага, салфетки и кольца для салфеток (которые они используют только один раз – когда отмечают свое тридцатилетие), синий диван, кровать и постельное белье, синий совок для мусора и швабра, и наконец, синяя зубная щетка. Когда мы с Иззи приезжали к Джошу во время ремонта, то старались не задерживаться надолго: казалось, если хоть немного задержаться, то и тебя выкрасят в синий цвет.
   Я вхожу в его квартиру и прикидываю, что если добавить немного желтого в холле или темно-красного в гостиной, то будет, в общем, приемлемо.
   – Джош, что это у тебя так темно? – спрашиваю я, включая свет. И смеюсь. – А, ты зажег свечи. Развлекавшься в стиле друидов, занимаешься самобичеванием? – Целую его в лоб и многозначительно показываю на бутылку, которую принесла. – Это «Шато ла Круа де Мю-ше». Берегла ее для особого случая, но не знаю, когда он представится, и решила все переиграть.
   Иду на кухню, чтобы достать стаканы, и натыкаюсь на огромный букет.
   – Для кого эти цветы, или, может, от кого? Господи, Джош, это больше похоже на сцену обольщения, чем на сцену расставания. – Тут меня осеняет: – Неужели она подарила их тебе перед тем как ты ее бросил? – Меня поражает глупость некоторых женщин. – И ты их взял? – И удивляет черствость большинства мужчин. – Негодяй.
   Я улыбаюсь. Джош знает, что я шучу. Он не отвечает, а берет вино, которое я ему протягиваю, и звенит бокалами. Я продолжаю болтать, довольная, что есть с кем пообщаться. Но Джош не в лучшей форме.
   – Господи, сегодня мне было так одиноко, – откровенничаю я.
   – Да?
   – Не делай вид, что тебе это не нравится. Ты знаешь, что вы с Иззи мне необходимы, и не нужно мне это доказывать, так вот исчезая. Меня стали посещать всякие глупые мысли, я даже мечтала, чтобы меня кто-нибудь пригласил на свадьбу. Представляешь, какой ужас?
   Джош сияет:
   – Правда?
   – Что?
   – Что ты мечтала, чтобы тебя пригласили на свадьбу?
   – Если бы в эти выходные мне приходилось выбирать между свадьбой и поеданием кокосовых хлопьев прямо из коробки, то я бы предпочла свадьбу. – Я хлопаю по дивану рядом с собой, приглашая его. – Садись, расскажи мне подробно, как ты отделался от Джейн. Эй, ты что такой грустный? Жалеешь?
   – Нет. – Он решительно качает головой. Да он же расстроен!
   – Тогда в чем дело? Господи, Джош, ты что, заболел? – Я вдруг пугаюсь.
   – Нет, я здоров.
   – Тогда что случилось? – Беру его под руку, но он неловко высвобождается.
   – Я не знаю, как сказать.
   – Просто скажи как есть, – подбадриваю я. Чего он боится? Мы с Джошем всегда все друг другу говорили. Неужели существует что-то настолько ужасное, что он не может мне рассказать?
   Он неожиданно берет меня за руку.
   – Ладно, я скажу. Кэс, выходи за меня замуж.
   – Ха-ха. – Я отпиваю вина.
   – Я серьезно, – настаивает он.
   Я смотрю на него – да у него глаза горят!
   Это правда.
   Блин.
   – Это несколько неожиданно. Даже не знаю, что сказать.
   Наверное, не нужно было это говорить. Зачем я так сказала? Какой ужас! К счастью, Джош слишком нервничает, чтобы обратить на это внимание. Он дотягивается до диванной подушки за моей спиной и достает коробочку, с кольцом от Тиффани. И берет откуда-то большую кремовую розу.
   – Елки-палки, великий фокусник Пол Дэниэлс делает мне предложение. – Я смеюсь, но смех получается фальшивый и совсем чужой. Он не заполнил тишины. Джош тоже это замечает.
   – Черт, забудь, что я сказал.
   Он вскакивает и включает аудиосистему.
   – Наземное управление Майора Тома, – ревет из колонок, и я смеюсь, а Джош ругается. Я знаю, что он провел весь день, слоняясь по дому с наушниками на голове и распевая в одиночестве.
   – Это не слишком подходит. – Он ставит «Ты у меня под кожей» Фрэнка Синатры. Хорошо, что он это поставил.
   – Ты это серьезно, Джош? – спрашиваю я его спину.
   – Да, – отвечает он, не оглядываясь. Подкрутив немного громкость и басы, Джош подходит и садится рядом со мной. Но не так близко, как обычно. Он не касается меня, но он достаточно близко, чтобы я могла заметить его дрожь и пот на верхней губе.