Паскаль Фрэнсин. Дорогая сестра

   Джессика отошла подальше, чтобы близнецы не смогли ее услышать, и увлекла его за собой.
   – Дэнни, пожалуйста, выслушай меня, – быстро заговорила она, – все будет нормально, я обещаю. Ты только посмотри на них. Они еще маленькие и очень тихие, они почти все время молчат. Они просто сольются с обивкой машины. Поверь мне.
   Дэнни даже не захотел еще раз взглянуть на близнецов. Глядя Джессике в глаза, он сказал:
   – Ничего не выйдет, Джес. Я ведь говорил тебе о своих планах на сегодняшний вечер. Мне не нужны зрители. Я ухожу. – Он направился к двери.
   Джессика была в отчаянии. Если Дэнни уйдет, она вынуждена будет провести весь вечер с этими ужасными созданиями. Но не это главное. У нее, по всей вероятности, не будет другого шанса провести с ним вечер.
   – Дэнни, не уходи! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, не уходи. Все будет не так плохо. Они будут на заднем сиденье. Мы будем одни впереди.
   – Ну уж нет. – Выражение его лица оставалось мрачным. – Это совсем не то, что я имел в виду.
   – Дэнни, – сказала она нерешительно, – я сделаю так, что ты об этом не пожалеешь.
   – Как именно?
   Джессика понимала, что не следовало бы давать таких обещаний, но она уже не могла остановиться.
   – Я сделаю все, что ты захочешь, – сказала она.
   – Да?
   – Да.
   – Хорошо. Пойдемте, мышата. Вас пока не назовешь красавицами, но со временем вы, возможно, ими станете.
   Джессика нацарапала записку своим родителям и прикрепила ее магнитом на двери холодильника. Затем вместе с Денни и близнецами быстро пошла к машине.
 
   …Через три часа Джессика открыла парадную дверь и вошла в дом. Джин и Джоан вошли следом за ней. Ей казалось, что это длилось не три часа, а три недели или даже три столетия. Она не хотела никогда больше в своей жизни видеть фильмы, близнецов и даже самого Дэнни Стоффера. Если ей повезет, думала она, может быть, она умрет этой ночью.
   Уже собираясь отправить близнецов наверх, она увидела, что из кухни выходят ее родители.
   – Джес, мы видели твою записку, – сказала мать. – Какая ты умница, что взяла девочек с собой. Вы хорошо провели время, малышки?
   – Да, спасибо, – ответили они одновременно.
   – Прекрасно. Ну, а теперь вам нужно поскорее лечь спать. Уже поздно. Спокойной ночи.
   Джессика в изумлении смотрела вслед близнецам, спокойно поднимавшимся по лестнице. Весь сегодняшний вечер казался ей чем-то нереальным.
   – Дорогая, я так горжусь тобой, – сказала Элис Уэйкфилд.
   Нед Уэйкфилд обнял свою дочь за плечи.
   – Мы всегда можем положиться на нашу маленькую дочурку, правда?
   – Мама! Папа! Это был самый ужасный вечер за всю мою жизнь! – Джессика расплакалась от бессильного гнева.
   – Джесси, случилось что-нибудь плохое?
   – Все было плохо, папа!
   Элис и Нед Уэйкфилд вопросительно глянули друг на друга, и Джессика подумала, что они просто не видят, что творится у них в доме.
   – Ну, мама, для начала – эти два маленьких существа, которые только что прошли наверх, совсем не те, какими они вам кажутся. О, они совсем не такие, как вы думаете! – Джессика собиралась разразиться гневной тирадой, но отец решительно прервал ее.
   – Дорогая, эти девочки – наши гости. Они милые, тихие и застенчивые. И мы должны сделать так, чтобы в нашем доме им было хорошо и удобно. – На его лице появилось знакомое Джессике выражение: «И не вздумай мне перечить».
   Но она была слишком расстроена и разгневана, чтобы обратить внимание на эти сигналы тревоги.
   – Милые? Застенчивые? Тихие? – Слова слетали с ее губ, как пули. – Эти две маленькие чертовки такие же тихие, как диск-жокей субботним вечером. Не успели мы выйти из дома, как они начали беспрерывно болтать и есть. Дэнни истратил целое состояние, покупая им пиццу, воду и кукурузные хлопья. Вы знаете, они, оказывается, могут разговаривать, набив рот хлопьями? – Джессика металась по комнате, хватая подушки, швыряя их назад и топая ногами.
   – Дэнни не мог говорить со мной. Я не могла говорить с ним. Это было самое ужасное свидание за всю мою жизнь. А знаете, кто в этом виноват? Хотите знать?
   – Успокойся, Джес. Ты несешь какую-то чушь.
   Джессика повернулась к матери.
   – Несу чушь? В этом доме все превратилось в сплошную чушь! Лиз губит мою жизнь – а вам все равно!
   Она тут же пожалела о своих словах.
   – Какое отношение имеет Лиз к тому, что произошло сегодня вечером?
   – Какое отношение имеет Лиз? Вообще-то говоря, никакого. Я думала, что она сегодня возьмет близнецов на себя. У меня были планы на сегодняшний вечер – важные планы. Но Лиз ушла, не сказав мне ни слова.
   – Лиз имеет право на развлечения. – Элис Уэйкфилд покачала головой. – Но в данном случае она поступила нехорошо, не подумав о тебе.
   Джессика вздохнула.
   – Возможно, произошло какое-то недоразумение, мама. И потом на самом деле я, конечно, не думаю, что Лиз губит мою жизнь. Не знаю, зачем я это сказала.
   – Мы знаем, что ты так не думаешь, дорогая, – улыбнулась мать. Мы очень ценим то, как ответственно ты поступила сегодня.
   – Вы знаете. – Джессика взглянула сначала на мать, а потом на отца. – Ответственность может помешать человеку провести время так, как он хочет.
   Нед Уэйкфилд подошел к ней, широко улыбаясь.
   – Ты только что открыла одну из самых важных истин в жизни, – сказал он, обнимая ее. – Ты молодец.
   – Спасибо, папа. – Она искренне обрадовалась его похвале, засмеялась и тут же зевнула. – Я устала. Увидимся утром.
   Поднимаясь по лестнице, Джессика услышала слова матери:
   – Хорошая девочка наша Джессика.
   Проходя мимо комнаты Элизабет, Джес остановилась. Из-за двери приглушенно доносились рыдания и стоны ее сестры.
   Она медленно открыла дверь.
   – Лиз? Послушай, Лиз, что с тобой? – Рыдания и стоны не прекращались.
   Джессика подошла и присела на край кровати.
   – Лиззи? Это я, Джес. Что случилось?
   Элизабет порывисто села и обвила руками ее шею.
   – О, Джесси, как я рада, что ты здесь! Мне приснился ужасный сон.
   Джессика обняла сестру.
   – Лиззи, успокойся. Все хорошо.
   Руки Элизабет еще крепче охватили шею Джессики.
   – Кошмары не длятся долго, Лиз, – успокаивала ее Джессика.
   «Хотела бы я, чтобы это было так», – добавила она про себя.

Глава 7

   – Кажется, я чувствую запах французских гренок. Да, мам? – спросила Джессика, входя в кухню.
   – Они почти готовы, детка. Сок и молоко на столе. Что же ты не садишься? Садись и начинай завтракать.
   – Нехорошо с твоей стороны готовить мой любимый завтрак.
   – Нехорошо?
   – Как же я влезу в свою форму капитана команды болельщиков, если буду объедаться?
   Повернувшись от плиты, Элис Уэйкфилд улыбнулась.
   – Ну, я думаю, что тебе можно набрать еще несколько килограммов, прежде чем люди начнут называть тебя толстушкой. Элизабет уже спускается?
   – Через несколько минут. Она сушит волосы. – Потягивая апельсиновый сок, Джессика раскрыла учебник французского языка. – Мам, ты знаешь неправильные глаголы?
   Глубоко задумавшись, Элис Уэйкфилд не услышала вопроса.
   – Мам?
   – Извини, Джессика. Ты что-то сказала?
   – Что-нибудь случилось?
   Мать поставила на стол свою чашку и села рядом с Джессикой.
   – Я хотела поговорить с тобой об Элизабет.
   Чувство огромного облегчения охватило Джессику. Значит, не только она и Тодд были обеспокоены поведением Лиз. Она знала, что родители были достаточно наблюдательны и не могли не заметить, как изменилась Элизабет.
   – Я тоже хотела поговорить с тобой, мам.
   Элис Уэйкфилд остановила ее, подняв руку.
   – Прежде чем ты скажешь что-нибудь, я хочу, чтобы ты знала: папа и я, очень хорошо понимаем, как тяжело тебе приходится. У тебя есть все основания жаловаться, но ты этого не делаешь. Мы тебе очень благодарны за это, Джес.
   «О чем это говорит ее мама?»
   – Мы в последнее время уделяем Элизабет намного больше внимания, но я не хочу, чтобы ты думала, что мы любим тебя меньше, чем ее.
   – Мама, я знаю…
   – Дай мне закончить. Я не хочу, чтобы ты затаила чувство обиды на сестру из-за нашего повышенного внимания к ней.
   – Мама, я бы никогда не смогла затаить обиду на Лиз!
   – Это хорошо. Ну а что ты хотела сказать?
   – О, да ничего важного, мам.
   «Ничего важного, кроме того, что я чувствую себя несчастной и виноватой и очень беспокоюсь».
   Если родители не заметили никаких перемен в Элизабет, что она могла им сказать?
 
   Элизабет и Джессика пересекали лужайку перед школой, когда Джессика заметила Инид Роллинз.
   – Лиз, смотри, тебе машет Инид.
   – Ну и что?
   – Если ты хочешь поговорить с ней, я пойду. Увидимся позднее.
   Элизабет с раздражением пожала плечами.
   – Инид Роллинз – зануда, Джес, и ты это знаешь. Ты всегда говорила, чтобы я бросила ее.
   Не зная, что ответить, Джессика решила, что будет безопаснее сменить тему разговора.
   – Как поживает Тодд? Что-то я в последнее время не вижу его у нас.
   – Что ты у меня спрашиваешь? Все, что касается Тодда, ты знаешь лучше меня. Я много раз видела, как ты разговаривала с ним, Джес.
   Джессика опять попыталась заговорить о другом.
   – Ты подготовилась к сегодняшнему зачету по французскому?
   – У меня в это время будет болеть голова, – откровенно сказала Элизабет. – Я смогу сдать его потом.
   – Но, Лиз…
   – Не дави на меня, Джес. О, я вижу Лилу Фаулер у колонн. Мне нужно поговорить с ней о сегодняшнем собрании клуба «Пи Бета Альфа».
   Джессика смотрела вслед своей сестре: та быстро прошла мимо Инид, даже не кивнув ей.
   Джессике хотелось закричать. Ее сестра никогда раньше не думала всерьез об этом клубе. Она в него вступила только потому, что ее слезно просила об этом Джессика. Теперь Элизабет с нетерпением ждала следующего собрания.
   – Ну и дела, – пробормотала Джессика. – А я президент этого скучнейшего клуба.
   – С кем ты говоришь, Джес?
   Джессика увидела подошедшую к ней Инид.
   – О, привет, Инид.
   – С тобой все в порядке? Ты выглядишь как-то странно.
   – Я и чувствую себя как-то странно, – резко ответила Джессика. – Что тебе нужно?
   – Я хочу поговорить с тобой о Лиз.
   – Ты и все на свете, – еле слышно сказала Джессика.
   – Что?
   – Выкладывай, Инид. Сейчас будет первый звонок.
   – Я просто хотела бы знать, говорила ли тебе Лиз что-нибудь обо мне. Мне кажется, она избегает меня в школе, а когда я ей звоню, ее всегда не оказывается дома. Она злится на меня за что-то?
   – Во всяком случае, я ничего об этом не знаю. – Джессика сама удивлялась, почему она не сказала Инид всей правды: Элизабет не хотела иметь с ней ничего общего.
   Месяц назад Джессика с огромным удовольствием сообщила бы об этом. Сейчас почему-то ей было жаль Инид.
   Некоторое время девочки шли через газон молча. Возле колонн Джессика заговорила:
   – Я уверена, что Лиз не злится на тебя, Инид. Сегодня после школы мы идем в «Дэйри Берджер». Пойдешь с нами?
   – Ой, спасибо, Джес! Обязательно пойду!
   Джессика и сама не могла понять, зачем она это сказала. Ведь ей не было никакого дела до Инид Роллинз и ее переживаний, разве не так?
 
   Беспокойство о том, что происходит с Элизабет, мучило Тодда не меньше, чем Джессику. Он шел следом за Элизабет, когда она быстро прошла под старинными часами в романском стиле и вошла в школу. Он был совсем близко от нее, когда она направилась к доске объявлений, и увидел, как она улыбнулась Кену Мэтьюзу. Он попытался припомнить, когда она так улыбалась ему последний раз. Он хотел услышать, о чем они говорят, но в шумной сутолоке, когда толпа ребят входит в школу и торопится к своим шкафам, это оказалось невозможным.
   – Привет, Кен, – весело сказала Элизабет.
   – Привет, Лиз.
   – Что нового, стопроцентный американец?
   Кен слегка покраснел.
   – Да ничего особенного.
   – Разве? – удивилась Элизабет. – А как насчет баскетбола в пятницу? Ты идешь?
   Кен взглянул на нее с удивлением.
   – Конечно. – Все знали, что он никогда не пропускает спортивных зрелищ.
   – И мне хотелось бы пойти, – сказала она.
   – Разве ты не идешь?
   – Меня никто не приглашал. – Элизабет бросила на него кокетливый взгляд своих зеленовато-голубых глаз.
   – Но я думал, что ты всегда ходишь болеть за Тодда.
   Элизабет в раздражении встряхнула головой.
   – Это было давно.
   – О! – только и смог сказать Кен.
   Он в смущении перевел взгляд на доску объявлений, а затем опустил глаза уставившись в пол.
   Элизабет стояла почти вплотную к Кену, когда в вестибюль вошла Сюзан Стюарт. Почти все в школе знали, что Кен и хорошенькая рыжеволосая Сюзан в последнее время были неразлучны. Сюзан увидела их вместе и быстро подошла.
   – Привет, детка, – сказал Кен.
   – Привет, Кен, – ответила она ему, метнув убийственный взгляд на Элизабет.
   – Ну, до скорой встречи, – проворковала Элизабет и отошла, соблазнительно покачивая бедрами.
   Она попыталась уклониться от встречи с Тоддом, свернув на лестницу, но он окликнул ее.
   – Лиз!
   – Привет, Тодд, – холодно сказала она.
   – Придешь на игру в пятницу?
   Элизабет отвела взгляд.
   – Не знаю, Тодд. Я еще не решила. Послушай, мне нужно бежать. Я должна зайти к миссис Грин.
   – К классной руководительнице? – спросил Тодд.
   – Да. Она катит на меня бочку. Нужно, чтобы она отвязалась. Пока.
   Тодд смотрел ей вслед, пока она шла к кабинету Сильвии Грин, и беспокойство его становилось все сильнее.
   Миссис Грин внимательно смотрела на Элизабет, вошедшую в кабинет и Усевшуюся перед ней. Классную руководительницу не на шутку беспокоили перемены в поведении бывшей отличницы и блестящего репортера «Оракула». Тревожные отзывы поступали и от всех учителей.
   – Здравствуйте, – сказала Элизабет.
   – Здравствуй, Элизабет. Ты полностью выздоровела, как я вижу?
   Элизабет улыбнулась.
   – Я чувствую себя лучше, чем когда-либо, – ответила она.
   – Это хорошо, – сказала миссис Грин.
   Она открыла лежащую перед ней папку.
   – Я вызвала тебя, чтобы поговорить о некоторых твоих задолженностях.
   Элизабет уже жаловалась Джессике, что это было совсем несправедливо. Эти ненормальные учителя в самом деле хотели, чтобы она сдала все пропущенные работы за то время, которое она провела в больнице, хотя отсутствовала она не по своей вине. Чтобы сделать всю эту домашнюю работу, да еще курсовые, ей пришлось бы вкалывать как ломовой лошади. Целый месяц, за исключением выходных, ей нужно было бы безвылазно сидеть за книгами. Об этом не могло быть и речи. Так она и сказала сестре.
   – Да, мэм. – Элизабет улыбнулась классной руководительнице.
   – Как я понимаю, ты еще не сдала, ни одну из задолженностей.
   – Я была занята.
   – Я понимаю, но, боюсь, тебе придется чем-то пожертвовать, чтобы догнать класс.
   – О, я знаю. Придется. Просто у меня иногда случаются приступы дурноты.
   – Приступы дурноты? – забеспокоилась миссис Грин.
   – Да, мэм. Иногда мне кажется, что я сейчас упаду в обморок.
   Миссис Грин посмотрела на нее изучающе.
   – Может быть, тебе следует обратиться к своему врачу?
   – Нет, нет, – сказала Элизабет. – Он сказал, что у меня все будет в порядке, если не переутомляться и не делать слишком много домашних заданий. – Она невинно улыбнулась.
   – Ну что ж, хорошо, – сказала миссис Грин. – В конце концов неважно, сколько времени тебе потребуется на все эти работы. Сделаешь их, когда почувствуешь себя лучше. Но они должны быть сделаны.
   – Да, мэм, – послушно ответила Элизабет.
 
   Уинстон Эгберт очень удивился, когда Элизабет села за его стол в кафетерии. Они всегда были друзьями, особенно после того, как он признался ей, что сходит с ума по Джессике. Конечно, Джессика продолжала оставаться абсолютно равнодушной к нему. И все же Уинстон был благодарен Элизабет, с сочувствием выслушавшей его когда-то. Но в последнее время он всегда был с Мэнди и почти не встречался с Элизабет после катастрофы.
   – Привет, Уин, – промурлыкала она.
   – Привет, – ответил он.
   – Предупреждаю твой вопрос: я полностью оправилась от своих каникул в больнице, – сказала Элизабет.
   – Я это вижу, – заметил Уинстон. – Я ведь любовался тобой на вашей вечеринке у бассейна.
   – Надеюсь, что я не очень всех разочаровала, – сказала она кокетливо. – Я знаю, что выглядела в тот вечер просто ужасно!
   – Что? Ты выглядела лучше, чем «Мисс Америка».
   – Спасибо, какой ты милый, Уин, – улыбнулась она, взяв сандвич с цыпленком. – Если бы что-нибудь на свете могло сделать меня счастливой, то, безусловно, это сделали бы твои добрые слова.
   – Что случилось? – спросил Уинстон.
   Элизабет глубоко вздохнула.
   – Лиз?
   – Да нет, ничего. – Последовал еще более глубокий скорбный вздох.
   – Ты можешь сказать мне, Лиз. Мы же друзья, ты помнишь? – Уинстон Эгберт мгновенно стал само сочувствие. – Я все сделаю для тебя, Лиз, ты же знаешь.
   – Они требуют от меня сотни страниц домашних заданий, которые я пропустила, да еще пятьсот страниц курсовых работ. От всего этого мне становится так тошно, что просто хочется кричать.
   – Да, это, конечно, тяжело.
   – Конечно, если бы мне не нужно было делать этой ужасно длиннющей курсовой работы по истории – по Пуническим войнам, может быть, я и смогла бы сделать остальное, – сказала Элизабет.
   – Да, это трудная тема, – согласился Уинстон.
   – Я слышала, что ты получил пять с плюсом.
   – Да. Я корпел над своей работой две недели без передышки. Но, вообще-то, войны между Древним Римом и Карфагеном захватывающе интересны.
   Элизабет улыбнулась.
   – Наверное, – сказала она и снова горестно вздохнула. – Боюсь, меня просто выгонят.
   – Послушай, Лиз, ты можешь написать замечательную работу. Я в этом уверен.
   – Ну да. Если бы у меня было время. Но у меня так много других заданий. И такие ужасные головные боли. Все эта катастрофа. – По ее щеке покатилась слеза.
   – Слушай, у меня сохранилась копия моей работы.
   – В самом деле?
   – Если тебе это поможет, ты можешь прочитать ее и воспользоваться моими источниками. Это позволит тебе сэкономить время.
   – А может быть, я бы просто… ее несколько переделала?..
   – Я думал, тебе нравится история Древнего Рима.
   – Очень нравится. Но я не хочу, чтобы у меня случился рецидив.
   В тот же вечер Уинстон принес Элизабет в комнату, где размещалась редакция «Оракула», свою курсовую работу. Через несколько дней она сдала ее, как свою собственную, изменив несколько фраз и поменяв местами несколько абзацев.
   Роджер Коллинз подождал, пока уйдет Уинстон, и подошел к столу Элизабет.
   – Привет, Бренда Стар, – сказам он. – Давай потолкуем.
   – Привет, мистер Коллинз. С удовольствием, – весело ответила она. – Что произошло?
   – Вернее, что не произошло. Я имею в виду твою колонку «Глаза и уши» для этого выпуска.
   – Я как раз собираюсь ее написать.
   – Отлично. А как остальное?
   – Все почему-то спрашивают меня об этом, – ответила она резко.
   – Элизабет, я надеюсь, ты понимаешь, что я твой друг, а не только учитель и руководитель. А друзья не должны морочить друг другу голову.
   – Что я еще такого сделала? – спросила Элизабет с обидой.
   Мистер Коллинз вздохнул.
   – Лиз, ты же знаешь, что должна получать хорошие оценки, если хочешь остаться в «Оракуле». Мне сказали, что тебе угрожает переэкзаменовка по трем предметам.
   – Все это совсем не так, – сказала Элизабет. – Конечно, я немного отстала из-за этой катастрофы – не по своей вине. Чтобы догнать остальных, нужно было время. И одна курсовая работа у меня почти готова. – Она улыбнулась, похлопывая по сумке, в которой лежала работа Уинстона.
   – И это все? – спросил мистер Коллинз.
   – Конечно, даю слово, – сказала она.
   – Хорошо, и, пожалуйста, помни, что я всегда готов тебе помочь.
   – Я помню, – ответила Элизабет.
   Она стала писать свою колонку, посвященную на этот раз тому, кто с кем встречается, чей роман в самом расцвете, а чей подходит к концу.
   Внезапно ее губы тронула улыбка.
    «Кто этот высокий темноволосый красивый незнакомец, с которым в последнее время встречается Сюзан Стюарт, и знает ли об этом К.М.?– писала она. – Нельзя допустить, чтобы пламя их любви угасло».
   – Закончила? – спросил Роджер Коллинз, когда Лиз передала ему колонку.
   Она улыбнулась.
   – Да, закончила.

Глава 8

   Тодд пришел на тренировку в спортивный зал с чувством опустошения и злости. У него больше не оставалось никаких сомнений: Элизабет его бросила. Она не обращала на него никакого внимания, даже когда он непосредственно к ней обращался, и заигрывала с каждым парнем в школе Ласковой Долины.
   Они, разумеется, тоже от нее не шарахались.
   Ну, и ладно! Кому она нужна, эта Элизабет Уэйкфилд? Ему. Тодд знал это наверняка. И понимал: после того, что случилось с ней по его вине, она вправе его ненавидеть. Он не стал бы обижаться даже в том случае, если бы она выбрала кого-то другого. И это беспокоило его больше всего. Элизабет не выбрала другого. Она пыталась понравиться всем и каждому одновременно. Этого нельзя было понять.
   Тодд подошел к линии штрафных бросков, чтобы потренироваться в свободных бросках, и четыре раза из серии промахнулся. Он выругался и зашвырнул мяч в угол площадки.
   Все говорили Тодду, что ему необычайно повезло – в этой автомобильной катастрофе он не получил никаких серьезных травм. Просто чудо, говорил тренер Хорнер, что он совсем не повредил рук. Так что после катастрофы Тодд продолжал выручать свою команду, оставаясь надежным «забивалой». За его меткий глаз и способность противостоять прессингу его прозвали «Непобедимым Уилкинзом». Он был лучшим игроком в команде.
   Никто ничего не замечал до игры с командой «Биг Меза», в которой Тодду, несмотря на все усилия, ни разу не удалось забросить мяч в корзину.
   Элизабет сидела в зале рядом с Кеном Мэтьюзом. Сюзан Стюарт осталась дома со своим маленьким братиком и не могла их видеть. Но Тодд наблюдал за ними очень внимательно – и почти не следил за мячом.
   Это было ужасно. Тодд не мог ни отдать пас, ни поймать мяч, ни забросить его в корзину.
   – Давай, Уилкинз, – кричал ему, не веря своим глазам, тренер Хорнер. – Очнись.
   Но все безнадежно. Тодд Уилкинз, звезда команды, спотыкался на площадке, как самый неуклюжий человек на свете. Его глаза были прикованы к Элизабет, и через некоторое время это заметили даже игроки «Биг Меза».
   Во второй половине игры центровой команды «Биг Меза» оказался рядом о Роддом и прошептал ему:
   – Эй, Уилкинз, не везет в любви?
   Тодд был так потрясен, что ноги его словно приросли к полу, а центровой завладел мячом и точно послал его в корзину.
   – Уилкинз, – закричал тренер Хорнер, – что с тобой?
   – Все нормально, тренер.
   Но это было неправдой. Игра его команды была во второй половине загублена напрочь. Атака «Гладиаторов» всегда строилась в расчете на Тодда, и сейчас, когда он оказался не в форме, команда была выбита из колеи.
   Через какое-то время послышался странный шум. Он становился все громче и громче, а когда Тодд в очередной раз промазал, шум перерос в гул, который Тодду никогда не приходилось слышать на своем родном школьном стадионе.
   – Бууу….
   Услышав этот гул, Тодд остановился как вкопанный.
   – Бууу….
   Тодда Уилкинза освистывали его болельщики. Он попытался встряхнуться и, отходя назад, столкнулся с центровым «Биг Меза».
   – Эй, Уилкинз, – сказал тот со смехом, – эта песня для тебя.
   Перед глазами Тодда пошли красные круги. Он увидел перед собой ухмыляющееся лицо центрового и в ярости толкнул его. Тот ответил тем же. Дело чуть было не дошло до драки, когда судья встал между ними.
   – Ты! – закричал он Тодду. – Я удаляю тебя с площадки до конца игры!
   Оглушенный Тодд проковылял на скамью запасных игроков «Гладиаторов» и сел, положив на голову полотенце. Свист и крики стали еще громче.
   – Простите, тренер, – все-таки выдавил из себя Тодд.
 
   Тренер Хорнер относился к своим подопечным, как к родным детям. Все они знали, как близко к сердцу он принимает все их радости и печали. После этой злосчастной игры против «Биг Меза» он отослал Тодда в душевую, а сам собрал команду.
   – Так, – отрывисто проговорил он, – что-то гложет Уилкинза.
   Тренер Хорнер всегда разговаривал с ними резковато, но все знали, что в душе он был самый мягкий человек на свете.
   – Элизабет Уэйкфилд, – сказал Джим Дейли.
   – Это кто, его подружка?
   – Да, одна из близнецов. Та, которая попала в автомобильную катастрофу, – ответил Джим.
   – Она ехала на мотоцикле Тодда, когда это случилось, тренер, – добавил Том Хэкет, защитник.
   – Так-так. – Тренер Хорнер потер подбородок.
   – Ну, и как она?
   Игроки отвернулись.
   – Эй, я кажется задал вопрос! Наш товарищ по команде в беде!
   – Тодд все время беспокоится о Лиз, – сказал Джим. – Он больше ни о чем не может думать.
   – Почему? Что произошло?
   – Тренер, Лиз Уэйкфилд была самой лучшей девчонкой в школе. Но после катастрофы она как-то изменилась.
   – Понятно, – задумчиво протянул тренер Хорнер. – Понятно.
   Он медленно пошел к своему кабинету, где велел Тодду ждать его, открыл дверь и увидел лучшего игрока команды, с несчастным видом сгорбившегося на стуле.
   – Привет, Тодд, – сказал Хорнер, садясь за стол.