Патни Мэри Джо. Удачная сделка

   Его тело казалось теплой и надежной зашитой от всего мира. Она уткнулась лицом в его плечо — ткань сюртука приятно холодила лихорадочно горевшую щеку. И тут ей вдруг захотелось укусить Дэвида… Но Джослин не знала, чем вызвано это желание. Может, потребностью ощутить его вкус и… принять его в себя, слиться с ним воедино?
   Она крепко зажмурилась, пытаясь овладеть собой.
   — Мне… не было неприятно то, что ты делал, — пробормотала она. — Но… я не знаю, что стоит за твоими доводами. В твоих словах мудрость — или безумие?
   Его ладонь скользнула по ее спине — и она почувствовала, как по всему телу пробежала сладкая дрожь.
   — Я и сам этого не знаю, — проговорил он с грустной улыбкой. — Наверное, тебе стоит подумать о моих словах потом, на холодную голову. А я не могу ни о чем думать, когда тебя обнимаю.
   Джослин нервно рассмеялась, она была уверена, что после этого вечера у нее уже никогда не будет «холодной головы».
   В ту ночь Дэвид долго лежал без сна, лежал, устремив взгляд в темноту. На войне, возглавляя разведку на опасной территории, он научился забывать обо всем постороннем и схватывать самую суть происходящего, при этом майор полагался не только на разум, но и на интуицию.
   И сейчас, пытаясь понять, что происходит с Джослин, Дэвид вспомнил о своем военном опыте. Прежде его постоянно преследовало неприятное ощущение: ему казалось, что он не улавливает самое главное, то, что составляло основу ее личности. Но этим вечером он наконец-то понял:
   Джослин боялась страсти, боялась любви — и ее мать (которую она якобы совершенно не помнила) была частью этого страха. Почти все разводы происходили потому, что женщину обвиняли в адюльтере. Видимо, именно так обстояло дело с родителями Джослин — их брак распался со скандалом.
   И все же, несмотря на все свои страхи, Джослин жаждала тепла и любви. Она напоминала одичавшую кошечку, которой хочется подойти поближе к человеку, но которая прячется при первом же движении ей навстречу. И все-таки ее тело откликалось даже тогда, когда разум требовал отступления. Ему следует завоевывать ее с помощью страсти и дружбы, никогда не упоминая опасное слово «любовь». Странный способ привлечь к себе собственную жену, тем более что большинство женщин мечтают о страстных вздохах и клятвах о вечной любви. Однако он готов пойти на все, он попытается удержать Джослин.
   Дэвид со вздохом закрыл глаза. Долгий и наполненный событиями день очень его утомил. Ему не следует забывать: всего несколько недель назад он был при смерти.
   Повернувшись и обхватив руками подушку — чертовски плохую замену теплого тела жены, — он вознес к небу молитву о том, чтобы не допустить ошибки в своих догадках относительно леди Джослин.

Глава 26

   Джослин металась без сна на постели. Ее пьянили мысли о ласках Дэвида, и тут же она презирала себя, ругая за чувственность, за то, что не могла отрешиться от мыслей о его поцелуях и ласках. Прежде она была уверена в том, что очень выдержанна и хладнокровна. Она много лет расчетливо искала подходящего ей спутника жизни. И теперь, найдя его, позволяет, чтобы ее отвлек другой мужчина!
   Спора нет, Дэвид — образцовый мужчина. Он добр, остроумен, общителен, к тому же весьма привлекателен. Но это ничего не меняет — ужасно, что ее влечет к мужчине, о котором она не должна думать.
   Как это ни парадоксально, но Джослин была уверена в правоте Дэвида, когда он утверждал, что ей следует познать страсть. Конечно, он заинтересован в этом, но ведь действительно, чтобы управлять своим телом, надо сначала понять его.
   Больше того, отпив маленький глоток из чаши страсти, Джослин увидела, как мало у нее надежды очаровать Кэндовера при такой неуклюжести, невежестве чувств. С его точки зрения, она стала интересной благодаря своему замужеству, так что она должна хотя бы научиться целоваться.
   Хотя она стыдилась своей распущенности, но, увы, с удовольствием думала о том, что не прочь взять у Дэвида несколько первых уроков в области любви. Самых скромных, разумеется.
   Явилась Мари с чайником на подносе. Надо будет сказать на кухне, чтобы ей готовили шоколад — по утрам она предпочитала именно его. Размешивая в чашке молоко, она спросила:
   — Каково состояние комнат в мезонине? Вопрос оказался трудным.
   — Они совершенно не такие, как в Кромарти-Хаусе, — со страдальческим выражением лица ответила Мари.
   — Что поделаешь. — Джослин сделала глоток чаю. — Крепись. Через неделю вернется твой валлиец и разделит с тобой изгнание.
   — Ха! А где он был, когда я нуждалась в защите, когда на меня напали эти страшные разбойники? — с негодованием воскликнула камеристка.
   — Но ведь лорд Престон сумел защитить нас обеих, — напомнила ей Джослин.
   — Было бы гораздо романтичнее, — возмущенно фыркнула Мари, — если бы меня спас мой возлюбленный, а не ваш.
   — Он мне не возлюбленный! — Джослин едва не поперхнулась чаем.
   — Он ведь ваш муж, если не ошибаюсь. И если вы его оттолкнете, это будет несусветная глупость с вашей стороны. — Мари устремила при этом на свою госпожу взгляд, строгость которого сделала бы честь любой няне.
   — Извольте помолчать, мадемуазель! — Джослин с громким стуком поставила чашку на блюдце. Порой ей казалось, что она распустила прислугу, и это был как раз тот случай.
   Совершенно не испугавшись ее ледяного тона, Мари спросила:
   — Какое платье вы наденете сегодня утром, миледи?
   — Темно-синее муслиновое.
   Джослин подумала, что сегодня ей предстоит побывать в нескольких пыльных помещениях, потому и решила выбрать менее маркий цвет. К тому же это утреннее платье отличалось строгостью покроя и отсутствием выреза, что гармонировало с ее настроением.
   Одевшись, она спустилась вниз, стараясь не выдать тревоги, которую внушала ей встреча с Дэвидом после той сцены, что произошла накануне. Увидев Стреттона, она опасливо спросила:
   — Лорд Престон уже встал?
   — Его милость уехал из дома рано утром, миледи. Вы желаете позавтракать?
   Успокоившись, Джослин заказала себе на завтрак яйцо всмятку и гренки, после чего устроилась в комнате для завтраков, чтобы составить список вопросов к Стреттону. Дворецкий может стать прекрасным союзником, но ему необходимо объяснить, что именно нужно Дэвиду, по крайней мере на начальном этапе восстановления хозяйства в поместье и доме.
   Она успела позавтракать и уже выходила из комнаты, когда в дом быстрым шагом вошел Дэвид. В сапогах и лосинах он был неотразим для любой женщины — если только эта женщина не чувствовала себя смущенной и виноватой.
   Не дав Джослин опомниться, чтобы покраснеть и смутиться, он взял ее за подбородок и поцеловал в губы — нежно, но решительно. На секунду она потрясенно застыла. Но это не был поцелуй обольщения или обладания. Всего лишь простое дружелюбное выражение приязни, что заставило ее почувствовать себя хорошо и непринужденно.
   — Доброе утро. Ты, похоже, очень рано встал, — сказала она, чуть задохнувшись.
   — Я зашел к управляющему, чтобы обсудить наши дела, выслушать его мнение, что необходимо предпринять безотлагательно Хочу взять коня и сам все объехать и осмотреть. — Взяв Джослин под руку, он повел ее к дверям. — Пойдем вместе взглянем на конюшню. Ты ведь знаток по части лошадей, так что тебе это будет не менее любопытно, чем мне.
   Его жизнерадостное настроение оказалось заразительным. И когда они подошли к цели, то уже непринужденно болтали. Однако войдя в конюшни, оба замолчали. Как и винный погреб, стойла оказались в идеальном порядке, а их обитатели — великолепно ухоженными. Джослин с наслаждением смотрела на гладких гунтеров, одномастную упряжку лошадей для кареты и массивных сильных тяжеловозов. Даже ее отец не смог бы найти недостатки в этой конюшне!
   Остановившись у стойла чудесной серой кобылы, Джослин сказала:
   — Я почти готова простить Уилфреду его грехи. — Но, вспомнив, что он запер Дэвида в винном погребе, поправилась:
   — По крайней мере какую-то их часть.
   — Мой брат разбирался в лошадях. — Дэвид не без грусти скользил взглядом по длинному ряду стойл. — Жаль, что он не счел нужным вложить необходимые суммы в улучшение пород скота или севооборота.
   Похоже, что посещение управляющего просветило его. Джослин погладила бархатистый нос серой лошадки.
   — Но ты займешься и тем, и другим, правда? Будешь правильно вести хозяйство и разводить прекрасных лошадей.
   — Со временем — надеюсь. — Он вздохнул, и его жизнерадостное настроение немного померкло. — Но не сразу.
   Говоря кобыле всякие ласковые слова, Джослин думала, что с ее состоянием Дэвид мог бы сделать это сразу же, не продавая вина или лошадей. Они смогли бы стать неплохими партнерами, вот только он не был ее избранником. Впрочем, как и она — его избранницей.
   — Вы наш новый хозяин? — вежливо спросил мужской голос. — Я — Паркер, конюх.
   Паркер казался взволнованным, но когда Дэвид начал вполне дружелюбно задавать свои вопросы, он успокоился. Джослин решила, что покойный барон был человеком несдержанным, и люди приучились в его присутствии вести себя осторожно.
   Дэвид попросил Паркера оседлать высокого темно-гнедого коня. Пока конюх выполнял приказ, Дэвид предложил Джослин проехаться с ним.
   — Тебе могут оседлать серую, пока ты пойдешь переодеться в амазонку.
   Она колебалась: соблазн был велик. Но в конце концов все-таки покачала головой:
   — Думаю, тебе лучше в первый раз осмотреть Уэстхольм одному.
   — Наверное, ты права.
   — С твоего позволения, я посовещаюсь со Стреттоном, чтобы решить, что необходимо сделать в доме.
   Дэвид одарил ее той улыбкой, от которой ей всегда становилось теплее на сердце.
   — Я буду глубоко тебе благодарен. Я могу командовать ротой солдат, но о ведении домашнего хозяйства знаю даже меньше, чем о сельском хозяйстве.
   Радуясь возможности помочь, она сказала:
   — Пойду и поговорю с ним прямо сейчас. Дэвид шел рядом с ней.
   — Паркеру в конюшне нужны будут помощники. Ты уступишь мне Риса Моргана, если он согласится?
   — Прекрасная мысль! Он старался быть полезным, но в моем лондонском доме работы для двух грумов не было. Теперь он обрадуется близкому соседству со своими родными.
   Оседланный конь уже ждал Дэвида у конюшни. Он вскочил в седло и попрощался с Джослин до вечера. Она проводила его взглядом, отметив, какой он прекрасный всадник, в седле он держался так же просто и непринужденно, как в жизни. Джослин попыталась представить себе его в светском обществе, таком неестественно претенциозном. Впрочем, и там его характер и достоинства должны вызвать уважение тех, кто имеет вес и влияние. И если он почему-то не женится на своей Жаннет, то не будет недостатка в молодых леди, готовых стать леди Престон.
   Почему-то эта мысль внушила Джослин глубокое уныние. Тяжело вздохнув, она вернулась в дом.
   Когда Дэвид встретился с Джослин перед обедом, он снова поцеловал ее. На этот раз она не удивилась, а ответила на его поцелуй — совершенно естественно. Дэвид решил, что все идет успешно. Улыбаясь, он прошел с ней в столовую.
   — У тебя был удачный день?
   — Дом нужно бы снизу доверху покрыть воском для натирки и вложить много труда, но здание крепкое, если не считать, что в мезонине есть кое-какие повреждения — там крыша протекла. На чердаке я обнаружила прекрасную старинную мебель, так что большинство комнат можно обставить заново почти без затрат. Завтра сюда придут женщины из деревни помочь с уборкой. — Улыбнувшись, она расправила салфетку. — Все они просто умирают от желания побывать в хозяйском доме и хоть одним глазком взглянуть на тебя — если им, конечно, повезет.
   — Полагаю, что им куда интереснее будет взглянуть на шикарную лондонскую даму. Все же каково твое впечатление о доме?
   В глазах Джослин зажглись огоньки.
   — Он действительно замечательный! Комнаты прекрасно распланированы, из больших окон открывается прекрасный вид. И много солнца. Мы могли бы… — Она вдруг замолчала. — Ты можешь превратить этот дом в настоящий шедевр.
   Обрадованный тем, что она случайно обронила «мы», он откликнулся:
   — Это чудесно, если тебе удастся обставить комнаты, используя прежнюю мебель. Пока что не получится тратить деньги на обстановку.
   Джослин с удовольствием съела ложку щавелевого супа.
   — А что ты обнаружил, осматривая земли?
   — Раули и управляющий не преувеличивали, перечисляя, что необходимо сделать… — Он выразительно поморщился. — Да, это удивительно, как болят все мышцы, когда оказываешься в седле после нескольких месяцев перерыва.
   Джослин тихонько рассмеялась, но воздержалась от комментариев.
   — Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты составила свое мнение по поводу угодий. Когда ты смогла бы объехать их со мной?
   Джослин задумалась.
   — Завтра я, наверное, должна быть в доме: ведь женщины только начнут работу. А вот послезавтра?
   Дэвид кивнул, хотя испытывал некоторое разочарование. Он предвкушал, как покажет Джослин Уэстхольм. Его собственная любовь к этим местам не может не передаться ей! Джослин уже нравится дом и нравится, когда ее целуют. Если она влюбится в его поместье, то, возможно, в конце концов полюбит и его самого.

Глава 27

   С домом им повезло. Сидя на полу, Салли составляла списки и с удовольствием поглядывала на пустую гостиную. При встрече с поверенным Ланкастеров она упомянула о скором замужестве. Тогда-то Раули и сообщил ей, что всего в квартале от кабинета Йена есть пустой дом, и вот Салли привела своего жениха посмотреть на него.
   С первого взгляда они влюбились в этот дом, и договор об аренде был подписан немедленно. Местоположение оказалось идеальным: работа Йена находилась поблизости, и комнаты были гораздо просторнее, чем в тесной квартирке над приемной Иена. Салли была довольна, что поселится в этом районе и сможет почаще навешать Лонстонов — теперь уже в качестве друга семьи, а не служащей. Хотя новая гувернантка уже начала работать, Лонстоны великодушно разрешили Салли жить у них в доме до самого бракосочетания. Дни она проводила, строя планы своего нового хозяйства и помогая Йену. Это было головокружительно прекрасное время, полное надежд.
   Встав на ноги, она прошлась по комнате, восхищаясь прекрасной лепниной и тем, как натертый дубовый паркет блестит в лучах солнца Здесь не было роскоши Кромарти-Хауса, но Салли это импонировало. Места в новом доме хватало, чтобы устроиться с комфортом — даже если по воле Божьей у них появятся дети. Салли вполне могла бы провести в этом доме всю оставшуюся жизнь и при этом ежедневно благодарила бы судьбу.
   Поддавшись радостному порыву (ничего подобного она не испытывала с тех пор, как закончилось ее детство в Уэстхольме), она раскинула руки и закружилась по комнате, словно ей снова было шесть лет Когда она оказалась в дальнем углу гостиной, звуки смеха заставили ее остановиться.
   Жарко покраснев, она обернулась — Йен входил в дом, отперев входную дверь своим ключом. Его фигура четко обозначилась на фоне солнечного пятна, и была она настолько по-мужски красива, что у нее сладко сжалось сердце.
   — Я надеялся застать тебя здесь. — Небрежно бросив шляпу на пол. Йен направился к ней. В глазах его зажглись веселые искорки. — Вижу, что ты прекрасно проводишь время, девочка.
   Салли радостно бросилась к нему в объятия, и ее радостный порыв закружил и его, словно в вальсе.
   — Еще как прекрасно! Ах, Йен! Мне трудно поверить в то, что это не сон! Что ты мне не снишься.
   Он склонился к ней — и его поцелуй был совсем не похож на сон. Когда его руки разомкнулись, Салли почувствовала сладкое волнение во всем теле. Отступив на шаг, он посмотрел на ее измазанное лицо.
   — Вижу, что ты побывала на чердаке. Ты собрала пыль где могла.
   — Боюсь, что я никогда не буду такой щеголихой, как Джослин.
   — Будь у тебя склонность к щегольству, я бы еще подумал… — Обняв Салли за плечи. Йен неспешно прошел с ней в столовую, смежную с гостиной. — Ты закончила составлять списки?
   — Да. Дом в хорошем состоянии. Здесь нужно немного убрать и, может быть, кое-что подкрасить. Но если бы нам захотелось, мы могли бы переехать сюда хоть завтра.
   — По правде говоря, — нерешительно начал он, — я думаю, не пожениться ли нам прямо завтра. Салли в изумлении повернулась к нему:
   — Завтра? А не в октябре?
   — Я сегодня получил письмо от матери. У моего брата Диармида через две недели свадьба, и намечаются еще крестины одного или двух младенцев. — Он взял ее за руки. — Конец лета — это мое самое спокойное время, вот мне и подумалось удачнейший момент, чтобы отвезти тебя в Шотландию и познакомить с моей родней. Мне бы хотелось тобой похвастаться. И потом, я уже несколько лет не был дома.
   Значит, он по-прежнему считает своим домом Шотландию, отметила про себя Салли. Ее умилило то, что, несмотря на годы странствий, он остался верен родным местам.
   — Естественно, если нам предстоит совместная поездка, то мы должны быть женаты.
   — Да. — Его обычно суровое лицо расплывалось в улыбке. — И еще я обнаружил, что совершенно не умею ждать.
   В его взгляде было столько тепла, что Салли едва не растаяла. Люди видели в нем только талантливого хирурга, порой резковатого, а его нежность и преданность открывались ей одной. Сердце ее переполнялось любовью, и она погрузила пальцы в его белоснежную шевелюру, наслаждаясь этой радостью — касаться его.
   — Тогда, мой милый, мы, конечно же, поженимся завтра утром.
 
   Проведя два дня в трудах по дому, Джослин почувствовала потребность отвлечься. Облачившись в свою любимую синюю амазонку армейского стиля, она стремительно сбежала вниз по главной лестнице, словно специально созданной для картинных выходов.
   Дэвид читал письмо, но при ее появлении поднял глаза — и уже не смог оторвать взгляда от Джослин.
   — Доброе утро, Джослин. Какая роскошная амазонка! Похоже, ее сшили из парадного офицерского мундира.
   — Ну конечно же!
   Она подставила ему губы для поцелуя. Прикосновение его губ одновременно успокаивало и волновало. Просто невероятный эффект. Когда поцелуй прервался, она проговорила:
   — Я не смогла устоять перед этой массой золотого галуна! Он лучезарно улыбнулся.
   — Не оскорблю ли я достоинство королевской семьи, если скажу, что на тебе этот мундир выглядит гораздо лучше, чем на принце-регенте?
   — Это не оскорбление королевской семьи, это просто государственная измена! Но я не стану на тебя доносить, — великодушно пообещала она.
   Дэвид поднял письмо, которое читал, когда она вошла.
   — Оно только что пришло из Лондона. Салли и Йен поженились и сейчас направляются в Шотландию.
   — Неужели? А почему они решили не ждать до осени?
   — Сестра вот пишет… — Дэвид поискал нужное место в письме. — «…Мне жаль, что тебя не было на свадьбе, а сейчас как раз удобно съездить в Шотландию, и, конечно, я не устояла перед перспективой побыть с Йеном вдвоем в течение целого месяца. Возможно, на обратном пути мы смогли бы заехать в Уэстхольм».
   — Великолепно! Значит, у них получилось настоящее свадебное путешествие. Я уверена, что Салли была очень красивой невестой.
   Дэвид снова заглянул в письмо:
   — «Скажи Джослин, что на церемонию я надела зеленое шелковое платье с потрясающим декольте, и Йена это настолько отвлекло, что ему пришлось напоминать, что пора сказать „Да“. Я была весьма довольна собой».
   Джослин рассмеялась:
   — И она может гордиться по нраву! Благодаря Салли Йен Кинлок будет счастливее — и, возможно, станет еще успешнее лечить своих пациентов.
   Подхватив пышную юбку, она проплыла в дверь, которую открыл перед ней Дэвид. Ей стало немного грустно. Как это, наверное, чудесно — чувствовать такую уверенность друг в друге, как Йен и Салли! В тот вечер, когда они объявили о своей помолвке, стало ясно, насколько идеально они подходят друг другу. Они буквально расцветали, когда были вместе. А вот она никогда не была так уверена — ни в ком и ни в чем.
   Джослин решительно приказала себе не киснуть: стоит чудесный летний день, ей предстоит прогулка верхом на великолепной лошади, она осмотрит красивейшее имение — и сделает это в обществе идеального спутника.
   Хотя хозяйство Уэстхольма было сильно запушено, оно имело прекрасные земли, с правильным соотношением посевов и пастбищ. Она одобрила такой принцип: цены на рынке меняются, и многоплановое хозяйство обеспечит более стабильный доход. Помимо зерна, хмеля и яблок, в хозяйстве были свиньи, небольшое стадо молочного и более крупное — мясного скота, которым так славилось это графство.
   Когда они осматривали стадо, Джослин заметила:
   — Породу следует улучшить. Одного хорошего быка было бы достаточно.
   Лицо Дэвида осталось совершенно неподвижным, но ее собственные мысли немедленно сосредоточились на той роли, которую выполняет хороший бык. Чуть покраснев, она заслонила глаза от солнца и посмотрела вдаль.
   — Там, кажется, колокольня. Ты уже был в деревне?
   — Нет. Но сейчас как раз подходящий момент для экскурсии.
   Через десять минут они уже были в деревне Уэстхольм. Дома из местного камня радовали взгляд, хотя опытный глаз заметил бы, что их давно не ремонтировали.
   — А некоторые крыши выглядят просто устрашающе, — проворчала Джослин. — Надеюсь, они попали в список первоочередных дел?
   Дэвид кивнул:
   — В Испании мне не раз приходилось ночевать под протекающими кровлями. И я считаю, что другим приобретать подобный опыт ни к чему.
   Их разговор был прерван: все население от мала до велика высыпало на улицу, чтобы посмотреть на нового лорда. Джослин привыкла здороваться с арендаторами и щебетать с младенцами, так что ее всеобщее внимание не смутило. И хотя роль хозяина имения для Дэвида была внове, он держался прекрасно. Как любил говаривать отец Джослин — настоящий джентльмен никогда не теряется.
   Когда Джослин и Дэвид стали прощаться с деревенскими жителями, из домика выбежала девочка и вручила Джослин букет роз:
   — Это вам, миледи!
   Джослин этот подарок очень растрогал.
   Этим людям так хотелось верить в нового лорда Престона! Он уже почти завоевал их сердца. К Рождеству они уже будут преданы ему до гроба — как и он им.
   Джослин с грустью зарылась лицом в букет, годный тяжелого аромата, характерного для роз в преддверии осени. Что подумают деревенские жители, когда она уедет и не вернется? Сообщит ли им Дэвид о том, что их брак распался? Право, ему было бы легче заставить их думать, что она умерла. Или просто в один прекрасный день вернуться в имение с новой женой, никому ничего не объясняя. Именно так ведут себя лорды.
   Поскольку их путь лежал мимо церкви, расположенной на самом краю деревни, Джослин спросила:
   — Не сделать ли нам остановку?
   — Хорошая мысль.
   Он спешился, привязал своего коня и помог Джослин спрыгнуть на землю. Его руки обхватили ее за талию решительно и по-мужски крепко. Он задержал руки у нее на талии на несколько секунд дольше, чем необходимо. И она вспомнила о прохладном винном погребе и вспыхнувшей между ними страсти.
   Господи, да ей все напоминает о тех минутах! Джослин подхватила подол амазонки и вошла в церковь. Здание было старинным, времен норманнского завоевания. Она прошла по центральному проходу, радуясь тому, что викария нигде нет. А это означало, что она может без помех насладиться мягким освещением, слабым запахом ладана и благостной атмосферой, вместо того чтобы вести вежливые разговоры.
   Сразу же обращало на себя внимание большое окно с витражом, расположенное над алтарем. Вместо обычного религиозного сюжета на витраже был изображен восход солнца, его лучи падали на деревья и цветы, а в синеве неба парил белый голубь — символ Духа Святого.
   Проследив за ее взглядом, Дэвид сказал:
   — Когда витраж оказался безнадежно поврежденным, отец заменил его этим. Он попросил мать составить узор, который отражал бы их общую любовь к природе. Там в уголке внизу есть ее инициалы.
   — Это большая честь! — тихо отозвалась Джослин. В Чарлтон-Эбби ничего не осталось от нее на память. Даже эхо имени покойной графини давным-давно отзвучало.
   Погрустневшая Джослин открыла боковую дверь и вышла на затененный деревьями церковный двор. Обернувшись, она спросила:
   — Твои родители похоронены здесь?
   — Братья не разрешили похоронить здесь мою мать, хотя отец и хотел этого, — отозвался Дэвид. — Уилфред только свою мать считал настоящей женой отца.
   — Конечно, он мог помешать захоронить здесь тело твоей матери, но он не в силах помешать встретиться их душам. — Джослин снова вспомнила сияние, исходившее от витража. — Я не сомневаюсь в том, что сейчас они вместе.
   Его взгляд стал мягче.
   — Мне хотелось бы думать, что ты права.
   В дальнем конце двора стоял массивный фамильный памятник Ланкастеров. Джослин направилась к нему, но остановилась, заметив справа две свежие могилы. На недавно установленных надгробиях было высечено: «Здесь покоится прах Уилфреда Ланкастера, шестого барона Престона» — на одном, а на другом — более лаконично: «Достопочтенный Тимоти Ланкастер». А рядом была еще одна могила, уже успевшая покрыться ковром травы. Здесь покоился достопочтенный Роджер Ланкастер.
   Джослин с грустью смотрела на место упокоения трех братьев. Когда-то они были младенцами, надеждой рода, их горячо любили. Но любили ли они друг друга? И какой роковой изъян ума и сердца сделал их столь жестокими и эгоистичными?