Страница:
Малыш спал. Марго поцеловала малыша и вопросительно подняла глаза на Егора Сергеевича.
– Марго, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?
– Егор Сергеевич, меня дома потеряют!
– Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.
– Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?
– Все есть, но не сейчас.
– У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!
– Марго, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?
– Свободы!
– Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Алексашки! Удар Прохора Степановича я запомнил, а твой Алексашка побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь? Кстати, что у Инессы было с этим Прохором Степановичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Прохор Степанович и я от неожиданности получил в челюсть.
– В моей квартире тогда жила Инесса Евгеньевна, а Прохор Степанович ее мужик, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.
– Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.
– Откуда у тебя такой дворец?
– Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут, пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал ее, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.
Она остановилась у фонтана с коляской в руках, к ней действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником.
Марго изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, ей помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером.
То, что первый раз в их любви было случайностью, становилась закономерностью.
Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел к ней в спальню.
Любовь между ними носила молочный характер, он ее любил, но он начинал любовные игры с ее груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо нее осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка. Молоко из ее груди высасывал Егор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка. Марго не давали много работать, ее заставляли спать днем для сохранения молока, ей давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом она должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца.
От этого можно было бы сойти с ума, но молодой матери давали успокоительные средства с пищей, она была спокойной и воспринимала действия Егора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами.
Он был доволен. Ее гардероб пополнялся без ее помощи, она открывала шкаф и брала то, что нужно по погоде. Она не знала, откуда появились вещи, ей вообще трудно было думать, она просто жила и выполняла обязанности, которые ей предписывались в этом дачном замке.
Грудь Марго в предлагаемой ей одежде всегда слегка выступала из одежды, она светилась на солнце; если становилось прохладно, ей приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За ней следили, ее берегли для ночи с господином Егором Сергеевичем. Ее грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил ее молоко…
Однажды Марго отказалась от предложенной ей пищи, ее мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать, мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, она поняла, что у нее вновь будет ребенок, но теперь от Егора Сергеевича.
Вечером пришел Егор Сергеевич, но молока в груди Марго не было, оно перегорело, ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день ее вместе с ребенком отвезли к Алексашке…
Алексашка спокойно отнесся к возвращению Марго домой и просто пошел с ребенком гулять, а ей пришлось на пару дней лечь в больницу…
Инесса Евгеньевна купила себе новую квартиру, но о ней даже Прохору Степановичу ничего не говорила, она боялась всего и всех, на всякий случай.
Прохор Степанович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Марго. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет!
Вместо Марго в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Алексашкой и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Прохора Степановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой.
Прохор Степанович решил заглянуть к Инессе Евгеньевне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Марго с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.
Прохор вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, зычно закричал в пространство:
– Где Марго?!
– Прохор Степанович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.
– А Инесса знает?
– Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.
Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Прохора Степановича:
– Инесса, где ты? Где Марго с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музеи, Алексашка спокойно с Леной ходит.
– Почти поняла, не хотела я тебе Прохор Степанович свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Марго? О, это тайна господина Егора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Марго, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.
Прохор Степанович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Прохор Степанович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать.
Инна продолжала войну с бабушкой, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила бабушку в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками.
Бабушка перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого.
Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон.
Прохор Степанович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Инне дать деньги на сапоги и шубку. На том все временно затихли.
Глава 15
Любовь у комода Ленивое воскресенье подходило к концу, Лера перекрасила волосы, и посмотрела без всяких мыслей на телеэкран. Она переключала программы, но во всех программах встречала – комоды. У них, что сегодня день комода? – подумала недовольно Лера.
Запиликал мобильный телефон, молодой голос Виталика, что-то Ане стал говорить, но она уловила одно слово – комод.
– Виталик, что за комод? О чем ты говоришь, я что-то упустила.
– Лера, тут знакомые ездили на похороны своего старого деда, ему где-то 90 лет было, в его комнате обнаружили комод, весьма занимательный, предлагают его сдать в наш магазин.
– Комод с барельефом, а в нем гранат?
– Откуда Вы узнали? Они вам звонили?
– Нет, день так складывается, как пасьянс, ты очень вовремя позвонил. Когда, говоришь, комод привезут?
– Да хоть сейчас, магазин сегодня не работает.
– А ты, что не знаешь куда вести? Бери их под руки и вези вместе с комодом в нашу мастерскую по реставрации мебели, проще в Родькину квартиру. Знаешь где она?
– Обижаете, а вы там будете?
– Одеваюсь и выезжаю.
– Лады.
Лера заплатила наследникам комода наличными, за очередной гранатовый подарок судьбы. В квартире вместе с комодом остались Лера, да Виталик. Они осмотрели приобретенное сокровище, без слов понимая друг друга. Лера поймала себя на мысли, что Виталик ее волнует больше, чем комод. Дерево, оно и есть дерево, а человек не дерево. Он тоже это почувствовал, в квартире стоял убогий диванчик, от Родьки еще остался. Они одновременно сели на диван, и стали смотреть на комод, с первого взгляда было видно, что он сильно испорчен временем, но и отреставрировать его можно было вполне.
– Виталик, как ты думаешь, а чувства можно отреставрировать?
– Вы о чем?
– Так, почувствовала себя старым комодом. День такой сегодня, даже эта старая развалина с остатками янтаря меня не радует, все мне надоело!
– Да, вы что? Вам Егор Сергеевич за этот комод больше отвалит, раз в десять, после реставрации, конечно.
– Эх, этот Егор Сергеевич! Он Леру увозил и назад вернул, а она так и не видела музей той мебели, которую он у нас купил. Держал ее с ребенком у себя на даче месяца полтора.
– Да, вы что? Вот, мужик дает!
– Шура, все так запутанно, что этот комод мне ему продавать не хочется.
– Оставьте себе, или просто поставьте в магазине на продажу.
– О, ты мне уже и советы даешь! Кто из нас начальник?
– М…м…м… мало ли кто начальник?! Я мужчина, а вы женщина!
– Мне нравится твой ответ, как бы из него пользу извлечь? Ты не знаешь?
– А, чего тут знать? Вы – баба, я – мужик! Вы одна, я слышал, ваш Самсон Сергеевич за границей обитает. Я вообще один… Да вы сюда прямо из ванны приехали, волосы рассыпчатые, чистенькие, даже влажные, вы вся такая!
– Красиво говоришь, да здесь удобства относительные.
– Какие вам нужны удобства? Мы ж на диване сидим! Старый он, так и, что, нас выдержит.
– Ты чего это мне предлагаешь?
– Ничего не предлагаю, – обиделся Виталик, – рядом с вами нет бугая, я и обрадовался.
– Виталик, а ведь ты ездил к Марго в гости! Я вас вдвоем видела, ты к ней ездил!
Забыл?
– Нет, ничего я не забыл, она мне свой антикварный стул показывала, я его оценил и ушел, а в дверях с мужиком столкнулся, он тогда к ней ходил…
– Понятно, а я к ней после тебя пришла, и, похоже, с нее Инесса Евгеньевна Егора Сергеевича спугнула, он был в одних семейных с цветочками, а Прохор Степанович в это же время был там.
– И она его к себе взяла?
– Нет, он сам к Инессе Евгеньевне пришел и своих детей привел, а она от них сбежала в другую квартиру. А ты за собой своего отца водишь, как это ты один сегодня оказался?
– Вам, что отец мой не нравиться?
– Он хороший специалист, пригласишь его этот комод реставрировать, деньги на комоде уже лежат.
– Заметил, а мои услуги оплатите? За доставку антикварной продукции!
– Наличными? Ты мой служащий, зарплату получаешь, возьми ключи, привезешь сюда своего отца, он сам все знает, что делать.
– А ящики открывать будем? – не дожидаясь ответа, Виталик встал, поставил комод под старую люстру, обошел его со всех сторон, открыл ящики, – чудес не было.
Лера посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Она взяла бутылочку в руки:
– А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда Пихто осталось наследство.
– Выброси, зачем оно нужно!
– Смотри, какая упаковка! Им еще можно пользоваться.
Лера резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежит чистая простынь. Вторым движением она постелила ее на диван.
– Прошу, Виталик, все готово для испытания наследства, скорее, его приложения.
Лера легла на край дивана и стала смотреть на комод, ей казалось, что старый старик вселился в комод и подмигивает. Виталик одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…
Лера повернулся к нему, погладила ремень:
– Хорошее у тебя укрепление, снять его можно? Или сложно?
– Да и вы в каркасе, вон какая у вас талия обтянутая! До вас не добраться.
– Не обижай, это летние платье, сейчас все ткани тянуться, – и она потянула замок на платье вниз.
Виталик снял ремень. Они механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Они еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Она протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался.
Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось, он взлетел на чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца…
Комод стоял понуро, о нем просто забыли.
Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
– Какой пляж, в девять вечера!?
– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время.
Под утро она проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Марго зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами.
Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
– Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов?
– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
– У него колесо спущено!
– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
– Шторки – это, что такое?
– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.
– Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала мать и ушла на кухню.
– Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
Не жаловаться ведь Прохору Степановичу по каждой проблеме, подумала мать и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было десять лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов.
Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.
Утро было солнечное с пронзительным, голубым небом. Стрекоза постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.
На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Стрекозе нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с Прохором Степановичем, давно ли это было? Уже дочь подросток.
Пляжный роман длился недолго. Прохор Степанович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.
Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он почувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Прохору Степановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.
На следующий день Прохор Степанович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
– Стрекоза, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Прохор Степанович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
– Здравствуй, Проша! – сказала она и поднялась.
– Где Инна? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
– Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.
– Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
– Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
– Стрекоза, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.
Самостоятельная.
Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Прохора Степановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…
Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал.
Стрекозу он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту. Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца. Она, замученная просьбами Инны и унылостью Прохора Степановича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с одной бабушкой, сына с другой бабушкой.
Лишних людей на даче Егор Сергеевич не держал, это была его личная держава, он оставил Стрекозу, повара, одного охранника. Для всех внешних связей ушел на дно отпуска. Гранатовая комната находилась в его загородном доме, комната с антикварной мебелью всегда была закрыта, в ней даже пыль не протирали. Егор Сергеевич в нее заходил сам, заводил старые часы, сидел на стуле, смотрел на шкаф, часы, конторку, стол и мечтал найти еще несколько предметов старины с Гранатом.
Иногда предметы, в знак приветствия посылали световые импульсы. Тревожная атмосфера комнаты повышала адреналин в его крови, в ней было немного жутко, иногда он из нее резко выскакивал и быстро закрывал дверь, боясь, не известно чего… Ключи от этой комнаты Стрекозе он не дал, а ей хватало работы в его большом доме.
Егор Сергеевич и его дядя Кирилл Николаевич, управляющий гостиницей, почти одновременно заболели гранатовой мебелью. Егор Сергеевич собирал предметы старины, его дядя заказал у меня накрученный гранатовый кабинет, увиденный случайно у одного знакомого энергетика.
Кирилл Николаевич жил с женой Эммой, не пытаясь, менять судьбу. С годами она стала его правой рукой, в делах гостиницы, Кирилл несколько обленился, иногда он приезжал в загородный дом Егора Сергеевича и сидел у озера в кресле. В последний свой приезд на озеро с лебедями, Кирилл Николаевич заметил, что его горничная Стрекоза в свой личный отпуск работает на даче его племянника Егора Сергеевича.
На работе Кирилл Николаевич вел себя весьма сдержанно, и на горничных внимания не обращал, ведь рядом с ним всегда была Эмма, а сюда она дороги не знала. Он невольно стал наблюдать за Стрекозой, других женщин здесь не было, поваром работал пожилой мужчина, охранником был крупный молодой мужчина. Она ходила постоянно в коротких брюках и кофточках с воротником, на блузках рукава были разной длины, но белый воротник словно прирос к ее шее. Иногда ее руки были видны до самого воротничка, но он оставался на месте. Она постоянно существовала в своей нехитрой работе, требующей затрат физического труда, содержать дом в порядке.
Не выдержал Кирилл ее голых плеч, выступающих рядом с воротничком, его руки сами потянулись тронуть эту чистую, шелковистую кожу.
– Кирилл Николаевич, что с вами? – возмутилась Стрекоза.
– Слепень сел, я его прогнал.
– Ох, уж эти слепни, здесь говорят, комаров у озера потравили во время, их и нет, а слепни остались, да еще мухи чужие залетают, вы держите в руках что-нибудь, чтобы их отгонять от себя, – сказала Стрекоза, вымыв пол на веранде, любимом месте отдыха Кирилла.
Глава 16
Маленькая любовь Алексашка в детской коляске обнаружил приличную пачку сто долларовых купюр, сопоставил их количество с числом дней отсутствия меня дома, и в его голове что-то встало на место. Ребенок спал в коляске, Алексашка сидел на скамейке в парке и совершенно случайно наткнулся на эти деньги, доставая соску младенца, которая умудрилась закатиться под матрас. Он знал о существовании Егора Сергеевича, но не думал о нем серьезно, оказалось, что он более серьезный соперник. Алексашка качал на автомате коляску и витал в облаках ревности, потом это занятие ему надоело.
Он сделал вывод, что об этих деньгах Марго, точно ничего не знает, иначе давно бы их изъяла из детской коляски. Значит, а, что значит, если после возвращения от Егора Сергеевича она легла в больницу, тут и так все понятно, что ничего хорошего для мужа нет в ее отсутствии. Алексашка позвонил Лене, та примчалась на зов достаточно быстро, а он взял да и отдал половину найденной суммы денег Леночке. О, как она обрадовалась! И с ребенком помогла посидеть пару дней в отсутствие матери ребенка, и еду приготовила, и само собой полюбила Алексашки со всем старанием.
Марго, вернувшись, обнаружила полный порядок в трехкомнатной квартире, полный холодильник продуктов, приготовленную пищу в кастрюлях и на сковородах, улыбающегося Алексашку и довольного малыша. Она странно улыбнулась, увидев пачку долларов, лежащих на телевизоре, рядом с пультом управления, но спрашивать ни о чем не стала, просто включилась в семейную жизнь. Так они и жили, каждый со своей любовной историей за пазухой жизни. Алексашка пришел к Леночке, и остановился на пороге, в комнате он увидел Виталика, устанавливающего в углу комнаты тумбу, на верху тумбы, находился мини театр, из очень старых кукол. Вещь антикварная. Алексашка посмотрел на Леночку, на Виталика и ему показалось, что он здесь лишний, ни слова, не говоря, он вышел из квартиры. Его никто не остановил…
Виталик решил на Леночке проверить, то сексуальное удовольствие с пихтовым маслом, которое он познал с Лерой, но повторить с ней он не мог, он понимал, что та любовь была случайной, импульсной, без продолжения. Поэтому этот антикварный предмет мебели он привез продавщице Леночке, а не отдал его директору антикварного магазина. Он сменил объект обожания. На Алексашку, он не обратил внимания, даже не заметил его приход, или сделал вид, что не заметил. В кармане у Виталика лежал новый флакон с маслом…
Алексашка побрел домой. Ждал он, ждал Марго с ребенком, а, не дождавшись, решил, что за ней, вероятно, опять заехал Егор Сергеевич, и позвал соседа Родьку скоротать вечерок за пивом.
Никогда не знаешь, где объявиться ангел любви, а он облюбовал дачу с лебедями.
Хитрый ангел поселился в душе Кирилла Николаевича, давно в нем чувства не возникали, а тут не на шутку увлекся Стрекозой. Она первую неделю много хлопотала по хозяйству, все убирала на свой вкус, но через неделю у нее стало появляться свободное время, солнце светило исправно на маленький земельный участок внутри высокого забора.
Она, после трудов праведных надела купальник, взяла раскладушку, поставила ее у озера и легла загорать. Кирилл из своей беседки видел край этой раскладушки, Стрекозу скрывал куст сирени. Он встал и почти на цыпочках подошел к молодой женщине, и двумя пальцами с двух сторон нажал ей по ребра. Она вскочила, вскрикнула, но, посмотрев на довольного Кирилла, улыбнулась.
– Вам скучно, Кирилл Николаевич? – спросила Стрекоза.
– А ты, как думаешь? Поговорить не с кем, а ты вся в работе.
– Так меня сюда взяли поработать.
– Стрекоза, а ты не догадываешься, что тебя пригласили для меня? Не сопоставляла факты нашего присутствия на этой даче?
– Когда? Мне сказали убирать – я убираю.
– А, если я скажу тебе любить, ты будешь меня любить?
– Как скажите, Кирилл.
– Что ты такая покорная?
– Так подчиненные всегда влюблены в своего хозяина, а я у вас так давно работаю, так, значит, давно вас и люблю…
– Марго, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?
– Егор Сергеевич, меня дома потеряют!
– Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.
– Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?
– Все есть, но не сейчас.
– У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!
– Марго, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?
– Свободы!
– Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Алексашки! Удар Прохора Степановича я запомнил, а твой Алексашка побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь? Кстати, что у Инессы было с этим Прохором Степановичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Прохор Степанович и я от неожиданности получил в челюсть.
– В моей квартире тогда жила Инесса Евгеньевна, а Прохор Степанович ее мужик, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.
– Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.
– Откуда у тебя такой дворец?
– Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут, пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал ее, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.
Она остановилась у фонтана с коляской в руках, к ней действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником.
Марго изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, ей помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером.
То, что первый раз в их любви было случайностью, становилась закономерностью.
Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел к ней в спальню.
Любовь между ними носила молочный характер, он ее любил, но он начинал любовные игры с ее груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо нее осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка. Молоко из ее груди высасывал Егор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка. Марго не давали много работать, ее заставляли спать днем для сохранения молока, ей давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом она должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца.
От этого можно было бы сойти с ума, но молодой матери давали успокоительные средства с пищей, она была спокойной и воспринимала действия Егора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами.
Он был доволен. Ее гардероб пополнялся без ее помощи, она открывала шкаф и брала то, что нужно по погоде. Она не знала, откуда появились вещи, ей вообще трудно было думать, она просто жила и выполняла обязанности, которые ей предписывались в этом дачном замке.
Грудь Марго в предлагаемой ей одежде всегда слегка выступала из одежды, она светилась на солнце; если становилось прохладно, ей приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За ней следили, ее берегли для ночи с господином Егором Сергеевичем. Ее грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил ее молоко…
Однажды Марго отказалась от предложенной ей пищи, ее мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать, мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, она поняла, что у нее вновь будет ребенок, но теперь от Егора Сергеевича.
Вечером пришел Егор Сергеевич, но молока в груди Марго не было, оно перегорело, ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день ее вместе с ребенком отвезли к Алексашке…
Алексашка спокойно отнесся к возвращению Марго домой и просто пошел с ребенком гулять, а ей пришлось на пару дней лечь в больницу…
Инесса Евгеньевна купила себе новую квартиру, но о ней даже Прохору Степановичу ничего не говорила, она боялась всего и всех, на всякий случай.
Прохор Степанович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Марго. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет!
Вместо Марго в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Алексашкой и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Прохора Степановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой.
Прохор Степанович решил заглянуть к Инессе Евгеньевне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Марго с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.
Прохор вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, зычно закричал в пространство:
– Где Марго?!
– Прохор Степанович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.
– А Инесса знает?
– Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.
Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Прохора Степановича:
– Инесса, где ты? Где Марго с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музеи, Алексашка спокойно с Леной ходит.
– Почти поняла, не хотела я тебе Прохор Степанович свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Марго? О, это тайна господина Егора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Марго, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.
Прохор Степанович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Прохор Степанович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать.
Инна продолжала войну с бабушкой, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила бабушку в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками.
Бабушка перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого.
Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон.
Прохор Степанович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Инне дать деньги на сапоги и шубку. На том все временно затихли.
Глава 15
Любовь у комода Ленивое воскресенье подходило к концу, Лера перекрасила волосы, и посмотрела без всяких мыслей на телеэкран. Она переключала программы, но во всех программах встречала – комоды. У них, что сегодня день комода? – подумала недовольно Лера.
Запиликал мобильный телефон, молодой голос Виталика, что-то Ане стал говорить, но она уловила одно слово – комод.
– Виталик, что за комод? О чем ты говоришь, я что-то упустила.
– Лера, тут знакомые ездили на похороны своего старого деда, ему где-то 90 лет было, в его комнате обнаружили комод, весьма занимательный, предлагают его сдать в наш магазин.
– Комод с барельефом, а в нем гранат?
– Откуда Вы узнали? Они вам звонили?
– Нет, день так складывается, как пасьянс, ты очень вовремя позвонил. Когда, говоришь, комод привезут?
– Да хоть сейчас, магазин сегодня не работает.
– А ты, что не знаешь куда вести? Бери их под руки и вези вместе с комодом в нашу мастерскую по реставрации мебели, проще в Родькину квартиру. Знаешь где она?
– Обижаете, а вы там будете?
– Одеваюсь и выезжаю.
– Лады.
Лера заплатила наследникам комода наличными, за очередной гранатовый подарок судьбы. В квартире вместе с комодом остались Лера, да Виталик. Они осмотрели приобретенное сокровище, без слов понимая друг друга. Лера поймала себя на мысли, что Виталик ее волнует больше, чем комод. Дерево, оно и есть дерево, а человек не дерево. Он тоже это почувствовал, в квартире стоял убогий диванчик, от Родьки еще остался. Они одновременно сели на диван, и стали смотреть на комод, с первого взгляда было видно, что он сильно испорчен временем, но и отреставрировать его можно было вполне.
– Виталик, как ты думаешь, а чувства можно отреставрировать?
– Вы о чем?
– Так, почувствовала себя старым комодом. День такой сегодня, даже эта старая развалина с остатками янтаря меня не радует, все мне надоело!
– Да, вы что? Вам Егор Сергеевич за этот комод больше отвалит, раз в десять, после реставрации, конечно.
– Эх, этот Егор Сергеевич! Он Леру увозил и назад вернул, а она так и не видела музей той мебели, которую он у нас купил. Держал ее с ребенком у себя на даче месяца полтора.
– Да, вы что? Вот, мужик дает!
– Шура, все так запутанно, что этот комод мне ему продавать не хочется.
– Оставьте себе, или просто поставьте в магазине на продажу.
– О, ты мне уже и советы даешь! Кто из нас начальник?
– М…м…м… мало ли кто начальник?! Я мужчина, а вы женщина!
– Мне нравится твой ответ, как бы из него пользу извлечь? Ты не знаешь?
– А, чего тут знать? Вы – баба, я – мужик! Вы одна, я слышал, ваш Самсон Сергеевич за границей обитает. Я вообще один… Да вы сюда прямо из ванны приехали, волосы рассыпчатые, чистенькие, даже влажные, вы вся такая!
– Красиво говоришь, да здесь удобства относительные.
– Какие вам нужны удобства? Мы ж на диване сидим! Старый он, так и, что, нас выдержит.
– Ты чего это мне предлагаешь?
– Ничего не предлагаю, – обиделся Виталик, – рядом с вами нет бугая, я и обрадовался.
– Виталик, а ведь ты ездил к Марго в гости! Я вас вдвоем видела, ты к ней ездил!
Забыл?
– Нет, ничего я не забыл, она мне свой антикварный стул показывала, я его оценил и ушел, а в дверях с мужиком столкнулся, он тогда к ней ходил…
– Понятно, а я к ней после тебя пришла, и, похоже, с нее Инесса Евгеньевна Егора Сергеевича спугнула, он был в одних семейных с цветочками, а Прохор Степанович в это же время был там.
– И она его к себе взяла?
– Нет, он сам к Инессе Евгеньевне пришел и своих детей привел, а она от них сбежала в другую квартиру. А ты за собой своего отца водишь, как это ты один сегодня оказался?
– Вам, что отец мой не нравиться?
– Он хороший специалист, пригласишь его этот комод реставрировать, деньги на комоде уже лежат.
– Заметил, а мои услуги оплатите? За доставку антикварной продукции!
– Наличными? Ты мой служащий, зарплату получаешь, возьми ключи, привезешь сюда своего отца, он сам все знает, что делать.
– А ящики открывать будем? – не дожидаясь ответа, Виталик встал, поставил комод под старую люстру, обошел его со всех сторон, открыл ящики, – чудес не было.
Лера посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Она взяла бутылочку в руки:
– А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда Пихто осталось наследство.
– Выброси, зачем оно нужно!
– Смотри, какая упаковка! Им еще можно пользоваться.
Лера резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежит чистая простынь. Вторым движением она постелила ее на диван.
– Прошу, Виталик, все готово для испытания наследства, скорее, его приложения.
Лера легла на край дивана и стала смотреть на комод, ей казалось, что старый старик вселился в комод и подмигивает. Виталик одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…
Лера повернулся к нему, погладила ремень:
– Хорошее у тебя укрепление, снять его можно? Или сложно?
– Да и вы в каркасе, вон какая у вас талия обтянутая! До вас не добраться.
– Не обижай, это летние платье, сейчас все ткани тянуться, – и она потянула замок на платье вниз.
Виталик снял ремень. Они механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Они еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Она протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался.
Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось, он взлетел на чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца…
Комод стоял понуро, о нем просто забыли.
Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
– Какой пляж, в девять вечера!?
– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время.
Под утро она проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Марго зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами.
Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
– Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов?
– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
– У него колесо спущено!
– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
– Шторки – это, что такое?
– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.
– Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала мать и ушла на кухню.
– Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
Не жаловаться ведь Прохору Степановичу по каждой проблеме, подумала мать и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было десять лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов.
Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.
Утро было солнечное с пронзительным, голубым небом. Стрекоза постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.
На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Стрекозе нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с Прохором Степановичем, давно ли это было? Уже дочь подросток.
Пляжный роман длился недолго. Прохор Степанович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.
Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он почувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Прохору Степановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.
На следующий день Прохор Степанович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
– Стрекоза, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Прохор Степанович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
– Здравствуй, Проша! – сказала она и поднялась.
– Где Инна? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
– Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.
– Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
– Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
– Стрекоза, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.
Самостоятельная.
Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Прохора Степановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…
Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал.
Стрекозу он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту. Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца. Она, замученная просьбами Инны и унылостью Прохора Степановича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с одной бабушкой, сына с другой бабушкой.
Лишних людей на даче Егор Сергеевич не держал, это была его личная держава, он оставил Стрекозу, повара, одного охранника. Для всех внешних связей ушел на дно отпуска. Гранатовая комната находилась в его загородном доме, комната с антикварной мебелью всегда была закрыта, в ней даже пыль не протирали. Егор Сергеевич в нее заходил сам, заводил старые часы, сидел на стуле, смотрел на шкаф, часы, конторку, стол и мечтал найти еще несколько предметов старины с Гранатом.
Иногда предметы, в знак приветствия посылали световые импульсы. Тревожная атмосфера комнаты повышала адреналин в его крови, в ней было немного жутко, иногда он из нее резко выскакивал и быстро закрывал дверь, боясь, не известно чего… Ключи от этой комнаты Стрекозе он не дал, а ей хватало работы в его большом доме.
Егор Сергеевич и его дядя Кирилл Николаевич, управляющий гостиницей, почти одновременно заболели гранатовой мебелью. Егор Сергеевич собирал предметы старины, его дядя заказал у меня накрученный гранатовый кабинет, увиденный случайно у одного знакомого энергетика.
Кирилл Николаевич жил с женой Эммой, не пытаясь, менять судьбу. С годами она стала его правой рукой, в делах гостиницы, Кирилл несколько обленился, иногда он приезжал в загородный дом Егора Сергеевича и сидел у озера в кресле. В последний свой приезд на озеро с лебедями, Кирилл Николаевич заметил, что его горничная Стрекоза в свой личный отпуск работает на даче его племянника Егора Сергеевича.
На работе Кирилл Николаевич вел себя весьма сдержанно, и на горничных внимания не обращал, ведь рядом с ним всегда была Эмма, а сюда она дороги не знала. Он невольно стал наблюдать за Стрекозой, других женщин здесь не было, поваром работал пожилой мужчина, охранником был крупный молодой мужчина. Она ходила постоянно в коротких брюках и кофточках с воротником, на блузках рукава были разной длины, но белый воротник словно прирос к ее шее. Иногда ее руки были видны до самого воротничка, но он оставался на месте. Она постоянно существовала в своей нехитрой работе, требующей затрат физического труда, содержать дом в порядке.
Не выдержал Кирилл ее голых плеч, выступающих рядом с воротничком, его руки сами потянулись тронуть эту чистую, шелковистую кожу.
– Кирилл Николаевич, что с вами? – возмутилась Стрекоза.
– Слепень сел, я его прогнал.
– Ох, уж эти слепни, здесь говорят, комаров у озера потравили во время, их и нет, а слепни остались, да еще мухи чужие залетают, вы держите в руках что-нибудь, чтобы их отгонять от себя, – сказала Стрекоза, вымыв пол на веранде, любимом месте отдыха Кирилла.
Глава 16
Маленькая любовь Алексашка в детской коляске обнаружил приличную пачку сто долларовых купюр, сопоставил их количество с числом дней отсутствия меня дома, и в его голове что-то встало на место. Ребенок спал в коляске, Алексашка сидел на скамейке в парке и совершенно случайно наткнулся на эти деньги, доставая соску младенца, которая умудрилась закатиться под матрас. Он знал о существовании Егора Сергеевича, но не думал о нем серьезно, оказалось, что он более серьезный соперник. Алексашка качал на автомате коляску и витал в облаках ревности, потом это занятие ему надоело.
Он сделал вывод, что об этих деньгах Марго, точно ничего не знает, иначе давно бы их изъяла из детской коляски. Значит, а, что значит, если после возвращения от Егора Сергеевича она легла в больницу, тут и так все понятно, что ничего хорошего для мужа нет в ее отсутствии. Алексашка позвонил Лене, та примчалась на зов достаточно быстро, а он взял да и отдал половину найденной суммы денег Леночке. О, как она обрадовалась! И с ребенком помогла посидеть пару дней в отсутствие матери ребенка, и еду приготовила, и само собой полюбила Алексашки со всем старанием.
Марго, вернувшись, обнаружила полный порядок в трехкомнатной квартире, полный холодильник продуктов, приготовленную пищу в кастрюлях и на сковородах, улыбающегося Алексашку и довольного малыша. Она странно улыбнулась, увидев пачку долларов, лежащих на телевизоре, рядом с пультом управления, но спрашивать ни о чем не стала, просто включилась в семейную жизнь. Так они и жили, каждый со своей любовной историей за пазухой жизни. Алексашка пришел к Леночке, и остановился на пороге, в комнате он увидел Виталика, устанавливающего в углу комнаты тумбу, на верху тумбы, находился мини театр, из очень старых кукол. Вещь антикварная. Алексашка посмотрел на Леночку, на Виталика и ему показалось, что он здесь лишний, ни слова, не говоря, он вышел из квартиры. Его никто не остановил…
Виталик решил на Леночке проверить, то сексуальное удовольствие с пихтовым маслом, которое он познал с Лерой, но повторить с ней он не мог, он понимал, что та любовь была случайной, импульсной, без продолжения. Поэтому этот антикварный предмет мебели он привез продавщице Леночке, а не отдал его директору антикварного магазина. Он сменил объект обожания. На Алексашку, он не обратил внимания, даже не заметил его приход, или сделал вид, что не заметил. В кармане у Виталика лежал новый флакон с маслом…
Алексашка побрел домой. Ждал он, ждал Марго с ребенком, а, не дождавшись, решил, что за ней, вероятно, опять заехал Егор Сергеевич, и позвал соседа Родьку скоротать вечерок за пивом.
Никогда не знаешь, где объявиться ангел любви, а он облюбовал дачу с лебедями.
Хитрый ангел поселился в душе Кирилла Николаевича, давно в нем чувства не возникали, а тут не на шутку увлекся Стрекозой. Она первую неделю много хлопотала по хозяйству, все убирала на свой вкус, но через неделю у нее стало появляться свободное время, солнце светило исправно на маленький земельный участок внутри высокого забора.
Она, после трудов праведных надела купальник, взяла раскладушку, поставила ее у озера и легла загорать. Кирилл из своей беседки видел край этой раскладушки, Стрекозу скрывал куст сирени. Он встал и почти на цыпочках подошел к молодой женщине, и двумя пальцами с двух сторон нажал ей по ребра. Она вскочила, вскрикнула, но, посмотрев на довольного Кирилла, улыбнулась.
– Вам скучно, Кирилл Николаевич? – спросила Стрекоза.
– А ты, как думаешь? Поговорить не с кем, а ты вся в работе.
– Так меня сюда взяли поработать.
– Стрекоза, а ты не догадываешься, что тебя пригласили для меня? Не сопоставляла факты нашего присутствия на этой даче?
– Когда? Мне сказали убирать – я убираю.
– А, если я скажу тебе любить, ты будешь меня любить?
– Как скажите, Кирилл.
– Что ты такая покорная?
– Так подчиненные всегда влюблены в своего хозяина, а я у вас так давно работаю, так, значит, давно вас и люблю…