Страница:
Отъехав на небольшое расстояние, я сразу же занялась поиском номера ассистента Манта, с которым он работал в морге. Мне очень хотелось застать его дома. И на этот раз удача была со мной.
– Дэнни, это доктор Скарпетта, – представилась я.
– О да, мэм, – удивленно отозвался он.
Я слышала рождественскую музыку и голоса спорящих. Дэнни Уэбстеру было чуть больше двадцати, и он все еще жил вместе с родителями.
– Жаль, что приходится беспокоить в новогодний вечер, но у меня срочный случай. Необходимо вскрытие. Я уже еду в офис.
– Требуется моя помощь? – спросил он так, словно эта идея его вполне устраивала.
– Даже не могу передать, как была бы вам благодарна. Тело и лодку везут в морг.
– Без проблем, доктор Скарпетта, – бодро откликнулся Дэнни. – Уже выезжаю.
Еще один звонок домой, но Люси трубку не подняла. Я набрала код, чтобы прослушать сообщения на автоответчике. Их оказалось два, но оба были оставлены друзьями Манта с выражениями соболезнований. Со свинцового неба медленно падал снег, а дорога была забита теми, кто, презрев опасность быть занесенным снегопадом, торопился добраться до дома. Я пыталась представить, что могло задержать мою племянницу и почему она до сих пор не созвонилась со мной. Люси исполнилось двадцать три, и она только что закончила Академию ФБР, но я переживала за нее так, словно она все еще нуждалась в моей опеке.
Офис судмедэксперта округа Тайдуотер, то есть мой, располагался в маленькой, тесной пристройке на территории принадлежащей «Сентара»[9] общей больницы Норфолка. Мы делили помещение с департаментом здравоохранения, который, совсем некстати, включал в себя отдел по санации предприятий рыбного хозяйства. Мысль устроить автостоянку, на которой в любое время дня и года воняло разлагающимися телами и протухающей рыбой, вряд ли можно было назвать удачной. Старенькая «тойота» Дэнни уже стояла на парковке, а открыв бокс, я с удивлением обнаружила там лодку.
Опустив за собою дверь, я медленно обошла лодку. Длинный шланг был аккуратно свернут, а обрезанный участок вместе с прикрепленным к нему регулятором, о чем я и просила, лежал отдельно в запечатанном пластиковом пакете. Другой конец был все еще подсоединен к небольшому компрессору. Неподалеку стояла емкость с бензином. Здесь же находился и обычный набор водолазного и лодочного снаряжения: дополнительные грузила, баллон со сжатым под давлением в три тысячи атмосфер на квадратный дюйм воздухом, весло, спасательный пояс, фонарь, одеяло и ракетница.
Эддингс также оснастил свою лодку дополнительным двигателем на пять лошадиных сил, который явно понадобился ему специально для проникновения в запретную зону, где он и нашел свою смерть. Основной, тридцатипятисильный, двигатель был сдвинут назад, так что его винт находился над поверхностью воды, в том положении, в котором я и увидела его, когда осматривала лодку на месте.
Но больше всего меня заинтересовал крепкий пластмассовый кейс, открытым стоявший на полу. В гнездах из пенополистирола размещались различные насадки к камере и коробки с пленкой марки «Кодак 100 ASA». Но самой камеры и стробоскопа я не увидела. Похоже, они упокоились на илистом дне реки Элизабет. И, по всей видимости, навсегда.
Поднявшись по пандусу, я открыла дверь в офис. В облицованном белой плиткой коридоре меня ожидал Тед Эддингс. Его тело было помещено в застегнутый на молнию пластиковый мешок и лежало на каталке, оставленной возле рентгеновского кабинета.
Негнущиеся руки приподнимали черный винил, словно Тед старался выбраться наружу, а вода тем временем продолжала тихонько сочиться на пол. Я уже собралась искать Дэнни, но в это время он сам, прихрамывая, вышел из-за поворота коридора. В руках у него была стопка полотенец, а на правом колене – ярко-красный спортивный наколенник, который он носил с тех пор, как получил футбольную травму. Теперь Дэнни проходил курс восстановления после операции на передней крестообразной связке.
– Надо бы перевезти его в прозекторскую, – предложила я. – Ты же знаешь, как я не люблю, когда тела бросают без присмотра в коридоре.
– Боялся, что кто-нибудь здесь поскользнется, – пробормотал он, старательно промокая воду полотенцами.
– Разве что мы, – улыбнулась я. – Но мне вовсе не хотелось бы, чтобы это случилось с тобой. Как колено?
– Похоже, лучше уже не станет. Прошло почти три месяца, а я с трудом спускаюсь по лестнице.
– Терпи, разрабатывай колено. Постепенно все наладится, – обнадежила я, повторив то, что уже не раз говорила прежде. – Ты его просвечивал?
Дэнни уже приходилось иметь дело со случаями, когда смерть наступала во время погружения под воду. Он хорошо знал, что снимок наверняка не покажет пулевых ранений или сломанных костей, зато поможет выявить наличие воздуха в легких или смещение средостения, вызванного просачиванием воздуха из легких в связи с баротравмой.
– Да, мэм. Снимок проявляется. – Он сделал паузу и, слегка нахмурившись, добавил: – Из Чесапика собирался приехать детектив Рош. Хочет присутствовать при осмотре.
Хотя я, в принципе, одобряла присутствие детективов на вскрытии, если оно имело отношение к их расследованию, видеть Роша мне хотелось меньше всего.
– Ты его знаешь? – поинтересовалась я.
– Бывал тут раньше. Скоро сами с ним познакомитесь.
Он выпрямился, собирая в хвост упавшие на глаза темные пряди. Гибкий и грациозный, похожий на молодого индейца чероки, с открытой ухмылкой – я часто ломала голову над тем, почему он согласился работать в таком месте. Мы перевезли тело в анатомичку, и, пока Дэнни занимался взвешиванием и измерением, я прошла в раздевалку и приняла душ. Марино позвонил на пейджер, когда я уже надевала операционный халат.
– В чем дело?
– Это тот, о ком мы думали, ведь так? – поинтересовался он.
– Предполагаю, что да.
– Ты сейчас его осматриваешь?
– Готовлюсь приступить.
– Дай мне еще пятнадцать минут. Я уже подъезжаю.
– Ты едешь сюда? – несколько озадаченно спросила я.
– Звоню из машины. Поговорим позже. Скоро буду.
Этот звонок меня смутил. Очевидно, Марино удалось что-то обнаружить в Ричмонде. В противном случае его поездка в Норфолк не имела смысла. Смерть Теда Эддингса не входила в юрисдикцию Марино, если только ФБР не взяло дело под свой контроль. Но для этого не было никаких оснований.
Мы оба, Марино и я, значились консультантами по программе анализа уголовных расследований, осуществляемой отделом профайлинга[10] ФБР, который специализировался на оказании помощи полиции в тех случаях, когда она затруднялась с установлением причины смерти или само преступление отличалось особой бесчеловечностью. Нас регулярно привлекали к рассмотрению дел в других регионах, но чтобы полиция Чесапика так быстро связалась с ФБР по поводу этого происшествия… В это верилось с трудом.
Детектив Рош прибыл первым, опередив Марино. В руках у него был бумажный пакет. Он потребовал, чтобы я обеспечила его халатом, перчатками, маской, шапочкой и бахилами. Пока он переодевался, мы с Дэнни сфотографировали тело и осмотрели его в том виде, в каком он прибыл к нам, то есть в костюме дайвера, из которого продолжала медленно капать на пол вода.
– С момента смерти прошло немного времени, – сказала я. – У меня такое ощущение, что смерть наступила вскоре после погружения.
– Нам известно, когда это произошло? – поинтересовался Дэнни, меняя лезвия скальпеля.
– Можно предположить, что сразу с наступлением темноты.
– Он не выглядит старым.
– Тридцать два.
Дэнни вгляделся в лицо Эддингса и опечалился.
– Помните те случаи, когда у нас оказываются дети? Или как тогда, с баскетболистом, который насмерть разбился во время тренировки в спортзале на прошлой неделе, – продолжал он, взглянув на меня. – Вас такое когда-нибудь выбивало из колеи?
– Я просто не могу себе этого позволить, – ответила я, продолжая делать записи. – Я обязана хорошо выполнять свою работу.
– Ну а когда закончите? – не отставал он.
– Это не закончится, Дэнни. Разбитое сердце уже не склеишь. Те, что прошли мимо нас здесь, останутся с нами навсегда.
– Потому, что мы никогда не сможем их забыть, – сказал он, вкладывая пакет в ведро для внутренностей и ставя его на пол рядом со мной. – По крайней мере, я не смогу.
– Если мы забудем о них, значит, что-то не в порядке с нами, – подытожила я.
Наконец из раздевалки вышел Рош; в защитной маске и бумажном халате он походил на астронавта, вышедшего в космическое пространство. Он старался держаться подальше от каталки, но поближе ко мне.
– Я заглянула в лодку. Что вы оттуда изъяли?
– Пистолет и бумажник. И то и другое у меня с собой. Вон там, в пакете. Сколько пар перчаток нужно надевать?
– А что насчет камеры, отснятой пленки?
– Все, что было в лодке, лежит в пакете. Похоже, вы надели больше, чем одну пару, – заметил он, склоняясь ближе и прижимаясь плечом ко мне.
– У меня – две, – ответила я, отодвигаясь.
– Наверно, мне стоит надеть еще одни перчатки.
– Они вон в том шкафу, – сказала я, расстегивая сырые боты Эддингса.
Оба гидрокостюма, нижний и верхний, пришлось вспарывать по швам скальпелем – полностью извлечь окоченевший труп иначе было невозможно. Тело, освобожденное от неопрена, выглядело розовым из-за длительного пребывания в холоде. Я сняла с него синие плавательные шорты, и мы с Дэнни, подняв тело, переложили его на стол. Нам пришлось силой распрямить окоченевшие руки, чтобы сделать еще несколько фотографий.
У Эддингса не было никаких ранений, за исключением нескольких старых шрамов, преимущественно на коленях. Но выявилась одна врожденная особенность – гипоспадия, то есть выход мочеиспускательного канала на нижней стороне пениса, а не в его центре. Этот небольшой дефект, должно быть, доставлял немало неудобств, когда он был мальчиком. Став мужчиной, он мог стесняться своей особенности и неохотно вступать в сексуальные отношения.
Что касалось профессиональной деятельности Теда Эддингса, он определенно не был ни стеснительным, ни пассивным. Наоборот, он производил впечатление уверенного в себе и очень обаятельного мужчины. Я ощущала его очарование, хотя меня поразить нелегко. Особенно репортеру. Вместе с тем я прекрасно понимала, что внешние проявления ничего не значат, когда двое остаются наедине друг с другом.
Прочь посторонние мысли!
Я не хотела думать о нем как о живом человеке, проводя измерения и делая пометки в диаграммах на рабочем планшете. Но какая-то часть сознания не соглашалась подчиняться воле, и память упорно возвращала меня к последней нашей встрече. Это было за неделю до Рождества. Я сидела спиной к двери в своем ричмондском офисе, сортируя слайды, и не слышала, как он вошел. Потом он заговорил, и я повернулась. Эддингс стоял в дверях с кустиком рождественского перца, густо усыпанным ярко-красными плодами.
– Не возражаете, если я войду? – спросил он. – Не тащиться же мне с этим в машину?
Я поздоровалась с ним, мысленно упрекнув своих подчиненных. Пропускать репортеров за закрытую пуленепробиваемую перегородку вестибюля без моего разрешения не разрешалось. Но мои коллеги, в особенности женская половина, питали к Эддингсу особые чувства. Он прошел от дверей к моему столу и поставил горшок на ковер. А потом улыбнулся так, что его лицо как будто осветилось.
– Должно ведь даже здесь быть что-то живое и веселое, – сказал он, глядя на меня своими голубыми глазами.
– Уж и не знаю, принимать ли ваше замечание на свой счет? – невольно рассмеялась я.
– Ну, что, перевернем?
Я снова увидела перед собой диаграмму и поняла, что Дэнни о чем-то спрашивает.
– Извини.
Он озабоченно посмотрел на меня. Тем временем Рош бродил по прозекторской с таким видом, словно впервые попал в морг, рассматривая содержимое стеклянных шкафов и то и дело посматривая на меня.
– Все нормально? – ненавязчиво поинтересовался Дэнни.
– Можно переворачивать, – ответила я.
Душа моя затрепетала, как огонек на ветру. В тот день на Эддингсе были поношенные брюки цвета хаки и черный свитер армейского образца. Мне очень хотелось бы вспомнить выражение его глаз. Может быть, уже тогда в них было что-то, предрекавшее его судьбу.
После долгого пребывания в реке тело было очень холодным на ощупь. Чем дальше, тем больше я ощущала непонятное беспокойство. Отсутствие первого коренного зуба указывало на вмешательство стоматолога. Эддингс поставил несколько очень дорогих фарфоровых коронок, а контактные линзы, зрительно увеличивая глаза, делали взгляд ярким и живым. Примечательно, что, когда под маску хлынула вода, уцелела только правая линза, и теперь его застывший взгляд был несколько асимметричен, отчего создавалось впечатление, будто на меня из-под полуопущенных век смотрят два разных человека.
Я практически закончила с внешним осмотром, но оставались еще инвазивные процедуры, необходимые в случаях, когда рассматривается вероятность насильственной смерти. В первую очередь требовалось исследовать сексуальные наклонности пациента. Столь очевидные знаки, как татуировки, указывающие на ту или иную ориентацию, встречались мне редко, а уж желающих добровольно поделиться со мной подробностями интимной жизни покойника не встречалось вообще. Впрочем, меня мало интересовало чужое мнение – я бы в любом случае искала свидетельства анальных сношений.
– Что вы ищете? – поинтересовался Рош, останавливаясь у меня за спиной.
– Проктит, анальные трещины, утолщение эпителия в результате травм, – ответила я, не прекращая работы.
– Значит, вы допускаете, что он – гей? – заключил Рош, выглядывая из-за моего плеча.
Дэнни залился краской, глаза его полыхнули злобой.
– Анальное кольцо, эпителий – не изменены, – ответила я, делая соответствующие пометки. – Другими словами, никаких травм, связанных с активным гомосексуальным поведением. А вам, детектив Рош, следовало бы отступить подальше, чтобы не мешать мне.
Я даже чувствовала его дыхание у себя на шее.
– Вы в курсе, что он часто бывал в том районе – брал интервью?
– Что за интервью? – поинтересовалась я. Детектив действовал мне на нервы.
– Не знаю.
– У кого он их брал?
– Прошлой осенью готовил материал о списанных кораблях. Возможно, капитан Грин рассказал бы больше.
– Я разговаривала с капитаном Грином совсем недавно, но он даже не упомянул ни о чем подобном.
– Материал вышел в «Вирджиниен пайлот» в октябре прошлого года… кажется, так. Ничего особенного. По-моему, он вынюхивал что-то еще.
– Например?
– Меня не спрашивайте. Я же не журналист, – резко отреагировал Рош, взглянув через стол на Дэнни. – Лично я их ненавижу, всю эту прессу. Лезут со своими дикими теориями и ничего не делают, чтобы их доказать. Этот парень такой же – один из ведущих репортеров, работал на «Ассошиэйтед пресс» и еще много на кого. По слухам, за девушками волочился только так, для видимости. Как говорится, картинка хороша, а за ней пустота. Ну, вы же понимаете, – добавил он с мерзкой ухмылкой.
Невероятно, но как же сильно он невзлюбил человека, с которым познакомился только сегодня.
– Откуда такая информация? – спросила я.
– Держу ухо востро.
– Дэнни, давай возьмем образцы волос и ногтей.
– Я, знаете ли, люблю послушать, что говорят на улице, – продолжал Рош, касаясь бедром моего бедра.
– Образцы волос из усов тоже нужны? – спросил Дэнни, беря с хирургической тележки пинцет и конверты.
– Да, не помешает.
– Хотите проверить его на ВИЧ? – Рош повторил свой маневр.
– Да.
– Значит, все-таки допускаете, что он может оказаться геем.
Все, хватит.
– Детектив Рош, – резко развернувшись, твердо произнесла я. – Намерены оставаться в моем морге – освободите мне место для работы. Прекратите тереться о меня и постарайтесь относиться с уважением к моим пациентам. Этот человек ничем не виноват в том, что оказался здесь мертвым и голым, на столе, под чужими взглядами. Кроме того, мне совсем не по вкусу слово «гей».
– Ну, как ни называйте, а ориентация тем не менее может оказаться важной. – Он ничуть не смутился, а мое раздражение, похоже, его даже порадовало.
– Я не знаю, был этот человек геем или нет. Но могу сообщить, что умер он явно не от синдрома приобретенного иммунодефицита.
Я схватила скальпель с операционного столика, и поведение Роша вдруг резко изменилось. Он попятился и даже занервничал, поняв, что я собираюсь сделать первый разрез. Еще одна проблема.
– Вы когда-нибудь присутствовали при вскрытии?
– Несколько раз, – ответил он, и мне показалось, что его вот-вот вырвет.
– Почему бы вам не присесть вон там, – предложила я не слишком любезно. И кому только в чесапикской полиции пришло в голову назначить его вести это дело? Да и вообще, как можно поручать такому хоть что-то? – Или выйдите.
– Просто тут жарко.
– Или идите к ближайшему мусорному ведру, если подкатывает, – добавил Дэнни с усмешкой.
– Я лучше посижу вон там, – сказал Рош, отходя к столу возле двери.
Я быстро сделала Y-образный разрез. Лезвие прошло от плеч до таза. Как только кровь соприкоснулась с воздухом, я поняла, что чувствую запах, заставивший меня остановиться.
– Знаете, у «Липшоу»[11] есть замечательная точилка – вот бы и нам такую, – проговорил Дэнни. – Она водяная, вставляешь ножи и гуляй.
Запах, который ударил мне в нос, нельзя было спутать ни с чем другим, но мне все еще не верилось.
– Я только что просматривал их новый каталог, – продолжал мой ассистент. – Меня просто сводят с ума все эти крутые штуки, которые мы не в состоянии себе позволить.
Нет, не может быть.
– Дэнни, открой двери. – Я произнесла это с такой поспешностью, что напугала парня.
– Что такое? – с тревогой спросил он.
– Здесь необходимо немедленно проветрить. Ну же, – поторопила я.
Он быстро, несмотря на больное колено, прошел по прозекторской и открыл ведущие в холл двойные двери.
– Что-то не так? – воспрянул Рош.
– Своеобразный запах. – Мне не хотелось озвучивать свои подозрения, тем более в его присутствии.
– Ничего не чувствую. – Он встал и повертел головой, словно мог увидеть загадочный, неуловимый для его обоняния душок.
Кровь Эддингса отдавала горьким миндалем. Меня совсем не удивило, что ни Рош, ни Дэнни его не чувствуют. Способность ощущать запах цианидов – рецессивный признак, обусловленный половой принадлежностью, но обладают им всего тридцать процентов от общего числа – мне в этом отношении просто повезло.
– Поверьте на слово, – сказала я, отделяя кожу от ребер и стараясь не повредить межреберные мышцы. – Запах очень странный.
– И что это может значить? – спросил Рош.
– Не могу ответить, пока не проведу все тесты. А сейчас мы займемся тщательной проверкой его оборудования. Надо удостовериться, что все работает как положено и что Эддингс не мог, к примеру, получить порцию угарного газа через дыхательный шланг.
– Знаете, как работает хука? – спросил Дэнни, возвращаясь к столу, чтобы помочь мне.
– Я сама никогда этим не пользовалась.
Подведя инструмент под срединный разрез грудины, я зашла сбоку. Сдвинула назад мягкие ткани, и таким образом образовался карман, который Дэнни наполнил водой. Я вставила скальпель между двумя ребрами. Тест должен был показать, не появятся ли пузырьки воздуха, которые означали бы полученную при погружении травму. При этом воздух из легких просачивается в грудную полость. Но ничего подобного я не увидела.
– Принеси из лодки хуку и шланг, – решила я. – Неплохо бы подключить консультанта по дайвингу и получить экспертное мнение. Есть в округе кто-нибудь, кто не откажется приехать, несмотря на праздник?
– Есть магазин для дайверов, неподалеку, на Хэмптом-роудз. Туда и доктор Мант обращался.
Он нашел номер и позвонил, но к телефону никто не подходил, очевидно, в этот снежный предновогодний день магазин был закрыт. Дэнни вышел в бокс, а когда вернулся, я услышала знакомый громкий голос и тяжелые, громыхающие шаги.
– Будь ты копом, тебе бы этого не позволили, – донесся голос Пита Марино.
– Знаю, но не понимаю, – ответил Дэнни. – Почему?
– Одну причину я тебе, так и быть, назову. За такие длинные волосы, как у тебя, любой говнюк может ухватиться. Я бы постригся. Между прочим, и девчонки больше любить будут.
Он приехал как раз вовремя, чтобы помочь внести хуку и скрученный шланг. К тому же походя дал Дэнни отцовское наставление. Я никогда не удивлялась, отчего у Марино жуткие проблемы с собственным сыном-подростком.
– Ты знаешь что-нибудь о хуке? – спросила я, как только Марино появился на пороге.
Он равнодушно взглянул на тело.
– Что? Подхватил какую-то чудную заразу?
– Та штука, которую ты принес, называется хука, – пояснила я.
Они с Дэнни сгрузили все на стальной стол, стоявший рядом с моим.
– Похоже, магазины будут закрыты еще несколько дней, – добавила я. – Компрессор выглядит достаточно просто – насос, который приводится в действие двигателем в пять лошадиных сил, прогоняет воздух сквозь фильтрующий впускной клапан, затем через шланг под низким давлением подает на регулятор второго уровня, тот, что у дайвера. С фильтром, по всей видимости, все в порядке. Топливопровод не поврежден. Это все, что я могу сказать.
– Баллон пуст, – отметил Марино.
– Думаю, газ закончился уже после смерти.
– Почему это? – спросил Рош. Подойдя к нам, он уставился не то на меня, не то на мой халат так пристально, словно, кроме нас двоих, в комнате больше никого не было. – Откуда вы можете знать, что он, потеряв счет времени, не израсходовал под водой весь воздух?
– Потому, что, если бы у него закончился воздух, времени на всплытие все равно бы хватало. Там глубина всего-то тридцать футов.
– Не так уж и мало, если учесть, что шланг за что-то зацепился.
– Такое могло бы случиться, но тогда он должен был сбросить пояс.
– Запах исчез? – спросил Рош.
– Нет, но уже слабее.
– Что за запах? – заинтересовался Марино.
– У его крови странный запах.
– Ты имеешь в виду выпивку?
– Нет, это совсем другое.
Он потянул носом несколько раз и только пожал плечами. Рош снова прошел мимо меня, старательно отводя взгляд от того, что лежало на столе. Невероятно, но он снова попытался прикоснуться к моему телу, хотя места было более чем достаточно. Пришлось сделать еще одно предупреждение. Марино, потный и громоздкий в своем флисовом пальто, проследил за ним взглядом.
– А это еще кто такой? – обратился он ко мне.
– Ах да, вы ведь еще не знакомы. Детектив Рош из Чесапика – капитан Марино, полиция Ричмонда.
Рош, разглядывавший вблизи хуку, услышал звук ножниц, которыми Дэнни перерезал ребра за соседним столом. Лицо его снова приняло молочный оттенок, уголки рта поползли вниз.
Марино закурил сигарету. По выражению его лица было ясно, что он уже сделал определенный вывод относительно Роша. И не собирался держать это мнение при себе.
– Не знаю, как вы, – обратился он к детективу, – но одно я понял сразу: побывав в этом местечке, на печенку я буду смотреть уже другими глазами. Сами увидите. – Он засунул зажигалку в карман рубашки и выпустил струю дыма. – Раньше так любил ее с лучком, а теперь и под страхом смерти к ней не прикоснусь.
Рош низко склонился над хукой, едва не уткнувшись в нее носом, будто запахи резины и бензина были спасительным антидотом. Я продолжала работать.
– Эй, Дэнни, – продолжал между тем Марино, – ты, с тех пор как начал работать здесь, ел хоть раз дерьмо вроде почек или желудка?
– Да я за всю жизнь ни разу ничего подобного не пробовал, – ответил Дэнни, помогая мне передвинуть грудину. – Но я понимаю, о чем вы. Когда вижу, как кто-то в ресторане заказывает большие куски печени, меня так и подмывает поискать выход. Особенно, если она хоть чуть розоватая.
Запах от открывшихся органов ударил в нос так сильно, что я невольно подалась назад.
– Чувствуете? – спросил Дэнни.
– О да.
Рош немедленно ретировался в облюбованный им дальний угол, и теперь уже Марино, поразвлекшийся за его счет, воспользовался моментом и встал рядом со мной.
– Думаешь, утопили? – быстро спросил он.
– В данный момент я ничего такого не думаю. Но, конечно, проверю эту версию.
– И как узнаешь, что он не сам утонул?
Случаи, когда человека убивают с помощью утопления, встречаются нечасто, так что интерес Марино был мне понятен. Он всегда старался вникнуть во все мои дела.
– Ну, вообще-то, способов много, – заговорила я, не прекращая работать. – У меня уже есть подкожный карман со стороны груди, и я наполнила его водой и ввела скальпель в грудную полость, чтобы проверить наличие в ней пузырьков воздуха. Теперь собираюсь заполнить водой сердечную сумку и ввести в сердце иглу, опять-таки для того, чтобы проследить, не станут ли выделяться пузырьки воздуха. Потом проверю головной мозг на наличие точечных кровоизлияний и осмотрю мягкие ткани средостения для определения наличия альвеолярного воздуха.
– Дэнни, это доктор Скарпетта, – представилась я.
– О да, мэм, – удивленно отозвался он.
Я слышала рождественскую музыку и голоса спорящих. Дэнни Уэбстеру было чуть больше двадцати, и он все еще жил вместе с родителями.
– Жаль, что приходится беспокоить в новогодний вечер, но у меня срочный случай. Необходимо вскрытие. Я уже еду в офис.
– Требуется моя помощь? – спросил он так, словно эта идея его вполне устраивала.
– Даже не могу передать, как была бы вам благодарна. Тело и лодку везут в морг.
– Без проблем, доктор Скарпетта, – бодро откликнулся Дэнни. – Уже выезжаю.
Еще один звонок домой, но Люси трубку не подняла. Я набрала код, чтобы прослушать сообщения на автоответчике. Их оказалось два, но оба были оставлены друзьями Манта с выражениями соболезнований. Со свинцового неба медленно падал снег, а дорога была забита теми, кто, презрев опасность быть занесенным снегопадом, торопился добраться до дома. Я пыталась представить, что могло задержать мою племянницу и почему она до сих пор не созвонилась со мной. Люси исполнилось двадцать три, и она только что закончила Академию ФБР, но я переживала за нее так, словно она все еще нуждалась в моей опеке.
Офис судмедэксперта округа Тайдуотер, то есть мой, располагался в маленькой, тесной пристройке на территории принадлежащей «Сентара»[9] общей больницы Норфолка. Мы делили помещение с департаментом здравоохранения, который, совсем некстати, включал в себя отдел по санации предприятий рыбного хозяйства. Мысль устроить автостоянку, на которой в любое время дня и года воняло разлагающимися телами и протухающей рыбой, вряд ли можно было назвать удачной. Старенькая «тойота» Дэнни уже стояла на парковке, а открыв бокс, я с удивлением обнаружила там лодку.
Опустив за собою дверь, я медленно обошла лодку. Длинный шланг был аккуратно свернут, а обрезанный участок вместе с прикрепленным к нему регулятором, о чем я и просила, лежал отдельно в запечатанном пластиковом пакете. Другой конец был все еще подсоединен к небольшому компрессору. Неподалеку стояла емкость с бензином. Здесь же находился и обычный набор водолазного и лодочного снаряжения: дополнительные грузила, баллон со сжатым под давлением в три тысячи атмосфер на квадратный дюйм воздухом, весло, спасательный пояс, фонарь, одеяло и ракетница.
Эддингс также оснастил свою лодку дополнительным двигателем на пять лошадиных сил, который явно понадобился ему специально для проникновения в запретную зону, где он и нашел свою смерть. Основной, тридцатипятисильный, двигатель был сдвинут назад, так что его винт находился над поверхностью воды, в том положении, в котором я и увидела его, когда осматривала лодку на месте.
Но больше всего меня заинтересовал крепкий пластмассовый кейс, открытым стоявший на полу. В гнездах из пенополистирола размещались различные насадки к камере и коробки с пленкой марки «Кодак 100 ASA». Но самой камеры и стробоскопа я не увидела. Похоже, они упокоились на илистом дне реки Элизабет. И, по всей видимости, навсегда.
Поднявшись по пандусу, я открыла дверь в офис. В облицованном белой плиткой коридоре меня ожидал Тед Эддингс. Его тело было помещено в застегнутый на молнию пластиковый мешок и лежало на каталке, оставленной возле рентгеновского кабинета.
Негнущиеся руки приподнимали черный винил, словно Тед старался выбраться наружу, а вода тем временем продолжала тихонько сочиться на пол. Я уже собралась искать Дэнни, но в это время он сам, прихрамывая, вышел из-за поворота коридора. В руках у него была стопка полотенец, а на правом колене – ярко-красный спортивный наколенник, который он носил с тех пор, как получил футбольную травму. Теперь Дэнни проходил курс восстановления после операции на передней крестообразной связке.
– Надо бы перевезти его в прозекторскую, – предложила я. – Ты же знаешь, как я не люблю, когда тела бросают без присмотра в коридоре.
– Боялся, что кто-нибудь здесь поскользнется, – пробормотал он, старательно промокая воду полотенцами.
– Разве что мы, – улыбнулась я. – Но мне вовсе не хотелось бы, чтобы это случилось с тобой. Как колено?
– Похоже, лучше уже не станет. Прошло почти три месяца, а я с трудом спускаюсь по лестнице.
– Терпи, разрабатывай колено. Постепенно все наладится, – обнадежила я, повторив то, что уже не раз говорила прежде. – Ты его просвечивал?
Дэнни уже приходилось иметь дело со случаями, когда смерть наступала во время погружения под воду. Он хорошо знал, что снимок наверняка не покажет пулевых ранений или сломанных костей, зато поможет выявить наличие воздуха в легких или смещение средостения, вызванного просачиванием воздуха из легких в связи с баротравмой.
– Да, мэм. Снимок проявляется. – Он сделал паузу и, слегка нахмурившись, добавил: – Из Чесапика собирался приехать детектив Рош. Хочет присутствовать при осмотре.
Хотя я, в принципе, одобряла присутствие детективов на вскрытии, если оно имело отношение к их расследованию, видеть Роша мне хотелось меньше всего.
– Ты его знаешь? – поинтересовалась я.
– Бывал тут раньше. Скоро сами с ним познакомитесь.
Он выпрямился, собирая в хвост упавшие на глаза темные пряди. Гибкий и грациозный, похожий на молодого индейца чероки, с открытой ухмылкой – я часто ломала голову над тем, почему он согласился работать в таком месте. Мы перевезли тело в анатомичку, и, пока Дэнни занимался взвешиванием и измерением, я прошла в раздевалку и приняла душ. Марино позвонил на пейджер, когда я уже надевала операционный халат.
– В чем дело?
– Это тот, о ком мы думали, ведь так? – поинтересовался он.
– Предполагаю, что да.
– Ты сейчас его осматриваешь?
– Готовлюсь приступить.
– Дай мне еще пятнадцать минут. Я уже подъезжаю.
– Ты едешь сюда? – несколько озадаченно спросила я.
– Звоню из машины. Поговорим позже. Скоро буду.
Этот звонок меня смутил. Очевидно, Марино удалось что-то обнаружить в Ричмонде. В противном случае его поездка в Норфолк не имела смысла. Смерть Теда Эддингса не входила в юрисдикцию Марино, если только ФБР не взяло дело под свой контроль. Но для этого не было никаких оснований.
Мы оба, Марино и я, значились консультантами по программе анализа уголовных расследований, осуществляемой отделом профайлинга[10] ФБР, который специализировался на оказании помощи полиции в тех случаях, когда она затруднялась с установлением причины смерти или само преступление отличалось особой бесчеловечностью. Нас регулярно привлекали к рассмотрению дел в других регионах, но чтобы полиция Чесапика так быстро связалась с ФБР по поводу этого происшествия… В это верилось с трудом.
Детектив Рош прибыл первым, опередив Марино. В руках у него был бумажный пакет. Он потребовал, чтобы я обеспечила его халатом, перчатками, маской, шапочкой и бахилами. Пока он переодевался, мы с Дэнни сфотографировали тело и осмотрели его в том виде, в каком он прибыл к нам, то есть в костюме дайвера, из которого продолжала медленно капать на пол вода.
– С момента смерти прошло немного времени, – сказала я. – У меня такое ощущение, что смерть наступила вскоре после погружения.
– Нам известно, когда это произошло? – поинтересовался Дэнни, меняя лезвия скальпеля.
– Можно предположить, что сразу с наступлением темноты.
– Он не выглядит старым.
– Тридцать два.
Дэнни вгляделся в лицо Эддингса и опечалился.
– Помните те случаи, когда у нас оказываются дети? Или как тогда, с баскетболистом, который насмерть разбился во время тренировки в спортзале на прошлой неделе, – продолжал он, взглянув на меня. – Вас такое когда-нибудь выбивало из колеи?
– Я просто не могу себе этого позволить, – ответила я, продолжая делать записи. – Я обязана хорошо выполнять свою работу.
– Ну а когда закончите? – не отставал он.
– Это не закончится, Дэнни. Разбитое сердце уже не склеишь. Те, что прошли мимо нас здесь, останутся с нами навсегда.
– Потому, что мы никогда не сможем их забыть, – сказал он, вкладывая пакет в ведро для внутренностей и ставя его на пол рядом со мной. – По крайней мере, я не смогу.
– Если мы забудем о них, значит, что-то не в порядке с нами, – подытожила я.
Наконец из раздевалки вышел Рош; в защитной маске и бумажном халате он походил на астронавта, вышедшего в космическое пространство. Он старался держаться подальше от каталки, но поближе ко мне.
– Я заглянула в лодку. Что вы оттуда изъяли?
– Пистолет и бумажник. И то и другое у меня с собой. Вон там, в пакете. Сколько пар перчаток нужно надевать?
– А что насчет камеры, отснятой пленки?
– Все, что было в лодке, лежит в пакете. Похоже, вы надели больше, чем одну пару, – заметил он, склоняясь ближе и прижимаясь плечом ко мне.
– У меня – две, – ответила я, отодвигаясь.
– Наверно, мне стоит надеть еще одни перчатки.
– Они вон в том шкафу, – сказала я, расстегивая сырые боты Эддингса.
Оба гидрокостюма, нижний и верхний, пришлось вспарывать по швам скальпелем – полностью извлечь окоченевший труп иначе было невозможно. Тело, освобожденное от неопрена, выглядело розовым из-за длительного пребывания в холоде. Я сняла с него синие плавательные шорты, и мы с Дэнни, подняв тело, переложили его на стол. Нам пришлось силой распрямить окоченевшие руки, чтобы сделать еще несколько фотографий.
У Эддингса не было никаких ранений, за исключением нескольких старых шрамов, преимущественно на коленях. Но выявилась одна врожденная особенность – гипоспадия, то есть выход мочеиспускательного канала на нижней стороне пениса, а не в его центре. Этот небольшой дефект, должно быть, доставлял немало неудобств, когда он был мальчиком. Став мужчиной, он мог стесняться своей особенности и неохотно вступать в сексуальные отношения.
Что касалось профессиональной деятельности Теда Эддингса, он определенно не был ни стеснительным, ни пассивным. Наоборот, он производил впечатление уверенного в себе и очень обаятельного мужчины. Я ощущала его очарование, хотя меня поразить нелегко. Особенно репортеру. Вместе с тем я прекрасно понимала, что внешние проявления ничего не значат, когда двое остаются наедине друг с другом.
Прочь посторонние мысли!
Я не хотела думать о нем как о живом человеке, проводя измерения и делая пометки в диаграммах на рабочем планшете. Но какая-то часть сознания не соглашалась подчиняться воле, и память упорно возвращала меня к последней нашей встрече. Это было за неделю до Рождества. Я сидела спиной к двери в своем ричмондском офисе, сортируя слайды, и не слышала, как он вошел. Потом он заговорил, и я повернулась. Эддингс стоял в дверях с кустиком рождественского перца, густо усыпанным ярко-красными плодами.
– Не возражаете, если я войду? – спросил он. – Не тащиться же мне с этим в машину?
Я поздоровалась с ним, мысленно упрекнув своих подчиненных. Пропускать репортеров за закрытую пуленепробиваемую перегородку вестибюля без моего разрешения не разрешалось. Но мои коллеги, в особенности женская половина, питали к Эддингсу особые чувства. Он прошел от дверей к моему столу и поставил горшок на ковер. А потом улыбнулся так, что его лицо как будто осветилось.
– Должно ведь даже здесь быть что-то живое и веселое, – сказал он, глядя на меня своими голубыми глазами.
– Уж и не знаю, принимать ли ваше замечание на свой счет? – невольно рассмеялась я.
– Ну, что, перевернем?
Я снова увидела перед собой диаграмму и поняла, что Дэнни о чем-то спрашивает.
– Извини.
Он озабоченно посмотрел на меня. Тем временем Рош бродил по прозекторской с таким видом, словно впервые попал в морг, рассматривая содержимое стеклянных шкафов и то и дело посматривая на меня.
– Все нормально? – ненавязчиво поинтересовался Дэнни.
– Можно переворачивать, – ответила я.
Душа моя затрепетала, как огонек на ветру. В тот день на Эддингсе были поношенные брюки цвета хаки и черный свитер армейского образца. Мне очень хотелось бы вспомнить выражение его глаз. Может быть, уже тогда в них было что-то, предрекавшее его судьбу.
После долгого пребывания в реке тело было очень холодным на ощупь. Чем дальше, тем больше я ощущала непонятное беспокойство. Отсутствие первого коренного зуба указывало на вмешательство стоматолога. Эддингс поставил несколько очень дорогих фарфоровых коронок, а контактные линзы, зрительно увеличивая глаза, делали взгляд ярким и живым. Примечательно, что, когда под маску хлынула вода, уцелела только правая линза, и теперь его застывший взгляд был несколько асимметричен, отчего создавалось впечатление, будто на меня из-под полуопущенных век смотрят два разных человека.
Я практически закончила с внешним осмотром, но оставались еще инвазивные процедуры, необходимые в случаях, когда рассматривается вероятность насильственной смерти. В первую очередь требовалось исследовать сексуальные наклонности пациента. Столь очевидные знаки, как татуировки, указывающие на ту или иную ориентацию, встречались мне редко, а уж желающих добровольно поделиться со мной подробностями интимной жизни покойника не встречалось вообще. Впрочем, меня мало интересовало чужое мнение – я бы в любом случае искала свидетельства анальных сношений.
– Что вы ищете? – поинтересовался Рош, останавливаясь у меня за спиной.
– Проктит, анальные трещины, утолщение эпителия в результате травм, – ответила я, не прекращая работы.
– Значит, вы допускаете, что он – гей? – заключил Рош, выглядывая из-за моего плеча.
Дэнни залился краской, глаза его полыхнули злобой.
– Анальное кольцо, эпителий – не изменены, – ответила я, делая соответствующие пометки. – Другими словами, никаких травм, связанных с активным гомосексуальным поведением. А вам, детектив Рош, следовало бы отступить подальше, чтобы не мешать мне.
Я даже чувствовала его дыхание у себя на шее.
– Вы в курсе, что он часто бывал в том районе – брал интервью?
– Что за интервью? – поинтересовалась я. Детектив действовал мне на нервы.
– Не знаю.
– У кого он их брал?
– Прошлой осенью готовил материал о списанных кораблях. Возможно, капитан Грин рассказал бы больше.
– Я разговаривала с капитаном Грином совсем недавно, но он даже не упомянул ни о чем подобном.
– Материал вышел в «Вирджиниен пайлот» в октябре прошлого года… кажется, так. Ничего особенного. По-моему, он вынюхивал что-то еще.
– Например?
– Меня не спрашивайте. Я же не журналист, – резко отреагировал Рош, взглянув через стол на Дэнни. – Лично я их ненавижу, всю эту прессу. Лезут со своими дикими теориями и ничего не делают, чтобы их доказать. Этот парень такой же – один из ведущих репортеров, работал на «Ассошиэйтед пресс» и еще много на кого. По слухам, за девушками волочился только так, для видимости. Как говорится, картинка хороша, а за ней пустота. Ну, вы же понимаете, – добавил он с мерзкой ухмылкой.
Невероятно, но как же сильно он невзлюбил человека, с которым познакомился только сегодня.
– Откуда такая информация? – спросила я.
– Держу ухо востро.
– Дэнни, давай возьмем образцы волос и ногтей.
– Я, знаете ли, люблю послушать, что говорят на улице, – продолжал Рош, касаясь бедром моего бедра.
– Образцы волос из усов тоже нужны? – спросил Дэнни, беря с хирургической тележки пинцет и конверты.
– Да, не помешает.
– Хотите проверить его на ВИЧ? – Рош повторил свой маневр.
– Да.
– Значит, все-таки допускаете, что он может оказаться геем.
Все, хватит.
– Детектив Рош, – резко развернувшись, твердо произнесла я. – Намерены оставаться в моем морге – освободите мне место для работы. Прекратите тереться о меня и постарайтесь относиться с уважением к моим пациентам. Этот человек ничем не виноват в том, что оказался здесь мертвым и голым, на столе, под чужими взглядами. Кроме того, мне совсем не по вкусу слово «гей».
– Ну, как ни называйте, а ориентация тем не менее может оказаться важной. – Он ничуть не смутился, а мое раздражение, похоже, его даже порадовало.
– Я не знаю, был этот человек геем или нет. Но могу сообщить, что умер он явно не от синдрома приобретенного иммунодефицита.
Я схватила скальпель с операционного столика, и поведение Роша вдруг резко изменилось. Он попятился и даже занервничал, поняв, что я собираюсь сделать первый разрез. Еще одна проблема.
– Вы когда-нибудь присутствовали при вскрытии?
– Несколько раз, – ответил он, и мне показалось, что его вот-вот вырвет.
– Почему бы вам не присесть вон там, – предложила я не слишком любезно. И кому только в чесапикской полиции пришло в голову назначить его вести это дело? Да и вообще, как можно поручать такому хоть что-то? – Или выйдите.
– Просто тут жарко.
– Или идите к ближайшему мусорному ведру, если подкатывает, – добавил Дэнни с усмешкой.
– Я лучше посижу вон там, – сказал Рош, отходя к столу возле двери.
Я быстро сделала Y-образный разрез. Лезвие прошло от плеч до таза. Как только кровь соприкоснулась с воздухом, я поняла, что чувствую запах, заставивший меня остановиться.
– Знаете, у «Липшоу»[11] есть замечательная точилка – вот бы и нам такую, – проговорил Дэнни. – Она водяная, вставляешь ножи и гуляй.
Запах, который ударил мне в нос, нельзя было спутать ни с чем другим, но мне все еще не верилось.
– Я только что просматривал их новый каталог, – продолжал мой ассистент. – Меня просто сводят с ума все эти крутые штуки, которые мы не в состоянии себе позволить.
Нет, не может быть.
– Дэнни, открой двери. – Я произнесла это с такой поспешностью, что напугала парня.
– Что такое? – с тревогой спросил он.
– Здесь необходимо немедленно проветрить. Ну же, – поторопила я.
Он быстро, несмотря на больное колено, прошел по прозекторской и открыл ведущие в холл двойные двери.
– Что-то не так? – воспрянул Рош.
– Своеобразный запах. – Мне не хотелось озвучивать свои подозрения, тем более в его присутствии.
– Ничего не чувствую. – Он встал и повертел головой, словно мог увидеть загадочный, неуловимый для его обоняния душок.
Кровь Эддингса отдавала горьким миндалем. Меня совсем не удивило, что ни Рош, ни Дэнни его не чувствуют. Способность ощущать запах цианидов – рецессивный признак, обусловленный половой принадлежностью, но обладают им всего тридцать процентов от общего числа – мне в этом отношении просто повезло.
– Поверьте на слово, – сказала я, отделяя кожу от ребер и стараясь не повредить межреберные мышцы. – Запах очень странный.
– И что это может значить? – спросил Рош.
– Не могу ответить, пока не проведу все тесты. А сейчас мы займемся тщательной проверкой его оборудования. Надо удостовериться, что все работает как положено и что Эддингс не мог, к примеру, получить порцию угарного газа через дыхательный шланг.
– Знаете, как работает хука? – спросил Дэнни, возвращаясь к столу, чтобы помочь мне.
– Я сама никогда этим не пользовалась.
Подведя инструмент под срединный разрез грудины, я зашла сбоку. Сдвинула назад мягкие ткани, и таким образом образовался карман, который Дэнни наполнил водой. Я вставила скальпель между двумя ребрами. Тест должен был показать, не появятся ли пузырьки воздуха, которые означали бы полученную при погружении травму. При этом воздух из легких просачивается в грудную полость. Но ничего подобного я не увидела.
– Принеси из лодки хуку и шланг, – решила я. – Неплохо бы подключить консультанта по дайвингу и получить экспертное мнение. Есть в округе кто-нибудь, кто не откажется приехать, несмотря на праздник?
– Есть магазин для дайверов, неподалеку, на Хэмптом-роудз. Туда и доктор Мант обращался.
Он нашел номер и позвонил, но к телефону никто не подходил, очевидно, в этот снежный предновогодний день магазин был закрыт. Дэнни вышел в бокс, а когда вернулся, я услышала знакомый громкий голос и тяжелые, громыхающие шаги.
– Будь ты копом, тебе бы этого не позволили, – донесся голос Пита Марино.
– Знаю, но не понимаю, – ответил Дэнни. – Почему?
– Одну причину я тебе, так и быть, назову. За такие длинные волосы, как у тебя, любой говнюк может ухватиться. Я бы постригся. Между прочим, и девчонки больше любить будут.
Он приехал как раз вовремя, чтобы помочь внести хуку и скрученный шланг. К тому же походя дал Дэнни отцовское наставление. Я никогда не удивлялась, отчего у Марино жуткие проблемы с собственным сыном-подростком.
– Ты знаешь что-нибудь о хуке? – спросила я, как только Марино появился на пороге.
Он равнодушно взглянул на тело.
– Что? Подхватил какую-то чудную заразу?
– Та штука, которую ты принес, называется хука, – пояснила я.
Они с Дэнни сгрузили все на стальной стол, стоявший рядом с моим.
– Похоже, магазины будут закрыты еще несколько дней, – добавила я. – Компрессор выглядит достаточно просто – насос, который приводится в действие двигателем в пять лошадиных сил, прогоняет воздух сквозь фильтрующий впускной клапан, затем через шланг под низким давлением подает на регулятор второго уровня, тот, что у дайвера. С фильтром, по всей видимости, все в порядке. Топливопровод не поврежден. Это все, что я могу сказать.
– Баллон пуст, – отметил Марино.
– Думаю, газ закончился уже после смерти.
– Почему это? – спросил Рош. Подойдя к нам, он уставился не то на меня, не то на мой халат так пристально, словно, кроме нас двоих, в комнате больше никого не было. – Откуда вы можете знать, что он, потеряв счет времени, не израсходовал под водой весь воздух?
– Потому, что, если бы у него закончился воздух, времени на всплытие все равно бы хватало. Там глубина всего-то тридцать футов.
– Не так уж и мало, если учесть, что шланг за что-то зацепился.
– Такое могло бы случиться, но тогда он должен был сбросить пояс.
– Запах исчез? – спросил Рош.
– Нет, но уже слабее.
– Что за запах? – заинтересовался Марино.
– У его крови странный запах.
– Ты имеешь в виду выпивку?
– Нет, это совсем другое.
Он потянул носом несколько раз и только пожал плечами. Рош снова прошел мимо меня, старательно отводя взгляд от того, что лежало на столе. Невероятно, но он снова попытался прикоснуться к моему телу, хотя места было более чем достаточно. Пришлось сделать еще одно предупреждение. Марино, потный и громоздкий в своем флисовом пальто, проследил за ним взглядом.
– А это еще кто такой? – обратился он ко мне.
– Ах да, вы ведь еще не знакомы. Детектив Рош из Чесапика – капитан Марино, полиция Ричмонда.
Рош, разглядывавший вблизи хуку, услышал звук ножниц, которыми Дэнни перерезал ребра за соседним столом. Лицо его снова приняло молочный оттенок, уголки рта поползли вниз.
Марино закурил сигарету. По выражению его лица было ясно, что он уже сделал определенный вывод относительно Роша. И не собирался держать это мнение при себе.
– Не знаю, как вы, – обратился он к детективу, – но одно я понял сразу: побывав в этом местечке, на печенку я буду смотреть уже другими глазами. Сами увидите. – Он засунул зажигалку в карман рубашки и выпустил струю дыма. – Раньше так любил ее с лучком, а теперь и под страхом смерти к ней не прикоснусь.
Рош низко склонился над хукой, едва не уткнувшись в нее носом, будто запахи резины и бензина были спасительным антидотом. Я продолжала работать.
– Эй, Дэнни, – продолжал между тем Марино, – ты, с тех пор как начал работать здесь, ел хоть раз дерьмо вроде почек или желудка?
– Да я за всю жизнь ни разу ничего подобного не пробовал, – ответил Дэнни, помогая мне передвинуть грудину. – Но я понимаю, о чем вы. Когда вижу, как кто-то в ресторане заказывает большие куски печени, меня так и подмывает поискать выход. Особенно, если она хоть чуть розоватая.
Запах от открывшихся органов ударил в нос так сильно, что я невольно подалась назад.
– Чувствуете? – спросил Дэнни.
– О да.
Рош немедленно ретировался в облюбованный им дальний угол, и теперь уже Марино, поразвлекшийся за его счет, воспользовался моментом и встал рядом со мной.
– Думаешь, утопили? – быстро спросил он.
– В данный момент я ничего такого не думаю. Но, конечно, проверю эту версию.
– И как узнаешь, что он не сам утонул?
Случаи, когда человека убивают с помощью утопления, встречаются нечасто, так что интерес Марино был мне понятен. Он всегда старался вникнуть во все мои дела.
– Ну, вообще-то, способов много, – заговорила я, не прекращая работать. – У меня уже есть подкожный карман со стороны груди, и я наполнила его водой и ввела скальпель в грудную полость, чтобы проверить наличие в ней пузырьков воздуха. Теперь собираюсь заполнить водой сердечную сумку и ввести в сердце иглу, опять-таки для того, чтобы проследить, не станут ли выделяться пузырьки воздуха. Потом проверю головной мозг на наличие точечных кровоизлияний и осмотрю мягкие ткани средостения для определения наличия альвеолярного воздуха.