– Они устроили оргию, – сообщил он и, предвосхищая неизбежный вопрос, добавил: – В тронном зале.
   – Лихо, – усмехнулся я и переложил себе на тарелку уголок рыбного пирога.
   – Это еще что! – фыркнул Джек и вдруг одернул меня: – Эй! Ты брюхо набивать сюда пришел? Открывай новую бутылку!
   Я срезал сургуч и принялся вкручивать штопор в пробку.
   – Так что там с герцогом? – спросил, прежде чем с приглушенным хлопком откупорить бутылку. – Выкладывай уже, не томи!
   Пратт принял наполненный бокал и только тогда ухмыльнулся:
   – Да ничего такого, просто герцог свою тогдашнюю пассию сношал не где-нибудь, а на троне.
   – Ох ты! – Я аж вином поперхнулся и покачал головой: – Предупреждать надо!
   – Канцлер, когда об этом узнал, просто дар речи потерял, – продолжил Джек. – Ну, и вправил молокососу мозги. – Рыжий помолчал и печально добавил: – Уж лучше б не трогал…
   – Чего так? – удивился я, прекрасно понимая, каких усилий стоит замять подобного рода скандал.
   – А того, что после этого нагоняя наш вьюноша решил поиграть в солдатиков и упросил папеньку выправить ему патент полковника королевских уланов. Для кронпринца, сам понимаешь, это как для нас на углу пирожок купить.
   – Так понимаю, в уланах герцог надолго не задержался? – предположил я, накладывая себе на тарелку разных сыров.
   – Пару лет перекантовался, а потом ему новая блажь в голову ударила. Теперь в рыцарей плаща и кинжала играет, – зло процедил Джек и резко черканул себя ребром ладони поперек горла. – Вот где у меня его кадры!
   – Подожди, подожди! – Я припомнил название не так давно созданной службы по охране королевской фамилии и спросил: – Ты о Пурпурной палате, что ли?
   – О ней, – подтвердил Пратт. – Представляешь, им на землях дворцового комплекса свою территорию выделили, куда не только моим людям ходу нет, но и Охранке вообще! А ведь там и сам герцог пребывает, и папенька его, кронпринц, на время визитов в столицу останавливается! И как мне свою работу теперь выполнять, а?! Вот ты скажи – как?!
   – Дела! – покачал я головой. – Слышал, у них даже тюрьма собственная?
   – Да какая там тюрьма, – досадливо отмахнулся Джек. – Старую скотобойню на окраине перестроили, вот и вся тюрьма. Да пусть они в городе что угодно творят, только не на моей земле, понимаешь?!
   – Понимаю.
   – И мне ведь еще повезло! Наше третье управление этот сучий выкормыш полностью под себя подмял!
   – Охранка теперь политикой не занимается, что ли?
   – Давно уже! Пурпурная палата – это, по сути, наше третье управление и есть. Карла Готье помнишь?
   Я покопался в памяти и отрицательно качнул головой:
   – Нет, не пересекались.
   – Он, как и я, заместителем был, теперь в начальники выбился. Любимчик герцога Арно, чтоб ты знал. Зазнался, сил никаких нет! Терпеть их не могу; как увижу, трясти начинает! Собственными руками передушил бы всех!
   – Давай выпьем, – предложил я, желая хоть немного остудить приятеля. – А потом в бассейн.
   – Может, лучше девок вызовем? – загорелся Пратт.
   – Да ну их! – отказался я. – Они у тебя дикие какие-то, опять полезут на стол голышом танцевать и всю посуду перебьют. Нормально сидим, не суетись.
   Рыжий пройдоха посмотрел на меня с хитрым прищуром и ехидно выдал:
   – Что – годы свое берут?
   – На себя погляди! – отшутился я без всякой обиды на пустяковую в общем-то подначку. – Вон пузо какое отрастил!
   – Не пузо, а животик, – парировал Джек и достал кисет. – Солидному господину в моем возрасте без животика никак.
   – Ну-ну.
   – Тебе самому пора уже животиком обзавестись, – продолжил глумиться рыжий, набивая трубку. – А то за последние десять лет совсем не изменился; тощий – будто пацан какой.
   – У меня все в голову идет, – возразил я, постучав себя по виску полусогнутым пальцем.
   – Помойка у тебя там, что ли? – развеселился заметно опьяневший Пратт и выдохнул в мою сторону струю пахучего дыма.
   – Сейчас по шее получишь! – предупредил я, но со скамьи подниматься не стал, прекрасно осознавая, что на деле не сильно трезвее приятеля. Еще не хватало без всяких девок стол перевернуть.
   – Так что насчет юных прелестниц? – вновь завел Джек свою шарманку.
   – Хватит, солидный господин, завязывай. Сам же говоришь – не мальчик уже. Откуда столько прыти?
   – Да загорелось чего-то, – признался Пратт и отложил резную трубку на пустую тарелку. – Это из тебя твои пассии все соки выжимают, а я живой человек.
   – Какие еще пассии? – насторожился я.
   – Как какие? – уставился на меня рыжий пройдоха. – К циркачке наведываешься? Наведываешься. А еще эта певичка фигуристая…
   – Ну-ка стой! – Я подался вперед и хлопнул ладонью по столу. – Откуда знаешь?
   – О чем? – захлопал Джек глазами, напуская на себя простодушный вид, но меня так легко было не провести.
   Свои любовные дела никогда с ним не обсуждал. Так какого беса?
   – Следил за мной? – потребовал я ответа.
   – Побойся Святых!
   – Тогда откуда знаешь?!
   Джек замялся, потом нехотя произнес:
   – Так получилось. Ну, ты понимаешь…
   – Нет, не понимаю! – нахмурился я. – Как могло получиться такое? Давай колись!
   – Остынь! – потребовал Пратт. – Делать мне больше нечего, как за твоей рыжей мордой следить! Просто свел один подопечный с небезызвестной тебе Ингой Лафо тесное знакомство, вот и пришлось круг ее общения прошерстить. Так на тебя и вышли.
   – И насколько тесное это знакомство? – уточнил я без какой-либо, впрочем, ревности. Прима королевской оперы Инга Лафо хоть и была моей давней знакомой, но мы просто иногда проводили вместе время и не более того.
   Джек лишь плечами пожал:
   – Теснее не бывает.
   – Твой подопечный, значит? – хмыкнул я. – Не просветишь – кто?
   – И не думай даже! – отрезал Пратт. – Давай не будем смешивать личные отношения с работой, ага?
   Я отпил вина и покачал головой.
   – Крайне недальновидно с твоей стороны, – укорил Джека. – Вот столкнусь я с этим твоим подопечным у дверей Инги да отвешу ему сгоряча тумаков, а потом выяснится, что это был кронпринц Иоанн, и на меня всех собак навесят. И кому от этого лучше будет?
   Рыжий пройдоха при этих словах закашлялся и поспешно приложился к стакану с вином.
   – Ты чего? – удивился я.
   – Ничего, – ответил Джек, отдышавшись. – Поперхнулся просто.
   – Подожди-ка! – На меня будто наитие снизошло. – Это и в самом деле кронпринц Иоанн?!
   – Я тебе ничего не говорил, – быстро произнес Пратт. – И поосторожней там, понял? Его охрана шуток не понимает. За ним теперь не мои люди ходят, герцог Арно к папеньке дуболомов из своей Пурпурной палаты приставил.
   – Дела! – усмехнулся я и покачал головой, но сбить себя с толку не дал и дернул начавшего было подниматься из-за стола Джека обратно. – А ну постой, друг мой ситный!
   – Чего еще? – обреченно вздохнул рыжий.
   – Колись, о циркачке откуда знаешь? И не ври, что к ней тоже кто-то из твоих подопечных захаживает, мне бы доложили. Все же следил, получается?
   – Какая слежка? Окстись! – Пратт высвободил руку и легонько хлопнул меня по лбу. – Думаешь, братья-экзорцисты не люди и в термы не ходят?
   Я недоуменно уставился на приятеля, но почти сразу в голове забрезжила догадка.
   – Так ты отца Доминика сюда водишь?! – опешил я.
   Джек скромно потупился, но надолго его не хватило, и он в голос заржал:
   – Вожу, конечно! – И, отсмеявшись, уже совершенно спокойно произнес: – Ну, сам посуди, как мне еще отношения с куратором налаживать?
   – Вот уж действительно чужая душа – потемки.
   Каждого официала ордена Изгоняющих курировал кто-то из монашеской братии, со мной работал отец Доминик, и за все эти годы он и словом не обмолвился о своем близком знакомстве с Джеком Праттом. Впрочем, ничего удивительного: в термы я куратора не водил и вином крепленым не поил. А Джек в Охранке отвечал как раз за те области, в которых без консультаций экзорцистов никак не обойтись, вот и спелись.
   Ну, и Святые с ними, главное, чтоб не спились.
   – Продолжаем разговор, – зевнул Пратт, баюкая в руке стаканчик с вином. – Циркачка – это раз, певичка – это два.
   – Во-первых, давно уже не циркачка, – счел я нужным заступиться за Берту, которая последние годы вела жизнь добропорядочной вдовы. – Во-вторых, не певичка, а прима королевской оперы…
   – Пф-ф-ф! – фыркнул Джек. – Скажи лучше, как тебя на них двоих хватает, а?
   – Нормально хватает, – уверил я его и закрыл тему: – А девок звать не будем. Точка.
   – Ты нудный, Себастьян.
   – Не начинай лучше, Джек. – Я допил вино, демонстративно потупил очи долу и со всем возможным смирением в голосе произнес: – Святые, куда катится этот мир? Второй человек в Охранке призывает меня к блуду с продажными девками! А ведь кому, как не ему, ежедневно и еженощно печься о благочестии подопечных?
   – Не второй, а третий, – возразил Пратт. – И благодари Святых, что ты не мой подопечный. А куда катится этот мир – известно. Не слышал разве, что в тысячном году от Великого Собора конец света ожидается? Ибо родится, говорят, тот, кто прямо сквозь Бездну во Тьму… и все такое… – Джек икнул и спросил: – Еще по стаканчику и в парилку?
   – Давай сначала в бассейне освежимся, – предложил я.
   – Это дело, – согласился рыжий, но только поднялся из-за стола, как в дверь постучали.
   Джек отставил стакан, с нескрываемым раздражением пробурчал:
   – Велел же не беспокоить! – и нетвердой походкой отправился проверить, кто и по какому поводу осмелился нарушить его приказ.
   – Надеюсь, это не девиц привезли? – крикнул я ему в спину.
   Пратт только отмахнулся, открыл дверь, перекинулся с кем-то парой слов и вернулся к столу с запечатанным сургучной печатью посланием.
   – Что там еще? – спросил я.
   – Не видишь, что ли? Срочная депеша! – озадаченно пробормотал Джек и привычным движением сломал печать. Вытащил из конверта записку, начал читать, и по мере ознакомления с депешей его раскрасневшееся после парной лицо бледнело, постепенно равняясь цветом со свежевыпавшим, еще не успевшим измараться городской грязью снегом.
   Под конец на него было просто больно смотреть.
   – Эй, Джек! – всполошился я. – Ты чего?
   Рыжий отмахнулся, нервным движением выплеснул из стакана вино и наполнил его водой. Выпил, налил еще, вновь выхлебал все до дна. После запалил листок от ближайшей свечи и вздохнул:
   – Надо ехать. – Тут он глянул на меня, будто первый раз увидел, и неожиданно цепко ухватил за плечо. – Ты! Ты поедешь со мной!
   – Ага, разбежался! – возмутился я, пытаясь отцепить его руку. – Прямо без штанов побегу!
   – Ты не понимаешь, Себастьян, – уже совершенно трезвым голосом произнес Джек. – Мне до зарезу нужно содействие официала ордена Изгоняющих!
   Выбить Пратта из колеи могло лишь чрезвычайное происшествие, поэтому я опрометчиво давать никаких обещаний не стал и потребовал объяснений:
   – Выкладывай, что стряслось!
   Рыжий только головой помотал.
   – Времени нет, – заявил он. – Нельзя терять ни минуты!
   – Какого беса?.. – начал было я, но Джек просто вытолкал меня за дверь.
   – Быстрее! – и поспешил в раздевалку.
   Выяснять отношения на виду у его подчиненных было последним делом, поэтому я молча пересек караульное помещение, прикрыл за нами дверь и лишь тогда насел на приятеля с расспросами:
   – Ты что творишь вообще?
   – Слушай, Себастьян, – Джек умоляюще сложил руки на груди, – очень тебя прошу: прикрой мою задницу. Дело пахнет жареным, а от тебя не убудет.
   – Прикрою, не вопрос. Ты объясни толком, что происходит!
   – Объясню по дороге! – Пратт распахнул шкафчик и принялся лихорадочно выгребать из него одежду. – Через полчаса встречаемся на обычном месте, я пока с отцом Домиником твое участие в расследовании согласую.
   – В расследовании чего? – не на шутку разозлился я, но рыжий уже натянул сапоги и выскочил за дверь, на ходу застегивая рубаху.
   Вот подлец!
   Я отбросил полотенце, достал из шкафа исподнее и не удержался от крепкого словца:
   – Бесов праздник!
   В особо щекотливых случаях Джек и в самом деле не рисковал обращаться к излишне прямолинейным в вопросах морали и этики братьям-экзорцистам и просил о содействии меня, но никогда еще при этом заместитель главы Охранки не выглядел так, словно ему смазали скипидаром известное место.
   Ох, непростое расследование намечается!
   Однако деваться было некуда – зачем же еще нужны друзья? – и я в сопровождении все того же неразговорчивого провожатого поплелся на выход.
   К этому времени на улице окончательно стемнело, стало промозгло и уныло. Студеный ветерок легко проник под камзол, я поежился, поднял ворот и поспешил на поиски подручных. Тонкая ткань совершенно не защищала от холода, а сапоги так и скользили по обледенелым булыжникам, но долго блуждать по темным улочкам не пришлось: цедивший подогретое со специями вино Ори обнаружился на открытой веранде ближайшего питейного заведения.
   При виде меня парень метнулся внутрь, выскочил обратно уже с плащом в руках и опрометью кинулся спасать патрона от неминуемой простуды.
   Патрон заботу оценил.
   Закутавшись в теплое одеяние, я благосклонно кивнул, подошел к выехавшей со двора карете и сообщил Гастону:
   – В «Королевский ключник».
   Ори распахнул дверцу и уточнил:
   – Когда забирать?
   Я ступил на подножку и задумался.
   – Подъезжайте завтра сразу к Васкесу, – решил, наконец, и забрался внутрь, не дав телохранителю отговорить меня от нарушения заведенных порядков.
   Дожил! И шагу без охраны ступить не могу!
   Стыдоба, да и только…
 
   Гостиница «Королевский ключник» занимала угловое здание на пересечении двух узеньких улочек и не могла похвастаться ни богатым убранством номеров, ни особой респектабельностью постояльцев, зато помимо двух парадных и одного черного хода располагала еще и заездом для поставщиков провизии через обычно безлюдный переулок. С учетом же протянувшейся через дорогу к зданию напротив крытой галереи, на редкость запутанной планировки и постоянной толчеи в ресторации на первом этаже оторваться здесь от слежки было делом нехитрым. Особенно для тех, кто не действовал наобум, а подготовил пути отхода заранее.
   Я – подготовил.
   И потому, выбравшись из кареты, спокойно поднялся на третий этаж и отпер дверь снятого на чужое имя номера. Там сразу прошел в небольшую кладовку рядом с запасным выходом, распахнул узенькое оконце и привычно выбрался на карниз.
   Быть замеченным случайным прохожим нисколько не опасался: до соседнего особняка в прямом смысле слова было рукой подать, и узенький, всего в пару локтей проход между домами давным-давно завалили всяким хламом до полной непроходимости.
   Кое-как опустив за собой скрипучую раму, я переступил на балкончик соседнего здания и толкнул разбухшую от сырости дверь, но та даже не шелохнулась. Приналег плечом и едва не вывалился на площадку черного хода странноприимного дома при столичном монастыре Всех Святых.
   Обычно здесь останавливались священники из загородных приходов и прибывавшие в город по служебным делам братья-экзорцисты, но и официалу ордена Изгоняющих в апартаментах не отказали. Я этому обстоятельству был откровенно рад: и перебраться из соседней гостиницы пара пустяков, и кожаные плащи с серебряными бубенцами окрестным обитателям давно примелькались.
   Идет экзорцист – и что с того? Дело обычное.
   Здесь – обычное. А мне только того и надо.
   Задвинув засов, я первым делом распахнул платяной шкаф и достал из него долгополое одеяние. Придирчиво оглядел усеянную серебряными заклепками потертую кожу, отложил плащ на заправленную кровать и разделся до исподнего. От холода выстуженной комнатушки по коже немедленно побежали колючие мурашки, а начал одеваться – стало только хуже. Немного согрелся, лишь когда заправил за пояс черную рубаху, затянул ремень и прошелся из угла в угол, клацая по полу набойками высоких остроносых сапог.
   Одна морока с этой кожей: летом жарко невыносимо, зимой зуб на зуб не попадает. Братья-экзорцисты будто нарочно себе такую одежду подобрали; у них в жизни ровно так же – либо черное, либо белое, никаких полутонов.
   Накинув сверху тяжелый плащ, я привычно одну за другой застегнул крупные серебряные пуговицы, прикрыл низ лица полумаской и отошел к зеркалу с широкополой шляпой в руках. Нахлобучил ее на макушку, поправил и, глядя на собственное отражение, удовлетворенно кивнул.
   Даже если кто знакомый встретится, один бес, ни за что не признает.
   Себастьян Шило – экзорцист? Хорошая шутка!
   Я тихонько рассмеялся, запер за собой дверь и под легкий перезвон нашитых на одежду колокольчиков начал спускаться по лестнице.
   Цок-цок – стучат набойки. Диги-дон, диги-дон – вызванивают серебряные колокольцы.
   Цок-цок… диги-дон…
   А на душе – тишина и спокойствие. Затихли бесы, забились в самые глухие уголки, пошевелиться боятся. И правильно делают: когда хозяин работает, ему лучше не мешать.
   Впрочем, полагают ли они меня своим хозяином? Очень сомневаюсь. Как ни крути, но черви и яблоко – аналогия в нашем случае куда более уместная.
   С невозмутимым видом миновав каморку смотрителя, я покинул странноприимный дом и зашагал по замощенной неровными булыжниками улочке. С неба по-прежнему сыпалась морось, холодный ветер так и норовил забраться под плащ, но прежде чем успел озябнуть, сзади послышался перестук копыт, и нагонявшая меня карета замедлила ход.
   Я распахнул дверцу и забрался внутрь.
   – Ну как? – спросил у Джека, поудобней устраиваясь на мягком, обитом кожей сиденье.
   – Порядок, – расплылся тот в самодовольной улыбке и протянул опечатанный сургучной печатью конверт. – Отец Доминик все устроил, ты привлечен к расследованию официальным образом.
   – Может, скажешь тогда, к расследованию чего я привлечен?
   Пратт явственно поскучнел и бросил конверт мне на колени.
   – Не волнуйся, – вздохнул он, – работа как раз для тебя.
   – Джек! – рявкнул я, начиная закипать. – Не тяни кота за хвост! Выкладывай уже, куда мы едем и что там стряслось!
   Кричал зря – Пратт и не подумал запираться. Он откинулся на спинку и, глядя куда-то в сторону, произнес:
   – Из хранилища казначейства похищены проклятые наконечники.
   Я только охнул:
   – Все?!
   «Проклятыми наконечниками» именовались наполненные Извечной Тьмой клинки, которые ковали мастера одного забытого всеми Святыми островка в Старом море. Обитателей тамошних гор всех до единого следовало бы давным-давно отправить на костер, но помимо проклятого металла они добывали и другой – звонкий, желтый, благородный.
   Золото.
   Казначейские крючкотворы берегли островок как зеницу ока, а поскольку их хранилище по праву считалось одним из наиболее охраняемых мест в королевстве, орден Изгоняющих не возражал, чтобы проклятые наконечники хранились именно там.
   И вот такое…
   Ничего не понимаю!
   – Сколько именно похищено, пока непонятно, – вздохнул Джек и пожаловался: – Парня моего сгубили…
   – Подожди, – встрепенулся я, – а с чего это казначейство караулят «серые сюртуки»? У них же собственная охрана?
   Пратт глянул на меня с искренним недоумением.
   – С чего? – фыркнул он. – Да с того что казначейство расположено в закрытой части дворца, и в чью-то светлую голову пришла замечательная мысль выставить при специальном хранилище по человеку от Охранки, ордена Изгоняющих и Пурпурной палаты. Еще клерка казначейского, чтоб ему пусто было!
   – Так понимаю, это был не налет? – уточнил я на всякий случай.
   – Какой налет?! Как ты себе это представляешь? – скривился Джек. – Клерк все в одиночку провернул. Чернокнижником эта сволочь оказалась…
   – Да ну?
   – Точно тебе говорю. Прямо из хранилища сгинул. Парня моего убил и сгинул.
   – Сгинул? Точно нигде там не прячется?
   – Собак запускали, от собак не спрячешься.
   Тут карета остановилась, и в распахнувшуюся дверцу заглянул королевский гвардеец, за спиной которого маячила мрачная фигура брата-экзорциста.
   – Ну? – нахмурился Джек Пратт.
   – Проезжайте, – разрешил караульный, узнав заместителя главы Охранки в лицо.
   Кучер взмахнул вожжами, и карета покатила по огороженному высоченной стеной дворцовому комплексу. Я отдернул занавеску – на улице всюду скверы и фонтаны, но сейчас, ненастным зимним вечером, их вид наводил одну лишь тоску. Да и особняки многочисленных канцелярий выглядели на фоне изящных дворцов как-то совсем уж неуместно.
   – Себастьян! – возмутился Джек, который принялся пересказывать подробности происшествия, но вдруг обнаружил, что меня они нисколько не интересуют.
   – Да?
   – Ты меня слушаешь?
   – Слушаю.
   – И что скажешь?
   – Ничего.
   На самом деле, случившееся просто не укладывалось в голове.
   До ежевечернего обхода все шло как обычно, тревогу забили, лишь когда вовремя не вернулись из хранилища казначейский клерк и сопровождавший его «серый сюртук». Заподозрив неладное, брат-экзорцист поднял тревогу, сотрудник же Пурпурной палаты вопреки уставу караульной службы подкрепления дожидаться не стал и отправился на розыски коллег в одиночку; он-то и обнаружил мертвого охранника. Больше в подвале никого не оказалось.
   – Через Бездну ушел, больше некуда ему деться было, – уверенно заявил Джек Пратт.
   – Раз дело ясное, меня зачем с собой потащил? – напрямую спросил я.
   – Ясное-то оно ясное, – вздохнул рыжий, – но в том вся загвоздка. Как так получилось, что обычный клерк моего парня переиграл?
   – Хочешь списать это на потустороннее воздействие?
   Джек расплылся в широкой улыбке и важно расправил усы.
   – Ты все схватываешь на лету, Себастьян, – с довольным смешком подтвердил он, но сразу помрачнел и добавил: – Только учти: чернокнижника надо отыскать, прежде чем высокое руководство окончательно озвереет и полетят головы. Поэтому не халтурь.
   – Когда это я халтурил?
   – Просто предупреждаю. Толку от монашеской братии в расследовании, сам понимаешь, будет немного, вся надежда на тебя. Знаешь, мне ведь даже особо отца Доминика уговаривать не пришлось; он, такое впечатление, сам тебя к этому делу привлечь хотел.
   – В каждой бочке затычка, что ли?.. – поморщился я. – У меня вообще-то своих дел невпроворот.
   – Знаем мы твои дела, – буркнул Пратт. – Беззаконие одно.
   Тут карета вновь остановилась, и мы выбрались под сыпавшийся с неба сырой снег. При въезде на закрытую часть дворца проверка проводилась куда более серьезная, и, несмотря на сопровождение заместителя главы Охранки, мне пришлось стянуть с пальца перстень официала и позволить брату-экзорцисту переписать выбитый изнутри него номер.
   Монах сделал отметку в журнале регистрации посетителей и разрешил нам проезжать, но Джек Пратт возвращаться в карету не стал.
   – Идем! – позвал он меня за собой. – Здесь недалеко.
   Я под звон серебряных колокольцев поспешил за ним и немного погодя спросил:
   – Кто будет вести следствие?
   – Полагаю, привлекут надзорную коллегию, – решил рыжий. – А что?
   Я многозначительно хмыкнул и предупредил:
   – Раз так, я дал обет безмолвия.
   Надзорная коллегия мою основную деятельность опекала очень плотно, и может так статься, что нам с этим следователем еще придется повстречаться при совсем других обстоятельствах. А ну как по голосу опознает?
   – Не проблема, – решил Джек, обдумав услышанное. Он остановился на краю площади и указал мне на оцепленное королевскими гвардейцами здание казначейства: – Все, пришли.
   Я зажмурился и попытался ощутить присутствие потустороннего, но никаких признаков Скверны уловить не смог, лишь замерцали перед внутренним взором нанесенные на стены святые письмена.
   – От надзорной коллегии, похоже, Ольтера прислали, – сообщил Пратт, заметив на крыльце высокого, крайне тучного господина в бесформенном плаще. – Знаешь такого, Себастьян?
   Я знал. Старший дознаватель Ференц Ольтер в свое время изрядно попортил мне кровь, и когда пару лет назад въедливого толстяка забрали на повышение, все жулики за его столь удачно сложившуюся карьеру только порадовались.
   – Третий человек в столичном аппарате надзорной коллегии, – поведал Джек и потянул меня за оцепление. – Идем!
   Гвардейцы расступились, мы подошли к следственной группе, и худой, будто щепка, тип в теплом пальто и каракулевой шапке негодующе повысил голос:
   – Где вас бесы носят, господин Пратт?! Извольте объясниться!
   – Полегче на поворотах, Карл, – гаденько улыбнулся Джек главе Пурпурной палаты. – Не стоит сквернословить в присутствии духовных особ! Или в Пурпурной палате правила хорошего тона не в чести?
   – А в Охранке что-нибудь знают о пунктуальности?
   – Господа! – поспешил поднять руку Ференц Ольтер, чрезвычайную полноту которого не скрывал даже свободного покроя плащ. – Предлагаю не тратить время на пустую пикировку!
   – Всецело с вами согласен, – поддержал Пратт толстяка и предупредил: – Брат-экзорцист дал обет безмолвия, поэтому не удивляйтесь его молчанию.
   Ольтер смерил меня хмурым взглядом и спросил:
   – Могу увидеть ваши бумаги?
   Я лишь качнул головой и передал запечатанный конверт не ему, а стоявшему здесь же собрату по ордену. Монах сломал печать, в неровном свете фонаря прочитал предписание, сложил лист и спрятал его обратно в конверт.