Павел Корнев. Жнец

   – Так! – хлопнул я себя по лбу. – А где мои вещички, кстати?
   – На квартире, – как нечто само собой разумеющееся выдал Джек.
   – В смысле?
   – Ну, ты ж просил нору?
   – Хочешь сказать, вы поиском жилища для меня заранее озаботились?
   – А ты как думал? Я тебя к себе даже на коврик ночевать не пущу.
   – А вот это я запомню…
   – Куда ехать-то? – обернулся к нам Пьер.
   – В морг, – распорядился я.
   – Какой именно?
   – На площадь Трех Каналов езжай, – подсказал Джек.
   – Это который напротив здания тайной службы? – уточнил возница, сворачивая на какую-то узенькую улочку.
   – Он самый.
   – Слушай, Джек, – толкнул я локтем в бок рыжего пройдоху, – а вы меня в какую дыру засунуть собираетесь?
   – Прям в дыру! Нормальная комната в доме, где флотские квартируются. Я туда своих людей в охрану направлю, будешь жить, как у Святых за пазухой.
   – Хотелось бы верить…
   – Не боись, у нас все без обмана.
   – Это ты пошутил сейчас?
   – Да ладно тебе…
   В морге ничего полезного разузнать не получилось. И дело было даже не в желании поскорее покинуть пропахший тяжелым трупным запахом подвал, вдоль стен которого тянулись бесконечные ряды лежанок. Иногда пустых, чаще – с накрытыми грязными дерюгами телами. Нет, просто я небезосновательно рассчитывал уловить следы бесноватости, а тела подручных Ланье оказались абсолютно чисты. Никаких остаточных эманаций скверны. Абсолютно никаких.
   – Причину смерти установили? – вытирая руки, спросил я у вышедшего из своей каморки медика.
   – Асфиксия.
   – Яд или удушение?
   – Удушение.
   – Вот как? – Заявление это меня особо не удивило – темные полосы на шеях мертвецов говорили сами за себя. И все же концы с концами не сходились. Ни за что не поверю, что эти головорезы так легко дали бы себя удавить. – Это все?
   – У обоих следы удара по голове, сразу за левым ухом, – шмыгнул носом медик. – И, судя по косвенным признакам, их предварительно одурманили.
   – Их одурманили или они одурманили себя сами?
   – Следов длительного употребления опиатов не обнаружено. Хотя вскрытие тел мы еще не проводили…
   – Можете проводить. – Я кинул полотенце на пустую лежанку и зашагал на выход.
   Картина складывалась крайне противоречивая. Следов бесноватости нет, но кто-то приложил немало усилий, чтобы отправить подручных Ланье на тот свет. Причем убийца – или убийцы? – затратил столько усилий исключительно для того, чтобы избежать кровопролития. Так что же было целью такой избирательности: тела или одежда? Одежда или тела? Наконечники похитили повиновавшиеся чужой воле живые мертвецы или кто-то умудрился принять их облик? Вот в чем вопрос.
   – Ну и как успехи? – поинтересовался дожидавшийся меня на крыльце Джек Пратт.
   – Так себе, – мрачно глянул я на затянутое серыми облаками небо. Вот и дождь уже накрапывать начал. – Закрытый экипаж не мог выбить, что ли?
   – Зачем? – Джек накинул на голову капюшон плаща и зашагал к пролетке.
   – Дай плащ погреться.
   – Разбежался!
   – Злой ты. – Я уселся на мокрое сиденье и поднял воротник куртки. – Поехали на квартиру.
   – Тут до «Алмазной пичуги» рукой подать.
   – Что за пичуга еще такая?
   – Там тела обнаружили.
   – Святые с тобой, поехали. Но, если я простыну и заболею, – виноват будешь ты.
   – Как-нибудь переживу, – фыркнул Джек. – Меду привезу или там варенья малинового.
   – Ловлю на слове. Пьер, свидетелем будешь.
   – Не буду, – отказался возница. – Оно для здоровья вредно.
   – Вот! – обрадовался рыжий пройдоха. – Моя школа!
   – Что-нибудь с трупов пропало?
   – Одежда и служебные бляхи.
   – Понятно. А что с «Алмазной пичугой»? Джоэль и Грай часто там бывали?
   – Только там и бывали. Они владели долей в этом доме и жили в квартирах над ресторацией.
   – Так понимаю, обслугу вы уже наизнанку вывернули? – предположил я.
   Пьер направил пролетку в какой-то переулок, и мы едва разминулись с нагруженной пустыми бочками телегой.
   – До сих пор выворачиваем. Толку – ноль. Никто ничего не видел и не слышал.
   – Ну кто-то же должен был подмешать наркотики им в пищу.
   – А потом выманить на задний двор, надавать по башке, удавить, раздеть и утопить тела вон в той канаве. – Джек Пратт указал на терявшийся в зарослях бурьяна ров. – И между тем никто ничего не видел.
   – Так оно обычно и бывает.
   Я вылез из пролетки и оглядел глухой дворик ресторации.
   Колода для разделки мяса, поодаль – мусорка и лужа, в которую помои выплескивают. Какие-то оборвыши разгружают телегу с овощами, рядом трется бездомная собака. Но это сейчас – как стемнеет, думаю, тут никто в здравом рассудке шляться не станет. Чревато оно.
   – На тела мальчишки случайно наткнулись, – вслед за мной подошел к канаве Джек. – Повезло.
   – И что им тут понадобилось?
   – Говорят, решили кораблики попускать, – ухмыльнулся рыжий. – Но думаю, присматривали, как чего с соседнего двора упереть.
   – Возможно, – кивнул я. Несколько досок в начинавшемся за канавой заборе оказались подломлены, и из дыры за нами с интересом наблюдал наглый черный котяра с обтрепанными в бесчисленных драках ушами. – Все, поехали.
   – С управляющим ресторацией разговаривать не будешь?
   – Смысла не вижу.
   – Замерз? – хохотнул Пратт.
   – С тебя мед.
   – Ты ж не заболел?!
   – Заболел. Кхе-кхе. – Я уселся было в пролетку, потом глянул на расплывшуюся в ехидной улыбке физиономию Джека и тяжело вздохнул: – Ладно, бес с тобой, пошли поговорим.
   – А разве есть смысл?
   – Есть. У меня уже второй день и маковой росинки во рту не было.
   – То есть ты хочешь за казенный счет брюхо набить? Ай-ай-ай, как нехорошо!
   – Так! – Я остановился у черного хода ресторации и повернулся к Джеку: – А что у нас с деньгами?
   – С какими деньгами? – Пратт посторонился, пропуская тащившего корзину с луком поваренка.
   – Которые Рауль обещал выделить.
   – У него и спрашивай.
   – И спрошу, – пообещал я.
   – И спроси, – фыркнул Джек и сунул служебную бляху в лицо удивленному нашим появлением с черного хода метрдотелю. – Управляющего в третий номер.
   – У тебя здесь личный кабинет? – усмехнулся я, когда рыжий своим ключом отпер накладной замок и сломал налепленную на дверь сургучную печать.
   – Я подумываю над этим. – Пратт прошел внутрь и указал на стоявший у противоположной стены диванчик. – Чувствуй себя как дома.
   – Договорились.
   Обстановка в кабинете, надо сказать, была подобрана со вкусом. Вот уж чего от Джоэля и Грая не ожидал, того не ожидал. По обеим сторонам двери обнаружились высокие, в рост человека, зеркала, а у придвинутого к дивану столика стояли два кресла. Под потолком висел светильник с обтянутым алой тканью абажуром, окно пряталось за шторой, в углу сверкал начищенной медью канделябр с огарками свечей.
   – Неплохо здесь. – Я убрал куртку на обнаруженную за портьерой вешалку. – Уютно.
   – И посторонний ничего в еду подсыпать не может.
   – Если только не по пути с кухни.
   – Тоже верно.
   – Господа, – неуверенно заглянул в кабинет управляющий, моложавый мужчина с напомаженными волосами. – Чем могу служить?
   – Никто ничего нового не вспомнил? – по-хозяйски кинул плащ на спинку кресла Джек.
   – Нет, – помрачнел управляющий и нервно пригладил прическу. – Ничего.
   – Уходили они как обычно? – уточнил я. – Вместе или поодиночке?
   – Вместе. Никто ничего необычного не заметил.
   – То есть они частенько покидали ваше заведение через черный ход?
   – Время от времени, – задумался напомаженный.
   – А зачем?
   – Покойные были не теми людьми, которым стоило задавать подобные вопросы.
   – Ясно. – Джек плюхнулся на диванчик. – Накрывайте стол на две персоны. Особых изысков не надо, что на кухне есть, пусть то и тащат. И бутылку красного вина. С виноградников Лема прошлогоднего урожая в самый раз будет.
   – Как скажете. – И управляющий поспешил покинуть кабинет.
   – И возницу нашего покормите! – вслед ему крикнул я и подошел к канделябру. Могли в воск подмешать что-нибудь дурманящее сознание? Запросто. Но что нам даст подтверждение этой гипотезы? Да ровным счетом ничего.
   – Не волнуйся, – Пратт достал кисет и трубку, – вот кто-кто, а Пьер голодным не останется.
   – Убери, – попросил я, разглядывая в зеркало свою заросшую рыжеватой щетиной физиономию. – Сил нет больше эту гадость нюхать.
   – На улице покурю. – Джек принялся набивать трубку.
   – Это у вас такое поветрие в охранке, что ли?
   – Ага, – хмыкнул тот и махнул рукой заглянувшему в дверь слуге: – Заносите, заносите…
   Стол оказался накрыт буквально в мгновение ока. Раз – и стоят блюда, тарелки, бокалы и откупоренная бутылка вина. Волшебство, да и только.
   – Уха. – Официант наполнил тарелки ароматным супом и потянулся за бутылкой.
   – Свободен, – поспешил выпроводить его Пратт. – Дальше мы сами.
   И в самом деле – без рук, что ли? Лишние уши нам вовсе ни к чему. Надо поговорить с Джеком по душам, ох надо…
   Но к разговору мы приступили уже после трапезы. И уха, и жаркое под грибным соусом оказались выше всяких похвал, так что портить себе аппетит деловыми разговорами мы не стали. И только когда я разлил по бокалам темно-красное вино, Джек откинулся на диванчик и сыто зевнул:
   – Ну и что ты по этому поводу думаешь?
   – Мы в полной заднице.
   Вино тоже оказалось неплохим, и я пригляделся к этикетке. «Тирошский рубин», урожай позапрошлого года. Неплохой год, выходит, был. Стоит запомнить.
   – Думаешь, в полной?
   – Именно. Если я хоть что-то понимаю в этой жизни, наконечников в Акрае уже нет.
   – Тем не менее от нас ждут результата. – Джек поставил пустой фужер на стол. – И либо мы его обеспечим, либо падем смертью храбрых в процессе. Мне больше нравится первый вариант.
   – Аналогично. – Я вновь наполнил бокалы. – Выходит, чтобы распутать эту головоломку, у нас есть в запасе самое большее пара дней. Иначе наконечники успеют покинуть Стильг.
   – Считаешь, их попытаются вывезти посуху?
   – Непременно. – Я вдохнул аромат вина. – Драгарн тоже намерен наложить на них лапу. Слишком высок риск погореть на таможенном досмотре.
   – А если не заходить в порты?
   – По нашему времени это ничего не гарантирует.
   – Ты так уверен, что похищение организовал Ланс? Почему?
   – Драгарн до сих пор не объявил нам войну.
   – Логично. – Джек развалился на диване и принялся болтать ногой в воздухе. – Нет, хорошо здесь. Остается только выбрать из обслуги пару девиц посимпатичней и запустить их на столе танцевать.
   – Такое тут в порядке вещей?
   – Вовсе нет, и как раз это меня и настораживает.
   – Ты слишком плохо думаешь о покойных.
   – Дай-то Святые…
   – Ладно, собираться пора, – поднялся я из-за стола. – Как твой друг, кстати, поживает?
   – Это который? – Пратт принялся раскуривать трубку.
   – Чесмарци.
   – Ох… кха-кха! – закашлялся рыжий. – Не поминай его лучше лишний раз.
   – А что такое?
   – Вместо Ланье сейчас временно обязанности исполняет Премине. Знаком с таким?
   – Не доводилось.
   – Зас…нец полный. Первым делом он к себе Чесмарци в заместители подтянул. – Джек накинул плащ и остановился в дверях. – Пошли, что ли?
   – Выходит, с покровителем вопрос разрешился? – На ходу надевая куртку, я вышел из кабинета. – Ты номер опечатывать не будешь, что ли?
   – А зачем? Ты осмотр провел, пусть пользуются…
   – Осмотр провел, да…
   – Запишите на мой счет, – небрежно бросил рыжий метрдотелю и как ни в чем не бывало покинул ресторацию через черный ход.
   – Силен. – Я последовал за приятелем и, забравшись в пролетку, скомандовал Пьеру: – Поехали.
   Тот поспешно спрятал в карман плоскую фляжку и, стараясь дышать в сторону, уточнил:
   – Куда?
   – На квартиру, к этому… – ткнул меня в бок Джек.
   Крепкий спиртовой дух он, без всякого сомнения, уловил, но, пребывая в благодушном настроении, замечаний подчиненному делать не стал. Совсем распустились…
 
   Дом, в который мне предстояло заселиться, был выстроен неподалеку от порта. Далеко не самый престижный и спокойный район города, но квартировавшие тут морячки и сами могли пустить кровь любому уличному хулигану. А чтобы ни у кого из местных жуликов не возникло и мысли поживиться казенным имуществом, двор четырехэтажного особняка был обнесен высокой кованой оградой. Впрочем, на одни лишь штыри поверх забора флотские полагаться не стали – карауливший ворота седоусый дядька хоть и потерял неведомо когда все пальцы на левой руке, но как обращаться с висевшей на боку боцманской дубинкой, наверняка не забыл. Да и дудка при нем. Тревогу поднять завсегда успеет.
   – Открывай! – прикрикнул на сторожа Пьер.
   Ветеран смерил нас презрительным взглядом, почесал за ухом и покачал головой:
   – Насчет повозки указаний не было.
   – Совсем обалдел, что ли, старый? – опешил парень.
   Сторож отвернулся и демонстративно сплюнул под ноги коричневую от жевательного табака слюну.
   – Ладно, пошли, – соскочил я с пролетки и зашагал к воротам. Тут уж седоусый медлить не стал и тотчас отпер калитку.
   – Люди из дворцовой охранки были? – спросил сторожа последовавший за мной Джек.
   – Да кого тут только не было! – скорчив недовольную гримасу, фыркнул старик. Пиетета перед сухопутными крысами он не испытывал совершенно. Дворцовая охранка? Делов-то…
   – Пошли давай, – поторопил я рыжего пройдоху. Продрог – сил нет. Еще и морось эта. Так и в самом деле простыть недолго. – И в какую конуру меня заселили?
   – Скажешь тоже, в конуру! – Джек глянул на сидевшего на цепи здоровенного дворового кобеля и ухмыльнулся: – Хотя, если хочешь…
   – Иди ты… – Я распахнул дверь и прошел в просторный холл.
   – Господа? – поднял на нас взгляд сидевший за конторкой крепко сбитый пожилой мужчина. Он подозрительно прищурился и обернулся к развалившемуся в глубоком кресле Сержанту: – Это, что ли, ваши?
   – Они самые. – Сержант поднялся на ноги и доложил: – Все спокойно.
   – Вот и замечательно, – кивнул Джек. – Пока здесь побудь, вечером пришлю кого-нибудь.
   – Это зачем еще? – удивился я. – К чему столько охраны?
   – А на всякий случай, – не стал ничего объяснять Пратт, мельком глянул в висевшее на стене зеркало и прищелкнул пальцами: – Ключ, пожалуйста…
   – Я провожу.
   Консьерж подхватил приставленный к стене костыль и заковылял к уходившей на верхние этажи лестнице. Причиной хромоты оказалась вовсе не старческая немощь – левая нога заканчивалась деревянной культей.
   – Не стоит, – попытался остановить его Джек, но ничуть в этом не преуспел.
   – Положено! – безапелляционно отшил его увечный моряк и обернулся к Сержанту: – Присмотри тут за хозяйством пока, молодой.
   – Будет исполнено! – пряча улыбку, отрапортовал тот.
   Консьерж довольно споро поднялся на второй этаж, отпер ближнюю к лестнице дверь и протянул мне ключ. Я прошел внутрь и огляделся. Одна комната, стол, пара стульев, у стены – койка, в углу шифоньер. И что самое главное – мои вещички сюда в целости и сохранности привезли. Вот это действительно радует.
   – Гальюн на этаже, – заявил прислонившийся к косяку старик. – Столоваться здесь будете?
   – Нет, – за меня ответил Джек и сунул ветерану полмарки. – Ты моим спуску не давай, пусть не расслабляются.
   – А то! – гордо выпятил грудь консьерж. – У меня не забалуешь! На флоте с полусотней таких олухов справлялся!
   – Вот и здорово. – Пратт прикрыл дверь и усмехнулся, оглядев обстановку: – Простенько, как говорится, но со вкусом…
   – Ты зачем людей ко мне приставил?
   Скинув насквозь промокшие мокасины, я первым делом примерил предоставленные охранкой сапоги. А ведь хорошо сидят! И не жмет нигде вроде. Ладно, посмотрим, как носиться будут. Все же не по ноге сшиты…
   – Опять по башке получить хочешь? – недобро усмехнулся Джек.
   – Издеваешься?
   – То-то же. Ну и какие у нас дальнейшие планы?
   – Проедемся по городу, поговорим кое с кем.
   – По поводу?
   – Да ты знаешь…
   Я вытащил из мешка шило и сунул его в голенище сапога. Ножны с превращенным в серп когтем прицепил на пояс.
   – Ну? – поторопил меня рыжий.
   – Очень это все на чью-то стандартную заготовку похоже.
   – Ты действительно полагаешь, что Ланс привлек для этого дела местных мошенников?
   – А почему нет? – Застегнув пряжку плаща, я нахлобучил на голову шляпу и посмотрелся в висевшее рядом с дверью зеркало. Сойдет. – Самим думать ничего не надо, а от исполнителей потом избавиться можно.
   – Получается, мы будем гоняться за призраками? – Джек распахнул входную дверь и вышел в коридор.
   – Получается, так. – Я два раза провернул в замке ключ и зашагал к лестнице. – Но это не страшно. Главное, чтобы результат был.
   – Рад, что ты это понимаешь. Не хотелось бы на старости лет в Пахарту или Аврию уматывать. Хотя на островах, говорят, мужики в цене. Будешь любимым наложником у какой-нибудь богатенькой бабенки…
   – Типун тебе на язык!
   – Да шучу я, шучу. Какая Пахарта, какая Аврия? Не найдем наконечников – вздернут, и все дела.
   – Шутник, блин…
   – При чем здесь шутки? Это правда жизни! – с довольным видом хохотнул Джек. – Куда едем?
   – Увидишь, – поморщился я. Тоже мне комедиант выискался. – Надеюсь, ты против посещения городского дна ничего не имеешь?
   – Я? Да как ты мог такое подумать?
   – Вот и замечательно…

Глава 2
Темный сотник. Дорога в Мерн

   Месяц Святого Огюста Зодчего
   Последним Густав Сирлин похоронил Жака Бортье.
   Да, старина Бортье продержался дольше всех. Остальные головорезы Темной сотни сгинули один за другим в самом начале осени, когда как-то враз закончилось сопутствовавшее Густаву везение. Оно и неудивительно: государства Пакта капитулировали одно за другим, и войска Ланса без лишних сантиментов принялись наводить на оккупированных территориях порядок. Так вот и вышло, что дезертиры из вольных хищников в считаные дни превратились в загнанную дичь.
   Засады, облавы, летучие отряды кавалерии…
   Густав Сирлин надумал переждать лихое время в лесах, а потом и вовсе перебраться в Драгарн, но от выследивших остатки беглой сотни королевских егерей удалось уйти только ему да Жаку. И вот оно как в итоге вышло: ерундовый порез загноился и свел Бортье в могилу.
   Был ли сотник рад тому, что старуха с косой в очередной раз обошла его стороной? Скорее, этот факт его просто устраивал. Закидывая комьями сырой земли тело спутника, Густав осознал, что давно уже не испытывал практически никаких эмоций. И даже непременный спутник беглецов – страх – утонул в бездонном омуте как-то незаметно затопившей его душу серой хмари безразличия.
   Густав устал. Он просто очень сильно устал.
   Летом был кураж. Летом его вела злая радость, и сотник щедро разбрасывался выпитой из Виктора Арка потусторонней силой. В глазах солдат он стал чуть ли не одним из небожителей. Но не лубочно-правильным Святым, а всемогущим повелителем битвы, одним взмахом руки способным раскидать десяток латников.
   Что ж, какое-то время так оно и было. Пока не иссякла сила. Пока он не почувствовал, что вычерпан до дна. Опустошен и уподоблен высушенному ярким солнцем рыбьему костяку. Вымотан настолько, что даже таившаяся в глубине его души тьма не способна больше разгореться во всепожирающее черное пламя.
   Когда это случилось? Две декады назад? Три? Он не помнил. Прошлое терялось в туманной пелене, а попытки разобраться в путаных обрывках воспоминаний заканчивались дикой головной болью.
   Но если с тем, что для него есть лишь серое настоящее, Густав худо-бедно смирился, то принять роль обычного человека так и не смог. Осознание собственной никчемности жгло его изнутри, будто пожиравший торфяник подземный огонь. Жгло, не давало думать ни о чем другом, заставляло бежать куда глаза глядят, лишь бы подолгу не оставаться на одном месте.
   Не потому ли и повалились на отряд все эти неприятности?
   Кто знает?
   Темный сотник предпочитал об этом не задумываться. В его сером настоящем места для прошлого больше не оставалось.
   Но, может, оно и к лучшему?
 
   Кинув на могилу последний ком земли, Густав отошел к лесному болотцу сполоснуть выпачканные в грязи руки, да так и замер, уставившись на дрожавшее из-за бежавшей по воде ряби отражение. Давно не стриженные лохмы всклокоченных волос, кудлатая борода, осунувшееся лицо с темными провалами воспаленных глаз.
   Неприглядное зрелище. Неприглядное и тревожное.
   Сотник вытер ладони о замызганные штанины, вернулся к могиле и уселся на ствол вывороченного из земли вяза. Увиденное ему не понравилось. Весьма не понравилось.
   Давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, когда Густав бродяжничал и водил знакомство с разным отребьем, он вдоволь насмотрелся на опиумных курильщиков. Конченые людишки. Но так ли он теперь от них отличался?
   Те грезили о затяжке дарящей блаженное забытье отравы, ему для полного счастья хватило бы и крупицы потусторонней силы. Скверны, как пренебрежительно именовали ее недалекие святоши.
   Впрочем, даже сейчас Сирлин продолжал презирать тех вконец опустившихся бродяг. Они сами выбрали свой путь. Он оказался заложником семейных тайн и ничего изменить в своей жизни уже не мог. Другое дело, что никогда к этому особо и не стремился.
   И уж точно Густав не собирался подыхать от жалости к самому себе в этом забытом всеми Святыми лесу.
   Утопиться в болоте?
   Как-нибудь в другой раз.
 
   Кое-как приведя в порядок всклокоченную шевелюру, Густав подрезал бороду и кинул кинжал к валявшемуся на земле мечу. Потом избавился от засапожного ножа, вытряхнул из дорожного мешка кольчугу и, посильнее напялив шляпу, зашагал в сторону тракта.
   Сколько бы он ни просидел в чащобе – о нем не забудут. Жнец не из тех, кто прощает плевки в лицо. А уж на забывчивость Виктора Арка рассчитывать и вовсе глупо. Нет, единственное, что оставалось сотнику, – это как можно быстрее сбежать на полдень. В Драгарн. В Алезию. На худой конец – в Пахарту. Там его не достанут. Там можно будет переждать лихое время.
 
   К тракту Густав вышел уже под вечер. Первым делом он нарвал лопухов и вычистил заляпанные болотной жижей сапоги, потом осмотрел одежду и недовольно поморщился. Солдатская куртка с темным пятном на месте споротой эмблемы полка и давно не стиранные штаны респектабельности бывшему сотнику не добавляли. С другой стороны, таких вот непонятных персонажей сейчас пруд пруди. В глаза он бросаться точно не будет, а это главное. На крайний случай в подклад куртки нужные бумаги зашиты. И золото – на золото надежды было даже больше, чем на поддельную подорожную.
   Выбравшись на заросшую высокой пожухлой травой обочину, темный сотник с четверть часа подыскивал подходящее место, потом приглядел заросли только-только начавшего облетать орешника и уселся на лежавший неподалеку от них плоский камень. Если поедут солдаты или еще какой беспокойный люд – сигануть в кусты проблемой не станет. А торговый обоз или почтовая карета тут волей-неволей ход замедлят: сразу за его камнем тракт круто поворачивал, огибая болотину.
   В кустах и в самом деле хорониться пришлось не единожды – армейские разъезды по тракту мотались постоянно. Да и без служивых непонятного сброда на дороге хватало. Залегший в кустах Густав на глаза им не показывался: меньше всего он хотел угодить в переделку, ошибившись с выбором попутчиков.
   Как-то незаметно подкрались ранние осенние сумерки, небо затянули облака и заморосил мелкий серый дождик. Темный сотник поежился, но с обочины уходить не стал. И не прогадал: вскоре на дороге появилась одинокая бричка. Правил ей худощавый мужчина лет сорока, под поднятым верхом прятался от дождя его спутник.
   На повороте бричка замедлила ход, а когда Густав ступил на дорогу, и вовсе остановилась – возница сразу сообразил, что незнакомец успеет перехватить поводья, и нахлестывать лошадь не стал. Вместо этого он поудобней ухватил плеть и привстал с козел.
   – До Мерна не подвезете, люди добрые? – припомнив название соседнего городка, выставил перед собой пустые руки Сирлин.
   – На въезде солдаты подорожные проверяют, – предупредил возница.
   – Не беда, – улыбнулся Густав. – Бумаги имеются.
   – Тогда подвезу. – Мужчина на миг нахмурился, потом тяжело вздохнул и пожал плечами: – Почему не подвезти?
   – Благодарю, – поспешил забраться в бричку сотник и протянул руку: – Густав.
   – Фридрих, – представился хозяин брички и сунул плеть за голенище сапога.
   Так и не скинувший с головы капюшона спутник возницы промолчал. Да и сам Фридрих не выказал особого желания продолжать разговор. И лишь когда мимо них в очередной раз проскакал отряд ланских кавалеристов, Сирлин не выдержал и поинтересовался:
   – Неспокойно в округе?
   – А где сейчас спокойно? – вновь пожал плечами Фридрих, оказавшийся несколько старше, чем решил сотник поначалу. Теперь-то Густаву были прекрасно видны исчертившие лицо собеседника тонкие морщинки, набухшие вены и мешки под глазами.
   – Тоже верно.
   – Но летом и вовсе пришлось лиха хлебнуть. – Возница поправил шляпу с обтрепавшимися полями, из-под которой выбивались слегка вьющиеся светлые волосы. – Из дома страшно выбраться было, не то что из города.