Павел Корнев. Жнец

   – И не говорите, – усмехнулся сотник. – Будь моя воля, из дома бы – ни ногой.
   – Это точно. – Фридрих разглядел, что солдатская куртка на попутчике не ланского фасона, и тяжело вздохнул: – У меня сыновья на войне сгинули. Теперь вот приходится одному крутиться…
   – А вы по какой части будете? – заинтересовался сотник.
   – Лекарь я. В окрестных деревнях лекарей сейчас днем с огнем не сыщешь, вот и мотаюсь.
   – Есть такое дело, – кивнул Густав, который не понаслышке знал, как непросто отыскать в разоренной войной стране самого завалящего костоправа. Особенно когда у тебя на руках раненый боец, а на хвосте висят королевские егеря.
   – Но ничего, налаживается потихоньку жизнь, налаживается. Вот поначалу жути натерпелись – просто беда.
   – А что такое? Мародеры?
   – Нет, солдаты себе лишнего не позволяли. Но, как наши город сдали, по ночам люди пропадать начали.
   – Серьезно?
   – А то как же! Первую декаду все от страха тряслись. Сейчас как дурной сон то время вспоминается.
   – Лихое времечко настало, – по необходимости поддерживать разговор кивнул Густав. – Остается надеяться, дальше лучше будет…
   – Да будет, чего там. Простому люду все равно, кому подати платить. Главное, чтобы три шкуры не драли.
   – А храмы Единения как?
   – Дело привычки, – поежился Фридрих. – Кому невтерпеж, тот и дома Святым помолиться может, я так считаю. Но многих туда до сих пор силком сгоняют. Кого-то и пороли уже…
   – Вот как?
   – Да, было дело. А по мне, так храмы Единения ничем от молельных домов не отличаются… – Возница приметил глубокую лужу посреди дороги и начал править к обочине.
   – Гони! – рявкнул сотник, но было поздно: выскочивший из кустов бородатый мужик в какой-то рванине успел перехватить поводья. И сразу же на тракт высыпали трое его дружков.
   – А ну слазьте! Живо! – заорал размахивавший топором главарь и подскочил к сотнику: – Быстрее, кому сказано!
   Двое разбойников обежали бричку, и схватившийся было за плеть Фридрих заколебался, не зная, что предпринять. Темный сотник краем глаза приметил у одного из парней дубинку, а у второго вилы и приуныл. Лишиться зашитого в подклад куртки золота он себе позволить просто-напросто не мог.
   – Чего вы хотите? – спросил возница и невольно отодвинулся от зубьев нацеленных ему в грудь вил.
   – Деньги и лошадь! Портки тоже скидывайте, портки у вас добрые. И ты! – Главарь махнул топором в сторону сидевшего в бричке человека в плаще. – Да, ты! Ну-ка, откинь капюшон! Живо, кому сказано! А не то…
   – Ты глядь, баба! – заржал бугай, за поводья удерживавший лошадь.
   – Бабу тоже оставляйте! – осклабился главарь, и Густав со всего маху пнул его в лицо. Тут же стремительно соскочил с брички, ухватил оброненный заводилой топор и, крутанувшись на месте, с размаху всадил иззубренное лезвие в голову отпустившему поводья здоровяку.
   А вот Фридрих сглупил. Вместо того чтобы стегануть лошадь, он протянул плетью парня с вилами и повалился с козел, получив от второго разбойника дубинкой по голове. Сидевшая в бричке девица истошно завизжала; Густав поднырнул под лошадь, ухватился за черенок и легко вырвал вилы из рук растерявшегося разбойника. А потом и вовсе насадил его на ржавые зубья.
   – Берегись! – завопила вдруг девушка, сотник шатнулся в сторону, но раскрутивший дубинку парень оказался быстрей.
   Удар по ребрам едва не выбил из Густава дух, в боку что-то мерзко хрустнуло, а в глазах потемнело, и все же охнувший от боли сотник успел увернуться от второго замаха. Увернулся – и сразу ринулся на разбойника, торопливо перехватывающего дубинку. Вцепился ему в руку, начал выкручивать запястье, а когда отчаянно вырывавшийся парень все же обронил оружие, подтянул гаденыша к себе и свернул шею.
   – Папа!
   Соскочившая с брички девица с криком бросилась к потерявшему сознание Фридриху, Густав же первым делом вытащил из сапога отправленного к бесам разбойника нож и, выпрямившись, поморщился от боли в отбитом боку. Затем он подошел к валявшемуся на обочине главарю, спокойно перерезал тому глотку и лишь после этого обеспокоился состоянием хозяина брички.
   – Живой?
   – Не знаю, – начала подвывать девушка. – Не знаю! Не знаю!
   Густав Сирлин ухватил ее за руку, аккуратно поставил на ноги и, не особо зверствуя, влепил легкую пощечину. Спокойно присел к Фридриху и сразу же нащупал пульс.
   – Живой он. Живой.
   – Слава Святым! – всхлипнула девушка, приложив ладонь к покрасневшей щеке.
   – Звать-то тебя как?
   – Эльза.
   Густав присмотрелся к ссадине на виске Фридриха и нахмурился. На первый взгляд рана серьезной не казалась, но, когда дело касается головы, ничего нельзя сказать наверняка.
   – И далеко, Эльза, до города?
   – Нет, рукой подать.
   – Поехали. – Темный сотник осторожно поднял Фридриха и, скривившись от резкой боли в отбитом боку, переложил его в бричку. – Придерживай родителя своего, я править буду.
   – Хорошо.
   – Но! Пошла! – прикрикнул Густав, и нервно прядавшая ушами из-за запаха крови лошадь побрела через лужу. – Пошла!
   – Густав, вы поможете занести отца в дом? – забеспокоилась вдруг Эльза. – Мне одной не справиться.
   – Хорошо, – кивнул сотник. – Лекари другие у вас в городе остались?
   – Нет, – помотала головой девушка. – Костоправ и травница только.
   – Костоправ – это, конечно, хорошо, да только твоему отцу нормальный лекарь нужен.
   – Главное – его до дому довести, – всхлипнула Эльза, но сразу же взяла себя в руки. – Я знакомых обойду, они помогут…
   – Вот и замечательно, – тяжело вздохнул Густав и надолго замолчал, размышляя, какую байку он скормит дежурящим на въезде в Мерн солдатам. О чем о чем, а об этом следовало подумать заранее.
   – Сворачивайте, – указала вдруг Эльза на неприметную проселочную дорогу, когда впереди замаячили переходящие в пригород фермы.
   – Зачем еще? – насторожился темный сотник. Ехать по колдобинам ему не хотелось, да и проселок завести мог бес знает куда.
   – Здесь ближе, – объяснила девушка, немного помолчала и добавила: – И на въезде не солдаты гарнизона, а ополченцы дежурят…
   И в самом деле – разбитая тележными колесами дорога вскоре повернула к городу, а караульная будка и вовсе оказалась пуста. Чему Густав только порадовался – особой надежды на подорожную у него не было, а кошель с золотом вовсе не бездонный. До Драгарна путь не близкий, пригодится золотишко в дороге еще. Да и на новом месте деньги понадобятся.
   – Слуг у вас нет? – уточнил сотник, когда остановил бричку у дома лекаря, ни в одном из окон которого не горел свет.
   – Раньше были, а сейчас мы вдвоем живем, – объяснила девушка. – Собак тоже не держим, заходи.
   Густав кивнул и отправился отпирать ворота. Возиться с Фридрихом ему не хотелось совершенно – левый бок так и горел огнем. Но не бросать же девушку с раненым отцом на улице? Мало ли чего ей в голову взбредет. Уж лучше помочь.
   Тихонько помянув недобрым словом Святых, сотник вернулся к бричке, загнал ее во двор и с кряхтением поднял на руки так и не пришедшего в себя лекаря.
   – Сюда, – позвала его Эльза.
   – Иду. – Густав поднялся на крыльцо, прошел по темному коридору и, уложив Фридриха в кровать, оперся о стол, чтобы не упасть.
   – Что с вами? – забеспокоилась девушка.
   – Все в порядке. – Сотник вытер выступившие на лбу мелкие капельки пота и глубоко задышал, дожидаясь, пока пройдет головокружение.
   Эльза зажгла свечи и всмотрелась в сотника.
   – А лицо бледное, словно мел. Вас ранили?
   – Со мной все в порядке. А тебе пора идти за костоправом.
   – Но я не могу оставить отца одного!
   – Сбегай к соседям.
   Сотник перестал опираться на стол и тут же закатил глаза и охнул от пронзившей бок боли.
   – Густав, оставайтесь, – предложила вдруг девушка. – Вас должен осмотреть лекарь!
   – Не стоит, – помотал головой сотник, потом осторожно прикоснулся к горевшим огнем ребрам и сдался: – Только не надо меня никому показывать, так отлежусь. Ты беги, я за ним присмотрю.
   – Спасибо! – Обрадованная Эльза выскочила из комнаты, а Густав с кряхтением опустился на стул, размышляя, не свалял ли он дурака, поддавшись на уговоры остаться.
   С другой стороны, ему и в самом деле нужно было отлежаться. И симпатичное личико дочери лекаря никак не сказалось на его решении.
   Ну… почти никак.

Глава 3
Экзорцист. По остывшим следам к остывшему…

   Месяц Святого Огюста Зодчего
   Когда у человека много друзей – это замечательно. Правда, зачастую в один не самый прекрасный момент выясняется, что далеко не все, кто считался таковыми, являются ими на самом деле. В лучшем случае – это просто приятели. В худшем… в худшем иной раз и вовсе пакостно выходит.
   Другое дело – знакомые. Знакомые – это связи. Знакомые – это возможности. Да, они могут быть весьма назойливыми, но кто из нас без греха? Я и сам, чего уж там, не самый приятный в общении человек. А куда деваться? Работа такая…
   Немного поразмыслив, первым делом я решил наведаться в «Рваный парус» – средней паршивости забегаловку, в задней комнате которой владельцами заведения устраивались карточные игры с очень и очень приличными ставками. Заправлявший там толстяк по прозвищу Ленивец обладал просто феноменальной способностью ловить шулеров за руку, но иногда – крайне редко и лишь когда на кон ставились целые состояния – закрывал на эти шалости глаза. Конечно же не просто так закрывал, случайным людям за его столом ничего не светило.
   Впрочем, о нечестной игре знали лишь те, кто участвовал в этом весьма доходном дельце, а потому репутация Ленивца продолжала оставаться незапятнанной. Болтуны же обычно имели обыкновение отправляться через люк в одной из комнат «Рваного паруса» прямиком в канал. С солидным грузом на ногах, разумеется.
   – Знаю я этот гадюшник, – кивнул Пьер, когда услышал, куда именно нужно нас с Джеком доставить. – Здесь недалеко…
   – На соседней улице практически, – подтвердил Пратт.
   – Доводилось бывать? – заинтересовался я.
   – Не мне. Одному товарищу, которому по рангу этого делать не полагалось.
   – И?
   – В итоге товарищ оказался нам вовсе не товарищ, – пожал плечами Джек. – Из окна выпал.
   – Сам?
   – Сам, конечно, – хохотнул Пьер. – Вешаться он наотрез отказался…
   – Вот что, Джек, – нахмурился я. – Ты меня на улице подожди тогда.
   – А что такое? – выбрался из пролетки рыжий пройдоха, когда Пьер остановился неподалеку от «Рваного паруса».
   – Если тебя примут за шпика, со мной точно никто разговаривать не станет.
   – Издеваешься? – потеребил серьгу в ухе Пратт. – Это я-то на шпика похож?
   – Больше, конечно, на сутенера…
   – Ты бы попридержал язык!
   – Ладно, пошли, – сдался я. – Но там – молчи. Понял?
   – Договорились.
   Скучавший на входе вышибала на нас даже не глянул. Да оно и немудрено – время, по меркам местных завсегдатаев, было детское, и заведение пустовало. Остается надеяться, что Ленивец уже на рабочем месте. Не ждать же его тут до ночи…
   – Чего изволите? – оживился при нашем появлении протиравший грязным полотенцем посуду за стойкой бара какой-то молоденький парнишка.
   – Стаканчик бренди, – заказал усевшийся на высокий стул Джек.
   – И Ленивца позови, – распорядился я.
   – Кого-кого? – сделал вид, будто ничего не понял, парень.
   – Сначала наливаешь стакан бренди, – оперся я на стойку, – потом идешь и говоришь Ленивцу, что его желает видеть Себастьян Март. Укладываешься в пять минут – и продолжаешь радоваться жизни. Не укладываешься – и твоим коллегам придется бежать за лекарем. Или коронером. Смотря насколько задержишься. Все ясно?
   Наполнившего Джеку стакан бармена будто ветром сдуло.
   – Ты как это сделал? – откинул крышку карманных часов Пратт.
   – Что?
   – Напугал мальчонку до полусмерти. Он даже вышибалу не догадался кликнуть.
   – Думаешь, вышибала побежал бы для него за лекарем? Очень сомневаюсь.
   – Смешно, ага. – Попробовавший бренди Джек скривился и глянул на выскочившего из задней комнаты паренька: – Четыре минуты.
   – Проходите, – указал на распахнутую дверь тот.
   – Хороший мальчик, – усмехнулся я и остановил рыжего пройдоху: – Здесь жди.
   – Точно?
   – Угу.
   Я сунул ему шляпу с плащом и направился в заднюю комнату.
   Ленивец – высокий, но сильно раздавшийся вширь мужчина средних лет – сидел за обтянутым зеленым бархатом столом и вертел в руке вытащенную из валявшейся перед ним колоды карту. Больше в комнате никого не было. Две распахнутые настежь двери – и мы. Ну да лишние уши сейчас ни к чему.
   – С чем пожаловал? – без особой приязни поинтересовался толстяк.
   – Поговорить.
   Я уселся за стол, пригляделся и без особого удивления увидел, что в пухлых пальцах собеседника зажат бес.
   – Говори, – поморщился Ленивец.
   Все верно: особо радоваться моему визиту у него причин не было. И пусть с тех пор, как я выбил из него принадлежавшие Мешку Костей деньги, прошло уже немало времени, такое не забывается. С другой стороны, доложи я тогда Ошу, что Ленивец знал, в чей карман запустил руку, и для него все закончилось бы много-много печальней.
   – У меня из-под носа увели одну вещь, очень надо ее вернуть. Сама по себе ценности она не имеет, но кое-кто должен был заплатить за организацию кражи немалые деньги.
   – Ничего такого не слышал.
   – Никто не трепался о хорошем заказе со стороны? – ничуть не расстроился я столь холодному приему.
   – Треплются постоянно, большей частью привирают.
   – Во-первых, заказ со стороны. Во-вторых, тот, кто провернул это дельце, набивать себе цену не будет. Трепать языком тоже. Отдаст долги, перестанет брать заказы, уйдет в тину. Загуляет. Или и вовсе пропадет. Что скажешь?
   – Надо подумать, – нахмурился толстяк. – На меня ссылаться не будешь?
   – Зачем? Мне даже исполнитель малоинтересен, все вопросы к заказчику.
   – Насколько серьезное было дело?
   – Дело было продуманное. Никаких мальчиков с кастетами и дубьем.
   – Значит, молодняк в расчет не принимаем, – пожевал нижнюю губу Ленивец. – Остальных можно по пальцам пересчитать.
   – Карп, Грым, Аг Шанге, Жиль Закиль, Валентин Лист, – начал перечислять я.
   – Карп в «Ржавой кирке» очередной срок мотает. Грыма в том году под пирс отправили. Шанге с Виком Реей чего-то не поделил и от греха подальше в Арлон перебрался. Лист спился, никто ничего серьезного ему не предложит. Жиль – Жиль мог.
   – Кто еще?
   – Август Вармине, Ник Лаурай, Якоб Ланц, Курт Бьорк…
   – По ним что-нибудь скажешь?
   – Август две декады назад в долг взял, но до сих пор не отдал…
   – Возможно, исполнитель уже в канале с камнем на шее плавает, – предупредил я.
   – Этот живехонек, я к нему позавчера парней отправлял. На нулях. Ник… – поморщился Ленивец и почесал лоб. – Ник гнильцу в человеке сразу чует. К делу, где от исполнителя избавиться собираются, он и близко не подойдет.
   – Скользкий тип, – согласился я с толстяком.
   – Остаются Закиль, Ланц и Бьорк. Поговори с ними, я тебе больше ничем помочь не могу.
   – Точно?
   – Точно. Разве что…
   – Что? – заметив задумчивость собеседника, поторопил его я.
   – Ловкач мне долг вернул и от игры в карты на очень хороших условиях отказался. Но это еще ни о чем не говорит.
   – Ловкач? Это Якоб Ланц который?
   – Он самый.
   – А с кем он работает?
   – С Марти Шиллером какие-то дела обделывал, но не так давно между ними черная кошка пробежала. Хотя видели их вроде бы на днях вместе. А вообще он с Ивом Талансом в неплохих отношениях.
   – Знакомое имя…
   – Меняла с Монетного бульвара, – пояснил Ленивец и вдруг встрепенулся: – Да, когда Ланц от игры отказался, я к Закилю человека направил, но его найти не смогли. Он вообще как-то давненько уже запропал…
   – Благодарю. – Я поднялся из-за стола. – Где Ловкача найти, не подскажешь?
   – Он неподалеку от площади Грегора Первого квартиру снимает. Если в сторону порта по Янтарной идти – второй дом тебе нужен.
   – А Марти Шиллер где обретается?
   – То тут, то там. За ним не слежу.
   – Закиль?
   – Комнату снимает на мансарде «Хромого бродяги».
   – Там по-прежнему Ерш за главного? – припомнил я прозвище управляющего доходным домом.
   – В том году еще преставился, – покачал головой толстяк. – Захар Сонник вместо него.
   – Не знаю такого.
   – Ничего не потерял, гнилой тип.
   – Бьорк?
   – С ним не работаю.
   – Понятно. Будут проблемы, обращайся. Если узнаешь чего – тоже.
   – Тьфу-тьфу-тьфу, – скривился Ленивец. – Не надо нам проблем. Мы люди маленькие.
   – Ну-ну, – фыркнул я, вышел в общий зал и махнул рукой допивавшему явно не первый стаканчик бренди Джеку.
   Тот отсалютовал мне рюмкой, опрокинул в себя ее содержимое и нетвердой походкой направился на выход.
   Но стоило захлопнуться за нами двери кабака, как с рыжего пройдохи в мгновение ока слетел весь хмель.
   – Узнал чего? – поинтересовался он.
   – Возможно, возможно…
   Я накинул плащ на плечи и забрался в пролетку, не зная, как поступить дальше. Стоит ли пытаться найти кого-нибудь самому или задействовать Рауля? Стражники всяко этих темных личностей быстрей отыщут. Вот только не факт, что они отыщут их живыми. Одна оплошность, не там и не тогда оброненное слово, и наши оппоненты немедленно сыграют на опережение. И кто знает, нет ли у них прикормленных чинов в столичной Страже?
   – Ну и?
   – Пьер, ты знаешь кабак «Пьяный гарпунщик»? – вместо ответа поинтересовался я у возницы.
   – О Святые! – закатил глаза парень. – Там-то нам чего понадобилось?
   – Поговорить кое с кем. – Репутация у этого кабака была наисквернейшая, и не закрыли его до сих пор лишь потому, что хозяин время от времени делился со Стражей разными слухами. Слухами – и не только.
   – Я туда не пойду, – заявил Джек. – Меня там знают. Придется людей вызывать.
   – Да прям! – фыркнул я. – Мне только с хозяином парой слов перекинуться.
   – То есть в «Парусе» мы пустышку вытянули?
   – Кое-какую информацию проверить надо.
   – Ой, темнишь ты чего-то!
   – Отстань…
   – Приехали, – настороженно озираясь по сторонам, окликнул нас Пьер некоторое время спустя.
   И его беспокойство, вне всякого сомнения, не было беспочвенным. Грязь чуть ли не по щиколотку, пара нищих на перекрестке, стайка швырявшихся друг в друга какой-то гадостью оборвышей – и очень внимательные и настороженные взгляды прохожих, многих из которых, появись они в приличном районе, немедленно поволокли бы в околоток трясти на предмет совершенных преступлений. Мрачные физиономии, залатанная одежка, мутные взгляды опиумных курильщиков, а в довесок явственно читавшаяся на лицах решимость раздобыть хоть пару монет. Неважно как – главное, наскрести мелочи на выпивку, гашиш или продажную девку.
   «Акулья пасть», что с нее взять.
   – Давай-ка заезжай в переулок, – скомандовал моментально оценивший обстановку Джек. – Себастьян, шевелись.
   – Ну надо же, какие мы нервные, – усмехнулся я и вылез из пролетки. Впрочем, мне и самому находиться здесь дольше необходимого не хотелось совершенно.
   В отличие от «Рваного паруса», «Пьяный гарпунщик» не пустовал даже днем. Тусклое помаргивание светильников, клубы отдающего сладковатым привкусом дыма, стук костей, крики и ругань. Кого-то били в темном углу, кто-то с надрывом доказывал свою правоту. Вышибалы бесстрастно наблюдали за происходящим, готовые, впрочем, незамедлительно растащить буянов, начни те крушить и без того убогую мебель.
   – Вам чего? – Разливавший по кружкам пиво хозяин заведения подслеповато сощурился и невольно охнул: – Себастьян?
   – Собственной персоной, – усмехнулся я и обернулся к подвалившему поддатому завсегдатаю.
   – Сгинь, – скомандовал тому хозяин, и парня будто ветром сдуло. Старик отставил кружку с пивом, вытер руки о фартук и подозвал помощника: – Томас, смени меня.
   – Ну, Крюк, как делишки? – поинтересовался я, когда мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж.
   – Себастьян, Себастьян… – покачал головой хозяин и кинул фартук на табурет. – Какие у меня могут быть делишки? Так, срамота одна.
   – Да? А мне показалось, заведение процветает…
   – Нищеброды собрались, никакого толку с них, – отмахнулся Крюк. – Тебя сам прислал?
   – Ты же знаешь, я с Мешком Костей больше не работаю.
   – Ну, мало ли. Всякое бывает.
   – Проехали.
   – Зачем тогда пожаловал?
   – Якоб Ланц давненько не появлялся?
   – Не нашего полета птица, – поскреб болячку на подбородке кабатчик. – Он, как в гору пошел, сюда дорогу забыл.
   – Бьорк?
   – Тоже мимо.
   – Марти Шиллер?
   – Этот был недавно. Он к нам частенько заглядывает, – кивнул Крюк и всплеснул руками: – Постой! Ты ведь про Ловкача спрашивал?
   – Ну?
   – Марти на днях заходил, на безденежье жаловался. И обмолвился, мол, что он хоть и на мели, но с Ланцем работать никогда не будет. Тот его вроде охранником зазывал.
   – Якобу понадобился охранник? – задумался я. Совпадение или удалось ухватить за кончик путеводной нити? – Ладно, благодарю за помощь. Если что – обращайся.
   – Непременно, Себастьян, непременно, – засеменил за мной кабатчик. – И ты нас не забывай.
   – Как можно! – усмехнулся я, спускаясь по лестнице на первый этаж, и, не выдержав, закашлялся от едкого дыма. Ну и гадюшник!
   Вытирая слезившиеся глаза, направился на выход, и тут где-то неподалеку послышались глухой удар и шум падающего тела. Невольно вздрогнув, я обернулся поглядеть на разгоревшуюся потасовку. Обернулся – и едва успел предплечьем заблокировать удар невесть с чего решившего пырнуть меня ножом мужика. Длинный клинок лишь вспорол плотную ткань плаща, а в следующий миг я сбросил оцепенение и саданул нападавшего костяшками по тыльной стороне ладони. Нож полетел на пол, парень отпрыгнул к стойке бара, но с другого боку уже подскочил второй головорез.
   Перехватив руку громилы, я крутнулся, присел и швырнул его через себя. Тот всем своим весом рухнул на стол, завсегдатаи с проклятиями метнулись в разные стороны, а в следующий миг кто-то со всего маху долбанул мне по скуле. В глазах вспыхнули искры, ноги подкосились, и я повалился на пол. Толком не успев прийти в себя, откатился в сторону, и миг спустя в плечо врезался едва разминувшийся с виском носок сапога.
   Рука моментально отнялась, я извернулся и ужом заполз под стол. Не самое надежное укрытие все же помогло выиграть пару мгновений, чтобы хоть немного оклематься, и, когда успевший подхватить оброненный тесак мордоворот вновь ринулся в атаку, каблук моего сапога угодил ему в колено. Нога убийцы подогнулась, он ухватился за спинку стула, вздрогнул – и рухнул лицом вниз. Немудрено: из спины у него торчала рукоять загнанного под лопатку ножа.
   – Себастьян! – подскочил ко мне невесть когда сменивший ливрею на какие-то застиранные обноски Пьер. – Убираемся отсюда, живо!
   – Подожди.
   Я кое-как поднялся на ноги, глянул на рухнувшего на стол парня и скривился. Кто-то из потревоженных его падением забулдыг раскромсал бедолаге горло от уха до уха. То ли свое возмущение разлитой выпивкой таким образом выразил, то ли под шумок карманы обчистил. А скорее – и то, и другое.
   – Я не имею к этому никакого отношения! Святым Гарольдом Авендумским клянусь! – поспешил уверить меня Крюк. Вышибала, зажимая рукой окровавленный лоб, попытался подняться с пола, но не удержался на ногах и повалился обратно. – Это пришлые!
   – Все в порядке, забудь… – Я заковылял на выход.
   На улице поддерживавший меня под руку парень изо всей мочи дунул в служебный свисток, и тотчас Джек подогнал к крыльцу пролетку.
   – Гони! – Запихнув меня на скамью, Пьер запрыгнул на подножку.
   Пратт времени терять не стал и взмахнул поводьями:
   – Нно! Пошли!
   Когда мы выехали на соседнюю улицу, прямо на ходу вновь переодевшийся в ливрею Пьер сменил Джека, тот с ехидной ухмылкой оглядел мою рассаженную физиономию и покачал головой:
   – Как знал ведь, нельзя тебе туда одному идти.
   – Ерунда, – фыркнул я, потихоньку шевеля отбитой рукой. – Это не местные. Выследили нас, точно тебе говорю.
   – Думаешь? – нервно оглянулся рыжий пройдоха. – Почему так решил?
   – С хозяином я прекрасно пообщался – это раз. Вышибалу они вырубили – это два. Одного из громил местные забулдыги зарезали – это три. Ну и одеты слишком уж прилично для завсегдатаев были.
   – Да и не выпустила бы нас так легко эта рвань баррикадная, – поддакнул Пьер.
   – Час от часу не легче, – вздохнул Джек. – Ладно. Говоришь, с хозяином плодотворно пообщался?
   – Поехали на площадь Грегора Первого, – распорядился я. – Нет, стой! Вон винная лавка, сбегай, купи бутылку бренди. И по пути в «Хромого бродягу» заглянуть надо.
   – Ну ты вообще обнаглел! – покачал головой Пратт, потом внимательно меня оглядел и все же выудил кошель: – Пьер, сбегай, купи выпить подопечному.
   – Ой, да не надо только! И сам бы в кабаке справился.
   – А если бы местные второго не зарезали? – прищурился Джек.
   – Если бы да кабы…
   – Как они сработали, кстати, – профессионально?
   – Вполне, – прикоснулся я к рассаженной скуле. – Ребята не промах, но в такой обстановке им действовать точно не приходилось. Подкарауль они меня на улице, и ты бы сейчас отходную молитву старому приятелю заказывал.