Павлов Сергей Иванович. По чёрному следу

   - Вы правы. Ситуация... гм... деликатная.
   - Без его помощи мы очень рискуем затянуть это дело.
   - Признаюсь вам, Гэлбрайт, - мягко сказал Никольский, - надежда на миссию Полинга представляется мне иллюзорной.
   - Мне тоже. И если бы не крайняя нужда, я пощадил бы родственные чувства своего подчиненного. Но чем черт не шутит...
   Солнце, отражаясь в зеркале озера, слепило глаза, и Никольский надел очки-светофильтры.
   Гэлбрайт спросил:
   - Намерение связаться с нами возникло у вас после беседы с Кизимовым?
   - Да, как только Кизимов незаметно для себя проговорился о Йонге К тому же появление Хаста на Памире убедило нас, что "черный след" попал в поле зрения Западного филиала. Мы решили не чинить препятствий вашим попыткам самостоятельно установить контакт с Кизимовым. Мы понимали: неудача заставит Хаста обратиться к нам с каким-то предложением о согласованности действий.
   - Вы правильно понимали, - одобрил Гэлбрайт. Помолчал и добавил: Теперь мы с вами правильно понимаем малонадежность миссии Полинга. Если так и дальше пойдет, мы рискуем сесть в большую общую западно-северо-юго-восточную лужу.
   - Не исключено, - сказал Никольский. - Это мы с вами, к счастью, тоже правильно понимаем.
   Гэлбрайт сверил свои часы с часами Никольского.
   - Я послал в аналитический цех одного из самых расторопных парней, сказал он, словно оправдываясь.
   - Потерпим. Похоже, задержка у аналитиков связана с нашим материалом.
   - Вам крупно повезло с метеостанцией, Никольский... Вы получили великолепный предлог для прямой беседы с Кизимовым.
   - Кстати, о нашем везении, Гэлбрайт. Вам не кажется... ну если не странным, то хотя бы занятным, что в показаниях первых очевидцев фигурирует только "черный след"? Исключительно "черный след"...
   - И ни слова о чем-то похожем на "эффект метеостанции" или поющие деревяшки?..
   Гэлбрайт задумался. Никольский смотрел в окно и молчал.
   - Да... пожалуй, в этом что-то есть, - проговорил Гэлбрайт. - Либо те, кто сталкивается с "черным следом", не замечали всего остального, либо...
   Никольский молчал.
   - Либо "всего остального" раньше попросту не было?
   - Я склоняюсь в пользу последнего, - ответил Никольский. - Иначе трудно объяснить, как обладателям подобных свойств удалось миновать рогатки спецкарантина.
   - А затем и пройти полгода спустя обязательный медосмотр для бывших работников Внеземелья, - добавил Гэлбрайт.
   - Да. И еще беседа с Кизимовым... Конечно, он многого недоговаривает, настроен если и не совсем враждебно, то, уж во всяком случае, отнюдь не дружелюбно. Однако не лжет, не пытается запутать следствие. И когда он дает нам понять, что происшествие на метеостанции было неожиданностью для него самого, нет оснований этому не верить. Там, у себя, мы сделали вывод весьма тревожного свойства: интересующий нас феномен раньше дремал, а теперь по каким-то причинам стал заметно активнее. Буквально в последнее время...
   - Демон, вселившийся в наших подопечных, начинает показывать зубы.
   - Всего лишь гипотеза, - ушел от прямого ответа Никольский.
   - И довольно зловещая. - Гэлбрайт пожевал губами, размышляя. - Да, с ней придется считаться... Нет ли у вас заодно и гипотезы о причинах активности феномена?
   - Увы...
   - Жаль. Если пружина сработала где-то внутри самого черноследника полбеды. Но если толчок направлен откуда-то извне... - У Гэлбрайта повело и резко дернуло щеку.
   Никольский посмотрел на его почти не тронутое загаром лицо. Сказал сочувственно:
   - Кстати, завтра суббота.
   Гэлбрайт понял это по-своему.
   - Завтра - очень удобный для нас с вами день, - сказал он. - Вернее, для естественной окраски визита Полинга в Копсфорт.
   - Шурин будет безумно счастлив видеть его.
   - Н-да... по предложите мне более оперативный способ разведки. Минуту Гэлбрайт изучал пространство за окном. - В конце концов мы оставляем за Полингом право пойти на попятный, если там запахнет паленым. Меня тревожит другое...
   - Неопытность Полинга?
   - Нет. Он сообразителен, умен. Меня беспокоит вопрос: располагаем ли мы достаточной суммой сведений о черноследниках. Голыми руками Нортона не возьмешь. Вызвать его на существенный разговор можно, лишь ошеломив фактами.
   - Да, только так... Что ж, посмотрим, чем порадуют нас аналитики.
   У Фрэнка, который провел это время в одной компании с черным футляром и немым стариком, сильно испортилось настроение, и он с несвойственным ему злорадством отметил про себя, что в темных очках долговязый Никольский выглядит просто нелепо (темные очки действительно не шли Никольскому), а упитанный шеф теряет изрядную долю солидности, когда вот так елозит в кресле, то и дело нервозно глядит на часы и, натужно посапывая, озирается по сторонам, словно забыл, по какому поводу здесь очутился. Прозвищем Носорог ребята наградили шефа очаровательно метко... Умный Носорог, грозный Носорог, праведный Носорог. Трудолюбивый и проницательный Носорог. Его, Носорога, слегка побаивались, но уважали. Интересно, какое прозвище у Никольского? Ведь есть же у него какое-нибудь прозвище. Восточного типа. Скажем, Лось или Зубр. Или совсем экзотично - Копыто...
   Раздражение улеглось, и Фрэнк постепенно проникся сочувствием к этим двум корифеям оперативного сыска, несущим на своих давно не тренированных плечах бремя головоломных расследований и постоянных тревог за судьбы только подумать! - всего человечества. Разумеется, он понимал, что, кроме сочувствия, корифеям нужна его помощь, и готов был землю рыть от усердия, но отчетливо сознавал, что в поединке с таким человеком, как Дэв, иметь в своем арсенале одно лишь усердие - это все равно, что не иметь ничего...
   - Не помню случая, когда бы аналитический цех укладывался в свои законные четверть часа, - прорычал Гэлбрайт.
   - Не рискнуть ли нам попытаться в общих чертах предугадать результаты анализа? - невозмутимо предложил Никольский.
   Гэлбрайт взглянул на него:
   - Хорошо... Окинем ретроспективным взглядам события общеизвестные, но подозрительные в свете отобранных нами фактов: Вот, скажем, незавершенное дело трехлетней давности - авария на Сиреневом плато.
   - Меркурий?
   - Да. Позволю себе напомнить обстоятельства дела. Орбитальная станция "Гелиос-2" по неизвестной причине сошла с орбиты и врезалась в энергетический комплекс "Солар"...
   - Припоминаю. И что же?
   - Любопытен список участников спасательной экспедиции, сброшенной на руины "Солара". Вернее, список участников ее десантного авангарда.
   - Я просматривал список. Там есть Кизимов, Нортон я Йонге. Но там нет Лорэ. - Никольский снял очки. - Космодесантник Лорэ вышел в отставку восемь лет назад. С тех пор постоянно живет на Земле и никакого касательства к Внеземелью уже не имеет. С другой стороны, мы уверенно полагаем, что "черный след" - феномен внеземельного происхождения.
   - Итак, вы настаиваете, что Йонге, Кизимов. Нортон, Лорэ оказались носителями "черных следов" строго одновременно?
   - Я их на чем не настаиваю. Просто легче предположить, что эта... гм... - Никольский поиграл очками, подыскивая нужное слово, феноменизация, что ли, настигла всех четверых одновременно, при одних и тех же условиях. Давайте договоримся не затрагивать пока событий более поздних, чем отставка Лорэ.
   - Договорились. Положим в основу будущей версии принцип одновременности. - Гэлбрайт смотрел куда-то мимо Никольского.
   У Фрэнка, внимательно следившего за разговором, складывалось впечатление, будто это не столько обмен информацией, сколько размышления вслух. Размышления осторожные, как осмотр обнаруженной бомбы с хитроумным устройством взрывателя.
   - Принцип одновременности, - сказал Никольский, - дает нам реальный шанс взять быка за рога.
   - Или хотя бы потрогать за хвост, - добавил Гэлбрайт. - Что ж, будем считать этот шанс главным доводом в пользу нашего договора.
   - И единственное, что находится в нормальном соответствии с условиями нашего договора... во всяком случае, мне это так представляется...
   - Да, - сказал Гэлбрайт, - "Лунная радуга".
   Никольский с треском сложил дужки очков.
   Фрэнк понял, куда нацеливались корифеи. В перекрестье прицела разведочно-десантный рейдер "Лунная радуга". А точнее, вторая катастрофа на Обероне...
   Момент, пожалуй, был любопытный: версия зачиналась на основе событий десятилетней давности. Нортон один из тех, кому во время этих событий удалось выжить... Фрэнк покосился на старика. Мистер Икс спокойно разглядывал черный футляр с ореховой тростью, и любопытный момент зачатия версии, казалось, ни в малейшей степени его не занимал.
   - "Лунная радуга", - повторил Гэлбрайт, пальцами выбивая барабанную дробь на столе. - Экипаж - тридцать два человека. Капитан корабля Игорь Молчанов, штурм-навигатор Гюнтер Дитрих, первый пилот Меф Аганн...
   - Начальник рейда на Оберон Николай Асеев, - подхватил Никольский. Ну и... командир группы десантников Юс Элдер. Похоже, все, что касается "Лунной радуги", мы с вами знаем едва ли не наизусть? Симптоматично, Гэлбрайт. Очень симптоматично. - Никольский тоже побарабанил пальцами.
   - Ну, если полный букет имен феноменальной четверки можно встретить лишь в списке десантной группы Элдера... Скажите, Никольский, а вас не смущает тот факт, что события на Обероне имеют без малого десятилетнюю давность?
   - Смущает. В том плане, что мы, очевидно, плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам Наблюдения, но ситуация совершенно скандальная: сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться, по крайней мере, лет восемь назад...
   - А в идеале сразу после злополучного рейда "Лунной радуги", подхватил Гэлбрайт.
   "Пароксизм самобичевания, - подумал Фрэнк. - Каждый раз та же самая песня: плохо работаем, недосмотрели, недоучли... Неужели им никогда не понять, что идея "космической предусмотрительности" - это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!"
   - Простите, - не выдержал он, - мощно вопрос?
   - Можно, - позволил шеф и свирепо взглянул на часы. - Но учтите, Полинг, времени у вас немного - на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.
   - Спасибо, учту. - Фрэнк обратился к Никольскому: - Мистер Никольский... вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?
   На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:
   - Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.
   - Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.
   - Ах, стратегии!.. - повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.
   - Хочу заранее вас успокоить: в мои намерения не входит праздное вопрошательство, - продолжал Фрэнк. - Я для этого слишком рационален. Итак, я осмелился затронуть тему, которая в нашей служебной среде, мягко выражаясь, не популярна... Волею судеб, или, лучше сказать, под давлением обстоятельств, создано Управление, определены задачи, укомплектован штат два чудовищно разбухших филиала. Солидные средства, грамотный персонал, новейшая техника, а работаем из рук вон... Скверно, в общем, работаем. Вот вы помянули отделы Наблюдения... А если глубже? Если нет у нас гибкой функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности функциональных возможностей нашего мозга?
   - Э-э... в каком это смысле "природная ограниченность"? - осведомился Никольский.
   - В прямом. Или, если хотите, в буквальном. Природа, видите ли, сконструировала мозг в условиях Земли и для земных условий. Насчет космических она в силу известных причин просто не думала. За нее теперь думаем мы. И думаем, как показала практика, плохо, потому что думать нам приходится мозгом сугубо земным, который с грехом пополам разобрался в домашних проблемах родимой планеты. Да я то...
   - Но ведь то, о чем вы говорите, тоже входит в сферу "домашних проблем", не так ли?
   - Да, но с космической спецификацией. Разница есть. - Фрэнк уже пожалел, что затеял эту дискуссию: шеф тяжело ворочался в кресле, прямо-таки излучая неудовольствие.
   - Свой резон в этом, конечно, имеется, - согласился Никольский, и в глазах у него отразилось нечто такое, что Фрэнка задело: нечто вроде терпимости страуса к экспансивным выходкам молодого наглого воробья. Размышлять земным умом над загадками космоса действительно... э-э... неудобно. Если я правильно понял, вам очень не нравится слабая приспособленность нашего мозга к оперативным оценкам космических неожиданностей. Кстати, мне тоже. Вы имеете предложить что-нибудь... гм... позитивное?
   - Позитивное, негативное... - Фрэнк вздохнул. - Я ничего такого не предлагаю. Я и не имел в виду что-нибудь предлагать. Я ведь о чем говорю. Пока не задумываешься над стратегическим смыслом наших усилий, работать приятно и увлекательно. Но уж если задумался... Понимаете?
   - Понимаю. Вы недавно работаете в системе вашего Управления?
   - Да. Но задуматься, как видите, успел.
   - Это пройдет, - пообещал Никольский. - Я имею в виду вашу склонность к отчаянию. Непременно пройдет, как только вам выпадет случай проявить свои деловые качества.
   - А можно полюбопытствовать, из какого источника вам удается черпать этот субстрат оптимизма?
   - Из опыта.
   - А опыт не подсказывает вам, что перед любой мало-мальски серьезной угрозой оттуда, - Фрэнк покрутил пальцами над головой, копируя памятный жест Вебера, - мы, в сущности, безоружны? Действительно, что мы имеем на вооружении? Да ничего стоящего... - пардон! - за исключением деловых качеств. Кстати, буквально на этой неделе двое наших сотрудников - я уж не трогаю ваш филиал - успели свои деловые качества продемонстрировать. И теперь, как остроумно предполагает мой проницательный шеф, дело за мной.
   Фрэнк покосился на шефа. Гэлбрайт безмолвствовал. Лицо у него шло пятнами, в глазах бродило бешенство, но держать себя в руках он умел. Лицо Никольского, напротив, смягчилось и подобрело. Отчего оно так смягчилось и подобрело, мощно было лишь строить догадки. Старик консультант сидел по-прежнему неподвижно и смотрел почему-то на Гэлбрайта. "Консультант по вопросам морали безмолвия", - мельком подумал Фрэнк и решил, что язык все-таки надо попридержать. "Иначе меня понесет, - думал он, - и мне будет плохо. Шеф явно созрел, чтобы сделать мне плохо".
   - Я слушаю вас, продолжайте, - сказал Никольский.
   - Спасибо, - искренне поблагодарил Фрэнк. - Воспользуюсь. Я говорю неприятные вещи, но мне нужно, чтобы меня наконец кто-то выслушал.
   - Вы говорили о нашей слабой вооруженности, - напомнил Никольский.
   - Да. Ну что мы имеем в арсенале "противокосмических" средств? Про деловые качества я уже... Далее - сомнительной надежности антисептика, немногим более надежные лучеметы. И еще - зоны спецкарантина. Вот, кажется, все. Я ничего не упустил?
   - Сущую безделицу - весь арсенал современной науки.
   - Да? А что сказала наука хотя бы по поводу "эффекта метеостанции"? Или этих вот деревяшек? - Фрэнк ткнул пальцем в черный футляр.
   - Пока ничего, но, разумеется, скажет.
   - А что сказала наука по поводу взрыва Тунгусского метеорита? А по поводу очагов "синего бешенства" на Венере? Насколько я понимаю, тоже "пока ничего". Для многих успокоительно знать, что тунгусский взрыв был давно и в тайге. А если "тунгусское диво" позволит себе повториться? И не в тайге?.. Слово "пока" - удобный, но очень слабый аргумент.
   - И между прочим, единственный, - добавил Никольский. - Именно по тем причинам, о которых вы говорите. Только за этим аргументом будущее, альтернативы нет. И да помогут нам опыт и интуиция.
   - Про интуицию это вы хорошо... Не знаю, как ведет себя интуиция ваша, а вот моя, откровенно признаться, выходит за рамки приличия. С каждым днем она все увереннее подсказывает мне: мы проиграли. Мы, люди Земли, планетарный вид хомо сапиенса... Точнее, проигрываем, но это все равно, потому что процесс необратим. Если по мере нашего вторжения во Внеземелье количество "сюрпризов" будет расти хотя бы такими же темпами, мы поставим сами себя на грань биологической катастрофы. Поверхность планеты покроется зонами "полного отчуждения", и в конечном итоге мы, настоящие люди Земли... Словом, едва ли удастся нам сохранить свою природную сущность. Разве что в каком-нибудь специально организованном для "настоящих людей" заповеднике.
   - Мрачноватая перспективка, - ровным голосом отозвался Никольский.
   - Это я вишу и сам. Хотелось бы знать, как это видите вы.
   - Я понимаю. Подсознательно - или сознательно? - вы хотите, чтобы кто-то помог вам обнаружить брешь в вашем таком монолитном, как вы полагаете, логически безупречном построении. Разумеется, я не уйду от ответа, но, боюсь, моя точка зрения покажется вам тривиальной. Видите ли, Полинг, в чем разница... Для вас "космическая неожиданность" - бомба сегодняшнего дня, дамокловым мечом нависшая над современным человечеством...
   - Вы представляете это себе как-то иначе? - удивился Фрэнк.
   - Да. Я полагаю, с "космической неожиданностью" человек познакомился не сегодня. Он с нею родился, ею взлелеян и ею воспитан. Разве менее эффективным "сюрпризом" для троглодита было Великое оледенение? Добавьте к этому ужасы землетрясений и наводнений, я не надо будет объяснять, как часто волосатый наш предок видел перед собой "конец света". А что имел он в арсенале "противостихийных" средств? Сомнительной надежности дубину, немногим более надежный каменный топор и быстрые ноги, чтобы улепетывать подальше от опасных зон катастрофических катаклизмов...
   - Шарик наш голубой сегодня так мал, что улепетывать нам практически некуда, - заметил Фрэнк. - Это во-первых. А во-вторых, "космическое" не есть "стихийное". Качество уже не то. Не земное... Но это детали. Я понимаю, что вы хотите сказать.
   - Вот именно. Да, угроза биокатастрофы для планетарного вида человека разумного сегодня теоретически существует. Но практически... Практически люди во все времена довольно-таки убедительно демонстрировали свою изобретательность в борьбе за выживание. С какой же стати отказывать человечеству в праве продемонстрировать это еще раз?
   - Понятно. Человечество уповает на дальновидность лидеров, лидеры кивают на человечество, а угроза биокатастрофы тем временем зреет. Более того, начинает уже плодоносить... И нет достаточно действенных средств, чтобы этому воспрепятствовать.
   - Вот здесь-то наши взгляды и расходятся. Такие средства есть. И самое действенное из них - это наша с вами работа. Видите ли, Полинг... Любое стихийное бедствие - ну, скажем, наводнение - было для троглодита "космической неожиданностью". Но лишь до тех пор, пока он не научился строить плотины.
   - Для того чтобы строить эту плотину сегодня, нам нужен четко обоснованный, строго рациональный проект. Иначе легко уподобиться... нет, даже не троглодитам. Муравьям, которые строят свой муравейник на дне завтрашнего крупного водохранилища.
   - А разве такого проекта не существует? - вмешался Гэлбрайт. Полинг, внимательно перечитайте свой служебный устав. Ибо сказано там: "Главной задачей, обязанностью и высшей общественной привилегией штатных сотрудников Управления считать оперативное производство и неукоснительное исполнение мер по обеспечению безопасности человечества в целом в период разведки и освоения внеземельных объектов". По-моему, предельно ясно. Это вам и проект, и руководство к действию, и функциональная программа.
   - Прошу прощения, шеф, - осмелился возразить Фрэнк, - но это пока всего лишь голая схема, изготовленная по образцу кладбищенских оград. Ограда, стало быть, есть, а кладбище продолжает исправно функционировать...
   Шеф сделал несколько движений ртом, без звука, как рыба на воздухе.
   - М-мальчишка! - наконец просипел он сдавленным горлом. - Пороть! Вот и вся педагогика! - он дважды дернул щекой и, спохватившись, заставил себя успокоиться (было заметно, каких усилий ему это стоило). - Служебный устав для него ограда на кладбище! А сам он, видите ли, роется на свалках истории философии, подбирает изъеденный молью экзистенциализм и пытается взгромоздить эту пыльную рухлядь на космический пьедестал. И конечно же, мнит при этом, что действует исключительно в интересах всего человечества! Нет, видали вы такое?! - Последний возглас, надо полагать, был адресован Никольскому.
   Фрэнк молчал. Никольский взглянул на него и сказал:
   - Аверьян Копаев... Запомните это имя, Полинг. Если вам доведется бывать в стенах Восточного филиала, вы с Аверьяном, пожалуй, быстро найдете общий язык. Подобно вам, он самым активным образом озабочен проблемой спасения человечества.
   - Ах, там, у себя, вы тоже ходите в ретроградах?! - мгновенно подхватил Гэлбрайт, словно уже одна мысль о том, что Никольский ходит там, у себя, в ретроградах, доставила ему огромное облегчение.
   - Ну может ли быть иначе? - отозвался Никольский. - Правда, мое положение еще сложнее. Аверьян Копаев - сын моего погибшего друга.
   - Копаев?.. - Гэлбрайт потер пальцами лоб. - Позвольте!.. Михаил Копаев, участник второй бригады меркурианского доследования по делу о "Солнечных галлюцинациях"?
   - Совершенно верно. Опыт работы на Меркурия дался нам дорого...
   - Да, отчаянные были дела... Один лишь Каньон Позора чего нам стоил! Долина Литургий, Лабиринт Сомнений!.. А нейтринно-солнечные синдромы! "Молодежный синдром", он же "меркурианский синдром Камасутры"... Гэлбрайт вздохнул. - Странно, что именно Меркурий оказался для нас самой тяжелой планетой. Да и не только для нас... Кажется, вы работали там в группе технического, наблюдения?
   - Нет. В лагере техников состоялось наше с вами знакомство, а работал я в штабе бригады скорого доследования.
   - Да, да, припоминаю!.. Даже помню, что кто-то из штаба бригады предлагал применить в Каньоне Позора техническую блокаду...
   Улыбчиво щуря глаза, Никольский дополнил:
   - А кто-то из вашей группы шел еще дальше и предлагал разделаться с ни в чем не повинным Каньоном залпами аннигиляторов. По счастью, мы уже догадались задрать голову кверху и с помощью гелиофизиков допросить настоящего виновника злополучных синдромов.
   Гэлбрайт смущенно покашлял и неузнаваемо бархатным голосом высказался в том смысле, что молодости свойствен радикализм и что, видные, в этом проявляет себя динамика формирования личности. Задев Фрэнка блуждающим взглядом, вдруг остановил на нем зеленые глаза, словно увидел впервые.
   - Впрочем, мне кажется...
   Он не успел сообщить, что ему кажется, - пискнул сигнал внутренней связи.
   Шеф свирепо взглянул на часы и спросил куда-то в пространство:
   - Ну, что там у вас, парни?
   - Докладывает старший оператор группы синтеза Купер, - отозвался спикер на потолке. - Аналитики сделали свое дело, шеф, состыковались с нашей системой. Мы готовы, можно начинать.
   - Превосходно, Купер, начинаем немедленно. Встретимся в раут-холле. Никольскому: - Раутхолл этажом ниже, нам там будет удобнее.
   Никольский поднялся. Гэлбрайт остановил его жестом и тронул кнопку под крышкой стола:
   - У нас с вами нет времени для ходьбы. К сожалению.
   Стол, кресла и сидящие в них люди мягко опустились этажом ниже.
   4. ДЕЛО О ДОСРОЧНЫХ ОТСТАВКАХ, ДИВЕРСИЯ НА "ГОЛУБОЙ ПАНТЕРЕ"
   Светлый овал сомкнулся над головой. Полная темнота. Кто-то чихнул, и Фрэнк, ощутив медленный ток охлажденного воздуха, с беспокойством подумал о старике.
   - Долго возитесь, Купер! - бросил в темноту Гэлбрайт.
   - Адаптация зрения, шеф.
   - Оставьте. Привыкнем по ходу дела.
   Вокруг неуверенно замерцало. Судя по абрисам пола и потолка, холл был цилиндрической или бочкообразной формы. Стены источали мягкое сияние, создавая иллюзию пространственной глубины, и (как отметил про себя Фрэнк) ничем существенным не отличались от экранных стен залов экспресс-информации в других отделах Управления. Но вот иллюзорная глубина слабо окрасилась: левая половина холла нежно-зеленым, правая - голубым, и холл стал похож на остекленный зал демонстрационного океанариума с двухцветной водой; а там, где должна была проходить граница слияния красок, проступило крупное изображение оператора. Это был сероглазый брюнет, лет тридцати, в черно-белой форменной рубахе.
   - Джон Купер, - представил оператора Гэлбрайт, - специалист синтез-информационной группы.
   Купер приподнялся над пультом, кивнул. В его неторопливых, небрежно-ловких движениях угадывались приметы, свойственные человеку самоуверенному.
   Гэлбрайт перешел к делу:
   - В поле нашего зрения... вернее будет сказать, подозрения, рейдер "Лунная радуга". Корабль третьей по счету экспедиции к Урану. Что у вас по результатам анализа, Купер?
   - То же самое, шеф. На подозрении космодесантники группы Элдера. Даю список.
   Оператор произвел на пульте нужные манипуляции, и на голубой стене возникли две колонки имен и фамилий:
   Тимур Кизимов Юс Элдер
   Дэвид Нортон Аб Накаяма
   Эдуард Йонге Мстислав Бакулин
   Жан Лорэ Леонид Михайлов
   Марко Винезе Рамон Джанелла
   Золтан Симич _Николай Асеев_
   _Меф Аганн_
   - Вторая колонка - список десантников, погибших в момент так называемого "оберонского гурма", - пояснил Купер. - Пилот "Лунной радуги" шеф Аганн и начальник рейда Николай Асеев в десантной группе официально не числились, однако участвовали в высадке на Оберон.
   - Первую колонку можно оставить, - позволил Гэлбрайт.
   Вторая колонка растаяла на голубом и проступила на зеленом поле экранной стены, слева от изображения Купера.