Страница:
— Мне пора. Встретимся в среду или в четверг, сходим куда—нибудь, в кафе или в ресторан, посидим, потанцуем, приятно проведём время.
— Зачем в кафе, зачем в ресторан? — возразила она. — Я не жена твоя, чтобы так открыто выходить с тобой в общество. У меня дома спокойно и уютно, нам никто не помешает.
— Хорошо, согласен, я позвоню тебе, — он поцеловал её в губы и вышел из агентства.
Нинель Александровна осталась одна. Хорошо, что арестован Володька. Тоже, вздумал делить наследство! Теперь ей будет спокойнее. Князев доведёт дело до логического конца, и убийца будет наказан. Она вызвала Светлану, та скоро пришла.
— Садись, — пригласила Нинель Александровна. — Ну, как первое крещение?
— Ничего, — стараясь скрыть смущение, ответила она.
— Ты заинтересовала одного человека, он попросил дать ему твой телефон или домашний адрес.
Светлана сразу поняла, что интересуется вчерашний кавалер и, конечно, не из—за того, что она ему понравилась. Он обнаружил пропажу пистолета, вот и ищет её. Она твердо про себя решила — ни в коем случае не сознаваться в том, что забрала пистолет, и не возвращать его хозяину. Раз он сразу не схватился, то как докажет, что она украла оружие? Может, сам потерял или дома оставил, пусть ищет хорошенько. Глядишь, найдётся, а не найдётся, ему другой выдадут, у них в милиции этого добра хватает. А ей оружие пригодится. Придёт время, и она рассчитается с изменником — мужем, пусть он не думает, что ему всё сошло с рук.
— Телефона у меня нет, есть только адрес места работы. Если кому—то я нужна, пусть ищут в агентстве. Домой ко мне нельзя, там больная бабушка.
— Хорошо, так и передам. Как тебе понравилась наша новая коллекция вечерних нарядов? Ты смотрела её?
— Не только смотрела, но и примерила каждую модель. Просто великолепно! Столько фантазии, такие чудесные ткани, потрясающие вещи!
— Видишь, дела наши не так уж плохи. А вот, погляди, — Нинель Александровна протянула папку, — здесь план наших выставок — показов на весь год. Все расписано по дням, работы очень много. Знаешь, я подумала, в агентстве у меня нет ни одного надежного человека, которому я могла бы доверять, как себе. Мне пришла в голову мысль, чтобы ты стала моим заместителем по всем вопросам. Когда я буду отсутствовать, ты сама будешь принимать решения. Я на тебя надеюсь. Сегодня же оформлю приказ на твоё имя.
— Спасибо за доверие, — ответила Светлана, — постараюсь вас не подвести. Вы так много для меня сделали, я вам благодарна, вы для меня вторая мама.
— Ну, полно, полно! — растроганным голосом проговорила Нинель Александровна. — Ты для меня не посторонний человек, я знаю тебя с рождения, а мама твоя, царство ей небесное, была моей самой лучшей подругой. Скоро у нас намечается грандиозное шоу — мы будем демонстрировать коллекцию вечерних нарядов, работы — море. Тебе поручаю подать во все газеты, на радио и телеканалы рекламу о представлении. По спискам проследить, чтобы все наши друзья и поклонники моды были приглашены. И сама с девушками—модистками тщательно готовься к этому дню. Проверь каждую модель, чтобы было всё безукоризненно. Девушки должны выглядеть безупречно, для этого нужно много работать.
— Я поняла вас. Всё будет сделано. Мне можно идти?
— Иди. — Нинель Александровна проводила глазами Светлану и подумала: «Какая красавица дочь покойной подруги, а мне вот, к сожалению, Бог не дал детей».
Рогожин, получив отпускные, решил пройтись по магазинам города. Ему хотелось выбрать для Надюши автоматическую стиральную машину. «Сделаю ей подарок, ведь она давно мечтает иметь такую стиральную машину, которая бы сама всё делала», — думал он, шагая по улице. Он зашёл в первый попавшийся магазин бытовой техники. Магазин был заставлен разными марками импортных автоматических стиральных машин. Цены, конечно, кусались. «Даже если я куплю самую дешевую стиральную машину, то нам не на что будет жить до конца отпуска», — думал Рогожин, рассматривая паспорта и инструкции машин. Всё же он, поколебавшись, решил взять одну из понравившихся моделей. «Чёрт с ними, с деньгами, нам не привыкать жить от получки до получки. Всё равно куплю, надо же когда—то привыкать к цивилизованному образу жизни. Деньги заработаю. Найду себе где—нибудь „левую“ работу на время отпуска, и они снова появятся», — рассудил он, и тут же попросил продавца оформить покупку.
— Пожалуйста, оплатите в кассе счёт, — миловидная девушка протянула квитанцию.
Он выбил чек и вернулся. Записав домашний адрес, продавец поинтересовалась, в какое время доставить покупку.
— Я буду ждать с одиннадцати до двенадцати.
— Хорошо, ждите.
Сюрприз так сюрприз. Дома он ничего не сказал о покупке, а Надюша, видя, что муж молчит, не стала спрашивать про отпускные, зная, что если бы он их получил, то выложил бы деньги на стол, как у них обычно бывало. На следующий день, ближе к двенадцати, в квартиру позвонили. Рогожин открыл дверь и увидел двух мужчин, несущих большую, высокую коробку.
— Надюша, встречай, это к тебе! — крикнул жене, возившейся на кухне с обедом.
Надюша вышла в коридор и, увидев, как двое мужчин распаковывают коробку, была приятно удивлена.
— Это что, стиральная машина? — догадалась она.
— Конечно, получай, ты давно её хотела иметь. — Рогожин распахнул дверь в ванную комнату и попросил техника установить машину.
Через полтора часа машина уже работала. Радости Надюши не было конца. Она для пробы затолкала в нее несколько вещей и была в восхищении, наблюдая за процессом стирки.
— Вот, это да! Прелесть, какая умная машина! — повторяла она несколько раз, глядя, как автомат последовательно выполняет функции прачки.
Две недели в их семье постоянно что—то стиралось и сохло на балконе. Постепенно к работящей прачке привыкли и относились к ней как к хорошему домашнему помощнику.
Рогожин стал думать, где ему достать денег. Долго раздумывать он не стал. Собрался и отправился к Павлу Братанову в его частное сыскное агентство. Брат должен помочь, даст работу, и у него будут деньги. Идя по улицам города, он обратил внимание на нищих, просящих милостыню. Вид у них был удручающий. Старые, седые, одетые в жуткое отрепье, они попадались ему на каждом углу, возле каждого магазина. Было ясно, что об этих людях некому позаботиться, они сами вынуждены доставать себе на пропитание.
Одна женщина, преклонных лет, стояла с протянутой рукой, что—то шептала своим беззубым ртом, другой рукой вытирала слёзы. Он всунул в её руку десятирублевую купюру, она подняла глаза и стала благодарить его, креститься и желать всяческого добра. Голос женщины показался ему знакомым. Где—то, когда—то он слышал этот тембр. Он вгляделся пристальней в лицо нищенки и, к своему удивлению, узнал в ней учительницу литературы, Лидию Ивановну. Она, к счастью, не узнала его. Ему стало очень неловко и стыдно. Стыдно за себя, что только дал ей подачку, что ничем не может помочь. Он вспомнил, как она читала на уроках литературы стихи Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Фета, Тютчева, Есенина. Читала очень выразительно, вот откуда он помнил этот голос. Он его будет помнить всю жизнь, потому что вместе с ним в его душе остались любовь и чувство гордости за свою родную страну, за великий русский народ, о котором с таким вдохновением говорила на уроках литературы Лидия Ивановна. Что же случилось, почему она стоит с протянутой рукой? Неужели с ней рядом нет близких и родных людей? Он посмотрел по сторонам — нищие стояли везде. Все они были одинаковые — серые, неухоженные, плохо одетые. Он живо вспомнил престарелую мать, которая жила недалеко от города в небольшой деревне. «Как она там? Нужно обязательно в отпуске вырваться к ней, а то ей покажется, что я её забыл», — с грустью подумал он. На бордюрах тротуаров сидели многочисленные азиатские семьи — это были переселенцы из Средней Азии. Дети были грязными, непричесанными, кое—как одетыми. Одежда была явно с чужого плеча. Они подбегали к прохожим, хватали их за полы пальто и просили дать денег на хлеб. К Рогожину тоже подбежал один черноглазый мальчуган и жалобным голосом на чисто русском языке просил: «Дяденька, дайте денег, сколько можете, мы со вчерашнего дня ничего не ели».
Рогожин вытащил из кармана брюк пять рублей и протянул их мальчишке. Тот быстро схватил ассигнацию грязной рукой и побежал к матери. Деньги моментально исчезли в кармане одной из её многочисленных юбок. Рогожин прибавил шагу и, стараясь не обращать внимание на прохожих, поспешил своей дорогой. Вскоре он оказался в агентстве Братанова. Войдя в офис, увидел через стеклянную дверь, что Павел занят, беседует с женщиной. Через несколько минут беседа закончилась, посетительница удалилась, и Рогожин вошёл в кабинет.
— Павел, выручай, дай любую работу, я ушёл в отпуск, побыл в нем пару дней, уже успел истратить все отпускные, и теперь мне и моей семье грозит голодная смерть, — в полушутливой форме после приветствия сказал он брату.
— Понимаю, понимаю, на те гроши, что ты зарабатываешь, трудно прокормить семью. Давно тебе говорю, иди к нам, у нас приличные заработки в твердой валюте. А что это тебя шеф в отпуск выпроводил, наверное, ты ему чем—то не угодил?
— Ты прав. Дело, которое я вёл, сложное, у нас разошлись мнения, вот он и вспомнил сразу, что я два года не был в отпуске. Я теперь вольный казак. Пусть он с другими разбирается, как хочет.
— Понятно, знаю, что угодить шефу сложно, — согласился Братанов. — Ты обратил внимание на женщину, которая сидела до тебя за этим столом? Знаешь, кто это?
— Не знаю её, откуда мне знать ваших клиентов, к вам обращаются обычно состоятельные люди, это к нам идёт трудовой люд и нищая интеллигенция.
— И не только состоятельные, — поправил Братанов. — К нам обращаются обычно те, кто не желает огласки и ждёт от расследования реальной помощи. Вот эта дама, что сидела до тебя здесь, не кто иная, как жена твоего шефа. Уверен, что дома его ждут семейные разборки, я ему не завидую. Тебе я, конечно, найду занятие.
Братанов стал просматривать лежащие на столе аккуратной стопкой бумаги.
— Вот, интересное дело. У хозяина оружейного магазина пропал пистолет марки Макаров. Подозревает сотрудницу — Тарасову. Нет, ладно, это дело я доведу сам, у меня уже есть некоторые материалы. Возьми вот это, — он вытащил из стопки нужную бумагу. — К нам обратились родители одной молодой особы, которая потерялась, как это сейчас называется. Исчезла, пропала, они ничего не знают о ней. Займись им.
Рогожин прочитал заявление родителей, посмотрел фотографию исчезнувшей молодой женщины и согласился.
— Хорошо.
— Запиши адрес родителей и фамилию, они остановились в гостинице «Русь», сходи к ним, обо всём побеседуй и действуй. Желаю успеха. — Павел протянул Рогожину руку, и они распрощались.
Глава шестнадцатая
— Зачем в кафе, зачем в ресторан? — возразила она. — Я не жена твоя, чтобы так открыто выходить с тобой в общество. У меня дома спокойно и уютно, нам никто не помешает.
— Хорошо, согласен, я позвоню тебе, — он поцеловал её в губы и вышел из агентства.
Нинель Александровна осталась одна. Хорошо, что арестован Володька. Тоже, вздумал делить наследство! Теперь ей будет спокойнее. Князев доведёт дело до логического конца, и убийца будет наказан. Она вызвала Светлану, та скоро пришла.
— Садись, — пригласила Нинель Александровна. — Ну, как первое крещение?
— Ничего, — стараясь скрыть смущение, ответила она.
— Ты заинтересовала одного человека, он попросил дать ему твой телефон или домашний адрес.
Светлана сразу поняла, что интересуется вчерашний кавалер и, конечно, не из—за того, что она ему понравилась. Он обнаружил пропажу пистолета, вот и ищет её. Она твердо про себя решила — ни в коем случае не сознаваться в том, что забрала пистолет, и не возвращать его хозяину. Раз он сразу не схватился, то как докажет, что она украла оружие? Может, сам потерял или дома оставил, пусть ищет хорошенько. Глядишь, найдётся, а не найдётся, ему другой выдадут, у них в милиции этого добра хватает. А ей оружие пригодится. Придёт время, и она рассчитается с изменником — мужем, пусть он не думает, что ему всё сошло с рук.
— Телефона у меня нет, есть только адрес места работы. Если кому—то я нужна, пусть ищут в агентстве. Домой ко мне нельзя, там больная бабушка.
— Хорошо, так и передам. Как тебе понравилась наша новая коллекция вечерних нарядов? Ты смотрела её?
— Не только смотрела, но и примерила каждую модель. Просто великолепно! Столько фантазии, такие чудесные ткани, потрясающие вещи!
— Видишь, дела наши не так уж плохи. А вот, погляди, — Нинель Александровна протянула папку, — здесь план наших выставок — показов на весь год. Все расписано по дням, работы очень много. Знаешь, я подумала, в агентстве у меня нет ни одного надежного человека, которому я могла бы доверять, как себе. Мне пришла в голову мысль, чтобы ты стала моим заместителем по всем вопросам. Когда я буду отсутствовать, ты сама будешь принимать решения. Я на тебя надеюсь. Сегодня же оформлю приказ на твоё имя.
— Спасибо за доверие, — ответила Светлана, — постараюсь вас не подвести. Вы так много для меня сделали, я вам благодарна, вы для меня вторая мама.
— Ну, полно, полно! — растроганным голосом проговорила Нинель Александровна. — Ты для меня не посторонний человек, я знаю тебя с рождения, а мама твоя, царство ей небесное, была моей самой лучшей подругой. Скоро у нас намечается грандиозное шоу — мы будем демонстрировать коллекцию вечерних нарядов, работы — море. Тебе поручаю подать во все газеты, на радио и телеканалы рекламу о представлении. По спискам проследить, чтобы все наши друзья и поклонники моды были приглашены. И сама с девушками—модистками тщательно готовься к этому дню. Проверь каждую модель, чтобы было всё безукоризненно. Девушки должны выглядеть безупречно, для этого нужно много работать.
— Я поняла вас. Всё будет сделано. Мне можно идти?
— Иди. — Нинель Александровна проводила глазами Светлану и подумала: «Какая красавица дочь покойной подруги, а мне вот, к сожалению, Бог не дал детей».
Рогожин, получив отпускные, решил пройтись по магазинам города. Ему хотелось выбрать для Надюши автоматическую стиральную машину. «Сделаю ей подарок, ведь она давно мечтает иметь такую стиральную машину, которая бы сама всё делала», — думал он, шагая по улице. Он зашёл в первый попавшийся магазин бытовой техники. Магазин был заставлен разными марками импортных автоматических стиральных машин. Цены, конечно, кусались. «Даже если я куплю самую дешевую стиральную машину, то нам не на что будет жить до конца отпуска», — думал Рогожин, рассматривая паспорта и инструкции машин. Всё же он, поколебавшись, решил взять одну из понравившихся моделей. «Чёрт с ними, с деньгами, нам не привыкать жить от получки до получки. Всё равно куплю, надо же когда—то привыкать к цивилизованному образу жизни. Деньги заработаю. Найду себе где—нибудь „левую“ работу на время отпуска, и они снова появятся», — рассудил он, и тут же попросил продавца оформить покупку.
— Пожалуйста, оплатите в кассе счёт, — миловидная девушка протянула квитанцию.
Он выбил чек и вернулся. Записав домашний адрес, продавец поинтересовалась, в какое время доставить покупку.
— Я буду ждать с одиннадцати до двенадцати.
— Хорошо, ждите.
Сюрприз так сюрприз. Дома он ничего не сказал о покупке, а Надюша, видя, что муж молчит, не стала спрашивать про отпускные, зная, что если бы он их получил, то выложил бы деньги на стол, как у них обычно бывало. На следующий день, ближе к двенадцати, в квартиру позвонили. Рогожин открыл дверь и увидел двух мужчин, несущих большую, высокую коробку.
— Надюша, встречай, это к тебе! — крикнул жене, возившейся на кухне с обедом.
Надюша вышла в коридор и, увидев, как двое мужчин распаковывают коробку, была приятно удивлена.
— Это что, стиральная машина? — догадалась она.
— Конечно, получай, ты давно её хотела иметь. — Рогожин распахнул дверь в ванную комнату и попросил техника установить машину.
Через полтора часа машина уже работала. Радости Надюши не было конца. Она для пробы затолкала в нее несколько вещей и была в восхищении, наблюдая за процессом стирки.
— Вот, это да! Прелесть, какая умная машина! — повторяла она несколько раз, глядя, как автомат последовательно выполняет функции прачки.
Две недели в их семье постоянно что—то стиралось и сохло на балконе. Постепенно к работящей прачке привыкли и относились к ней как к хорошему домашнему помощнику.
Рогожин стал думать, где ему достать денег. Долго раздумывать он не стал. Собрался и отправился к Павлу Братанову в его частное сыскное агентство. Брат должен помочь, даст работу, и у него будут деньги. Идя по улицам города, он обратил внимание на нищих, просящих милостыню. Вид у них был удручающий. Старые, седые, одетые в жуткое отрепье, они попадались ему на каждом углу, возле каждого магазина. Было ясно, что об этих людях некому позаботиться, они сами вынуждены доставать себе на пропитание.
Одна женщина, преклонных лет, стояла с протянутой рукой, что—то шептала своим беззубым ртом, другой рукой вытирала слёзы. Он всунул в её руку десятирублевую купюру, она подняла глаза и стала благодарить его, креститься и желать всяческого добра. Голос женщины показался ему знакомым. Где—то, когда—то он слышал этот тембр. Он вгляделся пристальней в лицо нищенки и, к своему удивлению, узнал в ней учительницу литературы, Лидию Ивановну. Она, к счастью, не узнала его. Ему стало очень неловко и стыдно. Стыдно за себя, что только дал ей подачку, что ничем не может помочь. Он вспомнил, как она читала на уроках литературы стихи Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Фета, Тютчева, Есенина. Читала очень выразительно, вот откуда он помнил этот голос. Он его будет помнить всю жизнь, потому что вместе с ним в его душе остались любовь и чувство гордости за свою родную страну, за великий русский народ, о котором с таким вдохновением говорила на уроках литературы Лидия Ивановна. Что же случилось, почему она стоит с протянутой рукой? Неужели с ней рядом нет близких и родных людей? Он посмотрел по сторонам — нищие стояли везде. Все они были одинаковые — серые, неухоженные, плохо одетые. Он живо вспомнил престарелую мать, которая жила недалеко от города в небольшой деревне. «Как она там? Нужно обязательно в отпуске вырваться к ней, а то ей покажется, что я её забыл», — с грустью подумал он. На бордюрах тротуаров сидели многочисленные азиатские семьи — это были переселенцы из Средней Азии. Дети были грязными, непричесанными, кое—как одетыми. Одежда была явно с чужого плеча. Они подбегали к прохожим, хватали их за полы пальто и просили дать денег на хлеб. К Рогожину тоже подбежал один черноглазый мальчуган и жалобным голосом на чисто русском языке просил: «Дяденька, дайте денег, сколько можете, мы со вчерашнего дня ничего не ели».
Рогожин вытащил из кармана брюк пять рублей и протянул их мальчишке. Тот быстро схватил ассигнацию грязной рукой и побежал к матери. Деньги моментально исчезли в кармане одной из её многочисленных юбок. Рогожин прибавил шагу и, стараясь не обращать внимание на прохожих, поспешил своей дорогой. Вскоре он оказался в агентстве Братанова. Войдя в офис, увидел через стеклянную дверь, что Павел занят, беседует с женщиной. Через несколько минут беседа закончилась, посетительница удалилась, и Рогожин вошёл в кабинет.
— Павел, выручай, дай любую работу, я ушёл в отпуск, побыл в нем пару дней, уже успел истратить все отпускные, и теперь мне и моей семье грозит голодная смерть, — в полушутливой форме после приветствия сказал он брату.
— Понимаю, понимаю, на те гроши, что ты зарабатываешь, трудно прокормить семью. Давно тебе говорю, иди к нам, у нас приличные заработки в твердой валюте. А что это тебя шеф в отпуск выпроводил, наверное, ты ему чем—то не угодил?
— Ты прав. Дело, которое я вёл, сложное, у нас разошлись мнения, вот он и вспомнил сразу, что я два года не был в отпуске. Я теперь вольный казак. Пусть он с другими разбирается, как хочет.
— Понятно, знаю, что угодить шефу сложно, — согласился Братанов. — Ты обратил внимание на женщину, которая сидела до тебя за этим столом? Знаешь, кто это?
— Не знаю её, откуда мне знать ваших клиентов, к вам обращаются обычно состоятельные люди, это к нам идёт трудовой люд и нищая интеллигенция.
— И не только состоятельные, — поправил Братанов. — К нам обращаются обычно те, кто не желает огласки и ждёт от расследования реальной помощи. Вот эта дама, что сидела до тебя здесь, не кто иная, как жена твоего шефа. Уверен, что дома его ждут семейные разборки, я ему не завидую. Тебе я, конечно, найду занятие.
Братанов стал просматривать лежащие на столе аккуратной стопкой бумаги.
— Вот, интересное дело. У хозяина оружейного магазина пропал пистолет марки Макаров. Подозревает сотрудницу — Тарасову. Нет, ладно, это дело я доведу сам, у меня уже есть некоторые материалы. Возьми вот это, — он вытащил из стопки нужную бумагу. — К нам обратились родители одной молодой особы, которая потерялась, как это сейчас называется. Исчезла, пропала, они ничего не знают о ней. Займись им.
Рогожин прочитал заявление родителей, посмотрел фотографию исчезнувшей молодой женщины и согласился.
— Хорошо.
— Запиши адрес родителей и фамилию, они остановились в гостинице «Русь», сходи к ним, обо всём побеседуй и действуй. Желаю успеха. — Павел протянул Рогожину руку, и они распрощались.
Глава шестнадцатая
Ада Васильевна забрала в частном агентстве фотографии, где был запечатлен муж с любовницей. Ей хотелось быстрее уединиться и поподробнее рассмотреть их, но нужно было спешить на работу. Войдя через проходную во двор психбольницы, она увидела собравшихся под высоким тополем медиков. Они смотрели на верхушку дерева. Она подошла к ним и посмотрела наверх. Среди веток сидел человек.
— Это что ещё за цирк? — спросила она собравшихся коллег.
— Новенького вчера привезли, его фамилия Мухин. В больнице воду отключили, и мы всех пациентов в туалет на улицу водили. Этого повели, он по пути взял и на дерево вскарабкался, да так быстро, я даже не успела глазом моргнуть, — оправдывалась сестра—хозяйка. — Мы уже час стоим и просим его слезть, но не можем уговорить.
— И долго вы намерены его уговаривать? Работать надо, а не стоять, — решительным голосом сказала Ада Васильевна. — Несите быстрее лестницу, пусть охранники лезут и снимают его. Да шевелитесь быстрей, пока родственники не пришли, а то увидят, что у нас пациенты по деревьям сидят, шуму не оберёмся.
Санитарки бросились за лестницей, а Ада Васильевна пошла в отделение. «Ну не бывает такого дня, что было всё спокойно и тихо. Постоянно, как на пороховой бочке, то одно, то другое. Уверена, что и в отделении меня сейчас чем—нибудь „обрадуют“, — с раздражением думала на ходу.
Только она вспомнила о казусах в работе, как увидела, что навстречу спешат две медсестры.
— Воды нет, мы сегодня не можем делать капельницы, аптека не работает, — хором сообщили девушки важную новость.
— Ну, не делайте капельницы, раздайте всем таблетки, — невозмутимо сказала она. — Надеюсь, в отделении есть запас воды? — поинтересовалась Ада Васильевна.
— Нет, — пожали плечами сёстры. — Как всегда воду отключили вчера вечером внезапно, предыдущая смена не запаслась.
Ответ не удивил Аду Васильевну. Так происходит всегда: то отключат воду, и нечем помыть руки, то выключат свет, и больница остаётся без обеда и ужина, то какой—нибудь псих начудачит, то санитарки недоглядят за чем—нибудь. Так каждый день, никакой спокойной жизни ни на работе, ни дома. Она вошла в кабинет, надела белый халат, села за стол и достала из сумочки пакет с фотографиями. Только хотела посмотреть их, как дверь кабинета открылась и вошла санитарка с молодым парнем, которого сняли с дерева.
— Вот он, Ада Васильевна, наш верхолаз. Еле сняли с тополя, — доложила она.
— Принесите, пожалуйста, мне его историю болезни, я сделаю назначения.
Пока санитарка бегала за историей болезни, Ада Васильевна стала беседовать с пациентом. Какие бы вопросы она ему ни задавала, он отвечал бессвязной, спутанной речью. Его лихорадочный, безумный взгляд блуждал в пространстве. Ни одной четкой, сформулированной фразы она не услышала. Диагноз был ясен — типичная шизофрения. Лечиться будет всю оставшуюся жизнь. Она назначила стандартное лечение и попросила санитарку отвести его в палату.
Закрывшись в кабинете на ключ, принялась рассматривать фотографии. На первом снимке увидела, как муж преподносит букет роз красивой женщине. Та восторженно улыбается и не сводит с него любящего взгляда. На другой фотографии он целует её руку, а на следующей помогает даме выйти из машины, а вот снимок, где они стоят на крыльце дома в позднее время, на улице темно и видны горящие фонари. На каждой фотографии улыбающиеся, довольные лица. Лицо и фигура женщины красивы, этого никуда не денешь. Кто же эта особа? Ада Васильевна напряженно вглядывалась в лицо любовницы. Оно ей показалось знакомым. Где же она могла её видеть раньше? Нужно хорошенько вспомнить. Нет, она с ней никогда не встречалась, не разговаривала, но определённо где—то её видела. Напрягая память, Ада Васильевна отчетливо вспомнила, что ей попадались фотографии этой женщины в газетах. Что—то связанное с модой. Да, да, не то она модельер, не то манекенщица, нужно покопаться в старых газетах, из них наверняка можно что—то узнать.
Она тут же позвала санитарку и попросила принести из приёмной главного врача подшивку газет. Перелистывая городские газеты, Ада Васильевна вскоре нашла портрет разлучницы. Чёрным по белому в газете были написаны имя, фамилия и место её работы. «Так вот кто эта женщина, с которой Князев изменяет мне. Владелица агентства моды «Афродита» — Кольцова Нинель Александровна. Всё ясно. Всё—таки какое ничтожество муж! Ведёт со мной двойную игру, лжёт, лицемерит, он что, меня за дурочку принимает? Или у него не хватает смелости сказать правду? Хочет развестись со мной? Пожалуйста! Но только пусть вспомнит, как много доброго для него я сделала! Сколько раз по его просьбам выдавала «липовые» справки знакомым и «полезным» людям, закрывая глаза на врачебный долг, рискуя лишиться работы! Да о чём это я? У мужа с модисткой любовь, а со мной у него любовь закончилась, он совершенно охладел ко мне, и тут не помогут никакие упрёки». Раздумья Ады Васильевны прервал стук в кабинет. Она открыла дверь и увидела медсестру с незнакомой женщиной.
— Ада Васильевна, это мать вчера поступившего Мухина. Она хочет с вами поговорить, — доложила медсестра.
— Проходите, — пригласила заведующая. — Садитесь. Что вы можете рассказать о сыне, когда и после чего он заболел?
— Любовь его погубила, это точно. Раньше, когда сын был неженатый и жил вместе со мной, я ничего за ним не замечала, а как женился, ушёл жить к жене, так тут все и началось, — с тяжёлым вздохом стала рассказывать мать Мухина.
— Что именно началось? — уточнила Ада Васильевна, — говорите конкретно.
— Любил он её сильно, а она погуливала, он сначала не верил слухам, сильно переживал. Люди—то кругом всё знают и всё видят. Сколько раз ему говорили: — Ты смотри за своей Любкой, она тебе рога наставляет. Он отмахивался и не верил. Но однажды решил всё—таки проверить. Сказал ей, что уезжает на три дня в деревню, а сам пришёл ко мне и говорит: — У тебя поживу. — Я сначала ничего не поняла, думала, может быть, с женой не поладил. Вечером гляжу: он в одиннадцать часов куда—то собрался и ушёл, мне ни слова. Оказывается, направился к жене, а она в постели со своим хахалем. Он увидел измену своими глазами, вернулся домой, и с тех пор, как подменили парня. Это позже я всё у него выпытала, да и она несколько раз приходила, просила его вернуться и простить её. Я слышала, как они между собой разговаривали. Он на уговоры и мольбу супруги никакого внимания, твердил только одно: — Жить с тобой не буду, не ходи ко мне, а то я с тобой и с ним рассчитаюсь. — По характеру он человек мягкий, не озлобленный, всё в себе переживал. А она, видно, порчу на него напустила, у неё в родне есть тётка, чёрной магией владеет, так это точно её работа. Любка с хахалем жить не стала, он её скоро бросил, а сын мой к ней не стал возвращаться. Вот она и отомстила ему. После этих событий я стала замечать, что он начал заговариваться, говорить что попало, несколько раз с балкона девятого этажа хотел спрыгнуть, я его удерживала. А тут в воскресенье с ним приступ бешенства начался. Стал таким беспокойным, куда—то рвался, никого не узнавал, говорил такое, что мы ничего разобрать не могли. Вызвали «Скорую помощь», медики приехали, посмотрели на него и сами психбригаду на квартиру послали. Вот его к вам и доставили.
— Он и у нас беспокойно себя ведёт, — сказала Ада Васильевна. — Мы назначили лечение, постепенно ему станет лучше. Сейчас знаете, с лекарствами одна проблема — всё есть, но стоят дорого. Так что, если вы хотите, чтоб мы его лечили современными средствами, несите деньги. На курс нужно не меньше шести тысяч.
— Да где же я такие деньги возьму? У меня их никогда не было, — изумилась мать Мухина.
— Решайте сами. Конечно, мы будем лечить, но те лекарства, которые у нас в наличии, особенной пользы ему не принесут. Вы же хотите, чтобы он поправился? — сухо сказала Ада Васильевна.
— Конечно! Ну, что ж делать—то? Придётся что—нибудь продать, часть денег у родственников займу, но сына в беде не оставлю. Когда деньги нужно принести? — подумав, сказала Мухина.
— Чем раньше, тем лучше. Как соберёте, приходите прямо ко мне, я здесь постоянно с утра и до вечера.
Женщина ушла, а Ада Васильевна опять предалась своим мыслям. Она взяла в руки фотографии и стала их разглядывать. Потом отшвырнула все снимки на край стола. «Нашёл себе фаворитку, дарит ей розы, целует руки, а мне было так плохо, я болела, лежала дома с температурой, до меня ему нет дела. Сколько раз приходил домой поздно, все у него какие—то секретные дела, всегда бесконечно занят. Оказывается, всё врал, на самом деле появилась любовница. Но я—то знаю его характер с изнанки, я не верю, что он по—настоящему влюблён. Несомненно, им движет какой—то другой интерес. Это могут быть деньги или что—то ещё. Скорее всего, эта дама богата, вот и потянуло Князева на чужое добро. Я знаю, он просто так ничего не делает, всегда и на всё у него тайный умысел и корысть. Он ещё не раскрылся до конца перед смазливой дамочкой, возомнившей себя непревзойдённой красавицей. Ну, пусть наслаждаются. Я в долгу не останусь. Обязательно придумаю, как наказать изменника и его пассию».
В это время в кабинет снова постучали. Ада Васильевна поспешно спрятала снимки в сумочку и открыла дверь. Вошла медсестра и сказала, что у пациента Сальникова начался психоз, он буянит в палате, кидается на всех с кулаками, очень агрессивен и опасен для окружающих.
— Ну что, вы сами не знаете, что делать? — не скрывая раздражения, ответила Ада Васильевна. — Где санитары? Пусть немедленно свяжут его, наденут смирительную рубашку, а вы введите успокаивающую смесь, он успокоится и заснёт. Столько лет работаете с психами и не знаете, как с ними управляться.
— Да он только вас слушается, — возразила медсестра.
— Причём здесь я? А если меня не будет, вы что, позволите ему поубивать вас? Немедленно делайте то, что сказала. Я сейчас приду.
Выпроводив из кабинета медсестру, налила в стакан минеральной воды, выпила, подкрасила перед зеркалом губы, поправила причёску и пошла в палату усмирять разбуянившегося шизофреника.
Сальников находился в одноместной палате, под круглосуточным наблюдением. У него было агрессивное течение болезни. Дома накидывался на родственников, и те постарались упрятать его в психушку. Он болел шизофренией много лет, за это время его мозг почти полностью деградировал. Сальников постоянно нёс ахинею; но это было бы терпимо, если бы он в период обострения не набрасывался с кулаками на окружающих людей.
С виду он был тихий и невзрачный, только бессмысленный, пустой взор и хаотичная, бессвязная речь выдавали тяжелую болезнь. В момент агрессии «железными» руками мог удушить непонравившегося человека. Он находился под усиленным наблюдением медсестры, в одиночной палате под замком, помещать в общую палату такого больного нельзя. Его мозг был заполнен бредовыми идеями: кругом враги, воры и разбойники, он обязан их уничтожить. Лечила его Ада Васильевна, с нею он был кроток, сговорчив и не буянил. Вот и сейчас, увидев её, Сальников перестал выкручиваться из смирительной рубашки и орать, брызгая слюной, что все вокруг ворюги и предатели, и он все равно всех поубивает.
— Ну, как дела, Сальников? Чем ты сегодня недоволен, почему так плохо себя ведешь? — обратилась Ада Васильевна к пациенту.
— У меня украли деньги, тысячу долларов, ещё украли золотой крестик на цепочке и обручальное кольцо. Я знаю, кто это сделал, я убью этого человека, — дико сверкая глазами, возбуждённо говорил псих.
— Откуда у тебя появились деньги, кто тебе их принёс? — спросила Ада Васильевна. — Никаких денег у тебя не было, следовательно, никто их не мог украсть, поэтому и убивать никого не следует.
— У меня украли деньги, мне вчера прислал перевод из Америки мой дядя, он выслал их на дорогу, теперь мне не на что к нему ехать. Крестик золотой висел на шее, и обручальное золотое кольцо на пальце с меня сняли, когда я спал, — упрямо повторил Сальников.
— Вот это новость! Ты мне раньше никогда не рассказывал, что у тебя в Америке есть дядя. С каких пор он там поселился и отчего о тебе так трепетно заботится? Неужели ему в Америке нечего делать, как скучать по тебе? Мы никогда не видели на тебе золотого крестика и обручального кольца, ты, видимо, забыл, что оставил их дома, — искренне удивилась Ада Васильевна.
Было очевидно, что пациент нёс бред.
— Ничего я не забыл. Драгоценности были со мной, — убеждённо твердил Сальников. — Деньги вчера принёс почтальон, тысячу долларов, я положил их под подушку. Мой дядя любит меня и ждёт к себе в гости: писал в письме, чтобы я быстрее приезжал к нему, пока меня не залечили здесь до конца. Я ведь не больной, — он смотрел на Аду Васильевну безумным глазами. — Я совершенно здоровый и полноценный человек. Сегодня мне нужно было идти и купить билет на самолет до Вашингтона. Я проснулся и обнаружил, что деньги исчезли. Ночью, когда спал, у меня всё украли. Я знаю, кто это сделал — это она, рыжая, — он злобно посмотрел на медсестру Таню. — Я её убью.
Сальников громко зарыдал. Окружившие его медработники усмехнулись и сокрушительно качали головами. Им приходилось слышать много всяких чудес от пациентов, но такого, как придумал Сальников, ещё не доводилось.
— Успокойся, Сальников. Никого убивать не надо. Я напишу твоему дяде письмо, попрошу его выслать для тебя ещё денег, он обязательно пришлет, ты за это время успокоишься, в таком состоянии тебя не пустят в самолёт. Потом мы проводим тебя в Америку. Таня, — обратилась она к медсестре, — введите ему две дозы успокаивающего коктейля, пусть хорошенько выспится.
Медсестра ввела Сальникову лекарства, он продолжать кричать своё, что убьет или задушит всех, кто попадётся под руку. Лекарство вскоре подействовало успокаивающе, несчастный притих и наконец заснул. Все медики вышли из палаты, медсестра закрыла её на ключ.
— Наблюдайте за ним, — сказала Ада Васильевна, — если снова начнет куролесить, зовите меня.
Она вернулась в кабинет, села за стол, потерла пальцами виски. Последнее время её стали часто беспокоить головные боли. «Всю жизнь проработала в дурдоме, отдала работе все силы и здоровье. Начинают сдавать нервы из—за постоянных нервотрёпок. Дома благоверный сюрпризы преподносит. Где он пропадает? Я пока что его законная жена и должна знать, где находится мой супруг». Она набрала номер рабочего телефона Князева. Ответила секретарша: — Игоря Семеновича нет, после оперативного совещания он выехал по делам, будет после девятнадцати.
— Это что ещё за цирк? — спросила она собравшихся коллег.
— Новенького вчера привезли, его фамилия Мухин. В больнице воду отключили, и мы всех пациентов в туалет на улицу водили. Этого повели, он по пути взял и на дерево вскарабкался, да так быстро, я даже не успела глазом моргнуть, — оправдывалась сестра—хозяйка. — Мы уже час стоим и просим его слезть, но не можем уговорить.
— И долго вы намерены его уговаривать? Работать надо, а не стоять, — решительным голосом сказала Ада Васильевна. — Несите быстрее лестницу, пусть охранники лезут и снимают его. Да шевелитесь быстрей, пока родственники не пришли, а то увидят, что у нас пациенты по деревьям сидят, шуму не оберёмся.
Санитарки бросились за лестницей, а Ада Васильевна пошла в отделение. «Ну не бывает такого дня, что было всё спокойно и тихо. Постоянно, как на пороховой бочке, то одно, то другое. Уверена, что и в отделении меня сейчас чем—нибудь „обрадуют“, — с раздражением думала на ходу.
Только она вспомнила о казусах в работе, как увидела, что навстречу спешат две медсестры.
— Воды нет, мы сегодня не можем делать капельницы, аптека не работает, — хором сообщили девушки важную новость.
— Ну, не делайте капельницы, раздайте всем таблетки, — невозмутимо сказала она. — Надеюсь, в отделении есть запас воды? — поинтересовалась Ада Васильевна.
— Нет, — пожали плечами сёстры. — Как всегда воду отключили вчера вечером внезапно, предыдущая смена не запаслась.
Ответ не удивил Аду Васильевну. Так происходит всегда: то отключат воду, и нечем помыть руки, то выключат свет, и больница остаётся без обеда и ужина, то какой—нибудь псих начудачит, то санитарки недоглядят за чем—нибудь. Так каждый день, никакой спокойной жизни ни на работе, ни дома. Она вошла в кабинет, надела белый халат, села за стол и достала из сумочки пакет с фотографиями. Только хотела посмотреть их, как дверь кабинета открылась и вошла санитарка с молодым парнем, которого сняли с дерева.
— Вот он, Ада Васильевна, наш верхолаз. Еле сняли с тополя, — доложила она.
— Принесите, пожалуйста, мне его историю болезни, я сделаю назначения.
Пока санитарка бегала за историей болезни, Ада Васильевна стала беседовать с пациентом. Какие бы вопросы она ему ни задавала, он отвечал бессвязной, спутанной речью. Его лихорадочный, безумный взгляд блуждал в пространстве. Ни одной четкой, сформулированной фразы она не услышала. Диагноз был ясен — типичная шизофрения. Лечиться будет всю оставшуюся жизнь. Она назначила стандартное лечение и попросила санитарку отвести его в палату.
Закрывшись в кабинете на ключ, принялась рассматривать фотографии. На первом снимке увидела, как муж преподносит букет роз красивой женщине. Та восторженно улыбается и не сводит с него любящего взгляда. На другой фотографии он целует её руку, а на следующей помогает даме выйти из машины, а вот снимок, где они стоят на крыльце дома в позднее время, на улице темно и видны горящие фонари. На каждой фотографии улыбающиеся, довольные лица. Лицо и фигура женщины красивы, этого никуда не денешь. Кто же эта особа? Ада Васильевна напряженно вглядывалась в лицо любовницы. Оно ей показалось знакомым. Где же она могла её видеть раньше? Нужно хорошенько вспомнить. Нет, она с ней никогда не встречалась, не разговаривала, но определённо где—то её видела. Напрягая память, Ада Васильевна отчетливо вспомнила, что ей попадались фотографии этой женщины в газетах. Что—то связанное с модой. Да, да, не то она модельер, не то манекенщица, нужно покопаться в старых газетах, из них наверняка можно что—то узнать.
Она тут же позвала санитарку и попросила принести из приёмной главного врача подшивку газет. Перелистывая городские газеты, Ада Васильевна вскоре нашла портрет разлучницы. Чёрным по белому в газете были написаны имя, фамилия и место её работы. «Так вот кто эта женщина, с которой Князев изменяет мне. Владелица агентства моды «Афродита» — Кольцова Нинель Александровна. Всё ясно. Всё—таки какое ничтожество муж! Ведёт со мной двойную игру, лжёт, лицемерит, он что, меня за дурочку принимает? Или у него не хватает смелости сказать правду? Хочет развестись со мной? Пожалуйста! Но только пусть вспомнит, как много доброго для него я сделала! Сколько раз по его просьбам выдавала «липовые» справки знакомым и «полезным» людям, закрывая глаза на врачебный долг, рискуя лишиться работы! Да о чём это я? У мужа с модисткой любовь, а со мной у него любовь закончилась, он совершенно охладел ко мне, и тут не помогут никакие упрёки». Раздумья Ады Васильевны прервал стук в кабинет. Она открыла дверь и увидела медсестру с незнакомой женщиной.
— Ада Васильевна, это мать вчера поступившего Мухина. Она хочет с вами поговорить, — доложила медсестра.
— Проходите, — пригласила заведующая. — Садитесь. Что вы можете рассказать о сыне, когда и после чего он заболел?
— Любовь его погубила, это точно. Раньше, когда сын был неженатый и жил вместе со мной, я ничего за ним не замечала, а как женился, ушёл жить к жене, так тут все и началось, — с тяжёлым вздохом стала рассказывать мать Мухина.
— Что именно началось? — уточнила Ада Васильевна, — говорите конкретно.
— Любил он её сильно, а она погуливала, он сначала не верил слухам, сильно переживал. Люди—то кругом всё знают и всё видят. Сколько раз ему говорили: — Ты смотри за своей Любкой, она тебе рога наставляет. Он отмахивался и не верил. Но однажды решил всё—таки проверить. Сказал ей, что уезжает на три дня в деревню, а сам пришёл ко мне и говорит: — У тебя поживу. — Я сначала ничего не поняла, думала, может быть, с женой не поладил. Вечером гляжу: он в одиннадцать часов куда—то собрался и ушёл, мне ни слова. Оказывается, направился к жене, а она в постели со своим хахалем. Он увидел измену своими глазами, вернулся домой, и с тех пор, как подменили парня. Это позже я всё у него выпытала, да и она несколько раз приходила, просила его вернуться и простить её. Я слышала, как они между собой разговаривали. Он на уговоры и мольбу супруги никакого внимания, твердил только одно: — Жить с тобой не буду, не ходи ко мне, а то я с тобой и с ним рассчитаюсь. — По характеру он человек мягкий, не озлобленный, всё в себе переживал. А она, видно, порчу на него напустила, у неё в родне есть тётка, чёрной магией владеет, так это точно её работа. Любка с хахалем жить не стала, он её скоро бросил, а сын мой к ней не стал возвращаться. Вот она и отомстила ему. После этих событий я стала замечать, что он начал заговариваться, говорить что попало, несколько раз с балкона девятого этажа хотел спрыгнуть, я его удерживала. А тут в воскресенье с ним приступ бешенства начался. Стал таким беспокойным, куда—то рвался, никого не узнавал, говорил такое, что мы ничего разобрать не могли. Вызвали «Скорую помощь», медики приехали, посмотрели на него и сами психбригаду на квартиру послали. Вот его к вам и доставили.
— Он и у нас беспокойно себя ведёт, — сказала Ада Васильевна. — Мы назначили лечение, постепенно ему станет лучше. Сейчас знаете, с лекарствами одна проблема — всё есть, но стоят дорого. Так что, если вы хотите, чтоб мы его лечили современными средствами, несите деньги. На курс нужно не меньше шести тысяч.
— Да где же я такие деньги возьму? У меня их никогда не было, — изумилась мать Мухина.
— Решайте сами. Конечно, мы будем лечить, но те лекарства, которые у нас в наличии, особенной пользы ему не принесут. Вы же хотите, чтобы он поправился? — сухо сказала Ада Васильевна.
— Конечно! Ну, что ж делать—то? Придётся что—нибудь продать, часть денег у родственников займу, но сына в беде не оставлю. Когда деньги нужно принести? — подумав, сказала Мухина.
— Чем раньше, тем лучше. Как соберёте, приходите прямо ко мне, я здесь постоянно с утра и до вечера.
Женщина ушла, а Ада Васильевна опять предалась своим мыслям. Она взяла в руки фотографии и стала их разглядывать. Потом отшвырнула все снимки на край стола. «Нашёл себе фаворитку, дарит ей розы, целует руки, а мне было так плохо, я болела, лежала дома с температурой, до меня ему нет дела. Сколько раз приходил домой поздно, все у него какие—то секретные дела, всегда бесконечно занят. Оказывается, всё врал, на самом деле появилась любовница. Но я—то знаю его характер с изнанки, я не верю, что он по—настоящему влюблён. Несомненно, им движет какой—то другой интерес. Это могут быть деньги или что—то ещё. Скорее всего, эта дама богата, вот и потянуло Князева на чужое добро. Я знаю, он просто так ничего не делает, всегда и на всё у него тайный умысел и корысть. Он ещё не раскрылся до конца перед смазливой дамочкой, возомнившей себя непревзойдённой красавицей. Ну, пусть наслаждаются. Я в долгу не останусь. Обязательно придумаю, как наказать изменника и его пассию».
В это время в кабинет снова постучали. Ада Васильевна поспешно спрятала снимки в сумочку и открыла дверь. Вошла медсестра и сказала, что у пациента Сальникова начался психоз, он буянит в палате, кидается на всех с кулаками, очень агрессивен и опасен для окружающих.
— Ну что, вы сами не знаете, что делать? — не скрывая раздражения, ответила Ада Васильевна. — Где санитары? Пусть немедленно свяжут его, наденут смирительную рубашку, а вы введите успокаивающую смесь, он успокоится и заснёт. Столько лет работаете с психами и не знаете, как с ними управляться.
— Да он только вас слушается, — возразила медсестра.
— Причём здесь я? А если меня не будет, вы что, позволите ему поубивать вас? Немедленно делайте то, что сказала. Я сейчас приду.
Выпроводив из кабинета медсестру, налила в стакан минеральной воды, выпила, подкрасила перед зеркалом губы, поправила причёску и пошла в палату усмирять разбуянившегося шизофреника.
Сальников находился в одноместной палате, под круглосуточным наблюдением. У него было агрессивное течение болезни. Дома накидывался на родственников, и те постарались упрятать его в психушку. Он болел шизофренией много лет, за это время его мозг почти полностью деградировал. Сальников постоянно нёс ахинею; но это было бы терпимо, если бы он в период обострения не набрасывался с кулаками на окружающих людей.
С виду он был тихий и невзрачный, только бессмысленный, пустой взор и хаотичная, бессвязная речь выдавали тяжелую болезнь. В момент агрессии «железными» руками мог удушить непонравившегося человека. Он находился под усиленным наблюдением медсестры, в одиночной палате под замком, помещать в общую палату такого больного нельзя. Его мозг был заполнен бредовыми идеями: кругом враги, воры и разбойники, он обязан их уничтожить. Лечила его Ада Васильевна, с нею он был кроток, сговорчив и не буянил. Вот и сейчас, увидев её, Сальников перестал выкручиваться из смирительной рубашки и орать, брызгая слюной, что все вокруг ворюги и предатели, и он все равно всех поубивает.
— Ну, как дела, Сальников? Чем ты сегодня недоволен, почему так плохо себя ведешь? — обратилась Ада Васильевна к пациенту.
— У меня украли деньги, тысячу долларов, ещё украли золотой крестик на цепочке и обручальное кольцо. Я знаю, кто это сделал, я убью этого человека, — дико сверкая глазами, возбуждённо говорил псих.
— Откуда у тебя появились деньги, кто тебе их принёс? — спросила Ада Васильевна. — Никаких денег у тебя не было, следовательно, никто их не мог украсть, поэтому и убивать никого не следует.
— У меня украли деньги, мне вчера прислал перевод из Америки мой дядя, он выслал их на дорогу, теперь мне не на что к нему ехать. Крестик золотой висел на шее, и обручальное золотое кольцо на пальце с меня сняли, когда я спал, — упрямо повторил Сальников.
— Вот это новость! Ты мне раньше никогда не рассказывал, что у тебя в Америке есть дядя. С каких пор он там поселился и отчего о тебе так трепетно заботится? Неужели ему в Америке нечего делать, как скучать по тебе? Мы никогда не видели на тебе золотого крестика и обручального кольца, ты, видимо, забыл, что оставил их дома, — искренне удивилась Ада Васильевна.
Было очевидно, что пациент нёс бред.
— Ничего я не забыл. Драгоценности были со мной, — убеждённо твердил Сальников. — Деньги вчера принёс почтальон, тысячу долларов, я положил их под подушку. Мой дядя любит меня и ждёт к себе в гости: писал в письме, чтобы я быстрее приезжал к нему, пока меня не залечили здесь до конца. Я ведь не больной, — он смотрел на Аду Васильевну безумным глазами. — Я совершенно здоровый и полноценный человек. Сегодня мне нужно было идти и купить билет на самолет до Вашингтона. Я проснулся и обнаружил, что деньги исчезли. Ночью, когда спал, у меня всё украли. Я знаю, кто это сделал — это она, рыжая, — он злобно посмотрел на медсестру Таню. — Я её убью.
Сальников громко зарыдал. Окружившие его медработники усмехнулись и сокрушительно качали головами. Им приходилось слышать много всяких чудес от пациентов, но такого, как придумал Сальников, ещё не доводилось.
— Успокойся, Сальников. Никого убивать не надо. Я напишу твоему дяде письмо, попрошу его выслать для тебя ещё денег, он обязательно пришлет, ты за это время успокоишься, в таком состоянии тебя не пустят в самолёт. Потом мы проводим тебя в Америку. Таня, — обратилась она к медсестре, — введите ему две дозы успокаивающего коктейля, пусть хорошенько выспится.
Медсестра ввела Сальникову лекарства, он продолжать кричать своё, что убьет или задушит всех, кто попадётся под руку. Лекарство вскоре подействовало успокаивающе, несчастный притих и наконец заснул. Все медики вышли из палаты, медсестра закрыла её на ключ.
— Наблюдайте за ним, — сказала Ада Васильевна, — если снова начнет куролесить, зовите меня.
Она вернулась в кабинет, села за стол, потерла пальцами виски. Последнее время её стали часто беспокоить головные боли. «Всю жизнь проработала в дурдоме, отдала работе все силы и здоровье. Начинают сдавать нервы из—за постоянных нервотрёпок. Дома благоверный сюрпризы преподносит. Где он пропадает? Я пока что его законная жена и должна знать, где находится мой супруг». Она набрала номер рабочего телефона Князева. Ответила секретарша: — Игоря Семеновича нет, после оперативного совещания он выехал по делам, будет после девятнадцати.