— Браво! Превосходно!
   Но улыбки Нинель Александровны в этот вечер были не столь ослепительны и лучезарны. Глаза ее излучали грусть, она не видела среди присутствующих Князева.
   После окончания выступления не осталась, как все, на торжественный ужин, а быстро переодевшись и отказавшись от провожатых, вышла на улицу. Первое, что бросилось в глаза — сидящий за рулем джипа Игорь Семенович. Увидев ее, он вышел из машины навстречу, как всегда, галантно поцеловал руку, на несколько секунд задержав в своих теплых, больших руках. Потом под руку повел к машине и открыл дверку. Она была сражена — на переднем сиденье стояла огромная корзина чайных роз.
   — Какая прелесть! — только и могла вымолвить Нинель Александровна. Глаза ее светились счастьем и любовью. От охватившего волнения не могла произнести ни одного слова. Игорь Семенович осторожно перенес корзину на заднее сиденье, помог даме сесть в машину, где в воздухе витал неповторимый аромат цветов. Ею овладело приятное чувство блаженства и неги, она боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть прелестное и трепетное ощущение, смотрела на поклонника, словно завороженная. Нинель Александровна понимала, что слова благодарности в эти минуты ничего не стоят. Голова кружилась от сознания предстоящей физической близости с любимым человеком. Они не обмолвились ни словом, но каждый из них торопился к этому сближению. Игорь Семенович гнал машину на бешеной скорости.
   Наконец они остановились возле агентства. Было поздно, на фасаде здания горели огни включенной сигнализации. Нинель Александровна открыла входную дверь и быстро, по условленному паролю, сняла охрану здания на пульте. Закрыв дверь, они остались один на один лицом друг к другу. Между ними незримо, но ясно и ощутимо стояла магическая сила любви, которая с невероятной силой и скоростью притягивала влюбленных. Глаза встретились, губы соприкоснулись вначале трепетно и нежно, затем с неудержимой страстью слились в долгий, блаженный поцелуй, от которого у Нинель Александровны закружилась голова, она едва устояла на ногах, он вовремя подхватил ее расслабленное тело и на руках донес до будуара. Наступила их первая ночь бесконечного блаженства.
   — Я мечтаю о тебе днем и ночью. Одна мысль о тебе будоражит и возбуждает меня, — страстно говорил он, целуя ее с головы до ног. Острый, пронзительный, глубокий оргазм уносил их в запредельный мир, откуда они медленно возвращались и вновь, на крыльях открытой ими любви, улетали на небеса, где становились единым существом, где любовь соединяла вместе каждую клетку их тел, наполняя сознание пьянящим, радостным чувством. Безудержные ласки, страстные поцелуи, головокружительное сладострастие доводили её до счастливых слез.
   — Боже мой! — признавалась Нинель Александровна, — я никогда не знала себя такой распутной грешницей, ты сорвал с меня кокон, в котором проходила много лет, не подозревая об истинном счастье женщины.
   Его откровения были те же:
   — Милая, думая о тебе и видя тебя, не могу сдерживать чувства. Во мне открылся канал великолепной энергии, который с каждой встречей с тобой наполняется удивительной, свежей силой. Поверь, я ничего подобного не испытывал раньше.
   Счастье их было безмерным, и все—таки осторожная Нинель Александровна ночные свидания больше не повторяла. Это было очень рискованно. Могли заинтересоваться на пульте охраны: кто добровольно сторожит агентство моды по ночам? Сплетни дошли бы до Петра Аркадьевича — тогда все, что имела и чего достигла Нинель Александровна пошло бы прахом.
   Они стали встречаться днем, в уютном будуаре Нинель Александровны в агентстве. Любовник приходил к ней на два — три часа, они закрывались в комнате и наслаждались жизнью во всей ее полноте.
   Однажды Нинель Александровне доложила бухгалтер, что к ней наведывались рэкетиры и вымогали деньги за услуги в деле охраны и спокойствия работы агентства. Нинель Александровна рассказала о нахальных визитерах возлюбленному. Он ответил, чтобы не беспокоилась и не брала в голову сложные заморочки. Вскоре после разговора вневедомственная охрана установила в агентстве «тревожную» кнопку, а при входе стали ежедневно дежурить милиционеры.
   Любовный роман вдохновил Нинель Александровну, фантазии разгорались, она стала строить новые грандиозные проекты. Ей пришла в голову мысль создать коллекцию восточной одежды. Девушки будут одеты в восточные полупрозрачные платья, кроме того, на них должны быть драгоценные украшения. Воображение рисовало, как под чарующие звуки восточной музыки полуобнаженные красавицы, выйдя на подиум, покорят грацией и красотой весь зал. Она поделилась идеей с Игорем Семеновичем.
   — Превосходно, это будет грандиозное зрелище, — одобрительно сказал он. — Но где ты возьмешь столько драгоценных украшений?
   — У моего мужа есть собственная коллекция ювелирных изделий, он собирает ее уже много лет, — открылась Нинель Александровна.
   — Ты думаешь, он даст их на шоу?
   — Муж никогда и ни в чем мне не отказывает.
   — Попробуй, а я со своей стороны побеспокоюсь о безопасной доставке и охране украшений во время представления.
   — Да? Как это мудро с твоей стороны, а я упустила из вида такую важную деталь, как охрана.
   — Ты что, на другой планете живешь? Сейчас без охраны ни одна фирма не обходится. Твоему агентству нужна надежная крыша, тем более ты задумала крутое шоу. Без охраны девушек вместе с драгоценными украшениями похитят в один момент, не успеешь и глазом моргнуть, — пошутил он. — Ты, надеюсь, оценила, что агентство теперь находится под бдительным оком доблестной милиции? Как тебе нравится?
   — Безумно нравится, так приятно чувствовать заботу и внимание таких сильных и смелых людей, как ты. Во что обойдется мне покровительство? — с улыбкой поинтересовалась Нинель Александровна.
   — Вот, кстати, ты сама заговорила об этом. В денежном эквиваленте — ничего. Но ты понимаешь, за всё надо платить. Что можно взять с очаровательных, прелестных женщин? Кроме красоты и очарования ничего от них не требуется. Милое общество красавиц украсит мужскую компанию. Прошу тебя, командируй для первого раза несколько девушек для приятного времяпровождения в мужском обществе.
   — О чем ты говоришь? — недоумевая, вопросительно посмотрела она на Князева.
   Восторженное выражение лица сменило удивление и настороженность.
   — О том, что пять—шесть симпатичных модисток будут прекрасным украшением одного мальчишника, устроенного на лоне природы, — невозмутимо произнес Князев.
   — Да ты что?! — с возмущением вскрикнула Нинель Александровна. — Мои девушки никогда не пойдут на это! Часть из них замужние, имеют прекрасные семьи, некоторые совсем юные, непорочные создания.
   — Не надо идеализировать девушек, — цинично возразил Князев. — Одно другому не мешает. Девушки хотят работать, работа им нравится. Еще больше им нравится получать хорошую зарплату, так почему же не отплатить добром за добро? Надеюсь, они созрели для того, чтобы понять — за все хорошее нужно платить?
   — Чем ты предлагаешь платить?
   —Живым бартером, — цинично расхохотался Игорь Семенович. — Милиция для вас охрану, а агентство для милиции очаровательных девушек для удовольствия и расслабления доблестных рыцарей от напряженного труда. Это же рынок, ты пойми. На днях за ними заедут на машине, пусть шесть девушек будут готовы провести вечер в мужском обществе. В следующий раз съездят другие. Такова сейчас жизнь, говорить о чести и порядочности совсем не модно, нужно вписываться в рыночные отношения. Ты поговори с ними не откладывая.
   Увидев осуждающий взгляд Нинель Александровны, он принял серьёзный вид и поспешно сказал:
   — Пойми, это вынужденная мера. Я стараюсь для тебя. Все будет прекрасно, тебе не придется ни о чем беспокоиться.
   — Послушай, я не понимаю, как можно разговаривать с девушками на такую тему? — взволнованно говорила Нинель Александровна. — Я очень удивлена, что за охрану агентства нужно платить такой ценой. У нас с тобой, выходит, тоже рыночные отношения?
   — Глупенькая, не нужно все смешивать в одну кучу. Я люблю тебя и хочу одного: чтоб твой модельный бизнес развивался и креп, чтобы ему ничто не мешало, именно для этого нужна надежная охрана, — уверенным голосом произнес он. — Не надо так беспокоиться о своих девушках, они от этого расцветут ещё краше, — с милой улыбкой добавил Князев и погладил её по волосам.
   Нинель Александровна глубоко вздохнула. Что ж! Доводы убедительны. Она тоже желает процветания фирме, работа в агентстве стала для нее смыслом жизни. Страшно подумать, что кто—то может причинить вред, сейчас такие непредсказуемые времена! Как нужна надежная опора и уверенность в завтрашнем дне. Князев — сильный, влиятельный, мужественный, на него можно положиться. Она улыбнулась. Хорошо, пусть будет так. Он притянул ее к себе и крепко поцеловал.
   С тех пор рекламное агентство «Афродита» стало вести двойную жизнь. С внешней стороны это было вполне благопристойное заведение с красивыми девушками — модистками, демонстрирующими модную одежду, и мало кто догадывался о теневой стороне фирмы, которую вполне можно было бы приравнять к сущности публичного дома.
   Нинель Александровна с головой ушла в работу. Новые замыслы не давали ей покоя. За годы работы она стала модельером высшего класса. Фантазия ее не истощалась, наоборот, она не имела границ. Большое значение в этом мастерстве имел выбор тканей для моделей. Неутомимая Нинель Александровна отыскивала их сама, иногда приходилось ездить в другие города и делать покупки там. Поездки утомляли, выбивали из привычного ритма жизни, отбирали много времени. Позже стала получать нужные ткани через посылторг, предварительно изучив по телефону с продавцами качества и достоинства материалов.
   К своим моделям всегда относилась с трепетом и нежностью, давая каждой, как ребенку, имя. Роскошное розовое бальное платье, сшитое из нежного шифона, назвала «Розовой принцессой». Строгое вечернее из темно—синего бархата для деловых встреч получило имя «Триумф». Выходной наряд для праздничных фуршетов из серебристого шелка с оголенными плечами и открытой спиной, стало называться «Прекрасное настроение»; легкое, молодежное, летнее платье из веселого яркого сатина имело название «Первая встреча». Вдохновение и постоянный, настойчивый труд делали своё дело, замыслов у нее было очень много, непрерывный творческий поиск, в котором Нинель Александровна постоянно пребывала, подавал одну идею за другой, и она воплощала их в жизнь.
   Нинель Александровна вдохновенно начинала и на одном дыхании завершала придуманные модели, а за ними шли новые и новые проекты. Однажды ей пришлось задержаться в агентстве над моделированием бального платья, но ее отвлек от работы Князев, неожиданно заглянувший в будуар. Она обрадовалась его приходу и не скрывала этого. Он, как всегда, закрыл дверь на ключ, и они предались любви. Детали выкроек бального платья на это время лежали забытыми. Он был страстным и нетерпеливым любовником, Нинель Александровна возбуждала его безупречной красотой, женским обаянием и нежностью. В этот вечер романтическую встречу влюблённых прервал телефонный звонок. Она взяла трубку. Звонил Петр.
   —Я пришел домой в надежде увидеть тебя и отпраздновать семейный праздник, но дома пустота, ты меня не ждешь, я понял, что ты забыла, что сегодня годовщина нашей свадьбы.
   — Прости меня, я заработалась, — высвободившись из объятий Игоря Семеновича, виноватым голосом ответила она. — Я сейчас же приеду домой.
   — Домой не нужно. Через несколько минут я заеду за тобой, и мы пойдем в ресторан или в кафе. Ты готова?
   — Хорошо, — без особой радости произнесла она. — Заканчиваю дела и жду.
   —Тебе нужно срочно уходить, — с волнением в голосе сказала Князеву. — За мной сейчас приедет муж. Совсем забыла — сегодня годовщина нашей совместной жизни.
   Она говорила быстро, одновременно застегивая пуговицы на платье и поправляя перед зеркалом прическу. Князев смотрел на нее и не уходил.
   — Я умоляю, уходи быстрее, через пять минут Пётр будет здесь.
   — Я не хочу тебя делить с твоим мужем. Ты должна принадлежать только мне. — Игорь Семенович страстно поцеловал ее в губы и повторил: — Ты будешь моей.
   — Ну, хорошо, хорошо, только прошу, немедленно уйди, — Нинель Александровна начинала нервничать.
   Она с облегчением вздохнула, когда за ним захлопнулась дверь.
   Вскоре подъехал Петр, зашел с букетом белых хризантем и, увидев ее, склоненную над эскизами, сказал:
   — Совсем ты у меня забыла дом, куда это годится? Даже сегодня на работе. Даю две минуты на сборы, и поедем праздновать наш день.
   Она послушно убрала бумаги в стол, надела плащ, и они вышли на улицу. Он увез ее в милое, уютное кафе на окраине города. Они сели за столик, заказали шампанское и праздничный ужин. Официант зажег на столе две свечи и удалился выполнять заказ.
   — Ну, что ж! Мой первый тост, как и во все прошлые годы, за тебя. Но сначала я хочу преподнести тебе подарок. — Петр Аркадьевич вытащил из кармана маленькую коробочку и протянул жене.
   — Опять сюрприз? — спросила, открывая бархатный футлярчик. — О, какая прелесть! Как красивы эти сережки с бриллиантами. Спасибо, очень нравится подарок.
   Официант наполнил фужеры шампанским.
   — Я рад, что он пришелся тебе по душе. Выпьем за тебя, за твою неувядающую красоту и за нашу любовь.
   Они выпили, шампанское быстро ударило в голову.
   — Мне кажется, — сказал Петр, — ты сегодня грустная. Скажи, о чем грустишь?
   Нинель Александровна улыбнулась неотразимой улыбкой:
   — Ну, что ты, дорогой! Как я могу грустить рядом с тобой? Прости за то, что забыла о нашем дне. Спасибо тебе за все. Грустить могу только о том, что годы, к сожалению, летят с неимоверной быстротой и вместе с ними от нас уходит молодость.
   — Ну, уж по тебе не скажешь, что время что—то изменило в твоей красоте. Ты как неувядающая Клеопатра, я говорил тебе это не один раз. Давай выпьем еще раз за тебя и за нашу любовь.
   Этот вечер был замечательным. Они вернулись домой поздно захмелевшие и возбужденные от выпитого вина. Приняв душ, сразу легли спать, и только в ушах Нинель Александровны стояли слова Князева: — Я не хочу делить тебя с твоим мужем. Ты будешь моей.
   А Петр в эту ночь был ласковым и заботливым, каким она его давно не знала.

Глава пятая

   Рогожин удивился, что дома его никто не встречает. Обычно жена, Надюша, выходила навстречу, забирала пакет с продуктами, уносила на кухню. Сегодня он разделся, повесил на вешалку шарф и куртку и крикнул:
   — Эй, есть здесь кто—нибудь живой?
   В кухне увидел, что Надюша сидит за столом, вяжет свое бесконечное вязание и вытирает слезы.
   —Что с тобой? — удивился Рогожин. Он редко видел ее плачущей.
   — Привет, дорогой, извини, что не встречаю. Сижу, горем убитая, успокоиться не могу.
   — А что случилось?
   — Помнишь мою подругу, Светлану Тропину?
   — Помню, — на всякий случай сказал Рогожин и пошел в ванную комнату. — Надюша отложила вязание, вытерла носовым платком глаза и стала накрывать на стол. Нарезала хлеб, налила в тарелку борща, включила чайник.
   Рогожин пришел из ванны, сел за стол и принялся ужинать.
   — Ну, что с твоей Светланой приключилось? — спросил, откусывая хлеб.
   — Ее освободили по амнистии, она вышла из тюрьмы. Сегодня мне звонила.
   Рогожин чуть не поперхнулся.
   — Что—то я плохо помню Светлану.
   — Ой, ну как ты можешь ее не помнить, подруга моя со школы, я же тебе сто раз рассказывала. У них с Володей был свой магазин небольшой. Они торговали гастрономическими товарами. Как все — покупали по одной цене, продавали по другой, за счет этого и жили. Ребятишек у них двое — мальчики Игорешка и Витенька. Светлана бухгалтером была, продавцом и кассиром, а Володя директором и закупщиком. На них «наехала» налоговая: Светлана изменяла в отчетах закупочные цены, иначе никакой выгоды не было, все в налоги уходило. На этом их и зацепили. Ну, ясное дело, делала с согласия мужа. Налоговик дотошный и настырный попался. Откупиться они от него хотели, денег предлагали, умоляли, он ни в какую — передал дело в суд. Тогда Светлана с Володей решили: кто из них понесёт наказание? И она, добрая душа, согласилась, выгородила Володьку, взяла вину на себя. Подумала, может, учтут, что женщина, двое ребят, в первый раз попались, присудят штраф, да и все. А ей три года дали за укрывательство от налогов, с отбыванием наказания в тюрьме, заметь, не условно, а именно в тюрьме. Представляешь, какая жестокость? Могли бы на первый раз дать условно. Ты разве не помнишь? Я же все это тебе рассказывала.
   — Помню, но смутно, — ответил Рогожин, доедая борщ.
   — Второе будешь?
   — А что?
   — Плов.
   — Давай.
   Поставив перед мужем еду, Надюша продолжала:
   — И что ты думаешь? Как поступил ее благоверный? Через месяц после того, как ее посадили, привел в дом бабенку и стал с ней жить припеваючи. И совесть его не мучила, он не вспоминал о Светлане. А она всё время думала о нем: как ему трудно одному, на него свалились заботы о доме, детях и работа. Отсидела два года в тюрьме, попала под амнистию, обрадовалась, домой торопилась. Он в дом не впустил, вышел на площадку и сказал, что все, с ней больше жить не будет, подает на развод. Забудь, говорит, и меня, и детей, с преступницей жить не желаю. Она мне сегодня позвонила по телефону я потрясена ее горем. Не знаю, чем помочь. Каким же он подлецом оказался, просто ужас!
   — Да, бизнес и деньги проверяют людей на порядочность и честность. А у нас в бизнесе предают друг друга на каждом шагу и даже убивают. Ей нужно было своей головой раньше думать. Ну, а если бы он попал в тюрьму, что, ей легче было бы? Все равно бы переживала, а, может быть, тоже не стала его ждать. Видишь, как жизнь всех проверяет? Налоги нужно платить и жить по честному.
   —Платить, конечно, нужно, но сажать людей в тюрьму, коверкать им жизнь — это очень негуманно и жестоко. Особенно в данной ситуации. Куда судьи глядели? Ведь видят, что женщина, семья, дети остаются. Для первого раза можно было бы помягче наказать, хотя бы штраф назначить, а то, как специально, все для того, чтобы разрушить семью.
   —Не нужно скрывать налоги, — упрямо повторил Рогожин. — Люди ищут легкие деньги, вот и происходят такие неприятности.
   —Это горе, а не неприятности. Чем ей помочь, ума не приложу, как поддержать? Я ее к себе звала, она ни в какую, гордая. Говорит: — сама от такого удара оклемаюсь, наберусь сил, приду в себя и с ним за все рассчитаюсь. Я посоветовала: иди по специальности работай, ты ведь педагог. А она отвечает: — Кто меня с судимостью учить детей возьмет? Скажи мне, почему у нас такие законы, все против людей? — Надюша всхлипнула, вытирая слезы.
   — Это вопрос не ко мне, а к депутатам. Себя нужно защищать самому. Не ловчить и не хитрить. Сейчас время сложное, соблазнов много, демократия, очень легко можно оступиться.
   — Да, ты прав. — Надюша стала убирать со стола посуду.
   — А где наши дети?
   — Костя с собакой на улице гуляет, он любит играть с Джеком, просто удивительно! Все свободное время с ним проводит. Иришка пошла на английский. Тебе, случайно, зарплату не собираются прибавить?
   — С чего ты взяла? — удивился Рогожин.
   — Ты так много работаешь, а с деньгами у нас постоянно напряжёнка. Не хватает их, как ни старайся экономить. А детки быстро растут! Им много нужно: и поесть, и одеться, а цены растут ещё быстрее! Наш семейный бюджет просто не выдерживает такого темпа. Он моментально опустошается, бесследно исчезает. Мне кажется, тебе за работу нужно платить вдвое больше.
   — Ого! — усмехнулся Рогожин. — Аппетит у тебя хороший. Ты детям строго — настрого скажи, чтобы они на улице или в ларьках никогда и ничего не покупали: ни пирожки, ни беляши, ни чебуреки, ни шашлыки.
   — Да что с тобой? Они итак ничего не покупают, все дома едят, у них денег нет. У нас в нашем районе одни южане торгуют, неизвестно, что за начинка в пирожках и беляшах. У соседки из восемнадцатой квартиры муж шашлыков где—то наелся, с ним плохо было, на «скорой» в больницу отвезли, говорят, что еле спасли. Я своим запретила покупать на улице еду. Ты лучше скажи, на какие шиши ребятишкам покупать зимнюю одежду? Зима на носу.
   Рогожин взял в охапку свежие газеты и вышел из кухни, оставив вопрос жены без ответа. Он блаженно растянулся на диване и стал просматривать прессу, но мысли его снова возвращались к делу Кольцова. «Завтра же с утра пойду еще раз в ювелирный магазин, поговорю с секретаршей, потом нужно будет с шашлыками разобраться». После сытного ужина он задремал, газета выпала из рук, и через несколько минут он крепко спал. Вошла Надюша, хотела что—то спросить, но, увидев мужа спящим, подобрала газету, накрыла пледом и выключила в комнате свет.
   Утром Рогожин, как и планировал, пришел в ювелирный магазин. Секретарша очень сожалела, что Петра Аркадьевича убили, она всплакнула, вспоминая о нем. Говорила все то же, что он слышал от сотрудников: хороший, добрый, безупречный человек. За время совместной работы, а это ни много ни мало, более двадцати лет, он ни одного раза не повысил голос или в некорректной форме не высказал недовольство. Только однажды не сдержался и отругал, но она не обижается, так как считает себя виноватой. В отсутствие директора разрешила пройти в кабинет его родному сыну и подождать отца. Если бы она знала, что он так рассердится, то ни за что бы не сделала этого.
   — Вы знали, что он собирал ювелирную коллекцию? — задал секретарше вопрос Дмитрий Сергеевич.
   — Я догадывалась, что он скупал золотые и серебряные вещи у населения. В магазин постоянно приходили люди, до перестройки и во время перестройки, но особенно во время кризиса и дефолта, приносили ювелирные украшения, он скупал за бесценок. Некоторые из них потом продавались на прилавке за более солидную сумму. Люди приходят, обращаются к кому сначала? К секретарю. Некоторые охотно расскажут, зачем пришли, и даже покажут, что принесли с собой. Мое дело направить к директору. Уходя от него, они мне спасибо говорили, а я их вещи позже на прилавках магазина видела. Помню, одна молодая женщина пришла, хотела продать материнские золотые украшения. Как сейчас вижу: великолепный экземпляр — дорогое жемчужное ожерелье и два браслета из жемчуга. Очень благородные, изящные украшения. Она со слезами расставалась с ними. Говорила, что мать тяжело заболела, а денег дома нет, операция, лекарства, уход за больной, все дорого стоит, они с матерью вынуждены отнести драгоценности в скупку. Женщина вышла из кабинета директора расстроенная, и говорит мне, что он заплатил мало денег, она рассчитывала получить больше, но что делать, другого выхода нет. Я успокоила ее, сказала, что всё наладится, времена станут легче, она купит другие украшения, лишь бы ее мама поправилась. Да не одна она была такая. Очень много приходило людей, несли, что у кого было, лишь бы получить деньги. Причины у всех разные: у кого нет денег на лекарства, кто—то с долгами рассчитаться хотел, у кого не на что ребенка в школу снарядить. Суть одна — люди остро нуждались в деньгах. Но я видела, что были среди приходящих и подозрительные посетители, я не могу сказать, что это воры или грабители, но вели они себя как—то неуверенно, неловко, словно, чего—то боялись. Они мялись в приемной, потом осторожно спрашивали, можно ли к директору пройти, чтобы предложить товар. Подростки приходили, уж эти явно не свои вещи несли, может, с кого—нибудь где—то сняли или квартиру обчистили, но он не вникал, покупал и у них. Конечно, вполне возможно, что у него была ювелирная коллекция, но я ее своими глазами не видела. Некоторые вещи он перепродавал, естественно, по более высокой цене, а другие, наверное, коллекционировал. Он был состоятельным, аккуратным и расчётливым человеком, деньгами не сорил. Одно время ходили разговоры, что хотел купить магазин, да потом что—то все затихло. К нему много людей приходило. Очень много, — повторила она.
   Дмитрий Сергеевич спросил:
   — Сколько человек за последнее время уволилось с работы?
   — У нас стабильный коллектив. Уволился один человек, я в отпуске в это время была. Он недолго работал водителем. Рассчитался в один день, говорят, что у него кто—то из родственников заболел и он вынужден был уехать. В общем, по семейным обстоятельствам.
   — Покажите мне, пожалуйста, личное дело этого сотрудника, — попросил Рогожин.
   Секретарша отошла к шкафу, достала с полки папку и протянула ему.
   Дмитрий Сергеевич открыл ее и удивился: с листка анкеты на него смотрел не кто иной, как Махонин. Тот самый Махонин, который проходил подозреваемым по уголовному делу: убийство сорокапятилетней Климовой Раисы Ивановны. Его освободили благодаря Князеву, который вынес резолюцию: «Дело прекращено из—за отсутствия улик».
   «Вот так находка! — пронеслось в голове Рогожина. Он пристально рассматривал фотографию бывшего подследственного, а мысли роем кружились в голове. — Махонин и Князев, как они могут быть связаны друг с другом? Неужели, Князев освободил Махонина из—за каких—то своих, корыстных соображений? Он отогнал от себя такую нелепую мысль. Такого в принципе не должно быть. Его мысли остановились на Махонине. Случайно или нет, что он работает в ювелирном магазине? Его поспешное увольнение после убийства Кольцова очень настораживает Стоп, стоп, стоп. Не нужно так быстро думать. Есть сын Кольцова, который хотел, чтобы папа поделился с ним золотыми украшениями. И тот и другой — с уголовным прошлым, могли пойти на любые преступления. Надо всё хорошенько проверить. Найти Махонина и сына Кольцова».