Рогожин открыл папку. Итак, прибавилось еще два дела. Дело № 367. Абрамов Малхаз Георгиевич, 1982 года рождения, по факту изнасилования гражданки Лебедевой Ларисы Васильевны, 1987 года рождения. Так, заявление от потерпевшей и ее матери имеется, насильник арестован и находится в камере предварительного заключения, осмотр потерпевшей судебным экспертом и его заключение прилагается. Ну—ка, ну—ка, что здесь написано? Рогожин вчитывался в деловые бумаги. «При осмотре гражданки Лебедевой Ларисы Васильевны, 1987 г . р. на теле обнаружены множественные синяки, кровоподтеки, ссадины и ушибы в области лица, груди, живота, бедер. Перелом левой ключицы. При осмотре половых органов следы свежей дефлорации с кровоточащими краями слизистой. В анализе мазка из влагалища обнаружены сперматозоиды, по групповой принадлежности идентичные со спермой гражданина Абрамова Малхаза Георгиевича».
   Что тут осталось недоделанного? Еще раз допросить обвиняемого и передать дело в суд.
   В этот момент в дверь кабинета кто—то постучал.
   — Входите. — Дмитрий Сергеевич убрал со стола кружку и пакет с бутербродами. В кабинет вошла женщина кавказской национальности.
   — Здравствуйте, — поздоровалась она с типичным грузинским акцентом.
   — Здравствуйте, — ответил Рогожин. — Вы по какому вопросу?
   — По делу Абрамова Малхаза, оно находится у вас, я его мать.
   — Да, у меня, а что вы хотите сообщить? Я вас не вызывал.
   — Гражданин следователь, он не виноват, он мухи не обидит, такой хороший, добрый сын. В школе его все любили, сейчас поступил в академию, на врача будет учиться. Девушка сама виновата, она за ним по пятам ходила. Проходу парню не давала, вешалась на шею.
   — Так вешалась, что себе ключицу сломала?
   — Зачем так говорите? Девушка такая современная, курила, водку пила, говорят, что не с ним одним любовью занималась. У нее и до Малхаза были половые связи с мужчинами. Не портите парню жизнь, отпустите его, любые деньги заплатим.
   — Извините. У меня нет времени с вами разговаривать. Кроме того, учтите, могу вас привлечь к уголовной ответственности за подкуп. По данным, имеющимся в деле, типичное изнасилование со свежими следами надругательства невинной девушки. Ваш сын будет строго отвечать по закону.
   — Послушай, дорогой, ну неужели мы не договоримся? Она пьяная была, сама пришла к нему, свидетели есть, сама легла в постель. Ну, за что же вы будете парня наказывать? — не унималась посетительница. — Ладно, не хотите нам помочь, других найдем людей, которые разберутся в этом деле лучше вас. Но я не позволю ломать сыну жизнь.
   — А жизнь пострадавшей девушки вас не интересует? — спросил заботливую мамашу Рогожин.
   В ответ она махнула рукой и вышла из кабинета.
   — Ну, теперь пойдет искать новые ходы, чтобы спасти чадо от суда, — сказал Рогожин. — Натворить дел все могут, а отвечать по закону никому не хочется. И все—таки, нужно заниматься делом Кольцова, пойду, покопаюсь в архиве.
   Рогожин надеялся по старым уголовным делам найти аналогичные по способу совершения преступления. Со студенческой скамьи из лекций преподавателей он помнил, да и на практике успел заметить, что преступники обычно действуют одними и теми же методами, применяют свои старые, несколько раз отработанные приемы, тем самым, как бы оставляя «визитную карточку» на месте преступления.
   К его большому удивлению и разочарованию, в архиве творился форменный беспорядок. Дежурный пенсионер, бывший сотрудник в отставке, спал, сидя за столом. Увидев перед собой следователя, засуетился, стараясь замять неловкую оплошность, и поспешил принять деловой вид.
   — Проходите, Дмитрий Сергеевич, милости просим. Давно к нам никто не заглядывал, я вот тут заскучал в одиночестве.
   — Я пришел покопаться в делах, — после приветствия и рукопожатия сказал Рогожин. — Разрешите? — положил на стол перед дежурным подписанную Князевым бумажку.
   — Пожалуйста, пожалуйста, — спрятав бумагу в стол, даже не прочитав ее, оживился дежурный. — Смотрите что надо, все на виду.
   Дела и впрямь лежали на виду. Журнал регистрации в архиве был, но в нем не велись записи принятых дел. Последняя нормальная запись с указанием даты была от марта 2000 года, остальные записывались как попало — спорадически и не по форме. В записях невозможно было определить, кто сдал дело, кто и в каком состоянии его принял, когда и кто брал его из архива, когда возвращал. Все графы были пустые, видно было, что никто не контролировал хранение уголовных дел.
   Полистав талмуд, в котором трудно было разобраться, Дмитрий Сергеевич пришел к выводу, что придётся безо всякой системы рыться на запыленных стеллажах.
   На глаза попалось незаконченное им дело. Он начинал его расследование, очень хорошо помнил подозреваемого, против него было много улик, рабочий процесс шёл гладко, но по каким—то причинам Князев забрал у него дело и распорядился вести другому следователю. Рогожин так и не узнал, чем оно закончилось. Он из любопытства открыл папку. На титульном листе размашистым почерком было написано: «Дело прекращено из—за отсутствия улик». Внизу стояла размашистая подпись Князева.
   «Как прекращено? — с удивлением подумал Рогожин. — Значит, подследственный оказался на свободе? Просто невероятно!»
   Он хорошо помнил материалы дела. Это была квартирная кража с убийством сорокапятилетней женщины, Климовой Раисы Ивановны. Подозрения пали на бывшего уголовника, ранее судимого за ограбление сберкассы с убийством кассира. Срок преступник не отсидел, попал под амнистию. Фамилия его — Махонин, Артур Николаевич. Рогожин с волнением перелистывал страницы дела. Подозреваемый жил по соседству с убитой, был с ней коротко знаком. Улик против него было достаточно: начиная от показаний свидетелей, пятен крови жертвы на его одежде, обнаружением исчезнувших вещей потерпевшей в квартире Махонина.
   К удивлению Рогожина, из дела исчезли показания свидетелей, не нашёл он и акта изъятия у подозреваемого личных вещей убитой. Теперь по материалам дела выходило, что улики косвенные: пятна крови на одежде Махонина принадлежали действительно жертве, но попали в тот момент, когда он, придя к Климовой в гости и, обнаружив соседку тяжело раненной, оказывал ей помощь. Она была в предсмертном состоянии, истекала кровью, но успела сообщить, что в квартиру ворвались грабители, ранили её и совершили грабёж.
   Махонин вызвал «неотложку», но до прибытия медицинской помощи женщина умерла. Наличие личных вещей убитой у него в квартире объяснил тем, что она сама по его просьбе давала ему ими пользоваться. Кто застрелил женщину, он не имеет представления. Ранений на теле убитой было два — одно в голову, второе в сердце. Рогожин читал новые записи и не верил глазам. В голове кружилась одна мысль: как могло такое произойти? Кто умело подтасовал факты?
   Дело явно «выпотрошенное»: из него исчезли важные документы. В «куцем» виде оно наводило на странные мысли. Выходит, убийца был не найден и не осужден, преступление сошло ему с рук. Такое решение принял не кто иной, как его начальник, Князев Игорь Семенович.
   Дмитрий Сергеевич покачал головой. Тогда он был на сто процентов уверен в том, что Махонин преступник. Как можно не верить фактам и достоверным уликам? На следственном эксперименте Махонин подробно и последовательно продемонстрировал ход преступления. Рогожин перелистал тощее дело. Этого протокола не было. Конечно, если представить дело таким образом, как оно выглядит теперь, то Махонина можно и отпустить. Но ведь подследственный признался в содеянном, оставалось только передать дело в прокуратуру. Как раз на этом этапе Князев распорядился вести расследование другому следователю. Почему?
   Рогожин внимательно посмотрел на фотографию Махонина. Подумав, забрал с собой дело и вернулся в кабинет. Он решил при случае спросить о нем у Князева. «Разве при Коневе могло такое случиться? — размышлял Рогожин. — Нет, такого не припомню. Раскрываемость преступлений была высокая, а сейчас — что ни преступление, везде пробуксовка: то отказ в возбуждении уголовного дела, то закрытие его ввиду отсутствия состава преступления или улик, то искусственное затягивание следственного процесса. В деле Махонина явное нарушение законности. Волевая рука начальника освободила его от суда и заслуженного возмездия. Но почему?»
   Напрашивались и другие вопросы: — Куда исчезли документы? Кто это сделал? Кому это надо? «Как дальше работать? На кого опираться, с кем советоваться?» — теряясь в догадках и предположениях, думал Рогожин.
   Ему вспомнилось первое дело, которое пришлось раскрывать в начале работы. Оно было связано с хищением наркотических препаратов из аптек. «Аптечное дело», как его нарекли в процессе расследования. Случайно был задержан продавец наркотических лекарств некий Смирнов. Он взят был с поличным, в кармане у него обнаружили две нераскрытые упаковки морфия в ампулах. При допросе всячески отпирался, менял показания. Вначале говорил, что его попросили наркотики продать знакомые, затем стал говорить, что нашел коробочки на территории больницы, впоследствии сослался на то, что лекарства остались у него после смерти родственника, умершего от рака.
   Оказалось, что никакого онкологического больного дяди у него не было. Стали проверять аптеки. В одну из аптек пришёл Рогожин, и вот тут—то и раскрылась вся преступная цепочка. При проверке хранения и отпуска наркотических препаратов обнаружено, что по поддельным рецептам из аптеки на сторону утекало большое количество наркотиков.
   Розовый рецепт на выписку наркотических веществ является документом строгой отчетности и хранится в поликлинике в сейфе под замком. Выдается рецепт лично в руки врача под его роспись.
   Аптека выдает наркотические препараты только по таким рецептам. Выяснилось, что за год до этого случая в городе была ограблена одна из поликлиник, из неё были похищены бланки больничных листов и розовые рецепты.
   Преступники умело изготовили поддельные печати врачей, медицинские штампы поликлиники и таким образом получали из аптек наркотические препараты, а затем подпольным образом их сбывали.
   Под натиском улик Смирнов сознался в преступлении и назвал имена сообщников. Это были ранее судимые уголовники, наркоманы, которые сами употребляли наркотики и через сообщников сбывали их. Попало тогда и заведующим аптек за халатность в работе и за низкий контроль при отпуске препаратов, содержащих сильнодействующие наркотические вещества. Его воспоминания прервал стук в дверь.
   — Войдите, — ответил Рогожин.
   Вошла женщина бальзаковского возраста и сказала:
   — Я к вам по очень важному делу, хочу сделать заявление.
   — Пожалуйста, садитесь, — пригласил Рогожин.
   — Хочу заявить на торговцев шашлыками, они продают их возле пивного ларька по улице Строителей. Но прежде вы мне дайте слово, что не потребуете от меня письменного заявления, моей фамилии и имени. Я скажу честно, что боюсь мести со стороны этих людей, закон, к сожалению, нас не защищает. Мне известно, что они готовят шашлыки из собачьего мяса.
   — Откуда у вас такие сведения?
   — Могу дать адрес квартиры, где преступники умерщвляют собак и разделывают их. Разрезанное на куски мясо привозят в ларек и жарят шашлыки. Собак усыпляют, чтобы не было шума. Я видела много раз, как они выносят из квартиры большие тяжелые сумки и грузят их в машину. Мы с мужем проследили путь и полюбопытствовали, что же можно вывозить из квартиры мешками. Когда увидели выброшенные на свалку собачьи головы и кости, стало все понятно.
   — Хорошо, давайте адрес, проверим информацию.
   — Я бы не пришла к вам, но твердо знаю, что шашлыки из собачьего мяса, а ведь люди их покупают, ни о чем не подозревая. Это безобразие. Куда смотрит санитарно—эпидемиологическая станция и государственная торговая инспекция? Знаете, в наше время столько безразличных ко всему происходящему людей, просто ужас. А я вот не могу проходить мимо таких вещей. Но фамилии своей вам не скажу, потому что на все сто процентов не уверена в вас. Милиции сейчас мало кто доверяет, вы меня поймите правильно. Дайте, пожалуйста, ваш телефон, позвоню вам через некоторое время и узнаю, удалось ли пресечь это безобразие.
   Рогожин молча слушал посетительницу. Поблагодарил за то, что пришла и все рассказала. Вручил визитку и сказал, что будет во всем разбираться. Женщина ушла.
   — Ну, вот, еще одно дело прибавилось, когда все успеть? Что—то уставать стал от завала в работе, хотя до пенсии далековато, — мрачно пошутил над собой.
   Рогожин сложил в стол дела, закрыл его на ключ, выключил в кабинете свет и пошел домой. По дороге решил сделать небольшой крюк, зайти на улицу Строителей, найти пивной ларек и посмотреть чем торгуют. Пивной ларек нашел быстро, возле него толпились мужики, пили пиво и закусывали шашлыками, которые тут же продавали два кавказца.
   — Почем шашлык? — поинтересовался Рогожин.
   — Тридцать рублей, — не глядя на него, ответил усатый продавец. Он был занят покупателем, рассчитывал его.
   — «Неужели правда торгуют шашлыками из собачьего мяса? — подумал Рогожин. — Есть ли у них лицензия, сертификат, разрешение санэпидстанции на торговлю? Нужно будет все проверить, завтра позвоню в сэс, в налоговую. Нужно заглянуть и в квартиру, что указала женщина».
   До дома следователь добрался, когда уже было темно, в окнах квартиры горел свет, он обрадовался, что все дома и ждут его с хлебом и кефиром.

Глава четвёртая

   В модельном агентстве «Афродита» Нинель Александровна работала четыре года. Когда—то давно, окончив хореографическое училище, она выступала на сцене театра музыкальной комедии, одновременно давала уроки хореографии в студии при театре. Она была ведущей танцовщицей, ее работу в спектаклях, опереттах, водевилях хорошо принимала взыскательная публика, довольны были режиссеры и художественные руководители.
   Но началась неразбериха в стране, все меньше и меньше ей предлагали ролей, театр стоял на грани упадка и развала, артисты получали мизерную зарплату, которую постоянно задерживали. Цены на товары и продукты росли с невероятной скоростью, прокормиться и одеться было невозможно. Нинель Александровна в средствах не нуждалась, заработка мужа им вполне хватало, материально они не страдали. Ее угнетала пустота в театре, многие артисты попросту разбежались кто куда, сцена пустовала, спектакли не ставили. В конце концов она тоже ушла из театра и стала проводить время в своей роскошной квартире.
   Целыми днями занималась сама собой, все стремления были направлены на поддержании красоты и грации. Ванны, массаж тела с витаминизированными кремами, занятия гимнастикой, уход за кожей лица — разнообразные бесконечные маски: питательные, очищающие, отбеливающие, маникюр и педикюр занимали половину дня, затем она, отдыхая на тахте, разглядывала зарубежные, ярко иллюстрированные журналы мод, придирчиво всматриваясь в каждую модель.
   Позже, ради скуки, занялась шитьем приглянувшихся фасонов платьев по оригинальным выкройкам, прилагающимся к журналам. В сшитых экстравагантных нарядах она выходила вместе с мужем на выставки, приемы, презентации. Вещи, которые шила, получались у нее превосходно. Природный вкус, фантазия, аккуратность, кропотливость и усердие в работе делали свое дело. Появляясь на публике в новом наряде, видела, какое неотразимое впечатление производит на присутствующих модными туалетами. Платья и костюмы сидели на ней безупречно, в них чувствовала себя уютно и раскованно. Одежда выгодно подчеркивала достоинства фигуры, великолепно отражала индивидуальность, поэтому выглядела безупречно и элегантно. Нинель Александровна ловила на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые взоры женщин. Знакомые останавливались, не стесняясь, расспрашивали, где покупает красивую, современную одежду. Она мило улыбалась и отвечала, что наряд в единственном экземпляре выписан из Италии. Ей верили. Однажды, на одной из презентаций, куда пришла одна (муж был в командировке), ее познакомили с Игорем Семеновичем Князевым, который влюбился в нее с первого взгляда, несмотря на то, что был женат. Ей шепнули, что он занимает ответственный пост на очень и очень «серьезной» работе. Но это обстоятельство ничуть не мешало ему весь вечер галантно ухаживать за ней, без остановки говорить комплименты, а после окончания презентации попросить разрешения довести ее до дома на джипе.
   Через несколько дней спустя он позвонил ей домой, они мило беседовали, но в конце разговора она в полушутливой форме попросила больше не беспокоить, так как ей не хочется доставлять неприятности мужу. Он больше не звонил. Жизнь Нинель Александровны текла в привычном, ничем не омраченном свете. Ей очень хотелось испытать свои силы в новом деле. И вот тогда она решила открыть модельное агентство. Сразу же придумала название: «Афродита». Название будет символизировать безупречную красоту и совершенство её творений. Только так. В нем девы Хариты — богини грации — станут демонстрировать наряды, сделанные по ее эскизам. В том, что созданные изделия будут высшего качества и покорят всех красотой, новизной и индивидуальностью, она не сомневалась ни на йоту. Вдохновение и настойчивое желание открыть свое дело зарядили Нинель Александровну неисчерпаемой энергией. Отобрав из бывших учениц—танцовщиц самых миловидных, с хорошей, гибкой фигурой девушек, она сшила оригинальную коллекцию нарядов и рискнула продемонстрировать на городском конкурсе красоты. Результат превзошел все скромные ожидания. Обвораживающие, изумительные модели одежды, в которых выходили длинноногие красавицы в перерывах основного шоу, продуманное сочетание дополнительных аксессуаров, подчеркивающих авангардный стиль, произвели невероятный фурор. Дебют коллектива получил высшую оценку строго жюри, и её агентство сразу обрело популярность.
   Победа вдохновила и окрылила ее, появились новые, грандиозные замыслы. Она занялась модой с утроенной энергией. Сначала на деньги мужа сняла в аренду, а потом выкупила пустующий спортивный комплекс, переоборудовала, открыла в нем класс хореографии, кабинет массажа, косметики, парикмахерскую, выделила комнаты для шитья и хранения одежды. Моделировала, кроила и шила вначале сама, затем, по мере развития, взяла в штат несколько первоклассных портних. Сразу же значительная часть забот отошла, появилась возможность больше времени уделять девушкам, работая с ними над пластикой движений и имиджем. Через некоторое время агентство стало элитным, подобного в городе не было. «Афродиту» стали приглашать на знатные ужины, торжества, юбилеи. Агентство стало принимать заказы на пошив одежды от жен высокопоставленных чиновников города.
   Нинель Александровну радовала популярность и восторженные признания знакомых. Однако начались трения с мужем. Петр Аркадьевич стал ее ревновать. Поначалу не высказывал претензий, но она чувствовала, что мужу не нравится ее постоянное отсутствие в доме, он часто бывал хмурым и неразговорчивым. Тем временем восторженные разговоры об авангардном агентстве распространялись по всему городу. На демонстрациях коллекций одежды залы были заполнены до отказа. На одном из таких шоу присутствовал Игорь Семенович Князев. В этот раз Нинель Александровна демонстрировала на своих неотразимых красавицах зимние варианты пляжных костюмов. Длинноногие девушки — модистки выходили на подиум в коротких, разнообразных по фасонам шубках из меха соболя, норки, песца, колонка. Грациозно двигаясь в открытых модельных туфлях на высоких каблуках, они на ходу, легким, изящным движением плеч, сбрасывали лёгкие шубки — манто, обнажая перед завороженной публикой гибкие, стройные тела, слегка прикрытые вызывающе смелыми полупрозрачными купальниками.
   Зал умирал от восторга. Но выше всех восхищений был выход в конце показа Нинель Александровны. Ее зимний пляжный наряд был классической черно—белой гаммы. Она вышла в красивых модельных туфлях, подчеркивающих безупречную стройность ног. На ней была белоснежная, короткая шубка из горностая. Величавой походкой прошлась по подиуму и, наконец, замершему от ожидания залу продемонстрировала черный бархатный купальник, отделанный крупным белым жемчугом.
   Совершенные формы ее тела, ослепительная белизна кожи, очаровательная голливудская улыбка, стройные ноги, соблазнительные, округлые бёдра, тонкая талия и высокий бюст вызвали бурю аплодисментов.
   — Богиня! — прошептал, сраженный красотой, Игорь Семенович, сидевший в одном из первых рядов и восхищенно смотревший на Нинель Александровну. С тех пор стал ее горячим поклонником. Он регулярно навещал даму сердца в агентстве, и они прекрасно проводили время у неё в будуаре.
   Петр Аркадьевич чувствовал, что раскрасавица жена и модное агентство не могут оставлять равнодушными мужскую половину города. Ее портреты и портреты девушек — модисток постоянно мелькали на страницах газет и заполняли рекламные паузы каналов местного телевидения. Он видел, как в лучах славы и всеобщего признания еще больше похорошела и расцвела супруга. По мере возможности старался не пропускать показы, но поскольку был очень занят и загружен на работе, у него не всегда это получалось.
   В дни, когда не выходило попасть на увлекательное зрелище, он с нетерпением ждал возвращения жены домой, а когда встречал её счастливой, красивой, одухотворенной, начинал засыпать каверзными вопросами и упреками, подвергал длительным, подробным расспросам обо всех моментах проведенного вечера.
   Она уставала от дотошных, унизительных вопросов, они доводили ее до бешенства, особенно когда он интересовался, кто и сколько раз целовал ей руки, кто дарил цветы, кто провожал до кабинета, а, может быть, она позволила кому—нибудь зайти к ней после показа, если да, то с кем и чем они занимались. Нинель Александровна начинала нервничать, сбиваться, голос срывался до плача. Петр Аркадьевич, видя слезы, сразу переставал мучить жену любопытством, называл себя дураком, просил прощения.
   Они тут же мирились, клялись друг другу в любви и верности. Но ссоры не проходили бесследно для Нинель Александровны. В ее душе оставалась обида, которая постепенно накапливалась, тем более, что размолвки стали повторяться регулярно.
   Нинель Александровна ощущала возникшее в глубине души новое, необъяснимое чувство, которое волновало и освежало ее жизнь. Конечно, это чувство было связано с образом Игоря Семеновича. Он ухаживал за ней трогательно и заботливо, порой она чувствовала, что начинает терять над собой власть и контроль. Поразительно, но Игорь Семенович никогда не появлялся на показах в те дни, когда на них присутствовал Петр Аркадьевич.
   Нинель Александровну удивляло необыкновенное чутье пламенного поклонника, она приписывала это его природной интуиции, осторожности и уму (не зря же он занимает высокий пост на серьезной работе!) Как напряженно и скованно держалась бы она на подиуме, увидев в зале мужа и его! Каких только страхов она заранее натерпелась, только на минуту представив, что муж и поклонник столкнутся друг с другом возле дверей ее кабинета. Сердце холодело в груди и останавливалось от такой возможной сцены. Слава Богу — пылкий обожатель наделен благородством и тактом, он не позволит ей нервничать и смущаться.
   Игорь Семенович держался всегда уверенно, приносил цветы, сидел в зале с букетом, а после окончания представления шел к ней, поздравлял с великолепным выступлением, говорил, что она в очередной раз произвела на него неотразимое впечатление, целовал руки и дарил благоухающий, свежий букет чайных роз. Это были ее любимые цветы.
   Он мог часами сидеть напротив и, как невинный мальчик, восторженными глазами смотреть на неё. Восхищённо говорил о ее неповторимости, ослепительной красоте, о достоинствах фигуры, о неординарных способностях и таланте.
   Ей было приятно это воспринимать. Вместе с тем, она очень смущалась, потому что никогда не слышала от мужа столько хороших и ласкающих слух слов. Глаза ее сверкали, губы горели ярким пламенем, щеки покрывались легким румянцем.
   Ей трудно было скрыть волнение, она пыталась отшучиваться, он нежно гладил ее холеные руки, целовал каждый пальчик и вслух благодарил Бога за то, что встретил такую божественную, необыкновенную женщину. Когда Нинель Александровна неделю, а то и две не видела Игоря Семеновича, чувствовала, что скучает без него. И вот однажды случилось то, что должно было случиться.
   Петра Аркадьевича в городе не было. Нинель Александровна в этот вечер представляла на званом ужине перед избранным обществом коллекцию вечерних туалетов. Изумительные, роскошные платья на грациозных красавицах, разнообразные модели, красота манекенщиц с огромным успехом принимались зрителями. Публика, сидевшая за столиками, то и дело громко и дружно аплодировала. Труппу задарили цветами, отовсюду слышались восхищённые возгласы: