На следующее утро Муррей разбудил Сэма:
— Шеф хочет вас немедленно видеть.
Через несколько минут Сэм предстал перед мистером Фаустом.
— Неплохо, мой мальчик, но это далеко не то, что от вас требуется. Нельзя поглощать пищу без разбора, научитесь ее смаковать. Тот хаос вкусовых ощущений вперемежку с голодом, который я вчера испытал, очень далек от настоящего наслаждения пищей. Попробуйте понять вкус устриц и не налегайте так на вино. В большом количестве оно снижает вкусовые ощущения. Однако дело не в этом. Все придет со временем. Скажите: какое впечатление произвела на вас вчерашняя певичка?
— Она очаровательна, — ответил Сэм.
— Очень рад, что она вам понравилась. Постарайтесь завоевать ее расположение. Помните, что если нужны деньги, то они будут.
В кресле что-то забулькало и захрипело, как в испорченном водопроводном кране. Очевидно, мистер Фауст смеялся.
Бульканье прервалось так же внезапно, как и возникло.
— Можете идти, мой мальчик. Следующий сеанс будет сегодня вечером.
Так прошло несколько дней. Новая жизнь оказалась не такой ослепительной, как это представлялось вначале.
Мистер Фауст капризничал. То ему казалось, что омары не вызывают у Сэма должных вкусовых ощущений, то его возмущала неспособность Сэма наслаждаться сигарами. Целую бурю вызвал вопрос о наркотиках. Выкурив первую трубку опиума, Сэм не испытал ничего, кроме невыносимой тошноты. При этом он забыл выключить передатчик, и ему пришлось выслушивать нарекания мистера. Но больше всего недоразумений происходило по поводу мадемуазель Маргариты. Сэму удалось завязать с ней знакомство.
Но и только.
— Даю вам три дня срока, — визжал разъяренный хозяин. — Если за это время вы не справитесь с девчонкой, я порву договор с фирмой, или пусть присылают кого-нибудь другого, а не болванов, у которых после салата с уксусом начинается отрыжка и вечно чешется левая пятка.
Сегодня назначенный срок истекал.
Машина плавно подъехала к подъезду ресторана. Черная тень бросилась к автомобилю и открыла дверцу.
Сэм полез в карман за мелочью, но рука его застыла на месте.
— Том, дружище, ты ли это?
Сомнений не было, перед ним стоял тот самый Том, с которым они исколесили полстраны в поисках работы.
— Я, Сэм, своею собственной персоной, только что из тюрьмы. Им нужны места, и меня выпустили оттуда досрочно. Но что с тобой, Сэм? С каких пор ты начал разъезжать в автомобилях? Уж не получил ли ты наследство? Теперь ты уже не захочешь якшаться с бедным негром.
— Сейчас я тебе все расскажу, Том, только раньше всего нужно тебя покормить. Пошли!
— Ты с ума сошел, Сэм! Разве ты не знаешь, что цветным запрещен вход в этот ресторан? Если у тебя действительно завелась пара долларов, то пойдем поищем закусочную.
— Не беспокойся дружище. Со мной тебя сюда пустят. Я тут важная персона.
— Не советую, мистер Смит, — вмешался шофер. — Вы знаете отношение мистера Фауста к цветным. Он никогда не потерпит…
— Поезжайте домой! — перебил его Сэм. — Я сам, если нужно, объяснюсь с хозяином.
В дверях им преградил дорогу швейцар.
— Мне очень жаль, мистер Смит, но я имею строгое предписание…
— Не беспокойтесь. Я знаю, что делаю, — сказал Сэм, отстраняя рукой швейцара.
В зале их встретил метрдотель.
— Крайне сожалею, мистер Смит, но правила нашего заведения категорически запрещают появление в нем цветных.
— Даже если это делается по желанию мистера Фауста?
— Если убытки, понесенные заведением, будут компенсированы, — пробормотал метрдотель, — то… впрочем, я не могу отвечать за последствия. Мы хорошо знаем мистера Фауста, но боюсь, что даже его имя не может оградить нас от неприятных инцидентов.
Друзья сели за столик.
Метрдотель благоразумно удалился.
— Два бифштекса и два виски с содовой, — сказал Сэм официанту, машинально включая передатчик.
— Но ваш ужин, мистер Смит, — пробормотал официант, явно смущенный.
— Ужин потом, — сказал Сэм.
Мертвая тишина воцарилась в зале. Все взгляды были обращены на их столик.
— Идем отсюда, Сэм, — пробормотал Том, — не нравится мне вся эта история.
В наступившей тишине резко прозвучал звук разбившегося стекла. Оттолкнув свой столик, высокая красивая дама со слезами на глазах шла к выходу. Ее кавалер еле поспевал за ней.
Зал быстро пустел.
Наконец сконфуженный официант принес заказанное. Том несколько оживился при виде сочного бифштекса.
— Я здорово рад, Том, что, наконец, встретил тебя.
Рука Сэма потянулась к стакану, но кто-то сзади схватил его за обе руки и вывернул их назад.
— Будешь знать, как водить сюда всякую негритянскую сволочь.
Их тащили за ноги по лестнице. Сэм чувствовал, как его голова ударяется о каждую ступеньку. Последнее, что он видел, был черный автомобиль, в который кинули Тома, и башмак с металлическими подковами над своей головой, поднятый для удара…
Сэм открыл глаза и застонал. Ныло все тело, и невыносимо болела голова. Он дотронулся до лба и нащупал повязку.
— Здорово вас разукрасили! Какой мерзостью у вас была смазана голова? Нам пришлось перепробовать кучу растворителей, прежде чем удалось все это смыть. Мэри, дайте больному его платье и счет. — Толстый человек в белом халате игриво ткнул Сэма в живот и вышел из палаты.
— Вот ваш костюм, — сказала сестра, — я его как могла зашила и почистила, а вот счет. Двадцать долларов за оказание первой помощи, пять долларов за удаление лакового покрова на голове и доллар за ремонт платья. Всего двадцать шесть долларов.
Сэм сунул руку в карман того, что раньше называлось его пиджаком, вынул бумажник и пересчитал деньги, выданные ему мистером Фаустом на текущие расходы. Набралось всего двадцать пять долларов. Обшарив все карманы, он наскреб еще доллар и десять центов мелочью.
Домой пришлось идти пешком. Первый, кого он встретил в холле, был Муррей.
— Где вы шляетесь, Смит? — сказал он. — Звонил Дженингс. С сегодняшнего дня ваша работа в фирме окончена. Вчера вечером во время сеанса мистер Фауст умер от кровоизлияния в мозг.
К.ФИАЛКОВСКИЙ (Польша)
Автомат замкнул выходные шлюзы, и внутренность кабины виднелась теперь только на экране. Тело лежало на операционном столе, белом, прямоугольном, под яркой голубой лампой. По нему ползала черная змея автомеда, залечивающего поверхностные ранения.
— …Он упал во время приземления, — сказал Толев. — Выключил автопилот, чтобы избавиться от автоматов, контролирующих движение, и сел на деревья. Слишком быстро потерял скорость, — пояснил он.
Фар отвернулся от экрана.
— Он летел один? — спросил он.
— Один. Такой глупый щенок! Наслушался лекций на тему "Веди машину без автопилота" и захотел проделать все самостоятельно.
"Выживет ли?" — подумал Фар и направился к пульту управления операционной.
Ин уже сидела у гомотрона.
— Что нового, эскулап? — спросила она.
— Какой-то парень. Разбил ракету при посадке.
— Ну что ж, починим его, — улыбнулась она Фару по-своему, только глазами.
— Он сильно разбился…
— Дай мне данные о его состоянии.
Фар подошел к пульту управления автомеда и нажал красную кнопку с надписью "Информация". Он всегда поражался тому, как мало времени необходимо гомотрону, чтобы собрать и выдать сведения о состоянии больного. За десять-пятнадцать секунд автоматизированный прибор узнавал об индивидуальной анатомии и физиологии человека больше, чем он, Фар, за все годы своего обучения.
— Будь я гомотроном, я кончил бы обучение за пять минут, — сказал он как-то Ин.
— И был бы неинтересным, узкоспециализированным автоматом, с которым я не могла бы выдержать ежедневных четыре рабочих часа.
— Я был бы гениальным автоматом…
…Да, это было, когда они возвращались под дождем домой. Вероятно, была весна, так как листья на деревьях были маленькие и ярко-зеленые. Они возвращались по широкой серой трассе виробусов с блестящей от дождя поверхностью. Оба промокли и дрожали от холода, хотя солнце светило все время. По краям стояли мокрые автоматы — те, что выдают справки, и те, что на прогулках раздают детям конфеты. Автоматы не замечали дождя, не ощущали холода и, как всегда, мигали, реагируя на приближение людей.
Именно тогда он сказал, что хотел бы быть автоматом, хотя бы гомотроном. Потом их подобрал какой-то виробус, и они сушили скафандры под инфракрасными излучателями.
Лампочка над клавишей "Информация" погасла, зажужжал зуммер. Гомотрон уже узнал все. Там, в глубине, за пультами, в белых сосульках кристаллов, оплетенных запутанной сетью проводов, кружили импульсы, конфигурация которых моделировала работу сердца, легких, печени, прохождение кровяных телец сквозь капилляры и колебания диафрагмы при дыхании. Теперь достаточно спросить автомат о реакции организма на переливание крови или еще о чем-нибудь, и он, Фар, заранее будет знать, что случится с больным, когда он применит то или иное средство.
— Какой пульс? — обратился он к Ин.
— Сто шестьдесят в минуту.
— Давление?
— Сорок миллиметров ртутного столба. Фар, он не дышит!
— Я вижу, за него дышит автопульмомат. "Не считаешь ли ты меня слепым?" — мысленно добавил он.
— Температура падает, — сказала Ин.
— С какой скоростью?
— Не знаю.
— Проверь, пожалуйста, автомат первой помощи, — произнес Фар уже спокойнее.
— Все в норме, работает нормально, — сказала она, понижая голос.
Она знала об этом только от указателей, светящихся на пульте. Изображение внутренности кабины и тело юноши на операционном столе мог видеть только Фар. Но он не смотрел на экран. Боялся, что, если посмотрит на юношу, тот умрет. Не умер — значит, у него прекрасный организм, он не должен умереть. Фар прикусил себе язык. Он всегда прикусывал его, когда нервничал.
— Определи вероятный момент нарушения в кровообращении. — Он сказал "нарушение в кровообращении", а подумал "смерти".
Ин ожидала этого вопроса. Она знала, что Фар спросит ее об этом, если она не скажет сама, и знала, как он не любит об этом спрашивать.
— Около четырех часов, — сказала она и улыбнулась ему по-своему.
Обычно Фар не мог представить себе, чтобы кто-нибудь другой умел так улыбаться — не всем лицом, а одними глазами.
Когда-то давно они поссорились. Операция была совсем несерьезная, перелом ноги или еще что-то в этом роде, с чем автомед справляется сам и почти не спрашивает мнения врача. Сообщая Фару различные данные, Ин вдруг сказала:
— Давай после операции полетим на Петрон!
Он не ответил.
— Ты и вправду не хочешь? — спросила она.
— Займись, наконец, тем, что нужно…
— Ну, знаешь ли… Я и так говорю тебе все нужные цифры. А впрочем, автомед и без того делает все сам. — Она была явно обижена.
— Послушай, — спросил он у нее потом, когда они уже выходили из клиники, — ты всегда чувствуешь себя у гомотрона, как на практике?
— На какой практике?
— Ну, ты рассказывала мне когда-то, что когда вы проходили теорию гомотрона, то аппарат настраивали так, чтобы он имитировал какой-нибудь трудный случай и при этом никакого больного не было…
— Ну да! И что же из того?
— А тут, в операционной… — начал было он и не окончил.
— Конечно, нет! Я всегда помню, что там лежит человек, и делаю все как можно лучше.
— Но ты…
— Не волнуюсь так, как ты?
— Да.
— Видишь ли, — произнесла она очень серьезН0 — если бы это могло помочь тому, кто лежит там на столе, я волновалась бы и нервничала, как только могла. Но ведь ему это не поможет, — так зачем же делать то, в чем нет смысла?
Он не ответил. Смотрел вниз по каменной лестнице, ведущей из клиники на гелиодром. "Так аргументировать мог бы и автомат", — подумал он.
— Ну, отвечай же. Полетим? — Ин не сдавалась.
— Все равно, — махнул он рукой. — Летим на Петрон.
Петрон был одинокой возвышенностью, поднимавшейся посреди равнины древней астрономической обсерватории. На самой вершине лежало несколько крупных валунов, и Ин, с детства помнившая удивительные сказки, уверяла, что именно тут собирались когда-то колдуньи. Поднявшись на вершину, они увидели, что на валунах кто-то сидит.
— Это одна из твоих колдуний, — сказал Фар. — Прилетела на метле, потому что вертолета нигде не видно.
Но это был молодой человек в обычном сером скафандре. Он грыз травинку и смотрел на солнце, уже принявшее красный закатный цвет. Они сели на другой валун, а он некоторое время приглядывался к ним. Потом встал и подошел ближе.
— Можно мне сесть с вами? Простите, но я еще никак не могу привыкнуть к тому, что здесь так много людей и что можно просто сидеть на камнях.
Ин расхохоталась. Фар огляделся, но тут не было никого, кроме них. Юноша окончательно смутился.
— Я знаю, что нас тут только трое, но я вернулся с Марса только два дня назад.
…Фар оторвал глаза от индикаторов переливания крови и через плечо взглянул на Ин.
— Есть уже результаты предварительного диагноза?
— Да. Череп размозжен. Осколок кости в скрещении зрительных нервов.
— Нужно поскорее удалить его!
— …три ребра сломано, левая нога размозжена… кроме того, нет самостоятельного дыхания.
— Погоди, а температура тела?
— Не беспокойся. Поднимается.
— Значит, не так плохо, — с облегчением сказал он и впервые взглянул прямо на Ин.
— Обогрев, — сказал он.
Она кивнула.
— Да, обогрев… И это все, что до сих пор сделал автомат? — Она взглянула на Фара.
— Может быть. Ведь и так уже видно, что больной вышел из состояния шока.
— Не ворчи. Ты никак не можешь от этого отвыкнуть. Впрочем, ты всегда был таким, — добавила она, словно осененная вдохновением. — Человек, который принципиально всегда прав…
Он не знал, говорит ли она серьезно. Он никогда этого не знал, за все время их знакомства. Даже говоря, как сейчас, она смотрела так, словно готова была рассмеяться. Он только пожал плечами.
— Кончай же свои пробы на гомотроне.
Она кивнула, но продолжала развивать свою мысль:
— …потому что ты должен был бы родиться несколько сот лет назад, когда врач по необходимости должен был быть прав. — Она нажала клавишу "включения", и кривые на экране гомотрона стали четче. — Тогда, в ту эпоху, врач приходил, осматривал больного, ставил диагноз и всегда был прав… разве что другой врач ставил другой диагноз…
— В этом было что-то от искусства, — улыбнулся Фар. — Но потом появились математики, цифроники, кибернетики, семантики и построили такие автоматы, как автомед или гомотроны… и — прощай, искусство! Правда, Ин?
— Более или менее. А сейчас благодаря гомотрону я могу сказать тебе, что больной вышел из состояния шока.
— Это я знал и без тебя.
— Ошибаешься. Ты только предполагал, как те старинные врачи. Знаешь только сейчас… Послушай, Фар, — добавила она другим тоном, — выберется ли он из всего этого?
— Не знаю. Это только первый этап. Будем оперировать.
— А может быть, проконсультироваться с профессором и передать полную информацию группе Рона? Кажется, он принимает дежурство после нас…
— Нет, начнем сейчас сами.
Ин умолкла и посмотрела прямо перед собой.
"Что с ней случилось? — подумал Фар. — Почему она не хочет оперировать? Нет, это не похоже на Ин… Ведь она всегда, даже после этого, работала так, что лучшего и представить себе нельзя. Вообще она замечательная девушка".
— Погоди. Одну минутку. — Она встала из-за пульта и подошла к видеотелефону.
— Местную информацию, — сказала она и ждала, пока на экране не появился информатор.
— Когда прилетает корабль со Спутника Шесть?
— Опаздывает на двадцать минут, — ответил информатор.
— Ах, так? Спасибо.
"Спутник Шесть. На Шестом спутнике был тренировочный лагерь этого марсианского парня, Даза", — подумал Фар. Он узнал об этом случайно, так, как узнавал обо всем. Правда, он заметил, что Ин какаято странная, но математики всегда бывают чудаками. Только тогда, в то утреннее дежурство…
Были еще сумерки, когда он опустился на гелиодроме. Вышел из кабины и смотрел, как винты клубят струи утреннего тумана. Он слышал только шум мотора, а когда тот остановился, то тишина стала полной. Звезд уже не было, только клиника светилась голубыми прямоугольниками окон. Фар ждал Ин. Он ждал долго, пока не услышал высокое, неясное жужжание. Вертолет опустился посреди площадки. В кабине были двое. "Не тот вертолет", — подумал он, но потом увидел длинные волосы женщины И уже знал, что это она. Не многие из женщин, так же как Ин, сохраняли волосы длинными, на манер древних. Они выскочили из кабины и поцеловались коротко, так, на прощанье. Потом он смотрел, как Ин бежит по ступенькам, на которых они иногда сидели летом. Фар медленно двинулся по площадке гелиодрома. Юноша заметил его.
— Мне неприятно, что так получилось, — сказал Даз.
Фар не ответил ничего, но чувствовал себя очень плохо.
— Все это было так неожиданно, что мы не успели поговорить с тобой, — продолжал тот. — Она хотела сегодня сказать тебе все…
— …
— Ты на меня сердишься, Фар. Я должен был бы поговорить с тобой раньше. Но я могу покинуть Спутник Шесть только на несколько часов. У нас там тренировочный лагерь, — пояснил он. — Послушай, это будет очень тяжелый для нее разговор. Помоги ей как-нибудь. Она тебя очень любит…
— Не беспокойся. Она с этим справится. — Фар прошел мимо юноши и направился к лестнице. Было уже светло.
Что-то настойчиво жужжало между пультами. Экран, до сих пор монотонно серый, засверкал молниями.
— Он пришел в себя, — сказала Ин.
— Включи анестезирующее поле.
— Уже включено.
"О чем может сейчас думать этот мальчик? — думал Фар. — Может быть, вспоминает последнюю секунду перед катастрофой и видит приближающиеся вершины деревьев?"
— Ты уверена, что он ослеп? — спросил Фар.
— Уверена. Осколок кости давит на скрещение зрительных нервов. Подумай, Фар, одно неточное движение руля, и это случилось сразу…
— У тебя уже есть все данные? — прервал он.
— Морфология, РОЭ, уровень гемоглобина, щелочной резерв.
— Все в порядке. Начинаем.
Он придвинулся ближе к пульту и просунул руки прямо к центральному управлению автомата. Сделал несколько быстрых движений пальцами, пока не увидел на экране череп. Перестроил излучатели так, чтобы частота увеличилась.
— Перейди на контроль, — приказал он Ин.
Фар еще раз проверил все и включил автоблокировку автомеда. Он работал лишь долю секунды. Безошибочно, как может только автомат, он раздвинул вибратором кости и ткани, извлек осколок, и тогда вспыхнула зеленая лампочка, означавшая, что задание выполнено.
Фар на мгновение прервал работу и откинул волосы, падающие на лоб.
— Контроль? — спросил он.
— Есть контроль.
— Я еще уберу остальные.
Автомед действовал безошибочно. В заключение он исправил сломанную глазную орбиту.
— Теперь сделаем маленький перерыв, — произнес Фар.
Он улыбнулся Ин, так как был доволен тем, что все прошло так хорошо. Смотрел на ползающие по экрану беловатые разряды. Больной был в сознании.
— Проверь, видит ли он, — попросил Фар.
— Проверь сам. Извини, я на минутку. — Она снова подошла к видеотелефону.
— Прилетел уже корабль? Только что?.. Спасибо.
Фар включил в операционной кабине мигающую желтую лампочку. Искры на экране забегали интенсивнее. Больной наверняка видел.
"Чего она ждет? — подумал Фар. — Не уговорилась же она с ним именно на это время".
— Проверь по гомотрону, что еще нужно сделать.
— Ампутировать левую ногу, — тотчас же ответила она.
Операция была из тех, которые автомед выполняет сам, по внутренней программе. Она продолжалась едва с минуту. "Наконец я смогу встать и пройтись немного", — подумал Фар. Он чувствовал, как цепенеет у него нога.
— Пульс ускоряется, — произнесла вдруг Ин.
— Сколько?
— Больше ста шестидесяти.
— А ритмичность?
— Не очень правильная. Впрочем, посмотри сам. — Она указала на кардиоскоп.
Да, пульс не был ритмичным, а кроме того, замирал.
"Недостаточность кровообращения", — подумал Фар.
Он взглянул на экран. Линия извивалась и порой выбрасывалась кверху белыми иглами импульсов. "Полный хаос", — подумал он.
— Ин!
— Да?
— Включи ему искусственное сердце. Пока наружное.
Он не видел, как автомед вскрыл юноше грудную клетку. Подключение сердца заняло несколько секунд. Потом пульс и давление вернулись к норме.
— Пересади ему искусственное сердце с питанием от батареи, — сказала Ин. — Кажется, в солнечной системе уже есть несколько сот человек с такими сердцами, и все они живы.
— Трудно жить с таким сердцем. И потом, он не дышит.
— Что ты сделаешь?
— Не знаю. Могу только ждать и проверить его шансы по гомотрону. Это кровоизлияние в дыхательном центре мозга.
— Глупая история, — произнесла Ин.
Когда-то она уже говорила так… Они возвращались из клиники. Это было в тот день, когда он увидел их утром на гелиодроме. В виробусе ехали еще два студента, громко споривших о безвихревых полях, — и девушка с огромной сумкой, переливавшейся узором из разноцветных колец. Девушка некоторое время присматривалась к волосам Ин с тем любопытством и уважением, с каким люди смотрят на экспонаты в музеях.
— Ты обрежешь волосы? — спросил тогда Фар.
— Обрежу, — кивнула она головой.
— А когда он улетит на спутник Сатурна, у тебя будут короткие светлые прядки, как у той девушки?
Она снова кивнула.
— И вообще глупая история с этим его полетом, — сказала она. — Там математики с моей специальностью не нужны. Я выбрала не очень космическую специальность.
Пульс у юноши был уже правильный, и Фару можно было, наконец, встать. Он прошелся вдоль автоматов раз и другой, выглянул в окно, за которым дул ветер. В небе, под низкими серыми облаками спускался маленький красный вертолет.
— Фар, — произнесла Ин у него за спиной, — ничего не получается.
— Попробуй еще раз. Всегда есть вероятность, что он начнет дышать сам.
— Хорошо, попробую, — сказала она, но Фар почувствовал, что надежды мало.
Он резко повернулся от окна и подошел к ней.
— Так проверь еще раз, — жестко произнес он. — Проверь десять раз, потому что тут не до шуток. Если он не начнет дышать сам, то нам когда-нибудь придется отключить его от автомата, а тогда конец.
Он стоял над ней и смотрел, как она нажимает клавиши и как на экранах появляются, извиваются и гаснут кривые.
— Нет. Действительно, нет никаких шансов. Смотри, — указала она на один из экранов. — Вот этот незначительный, чуть заметный зубец на этой кривой означает шанс выживания для больного. Шанс практически равен нулю. Ты понимаешь, это может быть даже не шанс для него, возможно, это только автомат ошибся на долю процента.
— Ну, так что же дальше?
— Не знаю, действительно не знаю. Я ему уже ничем не могу помочь. Расчеты показывают, что он не выживет, что он не сможет дышать…
"Неужели все было напрасно? У него нет шансов?.." Фар прикусил себе язык. "Глупый щенок, которому захотелось приземляться без автопилота…"
"Мальчик в сознании… он, наверное, знает, что лежит в автомеде… и думает, что самое страшное уже миновало".
Он снова подошел к окну, но ничего не увидел, так как пошел дождь.
"А может быть, попытаться… Я, собственно, с самого начала думал об этом, но боялся. Хотя действительно, если приказы от нервных центров ко всем органам идут в виде определенных рядов импульсов, то можно в поврежденный центр ввести электрод извне и оттуда посылать эти импульсы, — так мы рассуждали тогда с Роном. Это было бы чем-то вроде искусственного дыхания".
— Ин!..
Она снова говорила по видеотелефону.
— …да, скажите ему, чтобы он продолжал! Операция скоро окончится, и я выйду. Одну минуту! — Она кончила разговор и взглянула на Фара.
— Что ты хочешь делать?
— Буду стимулировать его дыхательный центр программой извне!
Она отвернулась от экранов и посмотрела на него очень серьезно.
— Ты? — спросила она наконец.
— Да.
— Но это абсурд… Тебе нельзя рисковать! Ты не имеешь права!
— Иначе он умрет.
— Ничего не поделаешь. Это не наша вина. Мы сделали все.
— Неважно, почему он разбился. Я врач, Ин.
Она уже не смотрела на него. Перевела взгляд на экраны, где извивались и переплетались кривые.
— Кто проведет операцию? — спросила она.
— Я.
— Сам?
— Да. Я сам.
"Неужели она действительно думает, что с этим электродом в мозгу я не смогу оперировать? Электроды ведь вообще не чувствуются".
— Я приготовлю тебе автомед, — сказала она.
— Ин! — окликнул Толев с экрана видеотелефона. — Ин, этот парень не мог больше ждать и полетел обратно на Спутник Шесть. Просил меня сообщить тебе, что вы летите на Марс. Его руководство согласилось…
"Так вот чего она ждала", — подумал Фар.
— Хорошо. Спасибо, — сказала Ин, даже не глядя на Толева. Встала и подошла к автомату. — Я приготовлю автомед, и мы сможем начать. Кроме того, я вызвала Рона. Он установит тебе электрод.
"Она нажала кнопку тревоги, и Рон сейчас прибежит, — подумал Фар. — Так всегда бывало. Мне никогда не удавалось предвидеть, что она сделает… Конечно, Рон сейчас бежит по коридору с другого конца клиники и думает, что случилось неизвестно что".
— Шеф хочет вас немедленно видеть.
Через несколько минут Сэм предстал перед мистером Фаустом.
— Неплохо, мой мальчик, но это далеко не то, что от вас требуется. Нельзя поглощать пищу без разбора, научитесь ее смаковать. Тот хаос вкусовых ощущений вперемежку с голодом, который я вчера испытал, очень далек от настоящего наслаждения пищей. Попробуйте понять вкус устриц и не налегайте так на вино. В большом количестве оно снижает вкусовые ощущения. Однако дело не в этом. Все придет со временем. Скажите: какое впечатление произвела на вас вчерашняя певичка?
— Она очаровательна, — ответил Сэм.
— Очень рад, что она вам понравилась. Постарайтесь завоевать ее расположение. Помните, что если нужны деньги, то они будут.
В кресле что-то забулькало и захрипело, как в испорченном водопроводном кране. Очевидно, мистер Фауст смеялся.
Бульканье прервалось так же внезапно, как и возникло.
— Можете идти, мой мальчик. Следующий сеанс будет сегодня вечером.
Так прошло несколько дней. Новая жизнь оказалась не такой ослепительной, как это представлялось вначале.
Мистер Фауст капризничал. То ему казалось, что омары не вызывают у Сэма должных вкусовых ощущений, то его возмущала неспособность Сэма наслаждаться сигарами. Целую бурю вызвал вопрос о наркотиках. Выкурив первую трубку опиума, Сэм не испытал ничего, кроме невыносимой тошноты. При этом он забыл выключить передатчик, и ему пришлось выслушивать нарекания мистера. Но больше всего недоразумений происходило по поводу мадемуазель Маргариты. Сэму удалось завязать с ней знакомство.
Но и только.
— Даю вам три дня срока, — визжал разъяренный хозяин. — Если за это время вы не справитесь с девчонкой, я порву договор с фирмой, или пусть присылают кого-нибудь другого, а не болванов, у которых после салата с уксусом начинается отрыжка и вечно чешется левая пятка.
Сегодня назначенный срок истекал.
Машина плавно подъехала к подъезду ресторана. Черная тень бросилась к автомобилю и открыла дверцу.
Сэм полез в карман за мелочью, но рука его застыла на месте.
— Том, дружище, ты ли это?
Сомнений не было, перед ним стоял тот самый Том, с которым они исколесили полстраны в поисках работы.
— Я, Сэм, своею собственной персоной, только что из тюрьмы. Им нужны места, и меня выпустили оттуда досрочно. Но что с тобой, Сэм? С каких пор ты начал разъезжать в автомобилях? Уж не получил ли ты наследство? Теперь ты уже не захочешь якшаться с бедным негром.
— Сейчас я тебе все расскажу, Том, только раньше всего нужно тебя покормить. Пошли!
— Ты с ума сошел, Сэм! Разве ты не знаешь, что цветным запрещен вход в этот ресторан? Если у тебя действительно завелась пара долларов, то пойдем поищем закусочную.
— Не беспокойся дружище. Со мной тебя сюда пустят. Я тут важная персона.
— Не советую, мистер Смит, — вмешался шофер. — Вы знаете отношение мистера Фауста к цветным. Он никогда не потерпит…
— Поезжайте домой! — перебил его Сэм. — Я сам, если нужно, объяснюсь с хозяином.
В дверях им преградил дорогу швейцар.
— Мне очень жаль, мистер Смит, но я имею строгое предписание…
— Не беспокойтесь. Я знаю, что делаю, — сказал Сэм, отстраняя рукой швейцара.
В зале их встретил метрдотель.
— Крайне сожалею, мистер Смит, но правила нашего заведения категорически запрещают появление в нем цветных.
— Даже если это делается по желанию мистера Фауста?
— Если убытки, понесенные заведением, будут компенсированы, — пробормотал метрдотель, — то… впрочем, я не могу отвечать за последствия. Мы хорошо знаем мистера Фауста, но боюсь, что даже его имя не может оградить нас от неприятных инцидентов.
Друзья сели за столик.
Метрдотель благоразумно удалился.
— Два бифштекса и два виски с содовой, — сказал Сэм официанту, машинально включая передатчик.
— Но ваш ужин, мистер Смит, — пробормотал официант, явно смущенный.
— Ужин потом, — сказал Сэм.
Мертвая тишина воцарилась в зале. Все взгляды были обращены на их столик.
— Идем отсюда, Сэм, — пробормотал Том, — не нравится мне вся эта история.
В наступившей тишине резко прозвучал звук разбившегося стекла. Оттолкнув свой столик, высокая красивая дама со слезами на глазах шла к выходу. Ее кавалер еле поспевал за ней.
Зал быстро пустел.
Наконец сконфуженный официант принес заказанное. Том несколько оживился при виде сочного бифштекса.
— Я здорово рад, Том, что, наконец, встретил тебя.
Рука Сэма потянулась к стакану, но кто-то сзади схватил его за обе руки и вывернул их назад.
— Будешь знать, как водить сюда всякую негритянскую сволочь.
Их тащили за ноги по лестнице. Сэм чувствовал, как его голова ударяется о каждую ступеньку. Последнее, что он видел, был черный автомобиль, в который кинули Тома, и башмак с металлическими подковами над своей головой, поднятый для удара…
Сэм открыл глаза и застонал. Ныло все тело, и невыносимо болела голова. Он дотронулся до лба и нащупал повязку.
— Здорово вас разукрасили! Какой мерзостью у вас была смазана голова? Нам пришлось перепробовать кучу растворителей, прежде чем удалось все это смыть. Мэри, дайте больному его платье и счет. — Толстый человек в белом халате игриво ткнул Сэма в живот и вышел из палаты.
— Вот ваш костюм, — сказала сестра, — я его как могла зашила и почистила, а вот счет. Двадцать долларов за оказание первой помощи, пять долларов за удаление лакового покрова на голове и доллар за ремонт платья. Всего двадцать шесть долларов.
Сэм сунул руку в карман того, что раньше называлось его пиджаком, вынул бумажник и пересчитал деньги, выданные ему мистером Фаустом на текущие расходы. Набралось всего двадцать пять долларов. Обшарив все карманы, он наскреб еще доллар и десять центов мелочью.
Домой пришлось идти пешком. Первый, кого он встретил в холле, был Муррей.
— Где вы шляетесь, Смит? — сказал он. — Звонил Дженингс. С сегодняшнего дня ваша работа в фирме окончена. Вчера вечером во время сеанса мистер Фауст умер от кровоизлияния в мозг.
К.ФИАЛКОВСКИЙ (Польша)
ПРАВО ВЫБОРА (Международная премия)
Перевод с польского З.Бобырь
— …Он упал во время приземления, — сказал Толев. — Выключил автопилот, чтобы избавиться от автоматов, контролирующих движение, и сел на деревья. Слишком быстро потерял скорость, — пояснил он.
Фар отвернулся от экрана.
— Он летел один? — спросил он.
— Один. Такой глупый щенок! Наслушался лекций на тему "Веди машину без автопилота" и захотел проделать все самостоятельно.
"Выживет ли?" — подумал Фар и направился к пульту управления операционной.
Ин уже сидела у гомотрона.
— Что нового, эскулап? — спросила она.
— Какой-то парень. Разбил ракету при посадке.
— Ну что ж, починим его, — улыбнулась она Фару по-своему, только глазами.
— Он сильно разбился…
— Дай мне данные о его состоянии.
Фар подошел к пульту управления автомеда и нажал красную кнопку с надписью "Информация". Он всегда поражался тому, как мало времени необходимо гомотрону, чтобы собрать и выдать сведения о состоянии больного. За десять-пятнадцать секунд автоматизированный прибор узнавал об индивидуальной анатомии и физиологии человека больше, чем он, Фар, за все годы своего обучения.
— Будь я гомотроном, я кончил бы обучение за пять минут, — сказал он как-то Ин.
— И был бы неинтересным, узкоспециализированным автоматом, с которым я не могла бы выдержать ежедневных четыре рабочих часа.
— Я был бы гениальным автоматом…
…Да, это было, когда они возвращались под дождем домой. Вероятно, была весна, так как листья на деревьях были маленькие и ярко-зеленые. Они возвращались по широкой серой трассе виробусов с блестящей от дождя поверхностью. Оба промокли и дрожали от холода, хотя солнце светило все время. По краям стояли мокрые автоматы — те, что выдают справки, и те, что на прогулках раздают детям конфеты. Автоматы не замечали дождя, не ощущали холода и, как всегда, мигали, реагируя на приближение людей.
Именно тогда он сказал, что хотел бы быть автоматом, хотя бы гомотроном. Потом их подобрал какой-то виробус, и они сушили скафандры под инфракрасными излучателями.
Лампочка над клавишей "Информация" погасла, зажужжал зуммер. Гомотрон уже узнал все. Там, в глубине, за пультами, в белых сосульках кристаллов, оплетенных запутанной сетью проводов, кружили импульсы, конфигурация которых моделировала работу сердца, легких, печени, прохождение кровяных телец сквозь капилляры и колебания диафрагмы при дыхании. Теперь достаточно спросить автомат о реакции организма на переливание крови или еще о чем-нибудь, и он, Фар, заранее будет знать, что случится с больным, когда он применит то или иное средство.
— Какой пульс? — обратился он к Ин.
— Сто шестьдесят в минуту.
— Давление?
— Сорок миллиметров ртутного столба. Фар, он не дышит!
— Я вижу, за него дышит автопульмомат. "Не считаешь ли ты меня слепым?" — мысленно добавил он.
— Температура падает, — сказала Ин.
— С какой скоростью?
— Не знаю.
— Проверь, пожалуйста, автомат первой помощи, — произнес Фар уже спокойнее.
— Все в норме, работает нормально, — сказала она, понижая голос.
Она знала об этом только от указателей, светящихся на пульте. Изображение внутренности кабины и тело юноши на операционном столе мог видеть только Фар. Но он не смотрел на экран. Боялся, что, если посмотрит на юношу, тот умрет. Не умер — значит, у него прекрасный организм, он не должен умереть. Фар прикусил себе язык. Он всегда прикусывал его, когда нервничал.
— Определи вероятный момент нарушения в кровообращении. — Он сказал "нарушение в кровообращении", а подумал "смерти".
Ин ожидала этого вопроса. Она знала, что Фар спросит ее об этом, если она не скажет сама, и знала, как он не любит об этом спрашивать.
— Около четырех часов, — сказала она и улыбнулась ему по-своему.
Обычно Фар не мог представить себе, чтобы кто-нибудь другой умел так улыбаться — не всем лицом, а одними глазами.
Когда-то давно они поссорились. Операция была совсем несерьезная, перелом ноги или еще что-то в этом роде, с чем автомед справляется сам и почти не спрашивает мнения врача. Сообщая Фару различные данные, Ин вдруг сказала:
— Давай после операции полетим на Петрон!
Он не ответил.
— Ты и вправду не хочешь? — спросила она.
— Займись, наконец, тем, что нужно…
— Ну, знаешь ли… Я и так говорю тебе все нужные цифры. А впрочем, автомед и без того делает все сам. — Она была явно обижена.
— Послушай, — спросил он у нее потом, когда они уже выходили из клиники, — ты всегда чувствуешь себя у гомотрона, как на практике?
— На какой практике?
— Ну, ты рассказывала мне когда-то, что когда вы проходили теорию гомотрона, то аппарат настраивали так, чтобы он имитировал какой-нибудь трудный случай и при этом никакого больного не было…
— Ну да! И что же из того?
— А тут, в операционной… — начал было он и не окончил.
— Конечно, нет! Я всегда помню, что там лежит человек, и делаю все как можно лучше.
— Но ты…
— Не волнуюсь так, как ты?
— Да.
— Видишь ли, — произнесла она очень серьезН0 — если бы это могло помочь тому, кто лежит там на столе, я волновалась бы и нервничала, как только могла. Но ведь ему это не поможет, — так зачем же делать то, в чем нет смысла?
Он не ответил. Смотрел вниз по каменной лестнице, ведущей из клиники на гелиодром. "Так аргументировать мог бы и автомат", — подумал он.
— Ну, отвечай же. Полетим? — Ин не сдавалась.
— Все равно, — махнул он рукой. — Летим на Петрон.
Петрон был одинокой возвышенностью, поднимавшейся посреди равнины древней астрономической обсерватории. На самой вершине лежало несколько крупных валунов, и Ин, с детства помнившая удивительные сказки, уверяла, что именно тут собирались когда-то колдуньи. Поднявшись на вершину, они увидели, что на валунах кто-то сидит.
— Это одна из твоих колдуний, — сказал Фар. — Прилетела на метле, потому что вертолета нигде не видно.
Но это был молодой человек в обычном сером скафандре. Он грыз травинку и смотрел на солнце, уже принявшее красный закатный цвет. Они сели на другой валун, а он некоторое время приглядывался к ним. Потом встал и подошел ближе.
— Можно мне сесть с вами? Простите, но я еще никак не могу привыкнуть к тому, что здесь так много людей и что можно просто сидеть на камнях.
Ин расхохоталась. Фар огляделся, но тут не было никого, кроме них. Юноша окончательно смутился.
— Я знаю, что нас тут только трое, но я вернулся с Марса только два дня назад.
…Фар оторвал глаза от индикаторов переливания крови и через плечо взглянул на Ин.
— Есть уже результаты предварительного диагноза?
— Да. Череп размозжен. Осколок кости в скрещении зрительных нервов.
— Нужно поскорее удалить его!
— …три ребра сломано, левая нога размозжена… кроме того, нет самостоятельного дыхания.
— Погоди, а температура тела?
— Не беспокойся. Поднимается.
— Значит, не так плохо, — с облегчением сказал он и впервые взглянул прямо на Ин.
— Обогрев, — сказал он.
Она кивнула.
— Да, обогрев… И это все, что до сих пор сделал автомат? — Она взглянула на Фара.
— Может быть. Ведь и так уже видно, что больной вышел из состояния шока.
— Не ворчи. Ты никак не можешь от этого отвыкнуть. Впрочем, ты всегда был таким, — добавила она, словно осененная вдохновением. — Человек, который принципиально всегда прав…
Он не знал, говорит ли она серьезно. Он никогда этого не знал, за все время их знакомства. Даже говоря, как сейчас, она смотрела так, словно готова была рассмеяться. Он только пожал плечами.
— Кончай же свои пробы на гомотроне.
Она кивнула, но продолжала развивать свою мысль:
— …потому что ты должен был бы родиться несколько сот лет назад, когда врач по необходимости должен был быть прав. — Она нажала клавишу "включения", и кривые на экране гомотрона стали четче. — Тогда, в ту эпоху, врач приходил, осматривал больного, ставил диагноз и всегда был прав… разве что другой врач ставил другой диагноз…
— В этом было что-то от искусства, — улыбнулся Фар. — Но потом появились математики, цифроники, кибернетики, семантики и построили такие автоматы, как автомед или гомотроны… и — прощай, искусство! Правда, Ин?
— Более или менее. А сейчас благодаря гомотрону я могу сказать тебе, что больной вышел из состояния шока.
— Это я знал и без тебя.
— Ошибаешься. Ты только предполагал, как те старинные врачи. Знаешь только сейчас… Послушай, Фар, — добавила она другим тоном, — выберется ли он из всего этого?
— Не знаю. Это только первый этап. Будем оперировать.
— А может быть, проконсультироваться с профессором и передать полную информацию группе Рона? Кажется, он принимает дежурство после нас…
— Нет, начнем сейчас сами.
Ин умолкла и посмотрела прямо перед собой.
"Что с ней случилось? — подумал Фар. — Почему она не хочет оперировать? Нет, это не похоже на Ин… Ведь она всегда, даже после этого, работала так, что лучшего и представить себе нельзя. Вообще она замечательная девушка".
— Погоди. Одну минутку. — Она встала из-за пульта и подошла к видеотелефону.
— Местную информацию, — сказала она и ждала, пока на экране не появился информатор.
— Когда прилетает корабль со Спутника Шесть?
— Опаздывает на двадцать минут, — ответил информатор.
— Ах, так? Спасибо.
"Спутник Шесть. На Шестом спутнике был тренировочный лагерь этого марсианского парня, Даза", — подумал Фар. Он узнал об этом случайно, так, как узнавал обо всем. Правда, он заметил, что Ин какаято странная, но математики всегда бывают чудаками. Только тогда, в то утреннее дежурство…
Были еще сумерки, когда он опустился на гелиодроме. Вышел из кабины и смотрел, как винты клубят струи утреннего тумана. Он слышал только шум мотора, а когда тот остановился, то тишина стала полной. Звезд уже не было, только клиника светилась голубыми прямоугольниками окон. Фар ждал Ин. Он ждал долго, пока не услышал высокое, неясное жужжание. Вертолет опустился посреди площадки. В кабине были двое. "Не тот вертолет", — подумал он, но потом увидел длинные волосы женщины И уже знал, что это она. Не многие из женщин, так же как Ин, сохраняли волосы длинными, на манер древних. Они выскочили из кабины и поцеловались коротко, так, на прощанье. Потом он смотрел, как Ин бежит по ступенькам, на которых они иногда сидели летом. Фар медленно двинулся по площадке гелиодрома. Юноша заметил его.
— Мне неприятно, что так получилось, — сказал Даз.
Фар не ответил ничего, но чувствовал себя очень плохо.
— Все это было так неожиданно, что мы не успели поговорить с тобой, — продолжал тот. — Она хотела сегодня сказать тебе все…
— …
— Ты на меня сердишься, Фар. Я должен был бы поговорить с тобой раньше. Но я могу покинуть Спутник Шесть только на несколько часов. У нас там тренировочный лагерь, — пояснил он. — Послушай, это будет очень тяжелый для нее разговор. Помоги ей как-нибудь. Она тебя очень любит…
— Не беспокойся. Она с этим справится. — Фар прошел мимо юноши и направился к лестнице. Было уже светло.
Что-то настойчиво жужжало между пультами. Экран, до сих пор монотонно серый, засверкал молниями.
— Он пришел в себя, — сказала Ин.
— Включи анестезирующее поле.
— Уже включено.
"О чем может сейчас думать этот мальчик? — думал Фар. — Может быть, вспоминает последнюю секунду перед катастрофой и видит приближающиеся вершины деревьев?"
— Ты уверена, что он ослеп? — спросил Фар.
— Уверена. Осколок кости давит на скрещение зрительных нервов. Подумай, Фар, одно неточное движение руля, и это случилось сразу…
— У тебя уже есть все данные? — прервал он.
— Морфология, РОЭ, уровень гемоглобина, щелочной резерв.
— Все в порядке. Начинаем.
Он придвинулся ближе к пульту и просунул руки прямо к центральному управлению автомата. Сделал несколько быстрых движений пальцами, пока не увидел на экране череп. Перестроил излучатели так, чтобы частота увеличилась.
— Перейди на контроль, — приказал он Ин.
Фар еще раз проверил все и включил автоблокировку автомеда. Он работал лишь долю секунды. Безошибочно, как может только автомат, он раздвинул вибратором кости и ткани, извлек осколок, и тогда вспыхнула зеленая лампочка, означавшая, что задание выполнено.
Фар на мгновение прервал работу и откинул волосы, падающие на лоб.
— Контроль? — спросил он.
— Есть контроль.
— Я еще уберу остальные.
Автомед действовал безошибочно. В заключение он исправил сломанную глазную орбиту.
— Теперь сделаем маленький перерыв, — произнес Фар.
Он улыбнулся Ин, так как был доволен тем, что все прошло так хорошо. Смотрел на ползающие по экрану беловатые разряды. Больной был в сознании.
— Проверь, видит ли он, — попросил Фар.
— Проверь сам. Извини, я на минутку. — Она снова подошла к видеотелефону.
— Прилетел уже корабль? Только что?.. Спасибо.
Фар включил в операционной кабине мигающую желтую лампочку. Искры на экране забегали интенсивнее. Больной наверняка видел.
"Чего она ждет? — подумал Фар. — Не уговорилась же она с ним именно на это время".
— Проверь по гомотрону, что еще нужно сделать.
— Ампутировать левую ногу, — тотчас же ответила она.
Операция была из тех, которые автомед выполняет сам, по внутренней программе. Она продолжалась едва с минуту. "Наконец я смогу встать и пройтись немного", — подумал Фар. Он чувствовал, как цепенеет у него нога.
— Пульс ускоряется, — произнесла вдруг Ин.
— Сколько?
— Больше ста шестидесяти.
— А ритмичность?
— Не очень правильная. Впрочем, посмотри сам. — Она указала на кардиоскоп.
Да, пульс не был ритмичным, а кроме того, замирал.
"Недостаточность кровообращения", — подумал Фар.
Он взглянул на экран. Линия извивалась и порой выбрасывалась кверху белыми иглами импульсов. "Полный хаос", — подумал он.
— Ин!
— Да?
— Включи ему искусственное сердце. Пока наружное.
Он не видел, как автомед вскрыл юноше грудную клетку. Подключение сердца заняло несколько секунд. Потом пульс и давление вернулись к норме.
— Пересади ему искусственное сердце с питанием от батареи, — сказала Ин. — Кажется, в солнечной системе уже есть несколько сот человек с такими сердцами, и все они живы.
— Трудно жить с таким сердцем. И потом, он не дышит.
— Что ты сделаешь?
— Не знаю. Могу только ждать и проверить его шансы по гомотрону. Это кровоизлияние в дыхательном центре мозга.
— Глупая история, — произнесла Ин.
Когда-то она уже говорила так… Они возвращались из клиники. Это было в тот день, когда он увидел их утром на гелиодроме. В виробусе ехали еще два студента, громко споривших о безвихревых полях, — и девушка с огромной сумкой, переливавшейся узором из разноцветных колец. Девушка некоторое время присматривалась к волосам Ин с тем любопытством и уважением, с каким люди смотрят на экспонаты в музеях.
— Ты обрежешь волосы? — спросил тогда Фар.
— Обрежу, — кивнула она головой.
— А когда он улетит на спутник Сатурна, у тебя будут короткие светлые прядки, как у той девушки?
Она снова кивнула.
— И вообще глупая история с этим его полетом, — сказала она. — Там математики с моей специальностью не нужны. Я выбрала не очень космическую специальность.
Пульс у юноши был уже правильный, и Фару можно было, наконец, встать. Он прошелся вдоль автоматов раз и другой, выглянул в окно, за которым дул ветер. В небе, под низкими серыми облаками спускался маленький красный вертолет.
— Фар, — произнесла Ин у него за спиной, — ничего не получается.
— Попробуй еще раз. Всегда есть вероятность, что он начнет дышать сам.
— Хорошо, попробую, — сказала она, но Фар почувствовал, что надежды мало.
Он резко повернулся от окна и подошел к ней.
— Так проверь еще раз, — жестко произнес он. — Проверь десять раз, потому что тут не до шуток. Если он не начнет дышать сам, то нам когда-нибудь придется отключить его от автомата, а тогда конец.
Он стоял над ней и смотрел, как она нажимает клавиши и как на экранах появляются, извиваются и гаснут кривые.
— Нет. Действительно, нет никаких шансов. Смотри, — указала она на один из экранов. — Вот этот незначительный, чуть заметный зубец на этой кривой означает шанс выживания для больного. Шанс практически равен нулю. Ты понимаешь, это может быть даже не шанс для него, возможно, это только автомат ошибся на долю процента.
— Ну, так что же дальше?
— Не знаю, действительно не знаю. Я ему уже ничем не могу помочь. Расчеты показывают, что он не выживет, что он не сможет дышать…
"Неужели все было напрасно? У него нет шансов?.." Фар прикусил себе язык. "Глупый щенок, которому захотелось приземляться без автопилота…"
"Мальчик в сознании… он, наверное, знает, что лежит в автомеде… и думает, что самое страшное уже миновало".
Он снова подошел к окну, но ничего не увидел, так как пошел дождь.
"А может быть, попытаться… Я, собственно, с самого начала думал об этом, но боялся. Хотя действительно, если приказы от нервных центров ко всем органам идут в виде определенных рядов импульсов, то можно в поврежденный центр ввести электрод извне и оттуда посылать эти импульсы, — так мы рассуждали тогда с Роном. Это было бы чем-то вроде искусственного дыхания".
— Ин!..
Она снова говорила по видеотелефону.
— …да, скажите ему, чтобы он продолжал! Операция скоро окончится, и я выйду. Одну минуту! — Она кончила разговор и взглянула на Фара.
— Что ты хочешь делать?
— Буду стимулировать его дыхательный центр программой извне!
Она отвернулась от экранов и посмотрела на него очень серьезно.
— Ты? — спросила она наконец.
— Да.
— Но это абсурд… Тебе нельзя рисковать! Ты не имеешь права!
— Иначе он умрет.
— Ничего не поделаешь. Это не наша вина. Мы сделали все.
— Неважно, почему он разбился. Я врач, Ин.
Она уже не смотрела на него. Перевела взгляд на экраны, где извивались и переплетались кривые.
— Кто проведет операцию? — спросила она.
— Я.
— Сам?
— Да. Я сам.
"Неужели она действительно думает, что с этим электродом в мозгу я не смогу оперировать? Электроды ведь вообще не чувствуются".
— Я приготовлю тебе автомед, — сказала она.
— Ин! — окликнул Толев с экрана видеотелефона. — Ин, этот парень не мог больше ждать и полетел обратно на Спутник Шесть. Просил меня сообщить тебе, что вы летите на Марс. Его руководство согласилось…
"Так вот чего она ждала", — подумал Фар.
— Хорошо. Спасибо, — сказала Ин, даже не глядя на Толева. Встала и подошла к автомату. — Я приготовлю автомед, и мы сможем начать. Кроме того, я вызвала Рона. Он установит тебе электрод.
"Она нажала кнопку тревоги, и Рон сейчас прибежит, — подумал Фар. — Так всегда бывало. Мне никогда не удавалось предвидеть, что она сделает… Конечно, Рон сейчас бежит по коридору с другого конца клиники и думает, что случилось неизвестно что".