– А нужны ли такие мелкие хитрости? Кто нам поверит? Кто, кроме меня, знает, чей снимок на паспорте?
– Раздражаешь ты меня, Траян. Со скоростью света хочешь оповестить всю Софию? Дескать, люди, поддельный паспорт!.. Зачем трубить во все трубы? Спугнем «носорога», только и всего. Видишь ли, там, на границе, другая обстановка. Там действует статья процессуального кодекса, которая позволяет нам задерживать кого бы то ни было без чьего-либо предварительного разрешения. Когда лицо задержано при бегстве; когда не установлена личность; когда задержано при совершении преступления. Удовлетворяют эти цитаты самолюбие кандидата юриспруденции? А уж потом пусть поднимается трезвон.
Бурский пристыженно молчал.
– А сейчас позови, пожалуйста, капитана Шатева… Втроем обсудили план предстоящей операции.
– Самое главное – держать все в строжайшей тайне, – говорил Цветанов. – Отменим и слежку за Ликомановым, чтобы не помешала какая случайность. Мы с майором Бурским будем ждать его на границе, в Кула. А тебя, Шатев, включим в экскурсионную группу. Будет у тебя возможность Ликоманова лицезреть и на родимый свой край пиринский полюбоваться.
– Полюбуешься… из окна автобуса.
– Это тоже немало. И помни, Николай, единственная твоя задача – наблюдать, ничего больше. Но так, чтобы никто этого не заметил. Не садись непременно рядом с ним, а когда будешь получать в «Балкантуристе» загранпаспорт, отдай взамен свой, то есть все должно быть по правилам. Ясно? Ты – самый обыкновенный турист, жаждущий поскорее взобраться на Акрополь.
– Я действительно этого жажду. – Шатев грустно усмехнулся.
– В другой раз, – сказал Бурский, положив руку ему на плечо. – Хорошо бы… Послушай, я не пойму, почему Ликоманов, человек с таким служебным и общественным положением, идет на опасный трюк, а не уезжает по собственному желанию. Кто бы ему отказал?
– Он и рад бы удрать без трюкачества, да фамилия его в паспортном отделе засвечена. Может, он об этом узнал – со связями человек. Или же нюхом, как говорится, чует, что мы у него «на хвосте».
– Использовать паспорт убитого им же Кандиларова?
– А он рассудил так: запрет на эту фамилию мы не станем накладывать. Другой возможности – то есть другого паспорта – у него нет. На что не пойдешь, стремясь покинуть отечество!
– Да-а-а, рискованно… Так сам и плывет к нам в руки.
– Рискованно, говоришь? Не включи мы Кандиларову, между прочим, почти случайно, в этот знаменитый теперь список или не позвони нам Антонов – случайно, опять-таки случайно! – заметивший совпадение фамилий, и что тогда? Гулял бы Ликоманов послезавтра по Салоникам! И открыточку с видом Салоник нам прислал. Скажешь тоже: рискованно…
1 ноября, пятница
В 17.30 группа отъезжающих собралась в коридоре бюро «Балкантурист» на бульваре Александра Стамболийского. Отсутствовала лишь супружеская чета из Ихтимана. Когда прозвучала фамилия Кандиларов, Ликоманов отдал свой паспорт и со спокойным лицом, улыбаясь, взял заграничный. Выслушав все полагающиеся инструкции, туристы разошлись. Одним из последних ушел капитан Шатев.
2 ноября, суббота
Утром туристы собрались снова. На этот раз прибыли и супруги из Ихтимана. Автобус тронулся ровно в восемь. А в восемь пятнадцать в «Балкантуристе» появились Цветанов и Бурский. После краткого разговора с директором они взяли у него паспорт Петко Христо Кандиларова с искусно переклеенной фотографией Ликоманова. Меньше чем через час черная «волга» обогнала автобус. По пути к границе он должен был сделать остановку у придорожного ресторанчика, где экскурсанты обычно пьют кофе, так что времени на осмысление предстоящей операции у Бурского было достаточно.
– Я проверил, – сказал он. – Документы на выезд в Грецию поданы девятнадцатого сентября, через два-три дня было бы уже поздно – их бы просто не приняли. Значит, не позднее восемнадцатого паспорт был подделан. Процедура нехитрая: осторожно срезал фото, приклеил свое – и готово! А кто станет вглядываться, полностью ли совпадает сухая печать? Эти цыпочки из «Балкантуриста», принимающие документы? Как ни прискорбно, но подделку можно обнаружить лишь при сильном увеличении.
– И все это время Ликоманов ходил с двумя паспортами…
– Зачем же с двумя? С тремя. Семнадцатого июля районная милиция вручила ему новый – взамен утерянного, точнее, якобы украденного в трамвае.
– Ну и ну. Вот это предусмотрительность. На всякий случай – или с далеко идущими планами?
– Судите сами. Снимки на новый паспорт он заказывал в одной из столичных фотографий, в центре города, совсем рядом с нашим управлением. Причем заказал и получил вдвое больше фотографий, чем требуется. Излишек пошел на иностранный паспорт.
– Гляди-ка ты! Выходит, еще четыре месяца назад он запланировал убить Кандиларова и бежать за границу. Дальновидный тип.
– А чего стоит фокус с открыткой! – сказал Бурский. – С той, стамбульской. Выходит, он давно уже поручил кому-то прихватить в Стамбуле чистый конверт с маркой. Да, на много ходов вперед считает.
– Иначе мы бы уже раскрыли причину убийства Кандиларова.
– Скоро раскроем.
– И ты, Траян, надеешься, что он расколется? Бесполезно.
– Это еще поглядим. Представляете, в каком благодушном состоянии покачивается он сейчас на сиденье, когда и фокус с паспортом удался! Слушает по радио греческие песенки, до другой жизни – только шаг. А тут – бац! – обыск…
– Чего ты ждешь от этого обыска?
– Золота, конечно, бриллиантов, не говоря уж о «зеленых ящерицах»… Почему он предпочел автобусную экскурсию? Все знают, досмотр здесь самый беглый, поверхностный. В багажнике напихано сорок-пятьдесят чемоданов, жара, кому охота их открывать, рыться в белье…
– А мне все же не верится, что Ликоманов везет в чемодане сокровища. Столько раз бывал за рубежом – давно уже, небось, вложил капиталец в какой-нибудь швейцарский банк. Ладно, давай теперь скоординируем наши действия – буквально все. Допрос буду вести я.
– Кстати, товарищ полковник, я кое-что пропустил. Вчера Шатев, со слов Спиридона, сообщил мне, что Насуфов служил в строительных войсках. Его рота несколько месяцев квартировала в селе Петровско. Может, тогда он и узнал про пещеру?
– Это пока оставим, сейчас нам не до Нанай Маро… Как этот сукин сын Ликоманов дошел до такого падения. Ведь Кочо Ликоманов действительно был герой, кристально чистая личность, пример бескорыстного служения общему делу…
– Случается и такое. Героизм отца мог, представь себе, явиться одной из причин падения сына.
– Не понимаю тебя!
– Думаю, о духовном общении с отцом говорить не приходится: во-первых, слишком мал был, во-вторых, часто ли Кочо наведывался домой, когда был на нелегальном положении? А после, при такой деловой мамаше, представляю, какие посыпались на них блага. Как ледокол, перла она вперед, ломая льды, и сынок вырос в сознании своего привилегированного положения и вседозволенности. Разве я не прав? Так что пример героической жизни отца – не гарантия, не защита нравственности.
Автобус подъехал к КПП. Руководитель группы собрала паспорта, еще раз проверила по списку и понесла документы пограничникам. Вернувшись, сообщила, что декларации будут заверены без досмотра багажа, предстоит лишь выборочная проверка.
– Первый… второй… пятый… восьмой… четырнадцатый, – перечислял пограничник, равнодушно скользя взглядом по списку. – В КПП зайдут Петко Кандиларов и Николай Шатев с ручной кладью.
Чемоданы обоих осматривали внимательно, дотошно, однако ничего недозволенного не обнаружили.
– У вас перстень, – сказал пограничник Ликоманову.
– Притом старинный, – ответил тот. – Вписан в декларацию.
– Верно. Вот он. – Пограничник обвел кружком что-то написанное в декларации. – Возвращайтесь с перстнем.
– Не беспокойтесь. Фамильная драгоценность. Ни за что на свете с ним не расстанусь.
– У вас только чемодан? А сумка, пакет, сверток?
– Нет, только чемодан.
– Ну, раз такое дело… – И пограничник шлепнул печатью по декларации.
В этот момент вошли Цветанов и Бурский. Когда Ликоманов попытался выйти. Бурский загородил ему дорогу, а Цветанов сказал пограничникам, что автобус может трогаться.
– Кто вы такие?! – возмутился Ликоманов. – И по какому праву…
Полковник, достав удостоверение, показал его задержанному.
– А это мои помощники – майор Бурский и капитан Шатев. Познакомьтесь – у нас впереди общее дело. И довольно долгое.
– Вы что, не понимаете? Я уезжаю в Грецию.
– Кто уезжает? Пожалуйста, представьтесь.
– Как это кто? Я, Петко Кандиларов!
– Не смешите меня, Ликоманов!
Ликоманов ничего не ответил, не вышел из равновесия – может быть, лишь немного побледнел. Его отведи в соседнюю комнату с зарешеченным высоким окном, и здесь полковник показал ему паспорт Кандиларова.
– Как оказался у вас паспорт человека, который убит и недавно похоронен? По какому праву пытаетесь вы с паспортом на чужое имя пересечь границу?
Ликоманов молчал.
– Разденьтесь! Не торопясь, спокойно, складывайте снятое на стол.
– Да это наглость! Насилие!
– И вы еще говорите о наглости?
Вещи ложились на широкий стол – с одного края одежда, с другого – содержимое чемодана. Двое пограничников, теперь уже в качестве понятых, стояли рядом. Обыск не дал результатов.
Полковник спросил у Шатева:
– Уж не осталось ли чего в автобусе?
– Абсолютно ничего.
И тут Бурский, взяв бумажник крокодиловой кожи, достал из потайного кармашка синий клочок бумаги. Это была половина небрежно разорванной десятилевовой купюры. Он показал ее всем и прочитал вслух серию и номер: «ДР 559551».
– Интересно, – сказал Бурский, – что поделывает в этом роскошном бумажнике половинка купюры. Место ей, пожалуй, в корзине для мусора… – Делая вид, что собирается выбросить находку в урну, он наблюдал за Ликомановым, потом, вроде бы заколебавшись, снова сунул купюру в бумажник. – Кто знает, может, найдется и другая половинка? Десять левов на дороге не валяются…
И без того длинное лицо Ликоманова вытянулось. Но оно оставалось бесстрастным – точно таким, как и тогда, когда он раздевался. Лишь прищуренные глаза рыскали, не переставая следить за мельчайшими нюансами происходящего.
Дождавшись, пока Ликоманов оденется, полковник предложил ему сесть. Шатев взял на себя протокол, а Бурский – наблюдение за особенностями поведения задержанного. Пограничники вышли.
– Теперь приспело время и побеседовать, – сказал Цветанов. – Николай, включи видеокамеру. И веди протокол, записывай – будем дублировать технику.
Ликоманов будто ничего не слышал. Заработал видеомагнитофон.
– Гражданин Андроник Кочев Ликоманов, – продолжал полковник, – вы обязаны ответить на следующие вопросы. Отвечайте. Как вы, Андроник Ликоманов, завладели паспортом Петко Христо Кандиларова? Вот этим документом.
Ликоманов молчал, невозмутимо глядя перед собой.
Впрочем, это было в его положении единственно правильным. Чего, собственно, от него хотят? Признания в двух предумышленных убийствах? Чтобы он сам себе накинул петлю на шею? «Если располагаете доказательствами, – очевидно, думал Ликоманов, – представьте их. Если же таковых нет – от меня ничего не добьетесь». Позиция неколебимая.
– Надеюсь, вы не сомневаетесь, что мы немедленно с помощью десятков свидетелей можем установить, кто вы такой: Кандиларов или Ликоманов?
Игра в молчанку длилась еще полчаса, пока полковник не решил, что продолжать ее нет смысла. «Надо оформлять документы на задержание и везти сына героя в Софию, – подумал он. – Интересно, как отреагируют на ситуацию в партийном комитете и в прокуратуре…»
Посетив, как говорится, высокие инстанции, полковник вернулся в управление, где его ждал Бурский. Майор заметил, что настроение Цветанова поднялось. Значит, «наверху» все знают и одобрили дальнейшие действия – «вопреки тому, что…»
Ввели Ликоманова.
– Проходите, гражданин Ликоманов, садитесь. – Цветанов указал на стул против себя. – Что ж вы не поблагодарите, не поздороваетесь? Да разве так себя держат джентльмены? Переоценили вы себя. Самозванец вы, а не джентльмен. Вы – наш, доморощенный мошенник и спекулянт – «Мейд ин Мраморово»! Мошенник и спекулянт, переродившийся в опасного преступника, в убийцу.
Ликоманов застыл, откинувшись на спинку стула, все так же молча глядя перед собой.
– Значит, будем молчать? Ничего, на суде заговорите, станете просить о снисхождении. Не ссылайтесь тогда на вашего отца, на имя его пресветлое, втоптанное вами в грязь!.. – Подавляя вспыхнувшее в душе негодование, Цветанов помолчал. – Не будем терять время, – заключил он. – Довожу до вашего сведения: переводитесь из общей камеры в одиночку. Сидите там наедине с собственными мыслишками, покуда не созреете для искреннего признания, – ежели, разумеется, созреете. В таком случае дайте знать.
Ликоманова вывели. Нервно вскочив, полковник принялся расхаживать по кабинету.
– Да ты сиди, сиди! – сказал он вставшему с места Бурскому. – Откуда только берутся эти типы? Откуда их безоглядная вседозволенность, их безмерная жадность? Ничего нет для них святого… Докатились, дальше некуда! Должен тебе сознаться, хотелось бы, чтобы он «раскололся»…
– И без него обойдется. – Бурский пожал плечами. – Не будем рассчитывать на благоволение врага. Тем более что правая его рука, Бангеев, уже «раскололся». Так строчит – не остановишь.
– Чудное дело! Неужто упал, как перезрелая груша? Любопытно.
Цветанов снова сел, ожидая разъяснений.
– Я думаю, он узнал, что мы задержали его шефа, и потому признался во всем. Как он озлобился на Ликоманова, когда выяснилось, что тот использовал дачу для своих злодеяний. Только и повторяет как заведенный: «Значит, переметнись он благополучно за границу – вся ответственность легла бы на меня?!» И чтобы очиститься от подозрений в убийствах, рассказал о «бизнесе»… Кстати, это его словечко – «бизнес». Точно из рога изобилия посыпалось: подкупы, сделки, спекуляция – в общем, нарисовал каждую ниточку паутины, сплетенной Ликомановым. Должно быть, решил: и без меня, дескать, в конце концов все выплывет на свет божий, так уж пусть лучше с моей помощью. Вот уж иезуит!
– Было у кого научиться. Разве наш молчальник не иезуит?
– Я думаю, этот ручеек не зажурчит. Все-таки два убийства – не шутка. Джентльмен!.. Вы заметили, как мало Ликоманов походит на джентльмена? Старый пошлый бабник – осанка, височки зализанные… А вот Бангеев и впрямь смахивает на джентльмена. О, это выдающийся делец. Кое-какие его операции – вершина преступной премудрости. А знаете, как его величали? Фараон! Обожают они громкие клички.
– Почему же именно Фараон?
– Бангеев восседал на вершине пирамиды. Финансовой. И каковы были, на ваш взгляд, четыре угла или опорные точки сей пирамиды? Только не расстраивайтесь, товарищ полковник, как расстроился я, осознав все до конца. Эти углы, по выражению самого Бангеева, покоились на трех наших «БЕЗ».
– Да этих «без» у нас, вероятно, можно насчитать не три, а тридцать три.
– Бангеев знал главные: БЕЗграмотность, БЕЗответственность, БЕЗразличие.
Лицо полковника помрачнело.
– Да, крупную мы выловили акулу, – сказал он наконец. – Полковник Генков сегодня меня даже благодарил. «За жирный кусок», как он выразился, ибо в результате спасены многие и многие миллионы. Что ж… вот случай, когда смерть двух негодяев – один спекулянт и взяточник, а другой убийца – послужила на благо обществу.
– Смерть негодяев – и общественное благо? Печальная логика.
– Нашему ведомству не до веселья, Траян. Не будь этих убийств – и Бангеев тоже бы молчал. Да-а… – Полковник вздохнул. – Давай подумаем о расследовании. Чем теперь займемся?
– Осталась ювелирная работа – выстроить систему доказательств. Главная проблема лично для меня – половинка купюры. Ясно, что возвращаться из-за рубежа Ликоманов не думал. Какие перспективы были у него там? Ну, продал бы он перстень за несколько тысяч долларов – хоть в Салониках, хоть в Афинах – любому меняле. И тотчас покинул бы Грецию. Там небезопасно: предъяви мы доказательства, что он уголовный преступник – и Греция, дружественная страна, выдала бы нам беглеца. Стало быть, Ликоманов решил улепетывать на Запад. И здесь на первый план выступает половинка купюры. Я провел небольшое исследование. У купюр в один, три и пять левов номер только с одной стороны. А вот на десяти– и двадцатилевовых номер дублируется. Теперь представьте: недостающая половинка хранится где-то в банковском сейфе или у некоего господина. Соединить половинки купюры воедино – значит утвердить некое свое право или полномочие. О каком праве может идти речь? О праве жить на Западе припеваючи. Собрать плоды своей многолетней деятельности в качестве Джентльмена здесь, в Болгарии. Не обязательно все плоды – но, допустим, значительную часть.
– Возможно. Логично, – сказал полковник. – Жаль, что мы не знаем, кому, когда и где надо предъявить половинку нашей купюры.
– Да, не знаем. Последние дни я над этой загадкой только и бьюсь.
– А результат?
– Ликоманов мог и сам вывозить на Запад свои капиталы – думаю, для него это не было проблемой. Но почему так часто наведывался за рубеж Кандиларов? Италия, Швейцария, Франция, Австрия, Западная Германия. Откуда брал денежки на туристические вояжи скромный чиновник райсовета, мы уже знаем. В этом году, весной, он снова посетил Швейцарию. Не думаю, что его занимали красоты Альп или восхождение на Монблан. Уж не был ли Кандиларов посыльным Ликоманова? Не дело Джентльмена – рисковать по мелочам, можно нанять исполнителя. Ничего, что он урвет и себе кусочек, пусть и на свой счет положит две-три сотни долларов, бизнес есть бизнес. Но в нашем случае что-то разладилось в системе Ликоманов – Кандиларов.
Слуга, видимо, проштрафился всерьез – на крупную добычу замахнулся.
– Так-так, ты на верном пути… И потому Ликоманов дал указание этому садисту Нанай Mapo увезти провинившегося на дачу и учинить там допрос с пристрастием… Постой, а не у Кандиларова ли была вторая половинка купюры? Не из-за нее ли он поплатился жизнью? Похоже, Траян, похоже. Эта половинка кое-что значила для Ликоманова, если так окрашена кровью.
– Остается выяснить, кому нужно предъявить нашу половину, – лукаво улыбнулся Бурский. – Кому, где, когда…
– Ты и это вычислил? – изумился полковник. – А ну-ка выкладывай!
– Думаю, что вычислил. Ход рассуждений такой: допустим, ценности хранятся в Швейцарии, ведь последний раз Кандиларов был именно там. Но где именно? У частного лица? В банке? Если в банке, то в каком – там их тьма тьмущая. Кандиларова пытали – и он выложил, кажется, все, и где находится вторая половинка купюры. Иначе он был бы еще жив, верно? Но адрес, возможно, пароль, код, имя человека в Швейцарии – разве этакая цифирь и иностранные буквы для интеллекта Нанай Mapo? Кандиларов, конечно же, написал все по-французски.
– Правдоподобно. Насуфов передал половинку и записку Ликоманову. А записку мы не нашли…
– Ничего удивительного. Мог выучить наизусть и уничтожить. Предъявлять ведь нужно полкупюры, верно? Но…
– Без «но» здесь никак не обойдешься, – сказал Цвета нов.
– Именно так. Помните, в вещах Насуфова нашелся жалкий блокнотик, дешевый, за шестьдесят стотинок, – такие продаются на каждом углу. Плененные часами «Сейко», мы не обратили на него внимания. Оно и понятно – все страницы были чистыми. Ни одной записи. Пусто. Но однажды меня осенило, и я пересчитал листочки. Сорок девять! Почему же не пятьдесят, как положено? Значит, кто-то оторвал первую страничку. Кто? Да Нанай Mapo! И передал Ликоманову. Что же было там написано?
– Кому, где, когда! – восхищенно сказал полковник.
– И слава богу, что Нанай Mapo не был склонен к писанине. А может, и специально купил блокнот перед поездкой на дачу.
– Погоди… Сумели прочесть текст, отпечатавшийся на втором листке? Силач Нанай Mapo давил на авторучку… И ты все это время молчал?
– Сумели, хотя он не так уж и нажимал. Этот кроссворд мы решали скопом, с помощью всевозможных средств и приборов. Вас интересует подробный рассказ о наших муках или конечный результат?
– О муках еще поведаешь. А сейчас – давай-ка листок с адресом!
– Я помню его наизусть: Лихтенштейн, Вадуц, Обердорфергассе, семнадцать, Резервербанк, герр Науман, десять – двенадцать.
– Значит, Лихтенштейн, – сказал полковник. – Не так уж далеко от Швейцарии. Герр Науман, говоришь? А цифры в конце – это не телефон. Похоже, указание на время. Допустим, с десяти до двенадцати. Оно понятно, люди на Западе занятые, не хотят, чтобы их целый день беспокоили. Придется и нам быть точными, как знаменитые швейцарские часы…
Эпилог
– Раздражаешь ты меня, Траян. Со скоростью света хочешь оповестить всю Софию? Дескать, люди, поддельный паспорт!.. Зачем трубить во все трубы? Спугнем «носорога», только и всего. Видишь ли, там, на границе, другая обстановка. Там действует статья процессуального кодекса, которая позволяет нам задерживать кого бы то ни было без чьего-либо предварительного разрешения. Когда лицо задержано при бегстве; когда не установлена личность; когда задержано при совершении преступления. Удовлетворяют эти цитаты самолюбие кандидата юриспруденции? А уж потом пусть поднимается трезвон.
Бурский пристыженно молчал.
– А сейчас позови, пожалуйста, капитана Шатева… Втроем обсудили план предстоящей операции.
– Самое главное – держать все в строжайшей тайне, – говорил Цветанов. – Отменим и слежку за Ликомановым, чтобы не помешала какая случайность. Мы с майором Бурским будем ждать его на границе, в Кула. А тебя, Шатев, включим в экскурсионную группу. Будет у тебя возможность Ликоманова лицезреть и на родимый свой край пиринский полюбоваться.
– Полюбуешься… из окна автобуса.
– Это тоже немало. И помни, Николай, единственная твоя задача – наблюдать, ничего больше. Но так, чтобы никто этого не заметил. Не садись непременно рядом с ним, а когда будешь получать в «Балкантуристе» загранпаспорт, отдай взамен свой, то есть все должно быть по правилам. Ясно? Ты – самый обыкновенный турист, жаждущий поскорее взобраться на Акрополь.
– Я действительно этого жажду. – Шатев грустно усмехнулся.
– В другой раз, – сказал Бурский, положив руку ему на плечо. – Хорошо бы… Послушай, я не пойму, почему Ликоманов, человек с таким служебным и общественным положением, идет на опасный трюк, а не уезжает по собственному желанию. Кто бы ему отказал?
– Он и рад бы удрать без трюкачества, да фамилия его в паспортном отделе засвечена. Может, он об этом узнал – со связями человек. Или же нюхом, как говорится, чует, что мы у него «на хвосте».
– Использовать паспорт убитого им же Кандиларова?
– А он рассудил так: запрет на эту фамилию мы не станем накладывать. Другой возможности – то есть другого паспорта – у него нет. На что не пойдешь, стремясь покинуть отечество!
– Да-а-а, рискованно… Так сам и плывет к нам в руки.
– Рискованно, говоришь? Не включи мы Кандиларову, между прочим, почти случайно, в этот знаменитый теперь список или не позвони нам Антонов – случайно, опять-таки случайно! – заметивший совпадение фамилий, и что тогда? Гулял бы Ликоманов послезавтра по Салоникам! И открыточку с видом Салоник нам прислал. Скажешь тоже: рискованно…
1 ноября, пятница
В 17.30 группа отъезжающих собралась в коридоре бюро «Балкантурист» на бульваре Александра Стамболийского. Отсутствовала лишь супружеская чета из Ихтимана. Когда прозвучала фамилия Кандиларов, Ликоманов отдал свой паспорт и со спокойным лицом, улыбаясь, взял заграничный. Выслушав все полагающиеся инструкции, туристы разошлись. Одним из последних ушел капитан Шатев.
2 ноября, суббота
Утром туристы собрались снова. На этот раз прибыли и супруги из Ихтимана. Автобус тронулся ровно в восемь. А в восемь пятнадцать в «Балкантуристе» появились Цветанов и Бурский. После краткого разговора с директором они взяли у него паспорт Петко Христо Кандиларова с искусно переклеенной фотографией Ликоманова. Меньше чем через час черная «волга» обогнала автобус. По пути к границе он должен был сделать остановку у придорожного ресторанчика, где экскурсанты обычно пьют кофе, так что времени на осмысление предстоящей операции у Бурского было достаточно.
– Я проверил, – сказал он. – Документы на выезд в Грецию поданы девятнадцатого сентября, через два-три дня было бы уже поздно – их бы просто не приняли. Значит, не позднее восемнадцатого паспорт был подделан. Процедура нехитрая: осторожно срезал фото, приклеил свое – и готово! А кто станет вглядываться, полностью ли совпадает сухая печать? Эти цыпочки из «Балкантуриста», принимающие документы? Как ни прискорбно, но подделку можно обнаружить лишь при сильном увеличении.
– И все это время Ликоманов ходил с двумя паспортами…
– Зачем же с двумя? С тремя. Семнадцатого июля районная милиция вручила ему новый – взамен утерянного, точнее, якобы украденного в трамвае.
– Ну и ну. Вот это предусмотрительность. На всякий случай – или с далеко идущими планами?
– Судите сами. Снимки на новый паспорт он заказывал в одной из столичных фотографий, в центре города, совсем рядом с нашим управлением. Причем заказал и получил вдвое больше фотографий, чем требуется. Излишек пошел на иностранный паспорт.
– Гляди-ка ты! Выходит, еще четыре месяца назад он запланировал убить Кандиларова и бежать за границу. Дальновидный тип.
– А чего стоит фокус с открыткой! – сказал Бурский. – С той, стамбульской. Выходит, он давно уже поручил кому-то прихватить в Стамбуле чистый конверт с маркой. Да, на много ходов вперед считает.
– Иначе мы бы уже раскрыли причину убийства Кандиларова.
– Скоро раскроем.
– И ты, Траян, надеешься, что он расколется? Бесполезно.
– Это еще поглядим. Представляете, в каком благодушном состоянии покачивается он сейчас на сиденье, когда и фокус с паспортом удался! Слушает по радио греческие песенки, до другой жизни – только шаг. А тут – бац! – обыск…
– Чего ты ждешь от этого обыска?
– Золота, конечно, бриллиантов, не говоря уж о «зеленых ящерицах»… Почему он предпочел автобусную экскурсию? Все знают, досмотр здесь самый беглый, поверхностный. В багажнике напихано сорок-пятьдесят чемоданов, жара, кому охота их открывать, рыться в белье…
– А мне все же не верится, что Ликоманов везет в чемодане сокровища. Столько раз бывал за рубежом – давно уже, небось, вложил капиталец в какой-нибудь швейцарский банк. Ладно, давай теперь скоординируем наши действия – буквально все. Допрос буду вести я.
– Кстати, товарищ полковник, я кое-что пропустил. Вчера Шатев, со слов Спиридона, сообщил мне, что Насуфов служил в строительных войсках. Его рота несколько месяцев квартировала в селе Петровско. Может, тогда он и узнал про пещеру?
– Это пока оставим, сейчас нам не до Нанай Маро… Как этот сукин сын Ликоманов дошел до такого падения. Ведь Кочо Ликоманов действительно был герой, кристально чистая личность, пример бескорыстного служения общему делу…
– Случается и такое. Героизм отца мог, представь себе, явиться одной из причин падения сына.
– Не понимаю тебя!
– Думаю, о духовном общении с отцом говорить не приходится: во-первых, слишком мал был, во-вторых, часто ли Кочо наведывался домой, когда был на нелегальном положении? А после, при такой деловой мамаше, представляю, какие посыпались на них блага. Как ледокол, перла она вперед, ломая льды, и сынок вырос в сознании своего привилегированного положения и вседозволенности. Разве я не прав? Так что пример героической жизни отца – не гарантия, не защита нравственности.
Автобус подъехал к КПП. Руководитель группы собрала паспорта, еще раз проверила по списку и понесла документы пограничникам. Вернувшись, сообщила, что декларации будут заверены без досмотра багажа, предстоит лишь выборочная проверка.
– Первый… второй… пятый… восьмой… четырнадцатый, – перечислял пограничник, равнодушно скользя взглядом по списку. – В КПП зайдут Петко Кандиларов и Николай Шатев с ручной кладью.
Чемоданы обоих осматривали внимательно, дотошно, однако ничего недозволенного не обнаружили.
– У вас перстень, – сказал пограничник Ликоманову.
– Притом старинный, – ответил тот. – Вписан в декларацию.
– Верно. Вот он. – Пограничник обвел кружком что-то написанное в декларации. – Возвращайтесь с перстнем.
– Не беспокойтесь. Фамильная драгоценность. Ни за что на свете с ним не расстанусь.
– У вас только чемодан? А сумка, пакет, сверток?
– Нет, только чемодан.
– Ну, раз такое дело… – И пограничник шлепнул печатью по декларации.
В этот момент вошли Цветанов и Бурский. Когда Ликоманов попытался выйти. Бурский загородил ему дорогу, а Цветанов сказал пограничникам, что автобус может трогаться.
– Кто вы такие?! – возмутился Ликоманов. – И по какому праву…
Полковник, достав удостоверение, показал его задержанному.
– А это мои помощники – майор Бурский и капитан Шатев. Познакомьтесь – у нас впереди общее дело. И довольно долгое.
– Вы что, не понимаете? Я уезжаю в Грецию.
– Кто уезжает? Пожалуйста, представьтесь.
– Как это кто? Я, Петко Кандиларов!
– Не смешите меня, Ликоманов!
Ликоманов ничего не ответил, не вышел из равновесия – может быть, лишь немного побледнел. Его отведи в соседнюю комнату с зарешеченным высоким окном, и здесь полковник показал ему паспорт Кандиларова.
– Как оказался у вас паспорт человека, который убит и недавно похоронен? По какому праву пытаетесь вы с паспортом на чужое имя пересечь границу?
Ликоманов молчал.
– Разденьтесь! Не торопясь, спокойно, складывайте снятое на стол.
– Да это наглость! Насилие!
– И вы еще говорите о наглости?
Вещи ложились на широкий стол – с одного края одежда, с другого – содержимое чемодана. Двое пограничников, теперь уже в качестве понятых, стояли рядом. Обыск не дал результатов.
Полковник спросил у Шатева:
– Уж не осталось ли чего в автобусе?
– Абсолютно ничего.
И тут Бурский, взяв бумажник крокодиловой кожи, достал из потайного кармашка синий клочок бумаги. Это была половина небрежно разорванной десятилевовой купюры. Он показал ее всем и прочитал вслух серию и номер: «ДР 559551».
– Интересно, – сказал Бурский, – что поделывает в этом роскошном бумажнике половинка купюры. Место ей, пожалуй, в корзине для мусора… – Делая вид, что собирается выбросить находку в урну, он наблюдал за Ликомановым, потом, вроде бы заколебавшись, снова сунул купюру в бумажник. – Кто знает, может, найдется и другая половинка? Десять левов на дороге не валяются…
И без того длинное лицо Ликоманова вытянулось. Но оно оставалось бесстрастным – точно таким, как и тогда, когда он раздевался. Лишь прищуренные глаза рыскали, не переставая следить за мельчайшими нюансами происходящего.
Дождавшись, пока Ликоманов оденется, полковник предложил ему сесть. Шатев взял на себя протокол, а Бурский – наблюдение за особенностями поведения задержанного. Пограничники вышли.
– Теперь приспело время и побеседовать, – сказал Цветанов. – Николай, включи видеокамеру. И веди протокол, записывай – будем дублировать технику.
Ликоманов будто ничего не слышал. Заработал видеомагнитофон.
– Гражданин Андроник Кочев Ликоманов, – продолжал полковник, – вы обязаны ответить на следующие вопросы. Отвечайте. Как вы, Андроник Ликоманов, завладели паспортом Петко Христо Кандиларова? Вот этим документом.
Ликоманов молчал, невозмутимо глядя перед собой.
Впрочем, это было в его положении единственно правильным. Чего, собственно, от него хотят? Признания в двух предумышленных убийствах? Чтобы он сам себе накинул петлю на шею? «Если располагаете доказательствами, – очевидно, думал Ликоманов, – представьте их. Если же таковых нет – от меня ничего не добьетесь». Позиция неколебимая.
– Надеюсь, вы не сомневаетесь, что мы немедленно с помощью десятков свидетелей можем установить, кто вы такой: Кандиларов или Ликоманов?
Игра в молчанку длилась еще полчаса, пока полковник не решил, что продолжать ее нет смысла. «Надо оформлять документы на задержание и везти сына героя в Софию, – подумал он. – Интересно, как отреагируют на ситуацию в партийном комитете и в прокуратуре…»
Посетив, как говорится, высокие инстанции, полковник вернулся в управление, где его ждал Бурский. Майор заметил, что настроение Цветанова поднялось. Значит, «наверху» все знают и одобрили дальнейшие действия – «вопреки тому, что…»
Ввели Ликоманова.
– Проходите, гражданин Ликоманов, садитесь. – Цветанов указал на стул против себя. – Что ж вы не поблагодарите, не поздороваетесь? Да разве так себя держат джентльмены? Переоценили вы себя. Самозванец вы, а не джентльмен. Вы – наш, доморощенный мошенник и спекулянт – «Мейд ин Мраморово»! Мошенник и спекулянт, переродившийся в опасного преступника, в убийцу.
Ликоманов застыл, откинувшись на спинку стула, все так же молча глядя перед собой.
– Значит, будем молчать? Ничего, на суде заговорите, станете просить о снисхождении. Не ссылайтесь тогда на вашего отца, на имя его пресветлое, втоптанное вами в грязь!.. – Подавляя вспыхнувшее в душе негодование, Цветанов помолчал. – Не будем терять время, – заключил он. – Довожу до вашего сведения: переводитесь из общей камеры в одиночку. Сидите там наедине с собственными мыслишками, покуда не созреете для искреннего признания, – ежели, разумеется, созреете. В таком случае дайте знать.
Ликоманова вывели. Нервно вскочив, полковник принялся расхаживать по кабинету.
– Да ты сиди, сиди! – сказал он вставшему с места Бурскому. – Откуда только берутся эти типы? Откуда их безоглядная вседозволенность, их безмерная жадность? Ничего нет для них святого… Докатились, дальше некуда! Должен тебе сознаться, хотелось бы, чтобы он «раскололся»…
– И без него обойдется. – Бурский пожал плечами. – Не будем рассчитывать на благоволение врага. Тем более что правая его рука, Бангеев, уже «раскололся». Так строчит – не остановишь.
– Чудное дело! Неужто упал, как перезрелая груша? Любопытно.
Цветанов снова сел, ожидая разъяснений.
– Я думаю, он узнал, что мы задержали его шефа, и потому признался во всем. Как он озлобился на Ликоманова, когда выяснилось, что тот использовал дачу для своих злодеяний. Только и повторяет как заведенный: «Значит, переметнись он благополучно за границу – вся ответственность легла бы на меня?!» И чтобы очиститься от подозрений в убийствах, рассказал о «бизнесе»… Кстати, это его словечко – «бизнес». Точно из рога изобилия посыпалось: подкупы, сделки, спекуляция – в общем, нарисовал каждую ниточку паутины, сплетенной Ликомановым. Должно быть, решил: и без меня, дескать, в конце концов все выплывет на свет божий, так уж пусть лучше с моей помощью. Вот уж иезуит!
– Было у кого научиться. Разве наш молчальник не иезуит?
– Я думаю, этот ручеек не зажурчит. Все-таки два убийства – не шутка. Джентльмен!.. Вы заметили, как мало Ликоманов походит на джентльмена? Старый пошлый бабник – осанка, височки зализанные… А вот Бангеев и впрямь смахивает на джентльмена. О, это выдающийся делец. Кое-какие его операции – вершина преступной премудрости. А знаете, как его величали? Фараон! Обожают они громкие клички.
– Почему же именно Фараон?
– Бангеев восседал на вершине пирамиды. Финансовой. И каковы были, на ваш взгляд, четыре угла или опорные точки сей пирамиды? Только не расстраивайтесь, товарищ полковник, как расстроился я, осознав все до конца. Эти углы, по выражению самого Бангеева, покоились на трех наших «БЕЗ».
– Да этих «без» у нас, вероятно, можно насчитать не три, а тридцать три.
– Бангеев знал главные: БЕЗграмотность, БЕЗответственность, БЕЗразличие.
Лицо полковника помрачнело.
– Да, крупную мы выловили акулу, – сказал он наконец. – Полковник Генков сегодня меня даже благодарил. «За жирный кусок», как он выразился, ибо в результате спасены многие и многие миллионы. Что ж… вот случай, когда смерть двух негодяев – один спекулянт и взяточник, а другой убийца – послужила на благо обществу.
– Смерть негодяев – и общественное благо? Печальная логика.
– Нашему ведомству не до веселья, Траян. Не будь этих убийств – и Бангеев тоже бы молчал. Да-а… – Полковник вздохнул. – Давай подумаем о расследовании. Чем теперь займемся?
– Осталась ювелирная работа – выстроить систему доказательств. Главная проблема лично для меня – половинка купюры. Ясно, что возвращаться из-за рубежа Ликоманов не думал. Какие перспективы были у него там? Ну, продал бы он перстень за несколько тысяч долларов – хоть в Салониках, хоть в Афинах – любому меняле. И тотчас покинул бы Грецию. Там небезопасно: предъяви мы доказательства, что он уголовный преступник – и Греция, дружественная страна, выдала бы нам беглеца. Стало быть, Ликоманов решил улепетывать на Запад. И здесь на первый план выступает половинка купюры. Я провел небольшое исследование. У купюр в один, три и пять левов номер только с одной стороны. А вот на десяти– и двадцатилевовых номер дублируется. Теперь представьте: недостающая половинка хранится где-то в банковском сейфе или у некоего господина. Соединить половинки купюры воедино – значит утвердить некое свое право или полномочие. О каком праве может идти речь? О праве жить на Западе припеваючи. Собрать плоды своей многолетней деятельности в качестве Джентльмена здесь, в Болгарии. Не обязательно все плоды – но, допустим, значительную часть.
– Возможно. Логично, – сказал полковник. – Жаль, что мы не знаем, кому, когда и где надо предъявить половинку нашей купюры.
– Да, не знаем. Последние дни я над этой загадкой только и бьюсь.
– А результат?
– Ликоманов мог и сам вывозить на Запад свои капиталы – думаю, для него это не было проблемой. Но почему так часто наведывался за рубеж Кандиларов? Италия, Швейцария, Франция, Австрия, Западная Германия. Откуда брал денежки на туристические вояжи скромный чиновник райсовета, мы уже знаем. В этом году, весной, он снова посетил Швейцарию. Не думаю, что его занимали красоты Альп или восхождение на Монблан. Уж не был ли Кандиларов посыльным Ликоманова? Не дело Джентльмена – рисковать по мелочам, можно нанять исполнителя. Ничего, что он урвет и себе кусочек, пусть и на свой счет положит две-три сотни долларов, бизнес есть бизнес. Но в нашем случае что-то разладилось в системе Ликоманов – Кандиларов.
Слуга, видимо, проштрафился всерьез – на крупную добычу замахнулся.
– Так-так, ты на верном пути… И потому Ликоманов дал указание этому садисту Нанай Mapo увезти провинившегося на дачу и учинить там допрос с пристрастием… Постой, а не у Кандиларова ли была вторая половинка купюры? Не из-за нее ли он поплатился жизнью? Похоже, Траян, похоже. Эта половинка кое-что значила для Ликоманова, если так окрашена кровью.
– Остается выяснить, кому нужно предъявить нашу половину, – лукаво улыбнулся Бурский. – Кому, где, когда…
– Ты и это вычислил? – изумился полковник. – А ну-ка выкладывай!
– Думаю, что вычислил. Ход рассуждений такой: допустим, ценности хранятся в Швейцарии, ведь последний раз Кандиларов был именно там. Но где именно? У частного лица? В банке? Если в банке, то в каком – там их тьма тьмущая. Кандиларова пытали – и он выложил, кажется, все, и где находится вторая половинка купюры. Иначе он был бы еще жив, верно? Но адрес, возможно, пароль, код, имя человека в Швейцарии – разве этакая цифирь и иностранные буквы для интеллекта Нанай Mapo? Кандиларов, конечно же, написал все по-французски.
– Правдоподобно. Насуфов передал половинку и записку Ликоманову. А записку мы не нашли…
– Ничего удивительного. Мог выучить наизусть и уничтожить. Предъявлять ведь нужно полкупюры, верно? Но…
– Без «но» здесь никак не обойдешься, – сказал Цвета нов.
– Именно так. Помните, в вещах Насуфова нашелся жалкий блокнотик, дешевый, за шестьдесят стотинок, – такие продаются на каждом углу. Плененные часами «Сейко», мы не обратили на него внимания. Оно и понятно – все страницы были чистыми. Ни одной записи. Пусто. Но однажды меня осенило, и я пересчитал листочки. Сорок девять! Почему же не пятьдесят, как положено? Значит, кто-то оторвал первую страничку. Кто? Да Нанай Mapo! И передал Ликоманову. Что же было там написано?
– Кому, где, когда! – восхищенно сказал полковник.
– И слава богу, что Нанай Mapo не был склонен к писанине. А может, и специально купил блокнот перед поездкой на дачу.
– Погоди… Сумели прочесть текст, отпечатавшийся на втором листке? Силач Нанай Mapo давил на авторучку… И ты все это время молчал?
– Сумели, хотя он не так уж и нажимал. Этот кроссворд мы решали скопом, с помощью всевозможных средств и приборов. Вас интересует подробный рассказ о наших муках или конечный результат?
– О муках еще поведаешь. А сейчас – давай-ка листок с адресом!
– Я помню его наизусть: Лихтенштейн, Вадуц, Обердорфергассе, семнадцать, Резервербанк, герр Науман, десять – двенадцать.
– Значит, Лихтенштейн, – сказал полковник. – Не так уж далеко от Швейцарии. Герр Науман, говоришь? А цифры в конце – это не телефон. Похоже, указание на время. Допустим, с десяти до двенадцати. Оно понятно, люди на Западе занятые, не хотят, чтобы их целый день беспокоили. Придется и нам быть точными, как знаменитые швейцарские часы…
Эпилог
Вот и обещанный эпилог. За чьим именем я скрылся, читатель, верно, уже догадался. Моя роль сыграна, дело доведено до конца: Ликоманов, обвиненный в двух предумышленных убийствах, передан прокуратуре.
После ареста Джентльмена многие люди заговорили. Очень многие. Будто плотина прорвалась. Как снежный ком, нарастали показания подчиненных Ликоманова из Объединения, помощников его по «бизнесу». Ни с того ни с сего пожаловал какой-то тип из «Спецэкспорта» и сообщил, что заместитель генерального директора – шурин Ликоманова – передал ему письмо и попросил опустить его в Стамбуле (видимо, на свидетеля подействовал страх, что объявят соучастником убийцы).
Расследование «бизнеса» еще не закончено. Идут допросы, распухают тома дела, теперь уже разделенного на два самостоятельных: грабеж, взяточничество, казнокрадство – одна преступная стихия, убийства – другая. Дело столь обширное и запутанное, что скоро, вероятно, можно будет издать его в виде учебника для студентов-правоведов. Но это уже тема другого романа.
Вероятно, вас интересует и судьба половинки купюры. Двое наших дипломатов из посольства в Берне явились однажды в упомянутый банк ровно в 11 часов. Герр Науман взял половинку купюры, извлек из ящика стола другую, соединил, внимательно исследовал линию отрыва, серию, номер. После чего – притом без лишних разговоров – завел гостей в бронированную комнату, открыл сейф и достал оттуда объемистый пакет. Жаль, что вместе с пакетом к нам не вернулась половинка купюры – ее следовало приобщить к делу. Содержимое пакета вскоре перекочевало в наш народный банк. Оценка состояния длилась довольно долго, больше всего затруднили экспертов камни из чистого углерода…
Да, забыл упомянуть, что однажды Ликоманов заговорил. Только однажды! Нет, он не собирался давать показания. Заявил, что желает исповедаться. Притом у католического священника. Непременно у католического, поелику католическая вера – самая истинная. А ведь всю жизнь выдавал себя за атеиста, хотя и атеистом оказался поддельным. Весь, до потрохов – фальшивый. Наш шеф предусмотрителен – пока не дал ему ответа. Может, он и не знал, что в таких случаях отвечать?
Мы посоветовались. Обсудили разные предложения. Например, замаскировать видеомагнитофон в камере. Консулов даже предложил сыграть роль падре: облачиться в рясу, вызубрить несколько молитв на латыни. Долго мы думали и над этой проблемой. А потом шеф сказал, как отрезал:
– Здесь исповедуем только мы.
После ареста Джентльмена многие люди заговорили. Очень многие. Будто плотина прорвалась. Как снежный ком, нарастали показания подчиненных Ликоманова из Объединения, помощников его по «бизнесу». Ни с того ни с сего пожаловал какой-то тип из «Спецэкспорта» и сообщил, что заместитель генерального директора – шурин Ликоманова – передал ему письмо и попросил опустить его в Стамбуле (видимо, на свидетеля подействовал страх, что объявят соучастником убийцы).
Расследование «бизнеса» еще не закончено. Идут допросы, распухают тома дела, теперь уже разделенного на два самостоятельных: грабеж, взяточничество, казнокрадство – одна преступная стихия, убийства – другая. Дело столь обширное и запутанное, что скоро, вероятно, можно будет издать его в виде учебника для студентов-правоведов. Но это уже тема другого романа.
Вероятно, вас интересует и судьба половинки купюры. Двое наших дипломатов из посольства в Берне явились однажды в упомянутый банк ровно в 11 часов. Герр Науман взял половинку купюры, извлек из ящика стола другую, соединил, внимательно исследовал линию отрыва, серию, номер. После чего – притом без лишних разговоров – завел гостей в бронированную комнату, открыл сейф и достал оттуда объемистый пакет. Жаль, что вместе с пакетом к нам не вернулась половинка купюры – ее следовало приобщить к делу. Содержимое пакета вскоре перекочевало в наш народный банк. Оценка состояния длилась довольно долго, больше всего затруднили экспертов камни из чистого углерода…
Да, забыл упомянуть, что однажды Ликоманов заговорил. Только однажды! Нет, он не собирался давать показания. Заявил, что желает исповедаться. Притом у католического священника. Непременно у католического, поелику католическая вера – самая истинная. А ведь всю жизнь выдавал себя за атеиста, хотя и атеистом оказался поддельным. Весь, до потрохов – фальшивый. Наш шеф предусмотрителен – пока не дал ему ответа. Может, он и не знал, что в таких случаях отвечать?
Мы посоветовались. Обсудили разные предложения. Например, замаскировать видеомагнитофон в камере. Консулов даже предложил сыграть роль падре: облачиться в рясу, вызубрить несколько молитв на латыни. Долго мы думали и над этой проблемой. А потом шеф сказал, как отрезал:
– Здесь исповедуем только мы.