Пендлтон Дон. Ад на Гавайях

   — Ладно, — сказал Болан, положил на столик деньги и поднялся.
   — Куда вы? — окликнул Андерс, поджав губы.
   — Наверх.
   Комик вздохнул.
   — Я знаю, что спорить бесполезно. Но вы просто сумасшедший. Вам ни за что не удастся проделать это дважды за один вечер.
   Болан улыбнулся и пожал Андерсу руку.
   — Рад был повидаться, старина. Я с вами свяжусь.
   — Разумеется.
   — Вот еще что, Андерс. Если где-нибудь в кустах прячутся ваши друзья, сейчас самое время мне об этом сказать.
   — Я уже говорил, здесь никого нет.
   Болан снова улыбнулся и направился к выходу.
   По узкому сводчатому проходу он вышел в фойе и с недовольным видом приблизился к охраннику в форме, который встретил его с плохо скрываемым раздражением.
   Болан достал из кармана пиджака полицейское удостоверение, так чтобы при этом показалась кобура под мышкой, сунул его под нос охраннику и тут же спрятал обратно.
   — Четырнадцатый этаж, — буркнул Болан. — Поступил рапорт о нарушении порядка. Вы этим занимаетесь?
   — Конечно, — ответил охранник с неопределенной улыбкой. — Я дал отбой около часа назад. Стая птиц, черт бы их побрал, врезалась прямо в окно.
   — Мне нужно проверить самому, — бросил Болан. Он схватил регистрационный журнал и быстро сделал там запись.
   — Погодите, — запротестовал охранник, протягивая руку к телефону. — Лучше я позвоню...
   Но Болан уже входил в кабину лифта. Наверху его, наверняка, будут встречать. Он взвел «беретту» и установил глушитель, зажат в левой руке запасную обойму и стал ждать, когда откроется дверь.
   Он шел безо всякой подготовки, смутно представляя себе расположение апартаментов Оливераса, по которым совсем недавно нанес тяжелый удар.
   На этот раз пекло оказалось высоко в небе.
   Ну и что? В этом мире — между жизнью и смертью — для Мака Болана не было ничего нового.
   Во всех закоулках ада стоял всегда один и тот же запах, запах смерти.

Глава 3

   В небольшом холле на четырнадцатом этаже его ждали четверо, но они явно не были готовы к молниеносной атаке. Они держались с деланным безразличием: один лениво шуршал газетами за крохотным столиком у лифта, другой развалился в мягком кресле у стены, остальные двое со скучающим видом подпирали дверь, над которой висела телекамера наблюдения.
   Серьезная оборона — но не для такой атаки.
   Болан ворвался в холл с «береттой» наготове. Первый выстрел оторвал любителя газет от чтения, а заодно и от стула, второй — пересадил другого бездельника из кресла прямо на пол.
   Оставшиеся двое стояли, разинув рты; они так и не поняли, что происходит, когда в крохотном холле просвистели третий и четвертый выстрелы. Пятый выстрел раздробил телекамеру, а остаток обоймы пошел на то, чтобы выбить замок из двери, ведущей в глубину апартаментов.
   Вставляя на ходу новую обойму, Болан вбежал в комнатку, где незадолго до этого Джои Пули дожидался аудиенции у хозяина Оаху. С тех пор, как Палач вышел из кабины лифта, не прошло и минуты. Малейшее промедление могло бы стоить Болану жизни, и он по привычке мгновенно оценил обстановку.
   Следующая дверь выглядела очень внушительно: наверняка, в ней была установлена электронная блокировка. Болан не стал терять на эту дверь драгоценных секунд, схватил деревянный стул, на котором последним сидел маленький посыльный, с силой метнул стул в зеркальную стену и устремился в образовавшийся пролом.
   За стеной оказалось тускло освещенное караульное помещение, в котором не было ничего, кроме двух табуреток и пульта управления. Зато там находились трое телохранителей: один из них стонал на полу под обломками, второй пятился к противоположной стене, доставая из кобуры револьвер, а третий пытался выскользнуть за дверь.
   «Беретта» кашлянула в ту сторону, откуда исходила немедленная угроза. Глаза человека, прижавшегося к стене, закатились, пистолет у него в руке беспомощно дернулся и продырявил потолок. Его товарищ, перед тем как исчезнуть за дверью, успел выстрелить, но промахнулся. Лежавший на полу охранник судорожно пытался дотянуться до оружия, но парабеллум Болана быстро и навсегда избавил его от хлопот.
   Беглого взгляда на электронную панель управления было достаточно, чтобы Болан разобрался в системе охраны. Как он и предполагал, Оливерас был просто помешан на собственной безопасности. С этого центрального пульта здесь можно было заблокировать любую дверь.
   Палач задержался ровно на столько, сколько потребовалось для снятия блокировки, и бросился в следующую дверь. В этот момент третий охранник был уже возле сводчатого проема в дальнем конце большой комнаты. Тихий привет «беретты» вынудил его остановиться — в довольно неудобной позе, ничком на полу.
   Болан сразу же понял, куда спешил охранник: это могла быть только массивная дверь с вычурными украшениями. Дверь оказалась приоткрытой, и Палач вломился в нее на полном ходу, отшвырнув очередного телохранителя; незадачливый малый полетел кувырком, разряжая в пол свой тупорылый кольт 38-го калибра. Болан перепрыгнул через телохранителя, не задумываясь выпустив ему в лицо пулю из парабеллума, и очутился в просторной, шикарно обставленной комнате. Посреди красовалась огромная круглая кровать; кроме нее, в комнате были бар, утопленная в полу мраморная ванна, спортивный уголок с тренажерами, сверкающая белизной кухонька в стенной нише и мягкий кожаный гарнитур. Похоже, именно в этой комнате Оливерас проводил большую часть своего времени. Но теперь его здесь не было.
   Болан застал лишь Джои Пули, привязанного к хромированной кухонной табуретке. Его лицо распухло и поблекло, из уголков рта сочилась кровь. Маленький полинезиец посмотрел на Болана затравленными глазами и пробормотал:
   — Смотрите, во что вы меня впутали.
   — Где Оливерас? — потребовал Болан.
   Пули с трудом перевел осоловелый взгляд в дальний конец комнаты.
   — Прячется в сортире.
   Так оно и было. Хозяин Оаху — в шелковой пижаме, с бокалом бренди в дрожащей руке, панически озираясь по сторонам, — встретил Палача невнятным бормотанием.
   Болан бросил значок смерти прямо в бокал Оливераса и спокойно произнес:
   — Вот ты где.
   Толстяк обессиленно прислонился к двери и простонал:
   — Погодите. Давайте во всем разберемся.
   — Я уже разобрался, — холодно ответил Болан. — Прощайся с жизнью.
   — Постойте, прошу вас. Мы можем договориться. Все, что угодно — только скажите. Я богатый человек. Я могу...
   Болан сделал шаг назад и приказал:
   — Вылезай оттуда.
   Оливерас ухватился за дверной косяк и с трудом выбрался из туалета. Бокал выпал у него из рук и покатился по полу, оставляя за собой струйку бренди.
   — Я больной человек, — хныкал Оливерас.
   Болан толкнул его на стул напротив Пули и ободряюще заметил:
   — Ничего, тебе недолго осталось мучиться. Если только ты не сможешь чем-нибудь меня порадовать.
   — Все, что скажете. Клянусь, все!
   Этот тип отчаянно цеплялся за жизнь. Но какую цену он готов заплатить?
   — Что это за сборище у вас тут на Гавайях?
   — Я ничего не знаю, — прошептал Оливерас.
   — Выходит, ты не хочешь меня порадовать. — Болан бросил ледяной взгляд в сторону маленького полинезийца. — Хочешь им заняться, Джои?
   — Только развяжите меня, сами увидите, — выпалил тот с вызовом.
   — Минутку, — быстро сказал Оливерас. — Вы имеете в виду таких людей, как Доминик и Флора?
   — Угу. Именно таких.
   — Я в этом не участвую. Просто по правилам я должен их встретить, а потом они будут заниматься своими делами. Я понятия не имею, чего ради они здесь.
   — Кто их сюда посылает?
   — М-м... вы же сами знаете.
   — Скажи мне — вдруг я ошибаюсь.
   — Старики.
   — Какие старики?
   — Известно, какие. Толстяк беспокойно заерзал на стуле, упорно разглядывая свои руки. — Члены Совета.
   «Коммиссионе». Конечно, Болан это знал. Но он знал и другое: для таких, как Оливерас, омерта страшнее смерти. Этот страх они впитали с молоком матери, и нужно действовать очень умело, чтобы его победить.
   — Ты не сказал мне ничего интересного, Оливерас, — бесстрастно заявил Болан. — Мое время истекает. Твое тоже.
   — Подождите! Это правда! Я для этих людей — ничто. Ничто! Они ни о чем мне не говорят.
   — Тогда с какой стати мне ждать?
   Оливерас обмяк и бессильно опустил голову: видно было, как в нем борются противоречивые чувства. Наконец он прошептал, едва не плача:
   — Чун.
   — Что — Чун?
   — Он главный в этом деле. — Оливерас тяжело вздохнул.
   — В каком деле?
   — Клянусь вам, я не знаю.
   «Беретта» кашлянула без предупреждения. Огромная туша Оливераса подпрыгнула и рухнула на пол. Глаза Пули расширились, но он тут же отвел взгляд. В плече у толстяка зияла дыра, из которой яркой струйкой била кровь.
   Лицо Оливераса стало мертвенно бледным; он как-то неестественно вывернул голову, тупо разглядывая рану. Потом с трудом приподнял руку, пытаясь пухлыми пальцами остановить кровь.
   Одним взмахом ножа Болан рассек шнур, которым Пули был привязан к табуретке.
   — Твоя очередь, Джои. Что ты для него выберешь — нож или пулю?
   — Стойте! — закричал Оливерас. — У Чуна есть дом на большом острове. Там варится что-то очень серьезное! Я не знаю точно, где это место, — в какой-то долине, вдали от людей.
   Болан по-прежнему смотрел на Пули.
   — Ну?
   — Нож, — ответил полинезиец, собравшись с духом. — Я разрежу его на куски.
   Оливерас с трудом поднялся на колени и принялся что-то бессвязно бормотать. Его омерта — священный обет молчания — рухнула под напором Палача. Вряд ли из несчастного гангстера можно было вытянуть еще что-нибудь существенное, и потому Болан уходил в полной уверенности, что знает теперь не меньше самого Оливераса. Во всяком случае определилось направление следующего удара.
   Оставив хозяина Оаху в луже крови на полу собственной спальни, Болан и Пули прошли по руинам, оставшимся после учиненного Палачом побоища, и спустились на лифте в главный холл на первом этаже.
   У стола охранника они остановились, и Болан бросил смущенному полицейскому:
   — Это были не птицы, парень. Позвони-ка в Управление и скажи, чтобы не забыли прихватить с собой катафалк.
   После этого они беспрепятственно пересекли вестибюль и вышли в дверь со стороны пляжа.
   Облизывая разбитые губы, Пули сказал с восхищением:
   — Ну вы даете, мистер! Только не надо больше на меня сердиться, ладно?
   Болан хмыкнул и ответил своему новому почитателю:
   — Ты ведь не мой враг, Джои.
   — Слава Богу, — пробормотал маленький полинезиец и мысленно помолился за тех, кто были врагами Палача.

Глава 4

   Грег Паттерсон, лейтенант уголовной полиции, вышел из лифта на четырнадцатом этаже, и тотчас перед ним открылась картина кровавой бойня. Детективы Тинкамура и Кейл, прибывшие сюда за несколько минут до лейтенанта, шагнули ему навстречу, осторожно переступая через лужи крови.
   — Что это — съемки телесериала? — буркнул Паттерсон, высокий крепкий мужчина лет тридцати пяти, стопроцентный полицейский.
   — Вы еще всего не видели, — мрачно заметил Тинкамура.
   — Десять трупов — в общей сложности, — добавил Кейл.
   — Оливерас? — В голосе Паттерсона послышалась скрытая надежда.
   — Нет, — ответил Кейл. — Его отвезли в больницу пять минут назад. Рана в области плеча, ничего серьезного. Потерял немного крови, вот и все. Разве что спеси поубавилось.
   Лейтенант подошел к трупу и, широко расставив ноги, всмотрелся в изувеченное лицо.
   — Уилс Морган? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
   — Возможно, — отозвался Тинкамура. — Я бы особенно не расстроился. А вы?
   — Все выстрелы прямо в голову, — заметил Кейл. — Неприятная история.
   — Все? — недоверчиво переспросил Паттерсон.
   — Да. Это был налет, никаких сомнений. Кто-то спокойно прошел сюда через все посты охраны. И только когда он...
   — Постой! — перебил его Паттерсон. — Не слишком ли много догадок? Почему ты говоришь «он»? Почему не «они»?
   Кейл скривил губы.
   — Приехал патологоанатом. Он думает, что все выстрелы сделаны одним человеком из одного оружия. Правда, есть еще два трупа в угловой комнате. Но их застрелили раньше. Видимо, из какого-то мощного карабина. Те трупы уложены в мешки с грузилами — похоже, их собирались сбросить в море. Поэтому...
   — Поэтому ты решил совсем задурить мне голову?
   Тинкамура кисло улыбнулся и стал докладывать лейтеланту о последних событиях.
   — Мы с Кейлом приехали по вызову: в 902-ом, возле башни Ала-Вай, несколько жильцов с верхних этажей пожаловались, что слышали выстрелы. Мы там ничего не нашли. Но примерно в это же время поступило сообщение из этого здания: большой шум на четырнадцатом этаже, то есть здесь. До расследования дело не дошло: позвонили из службы охраны и дали отбой. Сказали, что стая птиц угодила прямо в стеклянную стену. Это звучало вполне правдоподобно. Такие вещи случаются, и...
   — Ну, ну? — нетерпеливо перебил Паттерсон. — Что дальше?
   — А через час, около десяти, охранники подняли тревогу. Сюда заехали патрульные, выглянули из лифта и немедленно вызвали нас. Когда мы с Кейлом все это увидели, то сразу подумали об одном и том же. Мы рванули в южную часть этажа и мигом поняли, что за стрельба была в девять часов.
   — Да?
   — Да. Какой-то крутой снайпер стрелял через окно. Представляете, он сидел в районе Ала-Вай — это больше, чем полмили отсюда! — и умудрился разнести все вдребезги, включая головы Оскара Уини и Чарли Теллевиччи. Именно головы, лейтенант. С такого расстояния!
   — Ладно, хватит! — прервал его Паттерсон. — Хватит болтать, показывайте.
   Через несколько минут стопроцентному полицейскому показали все, что он хотел видеть. Он стоял в спальне Оливераса и рассеянно смотрел на перепачканное кровью тело некоего Джона Минелли, по прозвищу «Курок», который считался лучшим стрелком на островах.
   Патологоанатом выглядел измученным и раздраженным:
   — Веселенькая ночка предстоит мне в морге.
   — М-да, — согласился Паттерсон.
   — Сразу десять. Нам, патологоанатомам, пора организовать союз. Тогда бы мы...
   — Двенадцать, — поправил Паттерсон.
   — Да, тогда бы мы... двенадцать?
   Лейтенант протянул ему листок из блокнота.
   — Еще двое по этому адресу. И могу поспорить — тот же стрелок, то же оружие.
   Патологоанатом что-то пробормотал и усталой походкой вышел из комнаты.
   — О ком речь? — спросил Кейл.
   — Пол Англиано и его прихлебатель. Так сказано в рапорте детектива из отдела наркотиков. Я получил его по дороге сюда.
   — Э-ге, — задумчиво протянул Тинкамура. — Выходит, у нас тут начались серьезные разборки.
   — Боюсь, кое-что похуже, — отрезал Паттерсон. Опустив голову, он медленно направился к выходу. — Что говорит Оливерас?
   — Ничего, — ответил Кейл, переглянувшись с товарищем. — Мы присматриваем за ним в больнице. Постараемся добиться показаний.
   — Постарайтесь, — рассеянно сказал Паттерсон, явно думая о другом. Он опустился на одно колено, разглядывая что-то на ковре возле двери туалета. Лейтенант достал носовой платок, обернул им руку и осторожно поднял с пола небольшой предмет.
   — Что у вас там? — поинтересовался Тинкамура.
   — Думаю, ответ, — хрипло ответил Паттерсон.
   — На все наши вопросы?
   — Пожалуй, даже больше.
   Лейтенант протянул руку так, чтобы его подчиненные могли видеть на платке небольшой металлический крест с «яблочком» мишени посередине.
   — Черт возьми, как я сразу не догадался?! — тихо произнес Тинкамура.
   — Но он бы никогда не явился сюда, — недоверчиво возразил Кейл.
   — Однако, судя по всему, он здесь, — спокойно отозвался Паттерсон. — Говоришь, попадание в голову с полумили? Для Болана это семечки. Кто еще, по-твоему, способен уложить двоих с такого расстояния, а потом явиться, как ни в чем не бывало, и разобраться с остальными?
   — Надо посоветовать доку поскорее вступить в его союз, — пробормотал Тинкамура.
   — Все-таки я не могу поверить, — сказан Кейл, но в его голосе отчетливо слышалось «не хочу». Взгляд детектива упал на хромированную табуретку возле кровати и обрывки шнура. — Кто-то был привязан к этой табуретке. Интересно, есть ли здесь какая-нибудь связь?
   Лейтенант бросил взгляд на полицейского в штатском, который терпеливо караулил у дверей.
   — Приведи сюда охранника из вестибюля.
   Вскоре явился охранник с регистрационным журналом под мышкой; он осторожно переступил через труп, лежавший в дверном проеме, и беспокойно осмотрелся по сторонам.
   — Кто поднимался сюда сегодня вечером? — спросил Паттерсон.
   Охранник протянул журнал:
   — Как видите, только двое. В восемь тридцать пришел парень лет двадцати с небольшим, по виду типичный бездельник — из тех, что вечно отираются на пляже. Он позвонил наверх по внутреннему телефону, и его разрешили впустить. Вот и все, если не считать сержанта Налоба: видите, следующая запись? Он пробыл наверху несколько минут и спустился вместе с этим парнем, Пули, отделанным по первое число. А чуть раньше мне позвонила женщина с тринадцатого этажа и сказала, что слышала пару выстрелов. Там ведь в это время был Налоб — я просто не знал, что и думать. Уже хотел было поднять тревогу, но тут он явился собственной персоной вместе с этим бездельником Пули. Сержант приказал, чтобы я позвонил в Управление. Я так и сделал.
   — Говоришь, пара выстрелов? — усомнился Паттерсон. — Только два? И все?
   — Да, сэр. Миссис Роджерс с тринадцатого этажа так и сказала.
   — Глушитель, — буркнул Тинкамура.
   Паттерсон насмешливо посмотрел на охранника.
   — А как он выглядел, этот Налоб?
   Полицейскому вдруг стало не по себе.
   — Разве вы его не знаете? Он предъявил документы. Здоровенный такой парень, за метр восемьдесят. Лет тридцати, темные волосы, смуглая кожа. Глаза, кажется, голубые... да, голубые, и взгляд такой, знаете, пронзительный. Кажется, так и буравит тебя насквозь.
   — Я не знаю никакого Налоба, — заметил Кейл.
   — Подожди за дверью, — приказал Паттерсон охраннику и вернул ему журнал. — Не выпускай его из рук.
   Охранник вышел с явным облегчением.
   — Вот так-то, — сказал лейтенант, уставившись на снайперский значок.
   — Внешность совпадает, — согласился Тинкамура.
   — Отведите этого охранника в Управление, — велел Паттерсон. — Посмотрим, что сможет сделать художник.
   — Верно. А заодно я проверю этого Налоба, просто ради интереса. Но мне кажется, в наших списках...
   Паттерсон остановил его желчным смешком.
   — Ты еще не понял? Никакого Налоба в Управлении нет, Тинк. Налоб — это Болан, только задом наперед.
   Наступила короткая пауза, а потом Тинкамура громко расхохотался.
   — Как вам это нравится! — воскликнул он с восхищением.
   Кейл реагировал совсем по-другому.
   — Псих, — сказал он негромко. — Это просто безумие. Он ведь знает, что мы его обложим на этом острове. Живым ему отсюда ни за что не выбраться!
   — Можешь не сомневаться, — мрачно заверил Паттерсон, сжимая в кулаке значок. — Вот что, ребята. Оставайтесь здесь до прихода криминалистов, а потом доставите охранника в Управление. Надо сделать портрет по его описанию.
   Паттерсон развернулся и направился к выходу.
   — Вы хотите, чтобы мы составили рапорт по всей форме? — бросил ему вдогонку Тинкамура.
   — Нет, — ответил лейтенант не оборачиваясь. — Я займусь этим сам!
   Да, черт побери, он лично займется этим делом. Грег Паттерсон не упустит своего шанса и позаботится о том, чтобы тип, которого разыскивают во всем свободном мире, не ушел отсюда свободным человеком.
   Стопроцентный полицейский всерьез намеревался — с Божьей помощью или без нее — взять Мака Болана.

* * *

   Примерно в то время, когда лейтенант Паттерсон бросал последний взгляд на следы разгрома, учиненного Палачом в апартаментах Оливераса, человек по имени Чун принимал тайного посетителя в своем доме в долине Калихи, в нескольких милях к северу от Гонолулу.
   Хозяин и гость сдержанно поздоровались и не спеша пошли вдоль лотосового пруда, который располагался посреди сада, обнесенного высокой стеной. Во время формального обмена любезностями посетитель явно нервничал, ожидая, когда можно будет, наконец, перейти к делу.
   Хозяин был коренастым мужчиной средних лет, в махровом халате и сандалиях. Узкие щелочки глаз едва виднелись за тяжелыми складками век на непроницаемом азиатском лице; жесткие черные волосы щетинились коротким «ежиком».
   Посетитель был белым — симпатичный молодой человек в аккуратном европейском костюме. Он явно ощущал себя не в своей тарелке, и понятно отчего: Джордж Риггс служил в полиции.
   Чун остановился у небольшой статуи Будды, чиркнул об нее спичкой и раскурил сигару. После чего сказат своему гостю:
   — Все в порядке, Джордж. Можете говорить.
   Один и тот же ритуал повторялся каждый раз.
   Риггс подозревал, что это как-то связано с системой безопасности Чуна. Они всегда встречались в саду, потом шли к лотосовому пруду, болтая о пустяках. Чун раскуривал сигару возле статуи, и только после этого начинался деловой разговор. При этом Джордж Риггс всегда испытывал неприятное ощущение, словно за каждым его движением кто-то следит.
   — Мак Болан на острове, — сказал он без обиняков, напряженно ожидая реакции хозяина.
   Но никакой реакции не было. Чун сделал несколько глубоких затяжек и спросил:
   — Это факт или предположение?
   — Боюсь, что факт. Около девяти мне позвонил Оскар Уини. По его словам, какой-то тип принес им снайперский значок из квартиры Пола Англиано и заявил, будто Пола и его охранника пристрелили. Оливерас просил меня проверить. Так и есть: у каждого в голове по дырке. Но когда я говорил по телефону с Оскаром, у них там началась странная заваруха. Оскар вскрикнул и выронил трубку, но телефон продолжал работать, и я слышат жуткие звуки. Нет, не выстрелы, а какие-то глухие удары. Так продолжалось несколько секунд, потом телефон замолчал. Я пытался позвонить туда, но линия все время была занята.
   — Фрэнк мертв?
   — Нет. Лучше я расскажу все по порядку. После телефонного разговора я был как на иголках, подождал минут пять, а потом сел в машину и поехал туда. Покрутился там немного, но в здание не заходил. Полиции нигде не было видно. В конце концов я решил, что лучше туда не соваться — ведь это было не мое дежурство. Вместо этого я поехал в Управление, но там все было тихо. Тогда я снова попробовал связаться с Фрэнком и на этот раз дозвонился. Трубку поднял Джон «Курок». Он сказал, что Фрэнк цел и невредим и отмокает в ванне. Еще он сказал, что Оскар и Чарли убиты, но Фрэнку удалось это замять. Якобы какой-то снайпер — возможно, Болан — обстрелял контору Фрэнка из дальнобойного оружия. Похоже, ему помог все устроить тот подонок, который работал на Англиано. Фрэнк настаивал, чтобы я проверил, что стряслось с Англиано. Я попробовал попасть туда незаметно, но меня увидели соседи. В общем, пришлось сообщить в Управление. Когда на обратном пути я проезжал мимо «Пещеры», там уже шныряла полиция. Тогда я решил припарковаться и пройти в здание. Как раз в тот момент, когда я входил в вестибюль, Фрэнка выносили на носилках. Ему повезло, Чун: он отделался дыркой в плече, пуля даже не задела кость. Мне удалось перекинуться с ним парой слов. Оливерас просил передать вам, что это действительно был Болан — он не успокоился после первого удара, заявился туда через час и перебил всех его людей. А еще он сказал, что вам надо поостеречься.
   — И все это в одиночку, — задумчиво произнес Чун.
   — М-да.
   — Всегда один. Настоящий американский герой.
   Полицейский закурил сигарету и выпустил струю дыма в сторону пруда.
   — Да, так о нем говорят. Не знаю, насколько правдивы все эти истории о Болане. Но я читал официальные полицейские сводки. Можете мне поверить: если даже это на три четверти вымысел, все равно он дьявольски опасный сукин сын.
   — Я об этом слышал. У нас ведь тоже есть свои сводки.
   — Не сомневаюсь. В общем, у меня все. Я думал, вам это будет интересно.
   — Одного только я не понимаю... — протянул Чун.
   — Чего?
   — Почему Фрэнк остался в живых?
   — Я же сказал, ему здорово повезло. Какая-то чепуховая рана...
   — Бред! — отрезал Чун.
   — Вы хотите сказать, что... это не просто везение?
   — Короче, поезжайте к Фрэнку. Выясните, почему он не отправился на тот свет вместе с остальными. Какой ценой досталось ему это невероятное везение? А когда все разузнаете, пусть Фрэнк встретится со своими друзьями в саду молчания.
   — Нет, сэр, только не я, — возразил Риггс.
   — Никто не сделает это лучше вас, — настаивал Чун. — И постарайтесь опередить его адвокатов: скоро они будут отираться там день и ночь. Если он выйдет из больницы...
   — Нет, Чун, — решительно сказал полицейский. — Мы так не договаривались.
   — Мы договаривались делать так, как я скажу, — бесстрастно заметил Чун. — Разумеется, вы можете выбрать смерть героя. Я позабочусь, чтобы похороны были приличными — не хуже, чем у вашего приятеля Фрэнка.
   — Моего приятеля? — Риггс швырнул сигарету в лотосовый пруд и молча пошел к выходу.
   Чун оставался у статуи Будды, пока вдали не затих шум мотора; после этого он вложил сигару в руки статуи и резко хлопнул в ладоши.