Он извинился и вышел из кабинета. Диджордже и Мараско остались наедине. Первым заговорил Фил:
   — Ну, что?
   — Все логично. Такой парень, как он, не колеблясь, подставит за себя другого.
   — Он из породы тех, кто в один прекрасный день становится капо. — С улыбкой заметил Мараско. — Держи с ним ухо востро, Дидж.
   — Еще бы! За это я тоже несу ответственность. После себя нужно оставить наследника. Давай трезво смотреть на вещи, Фил. То, что я говорю, вовсе не направлено против тебя, но кому я оставлю все то, что имею, а? Кому?
   — Уж точно не мне, Дидж, — честно признался Мараско.
   — Скажи ребятам, чтобы по Лу поставили свечку.
   — Хорошо, Дидж.
   — Интересно... — чуть слышно произнес капо, — как ты думаешь, Андреа не разочаровалась во Фрэнке Счастливчике?
   Мараско расплылся в улыбке.
   — Я смотрю, ты рассчитываешь стать не только крестным отцом, а, Дидж?
   — Возможно. Да, вполне возможно. Вот было бы смешно, правда?

Глава 17

   Тим Браддок подался вперед, сидя на скрипучем стуле.
   — Не понимаю, как вы могли допустить такое! Так себя скомпрометировать, Чингиз!
   Канн сохранял олимпийское спокойствие.
   — Я не был по уши в дерьме до тех пор, пока не вмешались вы, Браддок. Я держал этого типа у себя и об этом не знала ни одна живая душа. Он никому не мешал и, к тому же, собирался заговорить. Вы же его перепугали до смерти, и теперь он требует, чтобы я либо предъявил ему обвинение, либо выпустил на свободу.
   Шериф встал, сплюнул на пол табачные крошки и добавил:
   — Кстати, я не видел вашего ордера, Тим.
   — Этим как раз сейчас занимаются.
   — Какие мотивы? — с нескрываемым отвращением спросил Канн.
   — Выбор богатый. Для начала могу предложить преступный сговор, затем запугивание и, наконец, умышленное убийство.
   — И в каком же городе произошли эти гипотетические преступления, Браддок?
   Капитан безмятежно улыбнулся.
   — Сговор имел место в Лос-Анджелесе, и мы можем это доказать. Преступления были совершены в трех, если не четырех графствах. Сакраменто сотрудничает с нами по этому делу. В этом штате мы уничтожим Синдикат, Чингиз, независимо от того, будут нам помогать провинциальные полицейские или нет.
   На лице Канна не дрогнула ни одна жилка.
   — Мне сообщили, что операция "Тяжелый случай" отменена.
   — Верно. Специальным приказом я был прикомандирован к окружному прокурору. Мы начинаем чистку отсюда, Чингиз, с вашего маленького, мирного и спокойного городка. И вы, перво-наперво, должны объяснить мне, почему укрыли у себя опасного преступника, находящегося в розыске.
   — Кто сказал, что он в розыске?
   — Давайте оставим эти семантические тонкости!
   Шериф Канн сдвинул шляпу на затылок и потер лоб.
   — Нет никаких доказательств, что Пена каким-то образом связан с кошмаром, разразившимся в городе, и вам это известно. Можете не сомневаться, если бы такие доказательства существовали, Пена уже давно сидел бы в камере в ожидании суда. А факты таковы, Браддок, что я принимаю у себя человека, который либо состоит, либо не состоит в организации, о которой вы говорили.
   Канн резко сорвал с головы шляпу и со злостью швырнул ее на пол.
   — Черт побери, в конце концов! Мне надоело нести чушь! Давайте поговорим по-мужски, Браддок!
   Капитан изобразил на лице улыбку и, в свою очередь, запустил шляпу в противоположный угол кабинета.
   — Хорошая мысль!
   — Пена страшно напуган. Он сорвал порученное ему дело и, что хуже всего, понимает, что ему никогда не справиться с таким парнем, как Мак Болан. Пена испытывает страх, он честолюбив, но стареет и знает это. К тому же он не хочет возвращаться домой, попав в опалу. Так обстоит дело. Он вполне может показаться симпатичным. Я мог бы запросто с ним договориться, если бы не знал, кто он. Хотите знать, какую сделку он мне предложил? Я помогаю ему покончить с Боланом, он, вновь обретает доверие и, в свою очередь, устраивает дело таким образом, что я получаю премию в сто тысяч долларов. Именно это и привело его ко мне.
   — Ну, и что вы решили? — ехидно спросил Браддок.
   Канн высокомерно процедил:
   — Не пытайтесь оскорбить меня, капитан. Вы знаете, что я думаю о полицейских, замешанных в темных делишках. Двадцать лет тому назад я засадил бы Пена за решетку и сделал бы все возможное, чтобы добиться вынесения обвинительного приговора. Как вы хотите сделать сейчас. Но, если в пустыне и можно чему-либо научиться, то это терпению.
   Здесь нет разницы между месяцем и годом. Я все еще не дал Пена свой ответ и держу его на коротком поводке. На нем он и останется.
   А пока Лу лег на дно. Он бы и дальше вел себя смирно, если бы вы не устроили весь этот бордель.
   — Каким образом вам удается держать его на привязи? — спросил Браддок, проявляя замечательное самообладание.
   — А мы с ним торгуемся. Он понимает, что деньги меня не интересуют. Но существует одна вещь, крайне привлекательная для меня, и об этом ему очень хорошо известно. Поймите меня, Браддок, эти подонки нарушили покой моего города, а этого я не могу спокойно переварить. Я хочу добраться до них всех, до единого.
   — Ну, и как же выглядят ваши торги?
   — Очень похоже на мирные переговоры в Париже. Я, например, говорю ему: "Значит так, Лу, я даю тебе два пальца Болана за три головы мафиози". А он отвечает: "Я подумаю об этом, Чингиз". День или два он размышляет, затем делает мне контрпредложение, а поскольку оно меня, ясное дело, не устраивает, я поднимаю ставки.
   — Вы это серьезно, Чингиз?
   — Абсолютно.
   — Почему Пена так уверен, что у вас есть интересующий его товар?
   Канн пожал плечами.
   — Я вожу его за нос. Послушайте, Браддок, я уже сказал вам, что этот тип боится возвращаться к себе. Чем больше времени он проводит вдали от дома, тем сложнее ему будет предстать перед боссом с пустыми руками. Я же даю ему надежду.
   Браддок задумчиво смотрел в окно.
   — Это опасная игра, Чингиз. Разве что вы, действительно, имеете объект торгов.
   — Имею, — ответил Канн, опуская глаза.
   — Нужно было бы сказать об этом мне...
   — А не пошел бы ты, Браддок!..
   Капитан глубоко вздохнул.
   — На протяжении пяти минут наша беседа будет носить официальный характер. Затем... в общем, я надеюсь, что вас не в чем будет упрекнуть, Чингиз. Но, если вы где-то припрятали и Болана, тогда...
   — Это похоже на угрозу, капитан.
   — Она самая и есть.
   Канн нагнулся и поднял свою шляпу. Нахлобучив ее по самые брови, он откинулся на спинку вращающегося кресла. Шериф бросил в рот щепотку табаку и яростно заработал челюстями. Повисла тишина, которую нарушил протяжный вздох Канна.
   — Я думаю, что в Палм-Вилледж Болан сделал себе пластическую операцию и получил новое лицо.
   У Тима Браддока начался нервный тик, и он ошалело уставился на Канна.
   — Где? Кто делал операцию?
   — В "Новых горизонтах", хирург Брантзен.
   — Там есть специалист по эстетической хирургии? Ах, черт! Чингиз! "Новые горизонты"! Вы хотите сказать, что в этой клинике делают пластические операции?
   — Я думал, вы знали об этом, — ответил Канн, не переставая жевать.
   Браддок чуть не задохнулся от ярости.
   — Вы за это заплатите, Канн!
   Глаза шерифа хитро блеснули.
   — Мои пять минут еще не истекли.
   — Пять минут! — взорвался Браддок. — Я постараюсь сделать так, чтобы вам дали все пять лет!
   — Да, но вы мне уже дали пять минут, — заметил Канн.
   Он погладил свежий шрам на боку, еще глубже надвинул на лоб шляпу и пристально взглянул на капитана:
   — А я вам даю пять секунд, чтобы поднять свою толстую задницу с этого кресла и очистить мой кабинет от вашего присутствия... И без ордера не возвращайтесь.
* * *
   Отказавшись от предложения поселиться у Диджордже, Болан сохранил за собой номер в отеле, где он жил с самого приезда в Палм-Спрингс, а вместе с ним полную свободу передвижений, в том числе и на вилле. Он знал, конечно, что за всеми его перемещениями по дому тщательно следили с помощью фальшивых зеркал и всевозможных отверстий, хитро устроенных в потолке. Мак нашел микрофоны даже в своем номере в отеле. Но, не смотря ни на что, ему удалось собрать обширные сведения о структуре Синдиката, наподобие тех, которые он передал Карлу Лайонсу для проведения операции "Наводчик".
   Встречи с Андреа Д'Агоста стали редкими. Итальянка демонстрировала по отношению к нему ярко выраженную враждебность. Из бесед с охранниками Болан узнал, что ей исполнилось всего двадцать лет, когда ее муж — он был моложе ее на год — утонул в море на рейде Сан-Педро. Эта трагедия произошла за два года до того, как в жизни Андреа появился Болан. Охрана виллы терпеливо сносила все ее выходки и относилась к ней с должным почтением, но люди, в общем-то, не считали ее своей. Просто она была "дочкой капо" и не могла обидеть даже мухи. Ее с безразличием называли "американской розой", "маленькой чертовкой" и "горьким урожаем Диджа". Само собой разумеется, эти прозвища не предназначались для ушей хозяев дома.
   Болан без проблем влился в среду простых "солдат"; хотя большинство из них прекрасно понимали, что среди них он только проходил стажировку — по всей видимости, его ожидал какой-то важный пост или даже территория. "Солдаты" говорили в его присутствии совершенно открыто. Болан мог бы даже похвастаться, что за неделю общения с ними приобрел немало сторонников, готовых последовать за ним хоть на край света. Общее мнение было единодушным: Фрэнки Счастливчик получит свою территорию. Вот потому-то вся мелкая сошка, которая не могла похвастать высокими доходами, надеялась урвать свой кусок, когда наступит Великий День. Болан ненавязчиво поощрял их и брал на заметку "солдат", которые могли бы ему пригодиться в экстренном случае.
   Вечером 21 октября он шел через патио, направляясь к стоянке, где оставил свою машину. Тут-то он и столкнулся с Андреа Д'Агоста, лежавший в шезлонге у самого бассейна. Пытаясь укрыться от свежего вечернего ветерка, она набросила поверх купальника яркий цветастый плед. Болан остановился над ней.
   — Как поживаешь, Андреа?
   — Наслаждаюсь жизнью, как приговоренный к смерти перед казнью, — мрачно ответила она, взглянула на Болана и, вдруг, оживилась:
   — А вам разве не сказали, что вход в патио для подонков запрещен?
   Болан улыбнулся.
   — Должно быть, я забыл... А в общем-то, нет, конечно. Я рассчитывал найти тебя здесь.
   — Ваше внимание представляется мне несколько навязчивым, мистер Ламбретта, — холодно ответила девушка.
   — Мне очень жаль, Андреа, — Болан повернулся, чтобы уйти.
   — Вы пожалеете еще больше, когда Виктор Поппи вернется из Флориды! — она произнесла эту фразу шепотом, и не столько сами слова, сколько интонация, с которой они были произнесены, заставили Болана остановиться. Он неторопливо вернулся к шезлонгу.
   — Что ты хочешь этим сказать? — негромко спросил он.
   Андреа украдкой оглядела внутренний дворик, подняла руки и потянулась к Болану губами. Мак нагнулся, чтобы поцеловать ее, но девушка чуть отвернула голову и зашептала ему на ухо:
   — Они думают, что вы не тот, за кого себя выдаете. И я готова держать пари, что они правы... Откуда вы?.. ФБР или Казначейство?
   Болан вытащил ее из шезлонга и обнял, ища губами нежную теплую кожу под ухом.
   — Ты что-то говорила про Флориду, — прошептал он.
   — Фил Мараско отправил туда своего человека, чтобы повидать в тюрьме какого-то типа. Он якобы знает тебя по старым делам в Нью-Джерси.
   Мак поцеловал ее в губы. Андреа застонала и вцепилась ему в волосы обеими руками.
   — Вытащи меня отсюда, Фрэнки!
   — Я тебе обещаю это, не беспокойся. Но ты не должна ни во что вмешиваться. Понятно?
   Она кивнула и тихонько заплакала.
   — Это ужасно, но я ненавижу своего отца! Я его ненавижу!
   — Лучше сохрани свою ненависть для того, кто ее заслуживает, — посоветовал Болан.
   — Он заслуживает ее... Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, Фрэнк. Обещай мне.
   Мак снова поцеловал ее.
   — Почему ты так уверена во мне, Андреа?
   Девушка оставила его вопрос без ответа.
   — Обещай мне! — прошептала она.
   — Чего ты хочешь?
   — Чтобы ты выяснил истинную причину смерти Чака.
   — Кто такой Чак? — озадаченно спросил Болан.
   — Чарльз Д'Агоста, мой муж.
   Мак выпрямился и, отступив на шаг назад, пристально взглянул на Андреа. Та увидела в его взгляде немой вопрос и утвердительно кивнула головой.
   — Я слышал, что он утонул, — протянул Болан.
   — Чак был прекрасным яхтсменом. Он научился плавать раньше, чем ходить. Обещай мне, что ты все разузнаешь.
   — Обещаю. А теперь расскажи мне, что значит вся эта история с Флоридой? Кто тот тип, о котором ты говорила?
   — Толком я ничего не знаю. Мне лишь известно, что его собираются привезти сюда, чтобы он подтвердил твою личность.
   — Если ты узнаешь еще что-нибудь, сообщи мне, не сочти за труд. Постарайся найти способ.
   Девушка оживилась.
   — Значит, ты и в самом деле не тот, за кого себя выдаешь! — возбужденно воскликнула она.
   На губах Болана заиграла неуловимая улыбка.
   — Скажем лучше, я не люблю сюрпризов.
   Он послал ей воздушный поцелуй, повернулся и вышел из патио. Мак шел вдоль стены виллы, когда из глубокой ниши, залитой густой тенью, словно чернилами, вынырнул силуэт мужчины. Пальцы его поднятой руки были сложены в виде буквы "У" — знака мира и победы. Болан узнал охранника. Этого молодого парня приставили сторожить Андреа.
   — Символ мира умиротворяет влюбленную женщину, — со смешком заявил он.
   — Воистину так, — подтвердил Фрэнки Счастливчик, и, похлопав молодого человека по плечу, направился к своей машине.
   Парень проводил его и придержал дверцу машины, пока Фрэнки устраивался за рулем. Когда Счастливчик захлопнул дверцу, охранник нагнулся и сказал:
   — Когда ты соберешься уйти из этого дома, Фрэнк, я был бы рад составить тебе компанию.
   Болан подмигнул ему.
   — Я запомню это, Миролюбивый Бенни.
   Парень засиял от счастья.
   — Ух ты! Такое прозвище клеится на всю жизнь!
   — Не сомневаюсь, — ответил Болан.
   Он развернулся, мигнул фарами охранникам у ворот и выехал с территории виллы, взревев двигателем мощной машины.
   — Фрэнки Счастливчик отправился на охоту, — лениво заметил один из охранников.
   — Я счастлив, что меня зовут не Мак Болан, — отозвался другой.
   — Не дай Бог! — вздрогнул первый, глядя, как исчезают за поворотом красные огни машины.

Глава 18

   На рассвете 22 октября Фил Мараско разбудил Джулиана Диджордже.
   — Пятеро наших людей уже уехали, Дидж. Надеюсь, они найдут Пена.
   Диджордже еще не отошел ото сна и с трудом воспринимал то, что ему говорил Мараско.
   — Что?
   Фил сунул в руки капо чашку крепкого кофе с коньяком и протянул зажженную сигарету.
   — Отправились те, кто остался от его прежней команды, да еще Вилли Уокер. Готов держать пари, что парни знали, где прячется Лу, с самого начала.
   — Тебе стоило бы предупредить Фрэнки.
   — Уже пробовал. Слишком поздно. Он, должно быть, уже уехал, чтобы прикончить Лу. Может, послать еще одну группу?
   Диджордже взглянул на большие настенные часы, отхлебнул глоток кофе, не торопясь затянулся сигаретой и снова бросил взгляд на стрелки.
   — Нет. Уже слишком поздно. Давай-ка посмотрим, Фил, так ли Фрэнки Счастливчик ловок, каким он хочет казаться.
   — Этот матч будет неравным, Дидж, — с беспокойством заметил Мараско.
   Диджордже глубоко вздохнул.
   — Я в этом не совсем уверен. Пока еще рано оплакивать покойников, а? Но, на всякий случай, приготовь несколько машин.
   Мараско быстрым шагом пошел к двери, остановился, словно хотел что-то сказать, но передумал и вышел из спальни, чуть слышно бормоча:
   — Полагаю, это все, что мы можем сделать.
   Лу Пена подскочил и резко сел на кровати.
   — Спокойно, Лу, — успокаивающе произнес знакомый голос. — Это я, Вилли.
   Загорелась лампа у изголовья кровати. С мрачной улыбкой Вилли Уокер наклонился и вставил ключ в замок наручников, которыми Пена был прикован к металлической спинке кровати.
   — Когда на тебя надели браслеты?
   — Со вчерашнего вечера, — шепотом ответил Пена. — Черт! Вам следовало уже давно объявиться. Я дал знать об этом еще вчера днем.
   Он избавился от наручников и помассировал затекшие руки, затем быстро собрал свою одежду.
   — Этот фараон испортил все дело, к тому же сюда пожаловали легавые из Лос-Анджелеса и им не терпится наложить на меня лапу.
   — Можешь говорить громко. Полицейского мы прикончили.
   — А его старуху?
   — Тоже. Но нужно пошевеливаться, а то, не ровен час, сюда нагрянет Фрэнки Счастливчик.
   Пена уже натягивал брюки.
   — Фрэнки? А это еще кто?
   — О-о! С тех пор как ты уехал, произошло много разных событий, — ответил Уокер. — Счастливчик — наемный убийца с Восточного побережья, и у него, Лу, на тебя есть контракт.
   Глаза Пена округлились, и он обалдело уставился на приятеля.
   — Не может быть, — ахнул он, не веря собственным ушам. — Дидж на это не пойдет!
   — Клянусь!
   Уокер опустился на корточки перед седеющим ветераном мафии и, пока тот застегивал рубашку, принялся натягивать на него носки.
   — Дидж думает, что ты заключил сделку с легавыми. Ребята всю ночь жгли по тебе свечи. Они планируют даже ночные бдения у твоего тела. Тайком, конечно.
   Пена показалось, будто его пальцы одеревенели и перестали слушаться. Он безуспешно пытался застегнуть пуговицы. Скрюи Луи был ошарашен и напуган.
   — Ему нужно позвонить, — наконец выдавил он. — Необходимо, чтобы он отменил контракт. Я почти что закончил работу. Найди телефон, Вилли, и сообщи ему это. Я иду по следу Болана. Скажи Диджу, что здесь, в Палм-Вилледж, ему перекроили рожу. Чтобы все выяснить, мне потребовалось много времени, зато теперь я знаю, кто оперировал Болана, и собираюсь повидаться с этим костоправом. Хочу выяснить у него, на кого тот теперь похож. Передай ему все, Вилли, и попроси отменить контракт.
   Уокер серьезно кивнул.
   — Я попробую, Лу. Но ты сам знаешь, как все делается. Что ты собираешься предпринять?
   — Я попытаюсь найти хирурга. Ты знаешь его клинику, ну, тот санаторий в восточной части города.
   Уокера словно громом поразило.
   — Ну, конечно же! Об этом можно было бы догадаться! Послушай, Лу, на улице тебя ждут четверо парней. Не волнуйся, они ребята надежные. Бери их с собой, а я попробую отсюда связаться с Диджем и чуть позже присоединюсь к вам в клинике. Только шевелись поживее. Если кто-нибудь обнаружит фараона и его старуху, поднимется большой шум.
   Пена надел пиджак.
   — Я не забуду того, что ты делаешь для меня, Вилли.
   — Ладно, ладно, сочтемся, — буркнул Уокер. Он протянул Пена револьвер и сунул ему в карман пиджака горсть патронов.
   — Давай, проваливай!
* * *
   Болан ехал по оживленному утренней суетой Палм-Вилледжу. Миновав закопченные, обугленные кварталы Лоудтауна, он остановился у одинокого телефона-автомата. Мак зашел в будку, порылся в телефонном справочнике и нашел адрес Роберта Канна. Тот жил совсем рядом. Болан проехал еще пару сотен метров и, свернув в небольшой переулок, остановился, не доезжая квартала до дома Канна. Из перчаточного ящика он достал длинноствольный Р.38 и привычно проверил вращение барабана. Сунув оружие за пояс, Болан вышел из машины и пошел по дорожке, ведущей к дому.
   Чингиза и Долли Канн Мак нашел уже мертвыми. Они лежали в залитой кровью постели с перерезанными горлами. Убийство произошло еще ночью — тела уже охватило трупное окоченение. Болан выругался и быстро осмотрел другие помещения в поисках хоть какой-либо улики, способной пролить свет на происшедшую трагедию. Тщетно. Мак вернулся к машине и в задумчивости проехал целый квартал, размышляя о таком неожиданном повороте событий. И тут ему в голову пришла страшная мысль, заставившая его похолодеть до кончиков пальцев. Газанув, Мак круто развернул машину и на бешенной скорости погнал "мерседес" к "Новым горизонтам". Он остановился позади зданий клиники рядом с темным "плимутом", в салоне которого заметил рацию.
   Болан, крадучись, вошел в знакомый ему холл клиники. За дверью он остановился, поднял голову и потянул носом воздух, словно принюхиваясь, вытащил Р.38, проверил, легко ли выскакивает револьвер поменьше, Р.32, из кобуры под мышкой и бесшумной кошачьей походкой двинулся к квартире Джима Брантзена.
   Первым, кого он увидел, открыв дверь, был Тим Браддок собственной персоной. Большой Тим лежал у двери на боку в луже крови, медленно растекавшейся по ковру. В нескольких метрах от него на полу лежал пистолет. Болан присел и пощупал лоб полицейского. Его пальцы ощутили влажную от пота кожу. Капитан был еще жив. Мак вздохнул и осторожно пошел на кухню.
   Джим Брантзен лежал на кухонном столе, свесив голову. На нем были надеты только пижамные брюки. Рядом с ним на столе лежали окровавленные плоскогубцы и клещи. Болан вздрогнул и не смог подавить в горле рвущийся наружу хриплый рык, глядя на обезображенное тело своего друга. Ему довелось увидеть немало ужасов в хижинах Вьетнама, но он никогда не подозревал, что допрос может быть таким свирепым и жестоким. Эти сволочи вырвали. Джиму соски груди, скорее всего клещами. Торс напоминал груду сырого мяса. В нескольких местах в страшных ранах белели кости ребер. С пальцев его правой руки, ловких, искусных пальцев хирурга, было сорвано мясо. Но бандитам этого, видимо, показалось мало, и они отрезали Джиму мочки ушей, вырвали ноздри, так, что виднелись кости носа, а под глазами нанесли глубокие порезы. Но, что хуже всего, мелькнуло у Болана в голове, изувеченный хирург был еще жив... и осознавал это.
   Его дыхание было тяжелым и прерывистым, на месте ноздрей вздувались кровавые пузыри, и он издавал непрерывный болезненный стон. Тут же, на столе, стояла покрасневшая бутылка виски, окровавленное полотенце лежало в кухонной раковине, наполненной ледяной водой. Болан понял, что хирурга не раз заставляли прийти в себя.
   Мак осторожно приподнял голову друга и с бесконечной нежностью прижал к себе.
   — Кто это сделал с тобой, Джим? — дрожащим от гнева и горечи голосом спросил он. — Кто?
   Глаза Брантзена ожили, снова потускнели, наконец, в них засветился осмысленный огонек. Его губы дрогнули, на них вскипела розовая пена:
   — Они... звали его... Лу...
   Болан кивнул.
   — Я его знаю. Я доберусь до него, Джим.
   — Он знает... Эскиз... видел... рисунок...
   — Я прикончу его, Джим.
   — Он... он... знает...
   Внезапно Джим поднял правую руку, его мутные глаза с трудом сфокусировались на обнаженных костях пальцев. Брантзен несколько секунд безмолвно созерцал их, потом его глаза закрылись и хирург умер.
   Мак не смог совладать с собой и слезы ручьем хлынули у него из глаз.
   — Боже мой! — простонал он.
   Болан бережно опустил голову покойного и, покачиваясь, словно пьяный, направился в соседнюю комнату. Браддок уже открыл глаза и перевернулся на спину. Болан опустился возле него на колени и распахнул на капитане пиджак, ища рану. Полицейский получил пулю в живот.
   — Как вы? — спросил Болан.
   — Никак, — скрипнул зубами Браддок.
   — Сколько прошло времени, капитан?
   — Минут пять... может, десять...
   — Держитесь, я сейчас вызову "скорую".
   Не теряя времени, Болан вышел из комнаты и пошел в операционную Брантзена. С перевязочным материалом в руках он вернулся к раненому полицейскому. Мак обнажил рану, наложил марлевые тампоны на входное отверстие и вполне профессионально сделал перевязку.
   — Бьюсь об заклад, что вы выкарабкаетесь.
   Капитан молча посмотрел на него — очевидно, ему было слишком больно говорить.
   — По меньшей мере, я надеюсь на это, — добавил Болан.
   Он снова вышел в холл, вызвал "скорую помощь" и, больше не медля ни секунды, покинул клинику. Через пару минут колеса его спортивного "мерседеса" уже визжали на поворотах дороги, ведущей в Палм-Спрингс. Болан знал единственное место, где мог перехватить человека, замучившего насмерть его друга. Он был так уверен, что доберется туда раньше, что, не колеблясь, поставил бы на кон в качестве ставки собственную жизнь.

Глава 19

   Шестеро плотных мужчин с трудом помещались в одной машине, мчавшейся в сторону Палм-Спрингс. Вилли Уокер устроился на переднем сиденье вдвоем с мафиози по имени Бонелли. Машину вел молодой парень, которого звали Томми Эдсел, потому что он посещал клуб собственников Эдселов. Скрюи Луи Пена один занимал чуть ли не все заднее сиденье: он был в превосходном настроении. Прижавшись друг к другу, словно сардины в банке, рядом сидели Марио Капистрано, которого только что освободили из федеральной тюрьмы в Лампоке и Гарольд "Кочегар" Чиаперелли — пятидесятидевятилетний итальянец, которому удалось ни дня не провести за решеткой, хотя из Штатов его высылали уже раза три.
   Вилли Уокер высвободил руку и развернулся лицом к Лу Пена.
   — Дай посмотреть рисунок, а, Лу, — попросил он.
   — Даже не мечтай!
   Пена с гордостью похлопал по карману своего пиджака.
   — Только Дидж имеет право первым взглянуть на него, — ответил он с улыбкой. — В конце концов, Вилли, это же мой пропуск в жизнь. Поэтому не стоит размахивать им в машине.
   Уокер надулся:
   — Не забывай, что именно мы рисковали своей головой, вытаскивая тебя из дерьма.
   — Я ничего не забываю, — заверил его Пена. — Как ты мог подумать такое, Вилли. Да и Дидж рассердится на тебя, когда я объясню ему, что это составляло часть нашего плана. Он малость поорет, но потом успокоится, особенно, когда увидит рисунок, а? Ведь он мне четко приказал не возвращаться без головы Болана. А она у меня в кармане! Вот так! — и он снова похлопал себя по карману.