Пендлтон Дон. Боевая маска

   — Я везу ему голову Болана.
   — Но ведь это даже не фотография, — заметил Томми Эдсел. — Просто рисунок, да?
   — Да, но какой! Рисунок для хирургической операции — это не просто рисунок, это план.
   — Меня чуть не вывернуло наизнанку от того, что произошло в клинике. Я никогда не видел, как из человека делают говяжью отбивную, — передернув плечами, заметил Марио Капистрано.
   — Да, только не забывай, Марио, это говяжья отбивная говорит, — хмыкнул Пена. — Дьявол! Мне это тоже не нравилось, но, что делать! Он сам виноват, ясное дело.
   — Но после того, как он все сказал, ты изуродовал ему пальцы.
   — Это будет уроком, — терпеливо объяснял Пена. — Этих типов надо учить, что они не могут безнаказанно лгать нам. Не закатывай истерик, Марио. Сегодня мой день, и я собираюсь поразвлечься, а если ты хочешь вернуться в Палм-Спрингс пешком, так и скажи.
   — Хотелось бы мне сейчас знать, что делает в этот момент Фрэнки Счастливчик, — вмешался в разговор Бонелли, желая сменить тему разговора.
   — Кто этот Фрэнки Счастливчик? — проворчал Пена. — Золотой итальянец?
   — Осторожнее, — тихо произнес Вилли Уокер, бросая косой взгляд на Гарольда "Кочегара".
   Пена громко расхохотался.
   — Ну, ты скажешь, Вилли! Гарольд не так чувствителен к подобным вещам, потому что родился за границей. Что скажешь, Гарольд?
   "Кочегар" пробурчал в ответ что-то невразумительное и тоже засмеялся. Пена зашелся от хохота, поскольку было совершенно очевидно, что Гарольд ничего не понял.
   — Сегодня все довольны!
   — Кроме Счастливчика, — заметил Вилли. — Лу, этот парень холоден, как сама смерть. И ты был прав — это "золотой" убийца Диджа. Он сам сказал мне, что нужно постараться любой ценой избежать встречи с Фрэнки. Контракт заключен с ним, и пока он не выполнит его, домой не вернется и не позвонит. И, как сказал еще Дидж, этот парень не задает вопросов. Сначала он стреляет, а потом здоровается.
   — Разве не ты сам говорил, что он работает в одиночку?
   — Да, это одинокий волк, Лу, — подтвердил Бонелли. — Мне сказали, что он никогда никого не берет с собой.
   — А нас шестеро, разве не так? — Пена обвел всех взглядом, — Во всяком случае, он же не собирается прикончить нас по дороге домой? Чего вы расстраиваетесь?
   Водитель обернулся через плечо.
   — Он, часом, не ездит на голубом, очень быстром "мерседесе"?
   — Точно. У него обалденная тачка, — подтвердил Уокер. — А в чем дело?
   Томми Эдсел настороженно посматривал по сторонам, внимательно следил за расстилающейся впереди дорогой и гравийкой, серпантином сбегавшей по склону возвышавшейся справа горы.
   — Кажется, это он, — мрачно сообщил Томми. — Черта только помяни...
   Теперь общее внимание было приковано к горной дороге, вьющейся впереди в каких-то пятистах метрах.
   — У тебя глаза помоложе, Томми, смотри в оба, — процедил Пена сквозь зубы, прижавшись лбом к стеклу.
   — Смотри вон туда... Вот он! Снова пропал. Ищи голубую молнию. Вот он! Там! Ты видел? Ах, черт! Это он — Фрэнки! Как гонит!
   В возбужденных голосах мафиози сквозили растерянность и страх. Пена рявкнул:
   — Все! Хватит! Заткнитесь все! Если это он, хотя вполне может быть кто-то другой, то помните, что нас все же шестеро, а он один. Он будет преследовать нас и ждать удобного случая. Он не решится атаковать нас на дороге, я уверен в этом.
   — Когда имеешь дело со Счастливчиком, — поеживаясь, заявил Уокер, — ни в чем нельзя быть уверенным.
   Пена нервно облизал губы, проникаясь непонятной паникой, охватившей его команду.
   — Где сходятся эти дороги?
   — За следующим поворотом, — ответил Томми Эдсел. — Там, где дорога поворачивает к горе.
   — Хорошо! Нужно добраться туда раньше его!
   — Это я и хочу сделать, — угрюмо буркнул водитель. — Но ведь у нас не "мерседес", а куча металлолома! — Томми раздраженно ударил ладонью по баранке.
   Пена и Уокер опускали стекла, остальные в тесноте пытались приготовить к бою оружие.
   — Осторожнее! Смотрите, куда собираетесь стрелять! — крикнул Пена. — Эй, вы, с той стороны, внимание!
   Болан узнал машину из гаража Диджордже, едва лишь выскочил на перевал. С вершины горы открывался прекрасный обзор. С севера на юг до самого горизонта тянулась бескрайняя равнина. На многие мили вокруг не было видно ни одной машины, ни одной живой души.
   Мак прикинул расположение быстро сближавшихся машин, произвел в уме несложный расчет и мрачно улыбнулся: он бы выиграл пари. Он доберется до перекрестка на десять секунд раньше — этого времени будет вполне достаточно. Езда по горной дороге требовала полной отдачи — умственной и физической. Крутые виражи следовали один за другим, и Маку некогда было думать о том, что осталось в Палм-Вилледж. Под маской спокойствия, застывшей на лице Болана, вздымалась непостижимая волна ненависти и гнева — чувств чуждых этому холодному, уравновешенному человеку со стальными нервами. Смерть и опустошение в рядах мафии он всегда сеял с отстраненной холодностью. Во время карательных акций им руководил инстинкт солдата и одинокого волка. Еще никогда Болан не убивал с яростью в сердце, даже тогда, когда мстил за смерть своих близких. Но теперь это чувство полностью поглотило его, он яростно клокотало в его душе и готово было вырваться наружу... а вместе с ним вся мощь и безудержная жестокость Палача.

Глава 20

   "Мерседес" с визгом тормозов остановился на перекрестке. Болан выскочил из машины, бросил оружие на насыпь и снова нырнул в салон. Одной рукой он нажал сцепление, другой врубил первую передачу, затем до упора нажал педаль газа и заклинил ее. Мощный мотор, запущенный на полные обороты, взревел, и Болану показалось будто он стоит рядом с взлетающим истребителем. Мак опустился на колени и перехватил педаль сцепления правой рукой: левой он должен был держать приоткрытой дверцу машины. Рассчитывать он мог только на свои глаза — он не мог слышать приближения другой машины из-за пронзительного рева двигателя своего "мерседеса". Сектор обзора ограничивался расстоянием примерно в три корпуса автомобиля по ту сторону перекрестка. Потребуются безупречные рефлексы и удача для выбора идеального момента атаки.
   В поле зрения Болана молнией промелькнула чужая машина, и в тот же миг он резко отпрыгнул в сторону, отпуская сцепление. Тяжелая машина рванулась вперед, словно стрела, пущенная из арбалета; ее дверца громко хлопнула над самой головой Болана, едва не вырвав у него клок волос. Мак завершил кувырок, сжимая в руках оружие...
   — Наша взяла! — триумфально взревел Пена.
   — Плохо дело! — закричал Томми Эдсел. — На ста восьмидесяти пяти километрах в час я не смогу резко остановить машину!
   В эту секунду они вылетели на перекресток и тут же заметили голубой спортивный "мерседес", стоящий у самого пересечения дорог. Какое-то мгновение Пена размышлял, что делает человек, стоящий на коленях рядом с машиной, но в следующую долю секунды его палец уже лег на спусковой крючок револьвера, тогда как Томми Эдсел, выгибаясь дугой на своем сиденье, изо всех сил давил на тормоз.
   Но голубая молния оказалась быстрее, чем рефлексы Томми. Его нога еще лежала на акселераторе, когда спортивный болид с яростным ревом двигателя вылетел на перекресток.
   — Осторожно! — успел вскрикнуть Вилли Уокер.
   Но было уже поздно: под грохот мнущегося металла и разлетающегося стекла голубой "мерседес" уже вминал капот и переднее правое крыло машины с командой Пена. Столкновение с большой, мчащейся на полном ходу машиной развернуло "мерседес" Болана и своей задней частью он нанес второй страшный удар по лимузину мафиози. Вилли Уокера бросило вперед через голову Бонелли и он врезался головой в лобовое стекло перед лицом Томми Эдсела. Гарольд "Кочегар" что-то заверещал по-итальянски, когда Лу Пена и Капистрано упали на него.
   Отличный водитель, Томми мужественно сражался с центробежной силой, закрутившей волчком обе сцепившиеся машины. Наконец, спортивный "мерседес" отлетел в сторону, а большая машина мафиози по инерции нырнула вперед. Ее задние колеса оторвались от дорожного полотна, она пролетела над насыпью и рухнула в песок, заваливаясь набок и начиная закручивать свою первую "бочку".

* * *

   Какой-то миг Болан видел оцепеневшие от ужаса лица, затем обе машины со страшным грохотом сплелись в один скрежещущий металлический ком, волчком завертевшийся по шоссе. Сжимая в обеих руках револьверы, Мак бежал следом и видел, как машина гангстеров подскочила, вылетела с дороги и упала на бок, взметнув облако песка. Болан впервые видел подобное: тяжелый лимузин описал пологую траекторию и на добрую сотню метров улетел с дороги в пустыню. Его правые колеса коснулись песка и машина начала кувыркаться через крышу, странным образом возвращаясь обратно к дороге и выбрасывая из своего чрева размозженные, изуродованные тела. Болан насчитал шесть "бочек" прежде чем машина замерла, опрокинувшись на крышу. Собственно, груду искореженного металла можно было назвать машиной, обладая изрядной фантазией.
   Когда Болан приблизился к обломкам "мерседеса", Томми Эдсел по-прежнему сжимал в руках разорванную баранку, изо рта у него ручьем текла кровь: он был еще жив только потому, что висел на ремнях безопасности. Переднее сиденье совершенно сместилось, и Томми, по-видимому, раздавило грудь рулевой колонкой. Он повернул голову к Болану и посмотрел на него невидящим взором. Мак милосердно всадил ему пулю между глаз и пошел в обход перевернутой машины. Бонелли, как в тисках, зажало в складках деформированной крыши. Человеком его уже трудно было назвать — он скорее походил на фарш. Для него все было кончено. Болан с трудом высвободил его голову и так же, как Томми, выстрелил между глаз, после чего медленно направился к разбросанным в пустыне телам.
   Ближе всех лежал Вилли Уокер. У него не хватало части черепа, а ноги странно загибались ему под спину. Маку пришлось удовольствоваться тем, что он выстрелил туда, где когда-то были глаза.
   Чуть дальше валялся труп Гарольда Чиаперелли. Ему оторвало руку и наполовину оторвало голову. Она держалась на лохмотьях окровавленной кожи и паре надорванных связок. Болан поднял руку и послал пулю между навсегда застывших вытаращенных глаз.
   Марио Капистрано лежал на песке и плакал, глядя на сломанные ребра, проткнувшие ему бок и белыми зазубренными клыками торчащие из страшной раны. Болан присел, перевернул его на спину и приподнял голову.
   — Закрой глаза, — сказал он Марио и сделал ему последний подарок: третий глаз, который не закрывается никогда.
   Лу Пена стоял на коленях и смотрел на приближавшегося Болана. У него по самый локоть была оторвана правая рука, из разбитого носа текла кровь, а из нижней губы торчали два проткнувших ее зуба.
   — Я достал ее, — прокаркал Пена. — Я достал голову Болана...
   — Ты не шутишь? — со страшной ухмылкой спросил Мак и, приставив ствол револьвера к переносице Лу, нажал на курок.
   Обыскав карманы трупа, Болан нашел рисунок, сделанный Брантзеном и стоивший ему жизни. Мак чиркнул спичкой и поднес ее к эскизу. Пламя нехотя лизнуло плотный лист бумаги, затем жадно набросилось на свою добычу. Мак рассеял тончайший пепел по песку и вернулся на шоссе. Подойдя к своему "мерседесу", он осмотрел его и пришел к выводу, что возиться с ним нет смысла. Болан открыл бензобак и бензин тонкой струйкой потек на асфальт. Отойдя на приличное расстояние, Мак чиркнул второй спичкой и бросил ее в ручеек бензина.
   Синеватая змейка пламени быстро понеслась к машине, а Болан уже шагал в сторону Палм-Спрингс и даже не обернулся, когда сзади прогрохотал взрыв. Плохо же устроена жизнь, думал он, если такого человека, как Джим Брантзен, запросто могла превратить в окровавленный кусок мяса банда подонков, которые валялись теперь в пустыне у него за спиной.
   И таких, как эти, было еще много там, впереди, за горизонтом...
   Смерть пешком шла в Палм-Спрингс.

Глава 21

   Солнце стояло почти в зените, когда Болан, пошатываясь от усталости, вошел в Палм-Спрингс. Он остановил кстати подвернувшееся такси и велел отвезти себя в отель. Увидев постояльца в таком состоянии, портье с удивлением воззрился на него.
   — Что случилось, мистер Ламбретта?
   — Я потерял свою машину. Достаньте мне другую, но точно такую же.
   У портье отвисла челюсть.
   — Хорошо, мистер Ламбретта.
   — Отправьте мне в номер лед.
   — Да, мистер Ламбретта. Напитки, как обычно?
   — Только лед, — устало ответил Болан. — Машина понадобится мне через час.
   Он повернулся и пошел к лифту.
   — Э-э-э... Мистер Ламбретта, возможно, возникнут трудности с цветом "мерседеса". Я хочу сказать...
   — Точно такую же, — сухо отрезал Болан.
   Он поднялся к себе в номер, сбросил грязную и пропотевшую одежду и пошел в ванную. Вплотную подойдя к зеркалу, он недружелюбно уставился на маску Ламбретта, к которой еще не совсем привык, и сам удивился своему усталому, запыленному виду. Мак влез под душ и надолго застыл под хлещущими струями холодной воды, иногда поднимая кверху лицо и глотая живительную влагу, освежая пересохшее горло.
   Когда он вышел из ванной, на столе уже стояли два небольших ведерка с колотым льдом. Грязная, провонявшая потом и пылью одежда исчезла; оба револьвера лежали на кровати возле стопки чистого белья. Мак натянул трусы, бросил в рот кусочек льда и набрал номер телефона, что стоял в библиотеке Диджордже. Трубку сняли почти сразу же и Болан узнал голос Фила Мараско.
   — Да?
   — Говорит Фрэнк. Передай Диджу, что дело сделано.
   Повисла тягостная тишина.
   — Хорошо, Фрэнки, я передам. Где ты?
   — В отеле. Чертовски устал, но скоро буду у вас.
   Болан услышал в трубке отдаленный голос Диджордже, но слов не разобрал. Мараско заговорил снова.
   — Дидж хочет знать, у тебя ли рисунок?
   — Какой рисунок?
   — Объект контракта вез хирургический рисунок, имеющий отношение к другому интересному объекту. Он у тебя?
   — Конечно, нет, — отрезал Болан. — Мне некогда коллекционировать сувениры.
   В трубке снова забормотали приглушенные неразборчивые голоса, затем Мараско спросил:
   — Дидж интересуется, где ты оставил контракт.
   — На пересечении горной дороги и шоссе через пустыню, — ответил Болан. — Там, где один объект мог бы устроить засаду другому.
   — Хорошо, я понял. Дидж просит тебя вернуться сразу же, как только ты сможешь.
   — Скажи ему, что я прошел десять километров пешком под палящим солнцем. Я появлюсь, как только смогу прийти в себя.
   Мараско рассмеялся.
   — Согласен, Фрэнки, я ему все передам. Отдохни и приезжай. Тут есть кое-что интересное для тебя.
   — О'кей.
   Мак положил трубку, вытащил из пачки сигарету и, разглядывая рисунок ковра, прикурил, потом вытянулся на кровати.
   — Да, я приеду, — мрачно повторил он, словно продолжая диалог с самим собой, — чтобы пропеть вам отходную.

* * *

   Поиском руководил Фил Мараско. Он приехал со своими людьми на двух машинах, по пять человек в каждой, на указанный перекресток и без труда нашел следы бойни, устроенной Счастливчиком.
   Парни Мараско перебегали с одной точки перекрестка в другую, возбужденно переговариваясь и жестикулируя, восстанавливая все детали драмы. Мараско лично обыскал каждый труп, перетряхнул всю машину, а затем, расставив своих людей цепью на расстоянии вытянутой руки друг от друга, тщательно прочесал тот участок песков, через который пролег последний маршрут лимузина.
   Вернувшись на виллу, Мараско печально предстал пред очи Диджордже.
   — Если у Лу и был рисунок, то он его съел, не иначе. Ты бы видел, какое побоище устроил твой Фрэнки Счастливчик. Я никогда не встречал ничего подобного.
   — Но какой был смысл возвращаться без рисунка? — в сердцах воскликнул Диджордже. — Чтобы вернуться, Лу обязательно должен был что-то найти. В живых, конечно, никого не осталось?
   — Не то слово, — вздрогнув, ответил Мараско. — Там не было даже ничего целого. Никогда еще я не видел таких ужасов. Счастливчик — опасный исполнитель. И, должен сказать тебе, Дидж, напрасно он не рискует, а ведь выступил один против шестерых.
   Диджордже молчаливо кивнул.
   — Для него не было никакой разницы, а?
   — Ему было бы все равно, будь он даже один против целой дюжины, Дидж! Я тебе говорю, если Фрэнки найдет Болана, то я бы хотел посмотреть, что произойдет.
   Устремив взгляд прямо перед собой, Диджордже напряженно размышлял. Наконец, он откашлялся и сказал:
   — Послушай, Фил, а тебе не приходила в голову такая мысль, что кто-то хотел подшутить над стариной Диджем?
   Мараско недоуменно уставился на капо, который внешне выглядел совершенно бесстрастным.
   — О каких шутках может идти речь, Дидж?
   — Что мне в действительности говорил Фрэнки Счастливчик? Что он сцепился с Боланом? Он сказал, что видел его за городом, узнал и что они обменялись парой выстрелов. И это через несколько дней после того, как Болан ускользнул от нас в Палм-Вилледж, не так ли?
   — Э-э... да, но...
   Мараско соображал с трудом. Наконец, до него дошло и он широко раскрыл глаза.
   — О, дьявол! Вилли Уокер сказал по телефону, что Болану сделали пластическую операцию как раз в день перестрелки в Палм-Вилледж.
   — Именно об этом я и подумал, Фил. Значит, кто-то лжет. И мне интересно, кто же?
   — Зачем Фрэнки тебе врать, Дидж?
   — Над этим я и ломаю голову, Фил. Давай рассмотрим эту проблему со всех сторон. Допустим, Скрюи Луи говорил правду. Скажи-ка, Фил, ты когда-нибудь уличал Лу во лжи? Хоть когда-нибудь? По крупному?
   Мараско задумался, потом отрицательно качнул головой.
   — Не думаю, чтобы Лу когда-нибудь тебе врал, Дидж. Но нужно допустить и другое. Может быть, Лу показалось, что он кое-что узнал. Может, кому-то хотелось, чтобы он в это верил?
   — Ты знал кого-нибудь из тех, кому переделывали лицо?
   — Да. Когда-то это было модно на восточном побережье.
   — Через сколько времени снимают повязку?
   — О! Обычно проходит две-три недели.
   — Да, — буркнул Диджордже. — Те, кого я знал, иногда еще по месяцу носили повязки и пластыри. Это поганая вещь — сделать себе новое лицо.
   — Дидж, сегодня делают операции по пересадке седрца. Не сомневаюсь, что и в этой области медицины ученым удалось добиться прогресса.
   — Ладно! Пусть кто-нибудь займется этим и наведет нужные справки.
   — Конечно, Дидж.
   — А пока Счастливчик у нас снова под подозрением. Если Болан перелицевался, то Фрэнки не мог его видеть в пустыне несколькими днями раньше, даже если медицина добилась больших успехов. Изменение внешности Боланом предполагает два пути развития событий. Первый: Счастливчик видел его с повязками; второй: он видел его с новым лицом. Все ясно, не так ли? Фрэнки Счастливчик не смог бы узнать Болана через три дня после пластической операции!
   — Факт, Дидж! — у Мараско даже дыхание сперло.
   — Если допустить, что Лу говорил правду, то врет Счастливчик.
   Диджордже тяжело вздохнул.
   — Да, Фил. Так ты говоришь, что этот парень крутой профессионал?
   — Если бы ты видел то, что довелось увидеть мне, Дидж... — Мараско содрогнулся.
   — Тем не менее, будет ужасно, — снова вздохнул Диджордже, — если вдруг окажется, что Фрэнки Счастливчик — новое лицо Болана.
   Мараско побледнел, как смерть.
   — Давай не будем заходить так далеко, Дидж.
   — Не могу, — бесцветным голосом возразил Диджордже. — Потому-то я и капо, Фил. Думаю, что так оно и есть. Когда ты ожидаешь прибытия Виктора Поппи?
   — Его самолет в два часа дня прибывает в лос-анджелесский международный аэропорт, — механически ответил Мараско. — Может быть, Фрэнки просто пустил тебе пыль в глаза, Дидж? Чтобы привлечь твое внимание, он сочинил эту байку с Боланом.
   — Я об этом тоже думал. Приходится думать обо всем, Фил. Так что ты не беспокойся, я ничего не упустил. Но мне не терпится посмотреть на подарок, который везет нам Виктор.
   — Лично я готов биться об заклад, Дидж, что Фрэнки Счастливчик чист, как ангел, — необычно решительно высказался Мараско.
   Диджордже устало улыбнулся ему.
   — Делай ставки, Фил. Я подумаю.

* * *

   Болан остановился перед одинокой телефонной будкой и набрал номер Лайонса. Тот оказался на месте и сразу же нетерпеливо спросил:
   — Что вам известно об утренних событиях в Палм-Вилледж?
   — Достаточно много. Давайте обменяемся информацией.
   — Я бы рад, да нечем обмениваться. Браддок одной ногой стоит в могиле, но есть кое-что похуже... Такие зверства...
   — Я знаю, Лайонс. Как вы считаете, Браддок выкарабкается?
   — У врачей есть надежды. В лучшем случае, он надолго выйдет из игры.
   — Он хороший полицейский, — сказал Болан.
   — Лучший из некоторых, известных мне, — ответил Лайонс, невольно думая о самом себе. — Почему вы позвонили мне, Пойнтер? Что-то случилось?
   — Мое прикрытие затрещало по швам. Мне нужна кое-какая информация.
   — Секундочку... Здесь, рядом со мной, находится Броньола, и он исходит слюной от желания поговорить с вами. Он осуществлял связь между Браддоком и нами... одну секундочку, Пойнтер.
   Болан услышал в трубке неразборчивые голоса, потом послышался щелчок другого аппарата, с которого сняли трубку.
   — О'кей, — снова заговорил Лайонс. — Броньола на проводе. Скажите сначала, что вам известно. Кто в этом замешан помимо Пена?
   — Я не знаю их по именам, но вы сможете установить их личности по трупам. Вы найдете их на скрещении дорог, ведущих в Палм-Спрингс. Их там шестеро, включая и Пена.
   — Все, конечно, мертвы, — раздался спокойный голос Броньолы.
   — Мертвее не бывает, — отозвался Болан. — Давайте лучше поговорим о моей проблеме.
   — Кто их убрал?
   — Это был двойной контракт. Джулиан Диджордже посчитал, что Пена предал его. Другие стали на сторону Пена.
   — Значит, их убийство не имеет ничего общего со смертью четы Каннов и хирурга?
   — Я этого не сказал.
   Лайонс начал нервничать.
   — Этот тип водит вас за нос, мистер Броньола. Болан, это вы прикончили их, разве не так?
   — О ком он говорит? — спросил Болан у Броньолы.
   — Мафиози узнали, что Брантзен изменил вашу внешность и захотели повидаться с ним, чтобы выяснить, как вы сейчас выглядите. Это очевидно, не рассказывайте нам сказки! Вы приехали в клинику, увидели, что они сделали с вашим приятелем-хирургом, и отправились сводить с ними счеты. Теперь вы говорите, что ваше прикрытие дало трещину. Какую информацию Пена удалось передать организации, прежде чем вы прикончили его?
   — Прошу вас, подождите с ответом, мистер Пойнтер, — вмешался в разговор Броньола. — Не вешайте трубку.
   И Болан снова услышал неразборчивое бормотание...
   Опять заговорил Броньола.
   — Мистер Пойнтер, мы высоко оценили ту работу, которую вы сделали за нас, и ни в коем случае не хотим компрометировать вас. Вы не обязаны говорить нам ничего, что могло бы быть вам инкриминировано.
   — Что ж, вполне разумно, — заметил Болан.
   — Нас также не интересует ваша личность. Но ответьте нам вот на какой вопрос: были ли убийства в Палм-Вилледж совершены по приказу Диджордже?
   — Нет. Это была инициатива Пена.
   — Понятно. А сейчас Пена и его команда мертвы?
   — Точно.
   — По приказу Диджордже.
   — На Пена был заключен контракт.
   — Все ясно, — смущенно ответил Броньола.
   Болан вздохнул.
   — Ладно, Лайонс. Мне бы не хотелось, чтобы вы ставили под сомнение точность моих сведений. Вы правы, сейчас не время ломать комедию, к тому же мне уже и так предъявлены обвинения во всех смертных грехах, в коих только можно обвинить человека. Да, я Болан. Мне удалось проникнуть в семейство Диджордже, и это я сегодня утром отправил Пена с компанией к праотцам. Но за этот акт ответственность я полностью беру на себя.
   Наверное, вы видели или, по крайней мере, слышали, что они сделали с Брантзеном?
   — Да, — тихо ответил Лайонс. — Браддок довольно хорошо описал внешность того парня, который оказал ему первую помощь. Его описание очень ярко напоминало мне одного человека, с которым я недавно встречался в Редланде.
   — Ага. Так как насчет моей проблемы? — напомнил о себе Болан.
   — Что вас интересует?
   — Я слышал, что "Коммиссионе" располагает особой командой убийц, которым поручаются самые грязные дела. Я бы хотел знать, кто возглавляет эту команду.
   — Это по вашей части, мистер Броньола, — сказал сержант.
   — В настоящий момент в "Коммиссионе" состоят только десять капо, — начал Броньола. Он перечислил их имена. — Как вы заметили, Диджордже не входит в их число. Он ушел, громко хлопнув дверью, года два тому назад из-за какого-то недоразумения с наркотиками. Но он участвует в заседаниях "Коммиссионе", когда рассматривается дело, касающееся интересующей его личности. Он по-прежнему имеет голос в Совете.
   Болан проявил к этому сообщению самый живой интерес.
   — Значит, между ним и Советом существуют трения?
   — Да, — заверил его Броньола. — Совет хотел стабилизировать цены на зелье, но Диджордже об этом даже слышать не пожелал. Он контролирует значительную часть контрабандных наркотиков и считает, что установление фиксированных цен задевает его интересы, ведь он продает оптовые партии наркотиков другим семействам и при этом сам устанавливает цену. Отсюда и трения.