Пендлтон Дон. Южный коридор

   Над головой беспомощно болтался микрофон. Эклфилд потянулся к нему, нажал кнопку и прошептал:
   — Десятъ-тридцатъ три, Большой Брат. В двух минутах к западу — десять-тридцатъ четыре.
   Эклфилд сам не понимал, зачем он это сделал. Может быть, он хотел предупредить Болана о своем провале? Может быть, это было признание того, что путь Палача — единственно правильный? Или юный Дэвид прощался со своим недавно обретенным братством?
   В такие минуты человек не отдает себе отчета в своих поступках.

Глава 15

   Для отступления Болан выбрал заброшенную дорогу, которая шла почти параллельно шоссе. Он был примерно в миле к северу от особняка, когда услышал по рации сигнал тревоги десять-тридцатъ три. В ответ на просьбу о помощи десять-тридцать четыре, Болан не раздумывая повернул на юг; одновременно он мысленно прокручивал перед глазами шоссе в поисках возможного места для засады.
   Мощный двигатель автомобиля превзошел все ожидания: «корвет» безропотно вошел в сумасшедший вираж — такое Болану приходилось испытывать разве что на самолете. Низкий центр тяжести обеспечивал отличное сцепление с дорогой, и самый крутой поворот мог смутить разве что водителя, но только не это чудо техники.
   Короткий отрезок пути напоминал скорее не разгон автомобиля, а запуск реактивной ракеты. «Корвет» безо всяких усилий набирал скорость. Стрелка тахометра неуклонно поднималась вверх, пересекла красную черту и очень скоро уперлась в ограничительный штифт. Опасаясь за двигатель, Болан немного сбавил газ, и стрелка снова задрожала у красной отметки.
   Через тридцать секунд он прибыл на место происшествия. Сьюзи Скьяпарелли была без сознания. Незадолго до этого она оправилась от обморока, вела себя очень возбужденно, а потом снова погрузилась в прострацию. Похоже, она давно уже находилась в состоянии глубокого эмоционального стресса, и теперь такая ее «отключка» пришлась очень кстати: Болану не надо было отвлекаться на Сьюзи от куда более важных дел.
   Он оставил «корвет» рядом с перекрестком, укрыв автомобиль от шальной пули в придорожных кустах. Обитатели этого района относились к людям с достатком «средним» и «выше среднего». Дома стояли вдоль дороги на расстоянии от пятидесяти до ста пятидесяти ярдов друг от друга. Мафиози устроили засаду на повороте; с одной стороны дороги рос густой лес, а к другой примыкал большой заброшенный пустырь.
   Дорога была перегорожена тремя автомобилями с какими-то официальными опознавательными знаками. Кругом слышалась яростная стрельба. Чуть дальше по шоссе скучились на обочине пять машин федерального конвоя. Таким образом, Болан оказался в тылу у нападавших.
   Шестой автомобиль из колонны, судя по всему, едва не прорвал заслон, однако и он теперь валялся на пустыре, перевернутый на бок и изрешеченный пулями.
   Люди Эклфилда оказались в крайне уязвимом положении. За тремя машинами на дороге укрылись трое бандитов с пулеметами, которые держали федералов под прицелом со стороны шоссе, а другие головорезы наседали на конвой со стороны леса.
   Болан бежал к засаде с тыла и уже приготовил свой «отомаг», когда внезапно до него дошло, какие опознавательные знаки красовались на трех автомобилях.
   Это были полицейские машины.
   Его первой реакцией на неожиданное открытие был неподдельный ужас. Что это — страшное недоразумение, стрельба по своим, которых приняли за врага? Выходит, полиция устроила засаду в ответ на стрельбу в особняке Скьяпарелли?
   Впрочем, долго искать ответа Болану не пришлось. Один из пулеметчиков повернулся к нему лицом, и Болан немедленно узнал холодный отсутствующий взгляд охотника за головами. Он уже видел этого парня в аэропорту.
   «Отомаг» без колебаний сделал свое дело, и пенистая алая кровь забрызгала полицейские опознавательные знаки на крыле автомобиля. Из-за машины показался еще один боец, но вторая очередь «отомага» вернула его на место и уложила ничком на дорогу.
   Третий пулеметчик был занят перестрелкой с федералом, который продвигался вперед под прикрытием колонны машин. Первая пуля Болана оторвала бандита от земли, а вторая — помогла приземлиться на капот.
   Из леса выбежал человек с винтовкой в руке, но вдруг замер на полпути и во все глаза уставился на Болана. На человеке была защитная форма помощника шерифа.
   Ситуация приняла драматический оборот.
   С самого начала своей долгой войны Болан воспитывал в себе инстинктивные реакции таким образом, чтобы скорее принять смерть от полицейского, чем открыть по нему огонь. «Этим и только этим, — твердил он себе, — я отличаюсь от моих врагов».
   Но теперь здравый смысл отчаянно боролся с инстинктом. Минуту назад Болан уже решил подобный вопрос, и чутье не обмануло его, несмотря на полицейские опознавательные знаки.
   Теперь все было по-другому. Перед ним был не полицейский автомобиль, а живой человек в форме, и отточенный за долгие годы инстинкт яростно сопротивлялся.
   Казалось, время остановило свой ход. Два человека в упор смотрели друг на друга, зная, что любая ошибка будет стоить им жизни. Наконец, молчание было прервано криком:
   — Стреляй, Билли-Боб!
   — Идите к черту, — тихо сказал помощник шерифа, повернулся к Болану спиной и медленно зашагал к лесу.
   Болан поспешил в другую сторону, к опрокинутому автомобилю.
   Теперь, когда засада была подавлена, ход сражения резко изменился. Федералы сгруппировали силы и перешли в контрнаступление, а огонь со стороны леса становился все реже и беспомощнее.
   Задняя дверца перевернутой машины была распахнута настежь. Болан наклонился и заглянул внутрь.
   В салоне находились двое. Молодой начальник оперативного отряда, весь в крови, неуклюже повис на спинке переднего сиденья. Водитель лежал, скрючившись под рулевой колонкой. Оба были без сознания.
   Болан немедленно принялся за дело и вытащил их из машины; когда на помошь прибежали два федерала, раненые уже лежали на траве. Болан делал водителю искусственное дыхание, и один из федералов его подменил, а второй занялся юным Дэвидом.
   — Думаю, с ним все в порядке, — тяжело дыша, сказал Болан. — Вся эта кровь — из царапины на голове. Скорее всего, контузия.
   Федерал держал в руке служебный револьвер 38-го калибра. Он смерил Болана недоверчивым взглядом и медленно спрятал оружие в кобуру.
   — Ты стрелял просто здорово, — сказал он с восхищением и добавил изменившимся голосом: — А теперь лучше мотай отсюда. Не жди, пока заявятся настоящие полицейские.
   — Где Скьяпарелли?
   Федерал встревоженно посмотрел на перевернутый автомобиль:
   — А разве... я думал... он был с Эклфилдом.
   — Был да сплыл! — рявкнул Болан.
   — Никто не приближался к этой машине, мистер, — оправдывался федерал. — Я все время держал ее под прицелом. Если бы...
   Болан обвел взглядом пустырь.
   — В этой высокой траве ты мог его и не заметить. Возможно, он был ранен и уходил ползком. Советую прочесать вон те кусты.
   — А я советую тебе мотать отсюда, — повторил федерал с мрачной усмешкой.
   Болан презрительно скривил губы, но решил не возражать.
   Юный Дэвид скоро оправится от раны на голове и легкой контузии. Остальные оперативники не пострадали вовсе или отделались пустяковыми ранениями. Разве что водителю машины, в которой ехал Эклфилд, досталось больше других, но и его жизнь, судя по всему, была вне опасности. Когда Болан уходил, водитель уже начал приходить в сознание. Ничего, должен выкарабкаться, ему еще повезло...
   Оставалась неясной судьба лишь одного участника конфликта — хозяина Атланты. Но в ту минуту Мака Болана меньше всего волновала участь Чарльза Скьяпарелли; что бы с ним ни стряслось, он это вполне заслужил.
   Теперь на попечении Мака Болана была двадцатишестилетняя женщина, которая выглядела на все сорок. Кто знает, суждено ли ей в дальнейшем прожить хотя бы один день нормальной, полноценной человеческой жизнью?!
   Но оказалось, что испытания этой несчастной женщины еще не завершены. Рядом со спрятанным в кустах «корветом» остановился другой автомобиль. Двое «горилл» пытались вытащить миссис Скьяпарелли через открытый верх, а третий молча наблюдал за ними с каменным лицом.
   Болан уже видел сегодня это непроницаемое лицо. Мистер Домино, собственной персоной.

Глава 16

   Ствол «отомага» с расстояния в шесть шагов неподвижно уставился в правый глаз Домино.
   — Отпустите ее! — приказал Болан.
   Двое «горилл», возившихся над «корветом», замерли в нелепых позах. На поясе у Домино красовался пистолет, но тянуться за ним было уже поздно. Впрочем, Черному Тузу нельзя было отказать в хладнокровии.
   — Значит, ты и есть большой страшный Болан? — сказал он с легкой иронией.
   Большой страшный Болан не хотел перестрелки — во всяком случае, не здесь и не теперь. Мишени были слишком рассредоточены, и миссис Скьяпарелли рисковала пострадать от случайной пули.
   — Отпустите женщину. Предлагаю ничью. До встречи.
   — Не выйдет, приятель, — возразил Черный Туз. — Ничьей не будет, и прощаться еще рано. Всех нас тебе не прикончить. Итак, что ты намерен делать?
   — Я намерен начать с тебя, — ответил Болан. — Не хочешь прощаться со мной, прощайся со своей головой.
   — Это просто глупо. Мы можем договориться.
   — О чем?
   — Я оставляю тебе Скапа, ты оставляешь мне эту женщину.
   — У меня нет Скапа, а у тебя нет этой женщины. О чем тут можно договариваться?
   Болан этого ждал: глаза Домино потускнели. Он проигрывал и мучительно это сознавал!
   — Решайся, у меня мало времени, — наступал Болан.
   — Послушай... Скап — предатель. Он смылся с какими-то федералами. Здесь я проиграл. Ладно. Но мне нужно возвращаться к моим боссам. Ты меня понимаешь — мы ведь сделаны из одного теста, верно? Я не могу вернуться туда ни с чем, я должен сохранить хоть немного достоинства. Для этого мне нужна женщина. Ее никто не тронет. Может быть, и мне удастся как-нибудь отделаться. Ты тут ни при чем, понимаешь? Почему кто-то обязательно должен пострадать? Зачем попусту тратить пули?
   — Вот оно что...
   Двое подручных Домино, по-прежнему неподвижно склонясь над «корветом», с надеждой прислушивались к разговору. Оба были охотники за головами, но не тузы. Им нечего было терять, кроме своих жизней. Другое дело — Домино. Он поставил на кон гораздо больше.
   — Эта женщина никому не нужна — никому, кроме меня. Я не отдам ее, Болан. Лучше уж я распрощаюсь с головой.
   — Она не сумеет тебе помочь, Домино, — возразил Болан. — Все, что у нее осталось из воспоминаний об отце, — тот кошмар, в котором Скап держал ее последние годы.
   — Так тебе и это известно? Откуда ты все узнаешь, черт подери?
   — Просто я живу по правилам, — сказал Болан. — А ты — нет.
   И снова Болан прочитал в дрогнувшем взгляде Домино, что тот отступает.
   — Ты не прав, — неуверенно произнес Черный Туз. — Нам нужно от этой женщины только одно: чтобы она показалась на суде.
   — На каком суде?
   — Ты знаешь, на каком. И ты знаешь, что сейчас происходит между семьями. Ведь так?
   — Возможно. Но к чему ты клонишь?
   — А к тому, что Скапу пришло время платить по векселям. Пора возвращать долг. И если я не сумею доставить Скапа, эта женщина послужит нам хоть каким-то залогом. Она нужна нам.
   — Кому это — нам?
   — Сам знаешь.
   Да, Болан это знал. Компания коварных стариков, которые плели интриги и обманывали друг друга, не уставая повторять о священной чести. Теперь, похоже, компания в очередной раз раскололась на «своих» и «чужих», и в ход пошли старые векселя.
   — И вы не предъявляли их пятнадцать лет? — с деланным недоверием спросил Болан.
   Домино снова дрогнул. Видно было, что он на грани отчаяния. Он смотрел на дуло автомата в твердых руках Палача и понимал, что у него остается совсем мало шансов.
   — Тогда это было не так важно. А теперь настало время...
   — Спасибо, Домино, — оборвал его Болан. — Больше ты мне не нужен.
   Если Черный Туз и пытался что-то возразить, автоматная очередь заглушила его слова.
   Остальные двое не двигались и даже не подняли глаз.
   — Ладно, ребята, — обратился к ним Болан. — Двигайте отсюда и больше мне не попадайтесь.
   — Ты серьезно? — хрипло спросил один из них.
   — Серьезно. Делайте ноги.
   Не оглядываясь, они поспешили к своей машине. Когда они отъехали, Болан склонился над трупом Черного Туза, чтобы получше его рассмотреть.
   Это был настоящий ветеран — намного старше, чем можно было судить по его измененному лицу. Опытный взгляд без труда обнаружил следы многих пластических операций. Домино, скорее всего, не помнил ни своего настоящего лица, с которым он появился на свет, ни имени, которое дали ему родители. Пожалуй, даже отпечатки пальцев не помогут установить его личность — слишком много усилий он потратил для того, чтобы это стало невозможно.
   Болан вздохнул и положил на грудь Черного Туза снайперский значок.
   — Ты его заработал, парень, — пробормотал он и направился к женщине.
   Она рассеянно смотрела на Болана, пока тот поудобнее усаживал ее на сиденье.
   — Вы все слышали? — мягко спросил он.
   — Да, я слышала, — ответила она ровным голосом.
   — Вы поняли, о чем шла речь?
   — Да.
   — Вы в порядке?
   — Конечно. Теперь я вам верю. Все будет хорошо.
   Болан не очень-то верил в это. Да, Домино и еще один туз уничтожены в битве при Пейсиз-Ферри. Но в любой колоде четыре туза, а значит, два еще оставались в игре. Кроме того, не решен был вопрос с хозяином Атланты.
   Но Болан не собирался отягощать женщину своими сомнениями. По крайней мере, сейчас это ни к чему. Он завел двигатель «корвета» и крепко обнял Сьюзи одной рукой.
   Она ответила ему взглядом, который лишний раз напомнил Болану, почему он сильнее любого Черного Туза.
   Потому что он жил по правилам.

Глава 17

   Когда Болан вернулся со своей добычей, ковбой и его новая подруга уже собирались покинуть лагерь.
   Сестры молча обнялись и стояли так, пока Болан не отправил их в домик, чтобы спокойно посовещаться с Рейнолдсом. Сходство женщин было очевидным, и ковбой сразу понял, кого привез Болан.
   — Значит, ты ходил за ней?
   — За ней, — бесстрастно ответил Болан.
   — Представляю, сколько было шума.
   — Да уж. Слушай, Ковбой, дело идет к развязке. Нужно поторапливаться, и мне понадобится твоя помощь.
   — Считай, что ты ее получил, — быстро сказал Рейнолдс.
   — Ты мне как-то говорил о своем старом приятеле с забавным именем Билли-Боб.
   — Да, а что?
   — Несколько минут назад он участвовал в засаде против федерального отряда. Он по уши в дерьме. Что ты на это скажешь?
   Удивление и растерянность застыли на лице Рейнолдса.
   — Дьявол! Сначала Шорти, а теперь... но... ладно, тебе я верю. А как ты его узнал?
   — Совпадение исключено, — сказал Болан. — Во-первых, он был в форме помощника шерифа, а во-вторых, его называли по имени. Мы смотрели друг на друга в прицел с расстояния в несколько шагов. Но он не стал стрелять. Повернулся спиной и пошел своей дорогой.
   — Да, в это я могу поверить. Он всегда тобой восхищался, даже насобирал целый альбом вырезок.
   — Ты говорил, он где-то подрабатывает...
   — Да, в какой-то охранной фирме. Там служат в основном полицейские — в свободное от дежурства время.
   — Так-так, уже горячо, — задумчиво сказал Болан. — Расскажи-ка поподробнее.
   — Они охраняют склады и грузовые автопарки, — пояснил Рейнолдс. — Ну и что?
   — Просто красота, — деланно восхитился Болан. — Одно только не сходится. Я понимаю, как Домино мог поставить под ружье головорезов Скапа, но что касается этих продажных фараонов...
   — Кто такой Домино?
   — Один крупный охотник за головами из Нью-Йорка. Билли-Боб был вместе с его людьми. Мне нужно знать, какая между ними связь. Ты можешь это выяснить?
   — Конечно. Я позвоню ему прямо сейчас.
   — Возможно, тебе придется его поискать. Твой приятель и его дружки бежали, задрав хвост. Теперь они, должно быть, где-то отлеживаются и зализывают раны.
   — Я знаю, где его найти, — буркнул Рейнолдс и направился к домику.
   Болан проверил свое оружие, вставил свежие обоймы и устало закрыл глаза.
   Когда через несколько минут Рейнолдс вышел из домика, его друг крепко спал стоя, прислонившись к «корвету».
   — Эй, что с тобой?
   Болан вздрогнул и открыл глаза.
   — Слушаю. Что ты выяснил?
   — Я нашел его. Он передает извинения и лучшие пожелания. Говорит, что хочет во всем признаться. Только еще не решил, кому.
   — Свяжи его с тем парнем, о котором я тебе говорил, — предложил Болан.
   — С шефом федерального оперотряда?
   Болан кивнул и спросил:
   — Что он рассказал?
   — Билли-Боб никогда не видел своего босса. Но он уверен, что это не Скьяпарелли. Сказал о каких-то «людях из Нью-Йорка». По его словам, ни он сам, ни его ребята на самом деле ничего не охраняли. Они были только контролерами.
   — Что же они контролировали?
   — Отгрузки.
   Да, вырисовывалась все более четкая картина. За Скьяпарелли стояли настоящие хозяева с Севера. Они не слишком доверяли своему ставленнику, следили за ним, подозревая в мошенничестве и превышении полномочий. Естественно, Скапу было чего бояться.
   — Он знал про Шорти, — сказал Рейнолдс.
   — Что именно?
   — Говорит, что пару недель назад проболтался Шорти о своей работе. Когда Шорти закрутил с Дженни, он уже по уши влип в это дело. Шорти был хорошим полицейским, я тебе уже говорил. Так вот, он стал копаться в каких-то старых закрытых делах. Билли-Боб не знал подробностей, но Шорти обещал все рассказать, как только сам разберется. Вчера утром, когда мы вернулись из Детройта, Шорти позвонил Билли-Бобу и предупредил, чтобы тот готовился трясти денежное дерево — настоящие деньги, так он сказал. Вечером, около девяти, Билли-Боб следил за отгрузкой на Блюберд. В это время парень по имени Лаго и еще двое из охраны вытащили Шорти из кабины и куда-то поволокли. Билли-Боб и пальцем не пошевелил — у него своих хлопот по горло. И он совсем не удивился, когда я рассказал ему про смерть Шорти.
   — Понятно, — кивнул Болан. — Все становится на свои места. Теперь понятно, почему рано утром прилетел Домино.
   — Может быть, тебе и понятно, а мне вот не очень.
   — Так и должно быть, ковбой... по причинам, которые нас не касаются. Ладно, ты готов действовать?
   — Как раз заканчиваю разминку.
   — Ну-ну, — усмехнулся Болан. — Как ты считаешь, сможем мы посовещаться по радио с водителями грузовиков?
   — Запросто, нужно только свистнуть. А что ты задумал?
   — Пока не решил. Ты знаешь эти края лучше меня... Скажи, мы могли бы устроить бойкот всех перевозок Скьяпарелли? Найдутся добровольцы?
   — Пожалуй, найдутся, — задумчиво подтвердил Рейнолдс. — Но как это все организовать?
   — А чем плох экспромт? — холодно улыбнулся Болан.
   — Бойкот по радио? — протянул Рейнолдс и ухмыльнулся в ответ. — Черт!.. Но, в конце-то концов, почему бы и нет!
   Болан порылся в кармане и протянул водителю записную книжку.
   — Вот список складов. Полезай-ка в свой грузовик — он в кустах, сразу за углом. Я буду на девятнадцатом канале. Только постарайся раскрутить все по возможности скорее.
   — А как быть с женщинами?
   — Я о них позабочусь. Вперед, ковбой!
   Они пожали друг другу руки, и Рейнолдс сказал на прощание:
   — Спасибо, Большой Б. Ты даже не понимаешь, как мне помог.
   Болан хлопнул водителя по плечу.
   Он все понимал — и чувствовал прилив гордости, видя, как неудачник на глазах превращается в победителя. Болан отлично его понимал.
   Годы непрерывного ужаса могут разрушить человеческую личность. Болан не раз сталкивался с подобным. Особенно, если этот человек — хрупкая женщина с ранимой психикой, такая, как Сьюзен Джеймс Росситер-Скьяпарелли.
   Дженнифер была тогда слишком мала и почти не помнила отца. Но Сьюзен помнила все. Она не забыла ту страшную ночь, когда ее увели из родительского дома в Трентоне; девочка кричала и отбивалась, но — бесполезно.
   Она помнила поспешный ночной перелет вместе с матерью и сестрой, новый дом в Джорджии, изменение фамилии на Росситер, странное ощущение привыкания к новой жизни, полной лжи и вечных недомолвок.
   Ее мать быстро надломилась; она, в сущности, так никогда и не оправилась от той ужасной ночи, когда ее мужа вытащили из постели и увели навсегда. Поэтому на долю Сьюзен выпало сочинять небылицы для Дженнифер, чтобы уберечь сестру от горькой правды. Шаг за шагом она осторожно складывала из обрывков детских воспоминаний вымышленную семейную историю. Мать настояла только на одном — девочкам оставили прежние имена.
   Материально они жили вполне благополучно. Каждый месяц им поступали щедрые суммы «из папиной страховки», а сверх того — специальные чеки в дни рождения и на Рождество.
   Постепенно наладилась новая жизнь, и уже ничто не напоминало Сьюзен о прошлом, кроме случайного ночного кошмара, какой-нибудь жестокой сцены в кинофильме и затравленного выражения в глазах матери.
   Она впервые встретилась со Скьяпарелли, когда занималась на последнем курсе колледжа. Он дожидался ее в кабинете декана и представился «добрым Санта-Клаусом», а точнее, душеприказчиком покойного отца и распорядителем отцовского состояния.
   Скьяпарелли говорил о том, что Сьюзен уже стала взрослой, о ее ответственности перед семьей и друзьями отца. Скоро выяснилось, что все это сводится к одному: она должна выйти замуж за Скьяпарелли. У нее не было выбора — на этом браке настаивали «джентльмены из Нью-Йорка», которые заботились об их семье все минувшие годы. Отказ Сьюзен привел бы к серьезным последствиям, ведь речь шла о благополучии ее близких. Если она окажется несговорчивой, «джентльмены из Нью-Йорка» не смогут больше заботиться о семье Росситер и защищать ее от превратностей судьбы. Скьяпарелли дал ясно понять, что ежемесячные переводы немедленно прекратятся; более того, без покровительства Нью-Йорка обе сестры могут очень скоро разделить участь отца.
   При всей необычности судьбы, выпавшей на ее долю, Сьюзен Джеймс Росситер была нормальной двадцатидвухлетней женщиной. Правда, она тяготилась своей тайной и поэтому избегала близких отношений с молодыми людьми; тем не менее она не испытывала недостатка в мужском внимании. Как любая молодая женщина в глубине души Сьюзен мечтала однажды встретить свою любовь и создать семью.
   Тридцатипятилетний Чарльз Скьяпарелли был для нее чужим и никак не соответствовал ее идеалу. Но Сьюзен любила свою семью и умела покоряться обстоятельствам. На сей же раз эти новые обстоятельства напоминали пробуждение от приятного сна и возвращение к ужасной действительности. Сьюзен вдруг словно перенеслась в прошлое, на одиннадцать лет назад, только теперь она была взрослой женщиной и уже не смела кричать и отбиваться.
   Что было дальше, Болан мог представить без особого труда. Дженнифер ни о чем не подозревала, в то время как ее сестру все крепче опутывала отравленная паутина. Сьюзен послушно играла роль любящей супруги — «ради Дженни».
   Когда умерла их мать и вся ответственность разом обрушилась на хрупкие плечи Сьюзен, она не выдержала и надломилась, как когда-то произошло и с матерью: стала «нездоровой» и замкнулась в собственных страхах. Ее отношение к мужу, которое Дженни называла «очарованностью», было в действительности жалким смирением перед неизбежным.
   Но хуже всего, с точки зрения Болана, было то, что на самом деле обе женщины никогда не подвергались реальной опасности. В этом он был уверен. Болан вполне допускал, что их отец вообще не сделал ничего предосудительного. Как бы там ни было, женщины семьи Джеймс оказались невольными заложницами в коварных играх мафии; долгие пятнадцать лет их держали на случай, если этот «вексель» может для чего-то понадобиться, а ключ от сейфа доверили Скьяпарелли.
   После несчастья, случившегося с семьей Джеймсов, Скап быстро продвинулся в мире мафии; вероятно, он умело использовал свою причастность к этой истории, но тем самым — вольно или невольно — и сам стал заложником.
   В чьих бы руках ни находился этот «вексель», не они, судя по всему, пытались когда-то расправиться с будущим капо Джейком Пелотти. Если бы сестры Джеймс представляли малейшую угрозу, с ними разделались бы так же, как и с их отцом, — и, главное, в ту же самую ночь. Значит, держатели векселя были из «своих». Как выразился Домино? «Тогда это было не так важно. А теперь настало время».
   Разумеется. Деньги, которые долгие пятнадцать лет получала семья Джеймс, шли от «своих». Но Болан мог дать голову на отсечение: где-то хранились документы, свидетельствовавшие, что в действительности это были «чужие» деньги.
   Скьяпарелли, несомненно, участвовал в затеянном обмане. Из чего следовало: первоначально он пользовался поддержкой «чужих». Но потом продал душу, чтобы пробиться наверх в лагере «своих». И теперь вексель был предъявлен к оплате: пришло время всем игрокам выйти на сцену и снять маски.
   Очевидно, в данный момент разграничение между «своими» и «чужими» не было однозначным: все зависело от сиюминутной расстановки сил в этом безумном мире. Различие между другом и врагом могло оказаться неуловимым, как случилось с Боланом, когда он наткнулся на «полицейскую» засаду. Поэтому немудрено, что такой умелый игрок, как Скьяпарелли, должен был здорово задуматься, прежде чем твердо занять одну из сторон.