— С такой мордой только рядом с князем сидеть.
Аккуратно затворив дверь — князь был человек бережливый, сам следил за своим имуществом и других приучил — десятник приказал.
— К князю его, быстро.
Скорчившийся у его ног дурак был такой легкой добычей, что он предупредил своих людей.
— Аккуратней с ним. Он до князя живым дойти должен…
Дружинники, улыбаясь, закивали, что понимают, и десятник не в силах избежать соблазна ударил пленника сапогом. Удар должен был отбросить его вперед по коридору, но вместо этого назад отлетел сам десятник. Пустота около него отбросила его ногу с той силой, с какой он нанес ей удар. Он заскакал на одной ноге и завыл, тряся ушибленную ногу, а дурак испугавшись этого воя еще больше выставил ладони и выпустил из них струю пламени. Она ударила в стену, алые языки поползли по стенам, выдавливая бревна наружу. Пахнуло свежим утренним воздухом, и огонь взялся за дерево веселей. Люди вокруг шарахнулись в стороны.
— Колдун! Волхв! Руби его! — заорали кругом, но дурак заблеял и выпустил еще одну струю вдоль по коридору. Десятник и несколько дружинников, превратившись в живые факелы, заметались, сталкиваясь и опрокидывая друг друга. На дурака уже никто не обращал внимания. Озабоченные только собой дружинники разбежались. Клубы дыма и языки пламени уже гуляли по княжескому терему, тянулись на улицу, через устроенную им дыру… Он и сам из любопытства выглянул туда. Под ногами расстилался двор. Там бегали люди, может быть и злые, и Гы стал высматривать, нет ли там его знакомых, с которыми было так хорошо и спокойно…
— Что там? — спросил Круторог — Долго еще ждать?
Дверь распахнулась от удара, и в комнату ввалился живой факел. Он взмахнул руками, пламя фыркнуло, обдав все волной запаха горелой кожи. Князь вскочил. Загораживая его, кто-то из дружинников выхватил меч и встал на пути живого огня. На секунду все застыли, а потом волхв, сообразив, содрал с себя халат, и, повалив вошедшего на пол, стал сбивать пламя.
Он поднялся. Грязный, вытирая пот и морщась от ожогов. От халата остались одни лохмотья. Маг взвесил их в руке и как ненужную уже вещь отбросил в сторону.
— Десятник. — сказал он — Рассказать чего-то хочет… Я же говорил, чтоб поаккуратнее с этими…
Князь наклонился. Он уже понимал, что услышит что-то необычное. Десятник шевельнул обожженными губами.
— Он волхв… Из сильных… Пожег нас…
— Где он?
Голова десятника качнулась и упала назад. У него уже не было сил говорить. Слюна пузырьками, словно внутри него все кипело, выкатилась на губы.
— Где он?
Глаза несколько мгновений ворочались в глазницах и остановились. Князь выпрямился, грозно сверкнув глазами
— Найти его!
Княжеские слова повисли в воздухе. Кто был рядом с князем, посмотрели на мага. Бороться с чужим волшебством было его привилегией. Хайкин усмехнулся.
— А чего его искать? Вон он — сказал маг, показывая рукой в окно. — Носится…
Дурак плыл по воздуху медленно, медленно, выбирая, где бы остановиться. Он вертел головой по сторонам, явно не видя ничего удивительного в своем положении. Со стороны это смотрелось величаво, особенно полы малинового халата, что развивались на ветру, словно дружинные прапоры, но Избору казалось, что он видит неуверенность дурака и его страх. Хотя тут он, наверное, ошибался. Дурак страха не испытывал. Скорее всего, это просто была лень.
Гаврила крикнул, покачал рукой. Дурак заметил его, и все так же степенно полетел к башне.
На глазах князя он легко, словно облако, коснулся ее. Воин без лица, подхватил его и полуобняв повел к кораблю. Увидев князя, Гаврила закричал.
— Давай кормщика, князь, если хочешь корабль назад получить.
Князь молчал. Ненависть перехватила горло.
— Давай князь, а то не дождемся — сами улетим…
Круторог отошел от окна. Сев в кресло он подпер голову рукой и замычал от злого бессилия.
— Ай да Сухмат — подумал он — Ай да Сухмат!
Поперек окна, наискось протянулась огненная полоса. Во дворе закричали, заскрипел ворот колодца. Князь вдруг понял, что совсем не случайно богатыри оказались у него в гостях именно сейчас.
— Ай да князь, ай да Белоян….
Ближние бояре и воеводы молчали, не решаясь ни сказать чего-нибудь, не посоветовать.
— Отпустите их — наконец сказал слабым голосом Круторог — Дайте им кормщика. Дайте им все, что попросят…Пусть летят..
Голос князя был слаб и ближний воевода поковырял мизинцем в ухе, опасаясь, что не все расслышал.
— Что? — переспросил он — Что сделать?
— Пусть летят! — заорал брызгая слюной князь — Вон отсюда! Сию же минуту! Вон!
Воевода спиной выбил дверь и побежал выполнять волю князя….
— Ты кто такой?
Слова разобрать было трудно — во рту Гаврила держал нож, но гость и сам догадался о чем его спрашивают.
— Кормщик.
Избор приглашающе кивнул головой.
— Долго ходишь… Заждались тебя уж… Заходи.
Гаврила отбросил крышку, позволив ей упасть на пол. Это уже была бравада. Князь прислал кормщика. Он сдался.
Кормщик поднялся, выставив перед собой клетку с птицей. Исин протянул руку что бы помочь, подхватить клетку, но серая от стрости ворона, что сидела за прутьями открыла глаз и щелкнула клювом по пальцам — на балуй, мол…
Глядя на птицу и чувствуя ее ненужность именно в этом месте, Гаврила спросил.
— Ты чего, сюда жить пришел, что ли?
Кормщик молчал, осторожно вылезая на площадку.
— Тогда бы и корову захватил бы…
Все так же не говоря ни слова он пошел вокруг корабля.
— Грузимся! — скомандовал Избор.
Гаврила, уже считая себя хозяином посудины, вошел на корабль первым. Следом за ним забрался кормщик, а уж после него забрались на палубу все остальные. Внизу остался только дурак. Он сонно бродил по башне, без интереса смотря на товарищей.
— Бросим его что ли? — спросил Гаврила.
— Никуда он не денется — ответил Избор — Сам знаешь…
Гаврила пожал плечами и крикнул.
— Цыпа-цыпа-цыпа…
Гы по петушиному наклонил голову и… взлетел на палубу. От него шарахнулись в разные стороны, но он был спокоен. Запахнувшись в халат, он, не желая трудить ноги, начал летать туда-сюда вдоль борта.
Кормщик с вороной покосились на него, но ничего не сказали. Кормщик уже стоял у кормила. Напротив него, на гвозде, висела клетка. Избор хотел, было спросить, зачем все это, но, увидев, что в мачту вбит серебряный гвоздь, прикусил язык. Им на этом корабле может быть и не было места, а вот у этой вороны был специальный гвоздь.
— Что ж — подумал он — Небо большое. Всем места хватит…
Кормщик был тут главным работником, а работника следовало уважать. Хоть у них и было по мечу и дурак летал рядом хозяином положения все-таки был он.
— Ну что, богатыри — нерадостно спросил он — Куда полетим?
Избор с ответом не спешил. Он разглядывал его, оценивая, на что тот способен. Мужик был как мужик. Обычный. Одет не богато, но как-то удобно. Словно воин перед битвой — ничего лишнего, все на месте…Это была одежда умелого ремесленника — не кичливого, но знающего себе цену. Все было как у людей — кафтан, под кафтаном — кольчуга. Только, может быть, нож на поясе был слишком хорош для него. Избор кивнул на пояс.
— А без него не полетим?
— Вы, может, и полетите. Да я без него не полечу. Говори куда править…
Он разобрал снасти, пошевелил веслом. Потрогал рукой ветер, погладил ворону. Все это было как-то буднично.
— Держись, кто за что может. Взмываем.
Потом сложил руки ковшиком, произнес заповедное слово. Корабль дрогнул и поднялся над башней, став частью воздушной стихии. Хоть на локоть, но он уже висел в воздухе.
— Паруса ставь. — скомандовал Исин, что бы показаться умным — С парусами хорошо пойдем, ходко!
Кормчий усмехнулся. В чем-чем, а уж вот в советах он не нуждался. Тут он был в своей стихии. Безо всяких парусов корабль беззвучно соскользнул с башни вниз. Ворона, потеряв равновесие, взмахнула крыльями, открыла клюв, но не каркнула. Избор и Исин вцепились в поручни и только Гаврила одобрительно покачал головой — ему полет бы не в диковину.
Под днищем промелькнул двор, крыши, усыпанные людьми. Потом корабль обдало дымом, и Гаврила свесился за борт, принюхиваясь к запахам, что неслись вверх с княжеской поварни. Повара у князя были что надо. Он глотнул голодную слюну.
— О Руси подумал — раздался у него за спиной голос Избора — А вот о себе, о нас, нет..
— Подумал — откликнулся Гаврила — кто знает, чего тебе князь в кувшин-то бы налил. Меду, или отравы какой…
Он погладил себя по животу и закончил.
— Ничего… Дурак нам репок понаделает… Переживем как-нибудь.
— Дурак понаделает, да сам и съест..
Гаврила весело посмотрел на крыши, что мелькали под ним. Они летели. Для него это было самым главным
— Ничего — ответил он — Огрызков покушаем.
Глава 37
Аккуратно затворив дверь — князь был человек бережливый, сам следил за своим имуществом и других приучил — десятник приказал.
— К князю его, быстро.
Скорчившийся у его ног дурак был такой легкой добычей, что он предупредил своих людей.
— Аккуратней с ним. Он до князя живым дойти должен…
Дружинники, улыбаясь, закивали, что понимают, и десятник не в силах избежать соблазна ударил пленника сапогом. Удар должен был отбросить его вперед по коридору, но вместо этого назад отлетел сам десятник. Пустота около него отбросила его ногу с той силой, с какой он нанес ей удар. Он заскакал на одной ноге и завыл, тряся ушибленную ногу, а дурак испугавшись этого воя еще больше выставил ладони и выпустил из них струю пламени. Она ударила в стену, алые языки поползли по стенам, выдавливая бревна наружу. Пахнуло свежим утренним воздухом, и огонь взялся за дерево веселей. Люди вокруг шарахнулись в стороны.
— Колдун! Волхв! Руби его! — заорали кругом, но дурак заблеял и выпустил еще одну струю вдоль по коридору. Десятник и несколько дружинников, превратившись в живые факелы, заметались, сталкиваясь и опрокидывая друг друга. На дурака уже никто не обращал внимания. Озабоченные только собой дружинники разбежались. Клубы дыма и языки пламени уже гуляли по княжескому терему, тянулись на улицу, через устроенную им дыру… Он и сам из любопытства выглянул туда. Под ногами расстилался двор. Там бегали люди, может быть и злые, и Гы стал высматривать, нет ли там его знакомых, с которыми было так хорошо и спокойно…
— Что там? — спросил Круторог — Долго еще ждать?
Дверь распахнулась от удара, и в комнату ввалился живой факел. Он взмахнул руками, пламя фыркнуло, обдав все волной запаха горелой кожи. Князь вскочил. Загораживая его, кто-то из дружинников выхватил меч и встал на пути живого огня. На секунду все застыли, а потом волхв, сообразив, содрал с себя халат, и, повалив вошедшего на пол, стал сбивать пламя.
Он поднялся. Грязный, вытирая пот и морщась от ожогов. От халата остались одни лохмотья. Маг взвесил их в руке и как ненужную уже вещь отбросил в сторону.
— Десятник. — сказал он — Рассказать чего-то хочет… Я же говорил, чтоб поаккуратнее с этими…
Князь наклонился. Он уже понимал, что услышит что-то необычное. Десятник шевельнул обожженными губами.
— Он волхв… Из сильных… Пожег нас…
— Где он?
Голова десятника качнулась и упала назад. У него уже не было сил говорить. Слюна пузырьками, словно внутри него все кипело, выкатилась на губы.
— Где он?
Глаза несколько мгновений ворочались в глазницах и остановились. Князь выпрямился, грозно сверкнув глазами
— Найти его!
Княжеские слова повисли в воздухе. Кто был рядом с князем, посмотрели на мага. Бороться с чужим волшебством было его привилегией. Хайкин усмехнулся.
— А чего его искать? Вон он — сказал маг, показывая рукой в окно. — Носится…
Дурак плыл по воздуху медленно, медленно, выбирая, где бы остановиться. Он вертел головой по сторонам, явно не видя ничего удивительного в своем положении. Со стороны это смотрелось величаво, особенно полы малинового халата, что развивались на ветру, словно дружинные прапоры, но Избору казалось, что он видит неуверенность дурака и его страх. Хотя тут он, наверное, ошибался. Дурак страха не испытывал. Скорее всего, это просто была лень.
Гаврила крикнул, покачал рукой. Дурак заметил его, и все так же степенно полетел к башне.
На глазах князя он легко, словно облако, коснулся ее. Воин без лица, подхватил его и полуобняв повел к кораблю. Увидев князя, Гаврила закричал.
— Давай кормщика, князь, если хочешь корабль назад получить.
Князь молчал. Ненависть перехватила горло.
— Давай князь, а то не дождемся — сами улетим…
Круторог отошел от окна. Сев в кресло он подпер голову рукой и замычал от злого бессилия.
— Ай да Сухмат — подумал он — Ай да Сухмат!
Поперек окна, наискось протянулась огненная полоса. Во дворе закричали, заскрипел ворот колодца. Князь вдруг понял, что совсем не случайно богатыри оказались у него в гостях именно сейчас.
— Ай да князь, ай да Белоян….
Ближние бояре и воеводы молчали, не решаясь ни сказать чего-нибудь, не посоветовать.
— Отпустите их — наконец сказал слабым голосом Круторог — Дайте им кормщика. Дайте им все, что попросят…Пусть летят..
Голос князя был слаб и ближний воевода поковырял мизинцем в ухе, опасаясь, что не все расслышал.
— Что? — переспросил он — Что сделать?
— Пусть летят! — заорал брызгая слюной князь — Вон отсюда! Сию же минуту! Вон!
Воевода спиной выбил дверь и побежал выполнять волю князя….
— Ты кто такой?
Слова разобрать было трудно — во рту Гаврила держал нож, но гость и сам догадался о чем его спрашивают.
— Кормщик.
Избор приглашающе кивнул головой.
— Долго ходишь… Заждались тебя уж… Заходи.
Гаврила отбросил крышку, позволив ей упасть на пол. Это уже была бравада. Князь прислал кормщика. Он сдался.
Кормщик поднялся, выставив перед собой клетку с птицей. Исин протянул руку что бы помочь, подхватить клетку, но серая от стрости ворона, что сидела за прутьями открыла глаз и щелкнула клювом по пальцам — на балуй, мол…
Глядя на птицу и чувствуя ее ненужность именно в этом месте, Гаврила спросил.
— Ты чего, сюда жить пришел, что ли?
Кормщик молчал, осторожно вылезая на площадку.
— Тогда бы и корову захватил бы…
Все так же не говоря ни слова он пошел вокруг корабля.
— Грузимся! — скомандовал Избор.
Гаврила, уже считая себя хозяином посудины, вошел на корабль первым. Следом за ним забрался кормщик, а уж после него забрались на палубу все остальные. Внизу остался только дурак. Он сонно бродил по башне, без интереса смотря на товарищей.
— Бросим его что ли? — спросил Гаврила.
— Никуда он не денется — ответил Избор — Сам знаешь…
Гаврила пожал плечами и крикнул.
— Цыпа-цыпа-цыпа…
Гы по петушиному наклонил голову и… взлетел на палубу. От него шарахнулись в разные стороны, но он был спокоен. Запахнувшись в халат, он, не желая трудить ноги, начал летать туда-сюда вдоль борта.
Кормщик с вороной покосились на него, но ничего не сказали. Кормщик уже стоял у кормила. Напротив него, на гвозде, висела клетка. Избор хотел, было спросить, зачем все это, но, увидев, что в мачту вбит серебряный гвоздь, прикусил язык. Им на этом корабле может быть и не было места, а вот у этой вороны был специальный гвоздь.
— Что ж — подумал он — Небо большое. Всем места хватит…
Кормщик был тут главным работником, а работника следовало уважать. Хоть у них и было по мечу и дурак летал рядом хозяином положения все-таки был он.
— Ну что, богатыри — нерадостно спросил он — Куда полетим?
Избор с ответом не спешил. Он разглядывал его, оценивая, на что тот способен. Мужик был как мужик. Обычный. Одет не богато, но как-то удобно. Словно воин перед битвой — ничего лишнего, все на месте…Это была одежда умелого ремесленника — не кичливого, но знающего себе цену. Все было как у людей — кафтан, под кафтаном — кольчуга. Только, может быть, нож на поясе был слишком хорош для него. Избор кивнул на пояс.
— А без него не полетим?
— Вы, может, и полетите. Да я без него не полечу. Говори куда править…
Он разобрал снасти, пошевелил веслом. Потрогал рукой ветер, погладил ворону. Все это было как-то буднично.
— Держись, кто за что может. Взмываем.
Потом сложил руки ковшиком, произнес заповедное слово. Корабль дрогнул и поднялся над башней, став частью воздушной стихии. Хоть на локоть, но он уже висел в воздухе.
— Паруса ставь. — скомандовал Исин, что бы показаться умным — С парусами хорошо пойдем, ходко!
Кормчий усмехнулся. В чем-чем, а уж вот в советах он не нуждался. Тут он был в своей стихии. Безо всяких парусов корабль беззвучно соскользнул с башни вниз. Ворона, потеряв равновесие, взмахнула крыльями, открыла клюв, но не каркнула. Избор и Исин вцепились в поручни и только Гаврила одобрительно покачал головой — ему полет бы не в диковину.
Под днищем промелькнул двор, крыши, усыпанные людьми. Потом корабль обдало дымом, и Гаврила свесился за борт, принюхиваясь к запахам, что неслись вверх с княжеской поварни. Повара у князя были что надо. Он глотнул голодную слюну.
— О Руси подумал — раздался у него за спиной голос Избора — А вот о себе, о нас, нет..
— Подумал — откликнулся Гаврила — кто знает, чего тебе князь в кувшин-то бы налил. Меду, или отравы какой…
Он погладил себя по животу и закончил.
— Ничего… Дурак нам репок понаделает… Переживем как-нибудь.
— Дурак понаделает, да сам и съест..
Гаврила весело посмотрел на крыши, что мелькали под ним. Они летели. Для него это было самым главным
— Ничего — ответил он — Огрызков покушаем.
Глава 37
— Куда летим? — повторил кормщик. Для него все, что вокруг происходило, было обычной работой, и он хотел, что бы все это как можно быстрее кончилось.
Гаврила отвернулся от башен.
— В Булгар. Знаешь где это?
Кормщик спокойно покачал головой.
— В Чернигов летал, в Киев летал, в Коржавец… Туда хоть с закрытыми глазами отвезу, а вот в Булгар…
Он просто пожал плечами. Избор посмотрел на Исина. Тот по-прежнему ошивался около борта и показывал кому-то внизу язык.
— Эй, хазарин — позвал он — Куда лететь? Показывай, давай…
Исин оторвался от приятного занятия.
— Как это «куда лететь»? А этот что ли не знает?
— Кабы знал я и не спрашивал бы. Кроме тебя там никто, оказывается, не был. Так что тебе и везти.
Исин оторопело оглянулся. Небо над ним было одинаковым, в какую сторону не глянь.
Все смотрели на хазарина, а он все вертел головой, пытаясь что-то различить на горизонте.
— Ну что? — нетерпеливо напомнил о себе кормчий — Полетим куда-нибудь? Или досыпать пойдем?
Избор нахмурился.
— Полетим — сказал он — Сейчас тебе рукой покажут…. Ну?
Он ухватил хазарина за рукав и притянул к себе. Опережая его вопрос, тот сказал.
— Ну не знаю я. Не знаю. Караваном ехали. Ханукка вел.
Он разводил руками все видом своим показывая, что никак не виноват.
Злоба в Изборе, едва вспыхнув, угасла. Теперь, когда он знал, кем на самом деле был Исин глупо было ждать от него чего-то другого.
— Ну вот как с ним быть — спросил Избор Гаврилу — и за борт не бросишь, и с собой брать, тоже резона нет…
Гаврила прищурился. Глупость язычника должна быть побеждена мудростью христианина.
— Когда ехали в Чернигов, по пути теплее становилось, или холоднее?
— Холоднее! — быстро ответил хазарин — У нас снега уже не было, а там…
Но его уже никто не слушал.
— Крути на полдень — скомандовал Гаврила — Нам куда-то туда…
Кормщик поморщился.
— А точнее нельзя?
— Точнее у купцов спросим, коли попадутся… Купцы — они все знают — и что и где и когда и почем…
Кормчий не стал больше их расспрашивать. Видно путешественники из них были еще те. На полдень, так на полдень. Весло в его руках скрипнуло, и корабль повернулся носом к югу. На всякий случай он переспросил.
— Туда? Там ваш Булгар?
Избор не успел ответить.
— Там — сказал Исин показывая рукой совсем в другую сторону. Исин и Гаврила повернулись, что бы обругать хазарина, чтоб не лез не в свои дела, но слова застряли у них в горле. С той стороны, чуть выше их в небе парил другой корабль.
Ворона каркнула. Будь эта птица человеком, Избор поклялся бы, что с удивлением. Кормщик наклонился над ней, погладил, прошептал что-то и тоже посмотрел назад. Брови его поднялись вверх. В небе становилось тесно. Избор взглядом измерил чужой корабль и почувствовал укол зависти — нагонявшее их чудо было явно больше и тяжелее их корабля.
Пока в нем вроде бы не было угрозы — просто красивая вещица, поднятая колдовством в небо, но один взгляд на него почему-то холодил спину. Снизу мало чего было видно — только переливчатые паруса да грузное, вместительное днище. Он беззвучно двигался вперед, пока в небе не прозвучал удар гонга. Звук, тягучий словно старый мед, отразился от земли и вновь поднялся в небо. Перестав таиться, преследователи завалили корабль на борт, и он скользнул вниз. Это было уже опасно.
Он наваливался на них как кобель на суку — нагло, с полным сознанием собственной силы и превосходства.
— Римляне — сказал Гаврила. Кадык его часто задергался, словно он что-то пил. — Римляне… Братья во Христе…
— Зачем они? — спросил Избор. Времени у них не было, но все же несколько секунд можно было бы потратить на пустяки. Не вдаваясь в подробности, Гаврила ответил.
— Это остроголовые. За талисманом.
— Отдашь?
Избор вытащил меч, потом убрал его назад в ножны и стал натягивать тетиву. Лук тут был нужнее.
— В другой раз как-нибудь — туманно пообещал Гаврила, коснувшись груди.
Одним взглядом он окинул палубу и близкие башни журавлевского терема. На крышах еще продолжали толпиться дружинники и лучники еще не сняли тетивы с луков. Он подумал, что римляне явно поторопились, а потом поправил себя, что может быть и нет, если сами рассчитывали на помощь Круторога.
— Все будет как на море — посвистывая сквозь зубы сказал Гаврила. У него было лицо наперед все знающего человека.
— Сцепятся крюками, подтянут, потом резаться полезут.
Тень корабля скользила по земле далеко позади низ, а сам он уже нависал над их мачтой. Днище его было утыкано такими же серебряными гвоздями, как и у них.
— Чего я тут делаю? — спросил Избор у Гаврилы — Княжны нет, золото потерял… Остроголовых еще как поганок в лесу… Волшебство, что ли твое?
— Ханукка — напомнил Гаврила, выставляя наружу амулет.
— Да — сразу согласился Избор — Хаукка это хорошая причина, что бы болтаться тут вместе с вами.
Остроголовые были настолько уверенны в успехе, что даже не пускали стрел. Они действовали смело, даже нахально.
— Смелы больно. Видно про дурака нашего им не рассказывали…
Он обернулся посмотреть как Гы, похожий на увядший мак, сладко посапывает около мачты.
— Так ведь некому, наверное. Из тех, кто его в деле видел, в живых никого не осталось.
— В следующий раз — глубокомысленно сказал Исин — надо кого-нибудь оставлять..
— Вот и оставь. Следующий раз как раз сейчас.
Исин оглянулся на дурака. Тот как сидел около мачты, так и остался там, словно все происходящее его вовсе и не касалось. Мало того он спал не ведая о неприятностях.
— В морду бы ему дать — предложил Исин — чтоб разозлился… Или разбудить хотя бы..
— Буди — согласился Гаврила. — От тебя все одно проку никакого..
На Римском корабле забегали. Он еще находился выше их, и видеть они никого не могли, но топот ног и звон железа им был слышен преотлично.
— Кто его будить возьмется, тот в этом бою и первый покойник.
Корабль пронзил клуб дыма, что поднялся с княжеского двора. Гаврила вытер заслезившиеся глаза.
— Дым чуешь? Так вот те, кто горит, его тоже будить пробовали…
Если б Гы проснулся он чего-нибудь наверняка сделал бы. Только вот никто не смог бы поручиться с кем именно. То ли с остроголовыми, то ли с тем, кто его разбудил. Оставалось ждать такой любезности от остроголовых.
…Хоть Гаврила и обещал, получилось не совсем как на море. Скорее как в пещере. Не было только полумрака и журчания воды. Зато были веревки. Римский корабль разом обратился в медузу, сбросив их вниз, слвно ядовитые щупальца. Не прошло и мгновения, как по веревкам заскользили знакомые фигуры. Гаврила, стоявший рядом с Избором, с какой-то тоской в голосе сказал.
— Родни у них что ли не меряно? Сынов побили, так теперь братья в дело пошли, отцы…
— И деды — отозвался Избор увидев как с борта неприятельского судна свесилась чья-то седая борода.
— Это еще кто? — удивился Гаврила. Борода была длинной, ухоженной. Удивление вывело его из тоски. — Неужто и правда у них никого не осталось — дурак всех повыбил?
— Дойдет дело — разберемся… Кормщик, наверное…
— Сиди уж… Безрукий. Без тебя попробуем.
Гаврила поплевал на руки, покривился от боли и переложил меч в левую руку.
— Мне бы только туда забраться… Я со всеми там…
Конец веревки хлопнул его по лицу. Он отбросил ее.
— Как залезу — сразу расспрошу…
Римский корабль опускался все ниже и ниже. Избор поймал взгляд кормчего.
— Жить не расхотелось?
Тот молча качнул головой.
— Тогда слушай меня как отца родного! Замри!
Корабль встал. Остоголовые чуть проскочили вперед, но кормщик у них там, видно, был не из последних. Римское судно встало точно над ними. Тут же по спущенным веревкам заскользили войны в знакомых доспехах. Когда незваные гости миновали половину расстояния до них Избор только и ждавший этого ударил кормщика по плечу.
— Вверх!
Кормщик то ли не понял его с первого раза, то ли считая что, что у земли будет безопаснее, бросил корабль вниз. Словно рыба, соскальзывающая из одного потока, что бы попасть в другой корабль упал поближе к крышам, где еще толпились княжеские дружинники. Избора, совсем к этому не готового, шарахнуло о мачту. Гаврила покатился по палубе, сбив Доброго Шкелета.
Едва вскочив на ноги, Избор саданул кормщика по затылку.
— Вверх, крыса корабельная! Вверх! Нам теперь не князь, нам теперь Бог защитник!
Словно пузырь из болота корабль подскочил, задев бортом римский корабль. Остроголовые на веревках остались внизу, предоставленные своей судьбе, а стоявшие у ворота повалились на палубу. Избор не дал им подняться, всадив в каждого по стреле. К такому повороту остроголовые оказались не готовы, но сказалась выучка. Убитые остались на месте, раненый уполз за ворот и шерудил там от боли ногами, а на палубу выскочил с десяток остроголовых. Каждый из них нес здоровенный щит, прикрывавший его почти целиком. Кто-то скомандовал, и они сомкнулись, превратившись в маленькую подвижную крепость, еще со времен Цезаря называемой в римских войсках «черепахой». На миг раздвинув щиты они бросили кроткие копья. Гаврила зарычал, нагнетая в себя боевую злость, и бросился к борту, но Избор опередил его.
— Вниз, на сажень — скомандовал он. На этот раз кормщик выполнил все без запинки. Копья пролетели над палубой и канули во дворе княжеского терема.
— Вдоль борта! Прилипни к ним! Не давай им уйти.
Кормщик уже понял, что задумал Избор и, спустившись на сажень ниже, скользнул вдоль борта. Избор рубанул по первой веревке и снизу раздался злобно-отчаянный вопль. Гаврила и Добрый Шкелет подскочили к борту, замолотили мечами. Веревки лопались как струны, и за каждым певучим звуком раздавался человеческий крик. Римляне попытались оторваться от них, но кормщик ершом крутившийся у бортов успевал упредить их движения.
Сверху перестали бросать копья и начали забрасывать их крюками на веревках.
Первые три крюка Исин обрубил, но остроголовые и не рассчитывали ими остановить их корабль. Им нужно было только задержать их, чуть-чуть притянуть к себе, что бы забросить солидные крюки на цепях. Едва им удалось это, как в борта корабля стали впиваться якоря на цепях. Исин рубанул раз, другой, но хазарская сабля только высекла искры. Пока он недоумевал, наверху заскрипело — остроголовые споро крутили ворот. Дело у них шло бойко — корабли на глазах сближались. С нависающего борта скалились озверевшие морды. Их там было не меньше полутора десятков.
Избор отвлекся. Справа застучало по дереву, полетели щепки. Шкелет, разобравшись что к чему, вырубал якоря из бортов.
— Молодец! — заорал Избор — Наш якорь готовь!
Он уже почувствовал близость победы. Пока это был только замысел, но уж больно он был хорош! Настолько, что просто не мог не удастся. Избор готовился проделать с остроголовыми ту же штуку, что они проделали с ним.
Черепаха построенная остроголовыми неловко бегала по палубе не решаясь разделиться — стрелы Избора были слишком метки. Они находили щели между щитами, клюя кого в панцирь, кого в живое тело. А седобородый и вправду оказался кормщиком. Он спрятался за мачтой и оттуда командовал острогловыми. Избор послал в него три стрелы, но тот, словно заговоренный ускользал от них. Как ни был лаком этот кусок, ему пришлось от него отказаться. Избор пожалел на старца четвертой стрелы.
— Сам помрет — в азарте схватки подумал Избор и занялся молодыми, что еще сидели в «черепахе». Он не давал ей расползтись, думая только о том, что будет делать, когда стрелы кончатся. Гостеприимство Круторога не простиралось так далеко, что бы снабжать гостей стрелами с избытком. Довольствоваться пришлось той тулой, что Исин нашел на корабле. Лук был княжеский, и стрелы были княжеские, с красными перьями. Об этом наверняка знали все дружинники и после сегодняшнего побоища славы у князя должно прибавиться.
Его ожиданий старик не оправдал. Он не только не умер, но даже сам попытался погубить их. Поняв чего хочет Избор он бросился спасать корабль. Выставив вперед руки, он побежал навстречу, едва Избор отвлекся, что бы крикнуть Гавриле.
— Бросай!
Тот, подхватив маленький трехлапый якорь, забросил его наверх, на выступающее с носа римского корабля бревно. Канат дважды обернулся вокруг него, и остро заточенные лапы с отчетливым треском впились в дерево.
Старик почуяв опасность ловко, словно юноша перепрыгнул через «черепаху» и побежал на нос. «Вжик» — сказал Изборов лук и послал ему на встречу смерть. Они мчались навстречу друг другу, но случилось чудо — они не встретились. Вместо того, что бы ударить его в грудь она скользнула над левым плечом и унеслась в небо. Вторая и третья тоже не пожелали убить старика, променяв его грудь на щиты остроголовых. Уже чуя неладное Избор потянулся за четвертой, но пальцы его напрасно щипали воздух над плечом. Стрел уже не было, а старец с недоуменной улыбкой — он и сам удивлялся, что жив — бежал к якорю.
Избор присел, шаря руками по палубе в надежде найти что-нибудь тяжелое, и тут за его спиной раздалось.
— Йэх!
Над его головой прокатилась волна тошнотворной вони. Скомкав кафтан в большой и смрадный комок, Гаврила метнул его в старика. Роняя капли и кусочки дерьма он понесся с палубы на палубу. У старца хватило мудрости, что бы понять, что это к нему приближается. Его колдовство наверняка отбросило бы этот комок так же легко, как и стрелы, но чувство брезгливости помимо воли заставило его сделать шаг в сторону. Это было опрометчиво — старец уже зашел слишком далеко. На глазах Избора лицо его изменилось, когда он не нашел под ногой бревна. Он замахал руками, стараясь удержаться за воздух, закричал — Избор уловил несколько знакомых сарацинских проклятий — но гавриловы портки зацепившись за руку увлекли его вниз, на башню, туда, где остроголовые продолжали резаться с журавлевскими дружинниками.
Избор проводил его взглядом и сбросил следом якорный канат. Гаврила — голый и грязный — нависая над бортом прокричал.
— Держи, князь. Это тебе вместо шапки невидимки и сапог-скороходов. Пользуйся… Прощай!
Гаврила отвернулся от башен.
— В Булгар. Знаешь где это?
Кормщик спокойно покачал головой.
— В Чернигов летал, в Киев летал, в Коржавец… Туда хоть с закрытыми глазами отвезу, а вот в Булгар…
Он просто пожал плечами. Избор посмотрел на Исина. Тот по-прежнему ошивался около борта и показывал кому-то внизу язык.
— Эй, хазарин — позвал он — Куда лететь? Показывай, давай…
Исин оторвался от приятного занятия.
— Как это «куда лететь»? А этот что ли не знает?
— Кабы знал я и не спрашивал бы. Кроме тебя там никто, оказывается, не был. Так что тебе и везти.
Исин оторопело оглянулся. Небо над ним было одинаковым, в какую сторону не глянь.
Все смотрели на хазарина, а он все вертел головой, пытаясь что-то различить на горизонте.
— Ну что? — нетерпеливо напомнил о себе кормчий — Полетим куда-нибудь? Или досыпать пойдем?
Избор нахмурился.
— Полетим — сказал он — Сейчас тебе рукой покажут…. Ну?
Он ухватил хазарина за рукав и притянул к себе. Опережая его вопрос, тот сказал.
— Ну не знаю я. Не знаю. Караваном ехали. Ханукка вел.
Он разводил руками все видом своим показывая, что никак не виноват.
Злоба в Изборе, едва вспыхнув, угасла. Теперь, когда он знал, кем на самом деле был Исин глупо было ждать от него чего-то другого.
— Ну вот как с ним быть — спросил Избор Гаврилу — и за борт не бросишь, и с собой брать, тоже резона нет…
Гаврила прищурился. Глупость язычника должна быть побеждена мудростью христианина.
— Когда ехали в Чернигов, по пути теплее становилось, или холоднее?
— Холоднее! — быстро ответил хазарин — У нас снега уже не было, а там…
Но его уже никто не слушал.
— Крути на полдень — скомандовал Гаврила — Нам куда-то туда…
Кормщик поморщился.
— А точнее нельзя?
— Точнее у купцов спросим, коли попадутся… Купцы — они все знают — и что и где и когда и почем…
Кормчий не стал больше их расспрашивать. Видно путешественники из них были еще те. На полдень, так на полдень. Весло в его руках скрипнуло, и корабль повернулся носом к югу. На всякий случай он переспросил.
— Туда? Там ваш Булгар?
Избор не успел ответить.
— Там — сказал Исин показывая рукой совсем в другую сторону. Исин и Гаврила повернулись, что бы обругать хазарина, чтоб не лез не в свои дела, но слова застряли у них в горле. С той стороны, чуть выше их в небе парил другой корабль.
Ворона каркнула. Будь эта птица человеком, Избор поклялся бы, что с удивлением. Кормщик наклонился над ней, погладил, прошептал что-то и тоже посмотрел назад. Брови его поднялись вверх. В небе становилось тесно. Избор взглядом измерил чужой корабль и почувствовал укол зависти — нагонявшее их чудо было явно больше и тяжелее их корабля.
Пока в нем вроде бы не было угрозы — просто красивая вещица, поднятая колдовством в небо, но один взгляд на него почему-то холодил спину. Снизу мало чего было видно — только переливчатые паруса да грузное, вместительное днище. Он беззвучно двигался вперед, пока в небе не прозвучал удар гонга. Звук, тягучий словно старый мед, отразился от земли и вновь поднялся в небо. Перестав таиться, преследователи завалили корабль на борт, и он скользнул вниз. Это было уже опасно.
Он наваливался на них как кобель на суку — нагло, с полным сознанием собственной силы и превосходства.
— Римляне — сказал Гаврила. Кадык его часто задергался, словно он что-то пил. — Римляне… Братья во Христе…
— Зачем они? — спросил Избор. Времени у них не было, но все же несколько секунд можно было бы потратить на пустяки. Не вдаваясь в подробности, Гаврила ответил.
— Это остроголовые. За талисманом.
— Отдашь?
Избор вытащил меч, потом убрал его назад в ножны и стал натягивать тетиву. Лук тут был нужнее.
— В другой раз как-нибудь — туманно пообещал Гаврила, коснувшись груди.
Одним взглядом он окинул палубу и близкие башни журавлевского терема. На крышах еще продолжали толпиться дружинники и лучники еще не сняли тетивы с луков. Он подумал, что римляне явно поторопились, а потом поправил себя, что может быть и нет, если сами рассчитывали на помощь Круторога.
— Все будет как на море — посвистывая сквозь зубы сказал Гаврила. У него было лицо наперед все знающего человека.
— Сцепятся крюками, подтянут, потом резаться полезут.
Тень корабля скользила по земле далеко позади низ, а сам он уже нависал над их мачтой. Днище его было утыкано такими же серебряными гвоздями, как и у них.
— Чего я тут делаю? — спросил Избор у Гаврилы — Княжны нет, золото потерял… Остроголовых еще как поганок в лесу… Волшебство, что ли твое?
— Ханукка — напомнил Гаврила, выставляя наружу амулет.
— Да — сразу согласился Избор — Хаукка это хорошая причина, что бы болтаться тут вместе с вами.
Остроголовые были настолько уверенны в успехе, что даже не пускали стрел. Они действовали смело, даже нахально.
— Смелы больно. Видно про дурака нашего им не рассказывали…
Он обернулся посмотреть как Гы, похожий на увядший мак, сладко посапывает около мачты.
— Так ведь некому, наверное. Из тех, кто его в деле видел, в живых никого не осталось.
— В следующий раз — глубокомысленно сказал Исин — надо кого-нибудь оставлять..
— Вот и оставь. Следующий раз как раз сейчас.
Исин оглянулся на дурака. Тот как сидел около мачты, так и остался там, словно все происходящее его вовсе и не касалось. Мало того он спал не ведая о неприятностях.
— В морду бы ему дать — предложил Исин — чтоб разозлился… Или разбудить хотя бы..
— Буди — согласился Гаврила. — От тебя все одно проку никакого..
На Римском корабле забегали. Он еще находился выше их, и видеть они никого не могли, но топот ног и звон железа им был слышен преотлично.
— Кто его будить возьмется, тот в этом бою и первый покойник.
Корабль пронзил клуб дыма, что поднялся с княжеского двора. Гаврила вытер заслезившиеся глаза.
— Дым чуешь? Так вот те, кто горит, его тоже будить пробовали…
Если б Гы проснулся он чего-нибудь наверняка сделал бы. Только вот никто не смог бы поручиться с кем именно. То ли с остроголовыми, то ли с тем, кто его разбудил. Оставалось ждать такой любезности от остроголовых.
…Хоть Гаврила и обещал, получилось не совсем как на море. Скорее как в пещере. Не было только полумрака и журчания воды. Зато были веревки. Римский корабль разом обратился в медузу, сбросив их вниз, слвно ядовитые щупальца. Не прошло и мгновения, как по веревкам заскользили знакомые фигуры. Гаврила, стоявший рядом с Избором, с какой-то тоской в голосе сказал.
— Родни у них что ли не меряно? Сынов побили, так теперь братья в дело пошли, отцы…
— И деды — отозвался Избор увидев как с борта неприятельского судна свесилась чья-то седая борода.
— Это еще кто? — удивился Гаврила. Борода была длинной, ухоженной. Удивление вывело его из тоски. — Неужто и правда у них никого не осталось — дурак всех повыбил?
— Дойдет дело — разберемся… Кормщик, наверное…
— Сиди уж… Безрукий. Без тебя попробуем.
Гаврила поплевал на руки, покривился от боли и переложил меч в левую руку.
— Мне бы только туда забраться… Я со всеми там…
Конец веревки хлопнул его по лицу. Он отбросил ее.
— Как залезу — сразу расспрошу…
Римский корабль опускался все ниже и ниже. Избор поймал взгляд кормчего.
— Жить не расхотелось?
Тот молча качнул головой.
— Тогда слушай меня как отца родного! Замри!
Корабль встал. Остоголовые чуть проскочили вперед, но кормщик у них там, видно, был не из последних. Римское судно встало точно над ними. Тут же по спущенным веревкам заскользили войны в знакомых доспехах. Когда незваные гости миновали половину расстояния до них Избор только и ждавший этого ударил кормщика по плечу.
— Вверх!
Кормщик то ли не понял его с первого раза, то ли считая что, что у земли будет безопаснее, бросил корабль вниз. Словно рыба, соскальзывающая из одного потока, что бы попасть в другой корабль упал поближе к крышам, где еще толпились княжеские дружинники. Избора, совсем к этому не готового, шарахнуло о мачту. Гаврила покатился по палубе, сбив Доброго Шкелета.
Едва вскочив на ноги, Избор саданул кормщика по затылку.
— Вверх, крыса корабельная! Вверх! Нам теперь не князь, нам теперь Бог защитник!
Словно пузырь из болота корабль подскочил, задев бортом римский корабль. Остроголовые на веревках остались внизу, предоставленные своей судьбе, а стоявшие у ворота повалились на палубу. Избор не дал им подняться, всадив в каждого по стреле. К такому повороту остроголовые оказались не готовы, но сказалась выучка. Убитые остались на месте, раненый уполз за ворот и шерудил там от боли ногами, а на палубу выскочил с десяток остроголовых. Каждый из них нес здоровенный щит, прикрывавший его почти целиком. Кто-то скомандовал, и они сомкнулись, превратившись в маленькую подвижную крепость, еще со времен Цезаря называемой в римских войсках «черепахой». На миг раздвинув щиты они бросили кроткие копья. Гаврила зарычал, нагнетая в себя боевую злость, и бросился к борту, но Избор опередил его.
— Вниз, на сажень — скомандовал он. На этот раз кормщик выполнил все без запинки. Копья пролетели над палубой и канули во дворе княжеского терема.
— Вдоль борта! Прилипни к ним! Не давай им уйти.
Кормщик уже понял, что задумал Избор и, спустившись на сажень ниже, скользнул вдоль борта. Избор рубанул по первой веревке и снизу раздался злобно-отчаянный вопль. Гаврила и Добрый Шкелет подскочили к борту, замолотили мечами. Веревки лопались как струны, и за каждым певучим звуком раздавался человеческий крик. Римляне попытались оторваться от них, но кормщик ершом крутившийся у бортов успевал упредить их движения.
Сверху перестали бросать копья и начали забрасывать их крюками на веревках.
Первые три крюка Исин обрубил, но остроголовые и не рассчитывали ими остановить их корабль. Им нужно было только задержать их, чуть-чуть притянуть к себе, что бы забросить солидные крюки на цепях. Едва им удалось это, как в борта корабля стали впиваться якоря на цепях. Исин рубанул раз, другой, но хазарская сабля только высекла искры. Пока он недоумевал, наверху заскрипело — остроголовые споро крутили ворот. Дело у них шло бойко — корабли на глазах сближались. С нависающего борта скалились озверевшие морды. Их там было не меньше полутора десятков.
Избор отвлекся. Справа застучало по дереву, полетели щепки. Шкелет, разобравшись что к чему, вырубал якоря из бортов.
— Молодец! — заорал Избор — Наш якорь готовь!
Он уже почувствовал близость победы. Пока это был только замысел, но уж больно он был хорош! Настолько, что просто не мог не удастся. Избор готовился проделать с остроголовыми ту же штуку, что они проделали с ним.
Черепаха построенная остроголовыми неловко бегала по палубе не решаясь разделиться — стрелы Избора были слишком метки. Они находили щели между щитами, клюя кого в панцирь, кого в живое тело. А седобородый и вправду оказался кормщиком. Он спрятался за мачтой и оттуда командовал острогловыми. Избор послал в него три стрелы, но тот, словно заговоренный ускользал от них. Как ни был лаком этот кусок, ему пришлось от него отказаться. Избор пожалел на старца четвертой стрелы.
— Сам помрет — в азарте схватки подумал Избор и занялся молодыми, что еще сидели в «черепахе». Он не давал ей расползтись, думая только о том, что будет делать, когда стрелы кончатся. Гостеприимство Круторога не простиралось так далеко, что бы снабжать гостей стрелами с избытком. Довольствоваться пришлось той тулой, что Исин нашел на корабле. Лук был княжеский, и стрелы были княжеские, с красными перьями. Об этом наверняка знали все дружинники и после сегодняшнего побоища славы у князя должно прибавиться.
Его ожиданий старик не оправдал. Он не только не умер, но даже сам попытался погубить их. Поняв чего хочет Избор он бросился спасать корабль. Выставив вперед руки, он побежал навстречу, едва Избор отвлекся, что бы крикнуть Гавриле.
— Бросай!
Тот, подхватив маленький трехлапый якорь, забросил его наверх, на выступающее с носа римского корабля бревно. Канат дважды обернулся вокруг него, и остро заточенные лапы с отчетливым треском впились в дерево.
Старик почуяв опасность ловко, словно юноша перепрыгнул через «черепаху» и побежал на нос. «Вжик» — сказал Изборов лук и послал ему на встречу смерть. Они мчались навстречу друг другу, но случилось чудо — они не встретились. Вместо того, что бы ударить его в грудь она скользнула над левым плечом и унеслась в небо. Вторая и третья тоже не пожелали убить старика, променяв его грудь на щиты остроголовых. Уже чуя неладное Избор потянулся за четвертой, но пальцы его напрасно щипали воздух над плечом. Стрел уже не было, а старец с недоуменной улыбкой — он и сам удивлялся, что жив — бежал к якорю.
Избор присел, шаря руками по палубе в надежде найти что-нибудь тяжелое, и тут за его спиной раздалось.
— Йэх!
Над его головой прокатилась волна тошнотворной вони. Скомкав кафтан в большой и смрадный комок, Гаврила метнул его в старика. Роняя капли и кусочки дерьма он понесся с палубы на палубу. У старца хватило мудрости, что бы понять, что это к нему приближается. Его колдовство наверняка отбросило бы этот комок так же легко, как и стрелы, но чувство брезгливости помимо воли заставило его сделать шаг в сторону. Это было опрометчиво — старец уже зашел слишком далеко. На глазах Избора лицо его изменилось, когда он не нашел под ногой бревна. Он замахал руками, стараясь удержаться за воздух, закричал — Избор уловил несколько знакомых сарацинских проклятий — но гавриловы портки зацепившись за руку увлекли его вниз, на башню, туда, где остроголовые продолжали резаться с журавлевскими дружинниками.
Избор проводил его взглядом и сбросил следом якорный канат. Гаврила — голый и грязный — нависая над бортом прокричал.
— Держи, князь. Это тебе вместо шапки невидимки и сапог-скороходов. Пользуйся… Прощай!