Страница:
[53]с храбрым мавром Аудала, битва из-за четок, которые мавр привязал к хвосту своего коня; а кроме этого еще множество изображений, сделанных весьма искусной рукой. Под четырьмя триумфальными арками находился круглый трон, хорошо видимый отовсюду, сделанный из лучшего алебастра, с великолепными на нем украшениями. На троне помещалось изображение дамы великой красы, облеченное в голубую парчу, со многими золотыми вышивками и оборками. У ног этого красивого образа были сложены военные трофеи и среди них – сам бог любви, побежденный и поверженный, со сломанным луком, стрелами и колчаном, с рассеянными повсюду перьями его прекрасных крыльев.
Эмблемой храброго Саррасина было море, в нем скала, омываемая множеством волн, и надпись:
Так выступил храбрый Саррасин со своей колесницей, не менее красивой, чем колесница устроителя праздника. Ее везли четыре красивых гнедых коня в очень богатой упряжи, с украшениями пурпурового цвета.
За колесницей ехал нарядный отряд рыцарей в таких же пурпурных одеждах. Так, под торжественную музыку, объехал Саррасин площадь, доставив своим видом удовольствие всем зрителям. Тотчас портрет дамы был всеми узнан, будучи портретом прелестной Галианы, и красотой ее восхищались. Все говорили: «Достойного соперника имеет устроитель торжества!»
Королева взглянула на стоявшую около нее Галиану и проговорила:
– На этот раз, прекрасная Галиана, не скрыть вам вашу любовь. Очень меня радует, что вы себе избрали столь знатного и славного рыцаря. Хотя, говоря по правде, достоин был избрания и храбрый Абенамар, а вы его тем не менее отвергли.
Прекрасная Галиана молчала, вся зардевшись от смущения.
Король же сказал своим рыцарям: «Сегодня предстоит нам увидеть великие дела, потому что рыцари – участники игры обладают великой храбростью, и каждый из них постарается сделать наилучшее. Посмотрим же, что сделает храбрый Саррасин».
Тем временем колесница Саррасина уже успела объехать площадь; он велел остановить ее рядом с колесницей Абенамара и затем, сойдя с коня, пешком отправился к шатру храброго Абенамара и сказал ему:
– Знай, рыцарь, что я сюда явился соревноваться в метании трех копий в кольцо. И если судьбе будет угодно, чтобы я выиграл у тебя все три раза, я возьму тогда портрет твоей дамы, а вместе с ним и выставленную тобой цепь ценою в тысячу дублонов; если же выиграешь ты у меня, – твоим будет портрет моей дамы и нарукавник, вышитый ее рукой, который господа судьи оценили в четыре тысячи дублонов.
Правду говорил доблестный Саррасин: нарукавник, облекавший его правую руку, был большой ценности и вышит собственноручно прелестной Галианой! И про тот нарукавник сложили такой романс, весьма всем понравившийся:
И могучий Саррасин, уверенный в своей силе и ловкости, захотел поставить залогом драгоценный нарукавник, не считаясь с тем, какого он имел перед собой опасного противника. Последний, выслушав смелого Саррасина, ответил, что он принимает условия состязания: три копья, брошенных в кольцо, решают, кому владеть закладом. Затем он потребовал себе коня, и ему подвели одного из восьми, нарочно для этого приготовленных и покрытых богатой попоной. Он вскочил в седло, не коснувшись ногою стремени. Ему подали копье для игры, и он поехал вдоль площади, посадкой и ловкостью своей восхищая всех зрителей.
Король сказал окружавшим его рыцарям:
– Теперь никто не сможет отказать Абенамару в том, что он преискуснейший наездник, но Саррасин ему не уступит. Так что сегодня в игре в кольцо нам предстоит увидеть великие дела.
Тем временем доблестный Абенамар достиг конца ристалища, назначенного для разбега, и, повернув коня, сделал большой прыжок, поднявшись от земли не менее, чем на три локтя. И затем конь помчался, будто молния, направляемый рукой такого отличного наездника, каким был Абенамар. Достигнув кольца, Абенамар на всем скаку вытянул вперед копье и с силой ударил им в кольцо; он задел его верхнюю часть, и не хватило только какого-нибудь полпальца, чтобы воткнуть его в самое отверстие. Так, коснувшись кольца, но не выиграв его, он промчался мимо, чрезвычайно раздосадованный своей неудачей. Постепенно, сдержав коня, он шагом отъехал к своему шатру, откуда стал наблюдать, чего достигнет могучий Саррасин.
Саррасина смутил и рассердил меткий удар Абенамара, едва не выигравшего кольцо. Но, уверенный в собственной ловкости, он попросил себе копье и, получив его, сдержанным шагом, гарцуя поехал к концу ристалища. Отсюда, повернув коня, он помчался с невиданной быстротой, точно он был молнией. Достигнув кольца, он вытянул копье настолько ровно, как если бы его конь в бешеной скачке оставался совсем без движения, и, метко вонзив копье в середину кольца, промчался, как ветер, унося кольцо, надетым на конец копья. И тогда весь народ, присутствовавший на площади, и все, смотревшие из окон и балконов, громко воскликнули:
– Абенамар проиграл свой заклад!
А доблестный Саррасин, гордый своим успехом, заявил, что он победил. Но благородный Муса, бывший дружкой Абенамара, возразил, что еще нет, ибо по условию они должны были состязаться три раза, так что двух еще недоставало. Однако дружка Саррасина, рыцарь из рода Асарков, возразил на это, что приз уже выигран с первого копья. Тут все подняли крик, и каждый настаивал на справедливости своего решения. Но судьи приказали всем замолчать, заявив, что решают они; и они решили, что заклад еще не выигран, так как остаются еще два копья.
Ярым гневом запламенел могучий Саррасин из-за того, что ему не давали награду, хотя и был неправ, но страсть превозмогала в его мужественном сердце над справедливостью. Но если недоволен и разгневан был Саррасин, то Абенамар был не менее его раздосадован; ему хотелось умереть от досады и гнева: так огорчил его проигрыш первого копья. Кто взглянул бы в это время на прекрасную Галиану, тот сразу бы узнал по ее лицу о радости, которой переполнилось ее сердце при выигрыше ее рыцарем первого копья.
Совсем противоположные чувства испытывала Фатима, и, хотя она их скрывала тщательно, все же совершенно их скрыть ей не удалось. Харифа, насмешница и хитрая придворная дама, заметила ей: «Друг мой Фатима! Не повезло вашему рыцарю с самого начала; если так будет с ним продолжаться до конца, не выиграть ему приза».
– Меня не печалит это начало, – ответила Фатима. – Не удалось ему сейчас, удастся после. И удастся настолько, что вы станете завидовать его удаче. Я уже говорила вам, что славу поют под конец.
– Сейчас вы хорошо разговариваете, – ответила Харифа, – подождем лучше конца.
И, обратив взоры на состязание, они увидели, как Абенамару подали другого коня и новое копье. С клокочущим внутри гневом, но наружно совершенно спокойный, точно не кипела в нем страсть, он красиво, шагом доехал до конца ристалища и, взяв таким образом нужный разбег, с неслыханной стремительностью повернул коня и полетел, точно птица. Он вытянул копье; недрогнувшей стрелой вонзилось оно в кольцо, и с быстротою мысли оказалось кольцо на острие копья.
Народ закричал:
– На этот раз выиграл владелец заклада!
Во второй раз подали тогда копье могучему Саррасину. Он поехал к концу ристалища, повернул коня, помчался на нем, словно ветер, и, хотя он и хорошо нацелил копье, на этот раз ему не удалось задеть кольца, и он промчался мимо.
Могучий Абенамар сказал тогда:
– Нам остается еще по одному копью; третье копье решит наше состязание. Так выполним же его, не откладывая.
И с этими словами он потребовал себе новое копье, взял разбег, повернул коня, молнией налетел на кольцо, ударил в него копьем – и кольцо оказалось у него на копье. Тут снова поднялся шум и крики, и все утверждали, что безусловно победил Абенамар.
И теперь было хорошо видно по лицу прекрасной Галианы, что она, видя, как ее Саррасин проигрывает, далеко не так довольна, как раньше.
А Саррасин, почти потеряв надежду на победу, взял новое копье, проехал к концу, птицей помчался и на этот раз задел кольцо сбоку, сбил его на землю, но на копье не нанизал.
Тут судьи объявили ему, что он проиграл и должен отдать заклад.
– Пусть сегодня я проиграл кольцо, – отвечал могучий Саррасин, – но настанет день, и я выиграю в настоящем поединке на копьях с двойным острием. И утраченное сегодня верну себе тогда.
Абенамар, затаивший против него злобу за старое, о чем мы уже рассказывали, возразил на это, что если он в поединке собирается вернуть себе проигранное, то незачем это откладывать.
Но тут вмешались судьи и дружки и помешали им продолжать распрю. После чего могучий Саррасин, его дружка и все явившиеся с ним на состязание рыцари покинули площадь, оставив портрет прекрасной Галианы и драгоценный нарукавник. И портрет, и нарукавник под веселые звуки гобоев и других музыкальных инструментов сложили к подножию, на котором стоял портрет прекрасной Фатимы, испытавшей немалую радость, но старавшуюся ее не выказывать. Саррасин покидал площадь печальный и недовольный. Придворные рыцари провожали его, ибо он был хорошим и знатным рыцарем, смелым и сильным мужем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Эмблемой храброго Саррасина было море, в нем скала, омываемая множеством волн, и надпись:
Такая же надпись была помещена на площади, чтобы ее все видели.
«В сердце веры крепость со скалой сравнится,
Что ни ветра, ни прибоя не страшится».
Так выступил храбрый Саррасин со своей колесницей, не менее красивой, чем колесница устроителя праздника. Ее везли четыре красивых гнедых коня в очень богатой упряжи, с украшениями пурпурового цвета.
За колесницей ехал нарядный отряд рыцарей в таких же пурпурных одеждах. Так, под торжественную музыку, объехал Саррасин площадь, доставив своим видом удовольствие всем зрителям. Тотчас портрет дамы был всеми узнан, будучи портретом прелестной Галианы, и красотой ее восхищались. Все говорили: «Достойного соперника имеет устроитель торжества!»
Королева взглянула на стоявшую около нее Галиану и проговорила:
– На этот раз, прекрасная Галиана, не скрыть вам вашу любовь. Очень меня радует, что вы себе избрали столь знатного и славного рыцаря. Хотя, говоря по правде, достоин был избрания и храбрый Абенамар, а вы его тем не менее отвергли.
Прекрасная Галиана молчала, вся зардевшись от смущения.
Король же сказал своим рыцарям: «Сегодня предстоит нам увидеть великие дела, потому что рыцари – участники игры обладают великой храбростью, и каждый из них постарается сделать наилучшее. Посмотрим же, что сделает храбрый Саррасин».
Тем временем колесница Саррасина уже успела объехать площадь; он велел остановить ее рядом с колесницей Абенамара и затем, сойдя с коня, пешком отправился к шатру храброго Абенамара и сказал ему:
– Знай, рыцарь, что я сюда явился соревноваться в метании трех копий в кольцо. И если судьбе будет угодно, чтобы я выиграл у тебя все три раза, я возьму тогда портрет твоей дамы, а вместе с ним и выставленную тобой цепь ценою в тысячу дублонов; если же выиграешь ты у меня, – твоим будет портрет моей дамы и нарукавник, вышитый ее рукой, который господа судьи оценили в четыре тысячи дублонов.
Правду говорил доблестный Саррасин: нарукавник, облекавший его правую руку, был большой ценности и вышит собственноручно прелестной Галианой! И про тот нарукавник сложили такой романс, весьма всем понравившийся:
Короче, не было цены нарукавнику.
На верху Комарес башни
Раз сидела Галиана,
С прилежаньем и уменьем
Нарукавник вышивала.
Саррасин, ее любимый,
В дар получит нарукавник,
Он играть поедет в копья,
А его в заклад поставит.
Чистым золотом оборка
Нарукавник украшает,
Изумрудов и рубинов
В нем горит нарядный пламень.
Пылью звездною рассыпан
Ясный жемчуг, блеск алмазный,
Не найти на целом свете
Драгоценности прекрасней.
Как отрадно Саррасину
Дамы избранной вниманье,
Сколько чувствует он в сердце
Благодарности и страсти!
Пусть любовь его безмерна –
Галиана любит равно,
Саррасин любви достоин
И владеет ей по праву.
Галианы верен выбор:
Заслужил тот рыцарь славный,
Чтоб ему вручил бы сердце
Лучший цвет девиц Гранады.
Много мавров безуспешно
Галианы добивались,
Одному лишь Саррасину
Улыбнулась здесь удача.
Для него она презрела
Все усилья Абенмара.
Полны радостной надежды
Саррасин и Галиана.
Свадьбы близок день счастливый,
Близок пир и близки самбры,
И на брак есть позволенье
Альмерийского алькайда.
Тот алькайд – отец невесты.
Сам король устроит праздник.
«Будет свадьба непременно», –
Говорят по всей Гранаде.
И могучий Саррасин, уверенный в своей силе и ловкости, захотел поставить залогом драгоценный нарукавник, не считаясь с тем, какого он имел перед собой опасного противника. Последний, выслушав смелого Саррасина, ответил, что он принимает условия состязания: три копья, брошенных в кольцо, решают, кому владеть закладом. Затем он потребовал себе коня, и ему подвели одного из восьми, нарочно для этого приготовленных и покрытых богатой попоной. Он вскочил в седло, не коснувшись ногою стремени. Ему подали копье для игры, и он поехал вдоль площади, посадкой и ловкостью своей восхищая всех зрителей.
Король сказал окружавшим его рыцарям:
– Теперь никто не сможет отказать Абенамару в том, что он преискуснейший наездник, но Саррасин ему не уступит. Так что сегодня в игре в кольцо нам предстоит увидеть великие дела.
Тем временем доблестный Абенамар достиг конца ристалища, назначенного для разбега, и, повернув коня, сделал большой прыжок, поднявшись от земли не менее, чем на три локтя. И затем конь помчался, будто молния, направляемый рукой такого отличного наездника, каким был Абенамар. Достигнув кольца, Абенамар на всем скаку вытянул вперед копье и с силой ударил им в кольцо; он задел его верхнюю часть, и не хватило только какого-нибудь полпальца, чтобы воткнуть его в самое отверстие. Так, коснувшись кольца, но не выиграв его, он промчался мимо, чрезвычайно раздосадованный своей неудачей. Постепенно, сдержав коня, он шагом отъехал к своему шатру, откуда стал наблюдать, чего достигнет могучий Саррасин.
Саррасина смутил и рассердил меткий удар Абенамара, едва не выигравшего кольцо. Но, уверенный в собственной ловкости, он попросил себе копье и, получив его, сдержанным шагом, гарцуя поехал к концу ристалища. Отсюда, повернув коня, он помчался с невиданной быстротой, точно он был молнией. Достигнув кольца, он вытянул копье настолько ровно, как если бы его конь в бешеной скачке оставался совсем без движения, и, метко вонзив копье в середину кольца, промчался, как ветер, унося кольцо, надетым на конец копья. И тогда весь народ, присутствовавший на площади, и все, смотревшие из окон и балконов, громко воскликнули:
– Абенамар проиграл свой заклад!
А доблестный Саррасин, гордый своим успехом, заявил, что он победил. Но благородный Муса, бывший дружкой Абенамара, возразил, что еще нет, ибо по условию они должны были состязаться три раза, так что двух еще недоставало. Однако дружка Саррасина, рыцарь из рода Асарков, возразил на это, что приз уже выигран с первого копья. Тут все подняли крик, и каждый настаивал на справедливости своего решения. Но судьи приказали всем замолчать, заявив, что решают они; и они решили, что заклад еще не выигран, так как остаются еще два копья.
Ярым гневом запламенел могучий Саррасин из-за того, что ему не давали награду, хотя и был неправ, но страсть превозмогала в его мужественном сердце над справедливостью. Но если недоволен и разгневан был Саррасин, то Абенамар был не менее его раздосадован; ему хотелось умереть от досады и гнева: так огорчил его проигрыш первого копья. Кто взглянул бы в это время на прекрасную Галиану, тот сразу бы узнал по ее лицу о радости, которой переполнилось ее сердце при выигрыше ее рыцарем первого копья.
Совсем противоположные чувства испытывала Фатима, и, хотя она их скрывала тщательно, все же совершенно их скрыть ей не удалось. Харифа, насмешница и хитрая придворная дама, заметила ей: «Друг мой Фатима! Не повезло вашему рыцарю с самого начала; если так будет с ним продолжаться до конца, не выиграть ему приза».
– Меня не печалит это начало, – ответила Фатима. – Не удалось ему сейчас, удастся после. И удастся настолько, что вы станете завидовать его удаче. Я уже говорила вам, что славу поют под конец.
– Сейчас вы хорошо разговариваете, – ответила Харифа, – подождем лучше конца.
И, обратив взоры на состязание, они увидели, как Абенамару подали другого коня и новое копье. С клокочущим внутри гневом, но наружно совершенно спокойный, точно не кипела в нем страсть, он красиво, шагом доехал до конца ристалища и, взяв таким образом нужный разбег, с неслыханной стремительностью повернул коня и полетел, точно птица. Он вытянул копье; недрогнувшей стрелой вонзилось оно в кольцо, и с быстротою мысли оказалось кольцо на острие копья.
Народ закричал:
– На этот раз выиграл владелец заклада!
Во второй раз подали тогда копье могучему Саррасину. Он поехал к концу ристалища, повернул коня, помчался на нем, словно ветер, и, хотя он и хорошо нацелил копье, на этот раз ему не удалось задеть кольца, и он промчался мимо.
Могучий Абенамар сказал тогда:
– Нам остается еще по одному копью; третье копье решит наше состязание. Так выполним же его, не откладывая.
И с этими словами он потребовал себе новое копье, взял разбег, повернул коня, молнией налетел на кольцо, ударил в него копьем – и кольцо оказалось у него на копье. Тут снова поднялся шум и крики, и все утверждали, что безусловно победил Абенамар.
И теперь было хорошо видно по лицу прекрасной Галианы, что она, видя, как ее Саррасин проигрывает, далеко не так довольна, как раньше.
А Саррасин, почти потеряв надежду на победу, взял новое копье, проехал к концу, птицей помчался и на этот раз задел кольцо сбоку, сбил его на землю, но на копье не нанизал.
Тут судьи объявили ему, что он проиграл и должен отдать заклад.
– Пусть сегодня я проиграл кольцо, – отвечал могучий Саррасин, – но настанет день, и я выиграю в настоящем поединке на копьях с двойным острием. И утраченное сегодня верну себе тогда.
Абенамар, затаивший против него злобу за старое, о чем мы уже рассказывали, возразил на это, что если он в поединке собирается вернуть себе проигранное, то незачем это откладывать.
Но тут вмешались судьи и дружки и помешали им продолжать распрю. После чего могучий Саррасин, его дружка и все явившиеся с ним на состязание рыцари покинули площадь, оставив портрет прекрасной Галианы и драгоценный нарукавник. И портрет, и нарукавник под веселые звуки гобоев и других музыкальных инструментов сложили к подножию, на котором стоял портрет прекрасной Фатимы, испытавшей немалую радость, но старавшуюся ее не выказывать. Саррасин покидал площадь печальный и недовольный. Придворные рыцари провожали его, ибо он был хорошим и знатным рыцарем, смелым и сильным мужем.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В которой повествуется про конец игры в кольцо и про вызов на бой мавром Альбаяльдом магистра Калатравы
Вы уже слышали про то, как храбрый Саррасин покинул площадь, полный гнева и ярости из-за неудачного конца игры в кольцо и потери портрета своей дамы. Рыцари, сопровождавшие его на состязание, проводили его до дому и здесь простились с ним. Он соскочил с коня, сорвал с головы очень ценные украшения и плюмаж и с дикой яростью кинул на землю марлоту. И, пройдя к себе в спальню, бросился на постель, по обилию ярости похожий на ядовитую змею, и начал жаловаться на самого себя и на свой несчастный жребий, говоря:
– Ответь мне, низкий рыцарь и презренный негодяй: какой отчет дашь ты, чем оправдаешься перед прекрасной Галианой в потере ее портрета и нарукавника, утраченных из-за недостатка в тебе мужества и ловкости? С каким лицом предстанешь ты перед ней? О, Магомет, предатель, пес, коварный обманщик! Вместо того, чтобы благоприятствовать моим надеждам, ты изменил мне! Скажи, собака, ложный пророк, не обещал я тебе разве принести обильные золотые дары и сжечь множество благовоний на твоих алтарях, если ты дашь мне победу в этот день?… Почему же, коварный, ты оставил меня?… Так, клянусь же аллахом, за такую обиду, лживый дон Магомет, я выйду из твоей секты, где одна только ложь, и стану христианином, ибо религия христиан лучше, и даю клятву рыцаря: где бы и когда бы ни пришлось мне услышать твое имя, я буду хулить его!
Это и еще многое другое говорил отважный Саррасин, жалуясь на свою печальную судьбу и на Магомета [54].
Но если он был полон досады и гнева, то не менее его разгневалась прекрасная Галиана, и хорошо всем был виден гнев, наполнявший ее душу. Но она всячески старалась скрыть свою печаль и разговаривала с королевой и другими дамами, которые утешали ее, говоря, что она вольна посмеяться от всего сердца над тем, что рыцарь проиграл ее портрет. «Меня это ничуть не огорчает. – отвечала прекрасная Галиана, – это дело рыцарей». Но, хотя она и говорила так, в сердце чувствовала иное. Самой же себе она говорила: «Ах, рыцарь Абенамар! Как ты щедрой рукой отомстил мне за мою к тебе неблагодарность! Теперь себе на славу мой портрет и нарукавник, вышитый мною с такими стараниями, ты приносишь в дар своей даме, столь гордой победой своего рыцаря».
Так говорила она себе и не настолько безучастно, чтобы ее глаза не свидетельствовали о внутренних мучениях: они были полны слез. Ее сестра Селима утешала ее и упрашивала скрыть перед королевой и дамами свои чувства. Галиана, притворяясь, как только умела, старалась казаться веселой и незаметно вытирала платком глаза.
В это время на площади раздался шум, все взглянули по его направлению и увидели, как по улице Эльвиры выступал огромный змей, извергавший из себя пламя. За змеем следовало тридцать рыцарей в одеждах белого и лилового цвета. Перья на их шлемах и убранство их коней были тех же цветов. В середине кавалькады шел конь без всадника в украшениях и попоне из лиловой и белой парчи с одноцветным плюмажем на голове. Процессия сопровождалась звучной и стройной музыкой гобоев и флейт. Огромный змей сделал круг по всей площади и, остановившись перед окнами, из которых смотрели король, королева и весь двор, начал усиленно извергать из себя пламя; множество искр сыпалось, громко трещал огонь и раздавались взрывы. Так весь змей сгорел и изошел в огне, его оболочка распалась, и из нее показался рыцарь в одежде из лиловой и белой парчи, богато расшитой золотом и серебром; перья плюмажа тоже были лиловые и белые. С ним находились четыре дикаря, державших трон, обитый лиловым бархатом, причем гвозди обивки были из золота. На троне стояло изображение дамы, в которой все сразу узнали Харифу, а в рыцаре – отважного Абиндарраэса. Изображение было одето в пышное платье из белой и лиловой парчи, обшитой золотом и осыпанной блестками. Парче не было цены. Портрет был настолько хорош, что равнялся оригиналу.
Король, королева и все присутствовавшие взглянули на прекрасную Харифу, в тот миг покрасневшую от благородной стыдливости и еще более похорошевшую от этого. Королева сказала ей:
– Теперь, прекрасная Харифа, наступил час, когда мы увидим храбрость вашего рыцаря и храбрость Абенамара, а также какому из двух портретов достанется слава победы.
– Пусть судьба делает, как знает, – отвечала ей Харифа, – я же с одинаковым лицом приму оба исхода.
На этом они замолчали и стали смотреть на то, что будет делать отважный Абенсеррах; все очень удивились, увидя, что ни он, ни его четыре дикаря, ни портрет Харифы совершенно не пострадали от огня большого змея.
Отважный рыцарь тотчас потребовал своего коня, ему его подвели, красивого, белого словно снег, птицей вскочил в седло и, сопровождаемый рыцарями, с ним явившимися, и четырьмя дикарями, несшими трон с портретом Харифы на нем, объехал всю площадь кругом с таким изяществом, что все смотревшие пришли в восхищение. Достигнув того места, где находился отважный Абенамар, четыре дикаря остановились, поставив трон у себя на плечах так, чтобы портрет был всем хорошо виден.
Храбрый Абиндарраэс подошел к хозяину праздника и сказал ему:
– Доблестный рыцарь! Не угодно ли вам, на условиях данного праздника, соревноваться со мной на трех копьях?
– В добрый час, – ответил ему Абенамар, – я здесь нахожусь как раз для этого.
С этими словами он взял в руки копье, сделал на коне разбег, бурей помчался к кольцу и, промчавшись под самой веревкой, нанизал кольцо на конец своего копья. Затем отъехал шагом, приказав укрепить кольцо на прежнее место.
После этого отважному Абиндарраэсу, ничуть не смущенному, подали копье. Он проехал нужное.для разбега расстояние и затем, пустив своего коня с быстротой орла, домчался до кольца и точно так же нанизал его себе на копье. Среди зрителей поднялись шум и крики, но все вскоре смолкло, и все стали дожидаться, чем кончится состязание на остающихся копьях.
Устроитель праздника, раздраженный успехом своего соперника, вернулся на ристалище и во второй раз сорвал кольцо. Настал черед могучего Абиндарраэса, и он точно так же в одно мгновение нанизал кольцо себе на копье.
Большой шум стоял на площади, и все говорили: «Закладчику нашелся достойный противник!»
Взглянувший в тот миг на Харифу и Фатиму сразу увидел бы, с каким страхом дожидаются они третьего копья и насколько ни той, ни другой не хочется, чтобы ее рыцарь проиграл. «Святой аллах! Чем это кончится?…», – шептали они обе.
Затем воцарилась глубокая тишина, словно на площади не было ни одной живой души. Могучий Абенамар взял третье копье, в третий раз сделал разбег, пришпорил коня, помчался к цели, как ветер, и, к немалой славе его и прекрасной Фатимы, кольцо оказалось у него на копье.
А прекрасная Фатима после счастливого для себя исхода игры глянула на Харифу и, увидев, что та вся переменилась в лице, смеясь сказала ей:
– Сестра моя Харифа! Незачем так преждевременно меняться в лице! Вашему рыцарю остается еще одно копье, и может так случиться, что он еще ничего не потеряет.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – заметила королева, – большое будет чудо, если Абиндарраэс и на сей раз выиграет кольцо.
Тут они устремили взгляды на Абиндарраэса и увидели, как он взял новое копье, сделал разбег и, с громким кличем устремив своего коня, помчался будто стрела, пущенная из стального лука. Но на этот раз он был не так счастлив, как в два предыдущих, ибо теперь он не сорвал кольца, хотя и коснулся его острием копья.
Тотчас же зазвучали трубы и гобои закладчика в знак радости по случаю одержанной победы. Судьи призвали к себе Абиндарраэса и сказали ему, что он проиграл, на что он, сохраняя на лице веселое выражение, ответил: «Ясно было, что один из двух должен был проиграть, и если Магомет пожелал, чтобы проиграл именно я, мне на это нечего возразить». И хотя могучий Абиндарраэс и говорил так, иначе было у него в груди: ни за какие сокровища в мире не хотелось бы ему потерять портрет своей Харифы.
А тем временем под радостные звуки музыки портрет Харифы был поставлен к подножию портрета Фатимы, рядом с портретом Галианы.
Находившаяся рядом с Харифой королева со смехом сказала ей:
– Скажи мне, милая Харифа, ты более не опасаешься, что портрет Фатимы попадет к тебе в руки? Разве я не говорила тебе, что коней, венчает дело? Созерцай же теперь свой портрет у ног портрета Фатимы. Разве тебе неизвестно, что Абенамар – один из самых лучших рыцарей двора и что ни Абиндарраэсу, и никому другому с ним не сравняться? И не думай, что дело ограничится этими двумя побежденными портретами, – их окажется больше, нежели ты предполагаешь.
Харифа возразила на это:
– Пусть несчастен был жребий Абиндарраэса, но я утешаю себя тем, что другие окажутся счастливее его.
И отважный Абиндарраэс покинул площадь вместе со своей свитой и четырьмя дикарями. Но судьи велели его вернуть, потому что они решили между собой, что он заслуживает некоторой награды за свою изобретательность. И когда Абиндарраэс вернулся, они об этом ему сообщили. И затем один из них, Абенсеррах, снял два драгоценных золотых браслета, стоивших двести дукатов, и дал их Абиндарраэсу. Тот с радостью принял их, под звуки музыки надел на конец копья и затем, подойдя к балконам, где находились королева и дамы, протянул копье своей даме, прекрасной Харифе, и сказал ей:
– Прекрасная дама! Раз налицо оригинал, не печалит меня отсутствие портрета. Я сделал ради вас все, что смог, но судьба была против меня, и это не оттого, что в красоте вашей есть какой-либо изъян; лишь мое недостаточное искусство явилось причиной потери правого дела. За изобретательность мне дали вот эту награду; благоволите принять ее хотя бы только в память моего неуменья защитить вас как было должно.
Прекрасная Харифа засмеялась, с повеселевшим лицом взяла красивые браслеты и сказала:
– Я удовольствуюсь этим, поскольку оно выиграно изобретательным рыцарем. И если утрачен портрет мой, хорошо было бы, чтобы он попал в достойные руки, которые с ним по-хорошему обойдутся.
Прекрасная Фатима хотела ответить на слова Харифы, но не успела, так как в это время из улицы Сакатин на площадь выступила большая скала, настолько искусно сделанная, словно только что была отрезана от горной цепи; ее покрывало множество разнообразных цветов и трав, а внутри ее раздавалась красивая музыка различных инструментов, услаждавшая слух всякого, кто только ее слышал. Окружая скалу, ехало двенадцать рыцарей, одетых в великолепные одежды из темной парчи. Таким же было и убранство коней; сквозь их вырезные и покрытые блестками попоны виднелась подкладка из зеленой парчи, необыкновенно красивая. Все было расшито золотом. Оперение головного убранства коней состояло из зеленых и темных перьев большой ценности.
Все зрители с большим интересом смотрели на скалу и ждали, чем закончится ее появление. Скала между тем, достигнув балконов короля и королевы, остановилась, и тотчас из двенадцати рыцарей один, самый нарядный и мужественный на вид, соскочил с коня. В рыцаре все узнали Редуана, и всем очень понравилась его выдумка. И, наблюдая за его действиями, увидели, что Редуан обнажил свою красивую альфангу из дамасской стали и с решительным видом пошел к скале, но когда он находился от нее всего на расстоянии трех шагов, в ней распахнулись ворота и из ворот вырвался огромный язык пламени, заставивший доброго Редуана отступить на два или на три шага. После того как пламя скрылось туда же, откуда появилось, из скалы выскочило четыре отвратительных и свирепых дьявола; у каждого из них было в руке по огненному жезлу, и вчетвером они напали на Редуана; но последний сражался с такой отвагой, что загнал всех четырех обратно в скалу. Но едва они в ней скрылись, как оттуда выскочили четыре дикаря с палицами и вступили в бой со славным Редуаном, а он с ними; и после долгой борьбы дикари оказались побежденными и ввергнутыми обратно в скалу. Причем Редуан проник туда вслед за ними. И едва он вошел в скалу, как ворота захлопнулись и внутри раздались шум и крики, а затем их сменила услаждающая слух музыка.
Зрители были поражены и восхищены всем виденным.
Вскоре ворота в скале снова раскрылись, и оттуда вышел отважный Редуан в сопровождении четырех дикарей, несших драгоценную четырехстворчатую арку в форме раковины с множеством украшений. Под ней был установлен трон чрезвычайной ценности, весь из слоновой кости, белый как снег, и на нем две тысячи нарисованных и изваянных старинных историй; а на троне находился портрет ламы редкой красоты в платье из синей парчи. Платье было на подкладке из оранжевого шелка, видневшегося сквозь все разрезы. Каждый разрез был перехвачен золотой петелькой, и столь хорош был этот наряд, что всех восхитил.
Все сразу узнали портрет прекрасной Линдарахи из славного рода Абенсеррахов. За дикарями и портретом дамы следовали музыканты, а позади них демоны, закованные в серебряные, судя по виду, цепи. И когда вся эта компания вышла из недр скалы, последняя извергла огромные языки пламени и была ими пожрана целиком. Затем отважному Редуану подали нарядного коня, на которого он вскочил, не коснувшись ногой стремени, и, приветствовав короля и королеву, проехал к шатру закладчика. Подъехав к Абенамару вплотную, он обратился к нему с такими словами:
– Доблестный рыцарь! Насколько я знаю, условия игры заключаются в состязании на трех копьях, однако я предложил бы вам, ежели будет на то ваше согласие, ограничиться одним, чтобы не утомлять себя понапрасну скачкой туда и сюда.
– Ответь мне, низкий рыцарь и презренный негодяй: какой отчет дашь ты, чем оправдаешься перед прекрасной Галианой в потере ее портрета и нарукавника, утраченных из-за недостатка в тебе мужества и ловкости? С каким лицом предстанешь ты перед ней? О, Магомет, предатель, пес, коварный обманщик! Вместо того, чтобы благоприятствовать моим надеждам, ты изменил мне! Скажи, собака, ложный пророк, не обещал я тебе разве принести обильные золотые дары и сжечь множество благовоний на твоих алтарях, если ты дашь мне победу в этот день?… Почему же, коварный, ты оставил меня?… Так, клянусь же аллахом, за такую обиду, лживый дон Магомет, я выйду из твоей секты, где одна только ложь, и стану христианином, ибо религия христиан лучше, и даю клятву рыцаря: где бы и когда бы ни пришлось мне услышать твое имя, я буду хулить его!
Это и еще многое другое говорил отважный Саррасин, жалуясь на свою печальную судьбу и на Магомета [54].
Но если он был полон досады и гнева, то не менее его разгневалась прекрасная Галиана, и хорошо всем был виден гнев, наполнявший ее душу. Но она всячески старалась скрыть свою печаль и разговаривала с королевой и другими дамами, которые утешали ее, говоря, что она вольна посмеяться от всего сердца над тем, что рыцарь проиграл ее портрет. «Меня это ничуть не огорчает. – отвечала прекрасная Галиана, – это дело рыцарей». Но, хотя она и говорила так, в сердце чувствовала иное. Самой же себе она говорила: «Ах, рыцарь Абенамар! Как ты щедрой рукой отомстил мне за мою к тебе неблагодарность! Теперь себе на славу мой портрет и нарукавник, вышитый мною с такими стараниями, ты приносишь в дар своей даме, столь гордой победой своего рыцаря».
Так говорила она себе и не настолько безучастно, чтобы ее глаза не свидетельствовали о внутренних мучениях: они были полны слез. Ее сестра Селима утешала ее и упрашивала скрыть перед королевой и дамами свои чувства. Галиана, притворяясь, как только умела, старалась казаться веселой и незаметно вытирала платком глаза.
В это время на площади раздался шум, все взглянули по его направлению и увидели, как по улице Эльвиры выступал огромный змей, извергавший из себя пламя. За змеем следовало тридцать рыцарей в одеждах белого и лилового цвета. Перья на их шлемах и убранство их коней были тех же цветов. В середине кавалькады шел конь без всадника в украшениях и попоне из лиловой и белой парчи с одноцветным плюмажем на голове. Процессия сопровождалась звучной и стройной музыкой гобоев и флейт. Огромный змей сделал круг по всей площади и, остановившись перед окнами, из которых смотрели король, королева и весь двор, начал усиленно извергать из себя пламя; множество искр сыпалось, громко трещал огонь и раздавались взрывы. Так весь змей сгорел и изошел в огне, его оболочка распалась, и из нее показался рыцарь в одежде из лиловой и белой парчи, богато расшитой золотом и серебром; перья плюмажа тоже были лиловые и белые. С ним находились четыре дикаря, державших трон, обитый лиловым бархатом, причем гвозди обивки были из золота. На троне стояло изображение дамы, в которой все сразу узнали Харифу, а в рыцаре – отважного Абиндарраэса. Изображение было одето в пышное платье из белой и лиловой парчи, обшитой золотом и осыпанной блестками. Парче не было цены. Портрет был настолько хорош, что равнялся оригиналу.
Король, королева и все присутствовавшие взглянули на прекрасную Харифу, в тот миг покрасневшую от благородной стыдливости и еще более похорошевшую от этого. Королева сказала ей:
– Теперь, прекрасная Харифа, наступил час, когда мы увидим храбрость вашего рыцаря и храбрость Абенамара, а также какому из двух портретов достанется слава победы.
– Пусть судьба делает, как знает, – отвечала ей Харифа, – я же с одинаковым лицом приму оба исхода.
На этом они замолчали и стали смотреть на то, что будет делать отважный Абенсеррах; все очень удивились, увидя, что ни он, ни его четыре дикаря, ни портрет Харифы совершенно не пострадали от огня большого змея.
Отважный рыцарь тотчас потребовал своего коня, ему его подвели, красивого, белого словно снег, птицей вскочил в седло и, сопровождаемый рыцарями, с ним явившимися, и четырьмя дикарями, несшими трон с портретом Харифы на нем, объехал всю площадь кругом с таким изяществом, что все смотревшие пришли в восхищение. Достигнув того места, где находился отважный Абенамар, четыре дикаря остановились, поставив трон у себя на плечах так, чтобы портрет был всем хорошо виден.
Храбрый Абиндарраэс подошел к хозяину праздника и сказал ему:
– Доблестный рыцарь! Не угодно ли вам, на условиях данного праздника, соревноваться со мной на трех копьях?
– В добрый час, – ответил ему Абенамар, – я здесь нахожусь как раз для этого.
С этими словами он взял в руки копье, сделал на коне разбег, бурей помчался к кольцу и, промчавшись под самой веревкой, нанизал кольцо на конец своего копья. Затем отъехал шагом, приказав укрепить кольцо на прежнее место.
После этого отважному Абиндарраэсу, ничуть не смущенному, подали копье. Он проехал нужное.для разбега расстояние и затем, пустив своего коня с быстротой орла, домчался до кольца и точно так же нанизал его себе на копье. Среди зрителей поднялись шум и крики, но все вскоре смолкло, и все стали дожидаться, чем кончится состязание на остающихся копьях.
Устроитель праздника, раздраженный успехом своего соперника, вернулся на ристалище и во второй раз сорвал кольцо. Настал черед могучего Абиндарраэса, и он точно так же в одно мгновение нанизал кольцо себе на копье.
Большой шум стоял на площади, и все говорили: «Закладчику нашелся достойный противник!»
Взглянувший в тот миг на Харифу и Фатиму сразу увидел бы, с каким страхом дожидаются они третьего копья и насколько ни той, ни другой не хочется, чтобы ее рыцарь проиграл. «Святой аллах! Чем это кончится?…», – шептали они обе.
Затем воцарилась глубокая тишина, словно на площади не было ни одной живой души. Могучий Абенамар взял третье копье, в третий раз сделал разбег, пришпорил коня, помчался к цели, как ветер, и, к немалой славе его и прекрасной Фатимы, кольцо оказалось у него на копье.
А прекрасная Фатима после счастливого для себя исхода игры глянула на Харифу и, увидев, что та вся переменилась в лице, смеясь сказала ей:
– Сестра моя Харифа! Незачем так преждевременно меняться в лице! Вашему рыцарю остается еще одно копье, и может так случиться, что он еще ничего не потеряет.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – заметила королева, – большое будет чудо, если Абиндарраэс и на сей раз выиграет кольцо.
Тут они устремили взгляды на Абиндарраэса и увидели, как он взял новое копье, сделал разбег и, с громким кличем устремив своего коня, помчался будто стрела, пущенная из стального лука. Но на этот раз он был не так счастлив, как в два предыдущих, ибо теперь он не сорвал кольца, хотя и коснулся его острием копья.
Тотчас же зазвучали трубы и гобои закладчика в знак радости по случаю одержанной победы. Судьи призвали к себе Абиндарраэса и сказали ему, что он проиграл, на что он, сохраняя на лице веселое выражение, ответил: «Ясно было, что один из двух должен был проиграть, и если Магомет пожелал, чтобы проиграл именно я, мне на это нечего возразить». И хотя могучий Абиндарраэс и говорил так, иначе было у него в груди: ни за какие сокровища в мире не хотелось бы ему потерять портрет своей Харифы.
А тем временем под радостные звуки музыки портрет Харифы был поставлен к подножию портрета Фатимы, рядом с портретом Галианы.
Находившаяся рядом с Харифой королева со смехом сказала ей:
– Скажи мне, милая Харифа, ты более не опасаешься, что портрет Фатимы попадет к тебе в руки? Разве я не говорила тебе, что коней, венчает дело? Созерцай же теперь свой портрет у ног портрета Фатимы. Разве тебе неизвестно, что Абенамар – один из самых лучших рыцарей двора и что ни Абиндарраэсу, и никому другому с ним не сравняться? И не думай, что дело ограничится этими двумя побежденными портретами, – их окажется больше, нежели ты предполагаешь.
Харифа возразила на это:
– Пусть несчастен был жребий Абиндарраэса, но я утешаю себя тем, что другие окажутся счастливее его.
И отважный Абиндарраэс покинул площадь вместе со своей свитой и четырьмя дикарями. Но судьи велели его вернуть, потому что они решили между собой, что он заслуживает некоторой награды за свою изобретательность. И когда Абиндарраэс вернулся, они об этом ему сообщили. И затем один из них, Абенсеррах, снял два драгоценных золотых браслета, стоивших двести дукатов, и дал их Абиндарраэсу. Тот с радостью принял их, под звуки музыки надел на конец копья и затем, подойдя к балконам, где находились королева и дамы, протянул копье своей даме, прекрасной Харифе, и сказал ей:
– Прекрасная дама! Раз налицо оригинал, не печалит меня отсутствие портрета. Я сделал ради вас все, что смог, но судьба была против меня, и это не оттого, что в красоте вашей есть какой-либо изъян; лишь мое недостаточное искусство явилось причиной потери правого дела. За изобретательность мне дали вот эту награду; благоволите принять ее хотя бы только в память моего неуменья защитить вас как было должно.
Прекрасная Харифа засмеялась, с повеселевшим лицом взяла красивые браслеты и сказала:
– Я удовольствуюсь этим, поскольку оно выиграно изобретательным рыцарем. И если утрачен портрет мой, хорошо было бы, чтобы он попал в достойные руки, которые с ним по-хорошему обойдутся.
Прекрасная Фатима хотела ответить на слова Харифы, но не успела, так как в это время из улицы Сакатин на площадь выступила большая скала, настолько искусно сделанная, словно только что была отрезана от горной цепи; ее покрывало множество разнообразных цветов и трав, а внутри ее раздавалась красивая музыка различных инструментов, услаждавшая слух всякого, кто только ее слышал. Окружая скалу, ехало двенадцать рыцарей, одетых в великолепные одежды из темной парчи. Таким же было и убранство коней; сквозь их вырезные и покрытые блестками попоны виднелась подкладка из зеленой парчи, необыкновенно красивая. Все было расшито золотом. Оперение головного убранства коней состояло из зеленых и темных перьев большой ценности.
Все зрители с большим интересом смотрели на скалу и ждали, чем закончится ее появление. Скала между тем, достигнув балконов короля и королевы, остановилась, и тотчас из двенадцати рыцарей один, самый нарядный и мужественный на вид, соскочил с коня. В рыцаре все узнали Редуана, и всем очень понравилась его выдумка. И, наблюдая за его действиями, увидели, что Редуан обнажил свою красивую альфангу из дамасской стали и с решительным видом пошел к скале, но когда он находился от нее всего на расстоянии трех шагов, в ней распахнулись ворота и из ворот вырвался огромный язык пламени, заставивший доброго Редуана отступить на два или на три шага. После того как пламя скрылось туда же, откуда появилось, из скалы выскочило четыре отвратительных и свирепых дьявола; у каждого из них было в руке по огненному жезлу, и вчетвером они напали на Редуана; но последний сражался с такой отвагой, что загнал всех четырех обратно в скалу. Но едва они в ней скрылись, как оттуда выскочили четыре дикаря с палицами и вступили в бой со славным Редуаном, а он с ними; и после долгой борьбы дикари оказались побежденными и ввергнутыми обратно в скалу. Причем Редуан проник туда вслед за ними. И едва он вошел в скалу, как ворота захлопнулись и внутри раздались шум и крики, а затем их сменила услаждающая слух музыка.
Зрители были поражены и восхищены всем виденным.
Вскоре ворота в скале снова раскрылись, и оттуда вышел отважный Редуан в сопровождении четырех дикарей, несших драгоценную четырехстворчатую арку в форме раковины с множеством украшений. Под ней был установлен трон чрезвычайной ценности, весь из слоновой кости, белый как снег, и на нем две тысячи нарисованных и изваянных старинных историй; а на троне находился портрет ламы редкой красоты в платье из синей парчи. Платье было на подкладке из оранжевого шелка, видневшегося сквозь все разрезы. Каждый разрез был перехвачен золотой петелькой, и столь хорош был этот наряд, что всех восхитил.
Все сразу узнали портрет прекрасной Линдарахи из славного рода Абенсеррахов. За дикарями и портретом дамы следовали музыканты, а позади них демоны, закованные в серебряные, судя по виду, цепи. И когда вся эта компания вышла из недр скалы, последняя извергла огромные языки пламени и была ими пожрана целиком. Затем отважному Редуану подали нарядного коня, на которого он вскочил, не коснувшись ногой стремени, и, приветствовав короля и королеву, проехал к шатру закладчика. Подъехав к Абенамару вплотную, он обратился к нему с такими словами:
– Доблестный рыцарь! Насколько я знаю, условия игры заключаются в состязании на трех копьях, однако я предложил бы вам, ежели будет на то ваше согласие, ограничиться одним, чтобы не утомлять себя понапрасну скачкой туда и сюда.